Летать нетрудно, трудно не летать

  Робко бледно одиноко стоит двадцати восьмиэтажная высотка в конце города, окруженная обычными, ничем не примечательными, пятиэтажными домами и  пыльно-оранжевыми деревьями, мимо которых каждый день проходят сотни людей, не задумываясь об их красоте. Кое-где все еще неугомонно горит в окнах свет, хотя уже четыре часа утра, и этим ночным труженикам пора бы отложить все свои дела и поддаться влечению кровати. А кто-то только проснулся, и с полузакрытыми глазами варит себе кофе, тщетно пытаясь отогнать последние отрывки сна.
  Это тот самый момент, когда ночь прекращает довлеть над городом, а небо окрашивается в светлые тона, переставая быть таким загадочным. Это то самое время, когда прохлада приближающейся зимы постепенно сменяет последние теплые дни. И это именно то нелюбимое чувство, когда гуляешь ночью, и каждый легкий ветерок заставляет на секунду поежиться и быстрее идти дальше. Именно в этот день и в этом городе на крыше той самой высотки сидел человек, который судорожно, но медленно пытался написать что-то в тетради.

                ***

  Я смотрю как ветер сдувает скомканные клочки бумаги, вырванные из тетради. Они медленно-медленно перекатываются к концу крыши. Видимо, им не терпится сорваться с края, чтобы быть подброшенными встречным потоком воздуха и взлететь ввысь… в небо… в неизвестность. А потом, как камень, попавший в море, неминуемо опускается на дно в страшную темноту, из которой больше никогда не выберется, плавно, но неизбежно спускаться к земле и больше никогда не испытать то чувство, которое неведомо многим обитателям этой планеты. Планеты, где несправедливости ради, только птицы могут взмыть в поднебесье и оттуда наблюдать за людьми, которые замкнулись в своем мирке, пытаясь решить ничтожные проблемы. Вот только там наверху на нас не смотрят, да и кому интересны люди, когда перед тобой весь мир как на ладони. И даже эти листочки, ведь они не взлетят, они упадут, не раскрывшись, пролетев двадцать восемь этажей, двадцать восемь окон, заглядывая в каждое из них. А люди даже не заметят, как чьи-то маленькие надежды в это мгновение канули в Лету.
  А я, сидя на бетонном полу, прислонившись спиной к холодной стене и пытаясь отсрочить свой конец, за всем этим наблюдаю. Но кровавый кашель не дает отвлечься. Мое горло сгорает изнутри, словно я выпил раскаленный свинец. Он медленно опускается вглубь моего организма, сжигая все на своем пути и оставляя после себя горький привкус крови.

  Рожденный ползать…
В детстве меня мучил вопрос: «Почему люди не летают?» Я смотрел на птиц и завидовал им, парящим над всем ужасом этого мира: над жестокостью, лицемерием, ложью, убийством… над людьми. Я презирал людей и презираю их до сих пор. Повзрослев я понял - если бы человеку дали крылья, он бы изгадил не только землю и моря, но и самое прекрасное и удивительное, что существует в нашем мире – небо.
  Но, тем не менее, я жаждал невозможного. Я хотел летать. Проснуться утром, взмыть к солнцу, пролететь сотни, тысячи километров, рассматривая прекрасные пейзажи природы, чувствовать как встречный ветер приятно, словно шелк, ласкает твои крылья, спикировать вниз, затаив дыхание, а потом резко подняться и больше никогда не возвращаться… остаться там, высоко в небе. Я бы променял всю свою жизнь за один такой полет!
  Но сейчас я болен, и мне осталось жить не больше недели.  Я уже никогда не смогу осуществить свою мечту. Я не взлечу, я просто умру, как и остальные люди, ненавистные мне. Меня положат в гроб, подобно этим же существам. А гроб будет лежать в земле – в неприятной мне стихии. И я больше никогда не увижу самое дорогое, самое любимое, самое…  небо. 

  Меня не устроил тот факт, что я должен умирать в бездушной комнатке местной больницы, окруженный кучей аппаратов, которые издают пугающие монотонные звуки, и тусклыми стенами, обои на которых не меняли уже не первый десяток лет. Мои глаза устали от шершавого потолка, давно побеленного старой известью.
  Вот я и сбежал  в поисках приятной смерти. Но как бы ни был отвратителен этот мир, я старался его исправить,  это всегда давало мне надежду и желание жить. Надежда – самое губительное чувство, которое и сгубило меня. Теперь же я не уповаю ни на что, коса смерти уже занесена надо мной. Поэтому я не стал тянуть с уходом и пришел сюда сразу. Я готов и я знаю, как умру.

  А сейчас меня окружает прекрасная панорама. Не будь я смертельно болен и решительно настроен, я бы наслаждался каждым мгновением, проведенным здесь, наблюдая за тихой битвой постепенно проигрывающей ночи и  нарастающей мощи дня.
  Который час уже я сижу и пытаюсь выдавить из себя хоть одну достойную строчку предсмертной записки. Получается лишь бессвязный подбор слов, после прочтения которых можно подумать, что это написал больной в припадке эпилепсии.
  Кому я пишу? Людям? Ведь я их ненавижу! Нет, мне все равно, даже если мои последние слова никто не увидит. Просто я хочу оставить частицу своей души на этом листочке, у него есть хоть какой-то шанс, а у меня… у меня лишь одна дорога, один конец.

  Первый луч солнца коснулся моего лица. Такой приятный, но больше не согревающий. Пора. Я, наконец, написал эту записку и вложил ее в тетрадь, которая пролежит тут немало времени. С трудом поднявшись, я заковылял к концу крыши – в объятья смерти. На бордюр приземлился иссиня-черный ворон с холодным пугающим глубоким взглядом. В клюве его мертвая бабочка. Какая ирония. Ты как раз вовремя, вестник смерти.
  Я не самоубийца, нет. Ведь для того чтобы им быть,  нужно убить себя, а я давно уже мертв.
  Как высоко. Приятное головокружение. Нет, я не хочу перед смертью видеть серый асфальт. Упаду лицом к небу.
  Развернувшись, я в последний раз взглянул на то, что когда-то было мной.
  Прощай тленное тело. Я…

***

  Потертая от времени тетрадь лежит на крыше. Северный ветер треплет ее обложку, с каждым порывам отодвигая вглубь, подальше от края, от смерти. Неожиданно направление ветра сменяется. Последнее теплое дуновение в этом году с возрастающей скоростью заставляет тетрадь раскрыться. Сначала по одной, а потом по несколько страниц - так дойдя до середины, где, дожидаясь своей участи, лежит небрежно вырванная страница.
  Стремительный поток воздуха выбрасывает вложенную записку и поднимает ее высоко над городом все выше и выше, не останавливаясь и превращаясь в бурю, которая гонит маленькое белое пятнышко за облака, в небо. Пятнышко, на котором красуется одно предложение: «Жизнь – это полет, жаль, что я летел слишком близко к земле, не замечая и не догадываясь, как и все люди… но я все-таки летел…»