Отрывки из романа 21 века. Гл. 2
После трех лет пребывания в США Глеб Шумалов возвращался домой. Он не узнавал родной город. Было раннее утро, а город, казалось, еще не засыпал. Зеркальными витринами зазывали супермаркеты, минимаркеты поскромнее, но тоже призывно сообщали: «Мы открылись». Всюду, где только можно было приткнуться, были выставлены сотовые телефоны, пиратские видеодиски, «кока-кола», «пепси-кола», пиво и другие напитки. И все это сверкало, зазывалой, предлагало в бесконечном хороводе безмерного и все ускоряющегося потребления с единой целью: «Купи! Купи! Купи!».
И вот его родная пятиэтажка. Здесь он родился, вырос, но ничего не узнавал. Напротив его пятиэтажки строились невиданного проекта особняки, с островерхими крышами, мезонинами и высокими заборами. Вдоль заборов под полотняными зонтиками стройными рядами голубели ели, сосны, арча и какие-то заморские низкорослые деревья со множеством больших белых и розовых цветов. Между ними ровно расстилалась газонная трава. И только, казалось уже давно не стареющая бывшая медсестра Гуля-апай пасла своих коз и баранов.
Здравствуйте, Гуля-апай, - окликнул ее Глеб, - все коз своих пасете?
– Пасу, пасу, да вон их сколько стало, уже не успеваю, да и пасти негде, олигархи, видишь, понастроили, все участки огородили, - ответила она, козырьком ладони прикрывая глаза. – Постой, постой, ты же Глеб? Это я тебя принимала у матери твоей Тамары. А где это ты был, давно не видела тебя?
- Уезжал я, Гуля-апай, в Соединенные Штаты. На три года.
- Ну, надо же, а казалось, недавно тебя видела. Летит время. Ну и как там, в Соединенных Штатах?
- Как? Резервации там для белых. Черных и цветных больше половины.
- А ты, что там делал?
- Японцев на велорикше возил.
- Уставал?
- А как же. Вот домой приехал отдохнуть.
- Вот то-то, дома всегда лучше, ну иди, иди. Небось, Диляра заждалась.
Глеб подошел к своему подъезду и на мгновение растерялся, стояла дверь с домофоном. Он нажал кнопку своей квартиры и услышал родной голос Диляры: - Кто это там? – Это я Глеб.
- Ой-бой, - вскрикнула жена, - приехал?!
Птицей взлетел он на третий этаж, в дверях стояла его милая Диляра. Если сказать, что это была восточная красавица – ничего не сказать. Она – это дитя грации и восточной загадочности. Огромные с томной поволокой глаза, смотрели на Глеба вопросительно и недоверчиво, казалось, сейчас она упадет без чувств.
– Как же долго тебя не было – наконец выдохнула она и бросилась к нему на грудь. Он ее подхватил, как бывало, и понес в спальню. Она целовала его, сквозь сдерживаемые рыдания.
– А Кант у себя? – спросил он, так они между собой называли меленького Иммануила. Для нее, ее сынок был - сахар, а для отца – маленький философ. Это он при рождении сына настоял назвать его в честь Канта Иммануилом. А ей нравилось, что сыночка можно называть разными именами, Иман, Маник, Нурик, Иля. Это хорошо, сатана, то есть шайтан запутается. Неслучайно бабушка назвала своего внука Ибрагима Абаем. Да и дедушка был рад, Кант – его любимый философ. - Имя редкое, - говорил он, - а как корабль назовешь…
- Нет, он в Торжане. Глеб отпрянул и сел на постель.
– Ты, что его сдала в круглосуточный детсад?
- - Я же тебе говорила, что в круглосуточный. Я не стала говорить по телефону, что заведующая детсадом, некоторых детей не проводила по спискам, а когда это обнаружилось, заставила воспитателей за весь год журналы переписывать. Ты редко мне звонил, все время занят был? Почему-то из разных городов?
Не мог же он сразу сознаться, что все три года был на нелегальном положении, поэтому звонил время от времени. Русская диаспора социалистов, в которую он вошел сразу же по приезду, поручила ему создать профсоюз среди русскоязычных эмигрантов. И ему надо было знать своего врага. Поэтому ночами ему приходилось читать, в том числе эту нудную книжку Айн Рэнд.
