Меч триединства. Глава17

                17. БИТВА ЗА БИГХАРБОР. ДВЕ СТИХИИ.
С глуховатым звяканьем впились крюки осадной лестницы в каменную кромку городской стены. «Д-зя-ньк». Вот с такого-то простого «д-зя-ньк» и распаляется пламя битвы, в котором не одна тысяча жизней сгорает. А за первым, несколько неуверенным, что ли, тут же уже более нагло и настойчиво задолбили по каменному монолиту слева и справа даркелийское железо.
-Ну, братья - други, - усмехнулся себе под нос Кырейвен, когда в самом хвосте лестницы показалась рогатая голова.- Пошло веселье.
Да уж, действительно пошло веселье. Рогатые упорно ползли по своим лестницам, которые тщетно пытались сбросить со стены защитники – крючья уж слишком глубоко ушли в камень. Ровно как-то ползли, словно измывались над поджидавшими их уже наверху с палашами наперевес морпехами. И вот первая рогатая голова поравнялась с кромкой стены, но Бароу не спал – мощный удар каменным кулаком вогнул железо шлема хозяину в голову, и тело отправилось в долгий полёт к морской пучине, открывая дорогу уже другим даркелийцам. А другие тут же пользовались возможностью, занимали предоставившее пространство и с пугающим постоянством лезли прямо под лезвия мечей защитников. Рогатые плевали на потери, которые выходили огромные – случалось, что с одного корабля никому так и не удалось выйти на городскую стену, в которую защитники буквально впились зубами и выпускать её явно не собирались, ровно, как и даркелийцы не собирались ослаблять напор, продолжали кидать на взятие Больших ворот всё новые и новые силы. Поначалу отражать навязчивых даркелийцев было легко – те сами лезли на клинки, словно в этом только состоял весь смысл их жизни, но потом поток вражеский становился всё плотнее и плотнее, лезли уже по двое, по трое, так, что даже бить всех, кто взбирался на стену не получалось, и даркелийцы захлёстывали её, словно морские волны, более высокие, чем обычно, обрушиваются на пристань, погребая её под собой. В миг заполнилась верхняя площадка стены звоном оружия друг о друга и о броню, криками умирающих, раненых, сброшенных в пучину, заполнилась запахом пота, грязи и крови, заполнилась смертью, гневом и болью. Так быстро всё мелькало и неслось перед глазами, что разобрать, где друг, а где враг, кто атакует, а кто отбивается было невозможно. Где-то рядом с Бароу, у которого вся битва слилась в одну сплошную мазню, маячил в чёрно-золотистой кирасе Лионкис, с другой стороны потрясал противника двуручным мечом Кырейвен. Эти двое – единственные более-менее постоянные фигуры, выступавшие сейчас в мире смерти и хаоса, в голове его сложившемся. Короткими ударами Каменнорукий методично отправлял рогатых к праотцам, местами прорубая себе вид на море Блекколом, местами мраморным кулаком. А даркелийцы меж тем всё никак не унимались, всё упорнее лезли, всё сильнее оттесняли защитников к задней кромке. Уже и старшину расчёта утянули за собой двое в объятия водной стихии, и плащ Кырейвена начал несколько поблескивать от пропитавшей его собственной же крови – маршунгару пронзили руку. А дождь лил, лил, не переставая, и даже усилился ещё больше, словно надеясь смыть всю ту кровь, что напустили люди на каменном монолите стены, словно надеясь смыть со стены самих воинов, или хотя бы заставить их прекратить побоище. Но тщетно. Люди и не думали останавливаться: даркелийцы, всё усиливая напор, продолжали захлёстывать стену, защитники всё сильнее теснились к ступеням, но продолжали ещё стоять насмерть. Точно не пожалел Кырейвен о том, что выпустил на защиту Бигхарбора нильфийцев: двое гвардейцев, спиной к спине ставши, были незыблемы, как сам камень, на котором они бились. Ещё и полчаса не отгремела битва за Бигхарбор, а вокруг них уже выросла гора из тел, расти продолжавшая всё большими темпами. Но не могли эти двое перевести исход битвы, и в итоге всё наседавшая масса даркелийцев начала сгонять и их к ступеням. И те шли, шли, оставляя за собой след из крови и поверженных врагов. «Б-д-г-д-гд-джр»,- вдруг грянуло где-то под ногами, и стена заходила ходуном, словно деревянный забор, мальчишкой-озорником раскачиваемый. То были камни, пущенные с корабельных орудий – даркелийцы пытались разбить городскую стену, не прекращая, при том, наступления: рогатых становилось всё больше и больше, словно на месте каждого убитого тут же вырастали двое. «Б-д-г-д-гд-джр»,- ударились снаряды о стену уже сильнее и в большем количестве, стряхнув со стены с полсотни как своих, так и чужих, дорогого стоило гвардейцам удержаться на каменной тверди, а только оправившись – снова в бой, снова в кровь.
-Надо уходить!!!- проревел Лионкис, сшибая спатой с ног бегущего мимо даркелийца и тут же добивая его двуручником.- Стену мы не удержим, а если сейчас не свернёмся – людей зазря положим!!!
-Согласен!- выплюнул Бароу, отбросив в сторону бездыханное тело рогатого с побитой головой.- Кырейвен, надо людей уводить!
Кырейвен, меж тем, тоже без дела не оставался – словно медведь, попавший вкруг волков, стоял он в окружении даркелийцев, стоящих на голову ниже его, и мощными широкими ударами, так, как будто он не воин на стене, а косец в поле был, проходился двуручным мечом по рогатой ржи, закованной в зеленовато-чёрную броню. По большей части взмахи эти результата особого не приносили, а только держали врага на расстоянии, но если уж удавалось попасть, то, как минимум, трое с одного маха отправлялись на тот свет. И хоть занят он был явно, но различить крики взывавших к нему нильфийцев он сумел.
