Студенческий роман-14. Эпилог

Продолжение. Начало:

http://proza.ru/2011/12/16/682
http://proza.ru/2012/03/13/1208
http://proza.ru/2012/03/17/58
http://proza.ru/2012/03/23/714
http://proza.ru/2012/03/27/709
http://proza.ru/2012/04/02/496
http://proza.ru/2012/04/04/1467
http://proza.ru/2012/04/10/1128
http://proza.ru/2012/04/13/1001
http://proza.ru/2012/05/05/949
http://proza.ru/2012/05/29/896
http://proza.ru/2012/06/22/373
http://proza.ru/2012/07/09/944




Студенческий роман
«Застойного времени»

Меж строчек дневника



Глава 14 классическая. Эпилог

Утро и день пропыхтели в зачётной канители.
Вечером явился к Ирине. Папы не оказалось. К жене в больницу ушёл.
Её руки заняты пудреницей.
- Ещё не готова? – после поцелуя.
- Мы идём сегодня в тир? – без улыбки.
- Именно. Хватит пьяных кутежей в разбойных вертепах.
- В зал пройди. Я быстро.
- Ладно, покажи только, где присесть.
Провела, показала, усадила. Диван. Вокруг всё дорогое. Дотронуться страшно.
 
Самое простое - на серванте. Пара фоток. Её родители. Папу-военкора узнать нетрудно. На паре перебитых шеей рельсин - майорские звёзды. Мама выглядит старше. Во всём белом.
Второй снимок. Некий брюнет. Я задержал взгляд. Она, уже рядом, нетерпеливо одёрнула. Вернулся к дивану. Когда уютно развалился, второго снимка как не бывало.
Уже в спину ей стрельнул:
- Брат?
Замешкалась и нерешительно:
- Брат… - помолчав. - Брат? - обернулась и со вздохом. – Это Олег. – Всё в ней личило вызывающую решимость. Защищаться?! А, может, воевать.

- Какой Олег. – Дебелый пингвин страха съел интонации и собственные глаза, в которых уже дымчато двоилось, истекая куда-то внутрь.
- Мой жених. – Чётко штамповали губы. – Мой муж…
- ??? – я подпёрся нелепой улыбкой, левую щеку усадил на ладонь.
- Я его любила 4 года.
- С 12 лет, как и…
- Не надо. Я любила его. – Выговорила нервно.
- А я тогда… - вот и растерялся… - что же такое?
- В восемнадцать я стала его женой. - Как бы не слыша.
- Кольца носить не пробовала? На специальном пальце. – Я открыто вознегодовал.
Наконец-то…
- Не пошли. – Очень-очень спокойно. – Он погиб за день до свадьбы.

- Да? – я сейчас не осознавал ни её слов, ни их скорби и тяжести. – Извини, ты легко говоришь, легче расстаёшься и ещё легче сходишься.
- Перестань! – её голос завибрировал на высокой ноте. – Ну как я должна была тебе, как я могла была тебе сказать… всё это?
Я спохватился.
ДОЛЖНА…
- Прости. Любила?
- Прости. Теперь не знаю.
- Отвечаешь как в романах. Да и я… Но все же?

…БЫЛА!

Пожала плечами, повторяя:
- Теперь не знаю.

ДОЛЖНА    БЫЛА!

- Теперь – это, когда появился… КТО?
- Самоуверенный… ТЫ. – Слабо качнула головой.
- Как эфиопский козёл? Прости, порю дурь. Это от внезапности.
- Чувствуешь, всё у нас не серьезно как-то? – без видимой надобности оправила платье.

БЫЛА…

- У нас? – от возмущения я даже возвысил голос.
- Нет. Не про любовь. Вообще. Не про нашу любовь. – Поправилась, и лучше бы не делала этого. – Про всё и про всех. Даже перед портретом покойника мы дурачимся и дурИм… Всё так бестактно. Легко как-то. Мы всё время прячемся от страшного, заслоняемся от сложного, даже просто от серьезного… Дурацким чудачеством, показным лихачеством, бравадным юмором. И не только покойников это касается. – Её голос срывался, ресницы погрузнели от тройного блеска.

