Между Курском и Москвой. Гусь в яблоках

В воде скользящих рыбок след,
И отраженье берегов крутых,
Печален соловей, и он поет для всех,
А для тебя, как будто мир затих.

     Пока не было очень холодно, и вода Клязьминского водохранилища уже наливалась свинцом висящих над ней туч, но дождь еще терпел в темных тяжелых облаках, и не проливался на землю, когда Алексей повел Елизавету к лодочной станции.
- Сейчас покажу тебе, как я катаюсь на водных лыжах.
- Я уже и так синяя и холодная, а у воды могу простудиться.

     Доски настила, который выступал над водой, были скользкими и мокрыми, лодки на цепочках, как собаки, жались к деревянному настилу. Все было пусто. Только маленькая будочка серым своим цветом сливалась с серой водой. У будки стоял стул с железными ножками.
- Посиди здесь, подожди, - сказал Алексей.

     Противоположный берег водохранилища угадывался только по торчащим голым деревьям, а за ними, под ними, и над ними было только все серое и густое. Елизавет казалось, что стоит ей сесть на этот железный стул, как дождь зальет ее ледяными струями с каплями, в которые уже впечатан снег. Было ясно, что эта прогулка заменила Елизавете и Алексею танцы, но замена была сомнительной. Там тепло, здесь холодный ветер. Там незнакомые люди, а здесь никого. Там рядом теплая комнат, и сейчас она казалась далёкой, и, действительно, требовалось время, чтобы вернуться в долгожданное тепло.

     К помосту подошел катер, с блестящими алюминиевыми боками, за ним еще долго держалась правильными кругами рябь, разбегающихся волн, которые вдали исчезали в свинцовой тяжелой воде водохранилища. Небо серое почти совсем утонуло в воде. Ветер стал иглистым, и налетал порывами, потом затихал на время. Ветер, похоже, был только над водой, облака стояли неподвижно, и отделялись друг от друга темными, почти черными полосами. Даже чайки, кричащие над водой исчезли, наверное, спрятались в болоте в камышах, или улетели они все, так далеко, что их белого полета не было над всем этим серым, сплошном пространстве.

     Наконец, появился Алексей, он был одет в резиновый блестящий костюм, который в солнечных лучах представлялся бы лучше, но и сейчас Алексей выглядел неведомым космическим пришельцем. Все тело было зажато туго этим необычным одеянием. В руках он держал лыжи, которые положил на мокрый деревянный настил. С лодки бросили веревки с ручкой, за которую он и взялся. Алексей улыбался хмурому небу, темной густой воде, и Елизавете, которая с удивлением смотрела и на приготовления и на самого героя, который так был хорош на фоне и лодки, и далёкого холодного голого леса.

- Что случилось? – Елизавета бросилась к краю настила.

     В воде вместе с лыжами кувыркался Алексей. Вид у него был недовольный. Но он взобрался на мокрый помост, выдавил улыбку, и махнул тем, кто был в катере. Но и в этот раз, катер двигался сам по себе, а Алексей плавал в воде, а не стоял на водных лыжах, как хотелось ему. Попыток еще было сделано три, и все они были неудачными. Теперь тонкие губы Алексея были сжаты, улыбку выдавить не получалось, да и он не хотел этой злополучной улыбки. Кулачки были сжаты особенно туго, будто держал он в кулачках драгоценную монетку, которую он нашел на дне водохранилища, и берег ее, надеясь, что именно она принесет ему удачу.

- Надо уходить, а то может быть хуже, чем сейчас, - подумала Елизавета.

     Ее мысли были услышаны, и Алексей прекратил свои попытки обуздать водные лыжи, попытки синхронно двигаться с моторной лодкой, и пошел в раздевалку переодеваться. Лиза смотрела на пустынный песчаный берег, с серо-желтым песком, со смятыми зонтиками от дождя, с забытыми обертками от конфет и мороженого, которые вяло, шевелил ветер. Лето было уже далеко, и желающих побродить вдоль берега по песку не было.

- Все, возвращаемся, -  услышала голос Алексея Елизавета.

     Они пошли пешком к домам города Долгопрудного, и пешеходов не было. Елизавета совсем замерзла. Алексей молчал, а что нужно говорить в таких случаях. Елизавета и не знала. Под ногами на дороге, по которой они шли, были мелкие камешки, которые ветер или проезжающие машины загнали на асфальт. Лиза их рассматривала, опустив голову, тут и ровненькие камешки были, и серые с блестящими вкраплениями, а по форме и круглыми, и с острыми концами.

- Послушай, Лиза, мне все время говорят, что ты встречаешься с каким-то молодым человеком, а тебе нужно учиться, - услышала Лиза недовольный голос Алексея.
- Не встречаюсь я ни с кем. Это какой-то ненормальный, он меня все время ждет у общежития. Кидается обнимать и целовать. Будто он приехал ко мне после долгой разлуки. Сует шоколадки, они в его руках тают, и получаются комки какие-то. Бумажки смяты. Я потом их выбрасываю. Есть, такое месиво из шоколада и бумаги, невозможно.
- И не только у общежития, - добавил Алексей.

- Да, и на лестнице на этажах стоит. И опять кидается на меня. Он взрослый. Он старше тебя. Он меня замучил. Иногда, чтобы его не встретить иду совсем с другой стороны, но и тут, он оказывается на пути, он меня просто преследовал.
- Преследует или преследовал?
- Больше не будет преследовать.
- Почему?
- Знаю, почему.

