Сны мритью локи

Прости, что так нагло влез в твой днев, даже не зная тебя, но у меня вопрос на который я никак не могу найти ответ) даже Яндекс здесь бессилен) что такое "Мритью Локи"? откуда это пошло и что это обозначает? если сможешь ответь пожалуйста в асю 491-478-060
просто Вышеупомянутый яндекс выдал только ссыль на твою страницу и ничего более-менее внятного я так и не нашел на запрос "Мритью Локи".
P.S. меня Серёга зовут если всётаки решишь ответить..)))

Ты вопрос задавал "что такое "Мритью Локи"? откуда это пошло и что это обозначает? "
так, в общем это санскрит, древнейший из языков, с санскрита Мритью Локи переводится как планета смерти, если дословно, Планета липкого материального, уровня, тут все доставляет страдания так как здесь мы имеем материальное тело. Есть еще куча планет, но вот наша планета, в Ведах описывается как высшая планета Адского уровня. Есть и ниже и выше. Если интересно поподробней могу. Пиши в аську 473701159

Я только сейчас узнала, что такое Мритью Локи (это из пролога в Джоконде) "мритью лока - планета смерти (санскрит)" Илья Чёрт.

Прекрасной неземною красотой,
Слепя глаза и подчиняя слепо,
Походкой гордою идет по людям та,
Что жаждет крови их.
В невежестве нелепа, как в страсти горяча,
Так в благости как мед.
Руками липкими себя же обнимая,
Она ей предназначенную жертву ждет,
Чтоб восхищения зажечь в душе
Всепожирающее пламя.
И пепел сдуть с себя очередного наглеца,
Посмевшего взглянуть в сей лик небесный.
И нежность рук, и голос столь прелестный у нее,
Что незаметна издали коса.
Она, как бритва острая с небес занесена,
Отсчитывая каждому безжалостные сроки.
Но все предпочитают смотреть в ее глаза
И видеть сны, сны Мритью Локи.

Если вы когда-нибудь любили, то вам, безусловно, знакомо это чувство. Чувство распада, который вы не в силах остановить. Вам хочется хоть что-то исправить, изменить, перекроить и переписать заново, но подобно безумному оленю вы тычетесь ветвистыми рогами в бомбоустойчивые стены фашистского бункера. Вы заранее знаете, что все ваши потуги бесполезны, но почему-то все же надеетесь на что-то отличное от судьбоносных предопределений.
Почему?
Наверное, потому что ваш перегретый мозг не способен смириться со всей той беспредельной тупостью и нелепостью происходящего. Еще вчера вы были счастливы, держались за ручки, смотрели друг другу в глазки и упивались взаимностью. Это было вчера. А сегодня вы проснулись и поняли, что все кончено. Ваш мозг по какому-то чудовищному приказу сообщил вам, что «ВАС» уже нет.
Все мы люди и все мы редко слушаем голос разума. В связи, с чем вы делаете попытку изобразить наличие вкуса и цвета. Но любовь не та стезя, где можно что-то изображать. Ложь рано или поздно всплывает.
И что тогда?
Стенания, страдания, сопли, слезы и мольбы…. Сначала в вас рождается неверие и злоба, а на смену им приходят боль и внутренняя опустошенность. Трудно сказать, что из этого страшнее, но главное вам больше не нужно лгать друг другу. И в данный момент лучше поплакать. Не просто выдавить из себя скупую мужскую слезу, а по-настоящему разрыдаться потоками слез. А еще лучше швырнуть что-нибудь об стену и рассмеяться диким безумным хохотом.
Очередное сумасшествие захватит вас в свои цепкие тиски и не отпустит вас до тех пор, пока вы не дойдете до предела.
Вас назовут самодовольным самоуверенным эгоистом….
И что с того?
Ведь вы именно такой и есть. Признайтесь хоть раз в жизни самому себе и бывшей второй половине. Пускай она даже всего лишь мебель в ситуации происходящего, лишь катализатор, ускоряющий ваш самораспад.
Возможно, именно это и станет началом пути, в результате которого вы сумеете разлюбить и полюбить сызнова. Только вот любовь эта будет другой, не такой как прежде, не высокой и возвышенной, не липовой страстью, не игрой адреналина и ферамонов, а вполне реальным чувством. И вы узрите страшную и мучительную подноготную этого чувства, когда посреди ночи проснетесь в холодном поту, в страхе озираясь на шкаф, в котором запрятались все те, кого вы когда-то любили, с кем были счастливы хотя бы на мгновение.
Вот они скелеты в собственном шкафу!!!
Какое забавное блюдо вы подали себе на ужин. Так вкушайте, радуйтесь, наслаждайтесь…
Или ваши колени дрожат и вам не суметь перебороть ваши страхи???
Боитесь подойти ближе и распахнуть дверцу, дабы наконец-то увидеть этот чудовищно безумный оскал любви???
Напрасно!!!
Впрочем, каждому своё….
***
В темнице было темно и сыро. В углу копошились крысы, а с потолка неистово капала вода, пополняя тем самым и так с лихвой переполненную казну сырости. Запах затхлости и еще чего-то такого, что случайно заползло сюда и издохло, способен был убить наповал. Однако арестанту, сидевшему в кандалах на голом каменном полу, было плевать на все те неудобства, что царили в его одиночной камере.
Откуда-то издалека, пробиваясь сквозь тюремные стены, доносились чьи-то отчаянные вопли и жалобный плач. Когда они затихали, можно было услышать скрежет металлических деталей камеры пыток. В ней пытали Галилея.
С противоположной стороны раздавались множественные охи и вздохи, свидетельствовавшие о неистовом желании девочки Жанны спасти мир от воздержания, перед тем как умереть раз и навсегда.
А сквозь узкое оконце, соединявшее темницу с внешним миром, проникал прогорклый запах дыма. Дым добрался сюда с центральной площади, где в это время вовсю полыхал громадный костер, превращавший Джордано Бруно в горстку пепла.
Но посторонние события не могли отвлечь арестанта от избранного им досуга. Его взгляд был прикован к тому, что находилось в углу темницы. Там в форме огромной пирамиды были сложены головы тех, кто не пережил революцию в Париже. Здесь был и Людовик «затертый номер», и Робеспьер, и многие другие. И теперь по их головам скакали крысы в поисках лакомого кусочка.
В темнице царило мрачное спокойствие, рожденное внутренней тишиной. Лишь иногда раздавалось приглушенное сопение Диогена. Бедный философ оказался не в том месте и не в то время, так что вместе со своей бочкой был заживо погребен под грудой голов, привезенных с гильотины.
Но спокойствие не может длиться вечно. С противным скрипучим грохотом дверь в темницу отворилась, и в помещение вошел священник.
- Святой отец, я не просил об исповеди.
- Знаю. Но она тебе не помешает, ведь вскоре тебе придется умереть.
- Умереть? Но почему я должен умирать? Разве в вашей Библии не сказано «не убий!»? В чем же Истина, святой отец? – завопил арестант, грозно гремя цепями.
- Так нужно. Мы должны остановить это безумие, пока не стало слишком поздно.
- Поздно было с самого начала…
- Так может, расскажешь?
Арестант какие-то мгновения пребывал в прострации, словно пытался вспомнить что-то родное и знакомое, а после вздохнул и начал свой рассказ:
- Когда я был маленьким, мне нравилось гулять по лесу. Знаете, святой отец, природа удивительно прекрасна, если ее не успел испортить человек своими правилами и законами. Мои родители считали меня немного чокнутым, но не противились моим прогулкам. Возможно, им следовало поступать иначе, но не нужно винить их, ведь они желали мне только добра. Там, где мы жили, росли густые дремучие леса. Старики говорили, что в них живет зло. Но никто из них не встречался с ним, и даже не представлял какое оно из себя. Этот первобытный страх тамошних лесов передался им от прадедов, многие из которых бесследно исчезли, блуждая среди тех деревьев. И как полагается в таких случаях, спустя двести лет уже никто не верил в лесное зло. Версия, что старики попросту выжили из ума, была намного пригляднее и не вызывала лишних вопросов. И все же, возможно чисто интуитивно, никто из местных жителей не заходил далеко в лес. А зло действительно ютилось в глубине тех лесов и ждало удобного момента, чтобы вырваться наружу. Теперь я понимаю, что оно ждало именно меня, как выжженная солнцем земля ждет дождя. А я все это время бродил по лесу в поисках того, что смогло бы наполнить мою жизнь подлинным смыслом. И я нашел его. Вот почему я и по сей день лежу в той чаще под старым пнем…
- О чем ты, сын мой? – переспросил священник, почти задремавший от рассказа арестанта.
- Сын? Как же ты глуп, священник…
- В нашей жизни ум неуместен. И лучше сократи свой рассказ и сразу перейди к тому, чем там закончилось…
- По прошествии нескольких дней селяне обнаружили в лесу израненного мальчика, который едва дышал. Никто не верил, что он выживет, но случилось чудо. За перенесенные страдания они нарекли меня Нострадамусом.
- Да уж…. Сократил, так сократил…. Теперь стало непонятно, что же произошло в том лесу?
- Неужели?! Может, ты просто забыл? Я могу поверить в то, что ты меня не узнал, ведь прошло столько лет, но как ты мог забыть о своем тысячелетнем заключении в лесу? Жизнь удивительная штука по части случайностей и совпадений. Когда-то я выпустил тебя из темницы, а теперь ты засадил меня в эти стены. Впрочем, ничего удивительного, ведь я искал тебя. Я искал тебя, был глашатаем твоих дьявольских планов и, в конце концов, ты сам меня нашел. Так что это еще вопрос кому суждено умереть здесь и сейчас.
В следующее мгновение глаза арестанта вспыхнули адским пламенем. Сидевший рядом с ним священник в страхе отшатнулся.
- Подлый мальчишка! Ты отправишься в преисподнюю! – завопил он и бросился к выходу из темницы.
- Несомненно! – хохотал арестант, - Но свое последнее знамение я припас специально для тебя.
- О чем ты? – спросил священник, остановившись в полушаге от выхода.
Арестант ничего не ответил, а только ткнул пальцем в направлении одной из стен темницы и вновь захохотал.
Дрожащей походкой священник подошел к стене и осторожно и поднес к ней горящий факел. На ее кирпичах красовалась надпись «Хастор май», выведенная огромными кровавыми буквами.
- Боже, только не это! – воскликнул священник и упал на колени, а позади него арестант продолжал заливаться безумным смехом.
***
- Да, я знаю, что ты понимаешь это все…
И где-то в глубине души я посмотрю, чем все это закончиться…
Эх-хэх-х…
Только не закрывай глаза…
Да, ладно. Я хоть раз отключался?..
На грани и отключаться – это разные вещи…
Так и у тебя сейчас такие доводы…
Это потому, что мы с тобой на разных волнах. У тебя ветер дует во все паруса, а у меня штиль. Вся суть заключалась в одном слове. Ты со мной или прощай мой дорогой человечек. Это тебе решать…
Ты когда-нибудь меня поблагодаришь. Ты слишком долго общался – стал слишком жадным…
«Что это?» - спросите Вы, - «Наверное, очередное безумие?»
Нет, ничего сверхъестественного. Всего лишь телефонный разговор какого-то парня, сидящего в соседнем кресле. Кстати, изволю представиться. Меня зовут Вова Шпендель. Я – агент ЗПЗ (Защиты Психического Здоровья) и в этот обыденный понедельник мне пришлось начинать утро с экстренного вызова в одно из участковых отделений Службы Внешней  Реабилитации. Вещь малоприятная, но это всего лишь одна из множества граней моего участия в жизни общества. Без этого многим было бы трудно вставать по утрам из пастели, а тем более выходить из дому в мир безграничных опасностей и чудовищных причуд чужих умозаключений, способных не только ужаснуть, но и заставить усомниться во всеобщем здравомыслии…
- Алло! Тормоза секунду!
Да, он продолжает. Это ярый представитель тех психов, которых мне не приходиться отлавливать. Они слишком безумны, чтобы слиться с толпой и потому рано или поздно каждый из них оказывается в приемной Службы Внешней Реабилитации или в камере превентивного заключения в Службе Внутренней Реабилитации. А тут-то и начинается само веселье…
- Таро. Это Мочалка на связи. Поговори с ним…
А ты че?..
Он хочет сказать: сколько у тебя денег?..
Я-и-ха-ха-ха…
Таро. Я тут агитирую за новое движение. Не слушай Витька. Он – оппозиция. Витек всегда агитирует: давайте, давайте! Апрель приближается!..
Так что? Ты со мной?..
Витек не так выразился…
Вот ты видишь? Ты конкретно говори. В общем, все с тобой понятно…
Он все, слился…
« А ты спекся», - подумал я.
Как раз в этот момент в моем правом ухе раздался голос командира спецназа, доложившего действующий статус:
- Мы готовы!
- В путь, - ответил я без тени сомнения.
Сидевший рядом чудик, который до этого несколько мгновений иступлено взирал на свой мобильник, внезапно психопатически встрепенулся и задался вопросом:
- Что вы сказали?
В его взгляде четко читалась претензия и медленно подступающая к горлу злоба. Но разве мне было дело до его эмоций? Если и да, то все мое сочувствие было весьма искусно запрятано в глубоких недрах моего нутра.
- Ничего важного.
Я постарался проявить успокаивающий тон, но то ли по понедельникам показное добродушие было не в моде, то ли оно попросту являлось пустозвонной пилюлей, так что ощутимого эффекта не получилось. Правда в этом был и некий позитив. Теперь я находился в прямом контакте с объектом и мог отчетливо видеть на его давно небритом лице все то, что рвалось из него наружу. В какой-то момент на меня пахнуло не то холодом, не то зловонным дыханием. В любом случае в этот микромиг мне стало не по себе, и чтобы хоть как-то оправдать в собственных глазах свою слабость, я сказал:
- Расслабьтесь.
Но нет. Объект не расслабился. И явным признаком того была садистская ухмылка, что тихой сапой прокралась по его губам.
- А вы мне нравитесь, - сказал он, все больше и больше поддаваясь зловещим проявлениям смеха в бессознательной немой попытке устрашения себя и окружающих.
- А вы мне нет, - ответил я, перейдя на откровенность.
В подобных ситуациях все планируется заранее вдоль и поперек. И каждый раз кажется, что все возможные исходы предрешены и остается только ждать, что через секунду, а может через две или, в крайнем случае, три секунды входная дверь слетит с петель и отряд спецназа заставит очередного полудурка уткнуться мордой в пол. Если честно, обычно именно так и происходит. Но этим утром понедельника все пошло черти как.
Все с той же безумной ухмылкой объект медленно приподнялся с кресла и с опаской загнанного зверя огляделся по сторонам. Меня это несколько позабавило, да так что наружу невольно прорвался сдержанный смешок.
- Вам некуда бежать, друг мой.
Однако на этот раз псих не обратил внимания ни на мои слова, ни на мои усмешки. Уж слишком он был поглощен своими собственными мыслями и сарказмами, чтобы оценить чужое мнение. Пружинистой походкой пантеры объект двинулся к единственному окну в помещении приемной. Оно открывало собой вид на несколько прелестных небоскребов и солнце, выглядывающее из-за крыш.
- Прекрасное утро, - сказал я, все еще не отпуская надежду разрядить напряженную обстановку не прибегая к членовредительству.
Ответом был едва различимый вздох.
- Вы правы.
Мне показалось, что дело в шляпе. Но это было лишь еще одной иллюзией. Объект продолжал стоять лицом к окну и наблюдать за солнечными проблесками из-за железобетонных туш многоэтажек.
- Так может, стоит присесть? – спросил я.
- Нет.
- Точно?
Я всеми силами пытался отыскать в голове еще одну подходящую реплику или хотя бы достать еще немного времени до внезапного появления спецназа, однако объект в своих мыслях шел на опережение.
- Слишком поздно.
В странном и пугающем предчувствии внутри меня что-то екнуло, и я поспешил с новым вопросом:
- Поздно для чего?
- Для всего.
Скорее всего, мое нутро интуитивно предполагало нечто из ряда вон выходящего, но это точно не относилось к треску и звону битого стекла. А когда все произошло, бежать на опережение и судорожно вопить уже не имело смысла. И потому  я медленно и осторожно подошел к окну и посмотрел вниз. Где-то там виднелась едва различимая точка.
- Ну, вот и все, - прошептал я.
И как раз в этот момент за спиной раздался «бум!» и крики спецназа. Кто-то подошел ко мне и, положив ладонь на плечо, сказал:
- Кажется, он сам разрешил свои проблемы.
Я обернулся с осторожностью бескрайнего разочарования и наткнулся на бездонную синеву холодных глаз майора Щербински. Всем своим видом командор спецгруппы излучал уверенность свершившегося успеха, да и другие члены его команды, завидев разбитое окно, вмиг сбросили с себя груз ответственности и тоном промежуточным между шепотом и перебранкой стали передавать друг другу колкие замечания и хохмы.
- Почти вовремя, - заметил я, все еще пытаясь узреть в замкнутом пространстве приемной несуразность бытия и со злорадным отчаянием испепелить ее взглядом.
Но нет. В комнате были только люди, а людям свойственно совершать ошибки, их нужно принимать такими, какие они есть. Ведь никто и ни что не меняется. Оно может только проявить новые ранее неизвестные свойства, но категорический отказ от одной из своих черт – это нонсенс.
Пока я думал об этом, Щербински пытался мне что-то объяснить, однако поглощенный собственным мозговым штурмом я даже не сразу сообразил, что его губы шевелятся, издавая некие звуки. И все же, в конце концов, я вернулся к реальности.
- Ты что-то сказал?
В ответ Щербински посмотрел на меня суровым взглядом некоторой обеспокоенности и высказал встречный вопрос:
- Ты в порядке?
- В полном.
За моим ответом последовал шаг подальше от окна, но спустя полсекунды я вернулся взглядом к его зубчатому проему.
- Так, где вы были? – на этот раз вопрос не юлил вокруг да около.
Возможно, в тот момент я чувствовал некоторую опустошенность из-за глупой неудачи или просто в голове случилась нехватка серотонина. Одно могу сказать – это было чувство неуклонного стремления съездить кому-нибудь по мордасам или хотя бы попытаться сделать это. Наверное, командор уловил суть моего настроения по скрытой агрессии обрывочных фраз и, добавив впервые за все утро к своей глуповатой веселости и беспечности толику испуга, принялся рапортовать:
- Внезапно лифты остановились, и нам пришлось подниматься пешком на 69-й этаж…
Видимо давно пора было смириться с тем фактом, что на все найдется  отговорка. И потому было решено махнуть рукой на все случайные перипетии и закончить операцию.
- На этом все. Наш клиент прилег отдохнуть снаружи прямо посреди мостовой. Так что ноги в руки и помогать экспертам соскребать его с асфальта. Все ясно?
Молчание означало, что никто ничего не имеет против.
- Вот и славненько, - заметил я и направился к выходу.
Однако желаемое и тут не срослось с обстоятельствами сущего.
- Агент!
Это был окрик командора. Не дожидаясь моего разворота и негодующего взгляда, он дополнил свою реплику новой фразой:
- А что с дамочкой?
- Дамочкой?
Вопрос застал меня врасплох, и мне спешно пришлось перебирать в мозгу все возможные инциденты. Но к счастью Щербински додумался прийти мне на помощь:
- Начальник отдела…
- Ах да…
И вмиг шарики и ролики оказались в нужных местах. Со всеми этими прыжками из окна я совершенно позабыл о первопричине своего появления в семь часов утра понедельника в офисе участкового отдела Службы Внешней Реабилитации, расположенного по адресу Штраумана, 48.
- Как скоротечно время, - прошептал я в порыве увлеченности собственными размышлениями.
- Агент?!
- Да-да, - ответил я настойчивому прагматизму командора, - Я займусь этим сам, а вы валите вниз и наведите порядок, а то не дай бог кому-то захочется повторить этот эксперимент.
Как только спецгруппа получила ценные указания, мои ноги понесли меня в сторону противоположную выходу. Пяти минут оказалось достаточно, чтобы оставить все неприятности позади, так что теперь я спокойно шагал по месту прежней трагедии. По пересечении полной света и пространства приемной я проник в сумрачный и узкий коридор, который нежданно-негаданно свершил Г-образный поворот налево и привел меня к двери с табличкой «начальник отдела». Короткий парный стук породил излишне рьяную акустику, но я не стал казнить себя за излишний дебош ввиду неоспоримого отсутствия практически всех сотрудников отдела в столь ранний час.
- Войдите! – раздался голос за дверью.
Что ж, не было необходимости просить меня дважды, и я вошел.
Внутри оказалось не менее сумрачно. Видимо хозяйка кабинета посчитала, что не стоит тратить электричество, когда за окном так прекрасен и светел своим солнечным блеском рассвет. Она вполоборота стояла у окна, пристально всматриваясь в нечто интересное снаружи, и одновременно контролирующе оглядывалась на мою персону.
Я смотрел на нее и видел давно потерянную и раритетную наивность, такую, от которой не хочется выть или взбираться на стену. Мой взгляд исчерпывающе прошелся по ее лицу и на свое крайнее изумление не приметил изъянов. Не то чтобы проявилась внезапная слепота. Скорее их и впрямь не существовало или же мое истерзанное либидо посчитало эту архитектонику наиболее целесообразной реализацией вселенского идеализма.
Скошенная челка волос слегка прикрывала глаза ярко-зеленого цвета, и в этих двух подвижных органах зрения пронзающе отражалось движение жизни, говорившее мне, что все не так уж и плохо в этом гребаном мире, где мне приходилось обитать с самого своего рождения.
Спускаясь ниже, я наткнулся на золотистый кулон, который расположился поверх футболки с глуповатой надписью «Цой жив!». Кем был этот самый Цой, мне не было известно, да впрочем, не особо и интересовало. Жив он или мертв – один черт. А вот для нее это, по всей видимости, было крайне важно.
Улыбка коснулась ее губ, когда стало очевидным, что я излишне пристально засмотрелся на ее внешние данные. Только вот это как-то совсем и не походило на признаки смеха. Скорее в этом скользящем прыжке мимических складок прослеживалась все та же наивность, которая привлекла меня с самого начала. И она неповторимым конгруэнтным образом сочеталась с интеллектуальной игривостью и чем-то еще, на что у меня не хватало слов для описания.
И уже потом на последней ступени изысканий я понял, что на вид ей было порядка двадцати-двадцати двух лет.
- Совсем ребенок, - мелькнула где-то в мозгах ключевая фраза.
«Да и ладно», - ответил внутренний голос.
Еще немного миллисекунд мы обменивались взглядами, а после девушка четко подметила обстановку:
- Кажется, все прошло не по плану.
На крайнем слове реплики она еще раз улыбнулась и сделала шаг в мою сторону.
- Бывает, - парировал я.
Ради приличия девушка плеснула на меня гримасой глубоко нравственной оценки, а потом указала на стул:
- Присаживайтесь. В мире есть и другие дела.
Я не стал спорить и сопротивляться и потому благосклонно пошел у нее на поводу. Однако не успел я окончательно усесться, как меня засыпали чередой вопросов.
- Так что?
Смысл фразы был слишком трансцендентен для моей примитивной логики и потому я переспросил:
- Что?
Моя непонятливость породила в ней приступ смешливого скепсиса, который проявился на ее лице движение бровей и угла рта. Но, несмотря на всепоглощающую увлеченность аутентичной хохмой, девушка соизволила объясниться.
- Вы готовы сознаться в своих преступлениях?
Внутри меня все вмиг похолодело, а на лбу прошибло обильный пот.
- В смысле?
Еще одна улыбка, смешок и нечто дополнительное, явственно говорящее о том, что я слишком долго был самонадеян и слеп.
- А вы чего ожидали? – продолжала девушка.
Вопрос, как и все предыдущие, поставил меня в тупик, но мне не хотелось сдаваться.
- Я…
- Да, именно так, - прервала она мою несостоявшуюся тираду, - Все агенты ставят себя превыше закона, но разве все мы не все те же люди со все теми же пороками и слабостями? Или вы считаете иначе?
- Я…
- Конечно, считаете. В противном случае вы не смогли бы спокойно спать по ночам. Ведь самосознание всей той грязи, что накопилась внутри вас рано или поздно убило бы вас, как убило господина Штрудельбаха несколькими минутами ранее.
Рубашка на мне насквозь промокла от внезапного приступа потливости. И если бы не закипающая от инстинктивной тревоги кровь и неуклонно подступающая к горлу тошнота, я смог бы убедить себя, что всего лишь случайно попал под дождь. Но хоть эта иллюзия и была безгранично желанна, сама мысль о ней казалась крайне недопустимой.
- Хватит, - сказал я, отбрасывая в сторону уловки мозгоправа.
Мой взгляд презирающе фыркал исподлобья. Но она не унималась. Казалось, что все происходящее крайне забавляет ее садистскую натуру. И где-то тут я переборщил с отпором.
Внезапная вспышка гнева ослепила меня, а потом я уже сжимал ее горло своей рукой, чувствую сбивчивое дыхание и бешеный пульс сонной артерии.
«Вот она грань, настолько же притягательная, как и опасная», - подумал я, но тут же ослабил хватку, а потом и вовсе развернулся и отошел в сторону.
За спиной раздался смех. На этот раз он не был уклончив или прикрыт множеством вуалей. Теперь он неумолимо звучал во весь голос. Точнее не просто звучал, а пронизывал эфир окружающего пространства подобно смертоносным лучам радиации. Но я мог справиться с этой убийственной силой. Достаточно было закрыть глаза и добавить немного контроля.
Вскоре смех затих. За спиной раздался шорох, и чуткие женские руки обхватили меня сзади. Я открыл глаза и наконец-то попытался определить реальность. Внутри меня все еще кипела кровь, но я знал, что с этим делать. Несколько глубоких вдохов вернули ко мне здравомыслие.
- Это все? – спросил я.
Позади меня раздался вздох некоторого разочарования, а потом меня освободили из плена объятий. Я обернулся и увидел, что вселенский порядок остался прежним, а единственным свидетельством случившихся бесчинств оставалось едва заметное покраснение на шее девушки.
- Присядьте, - сказала она, вновь указывая на стул.
И я вновь уселся. Секунды три мы провели в полном молчании, а потом на меня выплеснулись ответы, которых я так жаждал и в то же время пугался.
- А вы – крепкий орешек, - заметила девушка в качестве прелюдии к основному разговору.
- А вы весьма хитрый аналитик, - ответил я в вычурно дерзкой манере.
- В этом моя работа.
- Да и моя тоже.
Еще один пристально-скользкий взгляд и я задал вопрос по сути:
- Зачем все это?
Девушка склонила голову в бок и, словно копошась в ней в поисках достойного ответа, стала морщить лоб и ерзать ресницами.
- Зачем? – повторил я свой замызганный вопрос.
Еще немного раздумий и девушка сказала:
- Мне сказали, вы лучший.
- И что из этого?
Девушка вернула свой череп в естественное положение, а потом подошла к стеллажу у стены, достала с полки один из цифровых планшетов, вернулась на прежнее место и протянула мне планшет.
- Что это? – спросил я, прежде чем притронуться к нему.
- Ваше новое задание.
Теперь пришла моя очередь смеяться.
- Задание?! А вы в своем уме?
- Несомненно.
Ответ был сухим и острым как бритва. И мне показалось весьма парадоксальным, что он исходит от хрупкой девчонки, которую кто-то по собственной случайной прихоти поставил во главе участкового отдела Службы Внешней Реабилитации. Но все обстояло именно так и никак иначе. Впрочем, я и сам был не промах.
- Вы же понимаете, что я агент ЗПЗ?
- Прекрасно понимаю.
Ни один мускул не дрогнул на ее лице, ни одна ресничка не упала на пол.
- И знаете, что я подчиняюсь только ЗПЗ?
- Так точно.
- Тогда в чем дело?
Ее улыбочки понемногу начинали меня раздражать, и я начинал уже жалеть, что не придушил ее, когда была возможность. Во всяком случае, тогда у меня имелась веская причина отделаться тремя неделями реабилитации, а теперь подобный поворот событий стали бы расценивать как опасную психопатию. И тогда вряд ли бы мои бывшие клиенты обрадовались бы моему новоселью с ними по соседству.
- Думаю, мы закончили, - сказал я, не дождавшись вменяемого ответа, и встал со стула.
Однако девушка не повелась на мой шантаж, продолжала стоять и что-то обдумывать с циничным выражением лица.
«Что ж, отнюдь», - подумал я и поверженный туповатой загадочностью отправился восвояси.
Правда, особо на этом поприще я не преуспел. На полпути меня сразила еще более обескураживающая фраза:
- А как же ваша жена?
Да, эта дамочка действительно знала болевые точки, на которые стоило надавить посильнее. И если бы я не окаменел от собственной беспомощности, то, несомненно, отправил бы ее в незабываемое путешествие вслед за Штрудельбахом.
- Вижу, что вы наконец-то готовы слушать, - раздался очередной возглас из-за спины.
Несмотря на то, что паника сковала мои мышцы, я смог себя пересилить и встретиться лицом к лицу с тем, кто знал слишком много.
- Чего вам нужно?
- Немногого.
Ее глаза блестели огнем желания, что само по себе не сулило ничего хорошего.
- Это ложь, - сказал я.
- Возможно, но сейчас это неважно.
Таким был ответ, а потом она повторно сунула мне в руки цифровой планшет.
- Ознакомьтесь для начала.
Я смерил ее взглядом предельного недоверия, но все же принял планшет из ее рук.
- А что потом?
Это был еще один вопрос, на который я не надеялся получить ответ, чем собственно и оправдал сугубо личные ожидания.
- До скорой встречи, агент Шпендель.
- Обязательно, - ответил я и захлопнул за собой дверь.
Вернувшись в сумрачный коридор, мне пришлось проследовать обратным путем, дабы оказаться в приемной, где, как и полагалось уже орудовали уборщики. Они были настолько увлечены делом чистоты, что один из них, державший в каждой руке по огромному пластиковому пакету с мусором, едва не столкнулся со мной лбом, когда я неожиданно вынырнул из полумрака коридора.
- Простите, - сказал он и, обогнув меня, двинулся дальше исполнять свой долг.
Моей же задачей являлось предельно быстрое исчезновение из офиса участкового отдела на Штраумана, 48. Так что я не стал терять время на «здрасьте» и «до свидания» и молча проследовал на выход. Однако когда одна из моих ног уже пересекла порог, непреодолимая сила заставила меня обернуться. Впрочем, чуда не свершилось, и передо мной предстала банально-прозаичная картина безмятежности. Обновленная, почти с иголочки, приемная ничем не уступала прежней. На полу не осталось и следа осколков, капли крови были тщательно удалены с подоконника, а седовласый сутуловатый стекольщик наносил последние штрихи с помощью жидкого блеска. В какой-то момент он почувствовал на себе мой излишне пристальный взгляд и обернулся.
- Что-то не так? – спросил стекольщик с опаской.
- Все так, - ответил я и покинул приемную.
Дверь с встроенной пружиной закрылась за мной глухим и резким щелчком.
- Наконец-то, - подумал я и двинулся дальше.
Я хотел побыстрее вырваться на свежий воздух из спертой духоты помещений. Несколько шагов позволили мне пересечь холл и оказаться у дверей лифта. Там я позволил себе пару-тройку раз потыкать в белесые кнопки вызова, правда через мгновение вспомнил о их нерабочем состоянии и попытался ретироваться, но крайне неожиданно створки лифтовой кабинки все же отворились, тем самым приглашая меня внутрь.
- Обычная история, - прошептал я с некоторой досадой, - Работаем исключительно, когда не нужно.
Однако у меня не было времени на то, чтобы изрядно сетовать на превратности судьбы. Чем дольше я тянул за хвост всевозможные предлоги, тем большее количество проблем скапливалось под окнами здания рядом с тем, что совсем недавно являлось моим клиентом. К тому же внутри лифта уже имелся пассажир. Скрючившись буквой «зю» в одном из углов кабинки и натянув на нос очки, он настойчиво вчитывался в изрядно потрепанную газетенку. Завидев мои колебания, мужчина брезгливо сморщил лицо от недовольства и высказал первое, что пришло ему на ум:
- Так мы едем или как?
- Да-да, - ответил я, неловко извиняясь, и скользящей походкой прошмыгнул внутрь.
Только вот вопросник этого чудилы потом внезапно разросся до необъятных размеров.
- Вам вниз?
- Да-да…
Тоном своих слов я постарался намекнуть, что никоим образом не настроен на общение со случайными попутчиками. Но разве ему было дело до каких-то там намеков?
- И мне…
- Какое совпадение.
На лице попутчика внезапно поселилась почти дегенеративная радость, а потом местами почерневший и потрескавшийся палец с криво покоцаным ногтем нажал на кнопку со стрелочкой вниз.
- …Вот так поездочка…
Крайне лабильные гримасы настойчиво сигнализировали о растущей не по дням, а по часам психопатии. И даже если бы мне удалось справиться с очередным приступом тошноты, то внутренний голос все равно бы не оставил меня в покое.
«Наш клиент, наш клиент!..», - неуклонно повторялось в правом ухе.
А в левое параллельно доносилось бормотание чудилы:
- В наше время лифты ездили иначе…
«Только не сейчас», - думал я, когда первая порция желудочной кислоты оказалась на языке, - «Только не сейчас».
Несомненно, с самоконтролем у меня было все в порядке, однако всех внешних проявлений внутренней борьбы мне не удалось избежать. Печально, но мои украдкие ужимки мужчина непременно записал на свой счет.
- Так вы не согласны?
Мой ответ был прост и конкретен:
- Вя-я-я-я-э-х-х…
После этого я почувствовал себя заново родившимся, только вот пришлось наблюдать, как с волос попутчика стекает мой частично переваренный завтрак. Это вызывало некоторое смущение, но в то же время мне хотелось верить, что совершенно случайное действо внесло весомый терапевтический эффект в пошатнувшийся разум чудилы. Теперь с кусочком сыра, повисшим на ушной раковине, он был лишен всех своих одутловатых заморочек и выглядел  вполне нормальным.
«Хорошая работа», - сообщил внутренний голос.
- Простите, - сказал я.
Как раз вовремя лифт остановился и выпустил меня наружу. И отшагав приличное расстояние, я обернулся. Сквозь смыкающиеся двери можно было увидеть обескураженное лицо мужчины. Он тоже словно заново родился.
«Прекрасная работа», - подытожил внутренний голос.
- К черту, - промямлил я и поспешил покинуть место, где неоправданно долго являлся гостем.
Круговерть выпустила меня из здания, и я сладострастно погрузился в громогласный сонм дребезжаний и других урбанистических звуков. Впрочем, какой-либо продолжительности этого созерцания мне не удалось достичь. Тут же какой-то назойливый голос окликнул меня:
- Агент!
Хотелось отвернуться и убежать.
- Агент!
Легкое дуновение ветра остановило меня от ненужного безрассудства. К тому же не в первый раз что-то выскакивало за рамки плана.
- Агент!
«Вот блин заладил», - мелькнуло в мыслях.
Небольшое волнение заставило мое сердце биться чаще, но рано или поздно мне все равно пришлось бы столкнуться с последствиями своих просчетов. Прошла секунда, а может две и ко мне подбежал человек в штатском.
- Агент Шпендель?! Меня зовут Гарклай Брудилов. Нас с напарником прислали к вам на усиление.
Он говорил, но я не особо и слушал. Краткое изучение внешности заставило меня умиляться иронии, которую пробуждают новички в ветеранах службы. Казалось, что он всего лишь минутой ранее сошел с конвейера академической подготовки и первым делом стал подлизываться к старшему по званию.
- Агент?
- Да…
Скорее всего, его смутила невольная улыбка на моем лице. Возможно, он даже решил, что я сбрендил, так что пришлось в срочном порядке развеять эту легенду.
- Что у нас там? – спросил я.
Молодой агент тотчас избавился от казуистических мыслей о моем безумии и, отчаянно упиваясь моментом, стал излагать суть обстоятельств.
- Мы опечатали зону происшествия и прилегающую территорию  радиусом в триста метров. Все случайные свидетели отправлены на диагностику в близлежащие офисы Службы Внешней Реабилитации на Басманной и переулке Крузенштерна. Бригада уборщиков  на месте, ждут вашего приказа…
Несмотря на то, что паренек выдал мне дозу полезной информации, я не собирался вкладывать в его алчущие руки стяг похвалы. Скорее наоборот. И проявилось это в моем беспечном шествии к месту событий. Переступив через ленту заграждения, я двинулся дальше. С присущей мне небрежностью я прошел мимо низкорослой брюнетки, болтавшей с бесконечно озабоченным патрульным, которая по очевидным признакам и являлась напарником новичка. После этого мне пришлось растолкать с десяток экспертов разного рода, старательно искавших ничем не примечательные улики. И лишь тогда я смог увидеть плоды своих творений.
И это было ужасно. Непримиримым стоиком на свет родился очевидный вопрос: «Зачем?»
Но некому было ответить.
- Возможно, стоит…, - сумбурно пролопотал паренек.
- А зачем? – мысленно  озадачился я.
Еще один взгляд на размазанную по тротуару тушу.
- Эй, ты! – мои слова были брошены в адрес мужчины с бутылкой чистящего средства в руке, - Кидайте доходягу в катафалк и живенько устройте марафет.
Мужчина переглянулся с братьями по призванию и в то же мгновение кинулся исполнять мои предписания. Не успел я оглянуться, как по асфальту уже скользили пенистые губки. Сразу чувствовалось, что им не впервой разгребать подобные кучи дерьма.
- И что теперь? – спросил паренек.
- А ты о чем?
Несомненно, сегодня он был королем глупости. Однако и без гадания на кофейной гуще было ясно наперед, что когда-нибудь ему придется стать таким же как я, черствым и безразличным к своей работе, и это сгладит все неровности прошлого. Впрочем, будущее всегда чересчур туманно. Сейчас же он смотрел на меня, глотая каждое слово.
- Придумай сам, - сказал я, хлопнув его по плечу, и отправился прочь.
Мне хотелось, чтобы возращение за границы заграждения дало некоторое послабление от всевозможных напрягов. Однако эти надежды были неуместны и преждевременны.
Скрежет тормозов и вонь паленой резины заставили разуть глаза и поднять их с тротуара, где я в приступе медитативной экзальтации пытался отыскать нечто. Так в поле зрения появились настоящие неприятности. Из подъехавшей машины не просто вышел, а выскочил в злобном оскале заместитель директора Лобанов.
- Шпендель! Какого лешего!?
Массивностью своего тела замдиректора превышал меня почти в два раза, а если добавить к этому чрезвычайно мохнатые усы становилось совсем не по себе. Скорее всего, пресс-служба обрисовала инцидент не в лучшем для меня свете, и теперь мой шеф как никогда ранее походил на гигантского разъяренного таракана. От этого очень хотелось бесшабашно съязвить:
- Люди в черном, нам нужна ваша помощь.
Но вместо этого оставалось только оправдываться:
- Экстренный вызов…
- А причем тут экстренный вылет из окна?!
На это мне нечего было ответить.
Лобанов давным-давно смирился с моей никчемностью в вопросах соблюдения буквы закона и потому не стал лишний раз терроризировать меня словесно. Вместо этого он окинул местность зорким взглядом, нагрузил ценными указаниями своих спутников, и лишь только после этого удостоил меня еще одной короткой репликой.
- Совещание в десять. Чтобы был вовремя, иначе…
- Так точно.
Наши глаза пересеклись, и я заметил внутри его зрачков что-то отдаленно похожее на отеческую тревогу. Естественно, наружу подобная слабина не могло вырваться ни при каких обстоятельствах.
- Убирайся, - добавил сухим тоном Лобанов.
- И, слава богу, - подумал я, развернувшись к нему спиной.
Но не успел я и шагу ступить, как ко мне вновь обратились.
- Шпендель!
- Ну что еще? – мысленно перенапрягся я.
На лице замдиректора внезапно проявилось новое чувство пугающе похожее на любопытство.
- Что это?
Следуя направлению его пальца, я наткнулся на карман собственной куртки, из которого торчал цифровой планшет.
- Что это? – повторил свой вопрос Лобанов.
Пришлось извлечь из кармана пятое колесо и придумать на ходу нечто подходящее.
- «Война и мир». Читаю, знаете ли,… в транспорте.
Лобанов насупился.
- А где твой служебный «Вольво».
Тут уж я не стал врать и сказал как есть.
- Ну, знаете, все эти безопасные машины… как-то не верится…
Замдиректора добавил еще немного пристальности во взгляде и вынес вердикт:
- Свободен.
На этот раз Лобанов окончательно оставил меня в покое. Жаль, что другие не последовали его примеру. Чей-то настойчивый посыл заставил мой мобильник играть новомодный рингтон. Я достал телефон из кармана с надеждой узнать имя этого негодяя, но вместо этого увидел на дисплее лишь безмолвные цифры. Изрядные сомнения намекали, что на сегодня уже достаточно приключений, однако мелодия звонка влекла на очередное безрассудство.
- Да, - произнес я в трубку.
Но слов не прозвучало, а мне достались невообразимые помехи вперемешку с невозможной трескотней и едва различимыми всхлипами.
- Алло!
Это была напрасная попытка перекричать неисправимый недостаток связи. Я сделал еще несколько попыток, но все закончилось потерей сети. То ли от досады, то ли от чувства неудовлетворенности мои пальцы вмиг отыскали в закромах мобильника телефон звонившего и добились перезвона. Ждать пришлось долго. Длинные гудки томно перетекали друг в друга, и я уже потерял было надежду на чей-либо ответ, когда кто-то прошипел хриплым голосом:
- Слушаю.
- Мне только что звонили с этого номера…
Наверное, я ожидал какой-нибудь развеселой беседы о последней вечеринке, но вместо этого получил крайне грубое и краткое:
- Возможно.
Сначала это озадачило, а потом и вовсе разозлило.
- Что значит «возможно»?
- Ничего.
- То есть?
- Каждый отвечает только за свои поступки.
- Это шутка?
- Вам виднее.
Тон абонента постепенно становился насмешкой, а мне не нравилось, когда меня держали за идиота. Разумно было и вовсе повесить трубку, однако природное упрямство не давало мне отступить.
- Значит, звонили не вы?
- Нет.
- А я могу поговорить с тем, кто звонил?
- Нет.
- Почему?
- Боюсь, ему пришлось заткнуться навечно.
Пронизывающий холод интуитивно посулил очередную горсть проблем. И хотя пока что они только выглядывали из-за горизонта, их дурной запашок уже разнесся по округе.
- А кто вы? – спросил я.
Безумный хохот в трубку и безумный ответ на прощанье заставили меня содрогнуться.
- Ваша тень, агент Шпендель.
И напоследок мне достались только короткие гудки.
Я огляделся по сторонам, попытался собраться с мыслями, затем отключил гудки и набрал номер оперативного центра. В отличие от всякого рода психопатов штатная линия сработало как часы, без ненужных промедлений и злосчастной лирики.
- Вы позвонили в оперативный центр ЗПЗ. Введите код идентификации, и ваш запрос будет обработан.
Для творческого вдохновения мне включили какой-то ритмичный музон. Только вот он совершенно не помогал припомнить тринадцатизначную смесь из букв и цифр. Но я все же смог сделать все правильно и все тот же толерантно настроенный голос сообщил мне:
- Приятного дня, агент Шпендель. Оперативный центр ЗПЗ в вашем распоряжении.
Естественно, я потребовал свое без объяснений.
- Вам нужно отследить последний входящий вызов на мой телефон. Мне нужен адрес и как можно быстрее.
- Будет…
- Быстрее, - настойчиво подчеркнул я свое нетерпение.
Видимо это подействовало, и оператор обошелся без междометий, однако не забыл включить игравший ранее ужаснейший музон. В итоге мне пришлось научиться терпимости к чужому музыкальному вкусу невообразимой паршивости. Минутное ожидание под такой аккомпанемент казалось вечность, но в мире встречаются вещи и похуже. К тому же, в конце концов, я получил нужную информацию.
- Проспект Ленина, дом 21, квартира 45…
- Спасибо, - сказал я и оборвал сантименты.
Затем я вновь оглянулся и согласно непредвиденному патологическому везению передо мной неожиданно остановился нужный автобус.
- Аллилуйя, - прошептал я и запрыгнул внутрь.
Не успели захлопнуться двери, как меня уже встречал всегда неуместный кондуктор. И как обычно, он был представлен деловитой бабусей, носившей огромные очки с изворотливой оправой в виде вьющихся лиан и огромными линзами. Они не падали  с ее мясистого морщинистого носа только благодаря упругому черному шнурку на медных заклепках, который героически противостоял силам тяготения и позволял пожилой мадам с упоением разглядывать денежные купюры различного номинала. После тотального изучения купюры всегда старательно скрывались в черной потрепанной сумке из самого дешевого и ненатурального сырья. Это хранилище податей и сборов имело потрескавшуюся и частично выцветшую надпись «КОНТРОЛЬ» и лямку, сшитую из все того же неприглядного материала. Этой лямкой сумка удерживалась на огромном животе бабуси, тем самым визуально приумножая габариты кондуктора, а также придавая слабой женщине предельно устрашающий вид.
Все это я видел ранее и неоднократно, и потому постарался разминуться по-хорошему, однако вопреки своим намерениям избежать конфронтаций нежданно получил удар «КОНТРОЛЕМ» в бок.
- Ты че?
Мой взгляд полный непонимания претензий уставился на бабусю и попытался обрести ясность. Однако «КОНТРОЛЬ» имел свое видение Вселенной.
- Ты че?
Слегка прищурившись, я мысленно испепелил назойливую персону, затем решил, что угрюмое молчание более целесообразно, чем ругань и все прочее, и дальше сделал шаг на расставание. Но нет, некоторые люди не способны вовремя остановиться.
- Куда попер, уродище?!
И в этот момент она схватила меня за руку.
- Ну, зачем? – мелькнуло в голове.
Я повернулся, окинул мадам еще одним испепеляющим взглядом и тихо прошептал:
- ЗПЗ.
- Что?!
В порыве крайнего возмущения лицо бабуси приобрело неповторимый по рытвинам и гребням рельеф, какой мне случалось видеть только, когда возникала необходимость наспех скомкать ковер, дабы избавить его от застарелой пыли. Вся эта мимикрия была перенасыщена неудовлетворенностью, агрессией и желанием оскорбить первого попавшегося, а в лучшем случае даже причинить ему боль.
- Ах, ты нахалище паршивое! – засопела старушка.
И это был уже перебор. Волна яростного адреналина нахлынула на мышцы плечевого пояса, настоятельно требуя решительных действий. Кроме того, мой мозг был настолько эмоционально взорван, что уже не очень-то и противился рукоприкладству. Больше всего в тот момент я жаждал достать из кармана наручники и заковать в них безумную страхолюдину, а потом волоком вытащить из автобуса и передать в руки патрульных. Тогда, отсидев пару лет в камере превентивных мер, она бы задумалась о своем поведении.
Однако я смотрел по сторонам и видел людей. Их было слишком много, а значит, несмотря на всю необузданность желаний, мне запрещались крайние меры. Другое дело, если бы это происходило в глухом и темном переулке…
- Так мы будем платить?
- Нет, - сказал я свое последнее слово в этом раздутом на пустом месте диалоге и сунул в уродливый нос кондуктора удостоверение агента спецслужбы.
На этом инцидент был полностью исчерпан, и бабусю затрясло как эпилептика при виде министерских знаков, так что она едва не повалилась на пол. Я же пошел своей дорогой и занял свободное место в хвосте автобуса. А чуть-чуть погодя по громкой связи сообщили:
- Наша следующая остановка – проспект Ленина.
«Кошмар», - подумал я, - «Весь путь прошел в каких-то глупых спорах».
Поверьте, мне никогда не становилось тяжко от всех бесчисленных превратностей моей работы. Наоборот, в этом и состояла определенная изюминка, которую мне нравилось смаковать в ежедневных баталиях будничной жизни. Но всякая мишура и мякина порой начинали утомлять, а иногда вызывать и очень серьезное раздражение.
- А меня зовут Сергей…
Не успел я отделаться от одного психа, как другой уже стучался в дверь моего разума.
«Кошмар», - повторно родилась все та же мысль.
- Или можно просто Сережа…
С другой стороны на этот раз мне попалась птица другого полета. Таких обычно рано или поздно загребает патруль, когда они сбрасывают штаны посреди перекрестка и орут «Мама Миа!». Они безобидны и почти неопасны. И непосредственно для них и была в свое время создана Служба Внешней Реабилитации, эдакий приют, где появлялась возможность лелеять и оберегать подобных шизиков. Правда, иногда это заканчивалось плохо, прямо как сегодня получасом ранее. И тогда все начинали думать и гадать: а кто же облажался?
- А у меня билетик?..
Чуваку на вид было под сорок, но вел он себя как пятилетний.
- …билетик…
И вот очередной чудила сидел и тыкал мне в лицо своим счастливым билетиком и чему-то безудержно радовался. Из вежливости пришлось пару раз кивнуть, но ему очевидно было совершенно плевать на мою незаинтересованность, так что он неотвратимо продолжал свое безумно навязчивое действо. При таком положении дел оставалось только надеяться на чудо, и оно свершилось.
- Проспект Ленина…
Я выскочил из автобуса как ошпаренный, ужаленный и обладающий чем-то еще сверху, но это была не сама цель. Чья-то излишняя надоедливость и рядом не стояла с тем, что ждало меня в квартире за номером сорок пять. Однако, вырвавшись из-под нежного дуновения транспортных кондиционеров, я невольно ощутил надвигающийся зной летнего солнцепека. Во рту моментально пересохло и ужасно захотелось испить чего-то бодрящего. Мне и до этого слегка грозило обезвоживание из-за непреднамеренного излияния биомассы на случайного встречного в лифте, так что теперь и вовсе стало невтерпеж.
Поэтому пришлось на время слегка охладить свой дедуктивный пыл и дать волю естественным потребностям. Только вот осуществить сказанное практически было не так-то просто. А все из-за треклятого урбанистического ландшафта. Оказавшись на автобусной остановке, я не увидел зеленых пастбищ и хрустальной чистоты родников. Кругом безмолвно царствовали лишь пыль, бетон и другие стройматериалы.
«Ужас», - это было еще одно неуместное замечание моего альтерэго.
Оно разозлило еще больше и никак не помогло утолить жажду. Но в тот же миг я краем глаза обрел надежду. В ста метрах от моего местоположения виднелась уродливая композиция искусственных пальм, которые скорее навевали уныние, чем вселяли радость. И время от времени из-за этой неряшливой имитации кустов пробивалась струя воды и разлеталась скупым всплеском по горячему асфальту или крошечным островкам иссохшейся почвы.
- Хвала богам! – взбудоражено воскликнул я и бросился навстречу таинственному оазису.
- Гав-гав! – встретил меня чуть позже.
И вышло так, что дивный оазис оказался очередным бессовестным обманом. Да и как мог я надеяться на чудный водопад. Вместо него мне пришлось созерцать совершенно непричесанную женщину в возрасте за тридцать, которая без каких-либо признаков одежды выглядывала из окна своей квартиры и поливала из шланга парочку плешивых собак, нашедших удобное прибежище под ее окном.
Конечно, я чувствовал себя не очень хорошо, но не да такой степени, чтобы присоединиться к этой феерии. Это было бы слишком странно и унизительно, чего я никак не мог себе позволить. И потому мне пришлось убраться восвояси. К счастью через несколько шагов я обнаружил за настоящими кустами вполне вменяемого мужчину в огромно красной кепке, который сидел на бочке с квасом и предлагал всем выпить.
- Почем? – спросил я, едва добравшись до благодати.
Мужчина оскалил черные дыры отсутствующих зубов и добродушно ответил:
- Для вас бесплатно.
Я никогда не входил в группу личностей, которым требуется особое приглашение и потому не стал тянуть кота за хвост.
- Тогда наливай.
Один момент и янтарный напиток уже стоял передо мной и манил своей искрящейся пеной. Таким макаром во мне не осталось места для лицемерия и прочего рода показушности, так что я просто взял и единым залпом осушил пол литра кваса из запотевшего пластикового стакана, а потом искренне заявил:
- Спасибо.
Мужчина оскалился во второй раз, дав тем самым понять, что мы в расчете. Однако мне все еще нужна была его помощь в другом важном деле.
- А где дом 21?
Потребность задуматься оказалась для него чем-то более сложным, чем время от времени поворачивать отполированный краник бочки с прохладой, но все же это было попроще высшей математики. После некоторых размышлений он покрутил головой в поисках ответа, а потом махнул рукой в одном из направлений и добавил:
- Кажись там!
Я направил свой взгляд в указанную даль, мельком оглядел старые кирпичные дома, слегка растерялся, но все же вовремя получил подсказку:
- Первый поворот направо, через дом налево и сразу за аптекой…
- Спасибо, - с еще большей неподдельной признательностью ответил я.
- Не за что, - ответили мне.
- Как сказать…
И в довершении мне даже захотелось протянуть ему руку для рукопожатия. Это показалось весьма уместным, ведь иногда стоит сходить в народ, дабы стать немного ближе к обычным людям и чтобы граждане перестали шарахаться от проходящих мимо агентов ЗПЗ.
Однако, ощутив шершавость ладони продавца кваса, я с прискорбием осознал, что затея была крайне дурацкой, но было слишком поздно сдавать назад, и потому понадобились дополнительные усилия для того, чтобы сохранить улыбку на лице.
- И вам спасибо, агент, - лопотал мужчина.
А я старательно отвечал:
- Да-да-да…, - и спешно уносил ноги.
Впрочем, вскоре я и вовсе забыл о случайной встрече с каким-то глупым продавцом кваса. В какой-то момент его присутствие в череде событий имело смысл, а в следующую секунду он был уже отбросом истории. Возможно, с определенной точки зрения это могло бы прозвучать бесчеловечно, эгоистично или даже цинично, но такова человеческая жизнь. Ее пустота и мимолетность не может затронуть вселенский абсолют, так почему же это должно тревожить нас, тех, кто призван на ее защиту? А еще в конце этого занудного отступления от контекста моего рассказа мне хотелось бы добавить несколько нелепых оправданий. Или хотя бы одно, состоящее в том, что мой очередной случайный встречный, скорее всего так же быстро забыл о моем существовании, как я сделал то же самое прежде. И с появлением нового клиента он полностью погрузился в новую модель любезности и дружбы, начисто потеряв связь со всем прежним, игнорируя его как неуместное замечание и насмехаясь над самой идеей его возможного существования.
Ну и черт с ним. Точно следуя полученным инструкциям, я проследовал до аптеки и прямо за ней обнаружил обшарпанную девятиэтажку. Однако вышеназванный эпитет вряд ли способен отразить весь тот архитектурный диссонанс, который напал на меня из-за угла. В какой-то момент я даже испугался. Конечно, это не было связано с чем-то страшным или мистическим. Просто этот дом давным-давно нуждался в капитальном ремонте. Но по каким-то загадочным причинам этого не происходило уже много-много лет. И теперь мне не оставалось ничего, кроме как пугаться за свою жизнь. С нервозным трепетом я наблюдал за кирпичами, выстоящими из кладки верхних этажей. Многие из них были лишены цементирующего грунта, другие были близки к ним присоединиться. Наверное, будь я в тот момент где-то в другом месте, мне бы очень понравилось пофантазировать на тему того, как эти кирпичи, висящие там наверху, неспешно покачиваются под резким дуновением ветра и жеманно раздумывают, на чью же голову им приземлиться сегодня. Только вот в тот момент я находился как раз на линии обстрела и потому постарался осторожной поступью пробраться в защищенный козырьком подъезд.
Но вот досада. В этом подъезде шла нумерация квартир с 1-ой по 36-ую, так что пришлось повторить использованный прежде финт и оказаться в нужном подъезде. На этот раз меня ожидал поощрительный бонус. И состоял он в том, что некая благосклонная личность заранее распахнула дверь в подъезд. Безусловно, это вряд ли было связано с моим прибытием, но все равно было приятно. Правда, без сюрпризов тоже не обошлось. Не успел я  перешагнуть порог, как тут же натолкнулся на маленькую девочку лет шести с огромными алыми бантами, вплетенными в две коротенькие косички русых волос.
- А вы кто? – спросила она.
У меня не сразу нашлись слова для объяснений. К тому же этому не особо способствовала крошечная собачонка с хохолками вместо ушей, которая несколько раз недовольно взвизгнула в мой адрес, но большего ей не позволил короткий поводок, надежно удерживаемый детской рукой.
- Вы плохой?
С этим вопросом было куда проще:
- Наверное, нет.
- Точно?
Собачка еще раз взвизгнула и настороженно присела у ног хозяйки.
- Точно, - ответил я.
И этот раз с большей уверенностью.
- Но вы здесь не живете…
Дети…
Обычно мне приходиться иметь дело с объектами другого рода. И потому, когда на моем пути случайно оказывается ребенок, я перестаю быть охотлив до беседы. Слова теряются где-то в глотке. Возможно дело в практике, а может причина в том, что где-то на подсознательном уровне я понимаю, что никто из них не оценит мой сарказм. И тогда меня пугает сама мысль о том, что же я такое без всех этих злых и пошлых шуточек? Живое существо или безликий никому ненужный фантом?
И в то же время мне нравятся дети. С ними я вспоминаю о давно потерянных чувствах. Иногда мне даже удается коснуться их. Не детей, а воспоминаний. И тогда что-то начинает искриться внутри. Но через секунду все опять исчезает…
- Дядя, с вами все в порядке?
Покинув мир собственных грез, я вернулся в грязный подъезд, где передо мной все еще стояла девочка в розовом платьице и голубеньких туфельках, обутых поверх ослепляющей белизны гольфов.
- Да, красавица, - прошептал я, - Со мной все в порядке.
На ее лице не было ни печали, ни изворотливости, ни чем-то оправданной корысти, которые встречались мне на протяжении дня почти ежеминутно. Вместо них я видел лишь искреннюю потребность познать этот бескрайний и загадочный мир. Но знала бы она, чем могут обернуться подобные желания. Я отдал бы все, чтобы отодвинуть этот непреодолимо подступающий миг в забвение…
Все эти бесконечные терзания о высоком прервал возвышенно блаженный окрик женщины.
- Мили, дорогая!..
Я наконец-то вспомнил о цели своего визита, собачка тявкнула в ответ на негромкое постукивание каблуков по ступенькам, и лишь ребенок по-прежнему оставался спокойным и безмятежным. 