…ДОЛЖНА!

- Век такой, - успокаивающе молвил осмелевший пингвин. – Мало души, больше механики. Мало ума, больше программ.
- Вот видишь, – всхлипнула. – Опять. Уже чисто механически. Одно и то же, одно и то же. Ты ведь нарочно?

БЫЛА   ДОЛЖНА!

- Нет же, самому противно. Но наш век, прости, но это так, наш век, видимо, выдрессировал нас, задал эти фальшивые стереотипы снятия стресса. Иначе бы каток бы раздавил, все было бы безысходно чёрным.

ДОЛЖНА   БЫЛА!

- Мне кажется, ты и без смягчающих стереотипов во всём видишь безысходность и упадок. Вся твоя бравада, всё это балагурство – защита от слёз.
Пока говорила, у самой глаза высохли.
- Возможно, но у меня ведь, в самом деле, слабое зрение, а слёзы унесут его последки.

БЫЛА…  ДОЛЖНА… БЫЛА…

Больше механики… уже чисто механически… машина… автомат… кибер… робот…
- Опять, опять, – протяжно зашептала, - опять?! Ну, сколько ещё? Слёзы скрещивать с юмором. Слёзы, которые облегчают душу…

УЛЕГЧАЮТ…

- …которые облагораживают…

ОБЕЗОБРАЖИВАЮТ…

- …Да не убавится твоего зрения! – выкрикнула зло. - Будь хоть в печали, хоть иногда хоть капельку искренним и серьезным!
- Давай покинем это помещение. – Мой палец скользнул по её кисти вверх.
- Что даст?
- При… этом… такой разговор продолжаться не может, не находишь?
- Не можешь? ТЫ не можешь, правда?
- Не могу. – Признал я. - Как представлю, что мы пустые, глупые лепечем этот вздор… А кто-то уже Там… Я не знал его, но так всё равно страшно… А если б я был на его месте. Грудь теснит. Ох, жизнь!
- Хорошо, выйдем. – Прозвучало повелительно. – У тебя голос сел. Как бы не начал терять зрение. – («А ведь клоунада не закончилась, Виль»). – Шучу. Горько. Я ведь, понимаешь, при нём уже и плакать разучилась. Плачу, а глаза сухие. – Ногти впились в мою руку. Не замечая, что сдирает кожу - я терпел - крикнула. – Уйдём скорей. Давай напьёмся!

- Брось! – я стряхнул её пальцы со скруточками кожи.
- Давай напьёмся! – требовала упрямо, закрыв глаза, мелко подрагивая.
- Доиграешься!
- А ну давай, – не открывая глаз, с вызовом подставила бледные щёки: одну, другую.
Я сильно сжал её кисть и захлопнул дверь с той стороны.
Там она опомнилась.
- Что это? – и указала на следы собственных коготков.
- Кошка, наверное.
- Это я, серьёзно я? – и провела по ссадинам губами.

- Так мы в тир идём? – мне хотелось скорее замЯть эту зАмять.
- Ты же ранен.
- Пальцы целы. Ты загадка.
- Да, брось. Всё из-за Олега. Он был раллист.
- Любил тебя?
- Любил, вообще-то, Эсму, позже встретил меня…
- Ну, значит, и ты его…
- Можешь, что хочешь, хоть шутить. К старому возврата больше нет, это же закон.
- Дай-то бог. Официант в ресторане друг Олега?
- Брат. Сам догадался?
- Мог ещё и тогда. А сейчас лишь припомнил одну недомолвку. Помнишь, ты мне его представляла?

- Во память! Я думала, пропустил мимо ушей.
- Запомни, мимо ушей я ничего такого не пропускаю. Лишь из любезности изображаю рассеянного… и то не всегда.
- Твои комплексы могут поставить в тупик.
- А я предупреждал. Скажи, этот официант потому и был так придирчив?
- Он слишком хороший человек… - («О боги, опять хороший человек!») – Кто б ещё стерпел, увидев чуть не вдову покойного брата с…
- Не продолжай. Виль всё понимает. В том числе и то, что брат Олега любит тебя как… ну, сестру, и всё понимает, и желает тебе счастья в личной жизни. Скорблю, что не оправдал надежд.
- Ты вёл себя задиристо и невежливо, от этого не уйти, потому что это правда. Кстати, папа потому так и встречает гостей. Дурака спугнёт, умный разберётся, что к чему.

