***

ЛИТИСИЯ   

                (ПОЭМА)
                Кто не любит, тот не познал
                Бога, потому что Бог есть любовь.
                Апостол Иоанн –
                1 – е соборное послание, 4, 8.
               

                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 «Своим умом  других судить мы властны,
Хотя к грехам земным мы все причастны

В своих делах, а больше грешен тот,
Кто за собой грехов не признаёт

И, мысля, так примерно рассуждает:
Пока Бог спит, а утро не светает

Вполне есть время воду замутить,
Да в  той воде и рыбку половить.

Воистину тогда займёшься делом
И выглядеть не будешь бракоделом,

Да и свободным  станешь от грехов;
Ведь по натуре  род людской таков.»

Так мыслить непристойно в день престольный
Пришло на ум старушке богомольной.

В свои года под восемьдесят пять
Она вот так решила помечтать.

Среди сельчан старушку нашу звали
Литисия. О ней не раз писали

Лукавые статьи среди газет
Корреспонденты тех далёких лет.

Жила в глухом, сравнительно, селенье
До старости в хорошем настроенье.

Не сетовала в горе на судьбу,
Не верила гадалок в ворожбу.

Но трудностей изрядно повидала –
Не в русле шло её пути начало.

Тяжёлая тех лет была пора:
Работать выходили до утра

И допоздна на поле гнули спину.
Держали при дворе всегда скотину.

Принуждена была, придя с полей,
Литисия ухаживать за ней.

В свои года она училась в школе
До юных лет не выросла доколе.

Вязаньем занимала свой досуг.
Для личных тайн имела двух подруг.

Родители для строгого влиянья
Давали ей уроки воспитанья

Довольно необычные тех лет:
Не только наставленья и совет--

В духовности священного писанья:
Евангелия, библии. В сознанье

С духовностью вливалась доброта.
Как изумруд была она чиста.

А блеск какой в глазах её! Бывало
Когда она о чём нибудь мечтала –

Как были грусти полные они!
Когда ж в тоске её тянулись дни,

Тогда её тянуло на природу.
Литисия любила ту свободу

В которой независимой была,
Где б и посвоевольничать могла.

Родители ж с ней были очень строги,
Являя с тем любовь не без тревоги.

Так берегли, что не сводили глаз,
Чтоб небыло в судьбе её проказ

И даже в сад послушать птичье пенье
Ходила ночью только с разрешенья.

Из певчих птиц под сению ночей
Её пленил всех боле соловей.

А иногда развлечь её досуги
К ней приходили школьные подруги,

Рассказывали новости села
И про свои любовные дела:

Про то как парни серию проделок
Устраивали в доме посиделок.

Для скромных заразительный урок
И это всё для взрослых невдомёк:

Гасили свет и на рогоже старой
                С  парнями спать укладывались парой.

Был добрый кайф от шуток и утех,
А в результате был и смех и грех.

Литисия внимала без искусства –
Не лишена была шестого чувства.

Лишь одного не ведала она:
Зачем такого счастья лишена,

Зачем под сенью собственного дома
Её гнетёт неволя и истома

Неодолимая, а юные года,
Как вешний снег, уходят без следа.

Пред ней стопой духовные каноны,
В шкафах и на столе лежат законы,

Которыми нельзя пренебрегать –
Быть может в них сей жизни благодать?

Но в жизни нашей часто так бывает,
Когда с законом жизнь не совпадает.

Литисия, давя тоску и лень,
По комнатам ходила целый день,

А в ночь, когда закаты угасали,
Поля ночные тени укрывали –

Она просила матушку, чтоб та
Ей разрешила выйти в те места

Укромные под крышей на балконе
(Где. может быть, совсем не модно ноне)

Послушать дивный голос соловья.
И матушка, улыбку не тая,

Всегда ей эту малость позволяла.
Луна балкон сей часто освещала,

Лия свой свет отрадный сквозь перил
И в тёмном небе россыпи светил

Цветами изумрудными блистали.
Литисии они напоминали

Необычайный фейерверк богов –
Предтечу исцелнеия грехов.
   
С балкона меж дерёв густого сада
Видна была досчатая ограда,

За ней вилась в густой траве тропа
По форме изогнутого серпа.

По той тропе глухой, когда смеркалось,
Фигура человека паявлялась.

Он подходил к забору каждый раз
В том месте, где был ловко сделан лаз.

Какую цель – любви или амура
Преследовала тёмная фигура?

Кто искуситель в ветреных делах?
Не вор он, не бродяга, не монах.

Где шёл, где даже полз подобно змею,
Он покушался выкрасть архидею.

Не мало неудач он перенёс,
Чтоб хоть слегка коснуться русых кос.

Не зря стоял часами у балкона.
Как рыцарь древних лет у Геликона,

Чтоб слово ей заветное сказать,
Свой пыл, свою отвагу показать.