-Уводить?- одним рывком он поравнялся с Лионкисом и Бароу и оттащил их в сторону, указывая на северную оконечность стены.- Идея сама по себе не плохая, но мы не сможем повернуть каждого солдата в отдельности. Вон там Большой Рог, надо трубить общее отступление, но для того сначала  нужно к тому рогу добраться!
Бароу проскользил глазами туда, куда указывал маршунгар – по стене если следовать на север, то там, где она обрывается, переходя в скалы, стоял на верхней кромке её каменный короб, из которого торчало огромное чёрное дышло рога. Шагов восемьсот, может чуть более.
-Ну что же,- пожал он плечами, осознавая, что оставлять стену – единственный выход.- Надо, так надо.
Лионкис тут же вызвался рубить путь к Большому Рогу, туда же последовал и Кырейвен, и ещё человек пятнадцать воинов, неволей их затею подслушавших. В принципе, достаточное количество людей, чтобы пройти пресловутые восемьсот шагов нашлось, и восемнадцать смельчаков ринулись в битву. И тут всё окружающее их, всё, что вокруг них было, все, во что они окунуты были – всё это словно с цепи сорвалось, всё словно взорвалось только с тем, чтобы не пустить храбрецов к Большому Рогу. Как-то злее и ожесточённее обычного начали грызться даркелийцы, пытаясь разорвать рвущихся к каменному коробу на части, сильнее обычного принялся хлестать ливень, пытаясь смыть бойцов со стены, даже камни корабельных орудий всё чаще и несколько сильнее начали ударяться в камень стены. И снова кругом смерть, снова кругом кровь, боль, разрушение, крики и стоны. Словно артель косцов сквозь море пшеницы, отрывающейся от земли ввысь, прорубали себе дорогу к цели маршунгары с морпехами. И враги на пути их гнулись, гнулись и трещали, как трещат доски в днище корабля, когда риф вспарывает ему брюхо, и всё ближе и ближе продвигались к Рогу храбрецы, влача за собой след кровавый и горки тел в чёрно-зелёной броне. Даркелийские ятаганы свистели у самой головы Бароу, копья пролетали на волосок от груди его, осколки камней, которыми уже с кораблей поливали стены Бигхарбора даркелийцы, твердым градом обдавали лицо, но он всё рвался вперёд, и другие не смели отставать. Блеккол пришлось вложить уже в левую руку, поскольку та не знала устали, а длань человеческая уже была истомлена не прекращавшейся ни на секунду рубкой, но Бароу всё шёл, увлекая за собой остальных воинов, которых впору было бы в самоубийцы прочить – настолько безвыходно - смертельным казался их путь к тому самому кубику, в котором установлен был Рог. И вот он, наконец, вот он – каменный короб, из которого торчала чёрная труба Большого Рога, куда и стремились всеми силами души своей  бойцы. Вот она крошечная обитая медью дубовая дверь, захлопывающаяся за спинами отчаянных. Дошли-таки! В толстостенной каменной комнатке, где оставшиеся в живых девять человек, из которых трое ещё и несколько искромсаны были, размещались с трудом, в этой крошечной комнатке, в которой на каменной тумбе стоял огромных размеров медный рог, несколько потемневший от времени, напитанной пылью и чадом так густо, что даже воздух казался тягучее обычного, здесь звуки битвы вдруг стали удивительно далёкими и глухими, словно не они, а какие-то другие маршунгары цеплялись жизнями своими за каждый шаг стенного камня, но верно теряли его под неусмиримым натиском каких-то других даркелийцев.
-РОГ,- прохрипел вдруг Кырейвен, возвращая Бароу, уже потерявшего этот мир, назад в него.
-А сам как?- переспросил Каменнорукий, осознавая, что с огромной махиной Большого Рога его лёгким справиться будет отнюдь не просто. Он ожидал чего-то вроде «Я сказал РОГ, значит РОГ», но оного не последовало. Последовало совсем другое – Кырейвен под глухое «Б-д-г-д-гд-джр» вдруг сполз по стене, а когда к нему подлетели морпехи, то явно видно стало огромное, липкое чёрное пятно, расползавшееся по груди его плаща – кровь.
-Мне, похоже, грудь пробили,- прокашлялся маршунгар, тут же побледнев – каждое слово давалось ему необычайным трудом.- Я уже дударь никудышный, да и воин из меня не лучше.
-Так, это ты брось,- Лионкис попытался приподнять ослабевшего маршунгара, но тот застонал так сильно, что попытку пришлось оставить.
«Б-д-д-г-г-д-рд-држ» - назойливо, словно напоминая о том, что битва-то ещё не окончена, влетел очередной снаряд в стену, на этот раз практически под основание зала с Рогом, что довольно сильно его встряхнуло и осыпало находящихся в нём дождём, но уже из пыли, моментально обратившейся на промокших кирасах людей в грязь.
-РОГ,- ещё раз прохрипел Кырейвен.- Уводи людей, нильфиец.
Повторять не пришлось. Одним махом достиг Бароу Большого Рога, набрал в грудь столько воздуха, сколько та ему вообще позволяла, и разом опрокинул это всё внутрь трубки. Рог и не думал отзываться. Пришлось повторить. Второй раз – тоже ничего. И только на третий раз медь отозвалась на обрушенный в неё воздух сначала некоторым дрожанием, а затем длинным мощным гулом, от которого мигом заложило уши. Рог проснулся. И теперь маршунгары начали покидать свои позиции, за которые цеплялись до того чуть ли не зубами, но безуспешно. Теперь морпехи отдавали врагу стену, но взамен сохраняли силы и жизни для того, чтобы отбить её после. Спасена армия, а это главное…. Ну или почти главное – ещё самим надобно ноги унести. Бароу направился к двери с тем, чтобы её приоткрыть, но только сделал это, как руки в чёрных поножах, измазанные грязью, цепко сжимавшие пальцами ятаганы тут же начали рассекать мутный воздух зала.