Диляра вдруг спохватилась и испугано вскрикнула:
— Ой-бой, опоздала!.. Бежать, бежать надо, Глеб!..
И уже с какой-то стальной ноткой произнесла: - Мне пора, к открытию супермаркета, я опаздывать не могу. Вечером поговорим.
- Да какой супермаркет? У тебя муж приехал. А ты. Побегу.
- Не могу. Я не могу опаздывать.
- Ты какая-то стала другая. Я поеду в школу.
- Наверное. Нет, в школу не надо. В субботу заберем.
Глеб бесцельно бродил по квартире. Диляра его, Диля, как он ее звал в минуты близости, стала какая-то другая. В его кабинете было все так же как и три года назад. Тогда после того как их пединститут влили в международный университет, турки постепенно сократили русскоязычные группы и в один злополучный день завкафедрой сообщил, что ему Шумалову часов не хватает. Глеб стал искать себе работу, в Торговом центре, затем в Проктерэндгэбел, а потом нашел приглашение в испано-американский институт. Депрессия и апатия все больше корежили Глеба. Благо отец тогда дорогу оплатил. Но в США в первый же день у него украли паспорт. В посольстве выдали какую-то справку на возвращение, сказали, возможно, паспорт найдется. Занятия в институте были по вечерам, а днем они с другом подрабатывали велорикшами. Возили туристов по Манхетену. Жили, по началу, в Бруклине, где и встретили бывших соотечественников. Артур нашел армянскую бригаду, с которой они открывали какие-то мастерские,а потом банкротили, а Глеба пригласили социалисты организовать среди русскоязычных рабочих профсоюз. Еще дома, во время работы в Проктере, капитализм показал ему свой звериный оскал, когда каждого могли уволить, без всякого предупреждения, и защитить бедолагу было некому. Нависало страшное слово «безработица» — катастрофа, трагедия, разверзшаяся под ногами бездна… У него еще тогда возникала идея создать профсоюз, но отъезд не дал осуществить этот замысел.
Поначалу Глеб организовал профсоюз среди велорикш. Надо было избрать председателя. Но американцы не настолько тупы, как говорит сатирик Задорнов. Когда Глеб сказал, что эта должность будет оплачиваться, многие захотели. Труднее было заключить трудовое соглашение. Во-первых, с кем его заключать? Оказалось, что у американских велорикш Манхэтена был профсоюз и он даже потребовал упорядочить выдачу лицензий, так как до нашествия студентов из восточной Европы – велорикши были одной из самых высокооплачиваемых профессий. Глеб с полгода крутил педали и пришел к выводу, что это действительно так. Велорикши-таджики берут за тур по парку не менее 80 долларов и не уступят.
- Ладно, хватит воспоминаний, - сказал себе Глеб и, приняв душ, отправился в соседний подъезд к родителям. Отец был дома, как всегда сидел за компьютером.
- Сынок, вернулся, - радостным возгласом, он приветствовал Глеба. – Небось, ты еще и не ел ничего. Диляра убежала на работу, она теперь вся в делах. В столовой он принес свой термос с зеленым чаем, сколько себя Глеб помнит, отец всегда пьет зеленый чай.
- Ты сам, Глеб, посмотри, что есть в холодильнике, бери. Когда они уселись возле стола, отец задал вопрос, который давно уже висел в воздухе. – Как я понимаю, ты не все мог сказать по телефону или скайпу, и все же чем ты там занимался?
Глеб ответил не сразу: - Социализм в Штатах строил, - произнес он неожиданно. – Социализм с чего начинается? С профсоюзов. Вот я и занимался организацией социалистических профсоюзов. Здесь то мы все потеряли. А там социалисты на поводу у этой маразматички Алисы Розенбаум идти не желают.
- Ты прав здесь мы все проср… И, я думаю, не из-за меченного и пьяницы. Уж больно мы поверили, в свое время Никите, хотя и посмеивались над его обещанием: «Нынешнее поколение будет жить при коммунизме», а ведь архетип этот запал в подсознание моего поколения. Образование – бесплатно, лечение – бесплатно, квартиры – бесплатно! Халявное выросло поколение – первое послевоенное поколение.