Литисия всё это понимала –
Заслыша шорох – сердце замирало.

Казалось ей, что кто-то здесь укрыт,
Невидимый за ней всегда следит –

По следу по ночам неслышно бродит
И духов злых вслед за собою водит,

И ждёт момента только, чтоб напасть,
Чтоб счастье то, что есть у ней, украсть.

Не стану я испытывать терпенье –
Скажу кто он: из этого ж селенья.

Ванюшей звать – не каждому чета,
В деяниях душа его чиста.

Пусть не кристалл, не прорицатель века,
Но жизнь, она меняет человека,

Особенно когда в мозги и кровь,
В сознание вторгается любовь.

Меж тем грешны мы этим все на свете.
Не долго продолжались встречи эти.

Полуночью, когда всех крепок сон –
Ванюша тайно влазил на балкон

И вместе там рассветы и восходы
Они встречали в прелестях природы.

В часы любви не дремлет сатана –
Его делам способствует ись они без покрывала –
Природа их чудачествам внимала.

Всё б ничего, но кто б подумать мог,
Что их в любви попутать может Бог.

Однажды мать проснулась вполуночи –
Туда-сюда глядит, открывши очи,

Уж до того встревожена была,
Что успокоить сердце не могла:

Недоброе почуяв, в крик пустилась,
В безумствии за голову схватилась,

Де как Людмила Пушкина точь-в точь –
Неведомо куда пропала дочь.

Стенание издав, пдобно стону,
Споткнувшися, бежит она к балкону

И там изобличает стервеца –
В досаде будит спящего отца:

«Какой позор! Не пережить позора!
Господь послал нам подлеца и вора!

Проснись, взгляни какого соловья
В твоём саду поймала дочь твоя!

Вот ножик, вот верёвка – поскорее
Вставай, лови проклятого злодея!»

Заслыша за дверями крик и гул,
Ванюша вмиг с балкона сиганул,

Успев взять в руки брюки и рубашку,
Через перила прыгнул вверхтармашку

И.незаметно, там, между кустов
Проворно прошмыгнул и был таков,

Свою любовь оставив без вниманья,
Как жертву для волков на растерзанье.

Остервенев, отец от сна воспрял –
К балконной двери тотчас подбежал

И обомлел… Сгущать не станем краски –
Оставим им сей случай для развязки.

А я рассказ некстати перерву, -
Тем и закончу первую главу.





       ГЛАВА ВТОРАЯ

От травмы тех событий, той печали
Родители Литисии вдруг впали

В депрессию, страдая день и ночь –
Такую боль преподнесла им дочь.

И лишь её, невесту, то что было,
Литисию ни что не возмутило.

Она, как прежде, кажется была
Ни чем не смущена и весела,

Но скрыть от Бога грех сей невозможно.
Родители внушали осторожно,

Старались свой урок ей преподать.
Конкретно было можно понимать

Внушенья их: «В семье не без урода.
Последствия от встреч такого рода

Печальные плоды свои дают.»
Литисию они, конечно, тут

Без сочных слов, но крепко пожурили,
А, успокоясь, грешницу простили.

Что ж – мать есть мать – одной рукой побьёт,
Другой, любя, к груди своей прижмёт.

В условие же вместо наказанья –
Она должна отбыть на покаянье.

Тех лет далёких были времена,
Когда моя родная сторона

Не лёгкую судьбу переживала:
После разрухи на ноги вставала.

Гоненьем притесняли христиан.
Был постулат тогда жестокий дан:

Религия – есть опиум народа
И что при ней в загоне вся свобода,

А, значит, не должно быть и церквей
В стране коммунистических идей.

И храмы, что столетьями стояли,
Разрушенные варварами, пали.

И было трудно те найти места,
Где б служба шла и славили Христа.

С глубокой исстари народ наш богомольный,
Но тут его лишили веры вольной:

Там, где стояла церковь, моностырь –
Развалины лишь стали , да пустырь.

Не службой освящались похороны --
Их отпевали галки да вороны.

Вдали жилищ, за быстрою рекой,
Где рос необозримый лес густой –

Цвели дубы и красовались ели,
И вековые сосны там шумели;

Среди тенистых липовых ветвей,
Где извивался змейкою ручей,

Весной звучали птичьи серенады,
Лесному зверю небыло преграды –

На сотни вёрст неведомая глушь.
Ни мёртвых, ни живых не встретишь душ.

Средь тех лесов от всех уединённый
Был уголок святой и потаённый

И Дальней Пустынью именовался он.
Со всех сторон оградой обнесён.

Внутри там храм стоял прекрасно-чудный,
Где купола с отделкой изумрудной,

На солнце ярким пламенем горя,
Переливались цветом янтаря.