-ДАРКЕЛИЙЦЫ!!!- проревел Лионкис, бросаясь на дубовый брус, из которого дверь была сложена, и та резко вернулась на место, с оглушительнейшим хрустом и треском сломав пару-тройку вражеских конечностей, за чем мигом последовали с другой стороны створки потоки вопля неизмеримой боли и брани.
-Их там много,- выдохнул Каменнорукий, навалившись на дверь сильнее прежнего, поскольку та запрыгала, как ретивый конь под незадачливым седоком, под ударами рогатых с другой стороны.
-Ну да, больше двадцати, это уж точно,- усмехнулся Лионкис, ставший второй подпоркой. И тут двое гвардейцев разразились дружным смехом, чем повергли маршунгар в некоторый шок – уж те в бою унывать не привыкли, но смеяться у самой пасти смерти – даже для них это было слишком.
-Ладно, делать-то что?- промолвил, наконец, Каменнорукий, когда смех из него вышел-таки.
Морпехи молчали. Похоже, что их нынешнее положение окончательно сломила их дух боевой, и теперь дай им возможность сдаться, они сдались бы. Но сдаваться даркелийцам – не выход, лучше уж сгинуть в бою, чем у них в руках оказаться, ибо наслышаны были уже морпехи о том, что вытворяют даркелийцы с пленными – отсечение ещё живому воину рук и ног – самое безобидное, на что можно было рассчитывать. Но тут заговорил Лионкис.
-Как Кырейвен?
Этот простой вопрос был брошен, словно надутый кожаный мешок утопающему, маршунгарам, чтобы хоть как-то их растормошить, и это сработало – мигом у едва различимо хрипящего тулова в чёрном плаще оказалось трое человек, от которых незамедлительно ответ последовал: «Живой, но в беспамятстве».
-Надо унести его отсюда,- решительно изрёк Лионкис.
-Издеваешься, рыжий?- начал было один из безбородых молодцев, но Лионкис его мигом оборвал.
-Значит так!- столь резко рявкнул он, что у молодёжи и желание-то перечить ему отпало, хоть и был гвардеец на целую голову ниже морпехов. Проснулось в его голосе то, что было при Олдастане, то, что проснулось в нём когда-то под Тинаем – в нём снова проснулся тот самый капитан сотни Лионкис, до того мирно потчевавший где-то в глубине разума и души его. – Ты, поломойка безбородая,  сейчас замолчишь и будешь слушать меня! Я хоть и нильфиец, но боевой офицер, и врагу головы проламывать приходилось, когда ты ещё под себя ходил!
Начало многообещающее, что ни говори – мигом взгляды морпехом наполнились смесью какого-то страха с уважением, что довольно забавно выглядело, ибо на объект страха и уважения смотрели они сверху вниз.
-Бароу, ты запомнил, сколько шагов до ближайшего спуска?- переключился Лионкис на Каменнорукого, но тот уже к этому вопросу готов был и первым делом обратил внимание – сколько же им пробиваться к спасению, а потому не растерялся.
-Шагов двадцать пять, не больше.
-Двадцать пять шагов,- обернулся Лионкис назад к морпехам, ловившим теперь каждое его слово.- Я не прошу вас стену отбить, но двадцать пять шагов пройти до спасения – это мы вполне можем сделать! Я был в Тинае, я знаю, каково это – биться малым числом. И вот что я вам скажу, это не Тинай. Стены тут сложены так, что если трое станут плечом к плечу, то мы как пробка закупорим стену, а значит, нас уже не окружат, таким строем мы и пойдём: трое рубятся, остальные прикрывают и занимают место павших. Нас тут восемь человек, кто на ногах, один будет нести Кырейвена, стало быть, драться могут семеро. По-моему, всемером можно пройти двадцать пять шаго….
Бароу тоже слушал столь пламенную речь, которой разжигал Лионкис морпехов, как вдруг новое, совершенно незнакомое чувство оторвало его от слушания. Блеккол начал дрожать в его руке. Причём дело было именно в мече – огромных усилий стоило Каменнорукому удержать пляшущую рукоять меж пальцев, а когда же он совладал с ней, то всё равно продолжала она несколько вибрировать, а руку начало жечь так, что пришлось вложить меч в каменную ладонь.
-БАРОУ!!!- вдруг раздался рёв рыжего у самого его уха – похоже, за борьбой с непослушным мечом он пропустил что-то важное, что теперь Лионкис для него повторял, пусть и на несколько повышенных тонах.- МЫ ВЫХОДИМ, ТЫ С НАМИ?
 -Пусти меня первым,- внезапно вырвалось из уст, даже для него самого внезапно.
-Что?- искренне удивился Лионкис.
Тот же самый вопрос и с такой же интонацией задавал сейчас себе и сам Бароу – он не хотел этого говорить, но слова сами сорвались с губ, и словно против воли свое повторил он снова внятно: « Пусти меня первым»!
Будь у рыжего больше времени, он обязательно покрутил бы пальцем у виска, но сейчас каждый миг на вес золота был, потому перечить самоубийственной прихоти друга он не стал. Первое, что появилось из-за двери, когда та со скрипом растворилась – дождь, первое, что проклюнулось из-за дождевой пелены – черные силуэты в с большими загнутыми рогами на голове – похоже, даркелийцы оставили, было, попытки пробить дверь и развернулись, как узники зала с Большим Рогом решились на вылазку.