     И, действительно, Елизавета знала, что ухаживания молодого аспиранта закончились. Когда она шла на занятия, с большим опозданием, то встретила своего преследователя с молодой женщиной, которая была по виду старше и Виолетты и Людмилы, ее соседок по комнате в общежитии института, а тем уже было по 23 года. Ее мучитель шел с этой женщиной под ручку, на их пальцах сияли кольца, а до этого она не видела кольца на руке щедрого поклонника. Но то, что она увидела в его глазах, было таким неожиданным, что она невольно для себя остановилась, и дождалась, когда супружеская пара пройдет мимо. Страх был так отчетливо виден в глазах Лизиного  поклонника, казалось, что он ждет и боится, что Лиза может подойти к нему, и сказать что-то, самое неожиданное для его спутницы.
 
     Но никакие объяснения, явные и мысленные Елизаветы, не могли исправить настроение Алексея.
- Вот говорили, что в кино тебя видели еще с одним парнем.
- А, это так ерунда. Я его называю Хлюст. Он взялся из воздуха. Учиться на третьем курсе. Он не интересный, но красивый.
- А зачем в кино с ним ходила?
-Да, я и без него собиралась в кино, смотрела «Щит и меч». Плакала.
- Очень романтично.

     Хлюст появился в одну из ее вечерних прогулок вокруг корпусов общежитий, когда после сидения в читальном зале она возвращалась в свою комнату, но перед этим еще немного гуляла.
 
- Ты, к кому-то в гости приезжала, спросил незнакомец Лизу.
- А что?
- Я дал себе слово ни с одной девушкой нашего института не общаться. Они здесь все странные. Кто будет учить физику из девушек красивых? Или вот, вместе с нами работать на станках, так на занятиях. У нас в группе девушек две. Точно, полные дуры. С ними пойти куда-нибудь стыдно, а с тобой можно. Ты где учишься?
- В педагогическом училище, - сочинила Елизавета.
- Мне подходит.
- А мне? – подумала Елизавета.
- Пойдем, провожу тебя на электричку, - предложил Володя, которого Лиза называла про себя Хлюстом. Почему?

     И он проводил ее на платформу Новодачная, от которой и вилась извилистая асфальтированная тропинка к учебным корпусам. Здесь Елизавета приложила все усилия, уговаривая его не дожидаться вместе с ней электрички, а вернуться назад. И как только он исчез с платформы, помчалась к себе домой. И, действительно, домой. И такие встречи стали повторяться, раз в неделю, в определенный день выбранный Володей, он дожидался ее, и провожал на электричку, рассказывая о своих чувствах, возникших после таких необычных встреч. Прогулка, вечер, электричка. Но, в конце концов, Лизе это надоело, и при очередной попытке проводить ее к электричке, сказала, что она здесь учится и ей все равно, что он думает, и что это для него значит.

- Не может быть? – только и произнес он.
- Если я в педагогическом училище, то может быть, а если в физико-техническом институте, то быть не может. Оригинально.

     Прошло два дня и на пороге комнаты, где жила Лиза стоял Владимир, вид  у него был решительный, но измученный, по всей видимости, бессонной ночью.
- Я долго думал, думал два дня. Я вытерплю то, что ты из этого института, - сказал он глядя в глаза Елизаветы.
- А я вытерплю? – ответила она ему.
- Это что было? – спросила Виолетта.
- Ты, что не видишь десятый поклонник, она и имен их не запоминает, так зовет всех одной кличкой. Он кто у тебя?
- Он Хлюст. И имена хорошо запоминаю. Ясно.

     Самым удивительным было то, что до этого в институте они не встречалась с Владимиром, а теперь стали попадаться друг другу на глаза постоянно, но было видно, что Володя немного смущался перед своими ребятами, что он выбрал себе девушку из своего института. Видимо, свою теорию о взаимоотношениях он излагал не только Лизе.

     Дорога к общежитию закончилась, и вот уже и корпус появился, где жил Алексей, а за ним, корпус, где жила Елизавета. Молчание было не тяжелым, но ничего хорошего на ближайшие дни не предвещало.
 
- А вот твой одноклассник из Курска…?
- Слушай, отстань от меня с твоими нотациями. Ты мне кто? Папа? У меня папы нет? Мама? Но мама меня выговорами не мучает. Пока.

- Да, это просто по настроению. Волнуюсь, как у тебя с учебой, чтобы не отставала. Не уставала. А знаешь, пойдем ко мне. Там мне передали посылку, но не почтой, а со знакомыми. Там найдется на ужин что-нибудь вкусное.
- Это можно, - сказала Елизавета.

    То, что называлось посылкой, стояло на полу. А это, несколько картонных ящиков с банками, там и варенье, и баклажаны, и помидоры. Были еще и разные мешочки. И стояла корзина. Когда с нее сняли промасленные листы, то в корзине лежал гусь, коричневый, пупырчатый и огромный.

- Смотри, гусь с яблоками, не зря пришли. Можно приступить к ужину.

     Зная аппетит Алексея, Елизавета понимала, что такой красоте осталось недолго существовать. Так и получилось. День с неудачной попыткой оседлать водные лыжи закончился чудесным сытным ужином, особенно Елизавете понравились печёные яблоки, которые были в корзине вместе с гусем.