Там дом стоял, в котором были кельи,
Где часто отмечали новоселья

Монашки местные, неся нелёгкий крест,
И прибывшие вновь из дальних мест

Служением усердным, испытаньем
И преданностью Богу и желаньем.

Не в тягость жизнь была им от забот.
Был небольшой, но светлый их приход.

Наставницей и благостыней дара
Была у них игуменья Варвара.

В себе она умела совмещать
С хозяйственностью – божью благодать.

Исправница устава и законов –
Всё это с сочетанием канонов.

Сюда, святым крестом осенена,
Анисия была привезена.

Здесь ей родными стали сёстры, братья,
Привычными ей стали и занятья.

Она их исполняла каждый день.
Густых лесов её пленила сень

И таинства священных мест и пенье,
И лик святых, и долгие моленья,

И тусклый блеск блистающих свечей.
Она ходила часто на ручей,

Что протекал вблизи. Под настроенье
Ещё любила там в уединенье

Под сенью лип о чём нибудь мечтать –
Пришла к ней мысль однажды написать

Историю нелёгкую из детства,
Когда в семье к существованью средство

Равнялось абсолютному нулю,
А жизнь людей ценилась по рублю.

Страниц она пятнадцать написала,
Потом на то желание пропало –

Не стала больше  повести писать
И под кровать забросила тетрадь.

Помимо службы, таинств и моленья
Она, всегда в хорошем настроенье,

Любила труд, крестьянский труд земной.
Пройдёт зима, растает снег – весной –

Берёт она с собой лопату в руки
(Не требуется здесь большой науки)

Копает землю, грядки боронит,
Сажает овощи спокойно. Не болит

У ней душа о доме, о свободе.
Ей нравится трудиться на природе

И временами, сквозь дремучий лес,
Часами там глядеть на синь небес,

Петь в церкви хором: «Господи  помилуй»
И фимиам вдыхать, когда кодилом

Своим усердно батюшка кадит.
Проходят годы – Бог её хранит.

Живут все мирно. Сёстры, как родные.
Хранят их дружбу ангелы святые.

Обитель, кельи – их родимый дом
И в ним они живут своим трудом.

Большой нужды в питании не знают:
Продукцию по лесу собирают

И сеют рожь, и выпекают хлеб,
И нет здесь искалеченных судеб.

Возвышенных тут нет и угнетённых,
Ни бедных, ни богатством обделённых.

В правах перед всевышним все равны –
Вниманием одним окружены.

Ещё в одном у них была свобода:
Молиться за спасение народа

И Бога славить, славить небеса.
Какой там хор! какие голоса!

Под сводами изысканного храма
Оттенков и цветов какая гамма!

Такое не возможно повторить.
Ещё одно я не могу сокрыть,

Что на меня торжественно влияет;
Что сердце содрогнуться заставляет;

Что объяснить мне не хватает слов –
То величавый звон колоколов!

Анисия чем доле пребывала
В монастыре, тем боле сознавала

Свой совершённый в молодости грех.
Он тяжелел, как зреющий орех.

И пробудилось в ней тогда сознанье,
Чтоб принести себя на покаянье.

Ей батюшка сказал: «Тот не грешил,
В своей судьбе, кто на земле не жил,

А Бог в своих грехах великодушный:
Прощает грех тем, кто ему послушный.»

Священно-дидактический урок
Был должен ей пойти на пользу, впрок.

Но человек – есть существо природы,
В ним изменить инстинкт не властны годы.

Литисья раз стояла у ворот –
К ней подошёл послушник садовод

И обратился с просьбой особливой:
Помочь ему обрать кусты со сливой.

Литисия не смела отказать –
Она пошла с ним сливу собирать.

Набрали сливы всем на удивленье –
Потом три дня варил он с ней варенье.

Понравились друг другу -- как тут быть?
Судьбу не обойти , не изменить.

Они от всех укрдкой не  влюблялись –
С улыбкой только взглядами встречались

И ждали чем всё кончится должно.
Быть может братьям, сёстрам всё равно,

Но как в умах святейших отзовётся?
Что ныне толерантностью зовётся,

Не может ли сей случай повлиять
На то, чтоб их из Пустыни изгнать,

Как первородных Еву и Адама
Изгнал Господь, очистив рай от срама.

Но как тогда ( в заветы глянем вновь)
Воспринимать нам «к ближнему любовь?»

Священник молвил: «Знай всему границы –
Как , например, друг друга любят птицы?

Над всем есть воля Божья: для утех
И для труда, а в своеволье – грех.

Уподобляйся божьему закону
И будешь жить в любви, не зная стону.»

Согласны с тем Анисия и Влад
И дружба скаждым днём их шла на лад.

Объединяла их живая жила,
Сближала их магическая сила,

Но, между тем, меж них была стена –
Еще судьба была не решена,

Поскольку небыло ещё благословенья.
Душа должна испытывать терпенье,

Чтоб сердце соком счастья налилось,
Чтоб эхом в жизни то отозвалось.

