Я лечу к тебе Мама 8-я глава

                -8-

…Идет он тем лугом, где отец его косил траву. Только одуванчики теперь не желтые, а уже белые, пушистые. От ветра меленькие белые зонтики разлетелись повсюду, и от этого вокруг белым-бело и ногам ступать так мягко и тепло. Гриць подходит к самому краю кручи. К той самой, с которой он когда-то упал. И внизу все также гремит, переворачивая камни, быстрый Днестр. - Какое сегодня теплое и нежное солнце. А вон и дед сидит в траве, все нюхает её и растирает загрубевшими своими пальцами. Все размышляет, не пора ли ее собирать на лекарства? - Дед, а ты что, не умер? – Спрашивает вдруг Гриць у деда, и тот его слышит, и отвечает: - «…Веруй бо в Мя, рекл еси, о Христе мой, жив будет и не узрит смерти во веки…» - А вон и мама, тоже живая, машет мне рукой, идет тропинкой к отцу, наверное, несет в узелке ему еду. И старый наш волк бежит впереди неё. А, увидел меня? Бежишь ко мне? Радуешься, что нашел меня? - И так ему любо стало, так славно, как давно уже не было. Вот он оглянулся на речку, посмотрел на пенящуюся воду. Но вдруг ударил гром. - Почему ударил гром? Дивно и чудно, солнце и гром? - И снова голос деда: - «Когда дождь и солнце грибы будут. Бог даст, не помрем с голоду». - Но почему я стою на краю кручи над самою водой, ведь меня молнией может ударить? Ай, и правда, ударила, и почти рядом со мной…-
Гриць, вздрогнул, и уже увидел настоящий снег, и свои босые ноги, по колено утонувшие в том снегу. И сильную руку рыжего солдата, что держит за руку Гриця, крепко сжимая её. Потом снова ударил гром, солдат падая, заслоняет собой Грицька. И Гриць видит опускающуюся на него широкую спину, но огненной стрелой молния все же вонзается и ему в грудь, от чего ему стало сразу нестерпимо жарко, а на белом снегу появились горячие красные пятна, и они сразу превратились в красногрудых снегирей. Снегири кувыркаются в глубоком снегу, ныряют и выныривают из него, взлетают, невысоко, и снова садятся на снег. Гриць взмахнул руками. - Летите, летите домой, а то замерзнете. - И сам вдруг сделался птицей, взмахнул руками - крыльями и полетел прямиком на солнце. И услышал свой крик, и почему-то не птичий, а человеческий:
- Я лечу, я лечу! Мама!
…Небо стало синее, синее с маленькими пушистыми облаками. На одном из них Гриць увидел маму. Все такую же молодую, красивую с черными волосами. Она ему улыбалась, радостно махая рукой:
 - Мама! Мама! Я лечу к тебе, мама!
Услышав еще раз свой голос, Гриць обрадовался и еще стремительней полетел навстречу. Но тут облака расступились, и он увидел необыкновенное сияние, исходившее не от солнца, а отчего-то более яркого. На том месте вдруг появилась фигура женщины с ребенком на руках. Длинное цвета васильков одеяние было обрамлено малиновой тесьмой. Женщина ласково улыбалась. А маленький мальчик радостно тянул к нему ручки. По телу Грицька растеклась сладостная истома. - Я это уже когда-то видел, это уже когда-то было со мной… - Мелькнула мысль. И тут Гриць понял: - Это же Пресвятая Дева Мария с нашим  Спасителем, с Младенцем с Иисусом Христом на руках. - Тут он понял, что он уже не летит, а как бы парит в воздухе. И так ему хорошо, светло и неимоверно радостно на душе стало. Но тут Царица Небесная подняв руку, перстом словно указала ему на что-то, слегка покачав головой, и Гриць догадался, что его за что-то ругают, но очень ласково. Гриць опустился на колени, хотел прижаться губами к подолу ее платья, как вдруг все исчезло, и он опять полетел. Раскинув руки, он мог делать всякие движения, как птица, даже не махая руками, он продолжал лететь, и, прижимая руки к телу, он тоже мог лететь. Над ним синело чистое небо, а под ним внизу цвели сады. - Как буйно они цветут, как радостно мне на душе. - Мелькали маленькие белые хатки, утопающие в цветущих вишнях. Яблоневые сады благоухали медовым ароматом. Пенье птиц дополняло это дивное виденье. - А вот маленькие кусты, алой бахромой облеплены японские вишни, и все здесь, на Благословенной моей земле растет. «Палку воткни - расцветет буйным цветом». – Это снова дед, его, Грицька поучает.