- Ну, вы элита, – улыбкой я погонял разочарование. - И как же котируемся мы?
- У папы? В принципе, достаточно высоко.
То есть недостаточно низко!
- Польщён.
- А ещё он не любит пропойц, в смысле, сильно пьющих.
- Это ему можно простить. У офицеров свои причуды. Оп-па, вот и тир.
Я буксанул у приземистого вагончика, из которого выплёвывались аккорды, кажется, заморского диско.
– Да-да, так вот быстро!
«Пай, пай, пай, пай»… О, старый добрый Адриано! Ты хорош всегда…


***
Набрав горсть зарядцев, я открыл прицельный огонь. Не всегда точно. Но вполне сносно.
- Покажи мне, как ты это делаешь, - томно попросила Ирина.
Я долго и терпеливо показывал, объяснял. Наконец, она прицелилась, пальнула и первой же пулькой повалила ежа. Бах – лиса отвисла. Последующая канонада не оставила шансов ни одному лесному, а также саванному жителю, наводя на подозрение, что передо мной, как минимум, «ворошиловский стрелок».
- Я заняла первое место в зарнице*. – Виновато потупилась она, складывая ружьё.
Так мы и поверили… В… зарнице…
Я рассердился и одной рукой всадил свой остаток в точку над мишенями. Тирщик-кавказец издал ворчливо: пуки-пуки-вах-вах-вах…
- Не умничай, - буркнул я. - Мой прАва.
Ну, и как вам, панове, этот цирк?

Когда уже оставили тир, она резко остановила меня и с убийственной расстановкой:
- Мы почти подошли к проблеме выбора.
- Говори прямо. – Попросил я, заранее зная этот женский выбор.
- Будь по-твоему. – Вздохнула она.
- Не надо. Я в курсе этого… слова. Скажи другое: почему мы ни разу ни словом не обмолвились о семье, браке?
- А ты разве не знаешь, почему? Мы бы немедленно и без сожаления… - глаза её расширились, как туча перед ливнем.
- Да. – Угадал я. – Верно. Я бы точно испугался.

СТРУСИЛ... ПРЯМЕЕ!!!

Она сузила глаза:
- А теперь?
Отводя взгляд, я невольно (или самодовольно?) усмехнулся. Дурак так и не понял, как всё серьёзно. Он болел за другое. Дважды обвели, дважды… Для выбора достаточно. Выбор это и есть цифра 2. А после остаётся 1. И 1.
- Пигалица, я далёк от страха. Я боюсь только себя. Всё внешнее меня не страшит, напротив, оно оберегает меня от… себя.
Упрямый павлин завёл свою шарманку.

ОДИН – ОН…
 
Она отскочила влево. И был яростный нетерпимый ненавидящий тон, какого я, честно, не ожидал:
- Ты твердил, что ненавидишь заумников. Сам же достал меня своим заумством. Своим самокопанием, самоедством, своими проповедями индивидуализма. Теперь я тебе прямо заявляю: ты – индивидуалист, больше того, законченный эгоист. Для тебя нет ничего святого, как и для Влади. Но тот прямее и честнее, ты же скрадываешь, тушуешь, камуфлируешь свое «эго», по большей части стараясь выглядеть благородно. Но оно прорывается и становится явным, когда тебя узнАешь хоть чуть-чуть.
Излагала жёстко, без капли снисхождения  к… Возлюбленному?

ЕДИНИЦА – ОНА…

Я молчал, в уголках глаз пульсировала кислота. Но я упрямо молчал, я выдержал этот натиск, чем, похоже, удивил её.
- Спасибо. Я ждала, что и напоследок разразишься… – Посмеялась с толикой истерики. - Мелочь, а приятно.
- Дура… - глухо выдавил я и, отступая на шаг, трусливо добавил… – лекс, сед лекс*.
Теперь промолчала она, только быстро, с полуплачущей улыбкой, закивала головой. Потом повернулась и быстро пошла. Не оглядываясь.
Напоследок-то! Ну???!!!

