Шпиён

Каак? Да ты что! Неужто пять? Пять мильёнов? Это ж за что так много-то? За клевету? Итиевомать! Эдак наши бабы вмиг по миру пойдут ! Они ж зли колодца каждый день сплетничают. Такого наплетут хоть святых выноси. Вон Дуська микишкина одна чего стоит. Ох и стерва, язви ее! Наплетет с три короба, да потом еще всех и по матери обложит когда ее на смех подымут. Ага. Радиво понаслушается и давай народ до волнения доводить. Вон давеча кричала, что мол дед Макар иностранный агент и что у нас теперь с такими не цацкаются. И что если его куры ишо раз к ней на огород зайдут она враз куда надо сообчит, что он шпиён мериканский.
Почему шпиён? А как жжешь, у него ж доллары есть! Как откуда? Мериканцы дали. Он сам показывал. Что? Да не… Ща погодь погодь, кошку на двор выпущу, слышь возле дверей мявчит. Вот скажи ты, скотинка маленькая, а обхождения к себе требует – то пусти в хату , то выпусти. Шныра такая.
Ага, ну слухай. Годов десять назад Макарка собралси к сыну в Москву, проведать, а тож, грит, уже потом и не соберусь, на ноги слабый становлюсь. Ну поехал короче. Вышел на вокзале и растерялся – куда дальше двигаться, шут его знает. Народу тьма, снуют что твои блохи – туды-сюды. Тут любой растеряется. Постоял, постоял – делать нечего, надо спрашивать, мож кто знает где его Витька обосновался.
Достал листок с Витькиным адресом. Что ? Ну да. Он же сблизи ничо не видит, вот и пишет хломастером на листках аршинными буквами.
Ну вот. Достал, значитца, листок с адресом и кумекает. «Надо ж как-то поприличнее спросить. А то ж народ вон жуть как занятой, бегут как оглашенные. У нас последний раз народ так бегал когда сарай Петичкин загорелся.» А? Да, годов шышнацать назад. Пацаны его курили за сараем, да подпалили. Петичка потом их выпорол от души и курить в открытую разрешил, мол курите на улице, а то и хату спалите. Так, ты меня не отвлекай, я те щас за Макарку расскажу , а то мне за водой идти надо.
Короче, дождался дед Макарка пока один из этих занятых бегунов маленько остановился и подходит к нему со всем уважением и листком.
-Мил человек, -грит, - извини ради Бога. Я сам не местный…
Не успел Макарка договорить, как этот заполошный так зыркнул на него будто дед мокрица какая и побежал дальше чота буркнув под нос по матери.
Дед Макарка так и обомлел. Чо такое? Шо не так ляпнул? Вроде как со всеми приличиями обратился.
Через время обратился к другому, к третьему – та же петрушка. Как только скажет – «извините ради Бога, я сам не местный…» , так народ от него шарахается как от чумного. Вот те Москва и москвичи. Никакого понятия о приличном обращении.
Тут глядь - стоят двое, улыбаются да на него смотрят. Он к ним. «Люди добрые, подсобите..» Они головами кивают, лыбятся, деда по плечу хлопают. Один достал фотоаппаратик и давай деда щелкать. А Макарка им свое талдычит да адресок свой тычет.
-Мне бы Витю, сынка моего сыскать, а? Што вы за люди такие, пленку на деда изводите, а подсобить не хотите! По-людски ли это , а? - причитал дед чуть не плача.
А они знай свое: - Карашо рашка! Карашо Иван!
Пощелкали его со всех строн. Даже картуз ему на голове поправили, мол так приличнее. Поулыбались, похлопали по спине и бумажку какую-то ему в ладошку сунули. Сунули да пошли.
Макарка глядь на бумажку, а то деньга! Да не наша – мериканская! Он такую по тиливизиру видел. Дед испужался, по сторонам оглянулся – не видал ли кто? Шутка ли – ему мериканцы доллары дали, видать вербовать хотели. Спрятал доллары в картуз за подкладку от греха подальше и так ему страшно стало – неужто шпиёном стал? Может пока адресок Витькин у них пытал чё нить лишнего сболтнул? Опять жжешь – фотографировали. Зачем? Его только один раз так щелкали, в газету колхозную, как лучшего механизатора.
Испереживался дед, сердце прихватило, сел на лавочке возле вокзала, горюет. Это ж надо, а  – на старости лет шпиёном стал, иностранным агентом.
Тут глядь, Витька запыхавшийся к нему подбегает.
-Батя, ты куда пропал? Я тебя по всему вокзалу ищу! Я ж тебе сказал по телефону – жди меня возле вагона!
У деда слезы на глазах:
-Витюша, сынок, дык я ж ждал. А потом глянул, что весь народ к выходу двинул ну и я за ними. И потерял ориентацию, будь она не ладна твоя Москва.
-Ну слава богу, что недалеко ушел, - лыбится Витка, а деду не до радости.
-Горе у нас, Витя.
-Что такое? – посерьезнел Виктор. – С матерью что?
-Да не, с Матреною все аккурат. По дому шлындрает да в огороде ковыряется. Это я беду накликал! На старости лет шпиёном стал! Агентом иностранным!
И рассказал сыну все как есть. Витька слушал, слушал, да как начнет ржать, аж слезы выступили.
-Что ты ржешь, голова садовая? Твово батю завербовали за доллары мериканские, а ты ржешь как мерин.
-Никто тебя не вербовал, батяня. Это туристы иностранные тебя фотографировали да и заплатили тебе за фотосъемку. Ты ж глянь какой у меня колоритный – в картузе, да с чемоданом. Ну ничего мы тебя здесь приоденем. Поехали, а то Галюня нас уже дома заждалась.
Ну и поехали они.
Ох, погодика, я щас квасу налью, холодненького. Надо, надо! Квасок по жаре самое то. Не, не мучной. Мучной я не люблю. Хлебный. Сладкий да с горчинкою. Пей, пей, он пользительный для организьму, а я пока перекурю.
Вот такая история с Макаркою вышла. Он как приехал от сына, долго молчал. А потом как-то с Петичкой подпили на Пасху, да по пьяни и по секрету ему и рассказал. И даже доллары показывал. А Петичка ж как решето – ничего у него долго не держится. Болтун, одно слово. Через неделю вся деревня знала, что Макарку в Москве в шпиёны вербовали, да он не согласился. И вроде как ему орден за это дали. Ну дали или нет про то никто не знает, но бабы зли колодца как только Макарка за водой подходил, замолкали . Кто знает. Вдруг и правда шпиён. Иностранный агент.
А щас и вообще перестнут собираться да сплетничать. Кому ж охота мильён до гроба выплачивать ежели скажешь клевету какую по глупости. Это ж оно раньше сплетнями называлось и бесплатно было, а теперича это клевета мильённая.