-РАЗОЙДИСЬ!!!- нечеловеческим голосом проревел Бароу, рванув вперёд, прямо в даркелийскую пучину. Средь потоков, с неба падавших, Блеккол, высоко поднятый, описал широкую дугу, со свистом воздух рассекая, пока не встретил на пути своём препятствие в лице ближайшего к нему рогатого. От плеча и до пояса, с невыносимым для не слышавшего звуков войны уха чавкающим звуком рвущейся плоти и хрустом костей, прошлось лезвие Чёрного меча по даркелийцу, разрубив его на две половины.  Никогда Бароу ещё так не бил. Он знал, что Блеккол может камень рассекать, но на деле у него это не выходило, он знал, что Чёрный меч способен крушить вражеские, когда те о него спотыкаются -  это у него раза два получалось, он знал, что Средний брат способен человека надвое перерубить – это у него вышло впервые. Сам ещё не оправившийся от подобного сюрприза, Каменнорукий, чьё лицо тут же побагровело силами кровавого фонтана, в который превратился бывший даркелиец, горящими недоумением, удивлением и неведомо откуда взявшейся злобой глазами взирал на ещё живых сторонников его, тут же отпрянувших от даркелийца – фонтана в сторону, боясь повторить участь его. Но увидев, что Бароу один, быстро осмелели рогатые и рванули навстречу ему, как вдруг справа возник Лионкис, тут же принявший на себя первого из оправившихся смельчаков – нырнул под скользящий удар ятаганом, мощно толкнув его автора плечом в грудь и опрокинув тем самым, а затем тут же и добил, пригвоздив двуручником, который теперь зажал в обеих руках. Слева же снёс со стены мощнейшим ударом палаша ещё одного из рогатых тот самый молодчик, который пытался перечить Лионкису. Стена перекрыта, а теперь вперёд. Разом все трое двинулись непоколебимым препятствием. «В-ж-жи-и-кх» просвистела вражеская сталь у самого уха Бароу, реакция не заставила себя ждать – провернув Чёрный меч несколько в руках, одним ударом рассёк Каменнорукий ещё одного даркелийца, на этот раз уже от ног к голове. Как вдруг «Б-д-г-д-гд-джр» -  и россыпь камней с пивную кружку накрыла смельчаков, бьющихся теперь за жизни своей против всей даркелийской армии. Глухо застучали каменные обломки о кирасу Лионкиса, ещё глуше захрустел осколок, перехваченный каменной рукой Бароу. Морпеху повезло меньше – «пивная кружка» прогнула шлем внутрь и улетела, оставив носителя шлема лежать под потоками дождя, пуская в море по отвесной стене струйку чёрной крови. Тут же на образовавшуюся брешь стал новый маршунгар, и уже восьмеро продолжили прорубать себе оставшиеся пятнадцать шагов, двое из которых к тому же и не могли биться. В рядах даркелийских снаряд, рассыпавшийся на столь смертоносные осколки, принес много более серьёзную разруху – около десяти, если не более, чёрных тел обильно поливали теперь стену скользкой чёрной жижей. Ещё девятерых порешил Бароу, пока не показались у самых ног его спасительные ступени, вниз ведущие, Лионкис же и вовсе начал второй десяток заполнять. Сначала начали опускать раненого – один из «прикрывающих» спрыгнул на ступени, которые заслонили собой от даркелийских жал Бароу с Лионкисом, и ему аккуратно настолько, словно то не тело воина, пусть и в беспамятстве, а какая-нибудь до жути дорогая ваза была, спустили Кырейвена. И уже новый носчий стремительно поскакал по ступеням вниз, в то время, как прочие остались отход прикрывать, ибо если их нагонят с раненым на руках, то отбиться будет уже много труднее. Даркелийцы к тому моменту поняли уже окончательно, что оставаться ни живыми, ни мёртвыми на стене смельчаки не намерены, а потому решили оставить их тут сами, и непременно мёртвыми.  Словно свора псов, с цепи сорвавшихся, облепили они со всех сторон остававшихся ещё на местах своих шестерых бойцов, в плотный кружок у основания ступеней собравшихся. Они ждали, пока не достигнет раненый гавани, пока не спустится морпех с Кырейвеном на плечах туда, где бедолаге можно будет раздобыть лекаря. К счастью, или к горю, ожидание было чем заполнить – всё ближе и ближе к телу подбираются уже жала вражеских клинков, а сам только и знай, что секи да закрывайся. При таком заполнении и секунды в томительную ужасную бесконечность выливаются, как вдруг за спиной Бароу разнеслось: « Они ушли, они в гавани уже»! « Они ушли, они в гавани уже»!- а читается-то в этих словах «Пора и нам о наших жизнях задуматься»!!! И такой намек и повторять не нужно было – сначала пропустили вниз по спасительным ступеням морпехов, затем сами начали спускаться вниз, по-прежнему прикрывая собой отступавших от смерти, Бароу с Лионкисом явственно чувствовали, как дрожала стена под каждым новым обрушивавшимся на неё камнем – похоже, даркелийцы смогли-таки продолбить в каменном монолите углубление, по которому теперь нещадно молотили с надеждой превратить углубление в брешь. А даркелийцы уже скорее из принципа всё сильнее наседали, всё теснили отступавших, теряя в процессе много больше, чем положено, но им плевать уже было. Положи они хоть сотню, чтобы убить этих двоих нильфийцев – всё равно праздновали бы победу. И дошли бы до гавани Бароу с Лионкисом, и спаслись бы от навязчивой смерти в рядах других воинов, как вдруг прямо сбоку от них раздался такой грохот, по сравнению с которым гром разорвавшегося корабля-бомбы был не больше, чем простой хлопушкой. И камни, много-много камней осколками разлетается во все стороны. Тут же и острая боль в затылке – один из осколков пришёлся именно туда, и Лионкис уходит куда-то в сторону, со ступеней прямо в море.
-РЫЖИЙ!!! – только успел прореветь сквозь боль Бароу, тщетно пытаясь ухватить падавшего капитана за руку, как с лёгким хрустом камень ступеней просел под ним, и вот он уже летит следом, прямо в объятья холодного, а с такой высоты ещё и твёрдого, моря.
                ****
 -Молодцы артиллеристы, мастерски сработали,- довольно кивнул головой Великий, разглядывая с небольшого балкончика Дома Народа то, как накрыли со стены орудия на Минкенде, как вдруг снизу раздался голос Ивелхарда: «Великий, спустись»!