А вот и черешня. Я узнал ее, это же мамина черешня. – И Гриць увидел свой дом, пустой и темный. Дверь распахнута настежь, в холодном доме пусто. Молоденький котенок, скрутившись в комочек на кровати - замерз. Лежит бездыханно в клетке белка. Затем он увидел деревянный сарай, посредине две могилы, на которых навсегда остался лежать их старый, преданный волк. - Почему, почему я не плачу? Ведь это так страшно, так больно видеть. - В ответ он услышал голос деда Семена. – «В жизни ко всему можно привыкнуть и все на свете вытерпеть, только голод сынку, не как не перетерпишь». - Да, не перетерпишь, а они остались одни, и их некому было накормить.
 И снова его подхватил поток ветра, и он снова быстро полетел. Он увидел крайние дома местечка, изуродованную кузницу, где лежал изувеченный дед Сёма. - Когда-то он был такой веселый и добрый кузнец. Он даже после смерти сжимает в руках свою кувалду. - Потом он увидел пустые и разграбленные дома других евреев. В них качались пустые колыбели и валялись, раздавленные сапогами, детские игрушки и фотографии. Но, ветер понес его дальше в яр, где и лежали хозяева этих домов. Над их трупами наклонялась женщина, она ласково гладила их лица. Рядом с ней, также обходя расстрелянных, склонялись двое мужчин. Он увидел еще собаку, она тихо скулила, упорно гребя лапой. И к ней уже спешит ее хозяйка в белом сестринском фартуке, и её спутники. Они прикладывают немало усилий, что бы приподнять и оттащить два взрослых трупа лежащих поверх живой еще девочки, на шее которой сверкнул крестик. Татьяна берет на руки, залитую своей и чужой кровью, девочку, а татарин, сняв свой изношенный халат,  заворачивает в него ребенка, чтобы никто не увидел, что они будут нести. И Татьяна, точно знает, что делать дальше, она уже бежит с девочкой на руках, в сопровождении своей собаки в сторону виднеющихся крайних хат их городка. А Юсуф и Вильям продолжают сносить в одну могилу, что бы по-человечески похоронить, бывших жителей еврейского местечка.
И уже новый поток ветра понес Грицька, в когда-то красивый с чудными деревьями парк, а теперь с разбитым фонтаном и изуродованными маленькими скульптурами, к большому желтому дому с белыми колоннами. На нем теперь две таблички, сохранившейся старая: - «Дом культуры», и ниже, новая, на немецком языке: - «Госпиталь». В нутрии дома Гриць увидел длинные ряды кроватей, на которых лежали раненные немцы, а, между ними ходит тетка Кристина. Лицо у нее строгое, губы поджатые. Но как сразу меняется выражение её лица, когда она склонялась над искалеченным, стонущим больным. «…Благотворением и честью уравнивай верный, или убийца, тем паче, что он брат тебе, одной с тобой природы…» - Услышал Гриня голос деда, цитирующего святые книги.