- Дорогая…
- Я встретила дядю…
И снова эта чертова собака открыла свою маленькую клыкастую пасть, чтобы издать очередной немелодичный звук.
Естественно, мамаша тут же сменила шаг на галоп, но, увидев меня, облегченно вздохнула. Всегда радует тот факт, что взрослым обычно не приходиться объяснять род своих занятий.
- Что-нибудь произошло? – спросила она, взяв дочку за руку.
- Ничего, - ответил я, - Просто мимо проходил.
А разве я мог сказать что-то другое?
И кстати мне так и не удалось сдержаться, чтобы не провести личностную диагностику молодой мамочки, так что я впился в нее взглядом и попытался выкроить несколько интересных фактов. Ей было около двадцати с небольшим. Она была ухожена, но одета весьма просто: джинсы, блузка, панама, за спиной голубовато-белесый рюкзак…. Из всей этой незамысловатости слегка выбивались туфли на высоком каблуке и довольно броские украшения. Немного, но все же все эти детали были крайне важны, ведь нам предстояло осторожненько разминуться. Вот я и пытался ненавязчиво найти повод:
- А вы решили побродить по парку?
- Да…
Женщина поймала мой взгляд и постаралась узреть тайный смысл.
- Тогда приятной прогулки.
Намек был понят.
- Пойдем, дорогая, - обратилась она к ребенку.
Девочка бросила на меня пытливый взгляд и с некоторой капризностью спросила:
- А как же дядя?
- У дяди дела, детка, - с определенной мягкостью отрезала мамаша.
- Тогда пока, - сказала девочка и помахала мне рукой.
Нечто подобное промямлила и ее мать, а также что-то протявкала собачка.
- Пока, - ответил я со всей радостью, на которую был способен, и в следующее мгновение стал единственным обитателем подъезда.
Мой взгляд прошелся по списку жильцов и остановился напротив цифры 45. Там значилось – «Баранова Наталья Петровна».
«Почти на месте», - подумал я.
Лифт не работал. Впрочем, судя по его истерзанным дверцам и графическим дополнениям непристойного рода, движение умерло в нем давно и надолго. И потому я ограничился применением собственных ног. Правда, искомая квартира обнаружилась всего лишь на третьем этаже, так что особо утруждаться и напрягаться мне не довелось. Увидев нужную табличку на двери, я подошел и нажал на кнопку звонка, потом прислушался. Ответом была тишина. Даже из соседних квартир не доносилось ни звука. Ради приличия я нажал еще раз, но ничего не изменилось. И тогда мне пришлось сделать последнее, что значилось в списке перед  вызовом слесаря. Я дернул дверную ручку на себя. Надежды не было, однако раздался щелчок и дверь поддалась.
«Черт», - подумал я, то ли радуясь, то ли печалясь.
Внутри было темно, тихо. Осторожно, стараясь не породить на свет лишние звуки, я раскрыл дверь пошире, затем юркнул в образовавшийся зазор и медленно потянул дверную ручку за собой. Раздался еще один еле слышный щелчок, после чего стихло. Постояв с минуту, я начал различать предметы. К тому же поверье о тишине было тотчас разрушено. Настенные часы стучали как обезумевший отбойник, издалека доносилась назойливая капель из-под крана, а совсем близко сводило с ума собственное сопение.
- Кто-нибудь здесь есть?! – произнес я достаточно громко, чтобы это мог услышать любой.
Глупо, шаблонно, но иногда приходится бросаться такими фразами. В академии это называют «методом провокации». Однако сегодня мне не удалось никого спровоцировать. Вместо этого в ушах продолжали назойливо присутствовать ритмичные звуки местной периодики. Я сделал шаг, затем другой, потом продвинулся по коридору. Нащупав выключатель, мне удалось осветить внутреннее убранство и увидеть то, что скрыто. Только вот никого не оказалось ни в одной из комнат. Дом был пуст, лишен жизни, но все неживое аккуратно располагалось на положенных местах и беспрестанно существовало.
«Какого хрена?» - подумал я.
Видимо из-за того, что в тот момент в мой мозг забралась мысль об ошибке. Небольшой испуг обуял мной, и мне показалось, что я случайно забрел в квартиру честных граждан, оставивших свою обитель ради нескольких дней на пляже. Однако уже через мгновение все встало на свои места. Бесцельно слоняясь по комнатам, я почему-то остановился у журнального столика в гостиной. На нем лежал обычный журнал с красочной обложкой. Еще секунда и мне в глаза бросился заголовок: «Сезонное обострение». Случайно попав в некое подобие ступора, я раз за разом перечитывал одно и то же словосочетание.
«Но зачем?» - вопрос был обращен к подсознанию, которое знало и видело больше меня, и теперь пыталось сообщить в высшие инстанции о чем-то важном.
Глаза зациклено бегали по одним и тем же буквам, пытаясь уловить какой-то вездесущий смысл. Однако чего-то не хватало, чего-то важного, но, несомненно, простого.
« Стол… он… бос…»
Бессвязная череда слов, но тут внезапно что-то нужное щелкнуло в моей голове и пазлы слились в единое целое, в то, что давало…
«Телефон».
Так просто и логично. Почти элементарно.
«Почти».
Следовало сразу задуматься о поисках телефона, но теперь, когда он лежал под самым носом, было поздно куда-то бежать. Впрочем, не стоит судить  меня за невнимательность. Просто желтые страницы, изгибаясь подобно желудку гигантской анаконды, какое-то время вполне успешно скрывали его от моих любопытных глаз. Резким движением руки я отбросил журнал в сторону и с некоторой дрожью схватился за трубку. Дисплей был активен и отчет минут уже перевалил за пятьдесят третью. Почти проглотив дыхание, я поднес телефон к уху и прислушался.
Тишина…
- Алло, - сказал я, пытаясь нарушить ее неуместность.
Но ничего не случилось.
- Вы там?
Наверное, этот вопрос был в разы глупее прежнего, но ничего умного не лезло в башку  в той непонятной ситуации, так что приходилось довольствоваться малой интеллектуальностью и бубнить что придется.
- Что здесь происходит?
- Небольшое сведение счетов.
Ответ шокировал своей внезапностью. Но разве не этот обескураживающе холодный голос я так старательно стремился услышать?
- И я рад, что вы на месте…
Все та же презрительная усмешка таинственного абонента заставила меня продолжить наигранный диалог:
- Зачем?
На этот раз ответ не заставил себя ждать:
- Потому что я так хочу.
Меня это взбесило, как и все остальное, начиная с внезапного звонка на телефон. Но я не проронил ни слова брани, а только сдержанно спросил:
- И что же вы за птица?
Молчание, потом смешок и снова тишина. Лишь иногда в эфир врывались обрывки белого шума, но и они так же быстро исчезали, как и появлялись. Подождав еще немного, я решил было, что на этом все, и эта чудаковатая кутерьма очередного психа себя исчерпала. Но как раз в этот момент дамоклов меч рухнул вниз.
- Мой подарок ждет вас в ванной…
- Что?..
Я искренне пытался убедить себя в ошибке восприятия, силился приписать услышанному некоторое недопонимание и даже усиленно вопил в трубку:
- Алло! Алло!
Но связь оборвалась, и снова мне достались только короткие гудки. В конце концов, мне понадобилось большое мужество, чтобы перебороть себя, пройти в конец коридора и распахнуть дверь в ванную. Увиденное зрелище было более чем нелицеприятным. И все же в моей памяти встречались вещи и похуже. Со временем привыкаешь и через пару лет первым позывом становиться не рвотный, а звонок на экстренный номер.
- Вы позвонили в «Службу экстренного вызова 711»…
Слащавый женский голос сообщил мне то, что я и так прекрасно знал, но мне удалось пережить этот раздражающий казус.
- Это агент Шпендель. Я нахожусь по адресу проспект Ленина дом 21 квартира 45. Мне нужна оперативная группа второго порядка.
- Ваш вызов принят.
Коротко и ясно. Сунув телефон обратно в карман, я вновь посмотрел в сторону трупа и постарался запечатлеть в голове все мельчайшие детали.
Молодая женщина лежала в ванной, откинув голову назад. Ее остекленевшие бледно-голубые глаза  бессмысленно смотрели в потолок, а жиденькие волосы были спутаны. По виду покойная была натуральной блондинкой, а вот с  размером груди ей не повезло. Она была полностью обнажена, правая рука свисала через край, почти упираясь указательным пальцем в пол, левая же располагалась плашмя вдоль тела. Колени были согнуты, а ноги были раздвинуты, открывая миру лишенные растительности гениталии, но это зрелище меркло на фоне вспоротого от грудины до лобка живота.
Крови почти не было, что объяснялось визуализацией картины преступления. Убийца не просто вспорол живот жертве, а также наблюдал за тем, как она умирает. И в момент наблюдения вода текла из крана, постепенно смывая вытекающую из тела кровь по сточным трубам. Смерть наступила в течение нескольких минут, так что убийца сумел позволить мне услышать предсмертные стоны через телефон. Когда же все закончилось, он выключил воду и ушел. А женщина осталась лежать в ванной с вылезшими наружу кишками. Кроме того, одну из частей истерзанного кишечника случайно засосало в водосток…
В прихожей раздался какой-то шум, потом меня позвали:
- Агент Шпендель!
- Здесь, - ответил я, не отрывая взгляда от трупа.
Чья-то тяжелая поступь заставила прогнуться половицы, но для меня имело значение только созерцание причин и следствий протекающих событий. Печально, но толкование несло в себе куда больший смысл, чем я мог себе представить. И все же я старательно улавливал с помощью всех имевшихся на вооружении органов чувств едкие капли бескрайнего облака познания, впитывал влагу поверхностью своего чутья и иногда извергал из себя некоторые умозаключения. Они были крайне скудны, но их появление на свет само по себе завораживало, всецело поглощало и заставляло мысленно экстазировать. К тому же даже эти крохи могли сыграть решающую роль в грядущем расследовании.
Когда раздалась фраза:
- Агенты Римский и Корсаков! - уже было сложно игнорировать чужое присутствие.
Пришлось обернуться. На пороге в ванную стояли в творческой задумчивости два молодых агента. Понемногу начинало складываться впечатление, что сегодня выпал день новичков, или же везение осталось где-то в другом месте.
- А вы быстро, - отметил я появление опергруппы.
- Старались, - сказал тот, что был повыше.
Забавно было это слышать и захотелось немного погримасничать.
- А у нас тут свершилось чудо, - с некоторой артистичностью я взмахнул руками и указал на труп приглашающим жестом, - Внутренний мир полез наружу.
Тот, что пониже негромко хмыкнул, но, встретив недовольный взгляд напарника, тут же смутился и покраснел. Мне даже стало его жалко, но я не стал заострять внимание на такой ерунде и продолжил одностороннюю дискуссию:
- И теперь оно ваше.
Ребята переглянулись, удивленно похлопали глазами, хотели было что-то спросить, но не смогли выжать из себя ни слова. И это позволило мне поставить жирную точку.
- А я вынужден вас покинуть.
Так я сообщил о своих намерениях. Оставалось только пройти мимо двух ни на что не годных агентов и на этом торжественно откланяться. Не подозревая подвоха, агенты услужливо расступились, чтобы освободить проход, но в итоге один из них все же умудрился спросить:
- А как же убийство?
Действительно, как же я сразу не подумал: «Как же убийство?»
Ужаснее сарказма мне не встречалось. И потому я подошел к агентам с широченной улыбкой на лице, обнял их по-отечески и в следующее мгновение настолько сильно сжал их шейные позвонки, что они буквально взвыли от боли подобно парочке трусливых щенков:
- А-а-а-а!!!
Я не стал их долго мучить и отпустил.
- Еще вопросы?
Агенты смотрели на меня полными негодования глазами и потирали пострадавшие места. Слов я не услышал. Тогда пришлось сказать мне:
- Я вызвал опергруппу не для того, чтобы самому разгребать это дерьмо. Теперь это ваша проблема. Ясно?
Они утвердительно покачали головами в ответ.
- Тогда на этом все.
Больше я не потратил ни слова, ни взгляда на этих олухов и чтобы не дойти до членовредительства поспешил как можно скорее покинуть квартиру. Правда, сложилось все немного иначе. А все потому, что в дверях мне повстречался знакомый судмедэксперт.
- Шпендель! И ты тут.
- Михалыч!
Иногда так бывает, что ты думаешь о ком-то, а потом совершенно случайно натыкаешься на этого человека. Нечто подобное и произошло в случае со мной и экспертом Васильковым.
- Вован! Сколько лет, сколько зим?!
Апогей случайной встречи закончился игрой в обнимашки. Только вот я мечтал совсем не о скромном похлопывании по спине. Меня интересовало нечто другое.
- Вообще-то я собирался тебе позвонить...
Он не дослушал, и потому старый знакомый любитель мертвецов внезапно преобразился в затейливого весельчака. А это притом, что в нескольких метрах по коридору его дожидалась очередная подруга.
- Знаю…
«Да ну», - мысленно усомнился я.
- В пятницу все будет в лучшем виде…
С произношением этих слов проявилось некоторое понимание. Естественно, я забыл и не помнил про встречу выпускников академии. А может даже специально вычеркнул эту пометку из памяти, так как совершенно не собирался туда идти, объяснив это внезапным приступом «лихорадки скалистых гор». Однако теперь передо мной стоял один из сокурсников, и приходилось думать, как отвертеться прямо здесь и сейчас.
- Это замечательно… Грандиозно…
Случилось так, что я выдавал слова наугад. Однако Михалыча это совсем не заботило. Он играл свою роль в театре одного актера:
- Мы сделали так, что просто…
Веселье так и рвалось наружу из этого чокнутого судмедэксперта. Конечно, в какой-то степени я был рад за него, но все же мне нужно было поступить подло и остановить его немыслимые по продолжительности тирады.
- Постой…
Эта фраза заставила его оторваться от самосозерцания и обратить внимание на того, кто стоял прямо перед ним.
- В чем дело? – спросил он.
И тогда я сказал, что думаю:
- Мне очень хочется увидеть все эти изыски лично, но если честно, я собирался звонить по другому поводу…
В глазах Василькова безмолвно застыли знаки вопроса, но он слушал…
- Я так и не получил от тебя отчета о кровавой резне в баре…
Мое заявление заставило Михалыча серьезно задуматься. Но меня такой подход не устраивал, так что пока он медлил с ответом, я закинул еще одну удочку:
- В твоем отделе постоянно что-то пропадает или загадочно теряется…
Вместо ясности мне досталось только глупое:
- Отнюдь.
Я смотрел на его слегка вздернутый подбородок и сморщенные брови и не понимал.
- Это все, что ты можешь сказать?
- Да.
Его губы растеряли прежнюю веселость и теперь были сжаты в приступе пассивного гнева. Такой эмоциональный разворот поставил меня в тупик, но я не имел ни времени, ни желания перед ним расшаркиваться. Мне нужны были ответы, а не сказки про белого бычка. И потому в следующее мгновение я оттолкнул его в сторону и вышел за порог.
- Ты не прав, - донеслось прощальное возражение.
- Отнюдь, - был мой ответ.
И я не стал оборачиваться, а потом не спеша отправился по ступеням вниз. Давным-давно кто-то сказал, что груз ответственности лучше скинуть, однако меня тяготили слишком непростые размышления. Негромкое шарканье подошв позволяло снизить напряжение нервной системы. И все же это не давало чудотворного исцеления, да и ступени, в конце концов, закончились. У их подножия я обнаружил троих патрульных, которые упорно держали режим изоляции – никого не впускали и никого не выпускали.
 -Здорово, парни!
- Здравствуйте, агент!
Все трое по очереди пожимали мне руку, а потом возвращались к хорошо заученной стойке стражей закона. Наверное, они ожидали каких-то инструкций от моего лица. Но вместо этого я вежливо поинтересовался:
- Кто-нибудь подбросит меня в офис?
Ответ был дан без лишних пертурбаций:
- Без вопросов. Машина снаружи.
Потом один из них достал рацию и сообщил по ней:
- Сердюк, отвези агента куда нужно.
Раздался щелчок, а за ним фраза:
- Так точно.
Патрульный вернул рацию на место и взглядом дал понять, что все в полном ажуре.
- Спасибо, - поблагодарил я.
После этого еще раз пожал всем руку, попрощался и, осторожно посматривая на верхние этажи, выбрался из подъезда. На подъездной дорожке были припаркованы две патрульных машины. Рядом с той, что бы ко мне ближе, стоял высокий худощавый парень, который что-то старательно выискивал в своем блокноте.
- Поехали, сержант, - сказал я, без приглашения открыл дверцу и забрался внутрь.
Патрульный никак не прореагировал на это, а только последовал моему примеру. Через секунду мы отъехали.
«Замечательно», - подумал я и откинулся на спинку сиденья.
Несколько медленных поворотов и не меньшее количество прыжков по ухабистым местам – это малая цена за то, чтобы оказаться на проспекте. Когда же такое событие все-таки произошло, жизнь перешла в более легкое русло. Машина стала двигаться плавнее и непринужденнее. Это позволяло расслабиться и не о чем не думать. Однако я все же думал. За окном однообразно появлялись и исчезали дома, улицы, кварталы, превращая время в один сплошной километраж. Прямо-таки гипнотизирующее созерцание бесконечности. Только вот, в конце концов, стало удручающе скучно, и я завел разговор:
- Как звать тебя, сержант?
Продолжая одним глазом следить за дорогой, парнишка перекинул часть внимания на меня. Его взгляд совершенно точно говорил: «Ты смеешься?» Но я не смеялся. И когда он это понял, то ответил:
- Ваня.
- А я  - Вован.
Никаких эмоций. И даже протянутая мной рука не возымела межличностной разрядки.
- Я знаю, кто вы.
А вот это уже было куда более интересно.
- И кто же?
Видимо сержант долгое время репетировал эту претенциозную речь у себя дома прямо перед зеркалом, но в самый ответственный момент запнулся, и возникла пауза.
- Так что? – спросил я.
Сглотнув слюну и просигналив водителю справа, чтобы тот не спал, патрульный продолжил свою словесную заготовку:
- Ребята называют вас крестоносцем.
- Да ну, - прошептал я, а потом добавил, - И почему же?
- Вы… вы…
Слова давались парнишке нелегко, но у меня хватало терпения, так что в итоге ему все же удалось найти в себе силы для нужной реплики.
- Вы имеете привычку копать под своих.
- Своих?
Это слово меня задело. Внутри включился тумблер на разогрев, а изо рта вырвался порыв крайнего возмущения:
- Ты вообще о чем?!
- Все о том же.
Оставалось только диву даваться. Но я не собирался игнорировать конфликт. Впереди появился рекламный щит с заголовком «Еда на скорую руку. Мы вас ждем». Остальное вышло само собой.
- Поворачивай! – приказал я.
Патрульный оторвал от дороги оба глаза и бросил короткий взгляд недоумения. Так как выглядел я вполне вменяемо, он добавил в перепалку вопрос:
- Зачем?
Мне же было не до объяснений.
- Поворачивай! – повторил я.
На этот раз он не стал мне перечить и просто свернул в сторону придорожного кафе. Когда мотор заглох, патрульный вновь пожурил меня недопониманием. Однако меня это не впечатлило, кроме того именно этого я и добивался. С минуту мы сидели, пялясь друг на друга, а потом мне пришлось придумать нечто более обнадеживающее:
- Нам стоит посетить это прекрасное заведение.
Мой спутник не оценил грандиозности сарказма. Забегаловка выглядела весьма кисло, но и она могла помочь нам справиться с урчанием в животе. Только вот упертость патрульного все еще не позволяла ничего лишнего:
- Я не могу.
- Можешь.
Конечно, мне было плевать на патрульного, и в то же время хотелось показать ему обратную сторону медали.
- Мы ненадолго.
- Но меня ждут…
- Не бойся,… дождутся. Преломи со мной хлеб, и ты увидишь, что я вовсе не исчадие ада.
Патрульный немного помялся, но вскоре пришел к внутреннему единству с самим собой и сказал долгожданное:
- Хорошо.
- Вот и славненько, - обозначил я, и мы выбрались из машины.
Далее нам предстояло протиснуться мимо нескольких столиков на летней площадке. Она прилегала непосредственно к тенистой веранде, прямо за которой и находилось само заведение. На крыльце стоял некто в блестящих красных сапогах и костюме, отдаленно напоминавшем изрядно пощипанного петуха. В своих руках, или если точнее, то в крыльях, он держал стопку красочных купонов. При первой возможности эти цветастые бумажки навязывались каждому невезучему прохожему. Мало кто получал от этих подарков фонтанирующий восторг, но никому не хотелось портить себе настроение, и потому все они молча проходили вперед. А тип, изображавший недоделанного петуха, тем временем продолжал привлекать новых посетителей:
- Куд-ку-да! Куд-ку-да! Забегай скорей сюда!
- Аллилуйя! – ответил я и не взял купон.
Признав мои полномочия, петух не решился сунуть купон моему спутнику. Вместо этого он конфузно раскланялся и сказал:
- Добро пожаловать!
Я прошел, не обронив ни слова, а вот патрульный зачем-то промямлил:
- Спасибо.
Глупо, но совсем неопасно. Отстучав каблуками несколько метров по дощатому настилу веранды, мы толкнули стеклянные двери от себя и вошли в забегаловку. Там нас встретил прохладный воздух кондиционера. Настроение сразу же скакнуло вверх, и я решил ради приличия вверить бразды правления кому-то еще.
- Можешь выбрать столик.
Патрульный не понял подоплеки и просто плюхнулся на первый попавшийся стул. Я же сел напротив и развернул меню. Впрочем, мне удалось дочитать только до середины первой страницы, прежде чем меня беспардонно озадачили вопросом.
- И что теперь?
Согласно внутреннему этикету я сначала дочитал до конца страницы, а уж потом поднял взгляд на своего спутника. Он был слега перенапряжен, время от времени нервно покусывал нижнюю губу, а также теребил мочку левого уха. Стоило позволить ему расслабиться, но я сделал нечто противоположное.
- Ничего, - таким был мой ответ.
И после этих слов меню оказалось в стороне, а в бой вступило общение. И, к сожалению, не обошлось без встречных упреков.
- Тогда зачем мы сюда приперлись?
Парень явно не привык к таким нервным встряскам, начинал заливаться потом, несмотря на изрядную прохладу в кафешке, а я все смеялся и смеялся без тени улыбки на лице.
Возможно, положение спасла подошедшая официантка. В своем белом фартуке поверх голубенького сарафана она выглядела просто сногсшибательно. Ноги, попа, грудь – все это в ее случае имело уместные формы и размеры. Да и лучезарная улыбка на ее слегка подкрашенном косметикой лице и рядом не стояла с моими садистскими ухмылочками. Когда же она открыла рот и сказала что-то вроде:
- Чего желаете? – я был просто сражен наповал.
Такому же оцепенению поддался и патрульный. Скорее всего, решающую роль в его случае сыграли длинные светлые волосы, которые завивались как шерсть молодого барашка. К тому же не удивлюсь, если он любил пофантазировать на тему блондинок и теперь мысленно представлял какой-нибудь жесткий тет-а-тет с ее участием.
- Ну, я бы…, - выдавил патрульный в итоге.
Остатки предложения были напрочь позабыты, как только девушка взмахнула ресницами. Так что пришлось мне спасать положение.
- На ваш вкус!
Официантка одарила нас еще одной улыбкой, рождающей солнечные зайчики, и ушла исполнять заказ, плавно покачивая бедрами.
- Вот видишь, - сказал я своему спутнику, благоразумно дав ему пару секунд на то, чтобы отдышаться после всплеска гормонов, - Наш перерывчик уже приносит свои плоды.
Вместо очередных упреков и претензий я услышал от сержанта первую путную фразу:
- Спасибо.
- Да не за что, - ответил я, - Только, когда вернешься к братьям по оружию, постарайся не упоминать, как вместе со Шпенделем пялился на телок.
Здесь мы дружно рассмеялись. Конечно, шутка была пустяковой, но почему-то в тот момент очень захотелось надорвать живот. Наверное, все потому что мы наконец-то осознали, что состоим из одной плоти и крови, и что наши сердца подвержены одним и тем же чувствам, а глубоко в мозгу засели не такие уж и разные мысли.
Пока нам было очень-очень весело, к столику подошел мужчина в фартуке. В тот момент никто из нас не подумал о том, как странно выглядит внезапная смена официантов. А потом было уже слишком поздно.
«Хрумсь!» - нечто подобное прозвучало, когда лезвие огромного ножа вошло в череп патрульного, после чего донеслось какое-то бульканье из его глотки.
И я тут же почувствовал, как небольшая капля теплой крови стекает по моей щеке. Смеха больше не было, как впрочем, и иных звуков. Это небольшое происшествие погрузило прежний гам в полную тишь, и все смотрели затаив дыхание на человека в белом фартуке, забрызганном свежей кровью.
 - Привет, - сказал он и, скинув со стула однозначно мертвое тело патрульного, сел на его освободившееся место.
- Привет, - ответил я, уставившись на него широко раскрытыми глазами.
При более старательном изучении стало ясно, что мужчина не имеет даже отдаленной связи со сферой обслуживания. Он был до невозможности чумаз, патлы слипшихся сальных волос торчали в разные стороны, большую часть лица закрывала огромная борода, а из одежды преобладал грязно-коричневый плащ, поверх которого был старательно натянут прежде белоснежный фартук. Однако при всей этой неопрятности, мужчина был крайне собран. Его руки осторожно игрались с ножом, частично перекрашенным кровью в яркий багрянец, взгляд сосредоточено следил за мной, и казалось, что дурные мысли вот-вот перейдут в дело.
- Чего ты хочешь? – спросил я, не дожидаясь неадекватных действий мужчины.
Но это никак не повлияло на его самосознание. Нож все также неторопливо перетекал из ладони в ладонь, пышущие холодом глаза все также пристально следили за мной.
Где-то сбоку, ряда через два раздался сдержанный всхлип. Видимо чья-то женская истерия дала о себе знать, и напрасно. Пронзительный свист рассекающего воздух клинка стал предвестником еще одного смертельного исхода. Пухленькой дамочке за одним из столиков стоило держать рот на замке, а теперь из ее горла торчал нож, а на полированном глянце стола медленно растекалась кровь. Все остальные не решились последовать ее примеру и попросту в вызванном парализующим страхом сомнамбулизме наблюдали дальнейшее развитие сюжета.
Убедившись, что все под контролем, мужчина вернулся к чарующему сверлению меня своими злобными глазками. Но теперь в этом не ощущалось прежнего лиризма. Скорее всего, из-за потери любимой игрушки. Тогда-то он и проговорился:
- Они придут за тобой.
- Они?
Фраза прозвучала неожиданно и с некоторой высокой патетикой в голосе, так что неудивительно, что я не понял ее смысла. Впрочем, мужчина не собирался замолкать:
- Они знают и они придут.
Естественно, в моей голове не прибавилось понимания. Но видимо так и было задумано, потому что в следующее мгновение мужчина встал из-за стола. И мне пришлось приподнять глаза, дабы попытаться уловить ответ хотя бы в выражении его лица, однако, как и прежде увидел лишь густоту бороды и холод взгляда.
- Ты должен быть готов, - сказал он и, развернувшись, направился к выходу.
Никто не рискнул здоровьем и не встал у него на пути, и даже когда двери скрыли его силуэт, посетители продолжали смерено сидеть, затаив дыхание.
Я тоже сидел на своем месте без движения в течение нескольких минут, а потом, переборов себя, встал и проследовал маршрутом убийцы. Тем временем шеф-повар забросил свою лопатку для котлет и что-то надрывно кричал в телефонную трубку. Да и прочие личности стали понемногу проявлять эмоции. Преодолев порог заведения, я оказался на веранде и посмотрел по сторонам. Мужчины в фартуке нигде не было видно. Оставалось только тяжело вздохнуть – то ли от досады, то ли от облегчения. Откуда-то из-за угла выскочила группа спецназа, но и ей ничего не досталось. Тогда я взглянул на часы. Они говорили, что до совещания осталось меньше тридцати минут.
«К черту», - подумал я и пошел прочь.
Личное присутствие – не очень приятная вещь и нужно какое-то время, чтобы прийти в себя. При моем опыте неотложка не понадобилась, как и всяко разные экзекуции мозгоправов, а вот простая пешая прогулка смогла все решить. Когда остались позади веранда, столики летней площадки и многое другое мне стало намного легче дышать. Я двигался проулками, рассматривал фасады зданий и отмечал эксклюзивные черты случайных встречных, после чего высказывал всякую тарабарщину сам себе вслух и шел дальше. В конце концов, передо мной возникла зебра перекрестка и мчащиеся туда-сюда автомобили. Я был не один на этом перепутье. Сбоку нетерпеливо ожидали своего шанса пересечь эту улицу другие. Здесь были многие. Среди них был здоровенный детина с выбритыми залысинами, который в нервном исступлении переминался с ноги на ногу. Рядом с ним стояла дамочка и планомерно раскачивала детскую коляску, а другой рукой не отпускала от себя другого пятилетнего ребенка. Это была девочка. Она удерживала свободной ладонью игрушку – состоящего из множества разноцветных колец клоуна – и алчущее заглядывалась на нескольких подростков в рокерских банданах, что томно попивали энергетик из алюминиевых банок.
И в какой-то момент я подумал: «Как тебя сюда занесло?»
И действительно пока я неустанно прохлаждался, время до совещания неумолимо ускользало сквозь пальцы. Но к счастью меня тут же посетила другая весьма неожиданная и полезная мысль:
«А как на счет прокатиться в подземке?»
Старательно приглядевшись, я увидел через дорогу вход в метро. Подобно медвежьей берлоге он был укрыт от людских глаз всякой шушерой. В это понятие укладывались как многочисленные торговые палатки, предлагающие одиночным клиентам одно и то же по одинаковой цене, так и гигантские пряники на двух ногах. И лишь одинокая буква «М» говорила, что вестибюль метрополитена никуда не делся. Вскоре включился зеленый свет, и поторапливающий обратный отчет потребовал решительных действий. Я сделал шаг, как и все остальные, а когда перекресток остался позади, отправился в подземное царство.
Часы пик миновали, так что посетителей метрополитена было сравнительно немного. В основном это были пенсионеры, решившие на закате жизни потрясти костьми и домохозяйки, спешащие на очередную распродажу. В меньшем количестве встречались снующие дети и курьеры, а также надменно кидающие реплики бизнесмены с гарнитурой в ухе. Все они поочередно пробирались через турникет, но не я. А все потому, что мой путь лежал к застекленной будке вахтера. Персона в униформе прореагировала на мое появление унылым зеванием, напряжением глаз и ленивым взмахом руки:
- Проходи!
И я прошел. Через несколько метров меня услужливо подхватила не в меру медлительная  лента эскалатора и позволила всласть налюбоваться рекламными транспарантами на стенах. Различные услуги предлагались одними, вторыми, третьими…. В принципе ничего особенного, но один лозунг меня зацепил:
«Ваши мозги не на месте? Приходите и мы их вправим!»
«Весьма оригинально», - подумал я.
Но времени заострять внимание не было, и секунду спустя мне уже сулили нечто не менее важное и с не меньшим энтузиазмом. Впрочем, вскоре и плакаты, и эскалатор остались позади, а я стал искать нужное направление. Карта и указатели помогли мне свернуть направо, где как по заказу уже стоял поезд, почтительно распахнув свои двери.
«Следующая…», - попытался объявить заранее записанный голос.
И тут же в подсознании сработал рефлекс:
«Вот оно!»
А далее время уже не имело значения. Важно было успеть. Конечно, следующий поезд пришел бы через минуту. Но когда двери захлопнулись за спиной, а не перед носом, чувство собственного превосходства над безликим миром обстоятельств победоносно вырвалось наружу, и выяснилось, что это мгновение стоило той попытки.
- Да! – прошептал я, а потом оглянулся.
Увиденные мной серые лица не разделяли моего кратковременного ликования. И даже более того, никто из них даже не посмотрел в мою сторону, в связи с чем пришлось поумерить свой пыл и, присев на свободное место, посвятить себя праздному путешествию по темным тоннелям. Рядом со мной сидел коренастый старичок в коричневом пиджаке с кожаными вставками на локтях. У его ног лежала огромная сумка с овощами, которую он старательно придерживал лакированными туфлями в опасениях на чужое посягательство, а на коленях развернутым грузом располагалась газету с последними новостями. Периодически одна страница сменяла другую и новые картинки, фразы и всякого рода пафосные ремарки подвергались методичному изучению потребителя.
Я тоже попытался было присоединиться к участию в чтиве и даже успел захватить взглядом несколько слов, но тут же получил жесткий и небрежный отпор:
- Может, стоит купить свою?
Помутневшие из-за длительности эксплуатации глаза смотрели на меня с непомерным презрением, от чего я почувствовал себя крайне неловко. В принципе, поводов для стыда не было, но старичок их странным образом узрел:
- Стыдно должно быть, молодой человек, - сказал он.
И тут мне захотелось врезать ему по роже, дабы выбить всю его желчную спесь и навек отучить от нравоучительства. Только вот ярость как пришла, так и ушла, когда я мысленно предугадал, что при таком раскладе в следующем выпуске газеты обязательно напишут:
«Агент ЗПЗ побил старикашку».
Однако неловкость никуда не исчезла, а наоборот стала разрастаться с еще большим рвением, пока положение не спас заранее записанный голос:
- Площадь Конституции.
Таким образом, эти божественные слова избавили меня и от позора, и ненужного общения.
- Отнюдь, - бросил я на прощанье и вышел.
А через мгновение поезд исчез в тоннеле, унося с собой старичка в глупом пиджаке, его сумку с овощами и его газету. Я же остался на платформе, но вскоре поддался всеобщему броуновскому движению и подталкиваемый людской массой направился к выходу в город, где меня ждал очередной эскалатор и очередной турникет.
Когда же все подземные препятствия на пути к поверхности остались позади, я вновь увидел яркий солнечный свет, а вместе с ним и 99-ти этажное здание «Защиты Психического Здоровья». Оно возвышалось среди прочего архитектурного хлама подобно мифическому Голиафу, узурпируя внимание и мысли всех тем, кто ненароком оказывался у его ног, и требуя безропотного вожделения во сне и наяву. Лоснящийся черный гранит придавал зданию изысканную готичность, которая в сочетание с искрящимся блеском односторонних зеркал воспринималась как нечто потаенное, сакральное и неузнанное. И даже если кто-то из неместных бродяг натыкался на эту городскую цитадель, не зная ее внутренней сути, он все равно восхищался этим творением человека и признавал свою презренную ничтожность перед пронзающей небо стеной.
На фоне этого внешнего шика совсем по-другому выглядело внутреннее убранство здания. И если не брать в расчет громоздкие расписные люстры под куполом высоких потолков вестибюля, все выглядело весьма прозаично и пресно. И не то чтобы кто-то срезал бюджетное финансирование, просто такова была политика руководства. Считалось неуместным позволять себе декораторские и иные излишества на рабочем месте, где полагалось вести серьезную, а иногда и достаточно грязную работу по зачистке чужих мозгов. Конечно, по мнению многих само начальство вряд ли вело аскетический образ жизни, но такие реплики больше походили на домыслы, чем на нечто похожее на правду. И все потому, что лишь избранные попадали на 99-ый этаж, на котором и находился кабинет директора службы.
Фасад здания не имел каких-либо опознавательных знаков или хотя бы условных признаков принадлежности к ЗПЗ, так что любой рядовой зевака запросто мог постоять у его дверей. Однако на большее у него не хватило бы прыти. Как только вы входили внутрь, дверь автоматически блокировалась целой кучей замков, одновременно гас свет и вас сканировал широкоформатный лазерный луч, вытаскивая на поверхность все ваши явные и случайные секреты. И если вы к несказанной удаче оказывались агентом или на крайний случай ожидаемым гостем, то для вас открывали дверь в конце тоннеля, где вам позволяли пройти еще с дюжину тестов, сканирований, детализаций личности и прочей дребедени. В противном случае вы навсегда исчезали в таинственном небытие.
Впрочем, для людей подобных мне даже анальное зондирование было чем-то обыденным и привычным, так что я совершенно спокойно завершил идентификацию, получил пропуск и вышел в вестибюль. Моей следующей целью была стойка администратора, что ютилась с противоположного края помещения и неустанно ждала, что гости будут шагать прямо по огромной пентаграмме, выложенной черно-белым кафелем. К вашему сведению, эта нелепая казуистика так же являлась своеобразным тестом и проявлением надменного сарказма великого и ужасного начальства.
«Не в первый раз», - подумал я и сделал то, что требовалось.
Таким образом, человек сверху вновь оказался не при делах, но вряд ли он сильно от этого расстроился. Тем временем я оказался у стойки и одарил администратора своей сногсшибательной улыбкой. Сегодня роль администратора исполняла девушка по имени Карина. Безусловно, я не видел ее прежде, а имя успел прочитать с бейджа, чтобы сказать:
- Здравствуйте, Карина.
Она, как и полагается, последовала моему примеру и улыбнулась, только в отличие от меня с некоторым загадочным прищуром, который сулил нечто большее, чем просто знакомство.
- Здравствуйте, агент Шпендель.
«Она определенно меня знает», - подумал я и попытался запечатлеть на лице безразличие.
Тем временем девушка потребовала пропуск и удостоверение, а также спросила:
- Вам куда?
- Конференц-зал на 77-ом этаже.
- Совещание?
- Так точно.
После этого мне в течение несколько секунд пришлось созерцать, как она что-то записывает в журнале посещений левой рукой, и от этого внутри меня внезапно зашевелились ранее скрытые механизмы.
- Распишитесь, - потребовали от меня.
Тут же мне сунули под нос журнал, где напротив закорючки я начертал свое имя. А после, когда журнал и шариковая ручка вернулись к хозяйке, мне выдали ключ от лифта и дружественное напутствие:
- Всего доброго.
- Всего доброго, - рефлекторно ответил я, но все же продолжил стоять у стойки.
Причиной тому был мой взгляд, прикованный к небольшому зодиакальному кулону на шее администратора, который весьма заманчиво прокрался в ложбинку меж грудей. Несомненно, телесные прелести девушки в этом случае имели свое значение, но интересовало меня совсем другое.
- Вы левша? – спросил я.
- Не поняла…
Девушка, к тому времени решившая, что уже избавилась от моего присутствия, одарила меня мимикой вежливого удивления, но, в конце концов, все-таки собралась и ответила:
- Да.
- И вы Телец?
Она улыбнулась, словно я разгадал ее самую страшную тайну, а потом произнесла все тем же загадочно-услужливым тоном:
- Да.
- Я так и думал.
Возможно, в тот момент девушка решила, что я по-настоящему сбрендил, однако ее мнение совершенно не играло какой-либо значимой роли в цепочке моих умозаключений.
- Спасибо, - это была прощальная фраза, после которой я направился к лифту.
Там меня встретил очередной кордон безопасности в виде двух серьезно настроенных охранников. Они стояли по стойке смирно и недвижимо ожидали появления посетителей. Из-под их строгих костюмов угрожающе выпирало оружие, что в сочетание с угрюмыми минами на лицах заставляло любого авантюриста лишний раз подумать, прежде чем пытаться пройти мимо них боем. Но в моем случае все выглядело весьма благодушно.
- А вы сегодня рано, - заметил один из охранников.
И хотя я был совершенно не настроен на разговоры, мне все же пришлось ответить, дабы не провоцировать на себя гнев этих двух местечковых богов, которые согласно определенным слухам бывал крайне злопамятны:
- Работа, знаете ли…. Весь в трудах…
- И при этом потрясно выглядите…
«Беспардонная лесть», - подумал я, но не стал акцентировать на этом внимание, а вместо этого положил ладонь на панель управления перемещениями и запустился еще один цикл  детализирующей идентификации для защиты от несанкционированного проникновения.
Едва кожа коснулась пластика, как тотчас заурчали электронно-цифровые механизмы в своем дотошно-назойливом процессе работы и на экране постепенно стали проявляться пошаговые алгоритмы, которые периодически что-то выдавали или требовали. И пока один из охранников интегрировал мои личные данные в компьютер, другой продолжал поддерживать глупую и неуместную беседу обо всем насущном.
- Прекрасная погода, не правда ли?
- Однозначно.
- А как ваша супруга?
- Прекрасно.
- Детишек пока нет?
- Только планируем.
Не поверите, но каждый раз мне задавали одни и те же вопросы, да и отвечал я на них абсолютно одинаково. И каждый раз мне казалось, что эта ересь никогда не закончится. Но тем не менее идентификация все равно заканчивалась и один из охранников как обычно выдавал мне личную карточку, и мы прощались до новых встреч.
- Приятного дня.
- Приятного дня.
- И вам того же.
Очередной ежедневный ритуал был благополучно исполнен, и в качестве плодотворной похвалы мне все-таки открыли транспортные двери. Шагнув вперед, я оказался внутри лифта, и как только это произошло, двери вновь сжались в своей привычной позиции. Теперь оставалось только заставить лифт двигаться. Для этого я вставил свой ключ в паз напротив цифры «77» и повернул на пол оборота.
- Мы движемся на 77-ой этаж, - сообщил электронный голос.
И в следующее мгновение лифт двинулся с места, а значение цифр на табло стало постепенно увеличиваться от единицы в сторону семидесяти семи. Когда же на табло появился символ «77», голос из динамика сказал:
- Вы прибыли на затребованный 77-ой этаж.
Тогда я повернул ключ в обратное положение и вынул из паза. Это стало сигналом к открытию дверей, за которыми уже суетились люди в предвкушении рабочего дня.
- Здравствуйте, агент Шпендель, - сказал кто-то проходящий мимо, не позволив мне даже выйти из лифта.
Я же повел себя более учтиво и в первую очередь распрощался с лифтом, а уж потом перешел к приветствиям, однако неизвестная личность как назло уже успела скрыться в одном из офисов. И мне оставалось только сожалеть о потере. Но тут еще кто-то сказал все то же самое:
- Здравствуйте, агент Шпендель.
И на этот раз я не оплошал:
- Здравствуйте, - прозвучал мой самовоодушевляющий ответ, а после ноги понесли меня прямо к конференц-залу.
Оказавшись на месте, я обнаружил, что входная дверь уже закрыта, и это означало мое несомненное опоздание. В голове мысленно промчалась фраза досадного разочарования и некоторого отчаяния:
«Ну что за черт!»
«Не парься», - советовал внутренний голос.
Однако в голове то и дело зудело настоятельное уведомление замдиректора, желавшего увидеть меня на совещании точно по расписанию. С таким настроем я стал готовиться ко всякого рода гневным репликам и оскорблениям в свой адрес. Но мои тело и разум слишком устали для того, чтобы бесцельно мандражировать и тратить бесценные секунды на необузданную дрожь в коленях. И поэтому я беспардонно стукнул кулаком по дереву и толкнул ненавистную дверь вперед.
- Здравствуйте! Извините за опоздание.
Если до этого момента в конференц-зале и шло какое-то обсуждение, то с моим появлением оно тотчас смолкло. И в результате единственным звуком сохранившим свое право на жизнь в этой внезапной тишине стало безликое и неуемное жужжание мультимедийного проектора. Пытаясь понять причину внезапной враждебности, я бросил взгляд на присутствующих. Обычно за огромным столом собирались все ведущие агенты. И всегда так получалось, что все они до конца не понимали крайней необходимости подобного сборища, однако им ничего не оставалось, кроме как слепо следовать уставу и настойчиво ждать конца.
Только вот сегодня все выглядело иначе. Из положенного множества присутствовало не более десяти агентов, а это, несомненно, означало, что обсуждается нечто важное. В этом дополнительно убеждали и презрительные взгляды в мою сторону, словно говорившие:
«Да какого лешего опаздывает этот придурок, когда все обсуждают вопрос жизни и смерти?»
Но вслух прозвучали другие слова. Их автором был замдиректора Лобанов. Посмотрев на свои огромные командирские часы и старательно фыркнув в мохнатые усы, он сказал:
- Всего лишь минута опоздания. Вы делаете успехи, агент Шпендель.
Единственным, что я умудрился сморозить в ответ, было:
- Спасибо.
Однако, судя по всему, это была не лучшая идея, так как в следующее мгновение Лобанов негодующе насупился и потребовал от меня:
- Садитесь!
Пришлось повиноваться. Но, сев на одно из свободных мест, я быстро позабыл о своем небольшом фиаско. И все потому, что сразу же возобновилось обсуждение дел насущных.
- Итак…
В речах замдиректора возникла спонтанная и неожиданная пауза, в ходе которой он пытался расшевелить свои извилины, а позже породил вопрос:
- …На чем я там остановился?
Положение спас еще один заместитель директора по фамилии Новиков, с которым я был мало знаком:
- Вы говорили о выборах…
Лобанов вновь задумался, но на этот раз поймал нить рассказа и заговорил по теме:
- Вот именно. На носу выборы и мэрия наседает на меня со всех сторон….
При упоминании претензий со стороны администрации мэра сразу же у многих присутствующих возникло множество вопросов.
- А мы тут причем?
- Наши показатели на пике…
- Да пошел он!
Все это недовольство потребовало спешного и единоличного вмешательства Лобанова, которое помешало его подчиненным порвать первого попавшегося врага в мелкие клочья.
- Спокойно!
Этого в сочетании с грозной миной на лице первого замдиректора оказалось достаточно для восстановления атмосферы смирения.
- Дело не в нас и к нам нет никаких претензий.
- А что мы тогда обсуждаем?
Пока другие спорили, я отсиживался в стороне и никаким боком не собирался вступать в конфронтации. И какое-то время план работал слаженным механизмом.
- За многие годы работы ЗПЗ нам удалось наладить политику сдерживания психопатов, что в свою очередь принесло определенное спокойствие и стабильность на Восточные территории города. Однако всем вам известно, что на Западе нет ЗПЗ по причинам весьма странным. Тамошняя администрация во времена создания ЗПЗ посчитала наше присутствие неуместным, аргументируя это отсутствием психов среди богатых. Вместо этого на Западной территории была создана Служба Охраны Граждан (СОГ) и теперь им нужна наша помощь…
- Помощь?
- А причем тут мэр?
- И зачем нам это нужно?
Встретив очередной шквал вопросов, Лобанов насупился еще больше, но промолчать он не мог ни в коем случае.
- Если наружу вылезет история с психами в Западной территории, то мэру придется в срочном порядке собирать вещички. Избиратели ему такого не простят.
- А нам-то что прикажите делать?
Вот тут-то и пошла в бой тяжелая артиллерия.
- Ничего особенного. От нас просят лишь небольшого содействия.
- То есть?
- Какого?
- Нашего агента им в помощь.
На этой фразе все резко напряглись, ведь теперь стала очевидной причина избирательного подхода к созыву совещания. Все вмиг испугались неизбежного решения. И только второй замдиректора Новиков осмелился задать бесстрашный вопрос:
- И кто же этот счастливчик?
Видимо он тайно надеялся, что эту несуразную почесть обязательно доверят ему. Только вот ответ Лобанова прозвучал иначе:
- Агент Шпендель.
И от этих слов я едва не упал со стула.
- Поздравляю, - помпезно добавил Лобанов.
Такая бесподобная удача буквально сразила наповал, поставила меня над всем остальным, и к тому же позволила другим видеть во мне некую принцессу, и мысленно усмехнуться.
- Но…, - оказалось единственным, на что я был способен в тот момент. 
Во рту сразу же пересохло, давление и пульс стали зашкаливать, а желание исчезнуть или испариться стало крайне желанным. Однако все главные экзекуции все еще предстояли.
- Итак, - продолжал Лобанов, - Теперь, когда мы определились с выбором, нужно наметить план действий.
- И что же? – спросил кто-то из агентов.
- Главное – делать видимость.
Во время дискуссии я по большей части обитал где-то на другой планете, но заслышав о некоторых послаблениях, поспешил узнать подробности.
- Это как?
Лобанов посмотрел на меня так, словно я только что сморозил самую большую глупость в мире, так что следующие его слова были полны назидательных упреков:
- Для чего козе баян?!
Внезапно навалившаяся экзистенциальность поставила меня в тупик, и я не нашел фраз для продолжения. Но первый замдиректора не стал толочь воду в ступе и приступил к наглядной демонстрации своего видения проблемы.
- Артемон!
Обращение было адресовано техническому ассистенту. Пока другие обсуждали всякую чушь он, как и полагается, скромно и тихо ютился в темном углу. Слова побудило его к действию, но нажав пару кнопок и клавиш на оборудовании, Артемон тотчас скрылся в своем убежище и больше не появлялся. А тем временем цифровой проектор, в который волшебным образом вдохнули жизнь, стал чередовать на белом полотне экрана различные невеселые картинки.
- На первом слайде изображена карта нашего города…
«Изумительно», - подумал я, разглядывая картинки.
В своих комментариях Лобанов старался быть конструктивен, но добавляемые им нотки благородного восхищения сводили все позитивные эффекты на нет.
- Как видно из представленных диаграмм, Западная территория составляет всего 27 процентов общей площади, что заставляет нас задуматься о необходимости фиксированной доминантной роли ЗПЗ в жизни города. Вместо этого наш всеми неуважаемый мэр продолжает свою неуместную политику разобщения территорий и сегрегации оптимальных социальных условий на Западе…
Такими речами первый замдиректора взорвал всем мозг без какой-либо пощады. Но к несчастью очередь дошла и до следующего слайда. На этот раз посреди ярко-оранжевого фона красовалось изображение небоскреба ЗПЗ.
- Все в наших руках!
«Ну, прямо-таки не в глаз, а в бровь», - подумал я.
Но мои мысли не могли помешать Лобанову и дальше продолжать брызгать во всех окружающих слюной. И все это очень смахивало на бесовство от рьяных перетуг чрезмерного энтузиазма. Когда за этим последовало почти бесконечное количество слов и слайдов, многие просто перестали слушать и лишь ради недостающей благочестивости иногда кивали и серьезным тоном вставляли междометия или при большем упорстве даже наделенные ярким эмоциональным подтекстом конгломераты букв, например:
- Вау!
Или же:
- Ну, это  типа да…
Впрочем, даже при таких стараниях итог оказался безнадежно печален. Никто так ничего и не понял. И чтобы не бросать остальных на амбразуру, к разговору вновь примкнул Новиков.
- И что все это значит? – спросил он.
- Мы должны уничтожить СОГ.
После всей ранее сказанной белиберды Лобанов выдал нечто настолько лаконичное и простое, что многим в тот момент захотелось вознести хвалу небесам. Но все остались немы как рыбы и в слепой боязни кары свыше стали ждать продолжения.
Несомненно, готовясь к данной презентации новых идей, первый замдиректора не был пленником иллюзий и совершенно четко понимал, как может ошарашить это новое видение его подчиненных, однако он был лишь второстепенной фигурой на шахматной доске и следовал чужим приказам.
- Но разве это не…
То ли я был крайне глуп и безрассуден, то ли в тот момент мне показалось, что уже нечего терять, и потому скабрезный вопрос прозвучал именно из моих уст:
-…заговор?
Только вот ни грома, ни молний в качестве наказания не последовало. Вместо этого Лобанов ткнул пальцем в потолок и сказал:
- Так решило руководство.
«Божественно», - подумал я.
При таком раскладе продолжать стоять на своем не имело смысла. Оставалось лишь переварить услышанное и просто двигаться по заданной траектории. И раз уж никто из нас ничего не решал, мне не стоило лишний раз напрягаться. Во всяком случае, я так думал до тех пор, пока кому-то из агентов не понадобилось влезть в разговор.
- А причем тут Шпендель?
Первый замдиректора ответил ему коротко и ясно:
- Не причем.
И, конечно же, обиженный судьбою Новиков не забыл опять же напомнить о себе:
- Тогда почему он?
Лобанов устал от разговоров и вместо слов бросил оппоненту папку с документами, и тот с несколько секунд попеременно взирал то на папку, то на вышестоящего по рангу агента.
- Что это? – спросил он, так и не разобравшись в сути.
Ответ был прост как само мироздание.
- Всего лишь отчет за это утро.
- И что из этого? – спросил Новиков.
Тогда Лобанов как величавый орел гордо расправил плечи после долгого и изнуряющего словоблудия и с определенной долей восхищения заявил:
- А притом, что за это утро агент Шпендель обогатил нас тремя трупами. И я думаю, что если он будет также усерден в Западных землях, мы, несомненно, скоро придем к назначенной нашим руководством цели.
«Восхитительно», - подумал я под влиянием услышанного.
Но мне хотелось чего-то большего, чем просто прилюдное признание моих заслуг, и потому я поспешил спросить:
- А как насчет сверхурочных?
Это был удачный момент для эдакого форсажа, в который никто не посмел бы мне отказать или хотя бы помыслить о чем-то подобном.
- Хорошо, - сказал первый замдиректора.
И, конечно же, пользуясь случаем, а может просто в отместку, он тут же нагрузил Новикова лишней бумажной работой:
- Аккуратненько займись этим.
Из-за этого Новиков бросил на меня полный ненависти взгляд, но покорно смирился. Однако чуть позже все же выдал едкое замечание:
- Надеюсь, на этот раз его жене не понадобиться лимузин?
Лобанов посмотрел на меня с вычурной вопросительностью, а я ответил с некоторой саркастичной беспечностью:
- Как знать…
Такая насмешка была благодатной почвой для дальнейшей перепалки, но внезапно раздался стук в дверь. И на этот раз причиной тому был не я.
- Войдите! – сказал Лобанов, с радостью отмахнувшись от суетных дел.
Повинуясь призыву, дверь отворилась, и на пороге появился типичный агент СОГ – в дорогом костюме и с золотыми часами на руке.
- Здравствуйте! – сказал он.
- Здравствуйте, - ответил ему первый замдиректора, пока другие пытались испепелить гостя пристальными стараниями глаз.
В каком-то творческом порыве Лобанов сорвался с места, подскочил к агенту СОГ и, схватив его за руку, потащил к остальной братии. По ходу ему даже удалось изобразить страстную доброжелательность, из-за которой его слова были весьма похожи на искренность.
- Прошу любить и жаловать…
Агент СОГ тоже выглядел весьма дружелюбно, к тому же вовремя представился:
- …Зигмунд Промский.
А все остальные присутствующие уныло промямлили:
- Очень приятно.
И в итоге экстренное совещание ЗПЗ планомерно превратилось в отдушину всеобщего лицемерия. Безусловно, оно не заявляло о себе в открытую, но в сжатых кулаках и маниакальном стремлении агентов отводить взгляд в другую сторону можно было без особого труда распознать вежливую неприязнь и раздражение. Я же напротив был крайне заинтересован появлением нового персонажа и это никоим образом не было связано с моей грядущей командировкой. Скорее наоборот, все эти новые и внезапные изменения в моих карьерных планах резко пошатнули воздушные замки детских фантазий. Когда-то давно я мог себе позволить исключительно книжное знакомство с миром Западной территории, а теперь агент СОГ сидел прямо напротив. Конечно, выглядел он как и любой другой человек, но все в нем определялось неким неуловимым шармом, которым была пропитана каждая ниточка его костюма и который гулким эхом отражался в каждом его слове.
- Так что? – спросил Промский, когда ему надоело затяжное молчание, - Когда мы все-таки займемся делом?
Незримое облако неприязни боязливо вспенилось от замечания агента СОГ, и как всегда за всех пришлось отдуваться первому замдиректора.
- А вот агент Шпендель, с кем вы и будете работать! – воскликнул он.
В поисках уместной поддержки мне нарочито подмигнули, дабы я встал и раскланялся, но мне показалось, что партнерские отношения стоит начинать иначе и потому обыденно протянул руку.
- Владимир.
- Зигмунд.
Агент СОГ воспринял жест моей дружбы весьма сдержанно. На его лице не проявилось ничего нового, а вот его ладонь была напротив избыточно многословна. Ничего подобного я не испытывал раньше, пока его кожа не коснулась моей. Скажем честно, что в теории произошедшего маловероятно появление чего-то электрического. Я не почувствовал ни тока, ни разряда, а только окунулся в пугающее ощущение, что меня прощупывают изнутри. Естественно, Промский заметил этот мимолетный страх в моих глазах. Вот почему он едва заметно улыбнулся, прежде чем отпустить мою руку.
После личного знакомства вновь повисла пауза, и Лобанову пришлось потратить еще секунду на то чтобы изъять последний резерв моральных усилий и, растянув улыбку до ушей, огорошил гостя пустой банальностью:
- Может чаю?
Промский посмотрел на него как на последнего идиота, но не стал копаться в очевидном.
- Нет, спасибо, - сказал он, воспринимая нехватку хороших манер как должное.
Но вопрос остался на месте:
«А что же дальше?»
И тогда Промский сам нашел выход из тупика.
- Может дальше мы сами? – спросил он первого замдиректора.
И Лобанов не нашел другого ответа, кроме как:
- Пожалуйста.
После вполне официального разрешения агент СОГ одарил всех праздными комплементами, пожелал новых и разнообразных встреч, после чего не забыл и про меня.
- Нам пора, - сказал он.
И на этой торжественной ноте я вместе с новым напарником вышел из конференц-зала. Спиной я чувствовал враждебность покидаемой аудитории, но ничего не мог с этим поделать. Мое начальство отправило меня на непростое задание. Такие вещи редко случаются с ни кем не пригретыми агентами, а мне все же выпал шанс выиграть в этой лотерее, только вот оставалось не забыть последовательность выигрышных номеров.  Отныне я должен был действовать на свой страх и риск и не надеяться на то, что странный волшебник в голубом вертолете придет мне на помощь.
- Они всегда такие? – спросил Промский, когда чужие взгляды остались вне досягаемости.
- Вообще-то да, - ответил я.
В течение пяти или более минут мы колесили по офисному лабиринту. И хотя агент СОГ оказался в нем впервые, он вел меня вперед очень уверено. Своими странствиями нам предстояло добраться до телепортационной камеры, расположенной в закрытом крыле 77-ого этажа. Она была единственным способом попасть на Западную территорию. И все благодаря стараниям ученых, которые много лет назад создали изолирующий разлом материи и мотивировали это благими намерениями.
В конце концов, за очередным поворотом направо мы встретили искомый блокпост.
- Шпендель! – завопил один из охранников, - Неужели вас отправили в землю обетованную?!
Я же был более скромен в своих выводах:
- У меня задание.
- Тогда удачи.