«Великий, спустись,- хмыкнул про себя король. – Молодой спир позволяет себе слишком много. Когда морпехи отобьют ЕГО город, он обязательно отправит мальца на нары. Он уже и местечко присмотрел…правда присмотрел он его для Аксорса, но Ивелхарду там тоже должно понравиться».
-ВЕЛИКИЙ, СПУСТИСЬ НЕМЕДЛЕННО!!!- вдруг пророкотал старый спир из-под самых ворот.
«Легок на помине»,- с явным неудовольствием пробормотал Король Маршунгар, но всё же спустился – если двое спиров снова спелись, то лучше им не перечить. Однако стоило только увидеть ему, каким озлобленным взглядом палит ученик в бывшего учителя, как версия о том, что они спелись, отпала сиюминутно, а вместе с тем и уверенность в себе, и чувство хозяина положения вернулись.
-Что вам,- повелительным голосом спросил Великий у чумазых, как нищие, в результате битвы в Библиотеке и прогулки под дождём, спиров.
-Вели уводить людей со стены!- начал, было Аксорс, но Король его мигом оборвал.
-НЕ НАДО ГОВОРИТЬ МНЕ, ЧТО МНЕ СЛЕДУЕТ, А ЧТО НЕ СЛЕДУЕТ ДЕЛАТЬ, - с особым ударением на каждом слове прочеканил он, и голос его, не заглушаемый более боем орудий с Минкенда, которые ЕГО люди уничтожили по ЕГО приказу, голос его звучал до невозможности властно и самоуверенно.- Мы снесли орудия на Минкенде, а пока ворота не откроются, в гавань не войдёт ни одна даркелийская посудина. А ворота уже закрываются,- и Великий указал на сужающуюся уже светлую полоску меж створками.
-Там же люди твои!- выпалил старый спир, уже видевший борт с Мёртвыми головами, рвущийся в дом, который перед их же носом затворяли, в своих видениях.- Они за тебя умирают, по твоему приказу, по твоей прихоти!
-Они умирают не за меня, а за страну…- начал Великий, с которого пыл старого спира несколько сбил гордость и уверенность.
-Да в Маршунгаре это одно и то же, если учесть, как ты народ давишь! – решительно атаковал Аксорс.
-Да как ты смеешь, ты хоть знаешь, с кем разговариваешь!?- не на шутку завёлся Великий и уже полный решимости голыми руками размолоть дерзкого старика в порошок направился к Аксорсу, но блестящее жало Уайткола, почти у самого носа его застывшее, мигом решимость уничтожила.
-Белый меч?- спросил Великий, пытаясь скрыть за любопытством страх, его взявший «за жабры», как говаривали маршунгарские моряки.
Спир на это не ответил. Огоньки зажглись в его глазах, но не прежние лукавые и добрые, а настоящее испепеляющее пламя, злое пламя. Седую гриву его тут же принялся трепать несуществующий ветер, даже против дождя – ему действительно сложно было держать гнев в узде.
-Сейчас. Ты. Отдашь. Приказ. Открыть. Морпехам. Ворота,- отчеканивая каждое слово, произнёс он, наконец, истребляя Короля глазами.
Но тот, сначала потерянный и испуганный, вдруг несколько выпрямился под лезвием Старшего брата и ухмыльнулся. За спиной Аксорса стоял уже Ивелхард – затылком ощущал старый спир холодный камень Силы в перстне бывшего ученика.
-Зачем? Ты ведь видишь, что это не король,- промолвил Аксорс, однако совершенно спокойный пред ликом смерти возможной, в буквальном смысле в затылок ему дышавшей.
-Личная неприязнь,- плюнул в бывшего учителя слова Ивелхард.- Да и присяга ко всем…
Но договорить он не успел – еле уловимо звякнула сталь фламберга у его горла и словно обрубила слова ещё до того, как те вырваться успели.
-Я бы на твоём месте не стал,- на самое ухо промолвил Халкгивен молодому спиру, тут же потерявшемуся в пространстве.
Вот так и стали: Аксорс держит в руках смерть Великого, Ивелхард – смерть Аксорса, Халкгивен – смерть Ивелхарда. И не известно, чей самоконтроль изменил бы первым, если бы Король вдруг не промолвил на удивление спокойным, пусть и несколько дрожащим голосом: « Ну всё, побаловались, и хватит. Ивелхард, пусти Аксорса». Тот повиновался, пусть и с огромной неохотой. Аксорс же, в свою очередь, попросил Халкгивена убрать клинок от шеи молодого спира, тут охоты расставаться с заложником было ещё меньше, но пришлось повиноваться.  Словно псы, сначала сцепившиеся клыками, а затем внезапно прекратившие бойню, разглядывали они теперь друг друга, пока Великий не продолжил: «Аксорс, посуди сам, я может и не самый лучший король, и не самый справедливый, но жертвовать городом ради спасения тридцати двух человек – это не дело, и ты это понимаешь».
-И самое дрянное в этом всём то, что правда тут твоя,- полностью разбитым тоном изрёк тот, осознававший теперь, что выхода-то у них другого действительно нет.
-Это война, Белый,- изрёк Великий, направившийся теперь к шпилям кораблей, в гавани видневшимся, а все остальные последовали за ним.- На войне всех не спасти, а потому лучшее, что я сделать могу – свести потери к минимуму. Поэтому ворота будут закрыты,- и с тоном полнейшего властелина, который даже в движениях его отпечатался, Король указал на светлую полосу меж створками ворот, становившуюся всё тоньше и тоньше, и тоньше…и застыли. Внезапно, к удивлению и недоумению Великого ворота замерли на месте, замерли против приказа его.
-Как так-то?- выдавил он из себя, полностью сей выходкой с толку сбитый.
-Ты, конечно, всех-то можешь и не спасти,- ухмыльнулся Аксорс, и тогда стало понятно, почему он так легко согласился уступить – пока держал он Уайткол у самого лица Короля, явственно виделись ему Бароу с Лионкисом, к механизму запирания ворот спускавшиеся.- Но на то есть и обычные люди.