Так для неё всё было решено. Когда? Боже, какой я профан!
И тут оглянулась. В последний раз. Я не нашёл ничего умнее, как, эффектно поджав нижнюю губу, по-пионерски салютовать и, прищёлкнув каблуками, тряхнуть чубом.
Напоследок...

А потом была сессия.


МиФ (Мысли и Фразы)

Как мне хотелось, чтобы в этой тетради собралось всё ёмкое и главное. А вышло? Мною не было ни слова написано про нашу любовь! Ни слова! Она растворилась меж строчек дневника. Гордость и комплексы испортили всё, вот и исчезла искренность. Вернее, даже не стучалась.
Где про главное, про любовь? Ни намека.
Пропыхтела сессия, проплясало лето. Игорь женился на Эсме. Грызутся по пустякам. Он её ревнует. Ходит на все репетиции, собирается бросить работу. Грозит устроиться в театр мастером по свету.
Владю забрали в армию. Может, исправится. Сомневаюсь.
С Вилем я больше не встречалась. Он слишком горд. А я бы… я бы догнала его, но он ушёл… ушёл навсегда.
В сущности, с самого начала всё было ясно: он ни с кем не делил и не желал себя делить. Его любовь ко мне – наивная иллюзорная попытка убежать… А на деле - лишь временно укрыться от своего подавляющего «я».
…Его похоронили, когда я всё ещё изливала громы и молнии… На него. Теперь я не хочу думать об Олеге. Виль! В тебе воплотились все мои представления о честности и всём  остальном. Нет, фальшь. О… О? О любви...
А был ли ты хорошим, Виль? Хорошим человеком? Ты сам сознавался в эгоизме.
Но всё-таки он не был трусом, и, увы, отнёс подозрение в трусости на свой счет - в момент той нашей последней встречи. И не смог пережить. И он любил меня. По-своему… любил. Как мог, как умел, не притворяясь и не убеждая, что любит с полной самоотдачей. Оперные страсти в клочья – не его пьеса. И как знать, может быть, его противоречивость, его непонятность меня и пленили. Сразу и на-Всегда. Тяжёлое, страшное слово на-Всегда. Никогда не думала, что  ВСЕГДА - это плохо. А это очень плохо – всегда.
ВСЕГДА БЕЗ ТЕБЯ, ВИЛЬ.
И, может быть, стоило принять такую любовь, неровную, с полосами отчуждения и всплесками, всплесками, всплесками ума, идей, непонЯтной его страсти? НепОнятой мной. Никем…
Я не знаю.
От него не осталось даже фотографии. Когда его хоронили, я была далеко - на юге - в санатории. Как всё не ко времени. Боже, что же это я?
Водки на поминках было мало. Дают-то теперь, кажется, по паре бутылок в одни  руки.
Живому.
А за мертвого выбивать оказалось… некому? Да и не для чего.
Вот я вписываю последние строки в этот пустой альбом, украшенный узорами из самодовольных дутых букв, пытающихся поиграть в слова и даже претендующих на смысл.
В действительности, ничего нет.
Самое важное, что было у меня, что было у нас с Вилем, кануло…
…МЕЖ СТРОЧЕК ДНЕВНИКА…


* Зарница – военно-патриотическая пионерская игра на природе, которая прививала навыки ориентирования на местности, командования и оказания первой помощи «раненым» с отработкой тактических маневров, захватом пленных, спасением «полкового» знамени и мн. др.
**«Дура лекс сед лекс» (лат.: «Dura lex sed lex») – «Суров закон, но это  закон».


1, 2, 3, 7, 8, 9, 10 декабря 1985 года (роман семи дней).


На фото воспроизведены начало и концовка рукописи романа (декабрь 1985)


Рецензии
Грустный конец... Пол

Пол Унольв   23.07.2012 15:31     Заявить о нарушении
85-й год. Невольное предчувствие надвигающегся крушения идеалов...

Владимир Плотников-Самарский   23.07.2012 20:16   Заявить о нарушении