На этом комментарии закончились, и меня с агентом СОГ в придачу учтиво пропустили вперед, где нас дожидался огромный секундомер, отмерявший предстартовую минуту. И пока время шло, я спросил:
- Значит, Зигмунд…
- Зиги.
Я не сразу сообразил, но меня тут же спасли от ступора:
- Можно просто «Зиги».
И тогда до меня дошло.
- Хорошо, братишка… Зиги…
Меня порадовал такой поворот событий, а то я уже стал было проклинать судьбу за дьявольский посыл мне в напарники кабинетного зубрежника.
Вскоре минута истекла и телепортационная камера раскрылась. Нам позволили войти внутрь, и другой циферблат запустил новый отчет.
- Надеюсь, тебя не мутит в дороге? – поинтересовался Промский, когда камера стала усиленно вращаться.
Говорить к тому моменту стало довольно сложно, но я все-таки попытался ответить, правда получилось нечто крайне несуразное:
- Неау каажпар.
В тот раз я впервые переживал опыт телепортации, и потому все эти ранее незнакомые завихрения пространства были мне в диковину. Они струились прямо перед глазами многоликими красками и бликами, постепенно свертываясь в тоннель, а потом нас метнуло в подпространственную червоточину, словно пушечное ядро. Позже краски померкли и постепенно рассеялись, оставив место привычной реальности. Так мы оказались в чем-то очень похожем на телефонную будку.
- Странно, - прошептал я.
- Еще привыкнешь, - обнадежил Промский и толкнул дверь.
За ней нас торжественно встречал загадочный мир Западной территории. В лицо сразу же пахнул прохладный ветерок, принесший с собой запах свежих апельсинов, а глаза на мгновение ослепли от яркости солнечного света. После всей этой телепортационной тряски мне было в радость наконец-то увидеть солнце, но я никак не ожидал увидеть целых три.
- Что это? – спросил я, все еще надеясь, что у меня троиться перед глазами.
В то же время Промский не испытывал ничего похожего на мои чувства. Для него великолепные фрагменты мозаики этого мира, казавшиеся мне поразительными и странновато-непостижимыми, были всего лишь пустотелыми деталями обыденности. И потому воспринимались они агентом СОГ как само собой разумеющееся.
- Ты о чем? – спросил Промский, одновременно играясь с коммуникатором.
Чтобы привлечь его внимание, мне пришлось ткнуть пальцем в небо. Но и тогда я получил короткое и глухое:
- Хм, - а потом после некоторой паузы, которую Зиги использовал для прочтения нескольких эмейлов, мне было сказано, - Это нормально.
Однако мое любопытство на этом не остановилось, что в свою очередь привело к обнаружению новых диковинных чудес. Впрочем, в этом мире далеко ходить за изяществом потенциальных причуд не приходилось. Достаточно было взглянуть себе под ноги, чтобы получить порцию восторга. Именно там под подошвами ботинок неторопливо проплывали диковинной формы рыбешки, а приглядевшись получше можно было без труда стать свидетелем того, как полосатой раскраски скат непринужденно перебирается с одного подводного гребня на другой.
Это зрелище было чем-то на грани. Глаза  разбегались в попытках утоления неисчерпаемых аппетитов познания и только одно неуместное слово:
- Вова…, - нарушило непревзойденное волшебство момента.
Совсем не вовремя Промский захотел посвятить мне себя, а я был настолько очарован подводным  изобилием жизни, что практически его не слышал. И даже когда он крикнул мне почти в самое ухо:
- Вова! – мой разум не был склонен к пониманию.
- Что?
Обратив взор на напарника, я был ошарашен вдвойне. И все потому, что за его спиной голые люди как ни в чем не бывало сидели на скамейке из чистого золота.
- Боже мой, - иных слов не нашлось.
Между тем люди на скамейке никак не прореагировали на мой открытый от удивления рот. Их лица были безразличны к любым внешним раздражителям и проецировали на окружающее пространство полное спокойствие и смирение. Безусловно, меня пугала эта нагота, но некий электризующий воздух магнетизм заставлял смотреть на них снова и снова. Закончилось тем, что  Промский потребовал от меня соблюдения приличий.
- Хватит пялиться, - сказал он.
И тогда мне пришлось последовать чужому совету. Однако интерес к обнаженным телам никуда не делся. Просто теперь он перевоплотился в целую череду вопросов, которыми я попытался забросать напарника.
- Что за черт? Что они делают?
Это была первая ласточка среди прочего, но не очень успешная, так как в ответ я получил:
- А ты не видишь?
Ну, я не был слеп и потому кое-что все-таки видел. Женщина с длинными каштановыми волосами, спадающими с ее бледных плеч, сидела в позе лотоса и читала книгу в мягком переплете. Небольшое усилие зрение позволило мне прочитать название на корешке – «ССС: Сигналы СамоСозерцания». С противоположного края устроился мужчина с гладко выбритым черепом. Закинув ногу на ногу, он пытался связать некое подобие шерстяного платка. Рукоделие едва перевалило за половину объема, и потому вышитую красной нитью надпись можно было прочесть лишь частично. Я видел буквы «СКР». Остальное, к сожалению, было доступно только замыслу творца. В какой-то момент к этому дуэту присоединился третий персонаж. Это был худенький мальчик-подросток. Он сел посередине скамейки и стал вертеть в руках кубическую головоломку. Минут через пять его утомило это занятие, и он скрылся в ближайших кустах ярко-фиолетового цвета.
Анализ всего этого никоим образом не приблизил меня к восприятию целостности сущего, что в свою очередь привело к новым вопросам. 
- Кто они? И для чего они здесь?
На тот момент Промский окончательно решил свои дела с коммуникатором и смог наконец-то сказать нечто вразумительное:
- Не переживай. Мы находимся в парке СамоСозерцания эзотерического общества «СКРАБЛА». Для них это привычное времяпровождение.
Несомненно, агент СОГ сумел легко и быстро расставить все по своим местам. Мне даже не понадобилась лишняя минута, чтобы переварить этот бутерброд. И все же я спросил:
- А почему телепортационную кабинку поставили именно посреди этого парка?
В ответ Промский смущенно пожал плечами и сказал:
- Не знаю.
Мне пришлось принять эту версию и смириться с собственной непросвещенностью. И Зиги такое обстоятельство ничуть не задело. Он сунул коммуникатор в карман и объявил наши общие планы:
- Нам нужно идти.
Я старательно осмотрелся вокруг. Всюду нас окружали всевозможные деревья и кусты исключительно фиолетовой расцветки. Такая муть выглядела очень непривычно, а местами заставляла испугаться. Плюс ко всему голые люди на скамейках и прозрачная гладь с подводной средой вместо земли не давали расслабиться. Неудивительно, что мне захотелось поинтересоваться:
- Куда?
- Туда, - сказал Промский и указал на один из кустов.
Эта фиолетовая каракатица ничем не отличалась от себеподобных, но я не стал спорить и согласился с решением напарника. Через несколько шагов мы оказались в самой гуще непривычной цветовой гаммы, однако помимо этого имелись и другие сложности. Над головой то и дело пролетали огромные длинноклювые осы с таким угрожающим видом и неприятным гонором, что очень хотелось удариться в бега. Несколько раз я спотыкался о движущиеся под ногами булыжники, которые на деле оказались маленькими зверьками, похожими на ежиков, только вместо иголок у них имелась толстая ороговевшая кожа. А гибкие вьющиеся оранжевые лианы прибавляли в росте от каждого нашего движения, так что постоянно приходилось освобождать от их прилипчивой хватки щиколотки и запястья.
Почти через вечность нам все-таки удалось пробраться сквозь эту чащобу, и перед нашим взором появилось нечто более вменяемое и обыденное. Это были серебристые ворота, которые продолжались в обе стороны неприступной стеной трехметровой высоты, сложенной из черных кирпичных брусков треугольной формы. Такое творение рук человеческих резко контрастировало на фоне прочей пестроты и позволяло надеяться, что за его пределами мое здравомыслие будет подвергаться гораздо меньшим испытаниям. У ворот нас ждал смотритель парка и в укор прочему он выглядел совершенно нормально, а также был одетым.
- До свиданья, - сказал ему Зиги, минуя турникет.
И хотя я был изрядно вымотан пешей прогулкой с препятствиями, мне все же пришлось повторить то же самое вежливое:
- До свидания.
- Всего доброго, - ответил смотритель и захлопнул за нами створки ворот.
В противовес моей еле булькающей изнутри надежде сюрпризы не закончились, и место зеленых лужаек вокруг панельных домов на мой зрительный суд продолжала прибывать все новая и новая несуразица. И в первую очередь в глаза, конечно же, бросились присутствовавшие здесь жилые строения. Они выглядели крайне гротескно и представляли собой своеобразный микс картинок из детских сказок. Изъятыми фрагментами в них были намешаны дозорные башни с флигелями в виде разнообразной живности, что-то наподобие трактиров с Дикого Запада и гранитная монолитность офисных зданий. Целая цепочка именно такого чудодейства тянулась вдоль противоположной стороны дороги, прямо у которой мы и оказались, когда покинули парк. Ее дорожное полотно было состряпано из какой-то желтой субстанции. Такое дизайнерское решение выглядело довольно неординарно, но на фоне всего остального четко вписывалось в общий лейтмотив. В категорию фона входили багряные деревья и абсолютно белые стебли разнообразных трав, а также россыпь голубых камней, пришедшую на смену миру Нептуна. Естественно, я не удержался и поднял парочку. Они выглядели гладкими, отполированными, а проходящий свет вызывал в них слабое свечение, причем под определенным углом обзора можно было рассмотреть все части радужного спектра.
- Да это же целое состояние! – воскликнул я и с определенным непониманием посмотрел на Промского, который как раз взмахнул рукой, чтобы остановить такси.
- Для кого-то, но не для нас, - ответил Зиги.
Безусловно, именно так и должны были отвечать люди, у которых в качестве такси подъезжали не старые битые развалюхи, а отполированные до блеска спортивные кабриолеты. Именно такая красотка сочного красного цвета явилась по первому требованию моего напарника. За рулем, как и полагается, сидел подтянутый шофер с фуражкой на голове в традиционную черно-белую клеточку и гавайской рубашкой крикливого пошива на теле.
- Здравствуйте, агент Промский и его спутник, - приветствовал он нас, не забыв обнажить белозубую улыбку.
- И тебе того же, - ответил Зиги
А я его тут же уныло поддержал.
- Да-да-да.
Через секунду мы уже сидели на мягких сиденьях спорткара и застегивали ремни безопасности.
- Как обычно? – поинтересовался шофер.
Но Зиги не ответил, а только положительно кивнул головой, и тогда как по команде диким рыком отозвался мотор, завизжали колеса, и мы сорвались с места. Скорость была сумасшедшей, и бодрящие порывы прохлады нескончаемо обдавали лицо и шею, заставляя еще с большим упоением наслаждаться поездкой. Такие условия работы не могли не понравиться, и я с ужасом вспоминал все свои прежние средства передвижения.
В конце улицы автомобиль свернул налево. Там нам встретились все те же диковинные строения, да и весь остальной пейзаж мало чем отличался. Однако по мере нашего продвижения к пункту назначения стали наблюдаться постепенные метаморфозы в сторону упрощения и строгой стилизации. Это навело меня на мысль, что гротескные каракатицы были присущи отдаленным районам Западной территории, а ближе к центру дома строились в привычном для меня деловом стиле. Кроме того, на нашем пути все чаще и чаще стали появляться коммерческие конторы с достойными всеобщей местной тенденции вывесками. Сначала мы наткнулись на автозаправку, представленную в виде огромного сфинкса, из оскаленной пасти которого изливалось топливо. Ко лбу у этого мифического гиганта был приспособлен транспарант «ЗАПРАВИЛА». Позже нам повстречался кинотеатр, застроенный под Колизей и переделанный в «КИНОЗЕЙ». Ну а апогеем всего этого сумасбродства, несомненно, стал цветочный магазин «ПИЗАНСКАЯ ПАШНЯ».
Когда мои глаза устали протирать алчущим взглядом местные красоты, мне захотелось обсудить увиденное с другими.
- А здесь очень даже неплохо, - начал я.
- Еще бы, - ответил Зиги, - Не зря же этот рай так старательно огорожен.
Пришлось согласиться с личным мнением коренного жителя. Конечно же, мне и ранее было известно, что жизнь здесь намного лучше, чем в моих родных Восточных землях, но умозрительно это воспринималось как нечто более банальное - большое количество денег, еды и всего остального. На деле же все обернулось весьма странной экзотикой, которая не укладывалась ни в одно узколобое представление.
- И мне нравиться,- добавил я.
- Рад за тебя, - сообщил Промский.
После этого разговор увяз в бессловесности. Зиги то и дело лениво почесывал за ухом, как бы пытаясь выковырять из мозгов хоть что-то достойное беседы, а я даже и не пытался как-либо растормошить его неповоротливый язык. Спасительный выход умудрился найти шофер, включивший для этого радио. И в результате первая попавшаяся станция разразилась скептичным женским говором:
«С вами Катерина Рыкова. Сегодня граждане Западной территории обратились к мэрии с требованием разъяснить ситуацию касательно просочившейся в прессу информации о череде случаев насильственной смерти. До этого пресс-служба СОГ всячески отрицала возможность появления в нашем ранее благополучном регионе…».
Палец Промского заставил приемник сменить волну, после чего на смену женской логике пришла вполне приличная музыка.
- Так-то лучше, - заметил он.
Однако семена ненужных вопросов уже упали в благоприятную среду.
- Что скажите? – спросил шофер.
Но Промский не повелся.
- О чем?
Ответом он попытался воплотить в мимике саму невинность, но это сработало неудачно.
- Про этого маньяка.
- Маньяка?
Не трудно было заметить, как напряглись вены на шее Промского, и мне даже стало его немного жаль, потому что когда такая ситуация назревала в моей вотчине, то сразу же появлялся отряд спецназа. Здесь же существовала пресловутая свобода слова, которая позволяла обычному водителю такси давить на больные мозоли тех, кто старательно пытался о них не думать.
- Того самого, что порешил с десяток человек…
Об этом и мне было полезно послушать, учитывая тот факт, что пока что я имел лишь отдаленное представление о делах местной шпаны душегубов и уж точно не знал с какого бока к ним подлезть. Несомненно, мне не стоило забывать о своей провокаторской миссии, но за многие годы работы я смог уяснить главное – не нужно чересчур усердствовать. И потому именно этого основополагающего правила я и собирался придерживаться в восхитительной по впечатлениям командировке, однако всякого рода душещипательные истории и байки всегда благотворно воздействовали на мой слух и на все иное прочее. Так что мои уши с умопомрачительным упоением захватывали любой звук, произведенный на свет гортанью нашего шофера.
- …Об этом говорят в новостях…
- Мало ли что говорят.
Зиги был сух и сдержан в своей реакции на расспросы. Его позиция была ясна – моя хата с краю и ничего не знаю. Чего-то иного он не мог себе позволить. Во-первых, лишняя паника была ни к чему, а во-вторых, таков уж был приказ сверху. Работало это из рук вон плохо, но, во всяком случае, позволяло ему снять с себя ответственность.
 - А как же?…
- Без комментариев.
Наш путь закончился посредине площади прямо напротив неброского архитектурного ансамбля. И, кстати говоря, в тот момент, когда водитель ударил по тормозам, и такси остановилось, я на самом деле не обратил на него никакого внимания. Однако как только мы с напарником вышли из автомобиля, хлопнули дверьми и Промский на прощание сказал:
- До скорой встречи! – все резко переменилось.
Вначале мы просто стояли, как бы разглядывая местные достопримечательности, но, как я понял немного позднее, на самом деле мы просто дожидались исчезновения спорткара из поля зрения. А наш дорогой водитель не очень-то и торопился. Сначала он тщательно сдувал пылинки с приборного щитка, потом протирал зеркала, а еще позднее разбрызгивал душистые благовония по салону и наконец просто сидел и размеренными движениями нижней челюсти перемалывал жевательную резинку с терпким ароматом дыни.
Тем временем Зиги с утонченно экстазирующим лицом продолжал скакать глазами то там, то сям, словно нам больше нечем было заняться, кроме как прозябать в ничегонеделании. А ведь меня все-таки послали проводить какие-то там расследования. Так что я не стал возиться с неуместной учтивостью и обратился с очередным вопросом:
- И что дальше?
Но мир не рухнул, мы не двинулись с места, а вместо достойных разъяснений прозвучала заезженная реплика:
- Хорошая погода, не правда ли?
После такого небольшого фиаско я повернулся в сторону такси, но и там было глухо как в танке. Водитель вся еще наслаждался своим обедом и тем, что никто не мог приказать ему убраться восвояси. И потому мне оставалось только стоять, ждать и наблюдать. Вот тогда-то я и вернулся взглядом к архитектурной композиции, которую проигнорировал ранее. Она имела странную, но упорядоченную структуру. Концентрические круги состояли из чего-то, внешне напоминающего бетонные столбы, что вкапывают по краям дороги, однако сделаны они были не из переработанного известняка, да и были чем-то большим, чем столбы. Один из них высотой в метр находился в двух шагах от меня, и как только в голове зародилась мысль, я не стал медлить. К тому же Промский и не подумал меня останавливать. Он, как и прежде, стоял, смотрел и ждал. Я сделал нужные шаги и осторожно положил ладонь на то, что было чем-то похожим на бетонный столб. И когда две поверхности соприкоснулись, я почувствовал легкий пощипывающий зуд.
«Магнитит», - умозаключение, к которому пришел бы любой другой, но я подумал:
- Трансвекторный преобразователь пространства.
И как вы понимаете, я произнес это вслух.
- Именно.
Мой напарник отреагировал на мои слова сдержанной улыбкой, говорившей об удивлении и определенной внутренней гордости за мою сообразительность. Но меня больше интересовал последующий логический всплеск. Теперь я не только видел, но и понимал, и то, что раннее казалось чей-то причудой, постепенно перевоплощалось в четкий научный принцип. Концентрические круги не были идентичны. Во-первых, отличались высотой столбов, которая постепенно увеличивалась от краев к центру. Во-вторых, поперечное сечение столбов менялись формой от круга к кругу. Тот, которого коснулась моя рука, был на срезе круглым, а далее шли треугольники, квадраты и ромбы, а в центре всего ансамбля, где монументально располагались две пятиметровых колонны, сечение приобретало форму трапеции. Ну и напоследок хотелось бы отметить еще одну странную деталь. Она состояла в том, что искусственный водопад между колоннами на самом деле был вовсе не водопадом. Конечно, внешне он выглядел, как и полагается. Вертикальная стена воды падала с пятиметровой высоты – ну чем не водопад. Но как только я немного пригляделся, стало ясно, что вода берется ниоткуда и исчезает в никуда.
- Там вход! – воскликнул я в полном восторге от самого себя и от того, что находилось совсем рядом.
- Тише!
Предупреждающий окрик со стороны Зиги заставил меня одуматься и осознать всю скрытую суть нашего долгого ничем незаполненного времяпровождения посреди площади. Впрочем, ничего страшного не случилось, так как секундой ранее наш водитель такси устал от наведения чистоты, завел мотор, крикнул на прощанье:
- У-ху-ху! – и неудержимо сорвался с места, оставляя после себя не очень приятный запах паленой резины.
Проследив за его исчезновением, мы с Зиги оба облегченно вздохнули. Я от того, что моя оплошность не привела к нежеланным последствиям, а он от того, что ему не пришлось разбираться с этими последствиями.
- Это у вас можно любого упрятать в камеру превентивного заключения, а у нас свобода личности. И если кто-то, в конце концов, сообразит, что все эти столбы не имеют никакого отношения к памятнику богине плодородия Ратху, отделу конспирации придется придумывать что-то новое, а это лишние проблемы на пустом месте.
Мне оставалось лишь согласиться с мнением напарника. Однако кое-что все-таки оставалось за гранью моего понимания. Да, таксист скрылся за горизонтом, но на площади хватало и других людей. Я видел молодую мамашу с коляской, мороженщика у лотка, старика с газетой, а также еще не меньше сотни лиц, которые сновали рядом или неподалеку.
- А как же они?
Промский посмотрел на тех, кого я имел в виду и сказал:
- За них не беспокойся.
При таком отношении я вряд ли мог угомониться и потому продолжил:
- Они чем-то отличаются от таксиста?
- Нет.
Тон произносимых моим напарником слов не был сдержанным или едким, что заставляло не сомневаться в его правдивости. И в тоже время вопросы оставались открытыми.
- Тогда в чем дело?
- Ни в чем.
Мое лицо исказилось в порыве недовольства, а изо рта вырвалось:
- И все же?
Но весь мой гнев был для Промского еще одной забавой.
- А разве ты сам увидел вход с первого взгляда?
- Нет.
- То же самое и с ними. Порой мы не способны увидеть самих себя в зеркале напротив, а ты говоришь о каких-то там потайных входах.
На этой торжественной ноте Зиги наконец-то покинул свой пост созерцания и направился к вышеобозначенной цели. Шагая между столбов магнетита, он повлек меня за собой, но я не прекратил расспросы, даже когда пришлось смотреть напарнику в спину:
- Выходит по ту сторону и находится главный офис СОГ?
- Вот именно.
«Круто», - подумал я.
Все остальное, что мне так хотелось узнать, вскоре предстало передо мной в полном великолепии, и тогда потребность в словах отпала сама собой. Конечно, при взгляде издалека я смог догадаться о великолепии свойств этого феномена, но на деле, когда мне удалось приблизиться на расстояние вытянутой руки, все оказалось намного экзотичнее. Я смотрел на противоречивший привычным для всех обычных людей законам физики зависший вертикально жидкостный объект и отчаянно пытался поверить своим глазам. Серебристые переливы сверкали на солнце всевозможными бликами, вызывая своеобразный эффект зыбления, что в свою очередь формировало вспенивание по периферии, сравнимое с прибиваемой к берегу морской волной. На такую аутентичность действительно стоило молиться, так что когда Зиги сказал:
- Пошли! – я буквально остолбенел.
Хаотичное перемежающее движение слоев внутри водного массива работало подобно маятнику гипнотизера, а может я просто наслаждался моментом и не хотел упустить из котомки памяти ни одной крупицы увиденного.
- Аллё! Команда!
Вот что я получил как упрек за свою любовь к деталям. Моему напарнику она пришлась не по вкусу моя экзальтированная прилипчивость к тому, что ему казалось чем-то простым, обычным и недостойным восхищения.
- Пошли! – повторил он с большей настойчивостью и, не дожидаясь положительных телодвижений с моей стороны, вошел в мнимый водопад.
Наверное, я все-таки до самого непосредственного контакта так и не мог поверить, что передо мной действительно находиться нечто невероятное. И даже когда Промский исчез в нем без остатка, веры во мне не прибавилось. Меня все еще теребил бессознательный страх, порожденный привычками средневекового быта. Все новое воспринималось с этой точки зрения как что-то опасное, но неотвратимо желаемое. Так что не мой опыт и уверенность в себе заставили меня сделать последний шаг и погрузить руку в феномен, а исключительно его магическая притягательность. На ощупь то, что со стороны казалось водной гладью, не имело никаких весомых тактильных свойств. Ладонь не могла учуять ни тепла, ни холода, ни вязкости того, что ее обволакивало и только небольшое пощипывание в области запястья, подобное тому, что я испытал ранее при контакте со столбом магнетита, доказывало, что объект действительно материален и не является голограммой. Несомненно, такая причуда восприятия возбудила во мне еще больший интерес, и я погрузился в него с головой.
- Чего так долго?
Эти слова моего напарника были следующим событием, которое смог осознать мой мозг. По непонятным для меня причинам он не воспринял сам момент перемещения и тем более не соизволил нарисовать на фоне сетчатки бесконечные тоннели в бурлящем пространстве.
- Аллё! Команда!
«Ну что за глупая фраза?» - подумал я.
Но все же Промский был прав, ведь меня вновь мысленно парализовало. И это оцепенение даже не позволило мне задуматься о чем-то большем или хотя бы уделить часть внимания не  бесполезному самоанализу секундной амнезии, а интерьеру, расположенному по эту сторону непознанного.
- Добро пожаловать! – сказал Зиги после некоторой паузы.
Вот тогда-то я и посмотрел широко открытыми глазами на мир за гранью. Сравнивать увиденное с чем-то прочим не имело смысла. Оставалось лишь наслаждаться полученным от судьбы шансом и двигаться дальше. А от всякого рода переложения и рафинирования действительности мог бы потеряться весь первозданный шик соприкосновения с другой реальностью. И все же отмечу одну деталь – мой рот раскрылся от крайнего удивления совсем небезосновательно.
- Ну как? – спросил меня Промский.
- Божественно, - ответил я и был прав как никогда.
Позади нас остались колонны и вход в виде водопада, впереди метрах в пятидесяти располагалось трехэтажное здание из красного кирпича с коническими крышами, а по сторонам развернулся кем-то специально спроецированный пейзаж пространственного кармана. В нем не нашлось места для обыденного суточного ритма, и потому местным обитателям пришлось забыть про день, ночь, вечер и утро. Вместо них имелись периоды фиолетового света и флюоресцирующей тьмы. И все потому, что на небе бурого цвета не было солнца, как впрочем, и звезд, луны и прочих небесных светил, а на их месте зловеще пульсировали черные дыры. Я смог насчитать порядка тридцати, и по размеру они раз в пять превосходили привычное для меня земное светило. Их пульсация не имела какой-то размеренной и регламентированной ритмики. Просто время от времени одна или несколько дыр сжимались, а через секунду вновь расширялись, и при этом из их чрева выплескивался поток фиолетового света. Такое могло продолжаться час, два, а то и больше. Когда свет затухал, мир пространственного кармана погружался во тьму, но не в кромешную. В этой тьме продолжало светиться то, что заполняло собой этот мир. И речь в данном случае идет не только о черных камнях и таких же черных деревьях, но и о многом другом. И даже я, пробыв совсем немного гостем этого мира, теперь светился как рождественская елка.
- А это не опасно? – спросил я, пугливо осматривая себя, насколько это было возможно.
- Нет.
«Надеюсь, это правда», - мелькнуло в голове.
Мой напарник, как и прежде, был немногословен, но его действия говорили сами за себя. Однако я никак не ожидал, что на этот раз он опуститься на колени и станет молиться.
- Боги небес примите нас в свое лоно и защитите от всех врагов наших…
Такой поворот событий был для меня в новинку, но чтобы не выпадать из общей струи я решил примкнуть к данной литургии, для чего осторожно преклонил колено и промямлил первое, пришедшее на ум:
- Аллилуйя… Аллах Акбар…
Это не вызвало никаких нареканий со стороны Промского, к тому же он был слишком увлечен самим собой. Так что я мог бы произнести и более гнуснейшую ересь и не получил бы за это меткий хук в глаз.
- …и мы восхваляем Вас, Боги небес, сейчас и на века.
На этой многозначительной фразе Зиги поднялся с колен и протянул мне руку в помощь. Конечно, я и сам мог спокойно подняться, но не стал перечить напарнику, полагая, что нарвался на очередной ритуал в усладу всемогущих сил. Потом естественно пришлось отряхать штаны от пыли, но ради богов можно было пожертвовать и этим.
- Боги благосклонны к нам, - сказал Зиги после еще одной многозначительной паузы и неустанного сверления взглядом черных дыр на небе.
«Да неужели!» - подумал я.
Тем не менее, благосклонность богов развязала нам руки и позволила свободно бродить по подвластной им тверди. Пока мы шли по направлению к зданию из красного кирпича, земля хрустела под ногами так, словно под поверхностным слоем песка был припрятан целый центнер пенопласта. Сначала это породило некоторый испуг, но потом он резко перешел в раздражение. И самое главное такое происходило только со мной, а Промский спокойно передвигался бесшумной походкой.
- Какого черта? – возмутился я, откровенно выражая свое недовольство.
- Все в порядке, - отвечал Зиги так, будто мне захотелось поскандалить на ровном месте.
- Да ничего не в порядке.
И в подтверждение моим словам раздался очередной хруст под моей подошвой.
- Такое бывает, - продолжал уверять меня Промский.
- И от чего же такое бывает?
- Ну, так земля признает в тебе чужака.
Для меня это прозвучало почти как оскорбление, и в течение секунды или двух я пытался проглотить горькую обиду, но не смог. Вместо этого из меня вырвалась реплика неприкрытого разочарования:
- Изумительно!
Впрочем, напарник и ухом не повел в ответ. Только бросил невзначай рядовое междометие:
- Не парься! – и все.
К тому же земля под ногами уже перешла в бетонные ступеньки. И когда мы преодолели их все, нам перегородили дорогу стражи гигантских размеров. Такого колоссально развитого телосложения я не видел ни разу в жизни. Огромные бицепсы и непробиваемый торс каждого были укутаны железными пластинами увесистого снаряжения, лицо закрывало забрало с золоченым отливом, а в руках мерно покачивались устрашающие топоры. И на фоне всей этой груды стали и мышц весьма глуповато выглядели павлиньи перья, что торчали махровыми пучками в области ушей.
- Не бойся, - сказал мне Зиги, - Это всего лишь дань традициям.
И действительно, как только мы приблизились к стражам вплотную, они расступились.
- Приветствуем вас в храме Истины! – возвестили они громогласным гортанным рыком.
Мы же обошлись без слов и не спеша переступили порог. Так жизнь завела нас в галерею, залитую приглушенным светом масляных светильников, который играл светотенью на бесчисленных предметах искусства, что украшали здешние стены. Среди прочего можно было увидеть картины художника Броуншвегеля, представлявшие на всеобщее обозрение потаенные страхи автора. На одной были драконы пожирающие сердце, на другой нимфы алчущие плоть. Сюжетов остальных мне не удалось распознать из-за очередного неудобства. Конфуз состоял в том, что  пол был выложен мраморной плиткой, и теперь на смену хрусту пенопласта пришел звон, разносящийся по галерее протяжным эхом. Ну а мой напарник, как и прежде, был бесшумен как призрак.
- Это уже начинает напрягать, - пробормотал я.
- …напрягать!!! – подхватило эхо.
И Зиги оставалось только ухмыляться.
Добравшись до конца галереи, мы толкнули двери и вошли в просторную и пропитанную пестрыми красками приемную. В ней не нашлось места для претенциозного искусства и готического антуража. Вместо всего этого, предложенного ранее, я увидел обычную мебель и обычных людей. Среди прочих была категория с возрастным разбросом от стара до млада. Все они сидели на многочисленных кушетках и непринужденно общались между собой, читали предложенные брошюры, а некоторые даже слегка утоляли голод печеньем. Остальные же вели себя более строго и отчужденно. Каждый из них был сосредоточен на каком-то важном деле, копался в бумажках или мониторах, а иногда подходил к тем, кто сидел на кушетках и вступал в разговор. В таких людях несложно было распознать агентов СОГ, да и одеты они были подобно моему напарнику.
- Агент Промский!
Это прозвучало из уст подошедшего к нам толстячка с небольшими залысинами и козлиной бородкой рыжего цвета. Промеж его выпуклых щек с трудом протиснулась наружу гримаса радости. После таких непреодолимых препятствий она приобрела вид чего-то напыщенного и излишне надуманного. Плюс ко всему особой нелепости добавила неряшливая фраза:
- А мы вас ждали только к вечеру.
- Неожиданность – мое кредо! – заявил Зиги и протянул толстяку руку для рукопожатия.
После того, как они натискали между собой ладони и надарили друг другу с дюжину фальшивых улыбок, пришла очередь обратить внимание и на меня.
- А это с вами…
- Агент Шпендель из ЗПЗ, - поспешил представить меня Промский.
А толстяк в свою очередь представил мне самого себя:
- Агент Кросбухин.
- Очень приятно, - сказал я и постарался проявить всяческое благодушие.
И пока мое внутренне противоборство пыталось сломить надуманный стержень этикета, Кросбухин повел нас через всю приемную к еще одному коридору, упирающемуся в другое просторное помещение. Эта комната было оформлена в стиле аутентичного декорирования, но в целом все выглядело весьма строго и до банальности просто. В ее центре были сосредоточены всевозможные технические средства, о роли многих из которых мне оставалось лишь догадываться, но некоторые выглядели почти знакомыми и даже чем-то походи на то, что имелось в ЗПЗ. От этого информационного сердечника радиальными лучами расходились письменные столы, за которыми сидели агенты и занимались своими ежедневными обязанностями. В основном это подразумевало разнообразные виды аналитики, а также алгоритмы синтезированного программирования решений.
- Это наш оперативный центр, - разъяснил толстяк, - Он был создан сразу после того, как стало ясно, что у нас неожиданно завелся маньяк.
- Неожиданно…, - тихо заметил я.
Этого замечания никто не услышал, но я не сильно и расстроился. Мой взгляд еще раз неспешно пробежался по внутреннему убранству, и это позволило мне получить более полное представление обо всем происходящем в этих стенах.
- Очень даже неплохо, - таков был мой итог.
От еще более углубленного знакомства с интерьером нас оторвал высокий брюнет с тоненькими усиками, свалившийся на нас как снег на голову с неким жеманным и до одури нелепым приветствием:
- Хорошего дня, милейшие.
Почему-то никто не посчитал это дурным тоном, и мне пришлось пожать еще одну руку.
- Да, конечно, - отвечал я, едва справляясь с приступом тошноты.
А тем временем Кросбухин раскрыл тайну личности этой самозваной персоны:
- Это агент Пришвин, наш главный аналитик.
Я попытался увидеть в усатом брюнете нечто обозначенное, но картинка никак не укладывалась в описание. И в результате, мне в который раз пришлось сказать:
- Очень приятно, - хотя на самом деле мои чувства были диаметрально противоположными.
Естественно, я не ожидал, что судьба решит надо мной посмеяться, и что обиднее всего, глашатаем ее злобной воли станет все тот же Кросбухин. Этот напыщенный толстячок скорчил нечто совсем непохожее на заботу и приправил оную гримасу словами:
- Вверяю вас в его заботливые руки, а нам с агентом Промским нужно срочно отойти…
- Но…
Оговоренная перспектива вызвала во мне прилив панического страха, который в свою очередь спровоцировал волну возмущения и неповиновения, но старательно выстроганная маска неотвратимости на лице Зиги и его упреждающие слова:
- Так надо. Я скоро, - заставили меня отступить.
Все это привело к тому, что Пришвин повел меня за ручку в свою инновационную фазенду. И как только я сделал шаг в эту чужеродную саванну, меня буквально поймали в плен. Это сравнение явственно отражает все последующие минуты, которые мне пришлось провести в окружении агентов СОГ, потому что большей назойливости я не встречал.
- Здравствуйте!
- Я о вас много слышал… много такого, что…
- А подойдите сюда… посмотрите это… такое странное…
- А как ваши дела?… пока не родила…
- Куда идет расследование?.. вам нужно знать…
В конце концов, я едва не свихнулся от неугомонной болтовни, обступивших меня со всех сторон незнакомцев. Конечно, меня всегда прельщал радушный прием, но это больше походило на сумасшествие, из которого нельзя было вырваться и от которого нельзя было убежать, как ни старайся. Так что в промежутках между вопросами и собственными опостылевшими репликами:
- Очень приятно! – я пытался краем глаза увидеть напарника в надежде, что он все-таки придет и спасет меня от неискоренимой напасти.
Но все было не так просто. Сначала мне попала на глаза сцена, где Кросбухин что-то гневно доказывал, сочетая словесную перебранку с непроизвольными жестами, потом Зиги совал ему под нос какие-то листовки, а закончилось все тем, что оба исчезли из поля моего зрения. И тогда оставалось только смириться с таким неизбежным приговором фатума и полностью отдаться на растерзание толпы.
- Так что у нас там по делу? – спросил я, оглядев присутствовавших мучителей в порыве рабочей безысходности.
Агенты СОГ на секунду замешкались. Видимо в этот момент они наконец-то вспомнили, что я прибыл в их цитадель не ради раздачи автографов и удовлетворения прочих амбиций, а ради вполне обыденных прорывов в ходе расследования, увязшего в трясине безграмотности и отсутствия опыта. К счастью нашелся один более-менее вменяемый человек. Выглядел он, правда, как порнозвезда со своими длинными светлыми волосами и большим ртом, но он хотя бы был способен четко и с расстановкой сказать:
- Все здесь.
Я обернулся в указанном направлении и увидел на мониторе с диагональю в два с лишним метра целую свору диаграмм, таблиц и графиков. Выглядело это весьма солидно, красочно и презентабельно, однако увидеть некую конкретику было крайне затруднительно. Какое-то время мой мозг честно и скрупулезно пытался обработать и принять все это несуразное скопище, но в итоге сдался и как ошарашенный заявил:
- И что все это значит?
И снова гробовое молчание. Наслаждаться этим зрелищем мне было не с руки, так что я ткнул пальцем в того самого единственного и неповторимого более-менее вменяемого человека и сказал:
- Ты!
- Я?
Оглядываясь на соседей, он все же пытался убедить себя, что мое обращение было адресовано не к нему, а к кому-то рядом стоящему, только вот суровые лица его коллег говорили совершенно обратное.
- Говори! – настоял я.
- Ну… ну…
Наверное, в тот момент избранный мной агент мысленно проклинал себя за то, что ранее нарушил всеобщее молчание. Из-за этой простенькой инициативы ему теперь приходилось отдуваться по полной программе.
- Так что?! – продолжал я свой незатейливый прессинг.
Непоколебимость моих глаз говорила агенту, что отступать некуда, и тогда парень еще раз посмотрел на коллег, словно прощаясь, потом набрал побольше воздуха в легкие и наконец-то стал рассуждать на тему дня.
- Ну… здесь показана динамика роста психопатической агрессии, распределение смертельных исходов по территориальным, бытовым и фенотипическим признакам…
Даже от нескольких слов в такой манере мои извилины стали вскипать, и я решил, что здравомыслие еще мне пригодиться, так что не стал слушать слишком долго. Вместо этого я высказал тотчас созревший вопрос:
- И для чего все это нужно?
- Для расследования.
Агент ответил не думая, будто всю предшествующую ночь старательно заучивал эту дурнопахнущую устаревшими номенклатурными штампами фразу. Самого понимания процесса в нем не было ни на грамм. Конечно, со всеми этими новомодными штучками сотрудники СОГ чувствовали себя удобно и комфортно. А разве могло быть иначе, если ты круглые сутки окружен великолепными и красочными картинками на больших мониторах? Ты можешь играться с ними и так, и сяк, и в раскоряк. А когда возникает потребность реальных действий, все портит нежданный ступор. И тут приходиться только разводить руками и мусолить заплаканные глаза. Возможно даже, что в порыве отчаяния с языка срываются гневные обидки в адрес бытия:
- Я же…шь…. Мы же…шь…
А по делу ничего определенного.
- И как помогает? – спросил я.
На этот вопрос мне отвечали не словами, а лицами. Скорее всего, никто из них никогда и не задумывался на эту тему, так что теперь я был чем-то не меньшим, чем мессия. И те, кто не находил решения порожденной мной загадки в своей голове, попеременно смотрели то на меня, то на свору иллюстраций на мониторах.
- Ну что? – надавил я, давая понять, что время моего сюсюканья не бесконечно.
- Но…
Это был все тот же самый единственный более-менее вменяемый человек. Мне надоело мысленно именовать его таким неудобно-длинным выражением, так что я постарался решить эту проблему на корню.
- Как тебя зовут?
- Что?
Пугливость местных агентов стала пугать меня самого. Такой мнительности я не встречал многие годы. Но это не означало, что я должен был обходиться с этим раритетом, словно с чем-то по-настоящему бесценным.
- Имя, агент!
Его губы дрожали, но все же двигались.
- Гарольд.
- А по-нормальному?
- Агент Тезкин.
Не буду спорить, моя грубость выходила за границы дозволенного, но я считал, раз уж меня прислали в СОГ наладить творческий процесс расследования серийных убийств в пределах Западной территории, то это нужно было делать с умом и с чувством. И хотя на самом деле мне приказали лишь создавать видимость чего-то большего, чем просто демонстративное присутствие, я все-таки собирался сделать нечто большее. И виной тому была постепенно нарастающая симпатия в моем сердце к этому нетронутому внешним негативом мирку. Его странноватая и временами обескураживающая экзотика манила меня к себе старательно и непреодолимо. К тому же я не видел поводов сопротивляться, но имел целую охапку оснований, чтобы заставить агентов СОГ задуматься над своей работой.
- Так что вы нам скажите в свое оправдание, агент Тезкин?
- А что нужно?
Боже, и это все, что он смог придумать. Глубокое разочарование в людях готово было раздавить меня подобно железобетонной плите, однако ничего страшного не произошло. И все благодаря тому, что кто-то другой сказал:
- А можно мне вам помочь?
Я поискал взглядом этого внезапного спасителя и просто воссиял от изумления, когда он предстал передо мной во всей красе. И говоря это, я не утрирую, ведь на деле спаситель оказался женщиной.
- Агент Смольная.
В деловом костюме она выглядела просто великолепно, однако не буду отрицать, что в тот момент я был не прочь прощупать не только ее профессионализм, но и то, что скрывалось у нее под одеждой. Несомненно, дамочка-агент стоила того. В голове промелькнуло несколько пахабных картинок, но я тут же усмирил свое либидо, и, в последний раз окинув взглядом толпу жаждущих зрелищ агентов, сказал:
- Всем разойтись.
Мне не пришлось повторять дважды, и постепенно скопление людей  стало растворяться подобно кусочку сахара в стакане воды. Агенты усаживались на свои рабочие места и возвращались к своим прежним делам. Кто-то начинал теребить бумажки, кто-то хватался за клавиатуру, а кто-то брал в руки калькулятор и что-то старательно высчитывал. Но никто из них не опоясал лицо выражением негодования и детского каприза. И это несколько разочаровало меня. Скорее всего, потому что втайне от себя я все еще отчаянно жаждал очумелого внимания со стороны этих людей. Ведь в родных просторах ЗПЗ я был обычным детективом, в котором никто не видел ничего замечательного и неповторимого. Я никогда не стыдился этого, воспринимая это как необходимое условия исполнения своих обязанностей. Однако находясь в окружении совершенно противоположных сотрудникам ЗПЗ людей, я впервые в жизни почувствовал потребность в чем-то большем, чем простой выполнение долга. Сегодня  я хотел, чтобы мной любовались и восхищались. Но я сам разогнал всех поклонников, и теперь даже в их мимике не осталось вдохновенной тоски по мне.
В конце концов, рядом со мной остались только Пришвин и дамочка-агент. Я посмотрел через плечо, но там по-прежнему не было моего напарника. Мне не было известно об его планах, так что я решил действовать наобум.
- Пришвин, вы тоже свободны.
От моих слов главного аналитика нереально перекосило.
- Но разве…
Видимо он пытался донести до меня какие-то уставные инструкции или уведомить меня о том, что Кросбухин повелел ему не спускать с меня глаз, только вот мне не были интересны его бюрократические закидоны.
- Мы сами разберемся.
- Т… т… т…
Что-то крайне нечленораздельное пыталось зародиться в его глотке, но этот процесс был для меня безынтересен. А вот дамочка-агент совершенно точно вызывала во мне глубокую и проникновенную заинтересованность.
- Агент Смольная…
- Да…
Ее глаза вернулись из путешествия на потолок, куда их отправила суета последних минут, и теперь они смотрели на меня всей своей пьянящей синевой. Такое не могло не завораживать, в связи с чем я мимоходом подумал:
«Ну, я определенно заинтересован…».
А потом спросил:
- Вы готовы?
- Несомненно, - заявила Смольная.
Такой ответ меня порадовал. Ведь разве не полной готовности и исполнительности мы ждем от женщин и всех остальных? Однако для меня стало полной неожиданностью, когда она, невзирая на непрекращающееся кряхтение Пришвина, взяла мою руку и повела мое податливое тело за собой. Через несколько шагов мы оказались прямо у ее рабочего стола. Я по-прежнему оглядывался по сторонам, но все уже давным-давно погрузились в свои личные заботы и не обращали внимания, чем там занят агент из ЗПЗ и глупая девчонка-выскочка. Даже Пришвин куда-то исчез, стоило нам только отвернуться.
- Пожалуйста, садитесь, - сказали мне.
Бездонная глубина глаз девушки не прекращала меня завораживать, но, несмотря на это,  я смог пробудить в себе дар речи:
- Может, перейдем на «ты»?
- Как скажите.
Еще один ответ был переполнен покорностью и почтительностью.
«Об этом я мог только мечтать», - подумал я и протянул руку.
- Вова.
- Катя.
«Вот и познакомились», - мелькнула в голове мысль удовлетворения.
Однако следующая фраза девушки была подобна грому посреди ясного неба.
- Надеюсь, теперь мы сможем заняться нашими прямыми обязанностями?
Такая спонтанность застала меня врасплох, но я все же нашел в своем словарном запасе подходящую реплику:
- Обязательно
- Вот и ладненько, - подытожила Катерина.
На этом неоднозначном замечании мы единовременно опустились на стулья, а после этого прозвучало еще кое-что:
- Надеюсь вам удобно?
И вновь синева ее глаз терзала мне душу.
- Да-да-да.
- Тогда за работу.
Быстрым стуком по клавишам Катерина ввела пароль. Сразу после этого компьютер проурчал несколько незатейливых мелодий, но все же ожил, так что непроглядную темень монитора постепенно сменил желто-зеленый фон с заголовком «Добро пожыловать», ну а когда пришел черед чего-то следующего, на экране появилась фотография женщины с ребенком. Снимок, несомненно, был сделан в лесу, о чем свидетельствовали елка малинового цвета и старый трухлявый пень, поверх которого наросли желто-синие лишайники. Женщина на фотоснимке была одета в длинное белое платье на лямке, обвивающейся вокруг шеи. Ее светлые волосы пепельного цвета распущенными локонами падали на обнаженные плечи, а макушку прикрывала соломенная шляпа такой же оголтелой белизны, как и платье. Единообразие расцветки резко выделялось на фоне всеобъемлющей пестроты прочего, причем выделялось настолько, что я не сразу узнал в женщине с фото агента Смольную. Но когда узнал, не смог удержаться от комментариев:
- А вы здесь неплохо выглядите?
И, конечно же, я смутил скромную и непривыкшую к комплементам девушку. О вышесказанных качествах несложно было догадаться, как только ее глаза ушли в сторону, а лицо заполонил стыдливый багрянец. Все это не сулило конструктивного диалога в ближайшем будущем и потому, чтобы хоть как-то снизить накал страстей, я обратился к обсуждению другого персонажа картинки:
- А это ваш ребенок?
Такой ход имел беспроигрышную перспективу. А все потому, что женщины никогда не упускают возможности заняться обсуждением детишек. И даже если они бездетны, всегда найдется какой-нибудь посторонний ребенок, которому так жизненно необходима их забота.
- Это Тема.
Интонация, которой Катерина наделила свои слова, недвусмысленно отражала устойчивую привязанность агента к ребенку с картинки. Но помимо этого имел место и невообразимый шквал чувственности и пылкости. Так что как только я завел разговор на больную тему, этот эмоциональный букет вспыхнул как бенгальский огонь и заискрил во все стороны радужным пламенем ранимости. Я понял свою ошибку слишком поздно, когда окрашенная тушью слеза стекла по девичьей щеке, оставляя после себя темный след былого присутствия.
- Простите.
Печально, но я не постарался придумать более подходящую фразу, когда увидел, что женщина плачет. К счастью она смогла быстро взять себя в руки и успокоиться. На помощь тут же пришла бумажная салфетка, усилиями которой девушка поправила макияж, ну а потом мне в лицо ударил ее виноватый взгляд и слова:
- Простите.
- Да нет же, - отвечал я, - Это вы простите…
К сожалению, мне было невдомек, что пришло самое время остановиться, и потому я сморозил очередную глупость:
- …просто я не знал, что он…
Самое главное, что меня вовремя остановили. На этом полуслове Катерина взяла мою руку и, не давая мне возможности отвести глаза, сказала:
- Вова, ты не так меня понял.
Деликатность ситуации стала меня пугать, и я в панике стал оглядываться по сторонам, но, как оказалось, никто не следил за тем, что происходило здесь и сейчас. По сути, правильнее было бы сказать, что всем было глубоко плевать на происходившую у них под боком межличностную эмоциональную встряску.
- Да? – осторожно поинтересовался я, когда опасность чужого неуместного внимания себя не оправдала.
- Именно, - отвечала девушка, как словом, так и взглядом.
И в данный момент не нужен был экстрасенс, чтобы почувствовать моральную уязвленность Катерины. Она чувствовала себя неловко и крайне пристыжено из-за того, что ее чувства полезли наружу при свете дня и на глазах совершенно постороннего человека, который к тому же ничего не смыслит в местных правилах и прочих особенностях менталитета Западной территории.
- Простите, - прошептал я, так и не обнаружив ничего более достойного в своем некогда богатом словарном запасе.
- Вы не виноваты.
Такое замечание, конечно, могло оборвать все прочие перипетии, но как только мой взгляд  вновь скользнул по монитору, наружу стало проситься треклятое чутье детектива. Обычно оно никогда меня не подводило, но в тот раз одарило меня медвежьей услугой. Какое-то время я просто не мог оторваться от изображения ребенка. На фоне женщины в белом он больше походил на несуразного арлекина, чем на обычного мальчика в пестром одеянии. На вид ему было не больше десяти, но уже в этом возрасте ему сделали несколько татушек, а на голове выстригли ирокез. В сочетании со всем этим рыболовная удочка в его руках и корзинка грибника выглядели как-то ненатурально. Но с другой стороны ребенок просто сиял от счастья, и хотя бы за это ему можно было простить причуды внешности.
- Разве он не прекрасен? – спросила меня Катя, когда поняла, на что я засмотрелся.
- Да, - ответил я, словно в прострации.
Эта непреднамеренная потеря чувства реальности ощущалась каждой клеточкой моего тела. И я почему-то никак не мог избавиться от надоедливой потребности в еще одном глупом поступке, так что, в конце концов, этим все и закончилось.
- Может, расскажите? – спросил я.
Рука Катерины в тот момент все еще сжимала мою ладонь, а  после того, как внесенное мной предложение было чуточку обмозговано, значения усилий резко возросли, что в свою очередь заставило мои пальцы побелеть. Однако я терпел, и это стоило того, ведь дальнейший разговор прошел без единой слезинки.
- Он был одним из первых…
Ну что я мог сказать в ответ на такое заявление? Конечно, прежде чем выражать определенные суждения мне бы не помешало получить хотя бы отдаленное представление о предмете разговора. Но никто почему-то не удосужился предоставить мне некоторые послабления в моей нелегкой работе. И за свое недолгое присутствие в оперативном центре СОГ меня уже успела порядком утомить вся эта местная щенячья возня вокруг кучи навоза, так что я не стал тянуть резину и рубанул вопросом прямо в лоб:
- Вы, собственно, о чем говорите?
- О чем?!
Наверное, я ожидал чего-то конкретного и оптимального для понимания, но вместо такого мягкого подхода, который всеобъемлюще царствовал в моих мечтах, все вылилось в нервную дрожь всевозможных частей тела моей собеседницы, а ведь прямо перед этим она едва успела прийти в себя. И мало того, теперь Катерина смотрела на меня такими обезумевшими глазами, словно я был главным еретиком или как минимум пришельцем с Марса.
- А разве вам не сказали?
«И действительно», - подумал я, - «Разве мне не сказали?»
- О чем?
В своей работе я уже давным-давно свыкся с неисправимыми обстоятельствами тайн и секретов. И какая-то новая неопознанная деталь, о которой кто-то совершенно случайно и неожиданно забыл упомянуть, не могла заставить меня опустить руки. Вместо отступления я всегда предпочитал идти вперед, задавая еще с десяток вопросов, причем настолько нехарактерных, что при другом раскладе мне бы и в голову не пришло задуматься над необходимостью их возникновения. Однако чье-то неумелое сование кольев в колеса привело к тому, что я только сильнее погружался в болотную трясину того, что им так отчаянно хотелось от меня утаить.
Таким образом, вопрос Катерины породил массу размышлений с моей стороны, но вслух я высказал нечто более конкретное:
- Может, вы мне расскажите об этом сами?
Девушка посмотрела на меня с досадной нерешительностью, и на мгновение я даже растерялся и подумал о том, что стоит поискать удачи с дедуктивной тематикой где-нибудь в другом месте, однако все это оказалось секундным помешательством на фоне вполне очевидного эмоционального дисбаланса. К тому же она по-прежнему трепетно сжимала мою ладонь, а это было верным признаком того, что со мной все еще хотят говорить. И как оказалось, чуть-чуть погодя мои догадки полностью подтвердились, как только Катерина возобновила наш рабочий диалог:
- Они должны были вам рассказать…
На этот раз я не стал влезать посреди фразы и требовать разъяснений, категорически опасаясь, что с таким подходом мне никоим образом не дожить до конца истории.
- Мой муж, как и я, был агентом СОГ. И все было замечательно. А потом начались эти убийства. Мы думали, что все это ерунда, а потом мне позвонили и сказали, что Коли больше нет…
Здесь нужно было выждать. Причем сделать это нужно было весьма деликатно. Не просто постоять в стороне, а проявить некоторую толику сочувствия, но не слишком большую, иначе мне бы пришлось иметь дело с очередной порцией женских слез. И если на наши интимные беседы еще никто не обратил внимания, это вовсе не означало, что такое будет продолжаться слишком долго в комнате переполненной другими людьми.
- Все будет хорошо, - кажется, это было похоже на некую деликатность, да и моя уже практически одеревеневшая рука продолжала находиться в распоряжении девушки.
Однако я так и не почуял соль рассказа. Конечно, убийство агента СОГ кардинально меняло все мыслимые и немыслимые подходы к этому делу, но я так и не узнал, причем тут фотография мальчика на рабочем столе компьютера.
- А этот мальчик… как его?..
С запоминанием имен у меня всегда дела обстояли из рук вон плохо. И вовсе не потому, что во мне таилась какая-нибудь тайная предвзятость к этому элементу социального бытия, просто я не видел в них логики и потому не запоминал.
- Артем, - напомнила мне Катерина.
- Именно.
Без знания имени мальчика вопрос в голове клеился не очень аккуратно, а с ним  поршни мозголомства заработали с прежним усердием и выдали нечто путное:
- Где он сейчас?
Вот так мы и дошли до самого главного. Пускай медленно, но верно. Впрочем, когда прозвучало:
- Сейчас он не со мной, - стало вполне объяснимо появление неискоренимых препятствий на пути к этому признанию.
- Мне жаль, - сказал я со всей доступной искренностью.
- Мне тоже.
У меня не было другого выхода, кроме как позволить ей пожалеть себя в течение нескольких коротких мгновений, а потом пришло время еще одного вопроса:
- Но почему?
И снова я увидел этот взгляд из-под бровей, полный горечи и скорби. Моей первоочередной рефлексией при таких обстоятельствах было желание приободрить бедную несчастную девушку. Однако я должен был продолжать свое презренное занятие. А все потому, что меня все еще непреодолимо влекло к вопросам и ответам, которые скрывались в ее голове. И это интуитивное влечение настойчиво убеждало мой недалекий разум в том, что это крайне важно и определенно может стать краеугольным камнем необозримой головоломки. Тем не менее, краешком сердца я все же чувствовал ее боль, и эта позиция заставляла меня время от времени натыкаться на препятствия из собственных сомнений и внутренних разногласий. Но я не останавливался, переступал через свою и чужую боль, шел дальше и делал то, что считал необходимым:
- Почему?
Чем дальше мы шли вглубь осознания личной трагедии Катерины, тем труднее  ей становилось признавать существование сложностей и проблем, но она, как и я, не собиралась останавливаться на перепутье. И потому, несмотря на хорошо скрываемые душевные муки, она продолжала говорить:
- После смерти мужа выяснилось, что наш с ним брак недействителен из-за одного неправильно заполненного бланка, а совместное проживание в течение десяти лет вообще пустой звук. Конечно, я пыталась судиться, но судья вынес решение не в мою пользу и Тему у меня отобрали…
Последний глагол повис в конце фразы мертвым грузом. Он был ключевым прародителем боли и ночной бессонницы, но он так и не дал искомых ответов, во всяком случае, таких, которые могли бы поставить точку.
- Тогда где он?
Еще один вопрос почти приблизил меня к разгадке тайны чужих слез. Но ничего такого на самом деле не произошло, а все потому, что откуда не возьмись, появился Пришвин и со своим закадычным и малопонятным аристократизмом спросил:
- Как на счет кофе, милейшие?
- Никак, - ответил я, а Катерина невербально разъяснила ему свое мнение по этому поводу.
- Отнюдь, - заметил обиженным сарказмом Пришвин и удалился.
Я же терпеливо дождался, пока он исчезнет из виду, и лишь потом вернулся к разговору с Катей. Ждать, правда, пришлось довольно долго, так как главный аналитик неторопливо и размеренно перетекал от одного шага к последующему. И в данном случае определенно не помешал бы магический дым, за завесой которого он смог бы раствориться как какая-нибудь фантастическая нежить. Но ничего такого не было в его репертуаре и от того приходилось просто набраться терпения.
Удивительно, но когда затикало время «икс», агент Смольная продолжила рассказ без дополнительных напоминаний и толчков извне. Наверное, она просто наконец-то созрела для того, чтобы доверить наболевшее кому-то другому. И пускай я не был лучшим из кандидатов, зато моя рука была в ее руке, и я по-настоящему хотел слушать.
- Его забрала к себе бабушка, мать Николая.
«Что ж», - подумал я, - «Чем дальше в лес, тем больше дров».
Предшествующий  трагизм риторики готовил меня к чему-то из ряда вон, но вместо этого реальность оказалась намного милее и добродушнее. Во всяком случае, таким был вывод, произведенный моими мозгами под влиянием ошибочных представлений. Но именно они принудили меня сказать подбадривающую несуразицу:
- Ну, в принципе не так уж и плохо.
И потому, когда фонтан гневных слов плеснул из красивого и милого рта девушки, мне всерьез пришлось задуматься о своем поведении.
- Да она старая и злая карга!..  Ненавидит меня и ребенка!.. Не позволяет нам видеться!..
Такие гневные отзывы о нелюбимой  свекрови даже при таком уровне межличностного безразличия как в оперативном центре СОГ не могли не обратить на себя внимание. Некоторые из соседей развернулись в нашу сторону и вежливо поинтересовались:
- Все в порядке?
- Да-да-да, - сообщил я им.