Такой взгляд бросил Великий сначала на старого спира, потом на ворота, словно надеялся испепелить кого-нибудь из них глазами, но ни Аксорс, ни гигантские створки испепеляться не собирались, а через некоторое время последние и вовсе захлопнулись. НО Король всё равно был недоволен, совершенно недоволен – ЕГО приказ посмели, не чей-нибудь, а ЕГО ПРИКАЗ. Попадись теперь ему, казалось, на глаза тот, кто это сделал, он точно бы доказал воинское происхождения своих шрамов. Тут сзади вынырнул, словно прямо из дождя, чёрный плащ и маска-клюв Ворона оказалась у самого уха Короля – Ворон что-то шептал Великому.
-Кырейвен,- прорычал тот себе под нос, пока Ворон задумчиво перебирал складки плаща в ожидании вердикта, предсказуемого, правда. – Когда вернутся, снять с него маску Ворона…вместе с головой.
Фигура в чёрном плаще тут же согнулась в поклоне и исчезла в пелене дождя, явно довольная тем, что смогла «заложить» королю сослуживца.
-Ваши гвардейцы не промах, совсем не промах,- с некоторой досадой мотнул он бородатой головой, возвращаясь к Аксорсу и Халкгивену.
-Уж этого им не занимать,- ухмыльнулся старый спир, опёршись на посох.- А может всё же прислушаешься и уведёшь людей со стены.
- Нет, друг мой, не прислушаюсь. Эти стены неприступны, и строились они так, чтобы ни одна армия не прошла сквозь них.
-Жаль ломать твою самоуверенность, но из-за каменного сплошняка тебе ничего не видно, а меж тем там флот собрался ничуть не меньше маршунгарского,- без всякой издёвки, словно констатируя факт, изрёк Аксорс.- Если мне не веришь, то спроси у Ивелхарда, тот подтвердит.
А Великий не верил, старый спир конечно вызывал уважение, уважение, но не более, а потому прибегнуть к услугам преданного ему молодого спира – достаточно оправданное, на его взгляд, решение. Но и тот, стрелой пустивший своё сознание до стены и назад, когда оно вернулось, изрёк примерно то же самое: «Кораблей тьма несметная, от самых стен и до Минкенда, да далее». Великий тут же прикинул примерно в голове, сколько же это выходило – от стен до Минкенда и далее. Выходило много, но нельзя было показывать спиру, что он выбит, напротив, надо быть полностью уверенным.
-Мы справимся,- с этой самой полной уверенностью, так и сквозящей из голоса, изрёк он, глядя на стену городскую, по которой словно муравьи носились теперь защитники в ожидании лестниц. – Посудин у Даркбека хоть и много, да толку от того будет мало.
-Ну-ну, ну-ну,- тоном, ничего хорошего не предвещавшим промолвил Аксорс.
И только дошли эти слова и их тайный смысл до Короля, как ярчайшая вспышка осветила весь Бигхарбор, а стену под неописуемый грохот и гул, с треском смешанный, захлестнула волна оранжевого, нестерпимо оранжевого пламени.
-КАКОГО МОРДУМА?!- разом выпалили Ивелхард с Халкгивеном и одновременно рванули к ближайшей от них смотровой башне. Великий же был просто потрясён – весь бледный, стоял он восковой статуей, не в силах даже шелохнуться, и век бы, казалось, так простоял, если бы Аксорс не сдвинул его с места словами: «Готов побиться об заклад, этого ты  не ожидал».
Такого, справедливости ради, не только Король, никто такого ожидать не мог, тем более что за первым «бумом» тут же раздался второй, пророкотал третий, чётвёртый. Какие-то секунды спустя вся стена залита была огнём, и совершенно непонятным и необъяснимым делалось то, как же до сих пор защитники могли на ней оставаться, поскольку и теперь явственно мог своим глазом различить Великий точки, морпехами являвшиеся, почти у самого основания от огня прятавшихся.
-Моё предложение ещё в силе,- словно измываясь над потерявшимся от неожиданной атаки королём, промолвил Аксорс, прислонивший ладонь козырьком к лицу, чтобы свет кораблей-самоубийц его не слепил.- Уводи людей со стены. Они не успеют оправиться от этого, а лестницы уже будут на бортиках, и всех твоих защитников вмиг вырежут, помяни моё слово. Если же прикажешь вострубить в Большой Рог сейчас, то большую часть маршунгар мы спасём, а затем сможем закрыть гавань и взять даркелийский флот измором.
-Никогда,- пробормотал Великий себе под нос, но затем повторил уже громче, а затем ещё громче, словно костёр, разжигавшийся всё сильнее и сильнее.- НИКОГДА ЕЩЁ МАРШУНГАРЫ НИКОГО НЕ БРАЛИ ИЗМОРОМ. МЫ СОКРУШИМ ДАРКЕЛИЙЦЕВ!!! Остановим их ещё на стене!!!
Если бы морпехи услышали столь эмоциональное обращение отца нации к ним, то непременно похватали бы упавшие палаши, оправили бы смятые кирасы и с новыми силами бы ринулись на врага, но те не слышали. Не слышали, а потому на даркелийцев кидаться не собирались. Но и бежать в их планы не входило: они со всем своим маршунгарским упорством пытались не пустить рогатых на стену, а когда те перевалили-таки за каменный бортик – с тем же упорством пытались оттеснить их назад. Тщетно, правда. 
-Они выдержат, выдержат,- чуть ли не молился Великий, силясь окинуть взглядом всё поле битвы, чтобы хоть приблизительно разобрать, как там дела-то хоть идут.