Но час настал и в знак святого дара
Благословила матушка Варвара

И наставленье доброе дала
На то, чтоб жизнь счастливая была.

Кто б видел то, как в храме их венчали,
Как голоса торжественно звучали,

Звонили как тогда колокола
На звоннице и как тогда цвела

Анисия ромашковой весною
В своей красе, как лес шумел листвою

И как играло солнце в небесах,
Пел соловей рапсодию в кустах!

Событие то в Пустыне священной
Закончилося трапезой отменной.

Потом все из застолья поднялись-
Довольные по кельям разошлись.

А утром жизнь кипела, как и прежде:
Служенье продолжалося в надежде,

Что Бог продлит им благостные дни,
Что будут и безгрешные они.

Хоть на земле не дремлют вражьи силы,
Преследуют они нас до могилы

От самого рожденья. Сила зла
Мир к противостоянью привела.

С деяниями добрых побуждений
В борьбу вступают силы преступлений.

Используется всё против добра:
От атомных ракет до топора,

Не видя в этом пропасти опасной.
Так человек своей рукою властной

Ради своих надуманных идей
Ломает судьбы тысячам людей

И нет его преступностям ограды.
За то на грудь он вешает награды.

Что для него пролить людскую кровь?
Зачем злодею к Родине любовь?

Отечества призыв? Ведь для злодея
Дороже всех людей его идея.

Немудрено ему в безумство впасть.
Не дай, Господь, такому в руки власть.

Однжды в час полуночный налётом
Подъехал Дальней  Пустыни к воротам

Со спецзаданьем воинский отряд
И командир расставил там солдат –

Собрал народ без шума и без звона
И объявил обитель -- вне закона

И приказал: «Отныне храм закрыть
И всех людей на волю распустить!»

Священника и матушку Варвару
В наручниках отправили на кару

В машине крытой с группою лихих.
С тех пор ни кто не слыхивал о них.

И несмотря на сёстер вопль и стоны,
Из храма все хоругви и иконы

В машину погрузили, увезли –
В овраг свалили грудой и сожгли.

Кто право дал ублюдкам и уродам
Так обращаться с собственным народом?!

И попирать духовные дела:
Со звонницы снимать колокола

И прикрываясь «гениев» словами
Смеяться, издеваться над Богами!

Священников казнить у алтарей
И запрещать крещение детей.

И ныне этой шайки претенденты
Кричат- пищат, но лезут в президенты.

Литинья, пережив такой погром,
Упала в шок и вспомнила про дом.

Глухая даль была ей не преграда:
Покинув Пустынь, взяв с собою Влада,

Они три дня с попутным ветром шли
И, наконец, до дому добрели.

Но почему ни кто их не встречает?
Закрыта дверь и верный пёс не лает.

Забиты окна досками, Балкон
Ненужными вещами захламлён.

Анисия, пробравшись сквозь ограду,
Пошла во внутрь одна бродить по саду.

Глядит: весь сад густой травой зарос –
Душа заныла, очи полны слёз –

Задумалась, сидит в оцепененье –
Ужель они на вечном поселенье

И встречи с ними в этой жизни нет?
Неверится (Минуло двадцать лет!)

Она прошлася, встала у крылечка
И, ухватившись двери за колечко,

Туда-сюда толкнула раза три,
Но дверь была приперта изнутри.

Шёл мимо дома ихнего мальчишка:
«Как звать тебя? – она спросила, -- «Мишка»

«Не знал ли ты кто в этом доме жил
И где они ?» -- «Да, знал, я к ним ходил.

Дед с бабкою – они меня любили.
Их прошлым летом мы похоронили.»

Не мог ли б ты за труд не посчитать –
Нам ихние могилки  показать?»

На что охотно Мишка согласился.
Смеркалося. День к вечеру клонился.

Грачи кричали громко на кустах,
Цвели акации у кладбищ. На полях

Обильные посевы зеленели
А кладбищи цветочками пестрели.

«Вот их могилки.» -- Мишка им сказал.
А сам тотчас в посёлок убежал.

Здесь, где росли два кустика сирени,
Анисия упала на колени,

Руками крепко холмик обняла
И зарыдала громко, как могла.

Терзалася душой и причитала
Здесь, где для нас всех вечного начало.

А меж ветвей сирени грустной той
Два птенчика резвились меж собой.

В волненьи горьком сердце как ни билось –
Анисья жить в посёлке поселилась.

На долго ли? На долго. Навсегда.
Теперь у ней преклонные года.

Когда в село приходит день престольный –
Из разных мест к старушке богомольной

Крестьянки православные идут
И Господу молитвы воздают.


               КОНЕЦ

                3 марта 2012г