Те же из агентов, что сидели немного подальше обошлись без каких либо заявлений, а только зрительно убедились, что апокалипсис так и не начался. Но апофеозом, несомненно, стал главный аналитик, который вновь заявился со своей неутомимой инициативой:
- Возможно кофе, милейшие?
И только ради избавления от этого неугомонного прилипалы я сказал:
- Возможно.
- Один момент, - обнадежил Пришвин и на этот раз умчался быстрее пули.
Прошло несколько минут, прежде чем последствия небольшого скандала перестали маячить впереди. И лишь тогда я осмелился спросить:
- Не понимаю, на кой черт он ей сдался?
Раздался едва различимый смешок, а потом слова:
- Об этом стоит спрашивать не меня.
И после этого больше не было ни вздохов, ни упреков, как в самом настоящем эпилоге, а через секунду мы даже уже не держались за руку. Ну а немногим позже нам все-таки пришлось осознать, что вместо того, чтобы заниматься расследованием мы потратили битых полчаса на лицезрение фотографии с рабочего стола и обсуждение личных проблем.
- Так что вы хотели мне показать? – спросил я, замкнув этот порочный круг.
- Нечто важное для вашего расследования, - ответила Катерина.
Такой позитивный настрой уже говорил о многом. А когда опостылевшая картинка исчезла из виду и на ее месте появились данные криминалистики, можно было больше не задумываться о чем-то плохом и начинать хлопать в ладоши. Другое дело, что новые фотки имели ярко выраженный насильственный подтекст, но они хотя бы не повергали зрителей в беспросветную тоску.
- Вот первая жертва, - сообщили мне сразу после того, как левая кнопка мышки откупорила папку с незамысловатым названием «Первая».
Помимо нее на широких ветвях кустистого дерева, наглядно изображавшего дело за номером 367, имелось предостаточное количество плодов. Некоторые из них, как и «Первая» имели оранжевый цвет и предполагали полное созревание, но были и прочие. Их маленький квадрат был прозрачен и сливался с общим фоном, а графы для названия и вовсе не было. Такие места были вакантными и не имели содержания. Но вернемся к папке именуемой как «Первая» и узнаем о ее секретах.
- Роман Кротковцев, работал первым помощником старшего менеджера коммерческого банка «Тимбукту», был найден в своем кабинете в понедельник 22 июня, пролежав мертвым все выходные. Коронер постановил, что смерть наступила поздно вечером в пятницу между 10-ю и 11-ю часами от многочисленных колотых ран.
«Ничего страшного», - подумал я.
Однако когда мне довелось взглянуть на многоплановые ракурсы с места преступления, мой скептицизм мигом улетучился.
- Что это? – воскликнул я, ткнув пальцем в монитор.
- Что именно? - спросила Катя, пока мертвецкое слайд-шоу продолжало листать страницы.
И мне пришлось срочно искать более талантливый способ получать желаемое.
- На четыре слайда назад.
Результат был получен в ту же секунду, только вот вопрос остался прежним:
- Что это?
То ли мое зрение окончательно потеряло зоркость, необходимую для изобличения мелких деталей графики, то ли мне было просто в лом гадать на кофейной гуще, но я не поленился и вновь ткнул пальцем в монитор.
- Вот здесь…
- Это гвозди, - объявила мне Катерина.
И тогда стало ясно, что за колотые раны описывались в отчете, а также стало понятно, что мертвый банкир вовсе не прислонился к стене. Он был к ней прибит огромными тридцатисемисантиметровыми гвоздями, ну а когда на одной из следующих фотографий в кадр попал качественно отполированный паркетный пол, стала также  ясно, что помимо прочего труп еще и подвесили на полуметровой высоте.
- Оригинально, - прошептал я, терпеливо смакуя факты.
А дамочка-агент тем временем взялась за папку с заголовком «Вторая».
- Сергей Батутин, школьный учитель, был насмерть забит разводным ключом во время большой перемены…
Первоначально я предположил, что жертва легко отделалась, однако размазанные по крашеным половицам мозги быстро убедили меня в обратном.
- Жестоко, - таким было мое повторное заключение.
- А это мой муж, - сказала Катерина, обращаясь к папке «Третья».
Естественно, она всячески старалась скрыть дрожь и эмоции в голосе, но я все равно чувствовал неловкость. К тому же это чувство заметно усилилась, когда я непроизвольно и бесцеремонно воскликнул:
- Я его знаю! – в ответ на появление на экране фотоснимка из личного дела.
- То есть?!
Вот тогда-то и пришлось пораскинуть мозгами, как подсластить горькую пилюлю. Конечно, сделать это аккуратненько было крайне сложно, но после моего несдержанного заявления определенно нужно было сказать хоть что-то. Тем более что меня уже почти пытали и чуть ли не готовились записать в одну из вакантных папок.
- То есть?! – терзал меня настойчивый вопрос.
Будь на ее месте какой-нибудь придурок с улицы, я бы обошелся нагловатым словом:
- Отвали!
Но эта девушка мне вроде как понравилась, и кроме того на поверхность постепенно стала выныривать некоторая неувязка. Из-за нее, а также из-за дикого нежелания верить в случайные совпадения я высказал предположение:
- Скорее всего, я что-то напутал…
Нестираемая запись в графе «имя» сулила призрачную надежду на зрительный обман.
- Николай Смольный, - читали мои глаза, однако голос в голове все равно продолжал твердить, - Игорь Гружевич.
Катерина сразу же почуяла возникшую в воздухе наэлектризованность, но причины этой перемены нематериальной непогоды все еще оставались для нее тайными.
- Не понимаю, - напомнила она о себе.
Но в моем резервном словаре не было ничего за исключением: «Я тоже».
Да и как тут понять, если мой бывший напарник, которого я собственными усилиями упрятал в камеру превентивного заключения, внезапно оказался на свободе, успел умереть, да еще и заделался агентом СОГ. От таких новостей зачастую сходят с ума, но я всего лишь неустанно повторял:
- Не может быть!
Причем, в конце концов, я стал настолько громко убеждать себя в этом, что ненароком стал причиной почти что дебоша.
- Достали! – завопил кто-то в противоположном углу оперативного центра.
И как это обычно бывает, его знамя тут же подхватили другие недовольные:
- Да-да-да!
- Не видите, люди работают!
- Какого черта!
От этого шума и гама мне стало только хуже. Понемногу стала кружиться голова, пальцы на ногах стали неметь, что в сочетании с прочей неразберихой привело к тому, что теперь Катерине приходилось приободряюще держать меня за руку, а не наоборот.
- Скажи мне, что происходит? - твердила она, будто старая заезженная пластинка.
Только вот я не был богом ни в этом мире, ни в каком другом, и потому не знал ничего сакрального и потаенного. Мне как всегда доставались лишь объедки чужих грандиозных замыслов и неразгаданные логические цепочки.
- Ах, если б мне только знать…
Лишь это горькое сожаление смогло пробиться сквозь мою пересохшую гортань. Я задыхался, словно последний паникер, но все же не давал своему страху и малейшего шанса позволить себе и дальше сидеть на одном месте. Все та же самая паника требовала от меня немедленных действий. И к тому же в голове все время безумным волчком вертелась основополагающая мысль: «Я должен!». Наверное, это и помогло мне найти в себе силы, чтобы подняться со стула. Правда меня слегка мутило и качало из стороны в сторону, но это было хорошим началом.
- Куда ты? – спросила Катерина, искренне опасаясь за мое состояние.
- Мне нужно увидеть, - ответил я и пошел к выходу из оперативного центра.
Несомненно, такая реплика ничего не объясняла, да я и не пытался в этом преуспеть. И к счастью Смольная не стала строить из себя черти что, а просто последовала за мной. Нам удалось покинуть помещение без лишних хлопот. Агенты СОГ не стали чинить каких-либо препятствий, а наоборот утихомирились, как только я перестал маячить перед ними как неуемное приведение. Так что вскоре мы оказались в коридоре, где мне и пришлось задуматься над следующей дилеммой.
- И куда дальше? – спросил я у нее, осознав, что совсем не ориентируюсь среди местных коморок и чуланов.
- А куда нужно?
Вопрос был резонным, учитывая, что я так и не удосужился разъяснить мотивов своих поступков. Но теперь мне просто необходимо было сказать:
- В морг.
Такой честный и своевременный ответ заставил Катерину перехватить инициативу. На мгновение она задумалась, как бы пытаясь кое-что припомнить, а потом шагнула вперед и потребовала от меня в приказном порядке:
- Иди за мной!
Я не стал сопротивляться ее волевым решениям, тем более что она не тормозила ход событий еще одной чередой излишних рассуждений, а просто делала то, чего от нее так настойчиво ждали. За углом мы наткнулись на большую двухстворчатую дверь с зеленой табличкой под потолком. На куске дерева был выбит странный оборот речи – «вынизсход», однако при достаточном желании можно было без труда уяснить смысл указателя. Впрочем, раскидистость мозгов требовалась только мне, а дамочка-агент с рождения привыкла к местным закидонам, и потому просто обеими руками толкнула створки дверей и прошла через образовавшийся между ними проход. На время она исчезла из виду. Причиной тому послужили пружины, вернувшие створки на исконное место, так что мне пришлось повторить ее телодвижения, и только тогда я оказался по ту сторону дверей. Там было темно, и я едва не навернулся.
- Осторожно, - последовало предупреждение Катерины.
Ее голос доносился из лестничного пролета, уходившего вниз.
«Вот вам и «вынизсход», - подумал я и шагнул в нисходящую темень.
Моя рука крепко держалась за перила, а ноги, прежде чем сделать очередной шаг, с предельной тщательностью исследовали наличие ступенек. Лишь таким вполне обыденным способом я сумел избежать непреднамеренных травм по пути в подземелье. А позже, когда лестница уперлась в бетонный пол, сразу же появились поводы для оптимизма. В архитектурно уродливом и недоразвитом предбаннике на стене висела лампа с плафоном в виде розовой кувшинки, и это сооружение бросало немного блеклого света на темные углы. Конечно, как всегда не обошлось без подлянок, заставивших меня поднапрячься. Но в данном случае я предпочитал слегка пригнуться, чем задевать макушкой низкий потолок.
- Что-то ты долго, - брезгливо заметила Катерина.
Она ждала меня там, где потолок был заметно выше.
«Как скажешь», - подумал я.
С каждым нашим шагом света становилось все больше, а помещения росли ввысь и вширь. Безусловно, мы искали морг, и мой хилый умишко успел начертать в границах собственной недалекой фантазии мигающий светильник под потолком, имевший засаленный жестяной ворот, а вместе с ним чугунный стол и кровосток. Но все мои ожидания бессловесно обмякли от удивления, когда вместо всей этой суровой готики, мне пришлось лицезреть совершенно противоположные реалии. Я даже решил было поначалу, что это всего лишь еще одна остановка в нашем подземном странствии.
«Может она решила передать привет?» - подумалось мне о провожатой.
Однако при более тщательном досмотре интерьера нельзя было не заметить надпись на двери «Морг». И как только я увидел эти четыре буквы, нанесенные золотисто-красной краской на бледную текстуру дерева, в мозгах разразился немыслимый конфликт. Ничто в этой выкрашенной в лиловый цвет комнате никоим образом не соотносилось с моими представлениями о смерти. И мебель, выполненная в пастельных тонах, и вазочки с живыми цветами, а тем более люди в ярко-клетчатых нарядах были здесь крайне неуместны. Все это с гораздо большим успехом вписалось бы в местную кафешку или экзотический бутик, но только не в место, где разделывают трупы. Но самое главное, что это удивляло исключительно меня, а прочие персоны воспринимали это как должное.
- Салют! – сказала Катерина, оказавшись на пороге этого сумасбродства.
Первым ей ответил парень с желто-зеленой тюбетейкой на голове. Он оторвал взгляд от клавиатуры ноутбука, улыбнулся и жизнерадостно произнес:
- Какие люди?!
Помимо него в коллективное сообщество морга входил еще один парень и две девушки. Их дружеские приветствия слегка припозднились, но не из-за природной медлительности или скрытого негатива, а просто потому, что им понадобился определенный запас времени, чтобы успеть прожевать только что откушенный ломоть свежеиспеченной булки и запить его свежезаваренным кофе со сливками.
- Здорово!
- Привет!
- Как делища?!
Сразу после словесного обмена дело дошло до всякого рода обниманий. Ну а когда агент Смольная закончила и с этим, то ей вежливо предложили насладиться хозяйским гостеприимством.
- Кофе будешь?
- Как обычно.
Вы не поверите, но как выяснилось, в этом весьма странном морге была своя хлебопечка.  Одна из девушек тотчас и без промедления извлекла из нее свежайшую французскую булку и положила на блюдце, украшенное бумажной салфеткой. А тем временем парень, не имевший тюбетейки, занялся приготовлением кофе. И едва огромная турка заурчала, он плеснул горячий напиток в чашку из тончайшего фарфора с красногрудыми птичками в качестве рисунка.
- Кушать подано, - чинно и благородно сообщили Катерине и аккуратненько протянули сначала чашку, а потом и блюдце.
Все это, происходившее прямо у меня на глазах, наполнило и до того благоухавшую атмосферу морга терпкими кулинарными ароматами. И как я не пытался дышать носом глубоко и с напором, мне так и не удалось уловить традиционных запахов формалина и гниющего мяса.
- Чудесно! – отметила Катя, делая новый глоток и упиваясь моментом.
А прочие присутствовавшие наконец-то обратили внимание и на меня, а то если честно мне было не в кайф стоять за порогом и изображать из себя бедного родственника.
- А кто это с тобой? – поинтересовался парень без тюбетейки.
Катерина жеманно развернулась в мою сторону и тоже немного освежила память. Выглядеть она стала слегка виноватой, но от даров не отказалась.
- Это агент Шпендель из ЗПЗ и он к вам.
Заявление коллеги сверху серьезно смутило обитателей подземелья.
- ЗПЗ?! – воскликнул каждый из них.
Видимо я не входил в число ожидаемых сюрпризов, так что смотрели на меня как на нечто противоестественное, но самое главное меня больше не игнорировали и со мной были готовы  вести диалог, пусть и не совсем вежливый и открытый.
- Что вы хотели?
Я всегда обожал такой подход. Он был лишен преамбул и междометий, но это и позволяло  мне получать желаемое самым коротким и приемлемым способом.
- Хотелось бы увидеть труп агента Смольного.
Парень в тюбетейке скорчил мину самодовольного всевластия и ответил:
- Нет проблем.
После этого он подошел к книжной полке, что ютилась как раз над хлебопечкой. Полка состояла из двух стеллажей и на нижнем в несколько стопок были уложены компьютерные диски. Парень потыкал пальцем в некоторые из них, пока не нашел нужный диск, достал его, осторожно придерживая прочие, а потом вернулся к своему ноутбуку. Легким движением руки он заставил дисковод выскочить наружу, воткнул в него диск и вернул дисковод в исходное положение. В течение нескольких секунд компьютер привередливо пытался переварить содержимое диска, но вскоре тяжелое урчание прекратилось, и посреди комнаты объявился труп.
- Что это? – спросил я в полном недоумении.
- Труп.
Возможно, для кого-то ответ и был очевиден, но только не для меня.
- Какой к черту труп? Вы смеетесь?
Но никто не смеялся. Наоборот на меня опять смотрели как на идиота, словно я забыл с утра почистить зубы или и того хуже.
- Вы же сами просили…, - сказали мне.
Ну, слава богу, с памятью у меня пока что не было проблем. Но я определенно не заказывал то, что получил. Подойдя ближе к этому чуду-юду, я махнул на него рукой, и, как и предполагалось, рука беспрепятственно прошла сквозь это бестелесное творение компьютерного интеллекта.
- Голограмма? – поинтересовался я.
- Правильнее сказать, что это голографическая проекция автоматизированного патологоанатомического исследования.
Лишние слова не меняли общего смысла, но для чудилы в тюбетейке важнее было перемудрить и запутать не таких кардинально просвещенных людей, как его высочество. Только вот на меня не действовали оглушающим энтузиазмом все эти новомодные штуки, мне они были ни к чему.
- А где обычный труп?
- Обычный?
Складывалось впечатление, что я попал в края безмерной чудаковатости, где вместо ответов получают исключительно вопросы.
- Ну да. Такой, который можно пощупать или покромсать.
Выдвинутые мной требования заставили присутствовавших граждан ужаснуться и засомневаться в моем здравомыслии. Но лишь недовольство одного из них я посчитал уместным. Эти претензии исходили от Катерины, которая наконец-то оставила чашку с кофе в стороне и сосредоточилась на работе. Теперь ее лицо совсем не отражало слащавой заинтересованности в пище, на нем беспардонным клеймом светилось возмущение тем, что кто-то решил поиздеваться над трупом ее покойного мужа.
- Какого лешего, Шпендель?!
- Ну-ну-ну…
В тот момент я был искренне разочарован. Все эти моральные и этические препятствия, которые подстерегали любого в мире Западной территории, были мне в новинку и определенно не помогали в расследовании. Обычно, если я чего-то хотел, то тут же получал желаемое. А тут еще нужно было объясняться…
- Говори же…
И чтобы ненароком не проговориться о страшных тайнах прошлого, я постарался быть кратким в своих речах.
- Мне просто нужно увидеть труп.
- Зачем?
- Он жертва преступления.
- Но почему тебе понадобился именно мой муж?
«Черт», - подумал я, - «Женщинам всегда нужно все усложнять».
А тут еще все тот же умник в тюбетейке завел свою неугомонную шарманку:
- Программа не только полностью воспроизводит мертвое тело, но и позволяет проводить все виды патоморфологических и биохимических исследований…
И тогда мне пришлось соврать по-настоящему:
- Я заметил на фотографиях нечто важное…
Мои слова заставили многих вздохнуть с облегчением. Я сразу же заметил, как недоверие в чужих глазах исчезло быстрее быстрого, оставив в качестве замены более позитивный настрой. Однако это не означало, что фокус удался.
- Но Крис говорит, что голомуляж само совершенство…
В глазах Катерины все еще присутствовала неизгладимая печаль переживаний недалекого прошлого, и мне меньше всего хотелось бы бередить ее душевные раны. Но я не видел другого выхода, учитывая весь возможный ужас последствий, возможных при справедливости моих догадок.
- Мне просто нужно увидеть труп, - повторил я тихо и без давления.
В мыслях агента Смольной с мгновение блуждали неизгладимые противоречия, а потом внутренняя борьба остановилась, и она просто утвердительно кивнула в сторону парня в тюбетейке, которого, как я понял, звали Крис. Тот же не стал изменять своему закадычному статусу зануды и не обошелся без кривляний, но потом все-таки тоже сдался и сказал:
- Труп в кладовой.
«Вот и прекрасно», - подумал я.
Все это взаимное недопонимание плюс незнакомые компьютерные фишки лишь прибавляли в моей крови адреналина, и вызываемое им чрезмерное волнение делало меня нестабильным и непредсказуемым. Приходилось старательно контролировать себя и не срываться на крик по любому поводу. Однако я прекрасно понимал, что не смогу без последствий противостоять чересчур долгим перипетиям, и потому стремился поскорее разобраться в истории с неожиданным покойником. Вот я и озадачил Криса вопросом:
- И где же эта ваша кладовая?
Любитель тюбетеек скорчил такую ненавистную рожу, будто делал одолжение моей бабушке, но все же выдвинул верхний ящик своего рабочего стола и достал от туда увесистую связку ключей.
- Нам налево, - сказал он, проходя мимо меня.
Естественно, я ожидал, что поход в кладовку будет, организован лишь для двоих. Только вот все прочие посчитали иначе.
- Ты куда? – спросил я Катерину, когда понял, что она собралась идти за нами.
- А ты как думаешь?
Такая малоприятная перспектива не входила в мои планы.
- Может, стоит побыть здесь?
- А может тебе стоит заткнуться?
Не нужно было идти к гадалке, чтобы узнать о ее озлобленности на меня. И хотя ее гнев не имел весомых оснований, я не стал артачиться и просто позволил ее следовать за собой. Но это не означало, что я буду благосклонен ко всем остальным.
- Вам лучше остаться на своих местах, - порекомендовал я, учуяв неуместные поползновения со стороны всех прочих.
Парень и две девушки мигом переглянулись, а потом удостоили меня своим довольно злым и саркастичным ответом:
- Мы здесь работаем, и ты не можешь нам приказывать.
Так я оказался не при делах, однако не стал расстраиваться по этому поводу. Просто некоторые люди сами роют себе могилу. И почему я должен был из-за этого переживать?
«Черт с ними», - таким стало мое решение.
И после его принятия мне только и оставалось, что проследовать за Крисом, парнем в тюбетейке. Прошагав по коридору не менее стометровки, я ни разу не обернулся, но прекрасно понимал, что за мной идут ненужные свидетели. В моей голове пока еще не созрел достойный план, но определенные наработки уже имелись. Важнее всего было придумать, как избавиться от трупа и сохранить при этом нужные для расследования улики, а с этим пунктом было совсем непросто.
- Мы на месте, - обнадежил Крис, когда остановился перед дубовой дверью, оббитой широкими стальными прутьями.
- Очень рад, - откровенно заметил я.
Но как всегда внезапно нарисовался дурацкий повод для задержки, и чтобы впустить нас внутрь кладовки,  парню в тюбетейке сначала пришлось отпереть с десяток висячих замков, которыми некто ни к месту заботливый увешал дверь прямо как блестючими гирляндами с детского праздника.
- Хруп-хруп...
Именно это получил Крис, сунув ключ в один из замков. Звук, издаваемый проржавевшими запорами, получился отвратительным и писклявым. С нещадным садизмом он ездил по нашим непривыкшим к такому обращению ушам. И это в свою очередь добавляло по несколько пригоршней раздражения, как мне, так и всем остальным присутствующим.
- А можно без этого? – завопил кто-то из женской половины.
Парень в тюбетейке, который к тому времени уже добрался до пятого замка, ответил на это словами, начиненными неприкрытым недовольством:
- Я об этом не просил…
И чтобы немного сгладить противоречия, мне просто необходимо было его подбодрить:
- Ни шагу назад.
Фраза прозвучала нелепо, но, во всяком случае, она позволила хранителю ключей разобраться с замками. На это ушло еще порядка трех-четырех минут, а потом он изо всех сил дернул за ручку двери, но дверь не шелохнулась.
- Думаю, нужно мне помочь, - сказал Крис, признав свое поражение.
Изначально мне казалось, что совсем просто спуститься в морг, увидеть труп и в темпе ритма с ним разобраться. Однако с каждой новой секундой проблем и препятствий становилось все больше и больше, а адекватных причин на разрастание этого снежного кома я не видел.
- Да что за чертова кладовая! – гневно отметил я, но все же уперся коленом в стену и вместе с парнем в тюбетейке потянул дверь на себя.
Только вот и этих усилий было недостаточно.
- Семен, а ты чего стоишь?!
Таким беспардонным обращением парень в тюбетейке попытался привлечь к борьбе с дверью того, что не имел головного убора. Естественно, он еще добавил для убедительности устрашающего сверкания глазами. Но главное, что это подействовало, так как Семен сразу же перестал стоять в стороне и отлынивать от участия в общем деле и присоединился к нам. Он схватил меня за спину и выжал все, что у него было.
- Дуванули! – потребовал я, а потом случилось то, на что мы уже мало надеялись.
Внезапно что-то хрустнуло в одном из дверных косяков, и от этого дверь поддалась вперед на самую малость, но уже это нас воодушевило, и следующий рывок вырвал ее с корнем.
- Бах-барах!!!
Когда мы падали на пол всем скопом, кто-то случайно заехал мне локтем в ухо и в голове весело зазвенели бубенцы, но в остальном я упал на мягкое. Несомненно, это разозлило меня пуще прежнего. Но, скинув с себя пришедшую в негодность дубовую дверь, поднявшись на ноги и посмотрев на прочих участников бенефиса, я понял, что не так уж и сильно пострадал, если смотреть в сравнении.
- Мы победили! – сказал я, торжествуя.
Только вот прочие не спешили со мной соглашаться. Безусловно, дверь была повержена, но агентов СОГ не порадовало количество ушибов и ссадин, которое они приобрели по результатам этой стычки. С другой стороны, они получили заботу и ласку от своих женщин, но и это не меняло позиции их озлобленности в мой адрес.
- Дальше разбирайтесь сами, - сообщил Крис, который не мог без гримасы боли пошевелить ни ногой,  ни рукой, - С нас хватит неприятностей.
- Но…, - попыталась было вступиться за меня Катерина.
Однако безрезультатно.
- Идите к черту, - сказал Крис на прощанье и бросил ей ключи.
Ну а потом парни из морга, опираясь на девушек, засеменили подальше от кладовой. Конечно, я не сильно расстроился таким поворотом событий, тем более что уменьшение количества свидетелей было мне только на руку. Но их последнее слово все же заставило меня серьезно задуматься.
- Мы вышлем счет в ЗПЗ! - заявила  одна из девушек уже издалека.
- И вам это даром не пройдет! – добавил кто-то второй.
- Обязательно! – ответил я, однако в мыслях предался более горестному настрою и в предвкушении грядущих проблем подумал:
«Да уж, не повезло».
«Очень», - заметил внутренний голос.
Впрочем, у меня не было особого желания впадать в какое-то крайнее расстройство, и я решил, что неприятный разговор с замдиректора Лобановым случиться еще нескоро, и потому желательно заняться более насущными проблемами. Тем более как раз подошла Катерина, чтобы внести свое веское слово упрека.
- Неужели это было необходимо? – спросила она, рассматривая раскуроченную дверь и мое слегка посиневшее ухо.
- Наверное, - ответил я.
Хотя, что качается уха, можно было поспорить. И все же я не стал придаваться самобичеванию, и без лишнего делегирования шагнул на навзничь лежащую дверь и вошел внутрь кладовки.
- Осторожно, - порекомендовала мне Катя.
- Как скажешь, - ответил я.
Внутри мне почти сразу же удалось нащупать выключатель, ну а следующим моим шагом была попытка воспользоваться этой находкой и включить свет. Приглушенный щелчок черной пластмассовой кнопки пустил электричество в нужном направлении, и как только оно достигло лампы накаливания, одиноко свисавшей с потолка на изогнутом алюминиевом проводе с белесой обверткой, кладовая получила немного тусклого света. Этот скупой пучок фотонов тотчас вырвал из тьмы все местные секреты. Несомненно, думая о кладовке, я предполагал специально оборудованное помещение с холодильной камерой и прочим, где СОГ старательно хранит свои трупы. Однако вместо этого передо мной предстал ландшафт чудовищной и беспричинной разрухи. И то, что я видел в тот момент, не то чтобы не было похоже на склад, она даже не укладывалось в представление о бабушкиной коморке под лестницей, где она аккуратно складывала чистенькие банки со свежеприготовленным вареньем, которые имели наклейки сбоку в виде помидоров или огурцов.
- Что за черт? - прошептал я и поник как морально, так и физически.
А основания для этого были весьма серьезные. Мой взгляд в своем пытливом исследовании помещения шарахался то от одной, то от другой возмутительной несуразицы. И если бы я сказал, что в кладовой царил беспорядок, я бы не сказал ровным счетом ничего. Все углы были напрочь забаррикадированы увесистой пряжей паутины. Местные ароматы можно было обрисовать исключительно как нескончаемую вонь. В ней смешалась и сырость, и затхлость, и продукты распада дохлой мышки под табуреткой. То там, то здесь валялись какие-то старые и специально забытые вещи. Среди них можно было увидеть следующие лоты: кирзовый сапог, ящик пустых бутылок, прохудившаяся ванна и еще очень много потемневших от длительного неиспользования вил, грабель и лопат. В число оного богатства также входил припаркованный рядом с входом потрепанный велосипед. Спицы в его колесах были частично вырваны, частично погнуты, краска, когда-то покрывавшая рамы облезла и осыпалась. И посреди всего этого хауса одиноко стояла медицинская каталка с неким содержимым, прикрытым.
- Все в порядке? – спросила последовавшая за мной Катерина.
Я еще раз бегло пробежался взглядом по невообразимому безобразию и сказал:
- А ты как думаешь?
- Не знаю.
Ее ответ был еще более странным, чем само существование этого места.
- То есть для тебя это нормально?
Мне отчаянно хотелось увидеть на ее лице проявления стыда, смятения и чего-то еще из той же области, но в противовес моим ожиданиям ее эмоции выражали сплошное равнодушие.
- Ну, мы тут редко бываем…
- Видимо по великим божественным праздникам.
Однако мой сарказм также не возымел силы. Конечно, мне было плевать на труп Гружевича. Важнее было то, что теперь он находился в шаговой доступности. Но с другой стороны, меня искренне смущало такое отношение к мертвым.
- И ты позволяешь им хранить тело своего покойного мужа в этой выгребной яме?
- Да.
Так мне удалось достичь полного непонимания местных традиций, однако чуть позже все встало по своим местам. Я сделал шаг в сторону каталки, и подошва моего ботинка утонула в толстом слое пыли, что покрывал пол, словно пуховое одеяло. К тому же после меня на этой перине оставались глубокие и четкие следы, делавшие меня похожим на снежного человека.
«А куда же делся мистер Мускул?» - думал я, но все же продолжал идти к затерянному ковчегу последнего десятилетия.
Тем не менее, в это раз путь не был долгим и тяжелым. Всего лишь несколько шагов, и когда я с ними закончил, то оказался лицом к лицу с тем, что скрывалось под покрывалом. И как только это произошло, по телу стала бегать мелкая дрожь, сулившая мне новые сомнения и трепет перед собственным прошлым. Меньше всего мне хотелось поднимать покрывало, и вовсе не потому, что оно выглядело грязным и, как и все в этой кладовой, было присыпано приличным слоем пыли. Просто то, что скрывалось под ним, было гораздо грязнее и чумазее, оно пугало меня, и в тоже время манило к себе.
- Ты еще долго?
Витая в собственных мыслях, я на краткое мгновение забыл о том, что за мной непрерывно наблюдают. Жена моего мертвого бывшего напарника находилась совсем рядом и очень хотела узнать о том, что мне так старательно хотелось спрятать и уничтожить. Раньше мне казалось, что я весьма неплохо преуспел на поприще заметания следов, но теперь почва старого захоронения просела, и неопознанные кости вылезли на белый свет.
- Так что?
Она не стала ждать моего ответа, и в точности повторила мой путь до каталки.
- Не стоило…, - прошептал я, но это ничего не меняло.
Катя смотрела мне в глаза и ждала моих немедленных действий. Безусловно, ей очень хотелось знать, зачем я устроил весь этот грандиозный переполох из-за трупа ее мужа. И к тому же было вполне очевидно, что глупой отговоркой мне не обойтись, так что прежде чем срывать покрывало, я должен был заиметь веский аргумент в пользу своих действий, однако с этим было крайне туго, а терпения у горюющей супруги оставалось все меньше и меньше.
- Так мы тут до пенсии будем стоять?
«Будь, что будет», - решил я, - «Авось пронесет», - а потом взялся за край покрывала и осторожно потянул на себя.
Все мое внутреннее существо неуклонно ждало неизбежного апокалипсиса. Но вместо этого меня посетил очередной конфуз.
- Какого черта?!
Я был крайне зол не то от досады, что меня вновь обманули, не то от досады, что все мои переживания оказались напрасными. Но главное фиаско состояло в том, что я так и не понял сути ответа в вопросе местонахождения трупа гребаного Гружевича.
- Где он?!
- Ты о чем?
Естественно, я хотел получить совсем не это, а вразумительный и всеобъемлющий ответ, однако ничего подобного не произошло. Напротив, на меня смотрела сама невинность, и постепенно стало казаться, что лишь я полоумен в этом огромном мире, а все остальные ангелы господни. И конечно, слышать после этого:
- Чего это ты завелся? – я был просто не в силах.
Впрочем, наделать глупостей мне не позволила совершенная случайность. Она выражалась в словах, произнесенных из-за моего плеча вполне спокойным и размеренным голосом:
- Что за шум, а драки нет?
Я обернулся и столкнулся с ироничной улыбкой Промского.
- Зиги…
- Собственной персоной, - подтвердил он, а потом внес свежую порцию едкого веселья, - Вижу, ты тут без меня повеселился…
- Да-да…
- Рад за вас.
Его заводной оптимизм заставил меня на секунду позабыть о гнетущих проблемах, однако Промский не позволил слишком долго расслабляться и собственноручно поспешил напомнить о делах насущных:
- Так что вы тут делаете?
Возможно, междометия и многозначительное молчание и могли утихомирить агента Смольную, но с Промским такой номер вряд ли бы прошел, так что мне пришлось порядком поднапрячь фантазию. Только вот время в этот раз перешло на сторону врага, что собственно и позволило Катерине высказать свою версию событий:
- Агент Шпендель что-то заметил на фотографиях места преступления и хотел уточнить это при осмотре трупа.
- Замечательно, - заметил Промский, - Вижу, вы неплохо сработались.
- Так точно.
- И славненько.
Мне было более чем безынтересно то, как с виду милые агенты СОГ презентуют друг другу свою безграничную любезность. Я видел в этом нечто похожее на бал-маскарад, где главное хорошенько вжиться в роль и ни разу не сфальшивить. Впрочем, хоть моя персона и не входила в неофициальный клуб любителей эдакого размаха актерского мастерства, мне все равно приходилось терпеть его внеплановое собрание. В особенности потому, что я прекрасно осознавал фатальную неизбежность того, что как только они закончат, придет черед для вопросов на извечно больную тему.
- И зачем вам понадобился труп? – спросил Зиги, все еще лавируя своей улыбкой, - Разве голомуляж не мультифункционален?
- Труп?! – возмутился я и ткнул пальцем в нечто мягкое.
- А что не так?
И вновь я оказался единственным идиотом в округе. Из-за этого мне понадобилось гораздо больше уверенности в своей правоте, чем прежде и потому я повторно ткнул пальцем в то, что лежало на каталке, частично прикрытое покрывалом. Но ничего не изменилось. Нервные окончания подушечки по-прежнему безошибочно идентифицировали зыбучую упругость резиноподобной массы и некоего более плотного остова, и было бы глупо подозревать в этом какие-нибудь случайные ошибочные представления.
- Это не труп! – заявил я, решив полностью согласиться с собственным мнением.
- Ты о чем?
По выражению лица Зиги было видно, что он не притворяется и не пытается набить себе цену. Скорее наоборот, ему очень хотелось наконец-то уяснить суть моих претензий и понять причины, которые привели к возникновению столь неожиданных противоречий. Все то же самое происходило и с Катериной. Ей также были невдомек мои не в меру придирчивые требования, к тому же ей очень не нравилось, что я тыкаю в ее мужа пальцем.
- Не нужно так делать?
- Не делать что?
Мой встречный вопрос вырвался рефлекторно, но прозвучал он как крайне неуважительное отношение к покойному. Так что на меня тут же без какого-то промедления и прочей уставной корректности вылили целый чан негатива:
- Не нужно тыкать пальцем в моего мужа! Это вам не игрушка!
Наверное, в тот момент мне стоило бы прислушаться к голосу разума или хотя бы к чужим пожеланиям. Однако я поступил по-своему, неотступно цепляясь за архаичность своих представлений. Но хуже всего было то, что для большей убедительности мне почему-то захотелось пустить в ход кулак.
- Это резина! – воскликнул я, как только живое и искусственное соприкоснулись.
- Не спорю, - ответил Зиги, словно я обозначил вполне очевидное явление.
Казалось, что я все больше и больше убеждаюсь в собственном сумасшествии. И, слава богу, что во всем помог разобраться короткий, но продуктивный диалог.
- То есть вы не отрицаете…
- А зачем отрицать? И кстати на самом деле это не резина, а смесь агар-агара и полимеров, но по тактильным свойствам почти то же самое…
- И вас не удивляет…
- Конечно, удивляет. Ученые многие годы трудились над изобретением состава…
- Значит, это все-таки муляж?
- В какой-то мере да, но у нас это считается трупом умершего, потому что именно его получают родственники и медэксперты.
Вот так и разрешился кризис недопонимания. Мне оставалось лишь сказать:
- Простите, - и отойти в сторону.
- Все нормально, - прошептала Катерина и подошла ближе к тому, что по ее мнению было ее покойным мужем.
Ее рука с нежностью любящего человека скользяще легла на искусственную плоть, что в сочетании с потупленным взором и полным грусти придыханием вылилось в сцену неподдельного траура. В этой трагической зарисовке не хватило места лишь слез и стенаний, однако, скорее всего лишь потому, что подобное проявление чувств было непозволительной роскошью для того, кто собирался и дальше оставаться агентом СОГ. Так что все закончилось весьма прозаично. Катерина вернула покрывало в исходное положение и, не проронив больше ни слова, направилось прочь из кладовой.
- Еще раз простите, - прозвучало ей вслед.
Теперь я буквально сыпал извинениями и Промский похвалил меня за попытку.
- Не парься. Ты не виноват, а Катя скоро успокоится.
Я посмотрел в его глаза в поисках правды, и они ответили мне уверенностью в собственной правоте. Не буду спорить, все мои старания были лишь попыткой искоренить собственные угрызения совести, а не стремлением помочь вдове пережить надругательства над телом умершего супруга. И конечно, лучше так, чем никак. Однако в отсутствии трупа Гружевича история не смогла достичь своего логического завершения.
- И где настоящий? – спросил я, как только истекла минута молчания ради приличия.
- А ты неугомонный, - заметил Промский.
Впрочем, это тоже было ради приличия. Чуть позже Зиги вполне созрел для ответов, но ничего стоящего сказать он так и не сумел.
- Не знаю, - было его ключевой фразой.
Что ж, я тоже от него не отставал и при любой возможности спрашивал:
- Как это так?
Хорошо еще, что Промский не поленился детально просветить меня касательно причин своего невежества:
- Трупы увозят прямо с места убийства или кончины от естественных причин, а куда – никто не знает. Потом мы по почте получаем диск, на который записан готовый голомуляж, и техники на его основе изготавливают искусственное тело, которое при необходимости исследуют  медэксперты, а родственники закапывают в землю. Вот и все, так что извини брат, но если тебе нужен труп, придется обойтись тем, что есть.
Повисшая пауза говорила мне о том, что от меня ждут каких-либо действий. Но я нуждался исключительно в трупе Гружевича, а кусок пластмассы был для меня, что мертвому припарка. И я был настолько разочарован, что даже не стал создавать видимость процесса.
- К сожалению, я не привык работать с подобным материалом, - таким был мой ответ.
Он четко и без обходных намеков дал понять агенту СОГ, что нить расследования без настоящего мертвеца утеряна безвозвратно. И Зиги оставалось только пожать плечами:
- Увы.
А мне оставалось только добавить:
- Отнюдь.
Правда, в мыслях я был более многословен:
«Вот засада! И где мне теперь его искать?»
В виду сложившихся обстоятельств нас больше ничего не держало в кладовой, и мы попросту распрощались с ненастоящим трупом и двинулись к выходу. Однако, когда мне снова пришлось пробираться мимо старого велосипеда и ступать по искореженной двери, любопытство взяло свое и я спросил:
- А тебе не кажется, что здесь не самое подходящее место даже для муляжа?
Промский, который выбрался из кладовой раньше меня, брезгливо осмотрел пыльное убранство складского помещения и с горькой досадой ответил:
- До этого нам не приходилось иметь дело с убийством агента, так что начальство определило труп на хранение, только вот единственным подходящим пристанищем оказалась эта полуподвальная свалка.
- Жаль, - прошептал я, непроизвольно кидая камень в превратности судьбы.
Но Промский не собирался тратить время на пустое сожаление.
- Пойдем, - сказал он.
- Пойдем, - ответил я.
Возможно, мне просто хотелось вставить лишнее слово в разговор, а может ключевое решение осталось за нарастающим стремлением поскорее покинуть место, ставшее немым свидетелем моей безалаберности. Но я искренне надеялся, что через несколько минут мне удастся найти себе достойное занятие и позабыть обо всех нелепостях, произошедших в кладовой. И действительно, все шло по пути наибольших ожиданий. Конечно, мы шли по просторным и светлым коридорам нулевого этажа главного офиса СОГ в бессловесном режиме, однако хорошо провентилированный воздух подземелья нарочно игрался с моими ноздрями резким металлическим запахом, сулившим нечто тайное и секретное. Впрочем, и без этого было понятно, что наш путь лежит в закрытое крыло. Постепенно из виду стали исчезать помещения с людьми и открытыми входами, и все чаща стали попадаться безлюдные зарешеченные склады, да и свет все чаще мигал и становился менее ярким. В конце концов, мы остановились перед вертикальной металлической лестницей, которая уходило далеко наверх.
- Нам туда, - сказал Промский и ловкими движениями рук и ног стал передвигаться с перекладины на перекладину.
«Отлично», - подумал я, наблюдая за тем, как Зиги быстро устремился вверх.
Было видно, что он проделывает это не в первый раз, и уж точно не во второй. Я же, напротив, был знаком с подобными агрегатами лишь по фильмам про подлодки. Там эти лестницы выглядели элегантными и удобными в обращении. Однако в реальности все оказалось куда сложнее. Руки постоянно скользили из-за покрывшего ладони пота, ноги не слушались, а глазам все время хотелось устремиться вниз. И чем выше я поднимался, тем больше становилось психологических препятствий. Узкий проход, которым лестница проникала сквозь этажи, вмиг породил ранее незнакомую мне клаустрофобию, и я едва не запаниковал и не сорвался вниз. К счастью, у меня хватало стальной закалки, чтобы справиться и с этим недугом, к тому же Зиги все время подбадривал:
- Еще чуть-чуть…
Так что я не сдавался и хватался за каждую новую перекладину. Но, по правде говоря, путь по лестнице был не так уж и далек, каким он казался в окружении множества страхов и пугливой предвзятости. Даже скажу больше, нам хватило пяти минут, чтобы пересечь три этажа и вылезти в нормальное пространство через ромбическую дыру в стене.
- Неужели у вас лифт в поломке?! – спросил я первым делом, как только мы выбрались на свет божий.
- Нет.
- Тогда в чем дело? – спросил я, еще больше заинтересовавшись причинами своих мучений.
- Здесь нельзя пользоваться лифтом…
- То есть?
- Ну, это долгая история.
С прискорбием замечу, что мне так и не удалось прознать секрет данного запрета. Но в итоге я смирился с этой условностью и решил, что не стоит зацикливаться на еще одной странности Западной территории, которую мне, человеку с Востока, не понять и аршином общим не измерить, тем более что были занятия и поважнее. Так, например мне очень понравились мультяшные рисунки на стенах. Я сразу обратил на них внимание, как только мы вылезли из дыры в стене. И скажу без преувеличения, то были не просто какие-то там мазюки или каракули необразованных маляров, а серьезная живопись. Да к тому же высокохудожественные авторы не забыли приобщить к искусству и рядовых смертных из масс. Для достижения такого эффекта некоторые из фрагментов выполнили лишь в виде черно-белых контуров, а рядом на ниточках повисели разноцветные фломастеры. Все это позволяло любому подойти и закончить полюбившуюся картинку. Мое внимание в большей степени привлек пушистый кот с огромными усами, и естественно, что моя скрытая творческая жилка поманила меня именно к нему, чтобы я добавил огненно-рыжего блеска в его глазах. Однако ничего не вышло.
- Нас ждут, - сказал Промский, и мне пришлось остановиться в полушаге от мечты.
«Как жаль», - заметил внутренний голос.
Правда, зато я смог насладиться видом всех остальных рисунков, каждый из которых впечатлял гораздо больше предыдущего. Да и в остальном весь этот этаж мне нравился гораздо больше, чем административно-офисная модель оперативного центра и строго концептуальный подход полуподвальных помещений. Здесь веселье буквально витало в воздухе, мебель и цветочки в горшочках играли пестрыми красками, а люди, что шли нам навстречу от души улыбались. Казалось, что я попал в самый настоящий рай, но верилось в это с трудом и потому мои губы самопроизвольно сотворили вопрос:
- И где это мы?
- Наш творческий отдел, - ответил Промский.
На полномасштабное описание нам не хватило момента. Еще одна улыбчивая женщина как раз не вовремя перегородила нам путь
- Зигмунд Альбертович…
- Анастасия Петровна…
Этот миниобмен симпатиями сопровождался томными взглядами и провокационными намеками, тем не менее, обошлось без явной обнаженки. Хотя дамочка выглядела настолько сногсшибательно, что будь я холост, то незамедлительно упал бы перед ней на колени прямо там и начал бы стенать как последний умалишенный. Ее фиолетовые туфли на высоком каблуке четко очерчивали стопы, а плотная ткань юбки натурально-желтого цвета элегантно обхватывала упругие бедра, создавая тем самым впечатление совершенно идеальных ног, которые для еще большей сексуальности были приукрашены крупной сеточкой чулков. Уже одно это захватывало дух и нескончаемо будоражило плененное сознание, но стоило подняться глазами повыше, и тогда каюк был обеспечен стопроцентно. Белесая рубашонка, одетая поверх ее тела имела всяческие пупырышки и розоцветную вышивку, а как минимум две пуговицы так и не нашли своих застежек, и это заставляло всякий невооруженный валерьянкой взгляд бессознательно углубляться в неглубокую выемку между двумя сферическими формами. Однако если вам удавалось пережить и это, то вы сталкивались с вполне серьезным и пропитанным интеллектом лицом, которое требовало от вас уважения и такта, а не замашек пьяного любителя стриптизерш. Быть может, все это впечатление создавалось исключительно видом серьезных деловых очков в тонкой оправе с черной покраской и пучком опрятно заколотых на затылке волос, но мне так не показалось. Да и слова говорили сами за себя:
- Отчет по тариотройданпрогданическому генерированию на вашем столе.
- Спасибо, - отвечал Зиги, не переставая строить глазки.
И я крайне удивляюсь, что он не забыл про меня.
- А это наш гость из ЗПЗ. Агент Шпендель.
- Не может быть!
Дамочка протянула мне руку с неким ярым энтузиазмом, что даже забыла представиться. В результате знакомство вышло каким-то кривобоким сумбуром. Конечно, я не стал артачиться и первым делом сжал ее ладонь, ну а потом вежливо и осторожно поинтересовался:
- А вы?
- Агент Сугрова, старший научный аналитик.
- Очень приятно.
Что ж, я был полностью удовлетворен. К тому же рукопожатие произвело на меня очень даже неплохое впечатление. Обычно женская ладонь ощущается как нечто хлипкое и скользкое, и из-за этого теряется весь смысл ритуала, направленного на идеологическое закрепление силы межличностного взаимодействия. Другое дело, когда пусть и не хватает некой запредельной мускулистости, но чувствуется уверенность в себе и несгибаемая жесть в характере. И совсем изумительно и отлично, когда все тот же человек может двигать людьми в нужном направлении:
- Все подготовлено к началу процедуры.
- Прекрасно, - отметил ее старания Зиги, а потом перестал ухмыляться и спросил, - А что насчет анкеты?
- Ничего не получилось. Субъект пока не вышел на контакт и не произнес ни слова.
Такие новости не привели в восторг моего напарника, однако он, неотступно следуя своему шутливому настрою, перевел эту крохотную неудачу в крохотный сарказм:
- Бывают в жизни разочарования…
Но неискоренимое упорство старшего научного аналитика поломало ему всю малину:
- Так мне сказать, что вы сейчас подойдете?
Морщины на лбу у Промского говорили, что он не привык к чужому помыканию собой, но крепко сжатые губы и напряженный подбородок пояснили мне, что с некоторыми вещами ему приходиться мириться в угоду более весомой выгоде как рабочего, так и личного характера.
- Мы сейчас подойдем, - сказал он, а потом поманил меня рукой в сторону.
Так мы отпочковались от его пассии и оказались перед дверью, выкрашенной в желто-зеленую полоску. На ней была прибита цифра «13», а ниже табличка без слов, но со схематичным изображением в виде чемодана. Повернув ручку замка в виде набалдашника, Зиги толкнул дверь от себя, и мы вошли в комнату заполненную людьми обоего пола и шкафчиками для переодевания. И едва наше присутствие стало очевидным, раздался грубый, но приветливый голос:
- Здорово, шеф!
Его поддержали и прочие голоса, имевшие различные манеры и интонации:
- Неплохо выглядите.
- Как вечеринка?
- В эти выходные обязательно нужно повторить.
- А вам идет этот галстук.
Зиги же ответил просто и без сложных речевых оборотов:
- Всем привет!
Безусловно, обилие незнакомых лиц выбило меня из колеи, тем более что я и понятия не имел, зачем мы терлись среди одевающихся и раздевающихся персонажей. Некоторые из них, что находился немного дальше, только что приняли душ и теперь каждый из них был обмотаны мокрым полотенцем, другие без капли какого-либо стеснения гарцевали обнаженными ягодицами и буферами, и только единичные персонажи застегивали последнюю пуговицу.
- А кто твой новый приятель? – спросил между делом кто-то особенно любопытный.
Промский в это время как раз копошился в одном из шкафчиков, однако все-таки смог найти возможность для ответа.
- Это Шпендель из ЗПЗ.
- Да ты шутишь?!
И тотчас ко мне подвалили несколько парней со странными прическами и серьгами в ушах. На голом торсе каждого имелись отметины в виде циклически замыкающейся цепочки из нескольких геометрических фигур. То были ромб, треугольник, круг, квадрат и трапеция. И судя по их лицам, они определенно желали наладить со мной общение. Конечно, в своей крайне опасной и рискованной работе я привык расценивать такой интерес к себе как угрозу, однако вместо того чтобы пырнуть меня ножом, мне протянули руку дружбы.
- Уважуха тебе, братан! Мы были с вашими в заливе.
- Спасибо.
Такой вариант ответа был единственно возможным, так как я никак не был связан с событиями, произошедшими в прошлом году в заливе Ку-клукс-клана. Кроме того, мне даже не были известны имена агентов, которых отправляли на это спецзадание, потому что весь список участников был в высшей мере засекречен. Не буду спорить, я слышал о том, что якобы по особой просьбе туда привлекли и агентов СОГ, но до сего момента мне казалось, что это всего лишь очередная байка из непроверенного источника.
- Не хворай! – сказали мне эти парни на прощание и каждый из них не забыл уверяющее похлопать меня по плечу.
- Весьма благодарен, - отвечал я, надеясь поскорее от них избавиться.
Но не успели они исчезнуть в душе, как ко мне подошла блондиночка с увесистой грудью и огромным бриллиантом, неприлично торчавшем в одном из ее передних зубов.
- Жду твоего звонка, красавчик, - сказала она и сунула в мой карман карточку с номером своего телефона.
- Обязательно, - сказал я, желая избавиться и от нее.
Впрочем, с ней было куда сложнее, в виду того, что блондиночка не постеснялась оставить след вишневого блеска на моих губах. А еще, удаляясь в противоположном от меня направлении, она с игривой утонченностью произнесла эпитет:
- Вкусненький…
Так что после всего такого, я был просто вне себя от радости, когда Промский протянул мне вешалку с неким обмундированием. Оно состояло из белых брюк и белого джемпера.
- Это тебе, - сказал он.
Однако я как всегда не обошелся без вопроса:
- И что мне с этим делать?
- Одеваться.
Чуть позже Промский протянул мне белые сандалии с такими же белыми носками и пояснил:
- Это для ног.
«Надо так надо», - подумал я.
Местами выданная мне униформа была узковата или широковата, то есть не совсем приходилась в пору, но, в общем и целом, я потратил чуть больше трех минуты, чтобы поменять спецодежду ЗПЗ на белоснежную обновку. И пока мне приходилось этим заниматься, Промский делал все тоже самое. В его распоряжении имелись точно такие же брюки и джемпер, да и сандалии с носками мало чем отличались. И когда окончательные штрихи были внесены в наш усовершенствованный имидж, Зиги последовательно окинул взглядом мой новый прикид и с довольным оттенком в голосе сказал:
- А теперь за дело, - и шагнул к двери.
В коридоре нас встретил суровый охранник. Эдакий помощник прибыл к нам в помощь заранее и, скорее всего, сразу после того, как мы вошли в раздевалку. Его твердая и выдрессированная рука  держала наготове здоровенный пистолет, готовый при первой боевой необходимости выпустить в неприятеля оглушающий заряд транквилизатора. Еще одним прилагающимся аксессуаром была рация с толстой и кривой антенной. И из нее все время доносился какой-то неуемный позывной:
- Первый, первый… Я второй…
Охраннику видимо понадобилась масса усилий, чтобы втиснуть этот говорящий предмет в крошечный нагрудный карман. И из-за этого черный как смоль бронежилет едва не трещал по швам. Кроме того, парень всячески стремился не искушать лишний раз судьбу и при возможности старался не вынимать рацию из кармана. Однако рация была дана ему не просто так, и вот тут, дабы хоть изредка что-то сообщать в микрофон, парню приходилось серьезно изгибать шею и, сдерживаясь от боли, цедить сквозь зубы:
- Первый на месте…
- Вас понял. Ждите указаний.
В один из таких моментов в коридоре появился Промский, который от нечего делать игрался с маленькими блестящими шариками в криворукого жонглера. И Зиги совершенно не смущало, что какому-то там охраннику может показаться такое поведение неподобающим или излишне детским. Наоборот, судя по его неувядающей ухмылке, ему нравилось поражать людей своим провокационным чудачеством. Однако высшим апофеозом стало некое песенное сопровождение:
- Вот так мы играем по утрам с нашими шарами…
Вот от него охранник точно обомлел, и потому, когда рация снова оживилась репликой:
- Первый, агент Промский с вами?
Он не нашел другого ответа, кроме как:
- Вроде как…
Скорее всего, именно такого результата Промский и добивался. Такой вывод напрашивался сам по себе, учитывая то, что сразу после того, как охранника перекосило от недопонимания, Зиги бросил мне свои жонглерские шарики со словами:
- Прибереги на будущее.
Моей ловкости оказалось предостаточно, чтобы не растерять подарки по полу, и Промский оценил это по достоинству, правда, вместо похвалы он отдал себя иному лицедейству. Подтянув нужные мышцы, Зиги сделал настолько серьезный вид, что даже мне стало страшно, а потом он спросил охранника, как ни в чем не бывало:
- А что мы здесь собственно делаем?
- Но-но…, - послышалось в ответ.
Однако Промский слушал исключительно себя:
- Мы готовы и хотим заняться делом.
После этого сцены со свистопляской прекратились, и наши действия и впрямь приобрели благоразумный смысл. Мы шли по коридору с таким грозным видом, словно представляли собой отряд штурмовиков, и громкое размеренное цоканье наших каблуков по тщательно отполированному полу разносилось во все стороны предупреждающим гимном. Нас встречали без цветов, но с лицами, отрезвленными нашей психологической атакой.
- Здравствуйте.
- Мы вас ждали.
- Все готово.
Эти слова и мимика полного благоговения позволяли нам чувствовать себя наравне с богами. Только вот делалось это не просто так, не для показухи, и в этом я убедился, когда мы подошли к бронированной двери синего цвета с зеленым символом в виде четырехлистного клевера посредине. В руке охранника сразу же появился электронный ключ, которым он с гулким стрекотанием открыл электронный замок. Дверь отворилась собственными автоматическими усилиями с медленным предупреждающим тиканьем, какой довольно часто можно услышать на снабженном светофором перекрестке.
- Прошу войти, - сказал охранник, как только дверь открылась в достаточной мере.
Правда Промский не дождался разрешения и уже был на шаг впереди. Мне же пришлось его нагонять, а охранник остался снаружи. Немногим позже вновь зазвучало предупреждающее тиканье, и дверь медленно затворилась позади нас.  Так мы вдвоем с Зиги оказались внутри очень ограниченного пространства, уж очень сильно смахивавшего на камеру дезинфекции. И как показали последующие события, я не ошибся.
- Старайся как можно меньше дышать, - предупредил Зиги.
«Прекрасно», - подумал я, а через мгновение под потолком что-то щелкнуло и в нас ударило мощным выбросом аэрозоля.
Такой неожиданный душ был лишен каких-либо приятных ощущений.
- Кфу-тьфу-фу…, - именно так я пытался откашляться после того как доза весьма противной мерзости попала мне не в то горло.
- Я же предупреждал, - заметил Промский.
Мне очень хотелось посмотреть на него испепеляющим взглядом, но из-за вездесущих струй аэрозоля было практически ничего не видно, так что мне пришлось обойтись фразой полной недовольства и пренебрежения:
- Да ты блин герой!
Впрочем, применение подобных методик всегда носит вынужденный характер. И в данном случае требовалось выпроводить все известные микробы из наших костюмов и смыть их с поверхности кожи. Все это длилось минут десять, а потом под конец процедуры началась тотальная сушка. Когда же прекратилось и это издевательство над моей терпимостью в отношении всяческих научно-технических новшеств, перед нашим носом раскрылась герметичная ширма, и мы смогли пройти дальше. Но как только нам удалось выбраться за пределы камеры дезинфицирующих пыток, ширма вновь сомкнулась. В результате мы оказались в очередном странном помещении. На этот раз неординарность состояла в том, что стены, пол и потолок были абсолютно белыми. И теперь мне стало ясно, зачем нам нужно было так старательно переодеваться. В своем совсем немодном обмундировании мы очень практично вписывались в интерьер. Точно такую же окраску имел и стол, что стоял посреди комнаты, да и стулья от него не отставали. И единственным, кто не вписывался в этот общий фон белизны, был человек, сидевший по другую сторону стола на одном из стульев.
- И что это за крендель? – поинтересовался я.
- Надеюсь узнать.
Ответ Промского был каким-то неопределенным, так что пока Зиги вселял надежду сам в себя, я решил немного поизучать неизвестного персонажа. В подборе свой одежды крендель вряд ли возымел старания сравнимые с нашими. Об этом можно было судить хотя бы по цвету элементов его клетчатой рубахи, который было бы трудно различить даже самому заядлому эксперту. А все потому, что она по большей части выцвела, а еще изрядно пропиталась неимоверным количеством пыли, пота и чего-то еще, напоминающего не то грязь, не то навоз. Не менее чистыми и опрятными были и голубые потертые джинсы с дырками на коленках, ну а с обувью товарищ и вовсе решил не напрягаться. Конечно, такой заботливый уход за собой заставил меня вдоволь посмеяться, а вот мой напарник предпочел сразу перейти к допросу. Правда перед этим он подошел поближе и сказал:
 - Здравствуйте.