- Так, ты думаешь, - это твое поколение виновато?
- Не только мое, начиная с 60-дясятников, сформировался уникальный мировой феномен – советская интеллигенция «самой читающей страны в мире». И это было действительно так.
В магазин подписных изданий сутками стояла очередь: от профессора до секретарши – все непременно хотели подписаться на собрания сочинений Аристотеля, Платона, Толстого, Чехова, Достоевского - все вот эти книги моей библиотеки из того магазина. Выпускали их миллионными тиражами и все-таки всем не хватало. Сейчас передергивают. Не колбаса, а книга была вожделенным продуктом. Подписку «доставали» по блату. Власть, подстегивая уровень образования, «наплодила» дикое количество образованных людей. Даже появилось такой термин «рабочий-интеллигент», помню, М. Руткевич отстаивал его. Она, эта интеллигенция не хотела жить по принципу: «мы делаем вид, что работаем, а государство делает вид, что справедливо оплачивает наш труд». И в какой-то момент все чаще стал возникать вопрос: а почему если мы такие умные, то такие бедные?
- Ты знаешь, отец, американцы из ниже среднего класса, а таких в Штатах половина, у меня спрашивали, что в Союзе, действительно, было и образование, и лечение, и жилье бесплатно? Услышав утвердительный ответ, говорили: - Хочу социализм в Штатах. – Ты знаешь, где мы проиграли американца? Нет, не в космосе. В школе.
- Половина американцев, по их меркам – это бедные люди. Сейчас 50% американцев не платят части федеральных налогов или платят очень мало, так как они бедны. Они живут в бедных районах, лечатся в муниципальных больницах, учат детей в муниципальных школах, причем в основном до девятого класса. Путь к высшему образованию таким детям заказан. Но в школе, им постоянно рассказывают: какая великая страна США, они покажут на карте каждый штат, расскажут: кто был и двенадцатый, и тринадцатый президенты, а где находится Лондон, или Париж, или Москва – это им не интересно, они не знают. Поэту они патриоты своей страны до мозга костей. Прижать руку к сердцу во время исполнения гимна и вывесить национальный флаг – это в порядке вещей – так должно быть, а не иначе. В школе они учатся патриотизму, а не знаниям. Узко профилированное знание они получат, приобретая специальность, покупая за деньги. Поэтому эти знания они ценят.
-Так это зомбирование?
- Наверное, так. Тем более, четверть населения американцев вырастило поколение, которое еще нигде не работало и работать не хочет. И большая часть из них – это афроамериканцы. В Детройте, в бывшей столице автомобилестроения белое население составляет всего около десяти процентов. Там самая высокая безработица. А что значит не иметь работы? Труд — святая святых, отнять его у рабочего — значит лишить жизнь всякого смысла. А значит целое поколение лишено смысла жизни.
- И что же ты намерен делать теперь здесь?
- Будем заново строить социализм.
Поздно вечером с работы вернулась Диляра.
Глеб все-таки уговорил ее съездить к Канту. Мальчишка, конечно, не узнал отца и только застенчиво улыбался, прячась за маму.
- Имка, иди ко мне, - звал он сына.
- Я не Имка, я Кантик, - отвечал тот, прячась.
Вечером Диляра рассказала, что она заказала у Гули-апай барана для Кудая, который необходимо пожертвовать в связи с возвращением Глеба. Теперь она исполнительный директор бывшего универсама и весь коллектив ждет от нее Кудая.
- Это какое-то средневековое язычество, - заметил Глеб.