Дальше Грицька закружило, закачало, и он плавно полетел через весь городок. И увидел он уже не цветущие деревья, а обгорелые их стволы. Разрушенные и почерневшие хаты, исколотую и изрытую бомбами землю. - Украина, моя… Маты ридная моя…. Что же сделали с тобой, земля моя? - Бешено забилось сердце, хоть раньше ему казалось, что он его не ощущал совсем. – Мий риднесенький край, моя земля… - Гриць, от охватившего его ужаса, захотел закрыть глаза, но они не слушались его, в мозгу звучал поучающий голос деда. – «Возлюби ближнего своего, как самого себя…» Разве только моя…? А как же добрый татарин Юсуф, разве не его это земля? Разве не здесь он нашел свой дом? А Вилька, не уехал в Германию, когда всех немцев туда высылали, он остался навсегда там, где осталась жить его единственная любовь. И он посвятил ей, свою жизнь. А Блаженная Татьяна, польская княжна, разве не на своей земле, спасала каждого, кто в этом нуждался? А отец Адам, он же грек, он приехал поднимать православие там, где его задавили шляхтичи, и похоронил здесь, на этой земле, единственного своего сына. Разве не с любовью и молитвой он окроплял святой водой эту землю, теперь и его землю…? А, «бабусенька», видно по говору, что с белорусов, но она пустила в этой земле свои «корни». Разве не её это земля, на которой она, не задумываясь о своей жизни, встала на защиту моей…? А крепкий и сильный, словно с дедовых сказок богатырь, рыжий красавец, грузин, заслонивший меня от пуль, разве это не его теперь земля? Он защищал ее, он погиб на ней, и она приняла его. А московский парнишка, согревая меня своим телом, сам замерз, даже не поняв, что зовут его Николай, и что родила и вскормила его гордая француженка. Разве не ее сыну, русскому летчику принадлежит моя земля?
 Им, ибо она им тоже матерью стала, значит, они «братья и сестры» мои! Ни ради ли этого они все это сделали? - И Гриць стремительно полетел вниз к земле, закрыв глаза, сколько боли и крови успели увидеть они. - Не могу, не хочу больше видеть ничьих смертей!- заплакал он.
 - И тут он почувствовал запах Ночной фиалки и открыл глаза. - Так пахнет Матиола, нет так, наверное, пахнет любовь… - Он летел над хатой тетушки Кристины. И там, на подворье он увидел, как стояли, обнявшись, Мария и Иоганн. Девушка громко рыдала, уткнувшись в плечо любимого. Солдат пытался объяснить что-то девушке, но из русских слов звучало только:- «Мария! Мария!» - Немец о чем-то умолял девушку. Грицьку стало понятно, что они прощаются.
 - «Свет любви обильного прощения Божия нисходит на нас и делает для нас то, чего нам одним никогда бы не совершить…» - Это голос деда, он не покинул своего внука, он продолжал учить его. – Ах, вот оно, что? Людям, Самим Создателем и Богом нашим, был послан великий Дар, великий дар – любить, любить и отдавать свою любовь другим. А я раньше видел в своем мире природы только инстинкты и привязанности. Я теперь понял тебя, дед Семен, что значат твои слова: - «Любить сердцем»! Это - когда в одной колыбельке и у одной груди, двое детей, разной веры и разных народов. Это, значит - любить сердцем! И когда из двух враждующих стран, он и она прощаются навсегда, чтобы любить друг друга вечно. Это, значит - любить сердцем! И когда своими руками, одним махом, уродуешь свою красоту, чтобы на всю жизнь остаться не узнанным, но рядом с сыном. Это, значит - любить сердцем! И когда рискуешь своими собственными детьми, ради жизни чужого ребенка. Это, значит - любить сердцем! И это когда ты теряешь свой рассудок но, приобретаешь милосердную душу ко всем страждущим. Это, значит - любить сердцем! И как летчик Санька или богатырь-грузин; «Свой живот положить задруги своя». Это, значит – любить сердцем!
И тут Гриць начал стремительно падать все ниже и ниже, но еще успел, увидеть дымящийся костер в землянке. За тем самым стогом сена, где грелись и пели свои песни, цыгане. А еще он заметил сидящую огромную птицу, на крыше их навеса. И тогда он догадался: - Эта птица цыган, она, наверное, просто провожала маму домой. Значит, отец ничего не знает, о беде, случившейся с нами, и поэтому, он будет еще жить! Потому что будет верить! И это тоже значить - любить сердцем!
 Я все теперь понял, дед Семен! Господь Бог создал нас по образу своему и подобию одинаковых. А мы, грешные, забыли об этом! Он дал нам разную кожу и языки! И велел любить и понимать друг друга сердцем. А, мы, грешные, забыли об этом! ...
… Так сколько же, еще нужно смертей, сколько еще слез и крови надо пролить?! Чтобы мы, грешные вспомнили, зачем мы пришли в этот мир!?
И Гриця снова быстро понесло вверх, и под ним опять были цветущие сады…