Таким образом, Промский предпринял попытку выуживания информации из неизвестного субъекта с помощью приема в духе этической патетики. Однако в противовес его ожиданиям это не вызвало никакой реакции. Ни словесной, ни какой иной. И тогда Зиги поменял вежливое сюсюканье на более настойчивый подход. Для этого он поддел  ногой рядом стоящий стул и пододвинул его к себе поближе, потом сел на него и вытянул ноги во всю длину, предварительно положив одну на другую. В довершение образа Зиги деловито откинулся на спинку стула, сложил руки у себя на груди в виде креста и доминирующе выпятил подбородок вперед. Ну а в качестве некоего эпилога всего этого дешевого спектакля была избрана фраза:
- Ну и что мы будем делать?
Но снова ничего не произошло. Неизвестный так и остался неизвестным, а также не говорящим и не проявляющим никаких эмоций. Безусловно, в такой ситуации меня неумолимо настиг вывод, что допрос может серьезно затянуться. И потому я решил не строить из себя стойкого оловянного солдатика и уселся на свободный стул.
- Ваше имя? Откуда вы? Зачем прибыли?
Промский явно не сдавался. Впрочем, и незнакомец от него ни на шаг не отставал и твердо гнул свою одиозную линию. Он по-прежнему сидел безмолвным идолом с лицом сравнимым с выточенной из камня маской.
- Может, вам нужен адвокат?
Видимо Зиги подумал, что предложение вызвать защитника - то самое недостающие звено, которое позволит раскрыть секрет игры в молчанку. Только вот и в этом случае ничего не вышло. Результат был нулевым. И это сильно ударило по самолюбию моего напарника. Его выдвинутый вперед подбородок начал постепенно сдавать свои гордые позиции и отходить на задний план, да и глаза не сидели на одном месте из-за нервного перенапряжения. Не думаю, что у меня бы получилось лучше, но я не совсем понимал тайный смысл всей этой белоснежной увертюры. У нас в ЗПЗ в таких случаях обычно использовали более темные и менее гигиеничные помещения. Там подозреваемого негодяя заковывали в цепи и подвешивали вниз головой так, что результат в итоге был мгновенным и очевидным. А вот СОГ со своими задрыпанными правами человека могли только трепать языком и лить воду из пустого в порожнюю:
- А вы будите говорить? А вы не будите говорить?
В конце концов, эта заунывная песня шарманки меня утомила, и я выплеснул наружу первое, что пришло на ум:
- А как насчет удаления зубов плоскогубцами?
Конечно, я изначально понимал, что мне все равно откажут, но все-таки предложил свой вариант развития событий и решения проблемы чрезмерной молчаливости. Он был не так опасен для здоровья, как многие другие, но все же приносил достойные плоды. Однако вместо пламенного одобрения мне ответили:
- Нет. Никакого насилия.
«Да, жаль, что ты не попался мне в другом месте», - подумал я и попытался усилием напряженного взгляда донести свое мнение до незнакомца, но тот даже не моргнул под моим моральным давлением.
Кроме того, мне стало казаться, что он и вовсе не от мира сего или закинулся чем-то серьезным из сильнодействующих фармакологических препаратов. В таком случае было просто бесполезно говорить ему:
- Вы будете себя вести по-человечески?
Примерно в том же ключе эта непринужденная беседа продолжала развиваться еще около получаса. За это время не произошло ничего стоящего или хотя бы малозначительного. По-прежнему в одностороннем порядке продолжали задаваться вопросы, которые не имели ни значения, ни смысла, потому что, в конце концов, стало ясно, что этот клинический случай неизлечим. И в знак признания этого факта и своего бессилия, Промский нажал белую кнопку на белом столе, что располагалась с его стороны и сказал:
- Субъект не пошел на контакт. Рекомендовано медицинское обследование на предмет психических и иных отклонений.
- Все ясно, - последовал ответ.
Не успел Зиги сообщить о своих рекомендациях, как раздался тревожный сигнал, и позади арестанта раскрылась ширма, а из образовавшегося в ней прохода появились два амбала, имевшие два с лишним метра роста и традиционно белое одеяние. Неспешной походкой они подошли к тому, за кем их послали, и, несмотря на весь свой устрашающий вид, были крайне вежливы и тактичны.
- Не соизволите ли вы пройти с нами? – сказал один из них.
Впрочем, когда санитары так и не дождались ответа, им пришлось слегка поступиться со своими принципами ненасильственного воздействия и принять более действенные меры. Схватив субъекта за руки, они сняли его со стула и потащили за собой. И поверьте, что тащить им приходилось арестанта в прямом смысле слова, так что стало складываться впечатление, что либо он решил проявить высшую степень неповиновения, либо к проблеме с языком присоединились проблемы с ногами.
- Надеюсь, скоро увидимся! – крикнул Промский, когда санитары протаскивали арестанта сквозь проход в ширме.
Как и прежде никто не ответил, а потом ширма закрылась. И сразу после этого я сказал:
- Кажется, он не очень разговорчив.
Зиги посмотрел на меня без каких-либо эмоций, пожал плечами, потом на мгновение погрузился в мир сокровенных размышлений, и лишь после этого поднялся со стула, слегка потянулся и зевнул.
- Что-то я устал, - отметил он.
«Еще бы», - подумал я, также поднимаясь со стула, - «У меня от такого занудства едва не случился инсульт».
И словно читая мои мысли, Зиги предположил:
- Думаю, нам нужно немного отдохнуть и расслабиться…
- Всячески за, - вставил я на опережение.
Хотя после того, как Промский закончил свою основополагающую реплику, оптимизма во мне заметно поубавилось:
- …а потом мы сможем и продолжить.
«Ради бога только не это», - взмолился я в слепой надежде, что это событие никогда не произойдет в моей и так несладкой жизни.
Но, учитывая, что меня прислали в СОГ помогать, а не валять дурака, мне пришлось ознаменовать свою позицию несколько иной фразой:
- Жду с нетерпением
- Вот и славненько, - отметил Зиги, радостно потирая руки.
Учитывая, что для отдыха белая комната не была предназначена, мы направились к ширме, предназначенной для агентурного персонала, той самой, через которую нас ранее и впустили в помещение для допросов. При достижении необходимого расстояния сработала автоматическая система безопасности и недовольный компьютерный голос спросил:
- Агент Промский и сопровождающий вас гость, вы уверены, что хотите покинуть зону психоадаптинга?
- Так точно, - ответил Зиги.
«Естественно», - подумал я, хотя на самом деле и понятия не имел, что это еще за какой-то там психоадаптинг имелся в виду.
- Вы можете пройти далее, - сообщил компьютерный голос после нескольких секунд скрупулезного анализа данных.
И как только автоматическая охранная система обозначила свое решение, ширма раскрылась и создала для нас проход. Пробравшись сквозь него, мы вновь оказались внутри камеры дезинфекции, что было вполне ожидаемо, как и последующая волна аэрозольного распыления. И, как и прежде, не обошлось без:
- Кфу-тьфу-фу…
- Пора бы привыкнуть, - съехидничал Зиги, но я не стал ему отвечать.
Мне и без него хватало на кого злиться. Например, на сушку, которая по ощущениям тянулись гораздо больше вечности или на дверь, что открывалась в своей заторможенной манере. Но все просто прекрасно, когда кончается как нужно. В коридоре нас ждал охранник, и при нашем появлении его шея изогнулась в сторону рации, а рот пробормотал:
- Они вышли.
Потом он вернулся к нормальной анатомии и обратился к Зиги:
- Агент Промский, какими будут дальнейшие распоряжения?
- Позже, - отмахнулся от него Зиги, а мне сказал, - Срочно в душ!
- Поддерживаю, - раздалось с моей стороны.
И в знак плодотворного взаимопонимания настоящие напарники ударили по рукам. Правда, у охранника не было желания разделять наш восторг, но было предостаточно упертости для того, чтобы продолжать донимать нас со своим треклятым уставом.
- Но… но… но…, - заладил он как заведенный.
Закончилось тем, что мы не стали задерживаться для утомительного разъяснения своих планов и позволили охраннику продолжать стеречь подступы к белой комнате в гордом одиночестве. Самим же нам было куда интереснее отправиться прямиком к удовольствиям запланированного перерыва. По дороге нам по совершенно замечательной случайности встретился старший научный аналитик. Казалось, за время нашего отсутствия она похорошела вдвойне, или же со мной сыграло злую шутку контрастное сравнение с тем, кто совсем не возбуждающе мозолил мне глаза последние сорок минут. При виде нас она в первую очередь обратилась к Промскому:
- Зигмунд Альбертович…
- Анастасия Петровна…
- Вы как всегда прекрасны.
- А вы как всегда тактичны.
Конечно, я постарался вставить в этот диалог свое:
- Рад вас снова видеть.
Только вот на ответ никто не разорился. И естественно, мне стало обидно, что в этой эксцентричной сцене женское внимание обошло мою персону стороной. Однако я утешил себя тем, что надеялся на время, когда и на моей улице случится праздник. Точнее мне было достоверно известно, что такое обязательно должно произойти, как только я вернусь к себе домой этим вечером. Впрочем, судя по разговору между двумя агентами СОГ, они тоже собирались сегодня повеселиться.
- До встречи.
- До скорой встречи.
- До очень скорой встречи.
Распрощавшись со старшим научным аналитиком, мы прямиком отправились в раздевалку. А там к нашей величайшей радости наконец-то закончился период наплыва посетителей, и теперь не было никого, кроме шкафчиков и душевых кабинок.
- И, слава богу! – воодушевленно возвестил Промский.
Недолго думая, он сбросил  с себя основательно опротивевшую белую спецодежду и нырнул под блаженные струи горячей воды. И уже оттуда послышалось его грандиозное замечание:
- А это тебе ни какая-нибудь там дезинфекция.
Я же проявил себя более сдержанно в своих плотских позывах и потому разделся без лишней спешки, аккуратно сложил униформу в пакет и только тогда прошел в душевую кабинку и крутанул вентили до необходимого напора и температуры. Вода была и впрямь чем-то божественным по сравнению с аэрозолем из химикалий, и я даже на время отключился, придаваясь эйфории, порождаемой ее благословенным скольжением по моей коже. Но как всегда кто-то слишком неуместный нарушил всю изюминку момента.
- Давай закругляйся, - сказал Зиги, обтирая свой мокрый торс свежим полотенцем.
К его губам опять вернулась спутница сарказма, да и в остальном он выглядел намного бодрее, а это подтверждало, что исцеляющие свойства душа не были придуманы умственно отсталыми фантазерами. Но я напротив все еще ощущал себя немного разбитым. Казалось, что сегодня выдался чересчур длинный день. Слишком большое количество событий и происшествий затуманило мое сознание своей необычайной новизной, так что больше всего хотелось расслабиться и прилечь на мягкую и пушистую кровать, а потом забыться и больше не вспоминать про все это пугающее нормального человека бытие Западной территории. Однако вместо этого мне приходилось продолжать лицезреть ухмыляющуюся рожу Промского, который стоял передо мной почти полностью обнаженным.
- Да, да, живее, - говорил он, - У нас еще много дел.
При такой настойчивости с его стороны мне ничего не оставалось, кроме как покорно завернуть вентили, дождаться пока последняя струйка упадет мне на макушку, а потом шагнуть из кабинки. И хотя между мной и Промским было не больше двух шагом, он решил не прекращать свое бесноватое веселье и крикнул:
- Лови!
Конечно, сложно было не поймать полотенце при таких обстоятельствах. Точнее оно просто врезалось мне в лицо своей бархатистой мохнатостью, но я постарался принять шутку как должное и ответить:
- Хороший бросок.
- А то?! – подвел некий итог Зиги и отправился к своему шкафчику.
Я сделал все то же самое, только шкафчик у меня был другой. Конечно, пока я одевался в привычную для себя одежду, мне хотелось немного покоя, однако Промский переключился с дурацких шуточек на распевание куплетов на непонятном для меня языке. Певцом он оказался вполне сносным, и я даже удивился, как ему удается ловко выплевывать из себя самые сложные из нот, однако в остальном ценность его музыкального произведения заметно хромала.
- Что это за дрянь? – спросил я мимоходом между застегиванием третьей и пятой пуговицы на рубашке.
- Старинная народная песня северных племен.
«Да уж», - подумал я, - «Только этого мне и не хватало».
По звучанию это ископаемое произведение уж очень смахивало на ярую непристойность, так что я лишь порадовался, что так никогда и не узнаю сюжетного развития этого музыкального творения, да и вообще с каждой новой строфой мне все меньше и меньше хотелось иметь слух. Радовало одно, как только мы окончательно облачились, Промский все-таки закончил свою балладу и сказал:
- Готов?!
- Как обычно, - ответил я и захлопнул дверцу шкафчика.
- Тогда идем.
Через секунду мы уже были за пределами раздевалки. Правда, приходилось снова и снова ходить туда-сюда по извилистым коридорам, в которых любой мог заблудиться и пропасть, но это было однозначно лучше, чем просиживать штаны в белой комнате. Однако когда странствие по-настоящему затянулось, даже этот аргумент не устоял на своем пьедестале.
- А куда мы собственно идем? – спросил я, как только физическим укором моему неоправданному терпению стала назойливая головная боль.
- Не переживай. Это будет сюрприз.
- Вообще-то я не фанат.
- Но это тебе точно понравиться.
Противостоять силе таких уверений мне было сложно, к тому же не хотелось начинать проявлять свой гонор там, где я был всего лишь гостем. Только вот вскоре к одной проблеме присоединилась вторая, а потом и третья.
- Агент Промский!
- А это Шпендель из ЗПЗ…
И так постоянно и повсеместно, так что моей величайшей мечтой на тот момент стало бесследное исчезновение всех людей, с которыми Зиги мог бы обмениваться парой слов, рукопожатием, а тем более ценными указаниями. И все потому, что это отнимало достаточно много времени и никак не способствовало развитию стабильного позитивного настроя в моих мыслях и чувствах. Но едва я стал понурым и обмяк, почти не надеясь когда-либо закончить нескончаемое странствие, очередной коридор резко оборвался, и мы оказались прямо под бурым небом, сплошь и рядом состоящим из черных дыр.
- Где мы? – спросил я, устремляя взгляд то вверх, то по сторонам.
- У нас это зовется как «зал созерцания».
Впрочем, можно было и не отвечать. И без того сразу стало ясно, что мы оказались, как и обещалось ранее, в самом замечательном месте на свете. Его незримая аура просветляла мельчайшие фибры души ничуть не хуже, чем многогранный блеск флюоресценции освещал резные узоры каменных стен, что окружали этот священный уголок, а воздух пьянил остатки благоразумия душистостью бесчисленных благовоний и ароматом разноликих цветов. Странно, но в тот момент Зиги забыл про свою ставшую закономерной ухмылку и, как и я, с благоговением смотрел на несущийся сверху фиолетовый свет. Понятно, что зал на самом деле вовсе залом не являлся, а был огромным атриумом, вмещавшем в себя много чего помимо вырванного куска неба. Например, растения, которые имели здесь вполне жизненный хаотичный распорядок, так что при взгляде на желтолистые кустики, карликовые пихты с черными иглами и сиреневые подсолнухи складывалось впечатление, что сама природа разбрасывала когда-то пригоршни их семян. Другим чудом можно было назвать большущий пруд с фонтаном, который находился прямо под самой большой из черных дыр и отражал в себе всю глубину происходящего. Искрящиеся в блеске флюоресценции пятиметровые струи фонтана почти долетали до разверзающихся горловин аномалий, а потом стремительно падали вниз и разлетались на тысячу капель. Ну а поодаль от бурлящей воды время от времени проплывал скромный страж небесного отражения. То была маленькая, но гордая уточка. Увидев нас, она недовольно почесала клюв о перышки, а потом продолжила грести лапками. При этом уточка попала под такой угол освещения, что ее оперение стало расходиться волнами переливов синего цвета. И если в области киля и крыльев он был действительно синим, то ближе к хвосту становился бледно-голубым, а поднимаясь выше по шее преображался в иссиня-черный.
- Кварк! – раздался внезапно пронзительный крик птицы, причем совсем не похожий на то, что обычно издают утки.
Потом она сделала еще один рывок резвого пловца и исчезла за фонтаном.
- А она с характером, - заметил я.
- А ты думал, - ответил Зиги.
Впрочем, мыслей в моей голове было предостаточно. И немалую роль в этом сыграло как безграничное великолепие, к которому мне великодушно позволили прикоснуться своим тщедушным разумом, так и моя неисчерпаемая любознательность, которая в какой-то момент докопалась до вполне очевидной истины, но, тем не менее, заставила меня очень сильно удивиться и даже переполошиться.   
- Разве мы не на третьем этаже?
- Несомненно. Так и было задумано.
Промский ответил на вопрос так, словно не было ничего необычного в атриуме, приподнятом над землей. Скорее наоборот он считал, что именно так и должно было быть ради создания наиболее приемлемой рекреационной атмосферы.
- Ведь мы создавали «зал созерцания», а не какой-нибудь внутренний дворик с тремя пальмами в горшках, - продолжал объяснять Зиги, - И потому было решено приблизить вдохновенное место к объекту всеобщего вдохновение и вроде бы все получилось именно так как хотелось.
При всем своем яром неприятии ко всякого рода экспериментам в архитектуре и садоводстве мне все же пришлось согласиться, что в данном случае эдакая небольшая экстравагантность вполне допустима, а местами даже вносит приемлемую пикантность. Правда, для подтверждения этого вывода я еще разик бегло пробежался по всему тому, что наворотили чудотворцы-садовники, прикинул возможные альтернативы и только тогда сказал:
- Возможно, так действительно лучше.
- И ты еще сомневаешься?
Едва заметные нотки ранимости в голосе Промского превратили агента СОГ в весьма недовольного человека. Наверное, он ожидал чего-то более непрекословного и не желал терпеть дерзких посягательств на то, что казалось ему пределом высшего совершенства. И даже, несмотря на всякое отсутствие у меня желания кого-либо обидеть, я все равно внезапно превратился в очень плохого человека. То и дело звучало:
- Да как так можно?
И бесполезно было говорить:
- Не то чтобы…
Все мои попытки оправдаться без сомнений носили исключительно благие намерения, но воспринимались в штыки, и вовсе не потому, что Зиги стремился развязать конфликт. Просто Промскому казалось, что я не совсем правильно понимаю предназначение его сокровенного духовного оазиса и из-за этого никак не могу увидеть бесчисленных перспектив миросозерцания, которые открываются перед каждым, кто ступил на его чудесную лужайку. И, конечно же, я из кожи вон лез, пытаясь его разубедить словами:
- Да-да-да…
Но каждый раз ответ был одним и тем же:
- Нет-нет-нет…
Зиги как бы чувствовал, что я вовсе не настроен принять его метафизические верования, так что как я ни старался, моя неискренность и притворное прилежание никоим образом не приближали нас к взаимопониманию. И, в конце концов, это привело к тому, что он схватил меня за локоть и потащил за собой. Отбиваться в таких обстоятельствах было крайне неудобно и невежливо, так что я безвольно покорился чужим напористым желаниям и пошел за тем, кто шагал впереди.
- Сейчас ты все поймешь! – этими словами Зиги пытался хоть как-то оправдать свое грубое обращение с напарником, но в принципе меня это уже почти не волновало.
Другое дело, что мне очень хотелось, чтобы Промский наконец-то высказался обо всем потустороннем, чем собственно всегда и славилась Западная территория. Только мне не нравилось принимать как должное навязчивое мнение местного жителя. В такой ситуации я рассматривал свои мысли и впечатления в качестве наилучшего путеводителя по неизведанному. Однако Зиги твердо стоял на своем и предпочитал достоверность жизненного опыта непредсказуемости случайных решений. А может его просто пугала всяческая незапланированность, и потому он неустанно повторял:
- Вот увидишь! Вот увидишь!
И как вскоре оказалось, Промский не обманул. Через несколько шагов мы обогнули густые заросли карликовых пихт и очутились на очередной лужайке, только вот эта заметно отличалась от предыдущей. Вместо сплошной поросли малиновой травы здесь нам встретился тщательно подстриженный газон высотой примерно пятнадцать сантиметров. Удивительно, но он имел привычный для моих глаз зеленый цвет. Правда, на этом сюрпризы не закончились. Мне приходилось видеть фильмы про пришельцев и знаки на полях с кукурузой. Тогда это воспринималось как глупая и недалекая фантастика. Однако теперь я сам видел нечто подобное. Конечно, не подумайте, что мне явились пришельцы. После таких заявлений я вряд ли бы смог продолжать работу в ЗПЗ. А вот круги действительно были. Их размер не превышал двух метров в диаметре, а ярко очерченный оранжевый фасон четко выделялся на фоне зеленого газона. Впрочем, помимо кругов в наличие имелись и другие геометрические фигуры. И когда я распознал ромб, треугольник, квадрат и трапецию, а потом еще заметил, что некоторые из них образуют циклически замыкающиеся цепочки, то сразу же вспомнил про татуировки, которые мне приходилось видеть в раздевалке.
«Что-то тут не так», - заметил внутренний голос.
«Как и обещали», - ответил я своему мысленному оппоненту.
Ну а потом дошел черед и до Промского. Только вот вместо того, чтобы высказаться по теме, он предпочел поставить меня перед выбором:
- Какой из них тебе нравиться?
Я посмотрел на совокупность кругов, ромбов, треугольников, квадратов и трапеций и не почувствовал никакой заинтересованности. Пока что эти фигуры гораздо больше преуспели на поприще смехотворности, чем в незыблемом подтверждении чего-то сверхъестественного или хотя бы немного будоражащего сознание, которое привыкло к аллюзиям и по круче. Так что мой встречный вопрос был более чем необходим:
- А это имеет значение?
Но для Промского единственно возможным ответом было:
- Безусловно.
- Тогда-то как прикажешь…
И мне пришлось серьезно поднапрячься, чтобы сделать затребованный выбор. Я поискал глазами нечто подходящее именно мне, однако, сколько ни старался никаких близких сердцу ассоциаций не смог вызвать ни ромб, ни какие другие геометрические фигуры.  И такая крайняя безуспешность поисков нужного решения заставила меня вернуться взглядом к Промскому и попросить ответа у него:
- Может, ты выберешь, а то я что-то…?
- Нет.
Еще один отказ прозвучал резко и грубо, но скорее всего это было всего лишь обычным курьезом важного события, когда адреналин зашкаливает и порой не дает молчать там, где стоило бы придержать реплики. Тем более что спустя короткую паузу Зиги снизил нотку напряжения в своем голосе и сделал несколько важных пояснений:
- Это не мой каприз. И важно, чтобы каждый выбирал сам, иначе ритуал не совершиться.
Его слова звучали довольно убедительно, да и, услышав слово «ритуал», я решил, что лучше не спорить, а то все закончится тем, что меня изгонят как последнего безбожника.
- Треугольник, - сказал я, почти что ткнув пальцем в небо.
- Хороший выбор, - отметил Промский.
А тем временем в моей голове созрело очень нездоровое предчувствие:
«Что-то я сильно сомневаюсь», - подтвердил внутренний голос.
Однако когда Зиги предложил мне занять сидячую позицию в своем треугольнике, я не стал перечить и упирать. И в этом главную и решающую роль сыграла моя неуемная и назойливая любознательность, которая, несмотря на все предчувствия и сомнения, всегда толкала меня только вперед.
- Ты должен сесть так, как тебе удобно.
Это была еще одна назидательная рекомендация со стороны Промского. Сам же агент СОГ расположился рядом в квадрате. И посмотрев на него, я внезапно осознал всю идеальность происходящего. За спиной шуршали карликовые пихты своими длинными черными иглами, а далеко за их верхушками игрался водными брызгами фонтан. В противоположной стороне красовались миниатюрные постройки из бревен и деревянных брусьев. Что-то подобное обычно строят на детских игровых площадках, но в данном случае они представляли собой нечто декоративное и не предназначенное для чьих-либо игрищ. Правда как минимум четыре белки, что прыгали по крышам этих избушек, вряд ли догадывались о кем-то установленных правилах и потому бойко махали хвостами то там, тол сям. Ну а по бокам от лужайки с геометрическими знаками в разнобой чередовались желтолистые кустики и сиреневые подсолнухи. И иногда из-за их причудливых скоплений осторожно выглядывал то ли упитанный ежик, то ли дикобраз.
- Разве все это не прекрасно? – спросил меня Зиги.
Но вопрос не требовал ответа. Он видел, что мое восхищение растет по мере того, как я все больше приглядываюсь к разносортным деталям локальной идиллии, которая почти волшебным образом освещалась вспышками фиолетового света из червоточин. Но не успела мысль о прекрасном прочно засесть в моей голове, как свет погас, и червоточины закрылись, а все окружающее пространство странным образом преобразилось в свете флюоресценции. Вот именно тогда и началась самая настоящая магия.
- Что происходит?!
Нет, это было не проявление озабоченности, и даже не испуг. Нечто большее пробрало меня прямо до мозга костей. И поверьте, такой эмоциональный всплеск был стопроцентно обоснован. Ведь едва шедший с небес фиолетовый свет временно прекратился, на лужайке, где я до этого спокойно рассиживался в одном из треугольников, стали твориться весьма странные вещи. Сначала все фигуры сменили окраску оранжевого цвета на серебристую. И, конечно же, эту перемену можно было бы легко списать на эффекты холодного света, но не все остальное. Не прошло и доли секунды, как я почувствовал, что понемногу приподнимаюсь над землей. То же самое происходило и с Промским, который сидел по-турецки в своем квадрате. Правда и тут можно было бы убедить всех в куриной слепоте и огрехах вестибулярного аппарата, однако и газон и все остальные фигуры остались на прежнем уровне, то есть полуметром ниже. Впрочем, самое страшное произошло немного позднее, когда и газон и незанятые никем фигуры попросту исчезли в никуда, а на их месте осталась лишь пустота. Я попытался было увидеть хоть что-то за пределами треугольника, предварительно переборов некоторую дрожь и сунув нос за его край, но там меня ждала лишь наиглубочайшая пропасть, на дне которой неспешно плескалось что-то наподобие магмы земного ядра.
- Какого черта?! – воскликнул я и в еще большем страхе отстранился от края.
А вот Промский был абсолютно спокоен.
- Т-с-с...
Наверное, это означало, что для меня было бы гораздо благоразумнее заткнуться, пока все не стало гораздо хуже.
«Все ты со своим неверием и нездоровым интересом», - это был мой внутренний голос, который пораженный тем же страхом, что и я, пытался взбодриться, замучив меня бесчисленными упреками и причитаниями.
Прошло много времени или совсем чуть-чуть – не знаю. С той минуты, как мы с напарником зависли над бездонной пропастью на серебристых фрагментах тверди в виде треугольника и квадрата, счет времени остановился. Конечно, в пределах целой Вселенной оно продолжало соразмерно пересыпаться песчинками своих механизмов, однако наши чувства на тот момент были бессильны уловить его движение. Мы словно оказались нигде и никогда, и все что нам оставалось так это продолжать левитировать в пространстве и ждать свершения необычайного и невероятного, ради которого собственно и заварилась вся эта история с познанием скрытого и тайного.
- И как тебе? – спросил Зиги, когда просто сидеть на одном месте и страдать созерцательным молчанием стало слишком скучно.
«Действительно, как?» - это был хороший вопрос к самому себе.
Я посмотрел на Промского и увидел, что он совсем не боится. В своем квадрате Зиги чувствовал себя вполне комфортно, и по его насмешливым взглядам в мою сторону я мог с уверенностью сказать, что он несказанно рад выставить мое самомнение за положенные границы. Впрочем, мне вовсе не хотелось сдаваться и признавать поражение. И потому я усилием воли отодвинул в сторону панику и страх и постарался рассмотреть все то, что находилось вокруг, в лучах умиротворенного восприятия. Как оказалось, удивительные странности, которые еще совсем недавно неимоверно пугали все мое существо, на самом деле не содержали в себе никаких особенных свойств. Пропасть была лишь пропастью, а бурое небо в отсутствии изрыгающих космическое пламя воронок выглядело вполне обыденно и практически ничем не отличалось от привычного мне голубого в лишенные звезд осенние пасмурные ночи.
- И где же чудеса? – спросил я.
А вот этого делать не стоило. Возможно, последующее произошло в ответ на мои упреки, или же просто разнородные события совпали по времени и месту действия – не знаю, но оно заставило кардинально пересмотреть свои аргументы.
- Трах-бабах-шарах!!!
Такие непривычно громкие звуки, которые неожиданно прозвучали над моей головой, едва не разорвали мои барабанные перепонки. И сразу же ко мне вернулся страх. Сначала я рефлекторно посмотрел наверх в поисках гневного раздражителя, потом на Промского, потом опять наверх. Промский, как и прежде был спокоен, а вот наверху было далеко до спокойствия. Сначала я не смог ничего увидеть кроме прежней бурой окраски неба, но все равно было ясно, что что-то происходит. И предвестниками того, что пока что не стало видимым, являлись звуки, что доносились с небес. Там был и грохот, и треск, и нечто весьма похожее на дьявольское завывание. А потом все небо разом раскололось пополам, и огромная зигзагообразная трещина пересекла его от края до края. Однако все только начиналось, и вскоре трещина стала шириться, подгоняемая заметно усиливающимися завываниями. И хотя в первые мгновения своего появления трещина выглядела почти белой на фоне бурого неба, постепенно ее цвет стал меняться. Сначала она приобрела розовый оттенок, а когда ширина трещины захватила полнеба ее цвет переменился на отчетливо алый. А еще чуть погодя я почувствовал, как капля чего-то теплого приземлилась на тыльную сторону ладони моей правой руки.
«Какого…», - хотел было сказать я, но промолчал и доверился мыслям.
Мои глаза старательно пытались разубедить меня в догадках, которые так и напрашивались. Но вязкую красную жидкость нельзя было спутать с чем-то другим. К тому же очень быстро отпала всякая потребность в самоубеждении, когда из алой трещины в небе хлестнул проливной дождь из алой крови. И мне оставалось лишь смотреть, как кровавые ручейки стекают от запястья к локтю. Я не видел, но чувствовал, как они стекают с волос прямиком за шиворот, ощущал, что уже вся одежда до последней ниточки пропиталась тем, что упало с небес. А что хуже всего, я не знал пугаться или нет, потому что Промский как и прежде был абсолютно спокоен. И в противовес моим попыткам в очередной раз предаться панике он подставил открытые ладони под кровавый дождь и превратил их в чашу для сбора влаги.
- Трах-бабах-шарах!!!
Пока мое внимание было приковано к тому, как Зиги проводит свой досуг на левитируюшем квадрате, наверху снова возобновился переполох. И взглянув в небо, я увидел, что трещина почти полностью заполонила собой его пространство, оставив лишь узкие изъеденные края бурому цвету. И пока я думал:
«Как же это так?!» - в просвете трещины появились черные точки.
На фоне непрекращающегося кровавого ливня они были почти незаметны, но как только движущиеся объекты стали увеличиваться в размере, стало сложно отрицать их существование и грядущее приближение.
- А это еще что такое?! – воскликнул я, обращаясь к Зиги, но он проявил себя немым и безразличным ко всему прочему, кроме сбора кровавых осадков в самодельный чан.
- У-у-у-ву!!! – послышалось издалека.
«Что за черт?» - спросил внутренний голос.
И тогда я понял, кто был автором раздававшихся и ранее завываний. Правда, никакой радости мне не принесло подобное прозрение. А все потому, что как только с неба спустились злобно рычащие твари и стали яростно размахивать большими и уродливыми кожистыми крыльями, я тотчас позабыл про все свои интеллектуальные амбиции и еще сильнее вжался в данный мне серебристый треугольник. Вот так отчаянно и выглядела моя попытка избежать любого контакта с этими непонятными зверюгами, которые, судя по их отнюдь не дружелюбному виду, были не прочь попробовать меня на вкус. И видя, как из пасти каждого из этих существ течет обильная зеленая слюна, я понимал, что это мои окорока пробуждают в них зверский аппетит. Но при всем при этом Промский имел совершенно противоположные соображения на этот счет.
- Не бойся, - сказал он.
А я, если честно, уже и не знал чего бояться. Со всевозможных сторон творилась сплошная чертовщина. С разбитого на части неба все еще не продолжал лить кровавый ливень, вокруг налетело столько чертовых чудищ, что их стало больше чем галок на посевах, а сам я висел над проростью на каком-то непонятном половике. Расскажи мне раньше кто-нибудь про такое, я б ничуть не поверил. Только вот острые клыки тварей, что сладострастно нарезали круги вокруг меня, и их черная чешуя с багряным отливом не просили моей веры в реальность своего присутствия рядом со мной и не требовали никакого общественного признания. Им нужно было только одно – утолить неистовое желание, что горело в их огненно-рыжих глазах, а оно требовало исключительно новой крови, новой плоти и новых страданий, так что созданная ими атмосфера ужаса готова была надломить любого. Однако в числе поверженных почему-то не оказалось Промского.
- Примите мою покорность и служение! – говорил он, протягивая одной из тварей ладони через край наполненные кровью.
Удивительно, но тварь почему-то прислушалась к его призывам и остановилась, правда при этом она стала всячески противоречить всем основополагающим законам физики, потому что, прекратив махать крыльями, эта уродливая туша встала на задние лапы, ни на что не опираясь. Такой трюк смог переплюнуть даже фигурные половики с серебреной покраской. Но это небольшое несоответствие моих представлений о жизни и действительности интересовало только меня. А чешуйчатое существо с кусками плоти меж огромных окровавленных зубов считало, что может пережить свои противоречия с Ньютоном. И чтобы подтвердить этот догмат, оно макнуло серповидный коготь одного из своих пальцев в предложенную Промским чашу крови и грозно прорычало:
- Хастор май!!! – а потом неторопливым движением лапы начертала кровью на лбу дарующего крест.
- Спасибо, - с вечным благоговением прошептал Зиги.
- Хастор май!!! – еще раз прорычало чудище, но с гораздо большим рокотом, так что весь мир в итоге померк и задрожал как старая стеклянная люстра.
И чтобы спастись от этого сумасшедшего рокота, я закрыл руками уши и зажмурился, а когда  вновь поднял веки, то увидел, что все безумие исчезло. Вокруг опять ютились заросли пихт и деревянные постройки, на крыше одной из которых все еще сидела белка и смотрела прямо на меня, словно пытаясь сказать:
- Эй ты, чудила! Чем там занят?
А я, как и прежде, сидел в оранжевом треугольники посреди зеленого газона, рядом в таком же квадрате сидел Промский, и не было ни чудовищных монстров, ни крови, ни креста на лбу моего напарника. И становилось непонятно, случилось ли все увиденное мной взаправду или всего лишь померещилось.
- Что это было? – спросил я.
А Зиги как всегда самодовольно ухмыльнулся и ответил:
- Те самые чудеса, в которые ты не верил.
Я снова посмотрел на лужайку и на таинственные знаки в виде геометрических фигур и подумал о том, что произошло:
«Откуда же оно взялось и куда исчезло?»
Но сам я не имел тех знаний, которые могли бы позволить мне отыскать нужные ответы. Вот и пришлось в очередной раз спрашивать Промского:
- И как такое возможно?
Только вот, несмотря на то, что Зиги активно пользовался существованием чудес, он и понятия не имел об их скрытой природе.
- Да я и сам не знаю, - сказал он.
Однако и я не отступал в своем дознании:
- Ведь кто-то же создал эту лужайку и заставил ее преображаться в момент, когда гаснет фиолетовый свет и в небе закрываются черные дыры?
В ответ Промский лишь скучающе пожал плечами, поднялся на ноги и бросил мне короткое:
- Смирись, - а потом вышел из оранжевого квадрата и направился обратной дорогой огибать заросли карликовых пихт.
Все это означало, что он больше не намерен обсуждать лужайку странных метаморфоз, наличие волшебства и все прочее, что никоим образом не относиться к расследованию, в котором наш творческий дуэт пока что не продвинулся ни на йоту.
- Пойдем к фонтану. Там есть столик, - сказал он, едва пихты остались позади.
«Да и ладно», - подумал я, - «Других дел по горло».
За весь путь к пруду и фонтану мы не проронили ни слово. И все из-за того, что между нами возникло некоторое напряжение по вине все той же никчемной истории о волшебных свойствах «зала созерцания». После всех этих перипетий уже и не хотелось никаких чудес, а страстно желалось вернуться к обыденным реалиям жизни. И первым шагом к реализации данного стремления мог стать серьезно припозднившийся обед.
- Было бы неплохо покушать.
Я так и не понял к кому в данном контексте обращался Промский. Ко мне или к своему коммуникатору? Скорее всего, к последнему, потому что едва мы уселись в раскидистые кресла из белого пластика, к нам подошла девушка и поинтересовалась:
- Чего пожелаете?
Выглядела она не совсем обычно. Но не стану спорить и соглашусь, что возможно свою злосчастную роль в интриге этого момента сыграли мои неуместные придирки, но все они были обусловлены тем, что я привык видеть официанток несколько в другом одеянии.  Например, как раз подошел бы фартучек и блокнот с шариковой ручкой. А в данном случае девушка зачем-то напялила на себя школьную форму в красную и черную клеточку, которая гораздо больше подходила четырнадцатилетней девочке. Но что хуже всего, так это то, что все это обмундирование делало ее неотличимой от некоторых дамочек из фильмов для взрослых. Однако Промского это скользкое обстоятельство нисколечко не заботило.
- «Крауч-энд» с жареным картофелем, салат из цветной капусты и стакан молока, - сказал Зиги без единой колкости в адрес пошлых аксессуаров.
- А что вам принести?
Теперь девушка обращалась ко мне. И это было что-то с чем-то. Мало того, что я и так с трудом отрывался от ее «глаз», так мне еще и требовалось говорить, а это было крайне затруднительно, учитывая что мои познания в местной кухне были никакими.
- То же самое, - в конце концов выбрал я, правда почти сразу же спохватился и понял, что вовсе не являюсь поклонником молочных продуктов, а еще случайно вспомнил агента Пришвина, обещавшего принести кофе, но так и пропавшего без малой весточки, и решил произвести срочную замену:
- Только если можно вместо молока принесите кофе.
- Я бы порекомендовал выбрать чай «Джухуап».
Пока мое неуклонное внимание было сосредоточено на официантке, Промский преспокойно читал заранее принесенную девушкой газету, но мой окончательный выбор напитка не оставил его равнодушным и безучастным наблюдателем, так что он позволил себе сделать несколько вдохновенных замечаний:
- Чай «Джухуап» гораздо больше подходит для отдыха и релаксации. А кофе – это для тех, кто хочет загнать себя в угол.
Я был просто в не себя от счастья, что Зиги все-таки нарушил свой обед непримиримого молчания по отношению ко мне и потому восторженно принял его рекомендации:
- Да, да… и этот самый джамхапуп…
- Сейчас все будет, - сказала девушка и удалилась.
Конечно, я сильно опасался, что Промский захочет вернуться к чертовой газетенке, но он и тут меня удивил и, вовсе откинув ее в сторону, сказал:
- Так как тебе у нас?
- Неплохо.
Но это была фраза вежливости любого здравомыслящего человека, так что неудивительно, что тут же прозвучал новый вопрос:
- А если поподробнее?
- Непривычно.
Именно это приходило на ум вторым, но было вполне искренним и самодостаточным,  в связи с чем не требовало дальнейших принудительных разъяснений. Однако Зиги не собирался завязывать с разговорами, а просто поменял тактику и позволил мне развивать диалог в нужном для себя русле:
- Может, ты хочешь о чем-то спросить?
Мне не понадобилось долгих минут размышлений для того, чтобы быстренько осмотреть закрома своих неудовлетворенных интересов.
- А что это еще за психоадаптинг?
Брови агента СОГ слегка приподнялись в едва заметном приступе удивления. Казалось, он ожидал чего иного, возможно даже связанного с его проникновенным лобызанием перед чудовищными монстрами из потусторонней реальности. Но я сумел интуитивно догадаться, что лучше не стоит интересоваться тем, что так старательно избегает дневного света. Возможно позже, в других обстоятельствах, но точно не сейчас.
- Или я что-то не так понял? – отсутствие ответа заставило меня сделать шаг назад.
Но в принципе этого и не требовалось. Скорее всего, Промский просто собирался с мыслями, тем более что через мгновение он был полностью готов отвечать.
- Так называется наш инновационный метод допроса.
- Инновационный?!
- Так точно.
- Странно…
Саркастичная риторика появилась в моем голосе неспроста. На то имелись вполне очевидные и объективные причины, согласно которым нам еще предстояло встретиться с кренделем в чумазой и изодранной одежде, который, кстати, так и не проронил ни слова за весь достаточно длительный сеанс этого самого психоадаптинга.
- Как-то он не особо эффективен…
Но мои негативные отзывы не помогли убедить Промского в том, что его инновационный метод форменная шляпа, хотя я очень старался, и даже не забыл еще раз вспомнить про любимые плоскогубцы:
- Они бы точно помогли…
И не шутил. За почти десятилетний срок службы в ЗПЗ им приходилось не раз спасать человеческие жизни. Иногда хватало одного угрожающего извлечения из кармана брюк, но чаще все-таки приходилось немного поковыряться и заставить кое-кого пожалеть о том, что отличная сговорчивость не значилась в резюме подозреваемого.
- А мы работам иначе, - утверждал Зиги, - И у нас все получается.
- Да только не видно результатов.
Доводы, которыми я сыпал в сторону своего напарника, несли в себе лишь стремление задеть самолюбие оппонента. И мне казалось, что в случае с Промским провернуть такое будет намного сложнее, но на самом деле оказалось, что агенты СОГ такие же люди, как и все остальные, и подвержены все тем же слабостям и порокам, так что едва я сунулся в этот омут с головой, раздались всяческие заунывные оправдания:
- Это нехарактерный случай… не подошли условия…
- Обычно так и говорят, - отвечал я.
Но потом мне довелось хорошенько пораскинуть мозгами и суметь вовремя сообразить, что если я так и дальше буду продолжать оспаривать все фундаментальные принципы, на которых основано социальное благоустройство Западной территории, то все закончиться весьма печально и очень нехорошо.
«Разве не из-за этой твоей упертости возник предыдущий спор? И разве не из-за него тебе теперь придется мучиться кошмарами о гадких кровожадных монстрах? И разве нельзя было этого избежать?» - вот так в мою пустую голову залезла целая свора придирчивых, но крайне актуальных вопросов и стала донимать меня как никогда раньше.
И думаю, только добросовестная попытка разобраться со всеми ними помогла мне избежать очередного конфликта с Промским. Более того он стал даже как-то теплее ко мне относиться, когда я поинтересовался:
- Так что пошло не так?
Конечно, он не сразу поверил, что такой идиот как я нежданно-негаданно решил детально углубиться в научные тонкости его доморощенных инноваций и потому не забыл спросить:
- А ты хочешь знать?
- Всегда мечтал.
Не спорю, его обомлевшая мимика секунды три приятно грела мне душу, однако я постарался не допустить дальнейших безрассудств своего раззадоренного цинизма и вместо чего-то такого же едкого сказал:
- Так в чем там смысл?
- Много лет назад…
Странно, но именно так начинаются все довольно тупые и заурядные истории. А я терпеть не мог чего-то в этом духе. Сразу же хотелось уснуть или сбежать, но я, будучи ответственным агентом, не мог примерять на себя ни один из вышеназванных вариантов. И это означало, что еще одна тупая и заурядная история останется в моей голове.
- Так вот, - продолжил Зиги, - и завертелось это начинание. Было решено, что больше не следует применять насилие к подозреваемым, однако потребность в сборе данных для расследования осталась. И тогда со своим предложением выступил профессор Карл Брюгер. Согласно его опытам, проведенным на мышах…
Закончить предложение Промскому помешала вернувшаяся официантка. Безусловно, она не являлась какой-нибудь там VIP-персоной,  и при ее появлении не нужно было трепетно прекращать всяческие разговоры. Однако Промскому все же пришлось остановиться, причем не столько из вежливости, сколько из веских опасений, так как хрупкая женщина каким-то образом умудрилась нести в своих руках семь тарелок, стакан с молоком и чашку с заварным чайником. Наверное, девушке было исключительно лениво ходить туда-сюда по двадцать раз, или же она просто по зарез нуждалась в контрольной тренировке по акробатике. В любом случае Зиги сразу же ринулся ей в помощь.
- Не надо, - раздался женский отказ, - У меня все под контролем.
«А она еще и ерепениться», - подумал я, - «Какая глупость с ее стороны».
Но судя по выпавшему в осадок Промскому, который моментально растерял все свое героическое благородство и стал похожим на соленый помидор, такое непрезентабельное поведение не имело карательных последствий.
«Да уж», - подытожил мой внутренний голос, пока я наблюдал за тем, как Зиги, получив решительную отставку, возвращается обратно в кресло.
Ну а пока все это происходило, официантка не теряла времени зря и успела расставить доставленные блюда по предназначенным местам. И в принципе жаловаться было не на что, тем более что нам в нагрузку еще вежливо пожелали:
- Приятного аппетита.
- Спасибо.
- Спасибо.
Вооружившись такими достойными ответами, мы решили, что больше не стоит тратить себя на любезности в отношении официантки, которая все равно их не оценит, да к тому же является несомненным лидером в борьбе за первенство среди невежд, неспособных оценить мужскую галантность, и занялись тем, что действительно нуждалось в нашем участии.
- А что это такое? – спросил я, когда мне надоело рассматривать кусок мяса, завернутый в пестрый лист чего-то растительного.
- «Крауч-энд». Ты же сам заказал, - ответил Зиги.
Для большей храбрости я еще раз потыкал вилкой в кулинарное нечто, но все же не сумел себя переубедить в уже сложившемся мнении и снова обратился к Промскому:
- А ты уверен?
- Естественно.
Слова агента СОГ подтверждались торчавшим из его рта и частично пережеванным «крауч-эндом», и, беря во внимание, с каким упоением Промский наслаждался этим лакомством, было ясно, что оно совершенно определенно является съедобным. И все же мои опасения продолжали противостоять голосу разума.
- А что там внутри?
Пришлось чуть-чуть подождать, пока Промский прекратит жевание и проглотит доеденный кусок, однако сказанное после не принесло мне должного утешения.
- Лучше тебе не знать, - честно ответил Зиги.
И тогда я серьезно задумался над своим выбором.
«Не буду рисковать», - такова была моя последняя резолюция по поводу обеденных изысков, но чтобы совсем не оставаться голодным, я все-таки запихал в себя более привычный моему желудку картофель, а также салат из цветной капусты.
Чай тоже, как и было обещано, получился очень вкусным и тонизирующим. И сделав пятый или шестой глоток, я и впрямь немного расслабился,  и более того мне внезапно захотелось узнать  окончание истории.
- Так что там с мышами…
- Мышами? – переспросил Промский, не на шутку увлеченный едой.
- Ты рассказывал про ученого и психоадаптинг…
Моим попыткам освежить память Промского весьма настойчиво мешали остатки «крауч-энда» на тарелки, но как только с ними было покончено, Зиги отхлебнул молока из стакана, задумчиво посмотрел на черные дыры в небе и неуверенно пробормотал:
- Ах да…. Кажется, припоминаю…
Правда, потом он снова замолчал и, лишь методично допив молоко, откинулся в кресле и по-настоящему взялся за повествование:
- Значит так…. В один прекрасный летний день профессор Брюгер выступил на ежегодном научном симпозиуме с докладом про свои опыты с мышами. И как обычно это бывает, никто так и не понял сути и смысла. И возможно при определенном стечении обстоятельств вся эта научная туфта была бы благополучно забыта и затеряна в архивах. Однако случилось странное, и краткие тезисы опытов неожиданно попали на стол к тогдашнему руководству СОГ, после чего не прошло и часа как я был вызван на ковер.
«А что вы можете сказать по этому поводу?» - спрашивали меня.
«Ничего», - отвечал я.
«А что вы знаете о импатии?»
«Еще меньше».
На этом вот и закончилась моя беседа с руководством, только не закончился весь прочий сыр-бор. Вскоре привезли этого самого профессора и стали донимать, мол, то да се. И в итоге выяснилось, что Брюгер был любителем весьма пугающих экспериментов, так что при ознакомлении с ними становилось ясно, почему многие старались о них забыть или вовсе не знать. В одних из них он силой мысли пытался заставить кошек есть речной песок, воображая его как консервированное филе тунца, в других воспаленная фантазия ученого требовала от домашней птицы запрограммированного сброса оперенья. Насколько я помню, там нужно было включить определенную музыкальную мелодию. Но наше руководство больше интересовали мыши. И в этих опытах Брюгер использовал не лабораторных, а самых настоящих домашних мышей. Поймав такую, он давал ей кусочек сыра и ждал, пока мышь сбежит и спрячет сыр в своем убежище. Потом появлялась группа добровольцев, которые ловили мышь, начинали ее тискать, слушали ее писк, и все это должно было как-то помочь им узнать, где спрятан сыр. В общем полный трындец, но начальству понравилось. Конечно не история с мышами, а сама идея, и они довольно серьезно задумались над тем, чтобы использовать похожую методику на людях. Безусловно, понадобилось время на подготовку и принципиальную перегруппировку исходных азов под новые условия, но, тем не менее, ровно через год я вновь оказался на ковре.
«У нас есть гениальная идея», - было сказано мне, - «Раз мы не можем применять насилие как средство дознание, то можно попробовать нечто дистанционное и не требующие физического контакта с подозреваемым. И чтобы избежать возможных опасных ошибок на пути к достижению желаемого результата, мы привлекли к этому проекту профессора Брюгера, который предложил идею импатической детерминации».
В тот день не самый популярный экспериментатор сидел прямо там, на одном из стульев рядом с руководством СОГ, и терпеливо ждал своего звездного часа. Он долго смотрел на меня, изучал, пока все остальные рассказывали, как важно помочь Брюгеру в обустройстве лаборатории, а дальше все сложилось само по себе и вылилось в то, что у нас принято называть организацией психоадаптинга…
Из всей этой совсем непозитивной баллады, которую мне только что поведал Промский, я извлек только один, но очень важный урок – не только в шкафах ЗПЗ припрятаны скелеты. Судя по всему их предостаточно и в заботливых застенках СОГ. Но краткий экскурс в исторические хроники так и не приблизил меня к пониманию того, что должно было произойти в белой комнате, но так и не произошло.
- Так в чем фишка? – спросил я, требуя от Зиги чего-то более существенного.
И если говорить начистоту, то не последнюю роль в моем давлении на Промского играла послеобеденная слабость, что медленно растекалась по моему телу, и которая настойчиво порождала неустанный интерес к тому, что раньше приравнивалось к самой настоящей ерунде. Я мог бы назвать это первобытной потребностью в развлечении, но такой подход выставил бы меня в дурном и неприглядном свете, и потому придется рисовать более тонкой кистью и заявлять, что случился внезапный взрыв работоспособности мозга после того как тот получил ударную порцию глюкозы.
Впрочем, некоторые возбуждающие зрелища все-таки имели право на жизнь. Виной тому стала официантка, которая вернулась забрать использованные столовые приборы.
- Что-нибудь еще? – спросила она.
- Нет, спасибо, - ответил я.
А вот Зиги ответить не мог. Он был слишком увлечен ее расстегнутой рубашкой.
- Наверное, вам жарко? – поинтересовался я.
- Очень, - ответила девушка.
И, слава богу, что Зиги не стал расхолаживаться и постарался отвлечься от голого живота официантки своими псевдонаучными байками.
- Все просто, - продолжил он, - Метод целиком основан на импатии.
Возможно, ему и впрямь хотелось быть понятным. Но я блуждал в его словах как в самой темной и дремучей чаще.
- И что это должно значит? – таков был результат этих безуспешных странствий.
Промский тяжело вздохнул. Складывалось впечатление, что ему было невмоготу распинаться на тему психоадаптинга. И пусть Зиги знал вдоль и поперек, как и что работает в этой схеме, он с величайшим трудом объяснялся словами.
- Идея такова, что если подозреваемый молчит или дает заведомо ложную информацию, то можно воспользоваться импатическим восприятием и выяснить то, что нужно. Прямо как в случае с мышами, только немного сложнее…
- То есть вы пытаетесь уловить чувственные отпечатки мыслей и желаний…
На мгновение Промский задумался над моей версией, но тотчас согласился и утвердительно закивал головой:
- Да-да-да.
Правда, полученные ответы привели к еще большему количеству вопросов:
- И как вам это удается?
- В смысле?
Что ж, не в первый и не в последний раз мне приходилось видеть, как человек пытается о чем-то умолчать и для этого старательно прикидывается дурачком, но я не собирался сдаваться и продолжил наступление за установленную линию секретности.
- Ну, насколько я знаю, импаты – это штучный товар, и можешь не утруждаться, убеждая меня, что ими являются все сотрудники СОГ.
Несомненно, я приготовился к новой волне упорства и несговорчивости, однако Зиги сделал неожиданный ход и, закатав рукав на правой руке, показал мне то, что немногим ранее так старательно утаивал.
- Ты доволен? – спросил он.
Мне же оставалось только смотреть на следы от уколов на месте локтевого сгиба и думать:
«Вот черт! Такого я точно не ожидал».
Затем последовали три долгих минуты тишины. Но даже по истечении этого времени я не решился заговорить. Вместо меня это сделал Промский, которому было, что сказать и было, в чем объясниться:
- Именно так я и стал участником эксперимента.
- И это стоило того?
- Несомненно.
Я все еще не мог поверить в реальность неожиданно свалившейся мне на голову сенсации. Конечно, если бы в тот момент о ней узнал Лобанов, то вмиг устроил бы пир горой. Ведь это уже был не просто скелет в шкафу, а целый скелетище. Такое запросто могло похоронить как СОГ, так и всю добропорядочную репутацию Западной территории. И Промский прекрасно понимал возможные последствия своего признания, так что не забыл предупредить меня:
- Это только между нами.
- Не вопрос, - заверил я.
Но Зиги должен был обязательно перестраховаться и сказать:
- Не хотелось бы, чтобы у нас возникли неприятности.
«У нас», - мысленно отметил я.
И это означало, что если у меня нет горячего желания растерять его доверие, мне лучше держать свой язык за зубами и быть немногословным в официальных отчетах.
- А как это работает? – спросил я, чтобы покончить с угрозами.
- Всем сотрудникам, которые практикуют психоадаптинг, два раза в сутки делают инъекции и это позволяет нам быть инициированными импатами.
- Но зачем?
Промский задумался. Конечно, самый очевидный ответ стоял первым в списке. И в этом ответе говорилось, что такова была выбранная Промским работа, и раз он исполнял возложенные на него обязательства, ему приходилось принимать все условности рабочего процесса и все его темные стороны. Однако Зиги нравилось строить в своем воображении нечто более глобальное, чем то, что существовало в действительности:
- Мы узнаем чужие тайны, – такая версия звучала намного ярче.
- Да ну, - говорил я, - И что же это за тайны?
- Большие.
- Например?
- Твои.
Небольшая словесная перепалка привела к тому, что теперь мне пришлось спешно заниматься своими давным-давно отстроенными воздушными замками для того, чтобы  постараться уберечь их фундамент от разрушительного урагана чужеродного вторжения.
- Чушь. У меня нет тайн.
- У каждого есть тайны, - утверждал мой оппонент.
И на фоне этого аргумента я выглядел весьма неубедительно со своим:
- Но не у меня.
- Ты заблуждаешься или заставляешь себя надеяться на лучшее. Кстати ничто из этого не является допустимым в нашей трудовой деятельности, так что мне остается лишь надеяться на твое служебное соответствие.
Казалось, что вторжение чужого разума в мои потайные закрома уже слишком поздно останавливать. А ведь если Промский не врал про свои способности узнавать самое сокровенное, самое неприкосновенное, то мне стоило начать бояться. И чтобы хоть как-то защититься от непрекращающихся нападок, я выбрал простое и эффективное отрицание. Пускай оно не могло дать достойного отпора загадочной импатии, но имело средства для малой защиты на подступах.
- Чушь.
- Легко могу доказать противоположное.
- Так докажи.
- Не думаю, что это хорошая идея.
- Раз начал, то говори.
- Мне нужно провести полный сеанс, чтобы сказать что-то конкретное.
- Так проводи.
Несомненно, так я наговорил много глупостей, не подумав и находясь под воздействием творческого порыва, которым я тщетно пытался залатать дыры в тряпье, что когда-то давно старательно закутало и упрятало горькую правду. Было бы предпочтительнее промолчать, но как только они прозвучали, стало слишком поздно.
- Как дела?
- Не понял?!
И в данном случае я был искренен и честен. Резкая перемена интонации  и тематики разговора поставила меня в тупик, да к тому же непоколебимый в придирчивости взгляд Промского не позволил мне сориентироваться в резко поменявшемся диалоге.
- Ты должен ответить.
- То есть?
- Ты хотел пройти сеанс, и вот он начался. Так ты готов ответить?
Вопрос был странным и с неясной подковыркой, но я сам был виноват в том, что до такого дошло. Сначала всякого рода любознательность, а потом излишне назойливое и неумелое стремление укрыть во тьме разума секреты прошлого, к которым в последнее время все так неугомонно проявляли интерес слишком многие. Я сразу же вспомнил про труп Гружевича, который мне еще предстояло отыскать. А с этим дела обстояли совсем неважно, учитывая, что никто понятия не имел где искать. Конечно, в моей голове затесалась не одна  грандиозная идея по этому поводу, но было разумнее заняться этим немного позднее, когда Зиги не будет наседать на меня с вопросом:
- Так что?
- Неплохо, - ответил я, а сам думал, - Только бы ты отвязался.
Но Промский, судя по всему, был не зря обколот экспериментальными препаратами и потому неторопливо что-то выискивал и вынюхивал всеми своими фибрами души.
- Ты не сказал «хорошо» или «отлично», ты предпочел отрицать понятие «плохого».
- Это ничего не значит, - отвечал я.
«И ты меня достал, дружище», - добавлял внутренний голос.
Но и Зиги в свою очередь не сдавался и устраивал все новые и новые хлесткие атаки на мою растревоженную ауру.
- Как сказать, - говорил он, назначив мне неслучайную встречу со своей циничной и едкой ухмылкой, - Как сказать…
Впрочем, я тоже не был простофилей в психиатрии и прекрасно понимал, чем для него являются эти садистские фразы и измывательства, так что тоже добавил сарказма:
- А никак не сказать.
Только вот баталия все равно неустанно продолжалась.