- В мифологии тюркских народов и фольклоре Кудай, - словно лекцию стала рассказывать Диляра, - вместе со своим братом Эрликом, создавал сушу и растения, горы, моря, деревья. Он сотворил из глины человека, а Эрлик вдохнул в него душу. Кудай создал первых животных — коня, овцу, корову, а Эрлик — верблюда, медведя, барсука, крота. Кудай спустил с неба молнию, повелевал громом. Он состязался с Эрликом, который проиграл ему в споре кому быть творцом, а затем они разделили народ между собой. Имел девятерых сыновей, от которых берет начало такой род как кыпчак, майман, тодош, тонжаан, комдош, тьюс, тогус, кузен, кердаш. Ничего не поделаешь, обычай есть обычай, - закончила Диляра и добавила:
- Все идет через меня: и сбор денег за аренду и налоги, которые необходимо выплачивать, и ремонт, и работа кондиционеров, словом все, без меня универсам станет. Вот мне и говорят, что торговли не будет, если Кудая не поблагодарим за твое возвращение.
- Да, но ведь вы все сегодня реализуете китайские или турецкие товары, а в городе, где живет 750 тысяч человек, из них одна треть – женщины, нет ни одного предприятия, где востребуется их труд. Фабрика мужской одежды «Восход», носочная фабрика «Эластик» зачахли.
- Что делать, справедливость в том, что они не выдержали конкуренции и должны были уйти.
- Но при этом остались без работы сотни женщин.
- Таковы законы рынка.
- Более того в помещениях фабрик открылся частный университет, который выпускал полузнаек.
- Но, это вопрос не ко мне.
- И к тебе тоже. Если бы твои реализаторы, как их теперь называют, продавали товары этих фабрик, то они бы выжили.
Глеб взял со стола самиздатовский экземпляр книги «Атлант расправил плечи», которой он достал перед отъездом в Штаты. Он пытался понять, почему книжка Айн Рэнд возымела такое воздействие на американцев. Открыл наугад:
«В его памяти каждый день Детства был словно залит ярким, ровным солнечным светом, ему казалось, будто несколько солнечных лучей, даже не лучей, а точечек света, долетавших из тех далеких дней, временами придавали особую прелесть его работе, скрашивали одиночество его холостяцкой квартиры и оживляли монотонное однообразие его жизни».
Глеб тоже помнил себя в этом возрасте. Безоблачное пионерское лето. В пионерлагере у него была подруга, с которой он любил обсуждать, что они будут делать, когда вырастут. Он помнит, что она говорила взволновано и страстно.
- Я буду одевать людей красиво, в яркие как весенние цвета, люди не должны одеваться однообразно, каждый должен подчеркивать свою индивидуальность.
- А я буду поступать справедливо и вообще бороться за справедливость, - сказал тогда Глеб.
- А что такое справедливость? Как ты, думаешь, Робин Гуд справедливый человек или нет?
- Я думаю, что да, отнимал у богатых и раздавал бедным.
- Но ведь он отнимал то, что другие накопили, в том числе и своим трудом.
- Это так, но большую часть эксплуатацией других людей, может твоих и моих предков.
- Но как быть справедливым к своим врагам?
- Наказать их – это и есть справедливость.
- Так что Павлик Морозов поступил справедливо, написав донос на своего отца?
- Во-первых, он хотел вернуть отца в семью, который бросил четверых детей, а во-вторых, время было такое, все боялись друг друга, брат воевал против брата, сын протии отца.
Они тогда, двадцать лет назад, так и не решили, что в них лучшее, но теперь Глеб заметил, что многие места в книге Айн Рэнд подчеркнуты Дилярой.
- А как же твоя мечта детства одевать людей в красивую одежду? Сейчас же продаешь только китайский ширпотреб?
Диляра сделала вид, что не понимает.
- Почему только китайский, одежда турецкая, ткани их Эмиратов.
- Вот-вот и ничего отечественного.
- Матрешки есть российские, домбры и шапки со звездами, итальянцы охотно покупают как сувениры. Кстати, тебе надо попробовать устроиться на работу на цементный завод, где они хозяева.
- Диляра, ты от темы не уходи. Почему нет товаров отечественных?
- Не знаю. Но думаю, что наши местные олигархи хотят иметь быструю выгоду и не вкладывают в производство. Как написал Пелевин в своем романе: «Экономика, основанная на посредничестве, порождает культуру, предпочитающую перепродавать созданные другими образы вместо того, чтобы создавать новые». Нам проще привезти из-за рубежа, чем искать местную продукцию.
Свидетельство о публикации №212072200799