Теперь Аксорс понял, что ошибся, сказав, что Великий не король. Теперь, когда видел, как горели глаза его участием, словно титул – единственное, что удерживало  его  от того, чтобы самому на даркелийцев кинуться. Теперь он видел, что этот человек дорожит жизнями солдат едва ли не больше, чем троном, но не уводит их с позиций только потому, что это не по-маршунгарски – отступать. А отступать было надо, было необходимо, поскольку силы защитников таяли на глазах, хоть те и старались изо всех сил, старались не пустить их ни на шаг вглубь стены. Незаметно отплыл старый спир от Великого, оставив того пожирать поле боя глазами. Если Король не желает давать приказ к отступлению, то это придётся сделать ему, Аксорсу. Едва различимо средь капель дождевых блеснул камень Силы в посохе, и мысль об отступлении, спиром посланная, уже мчится в сторону стены в поисках подходящего пристанища. Секунда-другая, и таковое нашлось в голове Лионкиса, разум которого оказался открыт более всех в пылу схватки – только настоящим офицерам такое присуще. Всё. Всё, что мог, Аксорс сделал. Теперь оставалось надеяться на то, что сможет Лионкис и Бароу дойти до Большого Рога, а сомневаться в них не приходилось, поэтому к Великому спир вернулся уже несколько более успокоенный.
-Король, ты прости меня, что я так резко о тебе высказался – не следовало давать ход эмоциям,- первое, что сказал Аксорс, с огромной промокшей тушей поравнявшись.
-Это?- небрежно бросил Великий, от битвы глаз не отрывая.- Это пустяки, я на подобном сильно-то не задерживаюсь.
-Может в наблюдательную башню поднимемся, пока наши подопечные там друг друга не поубивали?- предложил Белый.
Предложение было принято, и через некоторое, совсем малое время, были они уже в достаточно высокой, но ничтожно низкой по сравнению с покоящемся в прахе ныне зданием Библиотеки. Подопечные так увлечены были картиной боя, что друг друга решительно не замечали, но всё равно держались в стороне друг от друга. Места, что называется в портере, заняты, представление продолжается. И лишь Аксорс всё чаще и чаще перебрасывает своё сознание туда, в обитель огня и смерти, чтобы проверить, дошло ли его ментальное сообщение до Лионкиса. Сообщение дошло, более того – только что Бароу с Лионкисом и ещё кучкой других бойцов скрылись в зале с Большим Рогом. Каким необычайно тихим показалось вдруг всё на фоне разразившейся меди маршунгарского детища: казалось, что звук Рога заполняет каждую щель в стене, любое свободное пространство, всё вокруг! Аксорс взглянул на лицо Великого – то же самое недоумение, но уже совершенно без злости, как в пошлый раз, напротив – не будь он так ошеломлён, наверняка порадовался бы тому, что сохраняет армию и вместе с тем не даёт повода обвинить себя в трусости – ведь не он же дал сигнал к отступлению.
-Уходите, уходите скорее,- еле различимо шевельнулись губы его, усами затянутые.
«Нет, - мелькнуло в голове у Аксорса.- Всё-таки это король, настоящий король».
И вдруг всё, всё кончилось – вышел настоящий король. Глаза внезапно погасли, участие выветрилось столь же внезапно, как и появилось, и снова тот же холодный взгляд, тот же властный тон.
-Видишь, Белый,- промолвил он словно не своим голосом.- Теперь отступают, доволен ты теперь?
Эта метаморфоза показалась старому спиру более чем странной,  а так как знал он, что за всем стоять должна причина, то разум тут же принялся причину эту выискивать,…как вдруг грохот! Грохот, несравнимый ни с чем, ранее услышанным, грохот по сравнению с которым даже гул Большого Рога не более чем детским лепетом обращался – огромный клок стены вдруг вылетел, вырванный даркелийскими снарядами и плюхнулся в пучину, увлекая за собой лестницу, а следом и всю стену, весь каменный блок пополз вниз, погружаясь в  волны, топя всё вокруг в клубах пыли и мелкой каменной крошки. А за ней, за открывшейся брешью уже виднелась корма даркелийского штурмового корабля.
-СТЕНА ПАЛА!- проревел Халкгивен, причём он единственный оказался, кого эмоции захлестнули – Ивелхард, Великий и Аксорс же сохраняли прежнее спокойствие.
-Надо закрыть гавань,- ледяным голосом изрёк Король и рванул вниз по лестнице, чтобы отыскать кого-нибудь, кому сие поручение передать можно было, Ивелхард как верный слуга помчался за властелином, и старый спир с молодым нильфийцем тут же решили последовать их примеру. Когда из-под защиты смотровой башни снова вышла опоздавшая парочка под удары множества капель, всё настойчивей и настойчивей долбивших по городу, Король уже отдавал распоряжения Ворону, а Ивелхард тут же тёрся за спиной его.
-Закройте гавань – даркелийцы не должны высадить десант,- слышался холодный скрипучий голос короля Маршунгар, так и пропитанный властностью, когда тот отдавал распоряжения.
-Но… - начал, было, Ворон.
-ЧТО ЗНАЧИТ НО?- обрушился Король на просевшего под его натиском слугу.
-У нас нет стольких кораблей, чтобы закрыть гавань – часть пристани будет всё ещё свободной….
Великий задумался в поисках решения, а вот Ивелхард, похоже, уже давно видел выход из положения, потому без лишней запинки, словно слова эти репетировал довольно долго, изрёк: «Кораблей-то у нас нет, но есть масло. Великий, прикажи вылить масло в море, а затем поджечь, тогда ни одна даркелийская посудина не сможет подойти к пристани».
Аксорсу этот план не понравился, совсем не понравился. Стрелой он подлетел к Королю.
-Ты не сделаешь этого!- выдохнул он.
-А ты меня остановишь?- ехидно промолвил Великий, пронзая старого спира глазами, а затем обратился к Ворону, уже рвавшемуся исполнять повеление господина.- Все запасы горючего масла в море, устроим даркелийским крысам горячий приём,- и тот чёрным промокшим пятном полетел к складам.