- Мои чувства не могут меня обманывать.
- Чушь.
- Тогда может, пора прекратить??
- Нет.
По силе непримиримого противоборства эта перепалка ничуть не уступала предыдущей, но  все же почему-то закончилось крайне непродуктивным вопросом:
- Как давно ты виделся с родителями?
То ли мне просто повезло, то ли Промский ошибся и заострил свое внимание не на самом главном. И это привело к тому, что серьезная опасность разоблачения миновала, а я смог жить намного спокойнее.
- Что?
- Ты понял вопрос.
Конечно же, я все понял, но это не означало, что мне неинтересно понаблюдать за тем как Промский загоняет себя в собственную ловушку. Если он позволял себе надменность и предосудительность в отношении меня, почему я не мог отплатить ему той же монетой?
- Думаю, ты излишне зациклен на проблеме отцов и детей.
- Возможно. Однако сейчас речь идет не обо мне. Ты будешь отвечать?
- Буду.
- Так что?
- Не видел их много лет.
И собственно я нисколько об этом не жалел. Мои предки были не самыми популярными личностями в моем личном топе «шести миллиардов» и, несомненно, занимали в нем первые места прямо с конца.  Такое положение дел меня вполне устраивало, и даже если бы мне щедро приплатили, я бы ни за что не поставил их выше удостоенного ранее места. Не то чтобы у меня были какие-то претензии к ним, просто так мне было намного лучше, комфортнее и спокойнее. При таком раскладе никто не называл мою персону величайшим разочарованием в мире, и в связи с этим, мне совсем не нужно было чувствовать себя виноватым, огорченным или разбитым.
- Видишь, я был прав.
«Ну, ты прям гений народной мысли», - раздраженно заявил мой внутренний голос.
Мне же приходилось соблюдать нормы уставной вежливости и приличий, а также изобретать все новые формы полемики против псевдонаучных методик СОГ.
- Просто догадка.
- А то, что ты пытался в детстве убежать из дома?
Да, это было уже ближе к телу. Такое нельзя было выдумать или спрогнозировать на кофейной гуще, а значит, чудодейственная сыворотка Брюгера все-таки работала, хоть и завела Промского несколько не в те дебри.
- А кто не хотел? – возмутился я.
- Многие.
Не буду спорить, мне не приходилось иметь дело с подобной статистикой, но я никогда не считал, что есть что-то зазорное в том, чтобы мечтать о чем-то лучшем, о чем-то более достойном тебя и твоей индивидуальности, так пугливо и небрежно скрываемой от чужих завистливых глаз и мнений.
- Наверное, они просто не рождались неисправимыми романтиками и не читали залпом книги Марка Твена, а также не пытались воплотить их в нечто большее.
- Странное желание, - поставил свой веский диагноз Зиги.
- Ничуть, - ответил я.
Но к счастью нам удалось избежать очередной серии полемики и споров.
- Однако вы не сбежали, - констатировал Промский, - Что произошло?
- Так получилось. Был неподходящий момент.
С рождением ответа на меня нахлынули обрывки болезненных воспоминаний. Лица, предметы, запахи…. Я вспомнил, как собирался сбежать вместе с другом, что жил по соседству, как мы планировали разбить летний лагерь на берегу реки, что со всех сторон был окружен лесом. Я вспомнил, как собирался забрать с собой свою любимую сковородку и даже смазал скрипучую дверцу духовки сливочным маслом, чтобы рано утром в день побега случайно не разбудить тех, кто мог бы мне помешать…. А потом я вспомнил, как все резко  и чудовищно поменялось.
- Прошло немного времени, и я решил, что все это было ошибкой.
- И что же натолкнуло вас на такую мысль?
- Некоторые события. Я понял, что есть вещи и похуже чем фиговые родители.
- Кто-то из ваших знакомых попал в неприятности?
- Так точно. В лесу, отдельно от деревни, находилось частное фермерское хозяйство. И там смогло произойти все самое ужасное, что способен сотворить человек с ребенком.
Я был крайне удивлен тем, что вся эта глупая болтовня Промского смогла поднять со дна моего прошлого давно заброшенный и забытый ил моих воспоминаний. Ощущения после этого были не самыми приятными, хотя самое важное и тяжелое так и осталось покоиться на очень глубоком дне.
- Это не такая уж и большая тайна, - резюмировал я все псевдонаучные успехи Промского.
- Как знать, - многозначительно ответил Зиги, - Как знать…
Видимо это было последним словом, которое Промский хотел оставить за собой, но и я не собирался терпеть поражение и потому в отместку заявил:
- А с кренделем в белой комнате у тебя ничего не вышло. Что скажешь?
Последовала пауза, которая сигнализировала, что при всей своей пафосной риторике о том как великолепен психоадаптинг, Промский так и не оправился от поражения в лице неизвестного подозреваемого. И он не смог сказать ничего внятного, кроме как:
- Ты видел его? Да он словно окаменевшая жертва медузы Горгоны. Без эмоций и чувств психоадаптинг совершенно бесполезен, так что будем надеяться и верить, что во второй раз нам повезет гораздо больше.
Продолжения споров не произошло. Вместо него все вокруг внезапно замигало неистовой светомузыкой и завопило перепуганным голосом:
- Тревога! Тревога! Тревога!
- А это еще что за чудо техники? – спросил я, оглядываясь по сторонам.
Но Зиги был спокоен и непоколебим.
- Сработали датчики преступного умысла, - сказал он и встал с кресла.
Такого мне точно не приходилось слышать ни разу в жизни, даже признаюсь, что сначала подумал о каком-то не очень удачном розыгрыше. Однако Промский выглядел вполне серьезным, да и безумный голос не прекращал вопить:
- Тревога! Тревога! Тревога!
- Нам нужно идти! – сказал Зиги и направился в сторону пруда, где снова объявилась синенькая уточка.
Учитывая, что до этого капризной птицы не было видно, я сделал вывод, что она едва ли не мгновением ранее решилась выплыть из своего укрытия позади фонтана, но тут же наткнулась на нас с Промским.
- Крух-хатун!! – еще один невообразимый крик вырвался из ее горла, а потом она исчезла со скоростью света.
Не знаю, что ее больше испугало – наше появление или перекошенное сжатыми губами лицо Зиги, но это точно не работало в отношении автора криков:
- Тревога! Тревога! Тревога!
- Да что происходит? – спросил я, когда мы остановились на границе воды и почвы.
Расстояние до самого фонтана было не меньше десяти метров, но брызги все равно долетали до нас и оставались на одежде и коже. И это совсем не вдохновляло.
- Может, ответишь? – потребовал я
- Нужно прыгать, - ответил Зиги.
- Что?!
Возможно, в тот момент на Промского должна была обрушиться вся сила моего негодования, однако он не стал дожидаться этого фееричного момента и, хорошо оттолкнувшись от земли, прыгнул вперед. И пока я пытался сообразить, что да как, меня с ног до головы окатило гораздо большим количеством брызг, чем прежде.
«Какого дьявола ты творишь?!» - мысленно прокричал я.
Ну а разговаривать вслух не имело смысла, потому что Промский исчез в пучине без всякого ответа и привета. С секунду я пытался подумать о своих дальнейших действиях, но особых вариантов у меня не было, так что мне пришлось последовать примеру Промского.
- У-у-ух! – воскликнул я оттолкнувшись.
В отсутствии специальных тренировок получилось не слишком удачно и из-за этого мое тело вошло в воду чуть ли не боком. Но что хуже всего так это то, что именно этим боком я и приземлился на бетонный пол.
- Ё-п-р-с-т…
Было действительно больно и неприятно. Да к тому же Промский стоял рядом и смотрел на меня сверху вниз.
- Что-то ты долго, - критически подметил он.
- А ты бы лучше объяснил, прежде чем сигать, - возмущенно ответил я.
После этого мне было просто необходимо попытаться подняться. По первым же ощущения я понял, что ничего непоправимого не произошло, и что кости остались целы.
- Ты в порядке? – спросил Промский, когда я оказался в стоячем положении.
- Не твоими стараниями.
Недовольства в моем сердце было предостаточно, но пользы от него не было никакой, так что я постарался успокоиться и наладить диалог.
- Где мы?
Судя по тому, как Зиги разглядывал окружающие нас стены и потолок, он понятия не имел о нашем местонахождении. И из-за этого я еще больше разозлился.
- Какого лешего?!
- Ну, мы вроде как очутились в каком-то подвале.
Не согласиться с ним было сложно, особенно учитывая, что единственным источником скудного освещения в этом непонятном месте было крохотное оконце, которое выглядывало во внешний мир почти что из-под земли.
- И что мы тут делаем? – спросил я.
- Работаем, - наконец-то соизволил объяснить Промский, - У нас это называется срочным вызовом, вот я и решил повременить с введением в курс происходящего.
- Спасибо, что подсказал.
Безусловно, в те мимолетные секунды я больше всего мечтал дать Промскому по мордасам, но, слава богу, что он все-таки одумался и нашел выход.
- Кажется, там дверь, - его рука указывала направо в темноту.
«Надеюсь, ты прав», - подумал я и пошел вслед за ним.
Шагая наугад, мы периодически спотыкались о бутылки и прочий мусор. И надо сказать, что блуждая впотьмах, я даже умудрился наступить на кое-как брошенные грабли. В результате они едва не заехали мне прямо в нос, но промахнулись. Правда, чтобы удержаться на ногах я ненароком оперся о стену подвала, и тогда мне пришлось ощутить всю неописуемую отвратительность плесени, которая обильно ее покрывала.
- Тьфу ты, черт! – заявил я, не зная обо что обтереть испачканную руку.
- Чего там? – раздался голос Промского из темноты впереди меня.
- Лучше тебе не знать.
Подумав с мгновение, я так и не смог найти приемлемых вариантов для избавления себя от плесени. И естественно, мне в последнюю очередь хотелось вытирать руку о штаны, так что я решил слегка повременить с личной гигиеной и просто идти вперед и стараться держаться в стороне от плесени. В принципе следовать данной установке оказалось несложно в виду того, что через несколько шагов Промский наткнулся на двери, ведущие из подвала.
- Да здравствует свет божий! – сообщил он, толкая сомкнутые деревянные створки от себя.
Свет, конечно, действительно объявился, но учитывая тот факт, что старая рассохшаяся древесина дверей была старательно изъедена термитами, нас тотчас накрыло облаком густой и удушающей пыли, и даже камера дезинфекции по сравнению с этим показалась весьма приятным времяпровождением на курорте.
- Кху-кху-фу!!!
Ничего другого нельзя было сказать или сделать по этому поводу и оставалось только стремительно выбегать из подвала и жадно глотать свежий воздух.
- Кху-фу-кху-ф!!!
Остаточные симптомы наблюдались в течение минуты, а потом мы смогли взглянуть на то место, в котором оказались.
- И что здесь у нас? – спросил я, рассматривая уже знакомые багряные деревья, белые стебли трав и россыпь голубых камней под ногами.
Однако Промский больше доверял карманному прибору с большими электронными усами, чем своим собственным глазам.
- Пиу-пиу… Пиу-пиу… Пиу-пиу…
Именно такой странноватый звук издавал прибор в руках Зиги, пока электронные усы  двигались во всех направлениях и изучали окружающее пространство. Мне этот звук не нравился и действовал раздражающе на мои барабанные перепонки, да и сам прибор выглядел излишне претенциозно и чудаковато, но я был не против его участия в определении нашего местоположения. Лишняя пара рук или усов – это не столь важно. К тому же при взгляде в небо я мог порадоваться отсутствию бурого цвета и черных дыр. С другой стороны на нем по-прежнему находились три солнца вместо одного, но с этим я постарался как-то смириться.
«Бывало и хуже», - подумал я, вспоминая кровожадных монстров.
После долгих колебаний усов звук изменился на:
- Тра-та-та…
И сразу после этого Промский прочитал то, что высветилось на дисплее:
- Загородная вилла графини Смольной, расположенная в Борментальском лесном массиве.
- Смольной? – переспросил я.
Зиги постарался быть максимально точным и потому для большей уверенности еще раз посмотрел на дисплей и лишь после этого сказал:
- Так точно.
Такая информация заставила меня очень серьезно задуматься, и конечно Промский просто не мог не заметить появившегося на моем лице смятения.
- Я о чем-то не знаю? – спросил он.
Держать все в себе не имело смысла. В данном деле мы были напарниками и были обязаны работать сообща. И хотя в моей голове хватало секретов, которые даже его импатическая прозорливость не была способна предугадать, я не мог все время отстраняться и устраивать еще большую неразбериху в расследовании. Вот почему мне пришлось рискнуть и рассказать о своей неоднозначной догадке:
- А разве не такая же фамилия у девушки-агента, которая показывала мне материалы дела? Я еще искал труп ее убитого мужа…. Он тоже был агентом…
Промский смотрел на меня и всеми силами пытался уловить связующую логику произносимых мною фраз, но в отсутствии части важнейших деталей, преднамеренно опущенных мной, все казалось крайне непонятным.
- Что-то слишком мудрено, - таков был его комментарий.
- Может, все они как-то связаны? – попытался я как-то переиначить вопрос.
- Кто они?
- Ну как сказать…
К сожалению, Промский все еще не понимал моих слов, а я не совсем представлял, как можно изложить суть без того, чтобы самому не спалиться.
- Понимаешь…. Смольная, Смольный, Смольная…. Улавливаешь общее?
Скорее всего, выбранный подход не был самым подходящим и тем более не был самым эффективным, однако при всем при этом процесс достижения крохотного, но, безусловно, важного взаимопонимания между двумя агентами все-таки сдвинулся с мертвой точки.
- Хочешь сказать, что они, быть может, родственники?
- В яблочко.
Дальнейшие дискуссии не имели смысла, так что Зиги сунул в карман прибор с усами и извлек коммуникатор. И если быть откровенным, этот аксессуар нравился мне куда больше, ведь он не издавал никаких противных звуков и быстро находил нужную информацию.
- Ты прав, - сказал Промский, сверившись с его данными.
- Уже что-то, - ответил я.
- Тогда за дело.
И впрямь было как-то неучтиво стоять посреди леса и наслаждаться пейзажем, когда рядом творилось что-то неладное. Но, тем не менее, нам все же пришлось лишний раз окинуть взором окрестности на предмет наличия видимых признаков преступных деяний и, не увидев ничего, кроме серо-буро-малинового дятла, сидевшего на суку одного из багряных деревьев и пытавшегося всеми силами продолбить себе конуру, мы решили осмотреть дом.
- Дом…, - сказал Промский, засматриваясь на двухэтажное здание, собранное из бревен настоящей тируанской древесины.
На мгновение Зиги просто остолбенел в порыве неистового любования представшим перед ним архитектурным эксгибиционизмом. И я был больше чем уверен, что в тот момент он думал: «Каких же денег стоило это скромное жилище?»
И даже если я каким-то чудом и ошибся в своих догадках, то мог бы без лишних заморочек подумать об этом за нас двоих, ведь чтобы заработать на загородную виллу из тируанской древесины мне не хватило бы и десяти жизней. А тут можно было совершенно просто и без каких-либо последствий прикоснуться к реальному волшебству. Но какого черта? Промский сумел опередить меня и теперь трепетно и осторожно гладил изгибы бревен небесно-голубого цвета.
- Это на самом деле тируанская древесина, - восторженно описывал он свои ощущения, - Раньше видел такое только в книжках на картинках.
А я, распираемый завистью, добавил с едва заметной досадой на лице:
- Вот что значит быть графиней…
И эта моя желчь совсем не приглянулась Промскому, так что он посмотрел на меня и поманил к себе:
- Иди сюда и попробуй прикоснуться. Не пожалеешь.
- Нет.
Я не осмелился сделать три-четыре шага и предпочел наблюдать на расстоянии, тем более что  издалека вид был почти сказочным. В окружении багряных деревьев и белой травы, с россыпью голубых камней у подножия и желтой черепицей на крыше этот дом постепенно становился моей мечтой.
- Боже ж ты мой, - прошептал я в порыве страсти.
Однако рано или поздно каждому приходиться остановиться и вернуться к реальности. И хотя непосредственная близость к прекрасному частично оправдывала наше безрассудное поведение, мы прибыли сюда по другому поводу.
- Преступление, где ты? – воскликнул я.
Но ответа не было. И пока что единственным, что можно было записать во что-то противозаконное, была наша с Зиги безалаберность, так что мы собрали всю волю в кулак, отстранились от аутентичной эстетики и продолжили поиск врага.
- Может, найдем что-нибудь внутри? – предположил Зиги.
- Возможно, - ответил я.
Завернув за угол,  мы оказались у фасада здания. Впрочем, ничем особенным он не выделялся, за исключением нескольких грядок с черно-сиреневыми цветами похожими на ландыши, но все они выглядели как-то вяло и неухожено, так что нам было не сложно их проигнорировать и пройти мимо. А дальше находилась просторная терраса. Она была отстроена из темно-красного докерийского дерева, и в ее центре располагался столик для утренних и вечерних посиделок, рядом с которым пустовало кресло-качалка, а также имелись три таких же незанятых стула. На столике кто-то заботливо оставил синюю керамическую вазу с конфетами, чайник и несколько чашек.
- Что ж, здесь определенно должен кто-то быть, - сорвалось с моих губ.
Однако нас точно вызвали не для чаепития, и потому, стараясь быть бесшумными, мы осторожно миновали крыльцо и двинулись дальше. Правда, при этом все время предательски скрипели половицы, что в случае засады играло не в нашу пользу, так что, в конце концов, нам пришлось распрощаться с эффектом неожиданности и во весь голос заявить о себе.
- Здесь кто-нибудь есть?! – специально повысив голос, Промский затребовал ответа у того, кто предположительно мог прятаться в доме.
Никто не ответил и даже не произвел никаких опознавательных звуков, и только проклятые половицы продолжали вызывающе скрипеть под нашими ногами. Обнаружив входную дверь, мы направились прямо к ней, но по пути, проходя мимо столика, я преднамеренно коснулся чайника тыльной стороной ладони.
- Горячий, - сказал я, отдернув руку.
И тогда стало ясно, что мы не сильно разминулись с любителями понежиться в тенечке.
- Входим, - предупредительно заявил Зиги и открыл дверь с ноги.
Внутри не было никого, кто бы хоть как-то попытался нам противостоять. Там вообще никого не было и это немного смущало. Мы ожидали чего-то большего и агрессивного, а вместо этого нам досталась немного покосившаяся дверь, которая планомерно покачивалась из стороны в сторону и время от времени издавала негромкие скрипы поврежденных петель.
- Кто-нибудь есть дома?! – повторно поинтересовался Промский, но, как и прежде, никто не оценил его энтузиазма и не ответил.
Переступив через порог, мы оказались в холле. Метрах в пяти впереди спиралевидной петлей начиналась лестница с выкрашенными в белое перилами и гранитными ступеньками. Она уходила вверх на второй этаж, оставляя внизу большой чан с декоративной пальмой, парочку кожаных диванов и семейные фотографии на стенах.
- Фиона Борисовна! Вы дома?! – не сдавался Промский.
Однако даже такая фамильярность не могла помочь там, где не было ни души. Тем не менее, нам все же предстояло убедиться в очевидном, а также найти до сих пор неуловимое для наших глаз преступление, которое отчетливо засвидетельствовали вездесущие датчики преступного умысла.
- А что если дальше умысла дело не пошло? – осмелился предположить я.
- Лучше проверь, что там наверху, - сказал Промский.

Вот так моя миролюбивая ремарка была встречена циничной насмешкой и приевшимся сарказмом моего напарника.
- Хорошо, - ответил я и стал настороженно подниматься по лестнице.
- А я пройдусь по нижнему этажу.
- Как скажешь.
Конечно, в целях безопасности нам с Промским не стоило разделяться, но Зиги принял решение и я не собирался с ним спорить, тем более что мы оба давно перестали быть сопливыми детишками и могли сами о себе позаботиться. Да к тому же я слабо верил в бугимена, прячущегося под кроватью или в шкафу. Меня гораздо больше беспокоила дрянная плесень, что испачкала мне руку, и потому как только я добрался до верхней площадки, моей первоочередной задачей стал вовсе не осмотр темных углов, а поиск умывальника. Мне повезло только с пятого раза, а перед этим мне несказанно посчастливилось ввалиться в три спальни, в два рабочих кабинета и в детскую комнату.
- Вот так мы намываем каждый день наши замечательные ручки…, - напевал я, намыливая ладони куском фиолетового мыла и опуская их под струю теплой воды.
Закончив с руками, я посмотрелся в зеркало и поправил прическу, а потом потянулся за полотенцем, что весело на крючке рядом с душем.
- А еще мы очень хорошо вытираемся…, - начинался следующий куплет.
Однако с задором и весельем мне пришлось резко завязать, как только я заметил кровь, неспешно вытекающую из-под задвинутой дверцы душевой кабинки. Такое событие стало для меня совсем не впечатляющим  сюрпризом, и мне ничего не оставалось, кроме как прошептать избитую фразу:
- Вот мы и приплыли.
Но в силу собственных амбиций я не мог никуда убежать от грядущей находки, и потому небольшое мышечное усилие с моей стороны позволило мне отодвинуть в сторону дверцу из непрозрачного пластика и увидеть то, что скрывалось за ней. Естественно, я не питал грез и заблуждений и неподкупно готовился наткнуться на что-то грязное и мерзкое, однако никак не предполагал, что увижу что-то знакомое. Пожилая женщина полулежала или полусидела в душевой кабинке. Заботливый убийца уже после смерти жертвы прислонил ее тело спиной к стене, покрытой бирюзовой кафельной плиткой. Голова женщины была свернута на бок, один глаз закрывало разбитое кулаком веко, а другой своим расширенным мертвым зрачком смотрел в потолок. Седые волосы частично отросли после того, как их некогда живая хозяйка в последний раз посетила парикмахерскую с целью пройти очередную стрижку, необходимую для того, чтобы более уверенно облачаться в новомодный парик. Кстати этот атрибут ее гардероба был частично измазан кровью и зажат в правой руке. Думаю, что не будет лишним упоминание о том, что покойная была полностью обнажена, ноги полусогнуты в коленях, а бедра раздвинуты и из промежности торчала открученная душевая насадка. И в принципе на этом вся новизна этого преступления заканчивалась, а на передний план выползал тот самый уже знакомый подчерк психопата. Своим коронным приемом он распорол живот от грудины до лобка и кишки понемногу вылезли наружу. Как и прежде, убийца довольно долго наблюдал за предсмертной агонией жертвы, старательно наслаждался тем, что сумел сотворить. Но видимо из-за нашего с Зиги появления ему пришлось  закруглиться пораньше, так что вода не успела смыть всю кровь в канализацию. Вот почему я так случайно и неожиданно обнаружил истерзанный труп графини.
«И что дальше?» - спросил я сам себя.
Но мне и так был прекрасно известен вопрошаемый ответ. И не успел я о нем задуматься, как он тотчас материализовался, и в качестве верховного признака этой трансформации где-то внизу зазвонил телефон.
- Не бери! – кричал я, выбегая на лестничную площадку.
Только вот было уже слишком поздно, и Промский успел меня опередить.
- Что там? – спросил я, когда Зиги в полном недоумении бросил трубку обратно в ложбину на телефонном аппарате, - Кто звонил?
Устремив взгляд снизу вверх, Промский пытался мысленно, эмоционально, а также жестами донести до меня всю ту злость, которую он испытывал к звонившему негодяю. Но когда он понял, что это все равно никак не способствует его душевному успокоению, ему оставалось лишь заняться грубыми и услаждающими раненое самолюбие словами:
- Придурок какой-то! Сказал, что … цитирую: «Вам конец!», а потом повесил трубку. Что за бред? Какого черта?!..
- Вовсе не бред, - сказал я, останавливая неисчерпаемый словесный поток Промского.
Видимо в тот момент я внезапно стал для него врагом номер один. Во всяком случае, именно так я себя чувствовал, пока Зиги сверлил меня своими бегающими обозленными глазами.
- Ты это чего? – спросил он, настойчиво требуя объяснений.
Но мне не очень-то и хотелось отвечать, ведь чем дальше развивалась история, тем меньше оставалось понимания промеж моих извилин. И складывалось впечатление, что пытаясь выбраться из одной головоломки я прямехонько попадал в следующую, которая являлась всего лишь песчинкой в череде себе подобных. Так что мне захотелось позволить себе небольшую слабину и немного помедлить с ответом, хотя бы до тех пор, пока не закончатся ступени на лестнице, по которой я без спешки спускался на первый этаж.
- Это звонил убийца, - сказал я, очутившись внизу.
- Что?
Скорее всего, Зиги старался надеяться, что я шучу. А мне в тот момент было не до шуток, и тем более я не пытался остаться сторонником учтивости, так что пальнул ему в лоб еще одной сногсшибательной новостью:
- И наверху тебя ждет труп графини.
- А ребенок?
В пылу всевозможных перипетий я совершенно случайно позабыл о том, что на попечении графини находился ее внук и малолетний сын Катерины Смольной. О его родстве с моим бывшим напарником я ничего не мог сказать до тех пор, пока не смогу железобетонно убедиться в том, что Гружевич и в самом деле каким-то образом сумел припеваючи наживать добра в границах Западной территории. А ведь он должен был находиться в безвылазном и пожизненном заточении в камере превентивного заключения, куда я лично его отправил десять лет тому назад. Но в любом случае, ребенок никак не был причастен к ошибкам моего прошлого и потому, если он попал в беду, я должен был ему помочь.
- Так как?
Наверное, лишний раз докучать мне одним и тем же не стоило, но если Промскому от этого становилось легче, я был не против.
- Наверху его нет, - последовал мой неутешительный ответ, - Может он где-то внизу?
Но Зиги обладал не менее печальными прогнозами для нашего спасительного рейда.
- Я все осмотрел. Здесь его тоже нет.
- Тогда может самое время вызвать подмогу? – предложил я.
Промский размышлял с минуту, тщетно упираясь взглядом в золоченые рамки семейных портретов, сердито двигал желваками, но ничего лучше моего гениального варианта так и не смог придумать. Правда, как обычно он не смог прожить без того, чтобы не проверять по триста тысяч раз.
- А ты уверен, что там наверху графиня? – спросил он.
Что ж, я был ранен этим выстрелом нелепости прямо в сердце, и от негодования даже на мгновение закатил глаза и недовольно покачал головой. Только вот такая реакция с моей стороны лишь раззадорила его паранойю.
- Я должен проверить и убедиться, - сказал Зиги и шагнул на первую попавшуюся ступеньку.
И очевидно во мне было гораздо больше здравомыслия, раз хватило ума схватить его за локоть, остановить и вправить мозги.
- Аллё! – я требовал к себе внимания без всяких суетных ужимок, - Ты понимаешь, что ребенок пропал? А этой мадам, будь она самой королевой уже ничем не помочь. Ты это понимаешь?
- Да-да-да, - послышался нечленораздельный ответ от Промского.
И тут я сообразил, что Зиги резко побледнел и вспотел.
«Черт, как бы он сейчас не рухнул на пол», - мелькнуло в голове.
Но мне удалось вовремя среагировать и удержать его на ногах. Легкая пощечина сразу же привела Зиги в чувства. Он резко встрепенулся, посмотрел на меня прояснившимся взором и, спешно от меня отстранившись, приобрел полную самостоятельность.
- Что со мной произошло? – спросил Промский, пытаясь всячески обдумать причины внезапно случившегося с ним обморока.
- Наверное, просто переволновался, - поступило мое произвольное предположение.
- Я???
- А чем ты лучше остальных?
Зиги явно находился в полном недоумении, но с этим ему нужно было справляться самому. Я же мог только добавить несколько правомочных умозаключений:
- Да, кстати, чтобы ты знал, этот убийца звонил мне сегодня, и я видел почти  идентичный по манере убийства труп на Востоке. А еще я думаю, что он никак не связан с теми другими убийствами, ради которых меня к тебе приставили. Все они были разношерстными и не имели связи между собой, а здесь четко прослеживается единая метода. К тому же зачем убийце ни с того ни с сего похищать ребенка?
Странно, но ни один из моих феноменальных по гениальности выводов не привел Промского в замешательство или в какое другое стрессорное состояние, словно все сказанное и так было ему очень хорошо известно, словно, опередив меня в догадках, он был настолько шокирован, что едва не оказался на полу.
- Так ты позвонишь? – спросил я.
- Да, конечно, - ответил Зиги.
Однако на деле возникло одно непреодолимое препятствие, которое помешало Промскому выполнить свое клятвенное обещание. И хотя в тот же самый миг в его руке появился всегда спешащий на помощь коммуникатор, и Зиги даже пытался нажимать кое-какие кнопки, но толку из этого не вышло.
- Ваш номер временно заблокирован, - сообщил голос после пятой неудачной попытки оживить чудо современной техники.
- Какого черта?! – воскликнул Промский, обладая яростным желанием шибануть коммуникатором о близлежащую стену.
Но нам вовсе не нужны были истерики на месте преступления. Конечно, чрезмерные эмоции явление обыденное и свойственное каждодневному быту, только вот они никоим образом не могли нам помочь разобраться с трупов в душе и найти пропавшего ребенка. Кроме того, не стоило забывать и о том, что мы ни на сантиметр не продвинулись в расследовании прочих серийных убийств. Единственным нашим призом в итоге оказался еще один маньяк, который ко всему прочему любил поговорить…
- Телефон! – внезапно сообразил я по ходу размышлений.
- Точно, - негласно похвалил меня Промский.
Однако прежде чем Зиги успел ухватиться за трубку, телефон сам дал о себе знать.
- Позволь мне, - сказал я напарнику и сам взялся брать ответ.
И надо отметить, что этот шаг, вклинившийся в короткий промежуток между звонками аппарата, заставил мое сердце биться с небывало бешеным ритмом. Наверное, это глупость, но я действительно волновался перед новым разговором с бывалым психопатом, ведь теперь мне было наперед известно, что он не какой-то там идиот с большой дороги, а тот, кому что-то от меня нужно.
- Алло, - произнес я в трубку с определенной долей робости.
И естественно, что мои ожидания предполагали некий развернутый и полномасштабный монолог, в котором на меня должен был низвергнуться нескончаемый поток чужого безумия, но на самом деле из телефона донеслась лишь какая-то ересь:
- Пам-пара-рам…, - затем начались короткие гудки, а через пару секунд и вовсе воцарилась полная тишина в эфире.
Надеясь на временные неполадки в виде случайного залипания кнопок, я несколько раз подергал телефонный аппарат, но безрезультатно.
- Кажется, телефон тоже сдох, - известил я Промского.
- Черт!
И в принципе он ни в коем разе не мог неожиданно возрадоваться таким новостям, тем более что нам не только было позарез необходимо вызвать команду экспертов, но и вообще как-то выбраться из окружающего нас со всех сторон леса.
- Может, просто нет сети? – выдал я внезапную версию, чтобы попытаться разобраться с нашим незавидным положением, - Не стоит ли поискать счастья снаружи?
Недолго повертев в руках коммуникатор, Зиги принял разумное решение.
- Давай попробуем, - сказал он.
Так мы и направились в сторону выхода. Сначала всего лишь вышли на террасу, а когда ничего не изменилось в способностях мобильного средства связи совершать дозвон до ближайшего офиса СОГ, пришлось идти дальше.
- Есть успехи? – спросил я Промского по истечении пяти минут нашего невнятного шатания мимо грядок с цветами.
- Ничего. Будто умер, - вот что ответил Зиги.
«Да уж», - подумал я и посмотрел за спину.
Как выяснилось, мы в тщетных поисках сети успели уйти на двадцать метров от крыльца и почти что добрались до подъездной дорожки. К великому сожалению, графиня поскупилась на личный автомобиль или же его нигде не было видно потому, что убийца успел экспроприировать его раньше нас.
- Как думаешь, - сказал я, строя гипотетические планы, - Если идти пешком, это долго?
Пытаясь найти нужный ответ, Зиги сверился со всем тем, что между делом и ненароком застряло в его памяти за годы служебных вызовов, и, скорее всего, в какой-то момент в его воображении возникла детализированная карта Западной территории, и тогда он смог предъявить мне безнадежность нашего положения без послабляющих приправ:
- До города больше тридцати километров. Вряд ли ты готов к такому марафону.
- А у нас есть альтернативы? – поинтересовался я.
Однако вопрос был не особо уместен, ведь если бы альтернатив не существовало, мы бы уже давно безвольно плелись по лесной дороге в поисках лучшего удела.
- Вообще-то есть надежда, что к утру нас хватятся…
- Замечательно…
Предложенная Промским увеселительная программа на этот вечер мне совершенно не понравилась. Конечно, я не имел ничего против дикорастущих кустов, грибов и ягод, но в отрыве от своей привычной среды обитания у меня часто начинался мандраж. И тем более мне совсем не полегчало, когда прямо перед нами пролетел огненный шар и разнес в щепки одно из багряных деревьев.
- Ложись! – еле успел я крикнуть и толкнуть напарника на землю.
В виду такого внезапного поворота событий нам пришлось немного полежать лицом вниз и дождаться момента, когда прекратится град из кусков горящей древесины. А потом, когда очевидная опасность миновала, мы смело встали на ноги. Только вот к тому времени к нам стали подтягиваться прочие неприятности.
- Хастор май! Хастор май!!! – вопили мерзким баритоном странные личности в черных капюшонах, что внезапно полезли на нас со всех сторон.
«Как-то это совсем не вдохновляет», - подумал я, а вслух сказал:
 - Побежали!
Промский не стал протестовать против моей инициативы и, приняв ее как должное, бросился вслед за мной по направлению к дому. Но, естественно, все оказалось не так просто, как хотелось бы, и едва мы ударились в бега, над головой то и дело стали с громким свистом пролетать все новые и новые огненные снаряды. Ударяясь в землю, они разлетались по сторонам брызгами грунта и вихрем искр. И только благодаря ловкому маневрированию между слегка подпаленными грядками с цветами нам удавалось не превратиться в сочное барбекю. Так что неудивительно, что в такой обстановке нас нисколечко не заботили ранее раздражавшие скрипучие половицы. Более того, благодаря всем своим стараниям, мы сильно смахивали на стадо полоумных бизонов, которые безудержно топоча мчались через террасу к холлу. Но даже с таким принципиальным рвением мне не удалось увернуться от одного из типов в черных капюшонах, что преследовали нас. Это случилось, когда я был уже почти на пороге. Там он меня неожиданно настиг и схватил за рукав.
- Отвали! - крикнул я в ответ на его действия и  попытался дать ему по роже.
Странно, но я точно метил ему в глаз, однако кулак прошел сквозь пустоту и только чуть-чуть задел капюшон. Впрочем, раздумывать над своей меткостью не позволял дефицит времени. И потому я просто вырвал рукав из лап нападавшего и захлопнул за собой дверь, ну а после мы с Промским привалились к ней всей своей массой.
- Вот черт, - прокомментировал Зиги, пытаясь перевести дух.
- Да уж, - отвечал я.
Тем временем короткая передышка быстро закончилась и уже через минуту целая ватага страждущих неугомонно молотила в дверь кулаками. И надо сказать, что они не поскупились на протяжные заунывные фразы в готическом стиле:
- Хастор май!!!
Мы же в тот момент могли лишь разводить руками и думать:
«Что это за черти???»
А учитывая тот факт, что покойная графиня была сторонницей политики открытых дверей и при жизни не позаботилась установить на дверях хотя бы примитивные засовы, нам срочно понадобилась помощь со стороны.
- Держись, - сказал Промский и устремился к одному из диванов.
И конечно, пока он хватался за край дивана, а я старался за двоих, те, кто находился на стороне нападавших, не делали для нас никаких послаблений.
- Хастор май!!! – без устали кричали они мне почти что прямо в ухо и пытались протиснуть оголтелые пальцы в щель приоткрытой двери.
- Знаешь, - обратился я к Зиги, всеми силами пытаясь помешать штурмующим себя перебороть, - А тебе не кажется странным, что эти типы в черных капюшонах слагают те же самые лозунги, что и те твои божества в «зале созерцания»?
Однако ответа я не получил. То ли Промский был слишком занят процессом перетаскивания дивана, то ли не хотел отвечать, но настаивать в условиях осады не имело смысла. Особенно когда очередной огненный шар случайно или специально угодил прямиком в одно из окон верхнего этажа. Об этом мы узнали благодаря треску мебели и звону стекла над головой.
- Кажись у нас еще одна проблема, - сказал я, когда оттуда же повалил дым и на лестничной площадке появились языки пламени.
Впрочем, было благоразумнее решать вопросы поочередно. И потому мы сначала придвинули диван к двери, а уж потом стали думать о дальнейшем.
- Так что предлагаешь? – спросил меня Зиги.
- Сегодня мне не особо удается фонтанировать идеями, - ответил я.
Тем не менее, нам как-то нужно было спасать свои жизни, если мы не хотели стать героями самосожжения в ближайшей хронике новостей.
- Может, попробуем вылезти через окно и бегом через лес?
Судя по мимике недоверия, с которой игралось лицо Промского, ему не очень нравилась такой непредсказуемый план, но учитывая, что напор психопатов, рвущихся к нам снаружи, усиливался, дыма становилось больше, а огонь разгорался сильнее, он все же согласился участвовать в этой авантюре.
- Какое выберем? – спросил Зиги, имея в виду окно.
«Хороший вопрос», - подумал я, но, так как время и впрямь поджимало, ткнул в первое попавшееся и добавил, - То.
В принципе на этом все нюансы были согласованы, так что мы без лишнего промедления забросили оборону и в полной уверенности в своем тактическом превосходстве над типами в черных капюшонах почти дошли до гостиной. Однако именно в этот момент вся наша диспозиция рассыпалась в прах, как только прогремел очередной взрыв.
«У-ху-ху», - подумал я, поднимаясь с пола, куда меня отбросило взрывной волной.
Промскому тоже досталось, но если в моем случае спецодежда была заранее спроектирована на все случаи жизни, то ему со своим дорогим костюмом пришлось несладко.
- Ой-ей-ей! – запричитал мой напарник, отчаянно теребя себя за плечо, где случайно приземлившийся уголек успел прожечь приличную дыру.
- Не парься, - подбодрил я Зиги, - Дивану повезло еще меньше.
И действительно, прямо передо мной валялись распоротые подушки дивана, обивка которых частично была разбросана по холлу, а частично сгорела, оставив после себя противный синтетический душок.
- Обязательно скажу об этом портному, - съязвил в ответ Промский, предпочитая жертвовать посторонними, а не личными вещами.
Впрочем, устраивать мозговой шторм было бесполезно, потому что ни разбитый диван, ни испорченный пиджак не шли не в какое сравнение с тем, во что превратилась терраса и парадный вход. Мало того, что теперь отсутствовала часть стены и повсюду кое-как валялись исковерканные фрагменты деревянных брусьев и досок, так тут и там лежали и бойко подергивались разнообразные части тел. Одна из таких рук, к примеру, оказалась всего лишь в полуметре от меня, и теперь она очень саркастично показывала мне средний палец. Однако все это перестало иметь значение, когда порыв ветра немного рассеял копоть пожара, и на разбитом в хлам пороге появилась новая волна атакующих.
- Хастор май!!! – не уставали вопить типы в черных капюшонах.
Конечно, после серии взрывов они выглядели серьезно потрепанными, но все равно были жуткими и не предрасполагали к мечтам о близком общении.
- И что же нам делать? – спросил я, продолжая наблюдать, как первый из многих пытается перелезть через кучу тлеющего мусора.
- Думаю, важно придерживаться плана, - ответил Промский, намереваясь строго следовать плану и не обращать внимания на ужас, покоривший его сердце.
Однако, как только мы развернулись, чтобы спешно ретироваться через окно, ситуация резко и трагически поменялась.
- Хастор май!!!
« А это уже совсем плохо», - подумал я, когда стало ясно, что мы попали в окружение.
- Очень плохо, - сказал Промский вслух.
Скорее всего, неприятелю удалось проникнуть в дом через незапертый черный ход или открытое окно на кухни. Детали при таком раскладе были не столь важны как то, что теперь у нас не было не единого шанса выстоять против них. Правда нельзя было сказать с уверенностью, что типы в черных капюшонах собирались нас убить, но они точно не собирались с нами по-дружески выпить и болтать. Тем более что весь их необъятный лексикон состоял лишь из:
- Хастор май!!!
А я не имел ни малейшего понятия, что это означало.
- Разойдись! – крикнул Промский и, схватив с пола одну из почерневших от взрыва балок, бросил ее в наступающую толпу.
Никакого эффекта это действие не возымело, если не считать, что я вновь убедился, что под капюшонами совершенно определенно пусто, иначе бы брошенная Промским балка попала бы либо в бровь, либо в глаз.
«Кто же вы такие?» - подумал я, пытаясь разглядеть что-то еще в тех, кто тянул ко мне руки.
Но углубиться в тайны мистификации мне помешала автоматная очередь.
- Ту-ту-ту-ту-ту…
Сначала это донеслось снаружи дома, а потом на куче с мусором появился человек в бронежилете, с противогазом на голове и автоматом в руках. Недолго думая, он вынул из-за пазухи черный цилиндр объемом около половины литра и, крикнув:
- Ложись! – бросил его в нашу сторону.
К счастью мы успели догадаться, что человек в противогазе обращался к нам, и тотчас исполнили пожелание потому, что в следующее мгновение цилиндр разорвало на куски прямо под потолком и на нас посыпалось что-то вроде песка. Не нужно объяснять, что какое-то время нам было боязливо поднимать глаза, но грубый толчок мыском ботинка дал понять, что пора прекратить разлеживаться.
- Куда они делись? – спросил я у человека в противогазе, когда поднялся.
Тот не ответил, но оставшиеся лежать на полу балахоны и капюшоны говорили о многом.
- Вот это да! – обратился я к Промскому.
Однако мой напарник был слишком озабочен, чтобы уделять внимание таким мелочам.
- Кто вы? – спросил он нашего спасителя.
И понятное дело, что его вопрос меня удивил, ведь я решил, что на место преступления внезапно заявилась подмога и очень вовремя нас обезопасила от посягательств тех, чьей природы нам так и не удалось постичь.
- Кто вы? – повторил вопрос Промский и на этот раз с нескрываемой агрессией.
- Скоро узнаешь, - ответил человек в противогазе и наставил на нас автомат.
«А теперь совсем замечательно», - подумал я.
Впрочем, ситуация куда больше обострилась, когда в здание вошло еще четверо вооруженных людей. Вот они-то и вовсе повели себя бесцеремонно, заковали нас в наручники и потащили за собой.
- Вы за это ответите, - убеждал их Промский.
- Обязательно, - сказал кто-то из них.
В конечном итоге Промский добился лишь еще большей грубости в отношении себя. Мне же было не досуг раздражать людей с автоматами, так что аргументов для того, чтобы молчать у меня было предостаточно. И что гораздо важнее, я предпочитал оказаться в плену людей, а не типов в черных капюшонах, ведь в данном случае хотя бы можно было предполагать, на что следует рассчитывать в будущем.
- Живее, - требовали от нас вооруженные люди, тыча оружием в спину.
От такого мягкого обращения мы просто не могли отказаться и потому нам пришлось постараться побыстрее шевелить ногами, чтобы не получить лишний раз случайный удар прикладом. И понятно, что было не очень удобно пробираться через завалы с закованными руками. Впрочем, получив пару раз нагоняй, мы все-таки выбравшись из дома и обнаружили, что повреждения террасы и холла ничто по сравнению с тем, что случилось снаружи.
- Мать моя женщина, - сказал Промский, оглядываясь по сторонам.
Я же выдал что-то типа:
- Е-хо-хой.
Но, ни одна из этих фраз не отражала реального бедлама, который приключился с местным палисадником. И было очень похоже, что пока мы находились в осаде, вокруг дома работала многочисленная бригада очумелых трубопроводчиков. А для полноты зрелища не хватало только экскаватора с огромным ковшом, наличием которого можно было оправдать многочисленные ямы и рытвины, а также вырванные с корнем деревья. Но это никоим образом не оправдывало разбросанные повсюду черные капюшоны и балахоны.
- Живее, - продолжали толкать нас вперед вооруженные люди, считая, что нет никакого повода любоваться случившейся перепланировкой ландшафта.
На подъездной дорожке нашу процессию дожидался черный фургон. Его охраняли два обладателя противогазов и автоматов, и когда мы оказались прямо перед ними, они открыли задние двери фургона, небрежно затолкали туда нас и позволили всем сопровождающим забраться внутрь вслед за нами. Затем двери закрылись, и раздался скрежет закрывающегося засова. Чуть погодя завелся мотор, и машина двинулась с места.
- Значит, решили прокатиться, - съязвил Зиги, осматривая фургон изнутри.
- Так точно, агент Промский, - заявил один из наших похитителей и снял противогаз.
Мой напарник достаточно долго пялился на него, но судя по всему так и не понял с кем его свели превратности судьбы, однако точно убедился, что ему совершенно не нравится, когда его похищают какие-то придурки.
- Я вас знаю? – спросил он с явным намерением получить ответ.
Однако ответчик не торопился. Возможно, он нарочно тянул время, чтобы лишний раз позлить Промского, а может, ему было очень нужно отбросить противогаз в сторону, поправить рукой прическу и только после этого сказать:
- Нет.
Удивительно, но субъект выглядел излишне самодовольным для того, кто одним необдуманным поступком нажил себе врагов сразу в двух спецслужбах. Тем более что его взлохмаченная белобрысая челка и нескончаемая самоуслада в глазах давали понять, что для него все происходящее всего лишь шутка, забава, благодаря которой часы и минуты протекают значительно быстрей.
- А вы меня? – не отступал Зиги.
- Естественно.
«Уже что-то», - подумал я.
Субъект почти смеялся над Промским, и это выводило его из себя, причем настолько, что не в его силах было сидеть и молчать до лучших времен.
- И для чего все это? – таким был очередной вопрос.
Пытаясь на него ответить, главный из похитителей мельком окинул взглядом дополненные пулевыми отверстиями стены фургона, своих подельников и пленных,  а потом почесал затылок и слегка виновато заявил:
- Понимаю, что ситуация не сахар, но нам был нужен только ребенок, а раз мы его не обнаружили, пришлось довольствоваться вами. Вы ведь знаете, как Гуру бывает зол, когда все происходит не так, как он хочет…
- Гуру?
Вся эта история с экстренным вызовом с самого начала весьма дурно пахла, а когда был найден труп графини, пропал ребенок, и на пороге появились типы в черных капюшонах, благовоний не стало больше. Так что еще один актер на сцене был серьезным перебором.
- Гуру?
Учитывая с каким неподдельным энтузиазмом Промский повторял имя нового персонажа нашего расследования, он если и мечтал с ним когда-нибудь повстречаться, то точно в иной обстановке и при иных условиях.
- Мы тут не причем, - сказал Зиги, словно оправдываясь.
И от этого главный из похитителей стал выглядеть еще больше самодовольным.
- Да-да, - усмехнулся он, - Об этом ты и расскажешь Гуру.
Также надо сказать, что какая-то часть меня искренне радовалась тому, что пока  никто не озвучил каких-либо претензий лично ко мне. А это означало, что вероятнее всего весь гнев некоего Гуру, кем бы он ни был, обрушиться исключительно на моего напарника, так что когда фургон сделал последний резкий поворот и остановился, я не особо переживал.
- Все на выход! – приказал главный из похитителей, едва раздался шум засова, и задние двери фургона снова открылись.
После этого нас буквально пинками вытолкали наружу.
- Живее, живее, - доносилось из-за наших спин и сопровождалось рукоприкладством.
И мне оставалось только настойчиво просить:
- Осторожнее…
Однако это ничуть не помогло мне удержать равновесие и избежать столкновения с булыжной мостовой. От удара у меня из глаз моментально брызнули слезы, а из разбитого носа, как и полагается, потекла кровь. Тем не менее, заботливый конвоир гордо наплевал на такие неприятности, но не забыл проверить прочность моих ребер и злобно посмеяться над моим незавидным положением.
- Давай пошевеливайся, - говорил он, поднимая меня за шиворот.
«Ну, ты у меня дождешься», - мысленно надеялся я, - «И тогда тебе достанется большой и очень смачный пинок».
Пока же мои резко ограниченные возможности не позволяли мне даже утереть хлеставшую из носа кровь, и потому во рту все очевиднее ощущался солоноватый прикус. А ведь будь я сейчас на своей территории, никто бы не посмел со мной так обращаться. Но, к сожалению, отправляя меня в командировку, Лобанов ничегошеньки не знал о таком нестандартном гостеприимстве местного населения.
- Скоро все закончиться, - уверял нас главный из похитителей все время, пока остальные тащили нас мимо клеток с собаками и многочисленных тюков соломы.
- Гав-гав!! – словно не соглашаясь, отвечали собаки.
И если поначалу мы с Промским хотели верить в хороший исход наших злоключений, то, когда нас привели к входу в башню, исчезающую вершиной в облаках, стало ясно, что подобное обещание отнюдь не предполагает ничего хорошего.
- Нас ждут наверху, - объяснил белобрысый предводитель.
- А мне от этого ни жарко, ни холодно!
Наверное, было бы разумнее оставить эту реплику при себе, но мой разбитый нос сильно саднил, наручники стягивали запястья, а будущее не оставляло надежды на свет в конце тоннеля. Вот и стоит удивляться, что я не сдержал своего разочарования в жизни. Правда, это не принесло никакой ощутимой пользы.
- Вижу, вы с чем-то не согласны?!
Схватив меня за волосы, белобрысый попытался донести до меня свое мировоззрения. Я же тоже не собирался сдаваться и, отвлекаясь от боли в области носа болью в области скальпа, продолжал заявлять о своем неподчинении:
- Да пошли вы…
- Пойдем. Обязательно пойдем, - ехидно заметил белобрысый, отпустил мои волосы  и направился к входу в башню.
И как только он скрылся в темноте прохода, нас потащили вслед за ним.
- Живее, живее, - не уставали нас мотивировать люди с автоматами.
Внутри башни было мало света, но его хватало, чтобы рассмотреть уходящую вверх винтовую лестницу, которая огибала своими петлями основополагающий столп в центре башни. Он тоже исчезал где-то в вышине, но его предназначение было менее очевидным.
«Да уж», - подумал я, не имея других слов для описания.
Но пока мы с Промским еле ковыляли и попутно любовались умелыми архитектурными приемами, белобрысый успел опередить нас на целый пролет и на этом основании теперь раздраженно кричал нам сверху:
- Чего плететесь как черепахи?!
«Да пошел ты…», - сказал я, только в этот раз не вслух.
А потом в течение часа с небольшим единственным нашим занятием было передвижение со ступеньки на ступеньку вверх по лестнице. И когда это надругательство, в конце концов, закончилось, мы очутились на смотровой платформе, остекленной  со всех сторон. Было несложно почувствовать ее медленное вращение, но гораздо больший интерес вызывала дыра посередине платформы и мужчина, что сидел на большом черном кожаном диване и, закинув ногу на ногу, грациозно потягивал игристое вино из высокого бокала.
- Выходит у нас гости, - сказал он пугающе хриплым голосом и неторопливо поставил бокал на расположенный рядом журнальный столик.
У мужчины была большая черная борода, лысина и три длинных волосины, прилизанные на макушке. Все эти недостатки отчасти компенсировались золотой цепью на шее, которая  имела звенья диаметром с дюйм и всем своим весом непреодолимо склоняла хозяина в сторону колен. Также мужчина в достаточном количестве обладал перстнями, кольцами и серьгами, а из ушей торчали инкрустированные бриллиантами болты.
«Ну, прям красавец писанный», - охарактеризовал его мой внутренний голос.
Тем не менее, мужчина почему-то вселял неописуемый ужас в белобрысого и его подлых подельников, а также в моего напарника.
- И где же мальчик? – спросил мужчина с еще большей хрипотой.
Понятное дело, я ожидал определенной перепалки между хозяином и его сворой, но никак не думал, что дойдет до того, что белобрысый, бывший раннее королем самодовольства бросится перед ним на колени и станет каяться в грехах.
- Простите, господин. Его там не было…
- Не было…
В тот момент я не сразу понял, для чего бородатый мужчина сделал короткий взмах мизинцем, но когда трое послушных конвоиров бросили белобрысого в дыру, откуда тот смог попрощаться с нами протяжным воплем:
- А-а-а-а-а!!! – все стало ясно и понятно.
И едва замолкли крики, очередь дошла до нас с Промским.
- Где мальчик?
Естественно, спрашивали Промского, а ко мне бородатый относился как к ненужному балласту, который его работники ножа и топора случайно притащили ко двору. Однако это совсем не означало, что у моего напарника было больше ответов, чем у меня.
- Не знаю, - сказал Зиги и, судя по его отчужденному взгляду, он прекрасно понимал неизбежные последствия неуместных пробелов в своих познаниях.
А вот я, в отличие от  него, заранее не был подготовлен к новому взмаху мизинца.
- Стойте! – раздался мой испуганный крик.
Обидно, но это не подействовало. Конвоиры по-прежнему добросовестно тащили моего напарника прямо к пропасти, и их могучий небожитель не собирался в этом что-то менять. Не стану вешать лапшу и говорить, что в те роковые минуту я всей душой болел за Промского. На самом деле моими поступками руководила холодная и прозорливая логика, согласно которой я неизбежно оказывался следующим ныряльщиком в неизведанное.
- Стойте!
За вторую попытку денег не брали, так что я старался изо всех. И что самое главное, на меня все-таки обратили внимание. Зиги же стался меньшим везунчиком и завис вниз головой после того, как конвой неожиданно замер в полушаге от пропасти и стал проникновенно ждать дальнейших движений мизинца. И пока кровь притекала к его голове, к нему насмешливо обратился бородатый:
- Что это еще за горластый перец увязался сегодня за тобой? Да и вообще, насколько я помню, ты любишь путаться у меня под ногами в гордом и назойливом одиночестве или же что-то внезапно поменялось?
- Он из ЗПЗ, - ответил Промский без промедления.
Наверное, такой небывалой спешке немало поспособствовал отнюдь не притязательный вид у него под головой, но бородатого заинтересовало другое, что в свою очередь обернулось самозабвенным мычанием и  нежным поглаживанием копны под подбородком.
- У-у-м… ЗПЗ… У-у-м…, - доносилось из его чванливого рта.
Мне же было крайне неприятно, что моя персона вновь обсуждается без моего участия, так что я не стал искать по карманам нужные слова и заявил, как было:
- Полагаю, вы и есть Гуру?
Такой отъявленной нагловатости бородатый никак не ожидал. Но так как лишних людей на то, чтобы сию секунду кинуть меня в дыру, у него не оказалось, ему пришлось применить ко мне менее насильственные формы общения и сказать:
- Да. И полагаю, ты обо мне наслышан?
- Ни капельки.
Бинго! Это был хороший, но запрещенный удар ниже пояса.
- Да ты хам! – возмутился бородатый и в порыве негодования даже приподнялся с дивана.
- Не больший чем вы, - ответил я.
И это заставило пресловутого Гуру плюхнуться обратно.
- То есть? – спросил он.
- А разве не вы похитили двух агентов спецслужб и теперь угрожаете им смертью, безнадежно уповая на чудо, что мы внезапно сообщим вам то, о чем понятия не имеем.
- Я…
Бородатому Гуру понадобилось время, чтобы переварить мои аргументы, однако даже по его истечению ему ничуть не добавилось в мудрости.
- Где ребенок? – заладил он снова, - Спрашиваю в последний раз.
- Да хоть в предпоследний.
Неизвестно чем бы закончилось это противостояние острот, если бы не вмешался Промский. И хотя он все еще висел вниз головой, это не лишало его здравомыслия и озабоченности нашими слабыми шансами покинуть башню живыми.
- Гуру! – сказал он, тщетно пытаясь найти в перевернутом изображении бородатого, - Я понимаю, что ты зол на меня за все то недопонимание, что было между нами, но сейчас мы и впрямь не при делах…
- Недопонимание!..
На этот раз Гуру все-таки не сдержался и подскочил с дивана, а потом принялся, как полоумный шагать туда-сюда по платформе. Когда же и этого оказалось недостаточно для поддержания его прежде непоколебимого самообладания, наружу полезли старые обиды:
- Я тебя предупреждал! А ты все лезешь и лезешь …. Суешь свой нос, куда не попадя….
Дошло даже до того, что бородатый накинулся на меня, тыча пальцем мне в лицо и уверяя:
- Твой приятель - псина позорная, и я вас обоих сгноблю, если вы не скажите…
Промский же напротив был спокоен и рассудителен.
- А зачем тебе мальчик?
И тут Гуру нежданно-негаданно прозрел. Все его крики и вопли разом смолкли, и на лице воцарилось выражение, свойственное людям, страдающим непроходимыми запорами. А потом он медленно повернулся к Промскому и спросил:
- Так ты не знаешь?
- Не знаю чего?
- Они идут! Они уже близко! И он им нужен…
Закончить такое одиозное словоизвержение бородатому Гуру помешал мощный световой луч, без предварительного уведомления проникший сквозь остекленную часть платформы. Бородатый попытался было прикрыть глаза ладонью и детально рассмотреть ненавистного наглеца, посмевшего заявиться к нему в гости с прожектором, однако шум рассекающих воздух лопастей и так не скрывал, что за окном завис вертолет.
- Я вас прищучу за это! – заорал Гуру, намереваясь разобраться с незваными гостями.
Впрочем, его рвение сразу же поубавилось, едва раздался треск стекла, и в окнах появились чужие ноги, а вслед за этим в помещении стало на пять вооруженных людей больше.
- Всем стоять на месте! Руки за голову!
«Неужели снова?», - мелькнуло в голове.
А все потому, что я не был фанатом непрерывной смены власти и сразу ощутил приступ небольшой нервозности, когда верх взял кто-то новый, но мне несказанно полегчало, как только в уши влетела обнадеживающая фраза:
- Это операция СОГ!
И тогда мои глаза с радостью и  восторгом смогли вдоволь налюбоваться на парней со странными прическами и серьгами в ушах, с которыми мне ранее довелось столкнуться в раздевалке главного офиса СОГ.
- Если не будите сопротивляться, вам гарантируют неприкосновенность!
- Я буду жаловаться!.. – неугомонно трезвонил Гуру, когда его заковывали  в наручники.
- Да хоть ужалуйся, - ответил ему тот, кто, судя по всему, был главным в группе захвата, и тотчас умные люди заставили бородатого замолчать с помощью кляпа.
