День исходил из Солнца

               
           День исходил из Солнца. Солёное небо, будто в тягостных думах. Хорошо бы воды. Он посмотрел на небо, потом облизнул губы. Воды не было. День исходил из Солнца. Он побежал в долину, и эхо бежало за ним. Он бежал, размахивая руками и смешно прыгая. Между камнями и редким кустарником, мелькала его весёлая нескладная фигура. Он бежал. Наконец остановился, запыхавшись, и оглянулся вверх. День исходил из Солнца. Ссыпавшиеся круглые камешки вдруг замерли, сбившись кучкой, не допев до конца свою песенку шипения. Он присел на камень и заглянул в мешок. Потом вскочил и, страшно оскалив зубы, судорожно смеясь, воздел руки к Солнцу. Из вещевого мешка посыпались смятые и исчёрканные листки, тетради, журналы, письма, а он смотрел на этот бумажный дождь и смеялся над его поспешностью, над заигрыванием с лучами Солнца, и бесполезностью. Он смеялся и кричал, и смех разрывал его горло, а камни до этого молчаливые и застывшие, вторили ему криком.
Он устал кричать и уронил мешок. Руки бессильно упали. Он опёрся о камень и лёг в тень. Над ним грозно нависали камни. Лежать было хорошо, горячие камни грели, огромные каменные валуны, напоенные полуденным теплом. В них было много тепла. Огромными горячими черепахами они обступали его с трёх сторон. Голова с беспорядочно спутавшимися волосами, с зажмуренными глазами и, иссохшим улыбающимся ртом, откинулась на длинной с острым кадыком шее, рука с длинными тонкими пальцами перебирала песок, зарывалась в него пальцами, а он струился по ним, и оседал блёклой пылью. Рука нащупала мешок. Иссинённые напрягшиеся вены с дрожащим на них бисером холодного пота, вдруг ослабли. Рука разжалась. Парня снова сотрясал смех. Голова его кидалась из стороны в сторону, тело тряслось, волосы держали голову на песке. И только рука перекатывалась вслед за телом, вялым, перегревшимся студнем, стукалась о камни, переворачивалась. Было странно.
Заблестели красные звёзды, стали рассыпаться, поворачиваться. Всё всплыло и перевернулось, словно натянулись лямки, хотелось упасть, но падение не происходило. Изгрызенное весёлыми лохмотьями, держащееся комом нутро, казалось падающим, но не падало, а только оттягивало тело, и резало его своими такими не щадящими лямками последних связей. Выворачивало наизнанку. Вновь всё стало переворачиваться, разворачиваться, всплывать. Утягивало вверх. Хотелось упасть. Упасть.
День исходил из Солнца. Очнувшийся парень приподнялся на локтях, огляделся и, перевернувшись, упал на живот. Теперь его сотрясали рыдания. Его стошнило, казалось, кадык вырвался изо рта, но рвоты не было. Кадык дёрнул тело ещё раза два и затих. Рука ожила. Он открыл глаза. Пелена от недавних слёз исчезла не сразу. Валуны, вдруг хлынули на него и в защелкнувшиеся глаза всё же вспорхнули красные искорки. Всё снова поплыло вверх, но не перевернулось, оно унеслось куда-то вбок и на ослепительно голубом фоне красные искорки разорвались и стали расти в белоснежные кольца, исчезающие в уже невидимом. Парень резко вскочил, видения пропали. Он ударил рукой о камень, крик разодрал долину. Разлетевшаяся кровь, ослепила его. Яркая, искристая, освежающая, она быстро залепила руку, стала течь по пальцам, между пальцами. Кулак стал сжиматься и разжиматься, хлюпая кровью. Бледнеющее лицо удивлённо смотрело на сжимающийся и разжимающийся кулак и смеялось. Тихий ветерок перекатывал по песку лиризм и бумажные листы – бумажные листья.
День исходил из Солнца…