«Вот так, да?- ухмыльнулся про себя Аксорс, нашедший уже причину столь странной перемены в короле маршунгар, и как только исчез из виду Ворон, едва заметно пристукнул посохом о камень улицы». «Бум»!- словно лопнул огромный надутый пузырь, и всё, всё, что вокруг них было: туда-сюда метавшиеся маршунгары с бочонками масла в руках, бойня, на стене кипевшая, Халкгивен, Великий, даже капли дождя – всё вдруг застыло, чарами спира остановленное. Только Ивелхард – второй бессмертный по близости находившийся не поддался оцепенению и теперь с любопытством ребенка у любимой игрушки он трогал повисшую в воздухе каплю, к нему ближайшую.
-Нет, ну ты молодец, - промолвил Аксорс, нарезая круги около застывшего Великого.- Мало того что Короля под контроль взял, так ещё столь мастерски его разумом ворочаешь.
-Это да,- не без удовольствия мурлыкнул в ответ Ивелхард, оторвавшийся от капли и крутивший теперь перстень.- Талантливо, не правда ли: взять разум Великого под контроль, но вместе с тем позволять ему думать про себя гадости, даже дать ему небольшую свободу – желание упечь меня за решётку, которое, естественно, мной же было навеяно. Так он и думает, что свободен во всех своих решениях, а вот и черта ему морского.
-И идея спалить гавань тоже не просто так,- изрёк Аксорс, понемногу начав прокручивать посох в руках.
-Конечно! Превращу твоего любимчика Бароу в уголёк, а там и до Чёрного меча доберусь,- он вдруг замолчал, словно обдумывая что-то, на деле же словно взведённая пружина, в любой момент готовая сорваться, всё его тело было напряжено, как и разум.- Но прежде надо вырвать из хладных рук твоих Белый!
Но только рука его с перстнем, светящимся уже чрезмерно, успела сделать замах, как тут же пресечена была широкой волной пламени, старым спиром посланной – он готов был уже к выпаду ученика, а потому быстро погасил его. Но и молодой уступать не собирался – струя белого обжигающего света с гулом, с каким только даркелийский ящер выбивает из лёгких своих огонь, вырвалась из перстня и устремилась прямо на Аксорса, того только собственная ловкость спасла – в последний момент увернулся он от драконьего дыхания. Атаковать надо было сейчас, пока после мощного выброса Силы не успел Ивелхард выставить блок – старый спир это понимал, понимал и действовал – вытворяя просто немыслимые кульбиты посохом своим, за обоими концами которого уже следовать начали огненные полосы, он сделал несколько шагов вперёд и только потом выпалил всё собранное пламя разом, соединив его в один мощнейший поток. Но и Ивелхард не спал – со всех сторон стянул он к себе застывшие в воздухе дождевые капли, выставив против огненного меча полупрозрачный водный щит, о который огонь биться начал с невообразимым шипением, которое даже сотне змей повторить было бы не под силу. Тут же всё вокруг застлало клубами пара, от которого совершенно ничего не стало видно – этого Ивелхард и добивался. Словно невидимая рука, его хват Силы вцепился в посох Аксорса и стремительно выдернул его, оставив старого спира безоружным, тот же в одно мгновение обнажил Белый меч, приготовившись вести бой дальше, что Ивелхарда очень удивило, когда пар рассеялся.
- Ты серьёзно?- выдавил из себя сквозь смешок молодой спир, увидев, что от его камня Силы буде обороняться бывший учитель простым мечом…ну не совсем, конечно, простым, но, в конечном счёте, мечом.
-Вполне,- Аксорс сжал рукоять несколько крепче, заставив её несколько скрипнуть.- Проведи ты столько же времени в кузне да в архиве, ты бы знал одно замечательно свойство мечей-братьев.
-Ну же, удиви меня,- с некоторой издёвкой изрёк Ивелхард, даже не подозревая, что эти слова его последними станут.
-Мечи-братья всегда возвращаются к своим хозяевам,- скорее для себя, чем для него произнёс Аксорс и одним коротким движением швырнул Уайткол прямо бывшему ученику в лицо.
Серебристый клинок, разрубая по пути капли, неподвижно в воздухе висевшие, в одно мгновение дошёл до шеи молодого спира, даже понять происходившего не способного, легко, словно это была соломинка, перерубил её и несколько побагровевший от крови вернулся в руки к Аксорсу, как в ту же секунду дождь вновь рухнул на землю, вновь стали разноситься звуки битвы, крики всё больше суетившихся с бочками маршунгар. Единственное новшество во всей этой картине – безголовое тело Ивелхарда, поливавшее теперь брусчатку тёмно-алой кровью, на которое теперь, как на самую невиданную диковину, уставился Халкгивен, старому спиру же лицезреть то, что оставил он от бывшего ученика, было некогда – всего в один шаг поравнялся он с Великим, у которого был вид теперь, словно долго и крепко он спал, а его вдруг наглейшим образом разбудили, окатив холодной водой.
-Отмени приказ,- чуть ли не прорычал Аксорс в лицо Королю, за голову схватившемуся в надежде унять хлынувшие после долгого застоя мысли.- ОТМЕНИ ПРИКАЗ, ГАВАНЬ НЕЛЬЗЯ ПАЛИТЬ!!!
Но только в глазах короля появился отпечаток рассудка, и обращение можно было повторить, как вдруг с ужаснейшим гулом и треском за спиной вспыхнуло море. Две стихии: огонь и вода - сцепились вместе, словно одновременно и любящие и ненавидящие друг друга, то казалось, что они борются, то, что извиваются в причудливом танце. Но что бы там ни казалось, море горело, горело, обдавая всё и вся невыносимым жаром, обливая всё и вся ярчайшим светом, сжигая всё и вся, что в нём было…и Бароу с Лионкисом тоже.
-Не успел,- сокрушённо выдавил из себя Аксорс, окидывая пылающую воду взглядом в тщетной надежде хоть что-то в ней разглядеть.- Простите, ребята. Не успел.