После этого агент подошел ко мне и сказал:
- А вам повезло, Шпендель.
- Наверное, - ответил я.
Навалившийся груз сегодняшних событий и переживаний был более чем чрезмерным, так что я больше всего мечтал о хотя бы совсем непродолжительном перемирии с неистребимыми когортами психопатов. Однако моя любознательность все еще нуждалась в ответах на многочисленные вопросы.
- Кто они такие? – вот, что интересовало меня больше всего.
- Идеологи пришествия.
- И что это значит?
- Да бог его знает. Они самые отъявленные религиозные экстремисты и нам периодически приходиться наведываться к ним, чтобы никто не пострадал.
- Выходит, нам просто повезло?
- Как  я сразу и сказал…
Однако за всем этим словоблудием мы совершенно позабыли про моего напарника, которого все еще держали над пропастью.
- Может, стоит ему помочь? – спросил я.
Грозные стяжатели пленников в отсутствии своего лидера, уже отправленного под арест в кандалах, выглядели некими марионетками, лишенными кукловода, и потому нужно было срочно заставить их принять правильное решение.
- Эй вы! Просто отпустите его, - предложил им агент.
В ответ они молча переглянулись между собой и также безмолвно согласились, что такой выход в их положении является наилучшим. Так что уже через мгновение Промский стоял на ногах и радовался жизни.
- Здорово, Рик! – сказал он, приближаясь к нам.
Вот так я хоть и поздно, но все-таки узнал имя агента, с которым вел познавательные беседы.
- Здорово, Зиги! Вижу, ты опять напортачил?
- Да уж…
Промский чувствовал себя неловко из-за того, что кому-то пришлось его спасать. Об этом не сложно было догадаться по тому рвению, с которым он теребил себя за подбородок. Но моя неисчерпаемая пытливость помогла ему преодолеть этот незначительный комплекс вины.
- А что это за дыра, куда сбрасывают людей? – спросил я.
- Они называют это «колодцем забвения».
- И почему же?
- Ну, якобы падать в нем приходиться до скончания времен.
Обрисованная Промским перспектива, которой и мне, и ему чудом удалось избежать, пробила дрожью все мое тело, включая глубоко запрятанный костный мозг. Однако сильно зацикливаться на этом я не собирался, так как моя работа всегда подразумевала каждодневный риск, и мне было не с руки питаться иллюзиями о том, что впереди остались лишь менее опасные и сумасбродные загадки. Тем более что я прекрасно понимал, что если мне не удастся с ними разобраться, то пострадают те, кого нужно было защитить.
- Так может, мы уже пойдем? – поинтересовался Рик, устав и от пресловутых загадок, и от всего прочего, что держало нас в башне.
- Хорошая идея, - подытожил Промский.
И мне ничего не оставалось, кроме как поддержать их неистовое рвение убраться восвояси.
- Как скажите, - прошептал я и шагнул в сторону лестницы.
Согласно законам механики, спуск переносился легче подъема, но все равно было утомительно в течение часа топтаться по ступенькам. Конечно, можно было двигаться и быстрее, однако так получилось, что впереди меня еле-еле тащились арестанты, чью прыть ограничивали стальные оковы, а позади меня Промский и Рик даже и не пытались двигаться быстрее черепахи. И что касается арестантов, я только радовался, что им наконец-то удалось вкусить собственного яда. А вот своих коллег мне было сложно понять.
- Чего вы там застряли? – спросил я, когда между нами оказался целый виток спирали.
- Да ты не торопись, - постарался успокоить меня Рик, - Скоро и так все закончится.
- Расслабься, - добавил Промский.
«Ну и черт с вами», - подумал я и больше не обращал на них внимания.
А через час мы, как и предполагалось, все-таки выбрались из башни. Все три солнца к тому времени успели медленно скатиться к закату и уже перестали быть похожими на ярко-оранжевые апельсины, а приобрели темный, почти гранатовый цвет.
- Бур-бур-бур, - пытался что-то промямлить Гуру, пока его заталкивали в вертолет, но его мнение никого не интересовало.
И потому как только группа захвата погрузила в транспорт всех остальных арестантов, Рик махнул нам рукой на прощанье и улетел вместе с вертолетом. Нам же любезно оставили джип с открытым верхом и шофера из числа агентов.
- Святополк, - представился он.
- Владимир.
- Зигмунд.
Когда же с этикетом было покончено, поступил более насущный вопрос:
- Куда едим?
- В Роугточь.
«Надо же какое странное название», - подумал я, но промолчал, решив, что Промский как-нибудь потом успеет объяснить, что есть Роугточь.
И так как никто ничего не имел против, шофер сказал:
- Едим, - и заставил джип тронуться с места.
Немного проехав по булыжной мостовой, мы тут же свернули в сторону, но не на широкую и ухоженную грунтовую дорогу, а на черт знает что. И тогда выяснилось, зачем понадобился такой неприхотливый транспорт. Ведь мало того, что избранный путь с избытком порос непроходимым дерном и серьезно обогатился грязевыми лужами, так еще и петлял как придется. И временами, когда заканчивалась равнина и начинался лес, нам приходилось с опаской пригибаться, чтобы не получить шальной веткой в глаз от дремучих зарослей феонтийского терновника, который настолько разросся, что перестал соблюдать положенные границы. Но я готов был ко всем этим невзгодам, разумно предполагая, что все это нужно превозмочь, чтобы попасть в пресловутый Роугточь, где обязательно найдется кровать и немного еды. Однако ничего этого не оказалось на песчаном пустыре, рядом с которым остановился джип.
- Мы на месте, - сообщил шофер, заглушив мотор.
- На месте?
Скажем так, я ожидал чего-то вдохновляющего, а вместо этого получил целый гектар песка и тишь да глушь вокруг.
- Что за черт? – возник вопрос.
И все же Промский был непоколебим в своем выборе.
- Тебе пора, - заявил он, открывая дверцу джипа с моей стороны.
- Пора? – спросил я, так и не двинувшись с места.
И тогда Промский пояснил, указывая на пустырь:
- Ты сегодня отлично поработал, а сейчас отправляйся домой.
Не стану отрицать, мне всегда симпатизировала чужая похвала, но сейчас я больше беспокоился о том, что еще задумал Промский, и какая роль во всем этом была уготована неприглядной песчаной глухомани, названной по не понять каким соображениям броским и именитым словом Роугточь.
- А может, стоило отвезти меня к телепортационной камере, а не сюда?
Понятное дело, я задавал этот вопрос, не зная о существовании второго способа путешествия между двумя частями города, не задекларированного во всех официальных документах.
- Здесь находится что-то типа портала перехода, - объяснил мне Зиги.
И, конечно же, я первым делом поспешил уточнить:
- Это законно?
- Совершенно. Если об этом месте не знаешь ты, это не значит, что о нем не знает твое руководство, так что не бойся пользоваться.
У меня не было причин не доверить напарнику, и тем более нельзя было отказываться от великодушного предложения в очередной раз стать причастным к волшебным таинствам. Но чтобы задуманное Промским чудо свершилось, мне еще требовалось узнать:
 - Что я должен делать?
Впрочем, инструкции по применению портала перехода не содержали ничего необычного.
- Просто выйди на середину пустыря, закрой глаза и подумай о том, куда бы тебе хотелось попасть, и через мгновение ты будешь там.
Что ж, именно так я и поступил. Правда, перед этим узнал у Промского о его планах:
- А ты куда?
- Обратно в офис, - ответил Зиги, - Хочу попытать счастья в белой комнате.
- Тогда удачи.
Прощальное рукопожатие послужило достойной кодой для тяжелого рабочего понедельника. Этот день сложился не так, как было запланировано в воскресенье, но я ни о чем не жалел, и потому дошел до середины пустыря и, закрыв глаза, подумал о доме, а когда открыл, то увидел, что на небе всего лишь одно солнце скатилось к западному небосклону.
«Как же приятно», - такой была первая мысль, когда меня окружил тихий шелест гибких березовых ветвей и мелких изъеденных листьев.
Рядом ютились иссохшиеся стволом сосны. Их верхушки сумели сохранить первозданную зелень душистой хвои, и это позволяло им не отставать в пластике движений от своих соседок. Я глубоко вдохнул воздух этого вечера и понял, как же отчаянно мне не хватало его вкуса и запаха. Все путешествия в далекие края казались теперь чем-то заунывным и тягомотным, а то, что всегда находилось под боком, внезапно заиграло новыми красками. Все это было в тысячу раз лучше всяких заграничных территорий, и хотя здесь любого в любую секунду могли запереть в камере превентивного заключения и больше не выпустить, я предпочитал такую жизнь. Легкий порыв ветра пахнул мне в лицо, и я с еще большей силой ощутил какие-то настойчиво любимые ароматы. И мне не зачем было определяться с их тайным происхождением. Я всего лишь наслаждался моментом и шел дальше, периодически засматриваясь на неприхотливую  и узловатую придорожную поросль. Через двадцать или более шагов потрескавшаяся суглинистая почва тропинки обернулась бетонными штабелями. Такую блочную дорожку когда-то специально соорудили с заботой о гражданах, но по своему печальному опыту я знал, что один из блоков расшатан, и неудачная поступь в дождливый сезон обязательно обрызгает грязью. Только вот я никогда не запоминал точных ориентиров.
«Да и ладно», - мелькнуло в голове, - «Сегодня же сухо».
В конце концов, дорожка довела меня до родного подъезда,  но прежде чем я успел вставить электронный ключ в замок, дверь запищала и открылась без моего участия, а потом из-за нее показался автор этой медвежьей услуги.
- Здравствуйте, агент, - сказал он.
- Здорово, - ответил я.
Меня приветствовал мой старый знакомый и по совместительству сосед двумя этажами выше. Его звали Савелий, и выглядел он как любой другой настройщик кабельного телевидения в нашем городе. Своей сдвинутой набекрень кепкой из черной баракийской кожи Савелий пытался пустить пыль в глаза каждому в округе. Ему это было жизненно необходимо, ведь так хотелось чувствовать себя более уверенно, общаясь с такими людьми как я, то есть классом выше. Однако дешевизна всего прочего одеяния, которое он натягивал на себя ежедневно, не позволяла утаить мещанского происхождения даже от любого первого встречного. Так что в виду такой ужасной невезухи в обывательской мимикрии Савелию приходилось компенсировать моральный урон лобызанием и притворством.
- Отлично выглядите!
- Спасибо, - вежливо говорил я, хотя на самом деле думал, - Какого черта тебе надо? И как можно хорошо выглядеть с разбитым носом?
- Может зайти к вам как-нибудь? Подключить парочку новых каналов?
А вот и долгожданный ответ настиг меня, даруя прозрение, в котором было несложно рассмотреть, что кому-то крайне важно стать моим другом. Но я в сто первый раз ответил:
- Да-да. Как-нибудь…. Точно…, - и спешно исчез в полумраке подъезда.
Правда, в след мне все-таки бросили назойливое обещание:
- Буду ждать звонка.
Но для меня это как обычно ничего не значило. Моя квартира находилась на третьем этаже, так что мне всегда было намного проще дойти до нее пешком, чем ждать прибытия лифта. И сегодня не появилось никаких причин, способных заставить меня внезапно поменять привычки, заложенные годами. Однако не я один привык жить по шаблону. Альберта Иосифовна жила на втором этаже и в укор своему почтенному возрасту не могла себе позволить гулять по улицам, скверам и паркам. Ее потрепанного здоровья хватало лишь на то, чтобы добраться до распахнутого окошка на лестничной площадке, чтобы оттуда посмотреть на мир и тепло улыбнуться, несмотря на все невзгоды.
- Владимир, солнце вы мое. Что ж вы себя не бережете?
Да, как и предполагалось, я встретил ее в узаконенном привычками месте. Иногда мне казалось, что она специально каждый день дожидается моего возвращения, чтобы после всех ужасов, на которые мне приходилось смотреть по долгу службы, сказать что-то хорошее. Но скорее всего, Альберта Иосифовна была просто очень милым и очень добрым человеком, говорившим комплементы без задней мысли:
- Вы самый замечательный…
- Спасибо.
К сожалению, сегодня у меня не было ни времени, ни сил на диалог большей протяженности, и потому я поспешил к следующему пролету, где и нажал на кнопку звонка. И как обычно, не собирался ждать, что дверь откроют прямо сразу.
- Сейчас, сейчас, - раздался голос минуты через три.
Но даже при этом движение в замке возникло гораздо позже.
- О боже, что с тобой случилось?! – воскликнула Наташа, едва пустив меня на порог.
Я знал, что без нотаций не обойдется, но все они протекали без какого-либо намека на негатив, а скорее подразумевали некое проявление нежной заботливости и определенной обеспокоенности по поводу моих постоянных производственных травм. И как только мне был дан тонкий намек, последовали более уместные ценные указания:
- Чмоки-чмоки, милый. Умываться и за стол.
Указания закончились коротким поцелуем в щеку, а потом Наташа исчезла на кухне, где в это время что-то громко булькало и скворчало.
- Дорогая, у нас закончилось мыло! – заявил я спустя секунду после начала умывания.
- Оно на полке! – донеслось с кухни.
Мои глаза быстро пробежались по всему, что хотя бы отдаленно напоминало полку, но ничего похожего на мыло не увидел. И в моей душе тотчас похолодело от мысли, что я так просто и внезапно столкнулся с мировой проблемой прямо у себя в ванной комнате.
«Апокалипсис!» - вопил внутренний голос.
- Его здесь нет! – кричал я, чуть не плача.
- Сейчас подойду! – заявил спасительный голос с кухни.
Несомненно, на работе мне всегда доставалась роль неустрашимого героя, но смотрясь в свое обескураженное паникой отражение, я видел некую противоположность этому, и казалось, что в зазеркалье существует более робкий и потерянный человек, которому не нужны ежедневные перестрелки, погони и тайны. Ему нужна спокойная и тихая жизнь, а еще совсем немного любви. Но скорее всего, на самом деле никогда не было и не могло быть никакого мистического двойника. Просто там за входной дверью моего дома я легко и быстро поддавался влиянию чужих желаний и образов и мгновенно превращался в гонимого тщеславием антипода. Однако попадая в маленький, но горячо любимой мир семейного уюта, я снова становился самим собой, почти ребенком, смотрящим на все окружающие его предметы и явления с игривым и томным трепетом любознательности.
- Где мое мыло?
- Слева от тебя.
Я посмотрел назад. На пороге в ванную стояла Наташа. Она не злилась, а, судя по всему, всего лишь наблюдала за моими телодвижениями, надеясь узнать, как я выйду из кризисной ситуации. И надо сказать, что мне не особо везло с успехами на этом поприще.
- Все равно не вижу, - сказал я, вглядываясь в полку и так и сяк.
- Флакон, - прозвучала подсказка.
Моя рука протянулась к бутылю зеленого цвета, ну а уже потом мне удалось прочитать этикетку, украшенную цветками ромашек и разрезанным лимоном.
«Жидкое мыло только для вас», - говорила надпись.
А я говорил:
- Что это такое?
- Жидкое мыло. Разве не видишь?
Конечно, если бы я также туго соображал на заданиях, то вряд ли бы дожил до этого вечера. Но вся прелесть момента состояла в том, что мне не нужно было стыдиться самого себя, а просто наслаждаться часами и минутами, которые бытие отмерило до следующего дня.
- И где нормальное? – спросил я.
- Выкинула.
Не буду спорить, в своих репликах моя жена совершенно четко выражала определенные требования ко мне и ко всему тому, что я делаю и как себя веду. Но звучали они вовсе, ни как упреки или нотации. Скорее это было особо заботливым вариантом воспитания, в ходе которого никого не ругали, а только осторожно подталкивали.
- Зачем?
Возможно, вопрос и был неуместен, но мне очень хотелось знать, почему кусок моего любимого мыла с запахом ванили отправился в мусорное ведро.
- Оно мне очень нравилось и вообще…
- А мне не нравилось, что у нас в мыльнице все время скапливалась вода и мыло постоянно размякает, - объяснила Наташа, - И так как ты не собирался прекращать такое безобразие, пришлось все решить за тебя.
- Отлично, - сказал я, немного поразмыслив, - Наверное, так даже лучше…
И действительно, через минуту мне уже было невыносимо думать, что все прежнее мытье рук каким-то образом происходило без участия жидкого мыла.
- О, боже мой, как приятно, - утверждал я, усиленно намыливая ладони, шею и лицо.
- Рада это слышать, - сказала Наташа, возвращаясь на кухню, - И я тебя жду.
Примерно так и выглядело непринудительное воспитание в действии. А когда я смыл с себя всю пену, вытерся мягкой бахромой полотенца и вышел из ванной, чтобы приступить к долгожданному ужину, мне не пришлось жалеть о собственной податливости желаниям полноправной хозяйки моей жизни.
- Все готово, дорогой.
Конечно, этих жалких трех слов было крайне недостаточно, чтобы всеобъемлюще и досконально описать результаты многочасовых стараний супруги. Правда, я тоже не оказался на должной высоте в искусстве риторики, но оправдывал это тем, что даже всех возможных миллионов предложений и фраз не хватило бы, чтобы выразить всю мою признательность, любовь и неописуемый восторг.
- Очень даже...
- Спасибо.
На лице Наташи появилось то самое благородное умиление, что мне и прежде приходилось видеть при тех же обстоятельствах. Оно сигнализировало, что моя жена в очередной раз удивляла меня своей близкой к помешательству находчивостью, которая сопровождала ее неустанное стремление создать идеальную семью. Но я никак не мог себе позволить стать пресловутым царем горы и как всегда постарался отметить заслуги настоящего героя:
- Спасибо тебе. Ведь это ты целый день старалась и готовила.
- Ты милый.
- Но ты лучше.
Забота обо мне никогда не была для Наташи в тягость, и любые попытки с моей стороны упрекнуть себя самого на деле оборачивались еще большим рвением любимой женщины в плане заботливых сюрпризов:
- А еще я купила фильм, который ты просил. Включить?
- Обязательно.
Впрочем, мой ответ был не столь важен, так как тут же откуда не возьмись, почти как в сказке или в несбыточной мечте, у нее в руке появилось специальное издание последнего фантастического боевика с непереводимым названием «Фантастиш блястиш».
«И как она все это успевает?» - подумал я.
«Ну, прям мечта маньяка», - добавил внутренний голос.
«А ты думал?» - завершил я внутренний диалог.
Ну и, конечно же, что-то было сказано и вслух:
- Ты супер!
А она ответила мне великолепным блеском в глазах. Ее волосы немного растрепались от суматошной беготни, но это никоим образом не причислялось к минусу, а наоборот даже в какой-то мере возбуждало определенные чувства, а желто-зеленый фартук у нее на груди и вовсе делал мою жену чертовски обалденной и сногсшибательной. И потому я в конце концов не удержался, подошел ближе и поцеловал ее так, словно был абсолютно уверен в последнем возможности сделать это. А когда наши губы разомкнулись, я сказал еще кое-что:
- Ты самая замечательная на свете.
- Я люблю тебя, - ответила она.
- Я тоже тебя люблю.
Но женские признания всегда более красноречивы. И в доказательство этого рука Наташи медленно скользнула ниже моего живота.
- Кажется, малыш поднялся…, - сказала она, нащупав нечто важное.
Мне же оставалось лишь довериться инстинкту, прижать ее к себе и целовать еще более страстно. Но в итоге нам все же пришлось вспомнить про ужин, хотя бы в дань уважения потраченным на него силам и средствам.
- Нужно сначала поднабраться сил, - посоветовал я.
- Определенно, - с тайным намеком ответила Наташа
Потом она забралась на диван и похлопала рукой рядом с собой, приглашая меня к ней присоединиться. Но мне было очень нужно немного задержаться, чтобы отправить носитель фильма в дисковод.
- Секундочку, - попросил я, а потом спешно присоединился.
Сервировка небольшого низкорослого столика, предварительно придвинутого к дивану, включала в себя слишком много блюд, так что не думаю, что стоит тратить время на их пустое перечисление. Однако не упомянуть про вкуснейший сырный суп, восхитительное мясо, снабженное гарниром из жареного картофеля, и хрустящие маринованные огурчики было бы слишком подло. Все прочее запомнилось и понравилось не меньше названного, да и долгожданный боевик, что проецировался на плазменную панель, заметно цеплял множеством спецэффектов и внезапных поворотов сюжета.
- Все просто объеденье, - сказал я, когда в желудке не осталось больше места.
- А как насчет меня? – спросила Наташа, настойчиво прильнув ко мне.
Конечно, было тяжко, но и отказаться было невозможно.
- Всегда найдется место для десерта, - ответил я, и мы устроили свои неистовые взрывы на фоне взрывов на киноэкране.
***
В ту ночь мне приснился странный сон:
Теплый весенний ветерок шелестел по верхушкам незрелой изумрудной тимофеевки, временами волнообразно пробегая по живому зеленому массиву. Пахло весной…. Да!.. Этот запах особый, хватающий за душу и наполняющий ее непреодолимой тоской. Где-то вдали с нарастающей интенсивностью громыхали первые признаки надвигающейся грозы. Именно они и рождали этот маленький поток прохладного воздуха, который бесшумно проносился мимо утомленных зноем щек, позволял хоть на мгновение освободиться от тяжкого бремени терморегуляции…
Он шел через поле навстречу бушующей неизвестности. Пока шел…. Куда? Зачем? Кто он? Неизвестно. Да и какая разница. Главное, что он шел…
***
С утра меня разбудило солнце, которое настойчиво светило в лицо. Сначала я попытался исправить положение тем, что перевернулся на другой бок, но весь интерес к утренней дремоте внезапно куда-то улетучился, так что, полежав с закрытыми глазами около пяти минут, мне все-таки пришлось смириться с тем, что новый день уже наступил. С этим согласился и почти сразу же сработавший будильник, настроенный на радио.
- Какое чудесное утро! Первым вам об этом сообщил я, ди-джей Корчмовский. Но кроме этого, сегодня в городе стряслось такое, во что вы сроду не поверите. И сейчас мы услышим репортаж с места событий…
Такая раздражающая болтовня была способна вызволить мертвых из могилы, но мне повезло больше, чем им, ведь я мог просто переключить волну…
- Музон-радио-о-о!!! – объявил женский голос, а потом кто-то достаточно умный для того, чтобы лишний раз не бесить честных граждан сфабрикованными сенсациями, поставил новый ультрамодный сингл.
- То, что надо, - прошептал я, когда зазвучала музыка, и встал с постели.
Два десятка отжиманий и столько же упражнений для пресса позволили встряхнуть мой не совсем проснувшийся мозг и немного подразмять одряхлевшую за ночь мускулатуру. После них я почувствовал себя как вновь родившийся, но что самое главное, к концу сеанса легкой гимнастики мне принесли стакан теплого молока.
- Это тебе, милый, - сказала Наташа, передавая напиток в мои руки.
Как всегда она вылезла из постели гораздо раньше меня и успела достойно подготовиться к моему пробуждению. И надо сказать, что в сегодняшнем дне не было ничего особенного. Моя жена всегда старалась для меня как никто другой, но самое главное, что ей как-то удавалось предугадывать вещи, способные сделать меня счастливым.
«Божественно», - думал я, смакуя каждый глоток молока, который медленно проникая сквозь губы, затекал ко мне в рот и, соприкасаясь с языком, создавал гамму вкусовых ощущений.
К сожалению после нескольких глотков молоко в стакане закончилось и  пришлось передать пустой стакан хозяйке.
- Молодчина, - сказала она, забирая стакан, а потом нежно потрепала мне волосы на голове.
И понятное дело, что я просто не мог не обнять ее за талию и не поцеловать как полагается,  так что в результате смешение остатков молока со слюной любимой стало чем-то особо притягательным, но к великому сожалению все наши лобызания продолжались не долго.
- Чистить зубы и в душ, - сказала Наташа, закрыв на замочек мои губы своим указательным пальцем, и тотчас ушла вместе со стаканом.
Мне же ничего не оставалось, кроме как посвятить себя личной гигиене. А ведь было так лениво заниматься этим в такое прекрасное солнечное утро. Но осторожно толкая дверь, я все-таки вошел в ванную комнату. Краны были закрыты, и потому в храме чистоты было тихо. Только иногда по трубам, подающим горячую воду, пробегали урчащие турбулентные потоки. Но меня пугали вовсе не они. Просто зачастую по утрам во мне непреднамеренно просыпались древние инстинкты первобытных приматов, которые боялись воды не меньше, чем огня. И все это выражалось в некоторой брезгливости по отношению к первым соприкосновениям воды и кожи. Впрочем, Наташа отлично была осведомлена об этих моих заморочках и в связи с этим зашла в ванную комнату через минуту после меня. Ей не понадобились слова и упреки, чтобы включить и настроить струю воды в душе, но ей понадобились слова, чтобы меня подбодрить:
- Вперед, мой герой, - сказала она и не забыла также вручить мне зубную щетку с уже выдавленной горошиной зубной пасты.
При таком заботливом отношении я никак не мог не оправдать ее ожиданий, так что смело наплевал на первобытные инстинкты и шагнул под душ. Первым ощущением, возникшим после того как острые струи воды стали щекотать мне спину, было неприятие. Но вскоре как обычно плохое переросло в хорошее и, в конце концов, я уже наслаждался процессом.
- И не забудь побриться, - последовало еще одно ценное указание от моей жены.
А потом она предоставила меня самому себе и ушла. Я же настолько втянулся в омовение и прочие процедуры, что минут двадцать не вылезал из душа. Хотя на самом деле быстрее проститься с ванной комнатой было крайне сложно, учитывая, что Наташа требовала от меня использовать не менее трех гелей для душа и пяти шампуней. Также ни в коем случае нельзя было не воспользоваться кондиционером, бальзамом и еще чем-то в фигуристом флаконе. Что же касается бритья, то тут нужен был и очиститель кожи, и увлажнитель после. В общем, только подумав обо всем об этом, можно было бы спокойно сойти с ума. Но мне приходилось следовать заранее надиктованному списку не в первый и не в последний раз, так что я справился с ним без каких-либо вопросов, а по окончанию процедур утерся свежим полотенцем, надел чистое нижнее белье и направился обратно в комнату. Только по пути мне было просто необходимо отметиться у домашнего прораба, который в тот самый момент кропотливо готовил завтрак на кухне.
- Я все, - сказал я, на мгновение отрывая жену от ее занятий.
- Отлично, - ответила она, ловко орудуя лопаткой, - Твоя одежда в шкафу. Иди и одевайся.
Что касается моих дальнейших действий, мне было все ясно и понятно, но я все равно задержался в дверях кухни, потому что не мог справиться с собой и не спросить:
- Что ты готовишь?
Наташа посмотрела на меня, не переставая что-то переворачивать, и улыбнулась.
- А что? Вкусно пахнет? – спросила она.
- Да, - виновато признался я, словно ребенок, пойманный в соседском саду с кучей яблок распиханных по карманам.
- Французские тосты и сырники со сгущенкой.
- Супер! – возрадовался я.
Но мне тут же пригрозили пальцем и потребовали соблюдения правил приличия.
- Сначала одеваться, - сказала Наташа.
- Все понял.
И я не расстроился, а скорее наоборот воодушевился и потому, сладострастно предвкушая грядущий завтрак, все-таки вернулся в комнату, чтобы приодеться. И там меня как всегда ждал очередной сюрприз. На этот раз он заключался в том, что в шкафу меня ждала чистая и идеально выглаженная униформа.
- Отлично, - прошептал я, снимая ее с вешалки и осторожно укладывая на кровать.
И по правде сказать, мне было чему дивиться, ведь накануне вечером я кое-как побросал ее где-то в углу, а теперь она выглядела почти как новая.
- Отлично, - повторил я, когда надевал на себя рубашку и наслаждался нежным скольжением ткани по распаренной и хорошо отмытой коже.
Мне всегда нравилось одеваться и одновременно смотреться на себя в зеркало, чтобы сразу видеть и поправлять получаемый результат. И сегодня, добавляя к рубашке все остальные предметы обмундирования, я просто экстазировал по собственному отражению. Не хватало только достойного качества прически, но мне удалось достичь его каплей геля для укладки и двумя-тремя движениями расчески. И кстати я закончил как раз вовремя, потому что за мной пришла Наташа и спросила:
- Ты скоро?
Мне же было сложно перестать любоваться собой.
- Как тебе? – поинтересовался я.
- Красавец писанный, - ответила она, однако постаралась держаться от меня на расстоянии, дабы не испоганить все мои и свои труды.
И так как я все же получил долгожданный комплемент, мы отправились завтракать. На кухне мне никогда не позволяли суетиться, так что самым разумным поступком с моей стороны было просто сесть на стул и ждать заботливого обслуживания. Впрочем, назвать ожиданием четыре с половиной секунды было бы неуместно и предвзято.
- Что тебе положить? – спросила меня Наташа.
- И то и другое, - ответил я, не раздумывая.
Никто не стал перечить моим гастрономическим пожеланиям, и потому еще через секунду передо мной поставили тарелку с тостами и тарелку с сырниками, обильно политыми сгущенкой. И конечно сразу же возникла потребность чем-то запивать все это добро. Но и тут меня не заставили долго ждать.
- Чай? Кофе? Сок?
- Чай, - выбрал я.
Не знаю почему, но после того, как мы с Промским обедали вместе, мое отношение к чаю резко поменялось, причем в положительную сторону. Так что как только жена пододвинула ко мне чашку свежезаваренного чая, я начал завтрак с хорошего глотка именно этого бодрящего и тонизирующего напитка, а уж потом принялся линчевать ножом и вилкой хрустящие тосты и сочные сырники.
- Дзынь-дзынь!!!!
Внезапный звонок мобильника заставил меня оторваться от завтрака и взглянуть на дисплей телефона. Как оказалось, звонившим был Промский.
- Прости. Нужно ответить, - извинился я перед женой, а затем принял вызов, - Я слушаю.
- Вова, это Зиги, - раздался в телефоне голос Промского, - Срочный вызов. Ты готов?
- Да, - к сожалению, других ответов в моем арсенале не завалялось.
Однако я и подумать не мог, что следующей репликой моего напарника станет:
- Тогда буду через минуту.
И это поставило меня в жесткий и бескомпромиссный тупик.
- Будешь где? – спросил я, надеясь, что ослышался.
Но все вышло намного хуже.
- У тебя под дверью, - сказал Промский и отключился.
Таким образом, завтрак был испорчен окончательно и бесповоротно.
- Что-то случилось? – спросила меня Наташа, когда я убрал мобильник в карман, но больше не притронулся ни тостам, ни к прочему.
- Прости, - пришлось ответить мне, - Вызывают на работу.
- Ничего, - сказала Наташа и нежно погладила меня по руке, - Главное, что вечером ты обязательно вернешься. Ведь так?
- Обязательно, - подытожил я, после чего поднял ее руку и уткнулся лицом в ладонь.
В моем распоряжении оставалось не больше половины минуты, и этого времени никак не могло хватить на что-то путное. И потому мне оставалось лишь горько наблюдать за тем как время утекает сквозь пальцы, и отчаянно верить, что когда-нибудь все измениться и я стану чем-то большим по сравнению с обычным безалаберным прожигателем жизни.
- Мой хороший, - прошептала Наташа, а потом просто взяла и обняла меня, - Ты самый замечательный. И ты мне нужен. И все у нас с тобой будет хорошо…
Она бы могла успеть сказать мне еще много-много прекрасных слов, о которых всегда мечтал и будет мечтать любой человек на свете. Но раздался звонок в дверь, и я был вынужден задуматься о чем-то, что никак не было связано с моей личной жизнью и теми мыслями, которым мне хотелось бы посвятить себя целиком и полностью.
- Я открою, - вырвалась фраза сквозь зубы, после чего мне пришлось подняться со стула и молча прошагать к входной двери.
Лязгнул звонок под напором моих стремлений и дверь отворилась. За ней меня нетерпеливо дожидался Промский, и в этот момент его извечная ухмылка почему-то выглядела очень кислой и неумело притянутой за уши.
- Привет, - сказал он.
- Привет, - ответил я.
Какое-то время мы только стояли и игрались в гляделки, но смысла в этом не было никакого, так что в конце концов Промский спросил:
- Так мы собираемся на вызов?
- А как насчет завтрака? – в порыве призрачной надежды поинтересовался я.
Только вот Зиги не дал мне ни единого и ни малейшего шанса хоть на чуточку задержать в застенках домашнего уюту.
- Нет, спасибо, - ответил он.
И возможно, что вся беда заключалась в том, что Промский не понимал, как важна была для меня еще одна минута с любимой, или же все обстояло куда проще и в его груди не было того горячего бьющегося сердца, коим обладал я, а был лишь большой холодный кусок льда. Однако в любом случае у меня не было другого выхода, кроме как крикнуть:
- Дорогая, я ушел!
- До свиданья, милый! - донесся ответ с кухни
- До свиданья, - с горечью прошептал я.
Но когда дверь за нашими спинами захлопнулась, мой томно прикорнувший дух воспрял с прежним энтузиазмом и в глазах снова заиграли безумствующие огоньки жажды славы, загадок и нескончаемых приключений.
- Так что у нас? – спросил я Промского.
А тот, будто и не заметил шатких перемен в моем настроении, и все также бесстрастно продолжал идти вниз по лестнице, подчиняясь собственным мыслям. Но с этих одиозных и самосозерцательных мыслей его определенно сбил мой мобильник, когда вновь затрезвонил:
- Дзынь-дзынь!!!!
На этот раз звонила моя жена, с которой я только что попрощался.
- Алло, милый, - раздался в телефоне голос любимой, - Ты уже далеко?
- Нет, - ответил я, - Мы даже еще не вышли из подъезда…
- Ты можешь вернуться ненадолго?
- Могу, но зачем?
- Ты кое-что забыл.
Можно было всего лишь украдкой посмотреть на агента Промского, который стоял тремя ступеньками ниже, чтобы правильно оценить ситуацию. Его покрасневшее лицо однозначно отражало то, как сильно он взбесился от неоправданной задержки. И одного только этого обстоятельства уже было более чем  достаточно для того, чтобы потерять любое желание к возвращению, но я все же рискнул вызвать праведный гнев напарника и сказал жене в телефон долгожданные слова:
- Сейчас буду.
Затем мне оставалось только вернуть мобильник на его прежне место, то есть в карман и предупредить Промского:
- Подожди, я ненадолго.
- Что?
Но я постарался не обращать никакого внимания на вполне обоснованные протесты Промского, а также на недовольство и раздражение, пятнами проступившее на его физиономии. И сумев не отступить от своих желаний, я преспокойно добежал до квартиры, при любой возможности прыгая через три ступеньки, и даже попытался нажать кнопку звонка. Однако необходимость в этом быстро отпала, потому что Наташа приготовилась к моему возвращению и, открыв дверь, протянула мне цифровой планшет.
- Это было в твоих вещах, - сказала она.
- То есть?
Мне понадобилось основательно собраться с мыслями, чтобы в итоге вспомнить происхождение этого предмета, и лишь после серьезных поисков промеж извилин я сумел вспомнить, что планшет оказался в моих руках прошлым утром, когда со мной вела беседы молоденькая заведующая участковым отделом Службы Внешней Реабилитации. Помниться она даже хотела, чтобы я ознакомился с содержанием, но в общей суматохе дел ее пожелание отошло на самый задний план.
«Может быть, стоит выкинуть его в мусоропровод?» - предположил внутренний голос.
Однако такой вариант мог сыграть плохую шутку и привести к непоправимым последствиям. «Как я понял по ходу разговора, дамочка слишком много знает», - объяснял я самому себе, - «А это вовсе не спроста. Кто-то стоит за ней и дергает за интересующие его ниточки, так что если даже главе отдела совершенно случайно упадет на голову кирпич, проблема от этого никуда не исчезнет. И поэтому мне все же придется ознакомиться с этим документом, хотя бы для того, чтобы немного подыграть  до наступления лучших времен и лучших решений».
- Я правильно поступила? – спросила Наташа, наблюдая за моим пристальным вниманием к цифровому планшету.
- Да, малыш, - ответил я и чмокнул ее в щеку, - Большое спасибо.
- Ты лучший.
Только вот мне все еще предстояло решить, что делать с планшетом. Таскать с собой было слишком опасно, но и простое желание оставить его дома без предварительного прочтения выглядело как самое идиотское безрассудство. Так что, в конце концов, я перестал тянуть резину и взялся читать электронный текст:
«Я, секретный агент Игорь Гружевич, внедренный в границах Западной территории  десятью годами ранее, уведомляю руководство Защиты Психического Здоровья о том, что научные эксперименты, проведенные над рядом агентов местной спецслужбы для повышения индивидуальных импатических характеристик, несут в себе скрытую, но очевидную угрозу психоэмоциональной дестабилизации. В частности у меня есть веские улики, заставляющее подозревать агента Зигмунда Промского в как минимум двух убийствах. Анализ его истории  болезни позволил заключить, что интоксикация экспериментальным препаратом привела к необратимому нарушению нормальной модели поведения и сделала его непригодным не только к службе во благо общества, но и к невозможности обыденного сосуществования со своим патологическим альтерэго…».
Там было много прочей писанины на ту же тему, но мне показалось, что все и так стало достаточно понятно, да и время поджимало.
- Спасибо, - сказал я жене, обратно передавая ей планшет, - Мне это очень помогло, но пускай он пока полежит дома.
- Конечно, - ответила Наташа.
И хотя теперь из-за тяжелых мыслей голова ломилась на части, я не оставил любимую без еще одного поцелуя и прощальных слов:
- До вечера, дорогая.
- До вечера, милый.
А потом я поспешил вниз по ступенькам. Но замечу, что замок так и не щелкнул у меня за спиной, а это, несомненно, означало, что Наташа провожала меня взглядом до тех пор, пока я совсем не исчез из ее поля зрения.
- Ты долго, - заявил Промский, став намного мрачнее за время моего отсутствия.
Он ждал меня прямо у подъезда, нервно прохаживаясь то туда, то сюда.
- Извини, - сказал я, после чего зачем-то соврал, - Жена чуть-чуть переволновалась. Нужно было как-то ее успокоить.
Понятное дело, мне было прекрасно известно, что Зиги при помощи своих неординарных способностей, скорее всего, определит ложь, однако пригоршня правды вывела меня из себя и не позволила как и прежде жестко контролировать свое самообладание.
- Теперь-то мы можем идти? – спросил Промский.
- Можем, - ответил я, однако тотчас поинтересовался, - Но каков план?
Удивительно, но Зиги все-таки сподобился посвятить меня в свою секретную диспозицию, сообщив коротко и ясно:
- Нужно сначала дойти до вон той автобусной остановки.
Тем не менее, взмах руки Промского, детально указывающий направление нашего пешего путешествия, не затронул ни единой струны моей ранее пылкой натуры.
- Зачем? – спросил я
- Нас там должны ждать, - пояснил Зиги.
- Кто?
- Группа захвата.
Такой план меня вполне устраивал хотя бы тем, что история с прошлым срочным вызовом уже не могла повториться, но я все равно иронично срикошетил фразой:
- Тогда отлично.
И как говориться, если сказано, то и сделано. Только вот, чтобы добраться до автобусной остановки нам сначала потребовалось пересечь парк, где пышно цвели лилии, георгины и прочие разнообразные растения, а также какой-то бородатый дедушка с посохом восседал на каменном троне, представляя собой ни что иное как памятник.
- Кто это такой? – спросил Промский, когда мы проходили мимо этой гранитной скульптуры.
- Да бог его знает, - ответил я, и впрямь не имея никакого представления о происхождении дедушки с посохом и его памятника, хотя и жил совсем рядом с ним и часто гулял в парке.
И так как никакого просвещения и культурного приобщения не произошло, мы оставили памятник у себя за спиной и пошли дальше. На тот момент пресловутый час пик, во время которого большинство жителей спальных районов города спешат на работу, уже давным-давно прошел и потому нам почти никто не встретился на асфальтированной дорожке, петлявшей мимо клумб и деревьев, за исключением двух маленьких девочек в зеленых клетчатых платьях, занятых прыжками по нарисованным мелом табличкам.
- Здравствуйте, - сказали они нам, когда мы с ними поравнялись.
- Здравствуйте, - последовал наш резонный ответ.
На этом мимолетное знакомство себя исчерпало, и мы пошли дальше своей особой дорогой, оставив девочек наедине с задорными забавами. И к сожалению, сразу после этого нам выпала незавидная и совсем нерадужная перспектива пробирались через безлюдные кустарники, но, даже преодолев их колючие тернистые заросли и оказавшись вне парковой зоны, мы все равно больше никого не встретили. Казалось, что город неожиданно замер в ожидании чего-то глобального, однако на самом деле всех уже давно старательно отучили праздно шататься по улицам, и из-за этого люди старались лишний раз не высовываться из дому, дабы ненароком не попасть в камеру превентивного заключения. У нас же с Промским было свое ответственное задание, и потому мы могли себе позволить стоять на пустой остановке и переминаться с ноги на ногу.
- Ты сказал, нас будут ждать…, - потребовал я объяснений.
Однако Промский и ухом не повел в ответ, а только сказал:
- Сейчас все будет.
И действительно, минуты через три издалека стал доноситься рев мчащегося на всех парах автомобиля, и по мере того как звук мотора нарастал выражение лица моего напарника постепенно теплело.
- Я же обещал, - сказал Зиги.
- Да я и не спорю, - вырвалось из моего рта.
А чуть погодя  прямо перед нами резко затормозил джип с открытым верхом, на каком мне уже приходилось путешествовать, и окатил нас небольшим облачком пыли.
- Приветствую наш боевой отряд, - воскликнул Промский и грациозно обошел всех вновь прибывших с даром рукопожатия.
В джипе сидело человек пять пассажиров, и как вы понимаете, все они имели странные прически, серьги в ушах и являлись сотрудниками спецподразделения, которое буквально вчера вечером спасло наши шкуры от зловредного Гуру. И за рулем естественно сидел Рик.
- Почти не опоздали, - заявил он с широченной улыбкой в мой адрес.
- Как сказать, - отвечал я.
Но времени на разбор полетов было с гулькин нос, так что мы с Промским без лишних пререканий забрались в джип и немного потеснили уже имевшихся пассажиров.
- Поехали, - объявил Рик и выжал педаль газа, а потом автомобиль прямо-таки сорвался с места и нырнул за первый попавшийся поворот.
- Е-хо-хо! – радостно кричали наши соседи по транспортному средству.
И надо сказать, что у них был веский довод в пользу того, чтобы так безобразничать. На дворе стояло лето, ярко светило солнце, а мы мчались на всех парах и нам в лицо бил прохладный и освежающий воздух. Так что они всего лишь наслаждались моментом и не зацикливались на проблемах без крайней надобности. Я же в противовес их незатейливой позиции был слишком сосредоточен на себе и своей работе.
- Так что за задание?
Понятное дело, мне бы хотелось получить ответ от Промского, но он, как и прежде, был слишком увлечен самосозерцанием и не замечал никого, кроме себя самого. И мне даже стало казаться, что я зря устроил эпопею с враньем. Впрочем, думаю, что Зиги и без этого догадался бы, что что-то не так.
- Едим на квартиру к одному чудику на Кулебякинской улице, - сообщил мне Рик, когда стало ясно, что от Промского ответа не дождаться.
Однако вопреки ожиданиям я так и не сумел достичь желаемого успокоения души от дополнительной информации о ближайшем будущем, а лишь еще сильней переволновался.
- Кулебякинской? - возник очевидный вопрос.
- Да. А что? – поинтересовался Рик, параллельно орудуя рулем и наблюдая за дорогой.
В отличие от Промского он говорил вполне открыто и без задних мыслей и ухмылок, так что я моментально отмел любые подозрения в его причастности к грязной игре спецслужб, политиканов и прочей шушеры. И это также означало, что в разговоре с ним можно было  не бояться столкнуть со стеной стратегически припрятанных фактов.
- А разве она не находиться здесь на Востоке? – спросил я.
- Так точно, - ответил Рик
И я подумал тогда в полнейшем негодовании: «Это что-то новенькое».
И, конечно же, мне захотелось спросить про местную юрисдикцию и границы дозволенного, но Рик остановил меня заранее заготовленным ответом.
- Все в порядке. Мэр наделил наш отряд широкими полномочиями после того, как стало известно, что однотипные убийства происходят и у нас, и у вас. А значит, мы теперь работаем бок обок как в стародавние времена в заливе Ку-клукс-клана…
«Отлично», - подытожил мой внутренний голос.
Минут через десять джип на полном ходу свернул на Кулебякинской улицу и, проехав мимо детской песочницы и гимнастических турников, остановился у самого старого здания. Его возраст давно перевалил за пятый десяток, но регулярный капитальный ремонт позволял потрепанным стенам из кирпича не трещать по швам и не осыпаться штукатуркой. И было очень жалко превращать это архитектурное старье во что-то еще более обветшалое. Однако мы приехали для дела, а не для сожалений. И надо сказать, что кто-то нас совсем не ждал на пятом этаже в третьем подъезде.
- Все готовы? – спросил Промский, выползая с пассажирского сиденья на тротуар.
- Всегда готовы, - по очереди ответили сотрудники спецподразделения и с громким щелчком передернули затворы больших крупнокалиберных дробовиков, предусмотрительно взятых из багажного отделения автомобиля, чтобы сделать штурм намного интереснее.
- Тогда вперед.
Эта команда означала, что уже поздно сдавать назад и что мы всецело обязаны хотя бы на этот раз приблизиться к разгадке и схватить психопата. Впрочем, за одним из причисляемых к данной категории не нужно было далеко ходить. Он шел на штурм впереди остальных и постоянно твердил:
- Всем быть наготове. Подозреваемый скорее всего вооружен и опасен.
Ну, прямо-таки описывал самого себя. Однако, несмотря на подавляющее большинство раскрытых мной фрагментов головоломки, до целостной картины происходящего было еще очень далеко. Слишком много было пробелов и неизвестных переменных, которые не укладывались ни в голове, ни в какой другой части тела. К примеру, если Промский и был убийцей, то кто же звонил на телефон графини Смольной и как Зиги сумел ее распотрошить, не отходя от меня ни на шаг. Все это и кое-что прочее просто не имело смысла, но об этом стоило позаботиться в более подходящей обстановке.
- Откройте! Это Служба Охраны Граждан! – крикнул Промский с вялой надеждой на то, что подозреваемый неожиданно сдастся.
Все остальные и подавно не верили в такое чудо, так что уже заранее приготовили чугунное бревно для выбивания дверей и заточили нервы для прицельной стрельбы по неадекватно движущимся мишеням.
- Последнее предупреждение! – сообщил Промский.
Но опять никто не ответил, и в связи с этим чугунное бревно стало решающим аргументом.
- Трах-ба-бах!!!
От удара деревянная дверь буквально рассыпалась в щепки, но нам нельзя было терять драгоценные секунды на созерцание этого феерического зрелища, и потому мы вбежали внутрь с безудержными воплями:
- Стоять на месте! Руки за голову!!!
В квартире было темно, однако взятые на всякий случай фонарики спасли положение и вырвали из тьмы испуганное лицо мужчины в возрасте немногим больше двадцати пяти. И судя по тому, как исступленно бегали его глаза, он понятия не имел, что происходит и какого лешего мы выбили дверь. Впрочем, такое мнение сформировалось лишь в моей голове, а все остальные продолжали требовать:
- На колени! Руки за голову!
Но, в конце концов, кто-то додумался найти выключатель и тем самым пролил немного света на вероломного психопата и его неприступное убежище. И как выяснилось в итоге, подозреваемый не представлял ничего опасного. Более того, при хорошем освещении он выглядел еще более напуганным, чем ранее в потемках.
- Назовите себя! – потребовал Промский.
Однако, несмотря на все усилия моего напарника, результативность его громогласных реплик так и не сдвинулась с отметки в абсолютный ноль. Скорее они даже работали в противоположном направлении и только многократно умножали панический страх в глазах бедного парня. И потому единственным разумным вариантом стало мое вмешательство. Я подошел к нему и, осторожно положив свою руку на его плечо, спросил:
- Вы знаете, где вы? Кто вы?
Подозреваемый по-прежнему не произнес ни слова, но смог отрицательно мотнуть головой.
- Вы что-нибудь помните? – догадался я.
И снова отрицательный кивок головы. Попытки дальнейших расспросов оборвал возглас одного из сотрудников спецподразделения:
- Тут еще один…
По этой причине пришлось на время оставить ничего непомнящего парня и заняться вторым подозреваемым. Правда, ничего путного из этого не вышло, так как, сделав несколько шагов вглубь квартиры, я увидел сидящую в кресле мумию.
- Спекся, причем давненько, - пояснил Рик, тыркая в мумию пальцем, - Лет двадцать как двинул кони.
- Но кто это? – спросил я.
- Сейчас узнаем.
С таким обнадеживающим обещанием Рик воткнул в мумию прибор, сильно смахивающий на большой электронный градусник, и, как только кончик прибора застрял между ключицей и лопаткой, аналитические механизмы застрекотали подобно веселым кузнечикам. Эта мелодия никак не соответствовало общей атмосфере момента, но зато позволила идентификационным данным высвечиваться на встроенном дисплее прибора.
- Алексей Казанский, двадцать шесть лет, работал журналистом, - выяснил Рик, когда вырвал прибор из трупа и прочитал полученные с его помощью данные.
- Постойте-ка! – потребовал Промский, случайно прослышав новости с нашего фронта.
Дело в том, что пока мы с Риком любовались мумией, Зиги занимался ничего непомнящим парнем и успел подобно нам сделать идентификационный тест ДНК. Конечно, он не зверствовал по ходу анализов, как это делал Рик, ведь ему все-таки приходилось работать с живым человеком, но делал все то же самое. И, как бы это странно не звучало, результат тоже был тем же самым.
- У нас тут тоже Алексей Казанский, - сказал Зиги, - И тоже журналист двадцати шести лет.
- Странно, - прошептал я.
- А что еще страннее так это то, что этому было двадцать шесть лет двадцатью годами ранее, то есть до того, как он умер, - заявил Рик и неоднозначно пнул иссохшуюся ногу мумии.
Так пришла пора новых размышлений.
- И что мы с ними будем делать? – спросил я, первым нарушив молчание из-за того, что мне попросту надоело бесконечно пялиться на мумию и перепуганного парня.
Впрочем, не стоит сильно удивляться тому, что единственным и неповторимым предложением стала белая комнату с исчерпывающим сеансом психоадаптинга и сильно детализированный голомуляж как дополнение.
- Это лучший выход, - так Зиги пытался быть убедительным, но у него это плохо получалось.
И потому я осыпал его градом контраргументов:
- Как-то я не заметил успехов. И кстати, раз уж об этом зашла речь, почему вы не применили ваш грандиозный идентификатор на том неизвестном кренделе, которого мы допрашивали…
- Применили. Но ничего не получилось, потому что его ДНК не нашлось в нашей базе данных, так что единственным способом узнать о нем хоть что-то был и есть психоадаптинг.
Промский оборвал меня на полуслове, а всеми своими сенсационными подробностями и вовсе выставил идиотом, но несмотря на это я не сдавался и продолжал твердить:
- Вы находитесь на  территории ЗПЗ и значит, мы будем действовать по-моему…
Только вот, в конце концов, все-таки возник вопрос:
- И что это должно значить?
Скорее всего, Промский  думал, что у меня нет никакого плана, но все оказалось иначе.
- В десяти кварталах отсюда находиться Отдел дознания, - сообщил я, -  Думаю, стоит туда наведаться и во всем разобраться.
- Тогда поехали.
Не спорю, мне льстило, что в итоге Зиги остался не при делах со своим чертовым психоадаптингом, но толку от такой радости было мало, ведь в качестве главной задачи продолжала существовать необходимость как-то освежить память перепуганного парня по имени Алексей Казанский.
- Ведите подозреваемого в машину, - приказал я тем, кто без дела слонялся по квартире с дробовиками на перевес.
- А что с мумией? – спросил Рик.
Мой взгляд был брошен на Промского, но он не проявлял никакого интереса к трупу двадцатилетней выдержки, так что мне пришлось решать единолично.
- Пусть пока здесь посидит, - таким было мое решение.
И пока Казанского выводили из квартиры, настойчиво утверждая, что все происходящее делается исключительно ради его благополучия, я подошел к Промскому, который как-то странно гладил желто-коричневые обои на стенах, и спросил:
- Что думаешь?
- Не знаю, - ответил он, ни на миг не переставая мысленно витать в заоблачной Аркадии собственных мироощущений, - Но возможно ответ где-то рядом…
- Тогда, наверное, стоит его поискать, - предположил я.
- Обязательно.
Таким образом, поставив жирную точку в наших с напарником спорах, мы оставили мумию на прежнем месте, не рискнув ее побеспокоить, выключили свет, потом перевязали раскуроченный дверной проем ленточкой с написанной черным на желтом фразой «не входить, ведется расследование» и покинули этот старый-старый дом.
- Нам на улицу Бебеля, дом 21, - сказал я, пытаясь забраться на заднее сиденье автомобиля.
Несомненно, с прибавлением в наших стройных рядах теснота внутри кабины резко усилилась, так что, как только джип двинулся с места, всем понадобилось крепко держаться за поручни, дабы ненароком не выпасть за борт по ходу движения.
- Никого не терять, - просил Рик на резких поворотах
Но к счастью все обошлось, и минуты через четыре мы подъехали к неказистому двухэтажному зданию, выкрашенному в грязно-серый цвет. У входа лениво прохаживался охранник и время от времени нетерпеливо тряс большой резиновой дубинкой, словно уже много дней отчаянно жаждал кого-нибудь остановить и тщательно проверить документы. Над его головой весела вывеска «Отдел дознания», украшенная  синими, зелеными и красными лампочками, которые впрочем даже при помощи всех своих притягательных бликов не могли никак повлиять на неисправимо пугающее предназначение этого места.
- Агент Шпендель, ЗПЗ, - сказал я и предоставил утомленному солнцем охраннику возможность детально рассмотреть мое удостоверение.
- А они? – спросил он, когда его перестала интересовать моя фотография.
- Коллеги из СОГ и подозреваемый. Нам нужно провести дознание.
Охранник еще раз оглядел всех, кто вылез из джипа, порылся у себя в голове в поисках соответствующих директив, а после попытался убедить нас в том, что с ним шутки плохи, сгибая резиновую дубинку в три погибели.
- Так мы можем войти? – спросил я, не будучи увлеченным его концертным номером.
- Можете, - ответил охранник, исчерпав свои минуты славы, - Только оружие оставьте здесь.
И впрямь, я как-то упустил из виду, что сотрудники спецподразделения все еще не распрощались с дробовиками, так что пришлось их об этом попросить:
- Верните их на место. Они нам сейчас не нужны.
- Как скажите, - донеслось в ответ.
И судя по всему, сегодняшний рейд их никак не впечатлил. Другое дело вчера. А сегодня им достался только ничего непомнящий, да мумия в кресле. Теперь же им и вовсе приходилось разоружаться и смотреть на чужие беседы из-за стекла. Однако они не понимали, что у нас в ЗПЗ никто ни с кем не сюсюкается и что допрос в нашем понимании - это не белая комната и импатическая туфта. У нас все предельно серьезно.
- Второй этаж. Кабинет двести десять, - подсказал охранник.
- Знаем, - ответил я, - Бывали.
Первым конечно вошел я, потом Промский с подозреваемым под ручку, а далее весь боевой отряд. В холле нас встретил администратор, который поинтересовался:
- Вам назначено?
- Нет, - сказал я, доставая удостоверение, - У нас срочный случай.
Роль администратора в данном случае исполнял хромающий на костыле дедушка, которому, судя по возрасту, следовало давно составить компанию мумии на Кулебякинской улице, однако вместо этого он очень исправно выполнял важные и ответственные поручения.
- Одну минуту, - потребовал администратор, нажал восемь кнопок на телефонном аппарате, дождался, пока гудки заменит чей-то голос, а затем сказал, - Код ноль-ноль-пять, вас ждут.
Понятное дело, мне было прекрасно известно, что произойдет дальше. И как по расписанию, спустя минуту открылись двери в грузовой лифт и из него вышли два амбала в белых халатах и с очень угрюмыми лицами.
- Кто из вас? – спросил один из амбалов, когда они подошли к нам почти вплотную.
При виде этих двух дегенератов в белом подозреваемый сразу понял, что дела его плохи, и в результате он значительно сильнее выразил свой испуг и инстинктивно попытался дать деру, но в холле было предостаточно опытных людей, способных ему воспрепятствовать.
- Он ваш, - сказал я, когда несостоявшегося беглеца вывели вперед.
- Пожалуйста, не надо! – попытался кричать Казанский, но широкая ладонь тотчас закрыла ему рот и тем самым заставила замолчать, а немного погодя все трое зашли в грузовой лифт и драматично исчезли за его дверьми.
- А вам наверх по лестнице, - сказал администратор, - Кабинет двести десять.
- Спасибо, - поблагодарил я дедушку за старания и повел всех меня сопровождавших по давным-давно проторенной дорожке.
Впрочем, особо напрягаться и плутать здесь не приходилось. Пара лестничных пролетов и пружинящая дверь с табличкой «Только для вас» привели нас туда, куда нужно. И там мне встретился мой старый знакомый. Он как раз выходил из кабинета двести десять с тоненькой пластиковой папкой голубого цвета, когда мы всей толпой ввалились в коридор.
- Шпендель!
- Земелин!
Дружеского похлопывания по спине было достаточно, чтобы выразить все эмоциональные порывы, а далее мы перешли к более предметным вопросам.
- Давно не появлялся, - сказал Земелин, - Или уже всех психов переловил?
Заведующий подотделом детерминированного анализа никогда лично не встречался с больными на голову, а только следил за ними из-за стекла и делал пометки для будущих поколений. И потому, когда комната допроса пустовала, он считал, что все в этом мире прекрасно и замечательно. Однако Земелин совсем не учитывал, что некоторые из них прыгали из окна или случайно не доезжали до места госпитализации. В связи с этим мне при каждой новой встрече приходилось отвечать:
- Нет. Вот еще одного привез.
- Так это там твой? – продолжал интересоваться Земелин.
- А чей же? – отвечал я, хлопал его по плечу, а потом прощался.
Ничего противоречащего этой традиции не произошло и в этот раз. И когда Земелин скрылся в кабинете двести тринадцать, мы вошли в двести десятый.
За время моего отсутствия ничего не изменилось. Как и прежде внутри было тихо и пусто. Здесь не было ни окон с грациозным пейзажем, ни пестрых картин криворуких художников на стенах и никакой мебели. Все это говорило каждому сюда приходящему, что здесь не место для отдыха или вдохновения, но место где агенты наблюдают за пытками.
- Что они делают? – спросил Промский, когда подошел к одностороннему зеркалу и увидел как в соседнем помещении уже знакомые нам амбалы аккуратно раскладывают стальной инструментарий на стерильном столе, а наш ничего непомнящий подозреваемый бьется в конвульсиях под действием электрических разрядов, подведенных к его голове.
- А они уже начали? – заметил я с некоторым разочарованием, - Жаль, но мы кажись немного опоздали, однако все получаемые при допросе данные фиксируются на этом дисплее.
И сделав этот разумный комментарий, я подошел к вышеобозначенной цифровой панели и попытался выяснить что-то новое о таинственном происхождении Алексея Казанского, однако пока лишь появлялись только нули и единицы, которые намного позже могли преобразоваться во что-то дельное и полезное.
- Скоро, скоро, скоро…, - напевал я, предвкушая результаты.
А вот Промский совсем не разделял моего энтузиазма и, тыча пальцем в одностороннее зеркало, спрашивал полными возмущения криками:
- И это по-вашему допрос?
- Да, - отвечал я, не наблюдая ничего зазорного в ловких и эффективных манипуляциях электричеством и плоскогубцами, - К тому же раньше не было звукоизоляции и приходилось слышать все эти крики…
Только вот никакие доводы не могли помочь Промскому, потому что в сложившихся обстоятельствах ранее хваленные импатические суперспособности заставляли его чувствовать все те страдания, которым старательно подвергали подозреваемого.
- Ё-о-о-о!!– закричал он, когда боль стала невыносимой, и более того одна из вен у него на лбу лопнула от перенапряжения и струйка крови потекла вниз по щеке.
Такой поворот допроса мне очень не понравился, и я даже в какой-то мере перепугался за напарника, хотя и был уверен в его причастности к некоторым злодеяниям. И так как крики «Ё-о-о-о!!» не прекращались, а Промский все сильнее бледнел и кривил лицом, я поспешил вывести его из кабинета. Там его состояние тотчас улучшилось.
- Ты как? – спросил я, передавая ему носовой платок, чтобы он смог стереть кровь с лица.
- Нормально, - отвечал Зиги, утираясь.
Потом мы оба посмотрели на сотрудников спецподразделения, которые выбежали из кабинета вслед за нами.
- Что случилось? – спросил Рик, судя по всему не имеющий никакого понятия об импатии.
- Ничего страшного, - ответил ему Промский, не намереваясь посвящать его в детали, - Чуть-чуть отдохну и мы продолжим…
- Нет, - категорично заявил я, - С тебя уже хватит. Лучше мне здесь все закончить, а ты отправляйся в СОГ и попытай счастья в белой комнате…
Промский смотрел на меня так, будто точно намеревался убить, но при этом он все же не мог не согласиться с логикой моих рассуждений и не хотел подвергать себя разоблачению на глазах у своих подчиненных, коими являлись Рик и все остальные.
- Хорошо, - сказал Зиги, выдержав долгую паузу, - Но я буду ждать тебя с полным отчетом в главном офисе не позже трех.
- Как скажешь, - согласился я с выдвинутыми условиями.
- А мы? – поинтересовался Рик.
Однако решить этот вопрос было куда проще, чем все остальные.
- Не думаю, что сейчас нужно кого-то захватывать, - сказал я, - Так что лучше вам заняться другими делами, а заодно доставьте Промского в главный офис.
- Без проблем, - сказал Рик.
И на этом обсуждение дальнейших планов себя исчерпало, а назойливое сборище агентов СОГ затерялось где-то в конце коридора. Правда, Промский все-таки задержался на секунду у двери с табличкой «Только для вас», чтобы смерить меня испытующим взглядом, однако это продолжалось недолго, и вскоре он тоже скрылся из виду. Я же вернулся обратно в кабинет двести десять, чтобы вновь насладиться шокирующим зрелищем пыток. Но, к сожалению, меня хватило ненадолго, и уже минут через пять мне стало скучно, а в голову полезли посторонние мысли, никак не связанные с электрошоком и прочими прибамбасами. В частности, я неожиданно понял, что с отбытием Промского у меня внезапно появилась прекрасная возможность наведаться к старому покровителю, который при правильной постановке вопросов мог бы разъяснить кое-какие аспекты происходящего. Тем не менее, я потратил еще какое-то время на пустые колебания, а потом все же рискнул и вышел из двести десятого, прошагал дальше по коридору и постучал в двести тринадцатый.
- Войдите, - раздался голос Земелина.
И раз уж меня пригласили, то я вошел. Внутри двести тринадцатый кабинет представлял собой логово рядового бюрократа, который день ото дня перебирал бумажки. И за всей этой возней и крючкотворством Земелин даже не сразу сообразил, кто к нему заглянул на огонек, так что еще долго что-то вычитывал в кипе бланков, полагая, что я курьер или секретарша. Однако, в конце концов, все же случилось чудо и во мне признали того, кем я являюсь.
- Значит так, - сказал заведующий подотделом детерминированного анализа, а потом, увидев меня, едва заметно вздрогнул и ретировался, - Какие люди?!
- Да вот, - сказал я и сразу перешел к делу, - Мне нужно отлучиться ненадолго, и в тоже время за мной закреплено наблюдение за дознанием. Ты можешь меня подменить, а после переслать результаты на мой мобильник?
- То есть?
Незначительный ступор в глазах Земелина по большей части был связан с тем, что никто никогда ни о чем его не просил, да и наше мнимое знакомство можно было обозвать исключительно коридорным и не к чему не обязывающим. Но мое грациозное обаяние всегда помогало мне в таких критических ситуациях и ни разу не давало осечек.
- Это очень важно…
В эти слова я вложил всю жалостливость, на какую был способен, и, что самое главное, это сработало, так что Земелин в итоге не смог устоять перед моим психологическим маневром и после долгого нервозного моргания пообещал сбивчивым голосом:
- Все будет сделано.
«Очень хорошо», - подумал я и закрыл за собой дверь.
***
Она проснулась. Открыв глаза, Наташа первым делом посмотрела на часы. Было уже почти двенадцать, и от этого обстоятельства ей вновь захотелось плакать. Однако на этот раз она сумела себя остановить, да и навряд ли хоть что-то осталось в слезливых закромах после целой ночи жалости к самой себе. Впрочем, поводов для веселья у нее тоже не было, и потому Наташа просто лежала, натянув одеяло на подбородок, и смотрела по сторонам. Такое времяпровождение являлось еще одним вариантом самоиздевательства, ведь вокруг находились исключительно его вещи, точнее те, что он когда-то приобрел в угоду ее меркантильным желаниям или же просто так, дабы всего лишь немного приукрасить их совместный неприхотливый быт. Но если тогда все эти вещи  доставляли ей радость и моральное удовлетворение, то теперь они только мучили ее и заставляли листать страницы давно утерянного прошлого, вспоминать то, что причиняло ей неимоверную боль, пронзало хлипкое сознание, измотанное серыми буднями одиночества, но все же заставляло проживать день за днем с пустой надеждой на то, что возможно когда-нибудь он все-таки вернется.
Кто-то постучал в дверь. И конечно ей хотелось бы верить, что это ее любимый, что он наконец-то одумался и понял, что оставил и потерял, что он как и прежде готов любить ее и целовать, и в полночь бежать под дождь, чтобы купить и принести для нее пирожинку, которую она так внезапно захотела. Но это был не он. Она прекрасно это знала и понимала, что, скорее всего, ее мечты никогда не смогут превратиться в нечто реальное и ощутимое подушечками пальцев. И вместо него ее каждодневно навещает другой. Это был какой-то лысый карлик с тоненькими усиками, считающий себя чуть ли не богом, или, по крайней мере, его родственником.
Стук повторился, но без настойчивости, словно непрошеный гость итак прекрасно знал, что ей все равно некуда деться от его назойливого присутствия в ее жизни.
- Сейчас, сейчас! – крикнула Наташа и откинула одеяло.
Потом она подошла к стулу, на котором каким-то невообразимым комком была скидана вся ее одежда. И чтобы хоть как-то разобраться в этом хитросплетении ей даже пришлось старательно протереть глаза, потянуться и решительно взяться за дело. Но даже при всей ее решительности игрища с одежной головоломкой заняли слишком много времени, так что лысый карлик все же не вытерпел и напомнил о себе.
- Иду, иду! – крикнула Наташа, уже натягивая на себя джинсы.
И когда ширинка была застегнута, она подошла к зеркалу и посмотрела на то, что получилось. Конечно, в тот момент ее отражение не претендовало на подиум, но этого и не требовалось. Главным было не выглядеть последней уродкой, а остальное, безусловно, смог бы пережить даже участковый следователь Службы Внешней Реабилитации, тем более что как-то раз после очередного загула в самозабвение ему пришлось вытаскивать ее прямо из сточной канавы.
- Почти красавица, - прошептала Наташа, поправляя рукой истрепанные волосы и игнорируя мешки под глазами.
Потом она отправилась к входной двери. Тапочки за ночь где-то попрятались и поэтому ей приходилось топать босиком по голому полу. Но в принципе отопление работало сносно, да и зима в этом году была не столь холодной как прежде. Так что через минуту она уже вертела замок согласно пресловутому буравчику.
- Вы в порядке? – спросил лысый карлик, оказавшись на пороге.
И, наверное, он все-таки не был тем подонком, каким Наташа любила его представлять. Ведь на самом деле все его слова и жесты были переполнены учтивость и вежливым обхождением. Вот и сейчас участковый следователь не стал упрекать ее за излишнюю медлительность, а просто взял за руку и обнял, сказав при этом:
- Все будет хорошо. Все устаканится.
И пускай всего лишь на секундочку, но ей действительно стало легче. Впрочем, Наташа прекрасно понимала, что спустя это быстротечное мгновение ей снова станет больно и одиноко, и она, как и все эти долгие дни, месяцы и годы, будет продолжать терзать себя своим никуда не исчезающим прошлым. Возможно, ей даже удастся найти еще одну завалившуюся за диван фотографию, на которой они оба были счастливы, а потом ближе к вечеру, когда боль станет по-настоящему невыносимой, она включит какую-нибудь очень громкую музыку и съест эту фотографию, запивая большой бутылкой текилы.
Но скорее всего все это произойдет намного позже. А в данный момент она стояла в дверях собственной квартиры, трогательно обнимаемая участковым следователем Службы Внешней Реабилитации, который настойчиво обещал ей:
- Все будет хорошо.
***
Было почти двенадцать по полудню и надо сказать, что мое ожидание в приемной мэра изрядно затянулось. Каждые две минуты я нетерпеливо посматривал на часы и злился, но это никак не влияло на положение вещей. И, в конце концов, моя необоснованная усидчивость привела к тому, что мне стало казаться, будто все надо мной смеются или, по крайней мере, издеваются. В частности, секретарша, которая без устали стучала по клавиатуре, неистово отбивая километры печатного текста очередного законопроекта, всем своим напыщенным видом давала понять, что все нормальные люди работают, а не просиживают штаны в коридоре. И когда она делала скоротечный перерыв для глотка кофе из желтой цилиндрической кружки с рисунком слона, у меня неотвратимо возникал порыв спросить:
- А мэр уже освободился?
- Нет, - говорила она и продолжала печатать.
Не меньшее злорадство я видел и в лицах тех, кто входил или выходил из кабинета главы города. Все они казались мне грязными свиньями, посмевшими опередить меня ради какой-нибудь глупой подписи или жеста подхалимства. Но при всех этих моих мыслях я все же был вынужден себя сдерживать, а также сидеть и ждать. К несчастью никто этого не оценил по достоинству, и даже не проявил мнимой деликатности.
- Леночка…
Меня сразу же привлек знакомый голос, и еще до того, как я поднял глаза с пола, чтобы удостовериться в догадке, уже было ясно, что из кабинета мэра вышел его ассистент, утомленный множеством встреч и совещаний.
- Леночка, - сказал он, - Больше к нам никого не пускать. У нас перерыв на обед. И закажите нам обычное меню…
- Хорошо, Артем Петрович, - ответила ему секретарша, не отводя взгляда от монитора и не переставая стучать по клавишам.
«Минуточку!» - мысленно воскликнул я, осознав, куда нынче дует ветер.
И вполне очевидно, что молчать в тряпочку и давиться собственным мнением, мне было не по вкусу, так что я напрочь позабыл про бюрократический этикет, служебную субординацию и прочую лубуду, и, вскочив с кресла, быстрее молнии подбежал к человеку приближенному.
 - Артем Петрович! - кричал я по ходу своего движения, - Будьте любезны…
И как бы ни были горячи его стремления избежать нашего незапланированного общения, ему все-таки пришлось со мной считаться, когда мы столкнулись лицом к лицу.
- А, агент Шпендель, - сказал он, спешно маскируя улыбкой досаду и разочарование, - Не знал, что вы здесь. Как ваши дела?
- Хорошо, - отвечал я, прекрасно понимая, что ассистент мэра очень изворотливо пытается меня одурачить.
И лично мне совсем не льстила его уверенность, что я неожиданно могу запамятовать и не вспомнить, что полтора часа тому назад секретарша прямо перед моим носом подняла телефонную трубку и сообщила о моем прибытии, непосредственно упоминая его имя и отчество. В связи с этим злиться я стал только больше и уже не просил, а требовал:
- Я должен увидеть мэра…
- Простите, но мэр крайне вымотан рабочим утром этого вторника. Попробуйте заглянуть после обеда и тогда возможно…
Остальное пролетело мимо моих ушей, так как я потерял последнее терпение и, дернув дверь, прошел мимо слагателя сладких речей. Понятное дело, что его раздутое эго не ожидало от меня такой откровенной наглости и дерзости, но мне было совершенно начхать на все его ожидания и самолюбования. У меня была проблема, и я собирался ее решить.
- Постойте! Вы не можете так врываться…, - пытался объяснить мне жалкий лакей самой главной шишки в этом городе, и даже пытался догнать меня, опередить и заслонить собой дверь, за которую мне точно не следовало заглядывать.
Однако в моей крови на тот момент было слишком много разочарования и адреналина, так что я попросту не думая оттолкнул уважаемого Артема Петровича в сторону, а затем дернул дверную ручку и преодолел еще один порог.
- Андреус Владимитрович…
На большее количество слов в первой попавшейся реплике меня, если честно, не хватило, а все потому, что увиденное мной зрелище было слишком неожиданным, пугающим и вгоняющим в краску. И хотя за многие годы  работы в ЗПЗ мне довелось изрядно исколесить всяко разные служебные помещения, ни в одном из них я не встретил четырех трансвеститов, танцующих у шеста в полном неглиже.
- Как житуха, Вован?! – восторженно заявил мэр, когда невиданное зрелище заставило меня остолбенеть и лишиться дара речи.
Сам мэр Степандрем тоже не выглядел как пай-мальчик. Чего только стоили его кованные золотом ковбойские сапоги, которые он чванливо демонстрировал, закинув ноги на стол, треугольная шляпа с павлиньими перьями и провокационные очки розового цвета с оправой в виде пентаграмм.
- Присоединяйся, - последовало предложение, как только мой взгляд переместился с нестандартного наряда чиновника на стоящие на столе откупоренные бутылки с алкоголем и рассыпанный на длинные дорожки белый порошок.
- Нет, спасибо, - сказал я.
- Тогда зачем ты здесь? – спросил мэр.
Возможность что-либо ответить у меня отобрал Артем Петрович, всячески пытавшийся пролезть мимо меня и как-то оправдать свои просчеты и преступления словами:
- Андреус Владимитрович, я пытался его остановить, но к сожалению…
Однако его заунывное представление не обладало силой, способной кого-то чем-то удивить.
- Уйдите прочь! – потребовал мэр и достал сигару из графитовой коробки с изображением солнца и нескольких персонажей, отдаленно похожих на животных.
- Но…
- Прочь!..
На радость мне ассистент мэра все-таки сообразил, что сейчас не лучший момент для убеждения начальства в отсутствии необходимости кадровых перестановок, и потому тихо и спокойно исчез у меня за спиной. Я же за время этой небольшой заминки сумел все же переварить новый творческий образ градоначальника и хоть как-то сформулировать свои злободневные требования и пожелания.
- Мне нужна правда.
- Правда???
Мэр озвучил понравившееся ему слово с очень лиричной певучестью, и если честно я не совсем понял, над кем он попытался надсмехаться в подобной пародийной манере: надо мной или над сутью и происхождением слова «правда».
- И на кой черт тебе такое бремя? – спросил он после и выпустил в мою сторону клубы дыма от раскуренной сигары, - Мне вот и так неплохо живется.
Безусловно, я никогда не заморачивался над причинами своих поступков, а просто делал то, что требовали обстоятельства момента. Вот и сейчас мое присутствие в мэрии было продиктовано исключительной необходимостью двигаться дальше по пути расследования и дознания. И градоначальник знал об этом. А еще он знал, что череду событий, вызванную кем-то и зачем-то уже не остановить, и что как бы ему не хотелось остановить наступление всеобщего краха, грядущее было уже рядом и почти дышало в затылок. И видимо именно поэтому Андреус Владимитрович устроил в своем кабинете что-то сильно смахивающее на самый неприглядный притон, отчаянно надеясь, что тьма его собственного «я» поглотит его прежде, чем весь остальной мир исчезнет в небытие.
- А мне плевать, - сказал я.
- Да ну…, - продолжал лирически напевать мэр, - Не лжешь ли ты сам себе?
- Нет.
- А  что насчет твоей жены?
- Она здесь не причем.
- Еще как причем. Так было десять лет назад и за это время ничего не изменилось. Ты, как и прежде, потерян и смущен, а я всего лишь слуга мироздания, призванный его охранять любыми средствами.
- Но вы отпустили Гружевича.
- Естественно. А ты думал, я упущу такую редкую возможность и не воспользуюсь шансом заполучить еще одного тайного осведомителя. Твоя история слишком стара, чтобы дивиться ее грандиозному финалу. Два мальчика любят девочку. Два мальчика работают вместе как напарники, и один из них женат на девочке. А потом девочка уходит от мальчика. И мальчик отправляет ее на принудительное лечение. Я ничего не забыл? Ах да, потом начинается самое интересное, ведь вся фишка в том, что мальчик до сих пор считает, что девочка никуда не уходила и живет вместе с ним, а все, кто мешает этой иллюзии, таинственно исчезают и пропадают, включая второго мальчика, который так необдуманно попытался помочь бедной девочке с промытыми мозгами…
Пока мэр говорил, мои кулаки сжимались все сильнее и сильнее, так что, в конце концов, ногти впились в ладони, и несколько капель крови упало на дорогой цветастый ковер.
- Не стоит так расстраиваться, Вова, - сказал мэр, увидев мой гнев, - Мы слишком давно храним чужие тайны, чтобы теперь рвать друг другу глотку…
- А что с убийствами? – спросил я.
На мгновение в глазах градоначальника отразилось глубокая и безграничная печаль, но он всеми силами попытался скрыть ее присутствие, а также старательно выпустил побольше табачного дыма и сказал:
- Ничего.
- То есть? Что это значит? – не прекращали сыпаться мои вопросы.
Но ничего существенно мне так и не сообщили.
- Я и понятия не имею, кто совершает все эти убийства, - сказал мэр.
И тогда мне пришлось надавить посильнее.
- А разве не ты подослал ко мне дамочку из Службы Внешней Реабилитации? – спросил я.
Правда, опять же получил лишь неоднозначное:
- Возможно.
И только когда возник вопрос: «Но почему?» - язык мэра соблаговолил развязаться.
- Не знаю, - сказал он, - Но скорее всего причина тому одна. И заключается она в том, что хоть ты и не меньший псих, чем все те, кого ты успел за многие годы упрятать по камерам превентивного заключения или заставил выпрыгнуть из окна, ты всегда был и по-прежнему остаешься лучшим агентом ЗПЗ за всю историю агентства. И если тебе не удастся спасти нас от хаоса, то кто тогда сможет нам помочь?
- Мне это не интересно, - заявил я после некоторой паузы
- Тогда мы, несомненно, возвращаемся к первому вопросу, - усмехнулся мэр, - Зачем ты здесь? Впрочем, можешь не отвечать и так понятно. Как самому умному преступнику, тебе необходимо замести следы. В свое время ты сделал все, чтобы твоя жизнь выглядела безукоризненно под взглядами других людей. Но ты не учел, что когда-нибудь может появиться такая улика, как труп твоего бывшего напарника.
- И где он?
И вновь вместо прямого ответа последовала очередная ужимка:
- А ты как думаешь?
- А я похож на гадалку?
Моя злобная ирония заставила Степандрема серьезно приложиться к сигаре, но это было не столь важно, ведь в итоге табачный дым освежил его память.
- Большое похоронное агентство в переулке Космонавтов, - слова звучали подобно великому благоденствию, -  Оно называется «Брюгер и сын». Много лет назад город заключил с ним бессрочный договор на утилизацию мертвых тел, прибывающих с Западной территории.
На мгновение мне показалось, что я услышал нечто знакомое, однако времени на всякого рода туманные измышления и воспоминания у меня не оказалось, тем более что внезапно здание мэрии затрясло как отъявленного эпилептика, и к тому же отчаянно замигал свет, а танцоры-трансвеститы завопили писклявыми голосками:
- Что такое?! Нам это не нравиться!
- Т-с-с! – потребовал Степандрем, - Я хочу продолжения танцев-шманцев!
Танцоры испуганно переглянулись, но, несмотря на оголтелый испуг, все, же согласились между собой, что разгневанного градоначальника стоит бояться гораздо больше, чем не перестающего трястись здания мэрии, и потому незамедлительно продолжили вилять задом  у шеста. Однако когда мэр разобрался с проблемой непослушных развлечений, другая проблема сама собой не исчезла, так что ему пришлось тут же заняться и ей.
- Да что такое? – произнес он вопрос, не адресованный кому-то определенному.
Потом мэр забросил в пепельницу остаток сигары и взялся за телефон.
- Лена! – заорал он в телефонную трубку, - Что у нас тут за фигня твориться?
Не знаю, что ему ответила секретарша, но после ее слов Степандрем долго искал пульт управления от плазменного телевизора, а когда нашел, то включил канал новостей. Первым делом на экране появился какой-то бородатый репортер, который неугомонно тряс головой и непрерывно бормотал:
- Что-то произошло, но мы не знаем. Такое чувство, что случилось нечто страшное, однако никто ничего не говорит и не комментирует…
И как только стало ясно, что с таким журналистом каши не сваришь, мэр нажал кнопку на пульте и поискал чего-то более вменяемого. Со второй попытки он сумел наткнуться на мультимедийную заставку в виде улетающего в космос футбольного мяча. На мяче имелась надпись «Экстренный выпуск». И едва этот спортивный снаряд затерялся среди звезд, заставка сменилась студией новостей и двумя перепуганными дикторами – мужчиной-брюнетом и женщиной-блондинкой.
- Прямо сейчас…, - начала женщина.
Но мужчина не хотел оставаться у нее в долгу, в связи с чем не стал ждать запланированных по сценарию реплик и перебил партнершу по эфиру самым грубым образом:
- Вы не поверите…
Впрочем, женщина тоже не собиралась делиться сенсацией, так что впоследствии они оба только и делали, что перебивали друг друга:
- Да мы и сами с трудом верим…
- Пять минут назад…
- Произошел взрыва в штаб-квартире ЗПЗ…
- Причины нам неизвестны…
- Однако почти одновременно с этим происшествием…
- Образовалась пространственная воронка прямо перед зданием мэрии…
После последних фраз не сложно было догадаться с чего и почему здание мэрии внезапно стало жертвой непрерывного землетрясения. Я подошел к окну и, раздвинув жалюзи, попытался что-нибудь рассмотреть, но с высоты пятьдесят девятого этажа были видны лишь темные и светлые точки. Однако это особое обстоятельство не помешало Степандрему предположить, что я все же что-то увидел.
- Что там? – спросил он и нервно потянулся за новой сигарой.
- Ничего, - ответил я.
Но, наверное, в тот момент мне стоило быть более осторожным в обращении со словами, учитывая, как обомлел от моего ответа мэр и почти получил инфаркт на пару с инсультом, а свежая сигара, которую он так и не успел раскурить, упала на пол из его разжатых и парализованных страхом пальцев.
- Что значит «ничего»? – поинтересовался градоначальник, тщетно пытаясь остановить дрожь зубов, вызванную преимущественно боязнью возможного ответа.
И чтобы и впрямь не доводить дело до сердечного приступа, мне пришлось успокоить Андреуса Владимитровича словами о том, что мир за окном никуда не исчез.
- Ничего серьезного, - сказал я, - Но выразиться конкретнее не могу. Нужно спуститься вниз и посмотреть что там.
- А как же я? – спросил мэр.
Этот вопрос был не из сферы понятных каждому и потому породил встречную реплику:
- А что вы?
- Как мне быть? Это же апокалипсис! – причитал Степандрем.
Я посмотрел на него, на танцоров-трансвеститов, на бутылки алкоголя и дорожки ангельской пыли и не смог ничего придумать, кроме как сказать:
- Наслаждайтесь шоу, - и выйти за дверь.
Понятное дело, что покидая кабинет мэра мне по любому нужно было идти через предшествующий ему кабинет Артема Петровича, так что когда я не застал ассистента мэра за своим рабочим столом, то неописуемо возрадовался, но слишком рано, потому что через секунду услышал слезливые просьбы из-под стола:
- Спасите…, помогите…
Но мне стало совсем не до критических замечаний, когда тряска здания заметно усилилась, причем настолько, что упрочненные стекла офисных окон дали косые трещины, а мигающие лампочки погасли окончательно, погрузив тем самым здание мэрии в полумрак.
«Нужно выбираться!» - посоветовал внутренний голос, и я был вынужден с ним согласиться.
Однако за дверью, ведущей в приемную, меня ждала суровая и очень кровавая реальность.
«Отнюдь», - подумал я, увидев у себя под ногами оторванную голову секретарши.
Видимо строители здания были разгильдяями, которые сачковали в процессе строительства, а в итоге это обернулось обвалом потолка в одном или нескольких местах. В принципе эта деталь было бы совершенно  неважна, если бы обрушение потолка не случилось прямо над тем местом, где секретарша Лена неустанно и день ото дня стучала по клавишам. И так получилось, что одна из деталей арматуры была настолько заострена, что тем самым смогла обезглавить прилежного сотрудника мэрии. А потому я сразу же поменял свое мнение относительно ассистента мэра, забившегося под стол. Такие зрелища не предназначались его слабому и неприспособленному желудку.
«Быстрее, пока здесь все не рухнуло!» - продолжал советовать мне внутренний голос, пока я переступал через мертвую голову и шел дальше.
Конечно, хотелось бы спуститься вниз на лифте, но вместе с освещением вырубилось и все остальное электричество. И в виду такой малоприятной развязки, мне оставались лишь довериться  лестничным пролетам пятидесяти девяти этажей. Слава богу, что сегодня я не был ограничен в скорости прыжков по ступенькам, в отличие от дня предыдущего, но это вовсе не подразумевало какого-либо наслаждения в отношении неожиданно выпавшего шанса поквитаться с прошлым.
- Пятьдесят семь… пятьдесят шесть… тридцать четыре…
Вот так я и развлекал себя игрой в счетовода, пока бежал вниз и надеялся оказаться вне здания до того, как произойдет нечто непоправимое. С другой стороны, как вскоре стало известно, желающих положить конец землетрясению было предостаточно.
- Что тут происходит? – спросил я у первого попавшегося на моем пути патрульного.
Он был одним из тех, кто отгонял непрошеных гостей от ленточного заграждения, которое начиналось в ста метрах от входа в здание мэрии и заканчивалось черти где.
- Отойдите!
Это был довольно неожиданный и резкий ответ, и, несомненно, он повлек за собой волну очень скандального негодования.
- Разуй глаза! Я из ЗПЗ.
Впрочем, моя агрессия никак не повлияла на решение патрульного.
- Я все вижу, - сказал он, - Но у меня приказ никого не впускать до прибытия спецгруппы пространственных аномалий.
- Спецгруппы? – переспросил я, - Что за чушь? Раньше и без этого обходились.
- Вопросы не ко мне.
- А к кому же? Здесь мы с вами. Так кого же мне спрашивать?
Все мое разглагольствование прекратило простое и уместное замечание:
- У вас нет допуска.
- У меня? – еще больше возмутился я, но не стал продолжать безуспешные споры.
Вместо этого я достал телефон и набрал прямой номер замдиректора Лобанова.
- Алло. Кто это? – раздался как обычно недовольный голос начальника.
- Это агент Шпендель…
- Шпендель?
- Да.
Как минимум минуту из телефона доносилось только молчание, так что я даже решил, что бы разумнее перезвонить и улучшить тем самым качество телефонной связи, но потом диалог возродился и раздался вопрос:
- А ты где?
- Возле мэрии, - отвечал я, в меньшей степени слушая, а в большей степени выкладывая накопившееся возмущение, - И какой-то идиот-патрульный говорит, что у меня нет допуска и что нужно ждать прибытия спецгруппы…
- То есть с тобой все в порядке? – последовал еще один вопрос от Лобанова.
- Да, а что? – ответил я без задней мысли.
- И ты жив-здоров?
- Да.
Слова замдиректора внезапно приобрели какую-то странную и пугающую подоплеку, но еще больше меня пугало его молчание.
- Вы скажите, в чем дело? – спросил я, когда мне в конец осточертела тишина в эфире.
Тем не менее, ничего нового я так и не услышал. Прозвучала лишь короткая фраза:
- Дождись спецгруппу, - а потом последовали короткие гудки.
«Изумительно», - подумал я, возвращая телефон обратно в карман.
Хотя были и хорошие новости, точнее всего на всего одна.
- Ваша спецгруппа прибыла, - сказал мне патрульный, от которого я уже и не ждал какого-либо содействия.
- Вот и славно, - ответил я и вновь попытался пересечь заградительную ленту.
Впрочем, как и прежде, меня посетила неудача, правда теперь патрульный смотрел мне в глаза с какой-то особой непререкаемой злобой.
- И что теперь не так? - спросил я, раздосадованный небывалым разгулом бюрократии.
- Нет.
Мое понимание односложных реплик всегда имело серьезные пробелы. И возможно в данном случае мне бы очень пригодился Промский со своим даром импатии, однако в виду его отсутствия мне оставалось надеяться только на себя, что я собственно и сделал.
- Нет?! – это было сказано с интонацией вычурной брезгливости и особой пикантной приправой этого ответа стало легкое подергивание головой в сторону, выражающее мое величайшее пренебрежение к тому, кто стоял у меня на пути.
Хотя, наверное, можно было просто проявить немного вежливости и делового такта, чтобы получить в итоге неизменный результат.
- Ничего не изменилось, - сообщил патрульный, - Сначала вам необходимо подтвердить надлежащий допуск, а уж потом делать все, что вам заблагорассудиться.
- И что я для этого должен сделать?
Меня уже настолько достала эта проволочка перед заграждением, что если что-то и срывалось с моих губ, то оно было напрочь пропитано циничными издевками. Но надо отметить, что патрульный хорошо выполнял порученную ему работу и потому, не обращая внимания на мои провокации, объяснил мне почти на пальцах:
- Они заехали с той стороны…. Значит, вам нужно обойти заграждение слева…. Там метров пятьсот…. И  дальше увидите…
И в принципе я был ему благодарен за то, что он отнесся с пониманием к моему вздорному характеру, а также за детализацию маршрута. Однако через минуту, когда возникла необходимость пробираться через соседствующую с заграждением лужу, слова благодарности непоправимо затерялись в моей памяти и больше оттуда не вернулись. С другой стороны, когда я все-таки пробрался через все лужи, кусты и прочие препятствия и преодолел вышеупомянутые пятьсот метров, у меня появились другие заботы. В частности, мне пришлось уделить кое-какое внимание полевому штабу, развернутому прямо посреди проезжей части улицы, дабы все-таки попасть внутрь заграждения.
- Агент Шпендель, - сказал я, выискивая глазами главного среди нескольких человек, стоящих у большого стола и на скорую руку собирающих разнообразные технические устройства и приспособления.
- Мы рады за вас, - среагировала рыжеволосая дамочка в бронежилете с маркировкой «Спецгруппа», а потом торопливо добавила, - У вас все?
- Меня прислал замдиректора Лобанов.
Дамочка оценила меня весьма дотошным и пристальным взглядом, но все же поверила в мою лишь наполовину правдивую байку и в какой-то мере даже смирилась с моим присутствием на ее празднике жизни.
- Только не мешайтесь, - предупредила она.
Я же не мог ничего обещать потому, как до сих пор не знал, что же конкретно приключилось на подступах к зданию мэрии. Впрочем, моя неуверенность в своей способности не выходить за рамки дозволенного никого не интересовала, так что как только последние детали приборов  были надлежащим образом установлены в предназначенные им пазы и звенья, спецгруппа, в которой я насчитал семь человек, объявила о начале операции. И первое слово на эту тему произнесла рыжеволосая дамочка.
- Выдвигаемся, - сказала она и взяла со стола что-то похожее на очень большой фотоаппарат с очень большой фотовспышкой.
- И главное не торопиться, - добавил к ее реплике рослый парень в темных солнцезащитных очках и с мощными рельефными бицепсами.
Конечно, я предпочел промолчать, но мне и до такого предупреждения как-то не довелось увидеть каких-либо признаков отъявленной спешки, а учитывая тот факт, что земля во всей округе тряслась как ненормальная, желание стать еще более медлительным выглядело странным и необдуманным решением, во всяком случае, с моей стороны. Однако в стане подготовки операции не позволяли слишком долго размышлять над логичностью чужих приказов и тут же нашли мне другое занятие.
- Ей ты, как тебя там…,- позвал меня лысый мужчина в очках, который на тот момент стоял у стола и вручал каждому оперативнику все необходимое.
- Вообще-то агент Шпендель, - заметил я, надеясь на определенное уважение.
- А я – главный научный консультант группы Тиропелов, - ответил он и уставился на меня так, словно мне довелось задолжать ему миллион, - Знакомство окончено?
- Наверное, - прошептал я и немного смутился.
Но главный научный консультант видимо только этого и добивался, так что, смекнув, что я больше не посмею ему перечить, вручил мне ноутбук и что-то похожее на громоздкую антенну с тремя сетчатыми лопастями.
- А теперь бери и шуруй, - потребовал он и указал направление.
Вот так и получилось, что я оказался предпоследним в колонне оперативников, которые, вооружившись всем чем смогли, осторожно пробирались по направлению к эпицентру аномалии. Шагов через тридцать, уже после того как мы пересекли ленточное заграждение, а значит вошли в опасную зону, прибор в руках рыжеволосой дамочки, идущей впереди запищал с некоторым завыванием.
- Что-то есть, - сказала она, обратив внимание на крошечный дисплей.
- У меня тоже, - раздался голос главного научного консультанта.
Все недолгое время нашего путешествия он дышал мне в спину и наступал на пятки. И это никак не помешало ему обратиться ко мне с просьбой:
- Открой-ка.
Такая просьба предполагала мою незначительную помощь в работе с ноутбуком. Ничего сложного не было в том, чтобы открыть крышку, так что сослаться на радикулит не удалось и пришлось позволить лысому мужчине потыкать пальцем по клавиатуре. А итогом этого недолгого занятия стало заключение:
- Немного влево на семь градусов тридцать семь минут и сорок восемь секунд.
- Спасибо, - сказала рыжеволосая и принялась вводить числа в доверенный ей прибор.
Вскоре прибор запищал снова, но на этот раз без завываний, и дамочка тотчас сообщила:
 - Корректируем курс.
И тогда колонна неспешно исправила вектор своего движения.
Еще через сто шагов появился тихий, но усиливающийся подземный гул. Впрочем, вселяемый им страх не шел ни в какое сравнение с тем обстоятельством, что стало гораздо сложнее устоять на ногах из-за непрекращающихся проблем с дорожным покрытием и прочим грунтом. А сводились они к тому, что тут и там непрерывно появлялись все новые и новых глубокие трещины, из которых обильно сочилась черная вонючая смола.
«Что-то новое», - подумал я.
Но и в этот раз мне не позволили насладиться личными измышлениями. Прибор в руках рыжеволосой издал звук подобный безудержной икоте, после чего начальница сообщила всем идущим за ней:
- До воронки осталось триста девяносто три метра.
- Аллилуй, - сказал кто-то, но радости в этом было мало.
А все потому, что по причинам неотвратимого роста всякого рода препятствий на нашем пути, достичь цели мы смогли лишь через тридцать минут. Ведь помимо трещин в грунте и вонючей смолы, нам вскоре также пришлось столкнуться и с бьющими из-под земли электрическими молниями и летающими огненными шарами. И кстати, некоторые члены команды убедились в чрезвычайной опасности этих препятствий не понаслышке, а на собственной шкуре. Собственно, именно поэтому вместо восьми человек до пространственной воронки дошло лишь пятеро. Двоих из троих потерянных коллег шибануло молниями, так что им ничего не оставалось, кроме как задержаться на месте ранения, а третий и вовсе упал в тартарары. Да и я сам, едва не присоединился к числу выбывших из экспедиции, когда огненный шар пролетел в миллиметре от моей щеки. И конечно нельзя не сказать, что лишний груз снаряжения на плечах также не способствовал быстрому перемещению. Но в итоге мы все-таки оказались там, где надо.
- Кажись, я его знаю, - заявил я, в первую очередь обратив внимание не на пространственную воронку размером с блюдце, а на тело, лежавшее на том, что осталось от тротуара в пяти метрах от самой воронки.
В спецгруппе все с самого начала считали меня непрошеным гостем, однако после того, как я вызвался тащить снаряжение потерянных бойцов невидимого фронта, ко мне стали относиться заметно теплее. И потому, когда я признал в бездыханном теле знакомого персонажа в неимоверно пыльной и грязной рубашке и голубых потертых джинсах с дырками на коленках, меня не послали к чертовой матери. Вместо этого ко мне обратились из-за спины с алчущим вопросом.
- Откуда? – поинтересовался главный научный консультант.
- Ну, я его видел недавно, - ответил я, - На допросе в СОГ.
- То есть в Западной территории? – уточнил Тиропелов.
- Так точно.
Мои слова заставили четырех уцелевших оперативников спецгруппы пространственных аномалий долго переглядываться, думать думы и мыслить мысли. Меня же они явно не собирались посвящать в свои тайны до тех пор, пока рыжеволосая дамочка не сказала:
- Тогда все ясно.
- Ясно что? – спросил я.
- А это мы сейчас и узнаем, - обнадежил Тиропелов и хлопнул меня по плечу.
Не успел я оглянуться, как оперативники быстро извлекли из имевшегося в наличии кожаного чемодана большой рулон алюминиевой фольги, обмотали ею труп, а потом обвязали его бечевкой.
«Зачем?» - подумал я.
В тот момент мне казалось разумным предполагать, что в данном случае можно было спокойно обойтись обычным пластиковым мешком. Но когда рыжеволосая дамочка подошла к трупу и прикрепила у него на груди свой периодически пищащий прибор, стало ясно, что не все так просто как кажется. Одновременно Тиропелов и еще один оперативник расположились шагах в двадцати от аномалии и конструировали электронно-вычислительный модуль из всего, что удалось принести с собой.
- Живее, живее! – потребовала рыжеволосая, сразу после того, как очередной подземный толчок едва не сбил ее с ног.
- Совсем чуть-чуть, - пообещал Тиропелов, довинчивая последнюю гайку.
Я же стоял, разинув рот, и лопотал как полоумный:
- А что происходит?
Однако всем остальным было не до меня и не до моих недостаточных познаний, касающихся пространственных аномалий и методов их устранения. К тому же наконец-то дошло дело до самого интересного момента экспедиции в опасную зону.
- Поехали! – крикнул Тиропелов и дернул за синий джойстик, торчавший посредине его быстро смонтированного полевого пульта управления.
И в следующие мгновение аномалия выросла от размера блюдца до серебристого шара диаметром около шести метров, поглотив тем самым труп пришельца из Западной территории, снабженный загадочным прибором. Секунды две аномалия недовольно урчала, заставляя подлежащую лужайку  трещать по швам и дымиться. А потом Тиропелов дернул за красный джойстик и все исчезло. Не осталось ни аномалии, ни трупа.
«Круто!» - подумал я.
- Теперь можешь подойти и увидеть сам, - сказал главный научный консультант спецгруппы и позвал меня к своему электронно-вычислительному модулю.
Когда я подошел ближе, то мне указали пальцем на монитор. Однако ничего, кроме темного экрана я не увидел, так что неудивительно, что с моей стороны возник настойчивый вопрос.
- И что это значит?
- Там ничего нет, - сказал Тиропелов.
Но эта его фраза ничуть не прибавила какого-либо понимания.
- Где там? – спросил я, еще сильней запутавшись в логических цепочках.
И тогда ему пришлось разжевать мне все по крупинке:
- В Западной территории. Чтобы аномалия благополучно закрылась, нам было необходимо вернуть труп обратно. И вместе с трупом мы заслали видеокамеру, которая прямо сейчас транслирует сигнал….
- Но здесь видна одна лишь темнота, - перебил я, все также безуспешно пялясь в монитор.
- Так точно. Там осталась лишь темнота
В принципе, мне и так хватало информации для размышления, но рыжеволосая решила добить мое повергнутое в хаос сознание словами:
- Ее больше нет. Что-то произошло там и это уничтожило всю Западную территорию, а отголосками этой трагедии стали взрыв телепортационной камеры в штаб-квартире ЗПЗ и пространственная аномалия, возникшая перед зданием мэрии, которую мы только что успешно устранили…
От необходимости продолжать слушать бесконечную болтовню меня избавила вибрация телефона. Сунув руку в карман, я обнаружил, что пришло обещанное сообщение от Земелина. Но, к сожалению, Отдел дознания сумел выудить из подозреваемого Казанского только короткое заявление «Они иду». Впрочем, это уже не имело никакого значения. С того самого момента, как Западная территория перестала существовать как нечто осязаемое, дальнейшее расследование стало бессмысленным.
«Возможно, когда-нибудь этим займется кто-то другой», - подумал я, - «А мне давно пора заняться последней уликой».
***
«Дорогой дневник.
Как ты знаешь, сегодня утром я и мой друг Славик собирались сбежать из дома, чтобы наконец-то избавиться от всех лживых и двуличных тварей, которые мучают и обижают нас каждую минуту наших непотребных жизней. Однако я подвел его и не сделал то, что следовало сделать. Наверное, он очень злиться на меня, а может даже ненавидит. Но я хотел бы, чтобы Славик знал, что я не пришел в лес не потому, что предал его или испугался трудностей. Просто так захотели Они…
Вчера вечером я гулял возле старой школы, находящейся рядом с кладбищем. И в какой-то момент мне показалось, что кто-то зовет меня, и этот зов вроде как шел из самой школы. Я знал, что она давно заброшена, однако предположил, что кто-то из моих приятелей забрался внутрь через открытую форточку, дабы позабавиться. Так что я не подумал ни о чем плохом, и тоже воспользовался форточкой. Внутри было тихо и лишь иногда что-то тихо поскрипывало на крыше.
«Ребята!» - позвал я предполагаемых друзей, но никто не ответил.
Тогда я пошел дальше, зашел в одну из классных комнат, и тут появились Они…
Мне очень жаль, дневник…
Я не хочу, чтобы со Славиком произошло что-то плохое…
Они запретили мне говорить кому-либо, пригрозили, что иначе им придется стать очень злыми. Они пугают меня…».
***
Таксист долго плутал по городским предместьям в поисках похоронного агентства «Брюгер и сын», прежде чем додумался спросить дорогу у первой встречной старушки, что остановилась у фонарного столба с целью отдышаться. Правда, поначалу интеллектуальный экспромт не совсем удался.
- Нет, миленький мой, - ответила старушка, - Не слыхала ни про Брюгера, ни про его сына. Но я не особо общительная…. Может лучше спросить у этого приятного молодого человека, что работает в третьем доме отсюда? Он заботиться о мертвых и знает почти всех…
Следя за разговором, я невольно задумался о необходимости сообщить в одном из отчетов об этой пожилой мадам и ее дезориентации. Но сейчас меня больше заботило похоронное агентство, так что мне пришлось благодушно распрощаться с таксистом, сказав:
- Дальше я сам, - хлопнуть дверью и начать искать третий дом.
Впрочем, это уже было почти пустяковым занятием, с которым справился бы даже слепой. И когда я подошел к большому двухэтажному зданию, по архитектурным особенностям больше подходящему для крупной городской библиотеки, а не для хранения трупов, стало ясно, почему мы несколько раз проехали мимо него. Просто нам помешали визуальные стереотипы. Теперь же, читая надпись на стеклянной двери, обведенную золоченой краской, я знал, что прибыл куда нужно.
- Могу я с кем-нибудь поговорить? – спросил я, когда вошел внутрь.
Однако в холле не оказалось никого, кто бы смог мне ответить. Не было ни охранника, ни какого-либо другого сотрудника похоронного агентства. Лишь только одинокий медный колокольчик, лежащий на пустующем столе администратора, утверждал, что я все-таки могу обратиться с прошением. Во всяком случае, мне так казалось. Однако звяканье колокольчика ничуть не помогло вызвать хозяина заведения из ниоткуда, и эта неудача побудила меня поискать живых в других помещениях.
- Здесь кто-нибудь есть? – неустанно интересовался я, пока рыскал по коридорам.
И каждый раз никто не отвечал, и тем более не выглядывал из-за угла. Такое обстоятельство не шло мне на пользу, учитывая тот факт, каким большим было помещение похоронного агентства и как много трупов в нем хранилось, так что перспектива самому искать среди них одного единственного Гружевича меня серьезно напрягала. Но я еще больше напрягся, когда увидел на стене стрелку указателя с пометкой «Иди туда».
«Наверное, специально для посетителей», - показалось мне.
Но я сразу разуверился в этом предположении, как только через несколько шагов увидел новый указатель с новым сообщением «Уже близко, Вова». Такой теплый прием заставил насторожиться, но не заставил остановиться.
- Кто-то у нас решил поиграться, - прошептал я и пошел дальше.
Позднее мне также повстречались фразы «Ну где же ты?», «Вот-вот» и «Можешь войти». Все они привели меня в огромный банкетный зал, где за бесчисленным количеством столов сидели люди. Перед ними были разложены приборы, расставлены предлагаемые кушанья и напитки. Играла музыка, и я естественно решил, что случайно забрел на поминки. Однако потом мне стало казаться странным, что все гости сидят неподвижно и не говорят ни слова. И тогда я понял, что все они мертвы, и что кто-то очень больной устроил здесь безумное-безумное представление.
- Где ты? – крикнул я, чувствуя на себе пристальный взгляд чужака.
- Тута! – раздался ответ.
Я обернулся и увидел почти что приведение. Оно стояло на предназначенном для певцов и ораторов месте и терпеливо наблюдало за моей реакцией. Нет, это был не Гружевич. Его смерть была необратима.
- Славик?!
Чтобы удостовериться, мне понадобилось подойти ближе. И как оказалось, зрение и память меня не подвели.
- Ты жив?! – спросил я, все еще сомневаясь в реальности происходящего.
- Как видишь, - ответил тот, на лице которого не нашлось места для радости или восторга, а ведь именно эти эмоции присущи старым друзьям из давно забытого детства.
Однако если с этим я мог кое-как смириться, то с мертвецким маскарадом ни в коем случае. К тому же все запуталось окончательно, когда за одним из столов я увидел связанного Промского, лишенного дара речи с помощью кляпа. И поэтому я потребовал объяснений:
- Что происходит?
- Ничего, - отвечал Славик, спускаясь со сцены.
В его руке был зажат пистолет, так что надеяться на радостные объятия не приходилось. В пору было готовиться к худшему.
- Ты злишься и хочешь меня убить?
Мое предположение заставило меня сделать шаг назад.
- Отнюдь, - обнадежил друг из прошлого, - Финал этой драмы должен быть другим.
- То есть? – спросил я, отступив еще на шаг.
И тогда Славик остановился, положил пистолет на пол и толкнул его в мою сторону.
- Возьми, - сказал он.
Я же не мог пошевелиться, и потому ему пришлось кое-что объяснить.
- Мне хорошо известна цель твоего визита. Ты явился, чтобы уничтожить труп неуместного свидетеля, но об этом можешь больше не беспокоиться. Я сделал это за тебя.
Его слова били как обухом по голове, и, несомненно, вели к новым вопросам, таким как «Зачем?» и «Почему?». Но ответ на них не заставил себя ждать:
- Чтобы ты довел наше дело до конца…
- Наше дело?
- Так точно. А разве не помнишь? Ведь это ты запустил череду событий, которая в итоге привела в это здание тебя, меня и агента Промского. Кстати, извини, что он не участвует в нашей дружеской дискуссии…
Чем больше мой старый приятель рассуждал, тем больше я убеждался, что он законченный шизофреник, зацикленный на какой-то безумной идее. С другой стороны он сделал для меня нечто весьма полезное.
- И что дальше? – спросил я, стараясь не бередить былые раны.
- А дальше ты поднимаешь пистолет, стреляешь в Промского, потом в меня и уходишь…
- Нет уж, - ответил я, развернулся и пошел прочь.
- Но мне известно про твою жену…
Брошенная мне вслед фраза заставила меня вернуться к пистолету.
- О ней также знает агент Промский, - добавил Славик, - А это значит, что ты видишь перед собой двух неуместных свидетелей. И потому дерзай…
«Что ж», - подумал я, - «При таком раскладе колебания ни к чему».
Но, как только ладонь почувствовала холод металла, мне все равно захотелось спросить:
- Зачем тебе такой конец?
- Ну, кто-то же должен выйти сухим из этого водоворота, - усмехнулся Славик, - Я не могу этого сделать, так как после того, что случилось со мной на чертовой ферме, мне хорошо лишь в окружении мертвецов. Они не пугают меня, не обижают и не причиняют мне боли. Для меня они – идеальные спутники жизни. И пускай этот безумный ученый Карл Брюгер вырвал меня из лап полнейших психопатов, а потом назвал меня сыном, он не помогал мне, но культивировал мои навязчивые идеи. И что дальше? Я же не могу весь мир населить мертвецами. То же самое с Промским. Еще одна жертва обстоятельств. Ему подарили величайшую способность чувствовать, но не сказали, как от нее спастись. И это довело его до наслаждения чужой болью и страданиями. И надо сказать, все это сделало нас самыми настоящими напарниками. Нам обоим были нужны эти убийства, и мы упивались ими…
Возможно, мой старый приятель из детства сумел бы поведать много других нелицеприятных историй, но мне стало скучно, и я просто нажал на курок, потом еще и еще…. Такой эффективный подход достался и Промскому.
«Действительно отличный финал», - подумал я и пошел к выходу.
Однако на полпути меня забеспокоил звонящий в кармане мобильник. Пришлось ответить:
- Слушаю.
- А это снова я…
Голос в телефоне заставил мое сердце биться в полоумном ритме. А ведь секунду назад на душе было так тепло и мне казалось, что все уже позади. Но нет, в телефоне кто-то опять злобно хрипел и угрожающе выражался:
- Насколько мне помниться, тебе приходилось слышать мое печальное предсказание о том, что кое-кому придет конец. И теперь остался только ты.
- Я? – мой уточняющий вопрос был больше похож на насмешку.
Но и злобно-патетический тип из телефона так же был мастером сарказма.
- Именно, - ответил он, - Но не бойся. Главное не закрывать глаза.
- Да иди ты…, - воскликнул я и в качестве протеста сделал совсем противоположное.
***
Я ждал чего-то, находясь в полной темноте. И, в конце концов, мне надоело это пустое ожидание. Однако что-то сильно не нравилось моему привередливому нутру, так что я сумел какое-то время побороться с неуемным желанием приподнять веки, чтобы вновь увидеть окружающий мир. Тем не менее, такое противоборство не могло длиться вечно, и поэтому через секунды или минуты мне все-таки пришлось уступить собственному любопытству и открыть глаза.
«Любопытству?» - спросите вы, совершенно не понимая, что я имею в виду, - «Зачем хотеть того, что секунду назад итак было вашим?»
«Именно», - отвечу я.
Так всегда бывает. Что-то есть и мы это не ценим, а когда это исчезает из поля нашего зрения, нам внезапно начинает казаться, что в его утробе неожиданно зародилась какая-то тайна. И тогда мы изо всех сил жаждем увидеть этот новоявленный секрет, хотя бы одним глазком. А у меня на тот момент было целых два. Только вот ничего, кроме темноты мне все равно так и не удалось увидеть. Тьма присутствовала в моей жизни, как с открытыми, так и с закрытыми глазами. И лишь немного погодя, когда зрение все же приспособилось различать мельчайшие детали, мне наконец-то удалось понять, что происходит в действительности.
Много лет спустя я снова оказался в комнате, где когда-то спал, будучи ребенком. Укутавшись в теплое, но колючее верблюжье одеяло мой детский разум прятался от того, что находилось за пределами кроватки. Однако все то же самое заядлое любопытство по-прежнему не разрешало мне жмуриться и скрываться от того, что таилось где-то там, за пределами стоявших на подоконнике цветочных горшков, на которые скудно падали серебристые лучи от полнощекой луны. И именно поэтому я смотрел и смотрел, пугливо высунув нос из-под края одеяло, пока едва заметная тень не пробежала по верхушкам фикусов и фиалок.
«Показалось», - подумал я, но не поверил.
И это заставило меня в спешке закрыть глаза и укутаться с головой. А потом прошло какое-то время, прежде чем я посчитал себя глупым и пугливым ребенком, к тому же под одеялом было слишком жарко. Но это совсем не означало, что страх куда-то исчез или испарился. Просто он мог пойти на уступки. И в итоге я начал с того, что медленно стянул одеяло с лица. Разница ощутилась тотчас и вместо горячего дыхания на меня пахнуло долгожданной прохладой.
«Отлично», - подумал я, но все-таки по-прежнему боялся открыть глаза.
Секунды колебаний и внутреннего противоборства текли медленно и вязко, пока, в конце концов, я не открыл глаза и не увидел, что передо мной нет ничего страшного.
«Все в порядке», - подумал я и порадовался.
Ну а потом мне почему-то захотелось посмотреть в сторону, и тогда я увидел его… силуэт, сверкающий желтым светом на фоне стены…
«Мы пришли за тобой», - сказал он и вывернул мир наизнанку.
***
- Ну как?
Два когда-то очень близких человека смотрели друг на друга глазами, полными обоюдной страсти и не могли найти подходящих слов, чтобы высказать нечто более сокровенное, чем какое-нибудь там: «Чудесненько».
Не знаю почему, но мы оба давным-давно утеряли нить, которая в свое время связывала наши чувства, эмоции и трепетные порывы душевных мук. Вместо этого остался лишь холод безразличия и пугающая пустота внутри. Я стоял на ступеньку ниже по эскалатору, так что мой перевес в росте был практически незаметен. Мы были на равных. И наша долгая и безрассудная борьба в междусобойчиках наконец-то перестала иметь хотя бы малейший смысл. Не двигаясь, не шевелясь и не соря громкими речами, мы неукротимо двигались вниз, уносимые шершавой змеевидной металлической лентой.
- А что думаешь ты? – спросила Наташа, когда молчание излишне затянулось.
- Ничего, - отвечал я.
Но это было ложью. Конечно же, я думал. Только вот не о каком-то там глупом детективном сюжете, настигшем нас своей развязкой на исходе дня, а о чем-то большем, превосходящем меня, ее и весь остальной мир. Скорее всего, я думал, почему все сложилось именно так, почему никто не позволил мне сделать другой выбор. Но некого было спрашивать, и некому было отвечать. Был только я. А еще она, та, что все еще смотрела на меня с блеском в глазах. И тогда я совершил некое безумство. Мои губы слегка коснулись ее рта, а потом внезапно отпрянули, словно опасаясь ожесточенной ругани. Но вместо гневных упреков я услышал:
- Что ты делаешь?
- Не знаю.
Это был самый честный ответ. И повинуясь внутреннему влечению, я сделал вторую попытку. На этот раз мне на помощь пришел мой язык. Он был бессовестен и настойчив. Сначала нежным касанием прошелся по влажной красной кайме, затем прибавил усердия и наткнулся на неприступный частокол зубов, а после поднажал чуть-чуть и оказался в сладострастных объятиях своего собрата.
- Зачем? – спросила Наташа, отмахиваясь от меня полным похоти выражением лица, - Ведь ты же сам не хотел….
Действительно, не хотел. Но сейчас мне было просто необходимо понять, способен ли я почувствовать хоть что-то своим разбитым вдребезги сердцем.
«И что же?»
«Ничего».
Я ничего не почувствовал. Внутри меня, как и раньше, неумолимо елозила промозглая пустота, постепенно съедая все еще живую плоть. И это угнетало гораздо больше всего остального. Но, в конце концов, звенья эскалатора себя исчерпали, и нам пришлось идти дальше своим ходом. Держась за руки, мы старались не потеряться в общей толпе, только вот неуклонное стремление пространства и времени требовало от нас определенной цели. И потому, когда чуть позже мы остановились возле перехода, я беззаговорочно выплеснул на свою спутницу горечь прощания.
- Значит на этом все?
Мои слова звучали как приговор, но девушка, не соглашаясь с этим прогорклым мнением продолжала сжимать мою ладонь, как бы пытаясь заставить меня одуматься. Однако холод внутри не желал давать другой ответ.
- Прощай, - сказал я и, развернувшись, направился к выходу в город.
Там, преодолев нелепый заслон стеклянных дверей с безучастными словами поверх, мне удалось совсем немного приблизиться к свободе от самого себя. На улице было темно, спокойно и казалось, что вот-вот может нагрянуть очередной ненужный и неуместный дождик, который стал бы стучать безликими каплями по крышам и мостовой. Через дорогу в лучах неоновой вывески просматривался вход в бар «Ботинкин». И пока я смотрел по сторонам, из него вышел Алексей Казанский. Он не заметил меня, но почему-то как-то странно улыбнулся, а потом свернул в переулок и постепенно растворился во тьме.
- Везет же ему, - подумал я и пошел своей дорогой.                22 сентября 2011 года.