Иппиндиссыт - глава шестая

VI

На следующее утро Диман, проснувшись, сразу же выглянул в окно. Стояла ранняя
летняя нега, кое-где на асфальте валялись кусочки неба – лужицы, в которых оно отражалось. Вовсю чирикали, как на утренней планёрке, ожившие после дождя, птицы. Деревья, омытые ливнем, сверкали ярко-зелёной чистотой листьев. Воздух был хрустальным и упругим.
Обход проводил Мурзагалиев. Это был стройный молодой человек, лет двадцати
пяти, с вывернутой нижней губой и пустым взглядом, что придавало его, в общем-то привлекательному лицу, чванливое, неприятное выражение. Говорил он резко, не глядя собеседнику в глаза, обращаясь ко всем на ты.
Первым был дед Макар, врач даже не стал его смотреть, потрогал лоб ладонью и

__________
С бялуженкой (белугой) – здесь - с придурью.

сказал:
- Этого старика выписывайте, нечего ему здесь разлёживаться, – и подойдя к Сергею, спросил его что-то по-казахски.
- Не говорю я по-вашему! – ответил Сергей зло.
Мурзагалиева словно шилом проткнули. – Ты что, своего языка не знаешь? Обрусел совсем, бала*?
Сергей побледнел и, сжав руки, почти крикнул тому в лицо:
- Ну, не знаю! Почему я должен знать твой язык? Я – русский!
Мурзагалиев, едко усмехнувшись, повернулся к медсестре:
- Этого тоже нечего держать здесь, распустил вас Попов! – и двинулся дальше. Миновав Рамазана, он подошёл к Диману, проверил пульс, температуру, затем спросил:
- Москвич?
- Москвич, – зло ответил Диман, глядя с презрением в глаза врачу. Он ненавидел этого человека. Ему вдруг захотелось залепить пощёчину и за аксакала, и за Сергея, и за деда Макара, но он сдержался.
  - Зачем к нам приехал? – бесцеремонно спросил его Мурзагалиев и, не дожидаясь ответа, пошёл к Рамазану.
- Так, ты - кто? – спросил он чечена.
Рамазан хмуро посмотрел на него и ничего не сказал. Мурзагалиев присел на кровать и, подняв пижаму у Рамазана, резко надавил на шов. Рамазан вскрикнул от боли.
- Гниёшь? – с презрением бросил он и встал, чтобы уйти. Диман увидел как у Рамазана налились кровью глаза. Он хватал ртом воздух, пытаясь, видимо, найти нужные слова на русском языке, но Диман опередил его:
- Послушайте, как Вы смеете так разговаривать с больными? Если Вы врач, то лечите, а издеваться не имеете право! Я пожалуюсь товарищу Касымову! Я его очень даже хорошо знаю.
Имя Касымова огрело врача как обух по голове. Он с нескрываемым удивлением посмотрел на Димана и тихо спросил:
- Что шумишь, москвич? Не надо шуметь, что я тебе лично плохого сделал? А лучше пойдёмте в мой кабинет, поговорим, я там выслушаю Ваши недовольства, заодно чаем хорошим угощу.
Такая резкая перемена в его поведении и в обращении, обезоружила Димана. Он примирительно сказал:
- Нет, спасибо, я не пью чай.
Мурзагалиев неожиданно спросил:
- А Вы давно Абая Касымовича знаете?
- Абая Касымовича-то? – переспросил Диман, - давно.
Мурзагалиев презрительно посмотрел на него и быстро вышел из палаты.
- Всех завтра же выписать, здоровы они, поняла? – донеслось из коридора его
указание старшей медсестре.
-  Какие они здоровые? Что Вы говорите? Да и без подписи Попова я это не буду делать... – Строго ответила медсестра. Голоса удалились.
__________
Бала – мальчишка (каз.)

- Вот сука! – в сердцах заругался Сергей. – Вот такие мамбеты и позорят нашу нацию!
- Привет, ты же сам минуту назад назвался русским! – удивился Диман.
- Это я чтобы подразнить Мурзу, – улыбнулся Сергей.
- А кто такие «мамбеты»?
- Это так мы, городские казахи, называем приезжих с аулов, у них какая-то разнорядка на поступление в вузы вне конкурса, вот они и заполонили город. По закону после учёбы они должны вернуться в свои аулы, но они всеми правдами и неправдами остаются в городе. Националисты – страшные! Самые продвинутые хотят создать свой Туркестан, выдворить из страны всех неказахов, сделать казахский язык государственным. Вот и этот гад, наверное, один из них!
Они, не сговариваясь, повернули голову и посмотрели на Рамазана. Тот всё ещё сидел с застывшими кулаками, уставясь в одну точку.
- Эй, Ромка, ты чего? У тебя всё в порядке? – встревожился Сергей.
Рамазан медленно поднял свои, ставшие какими-то жёлтыми, глаза и медленно выдавил:
- Заррэжу этого ... этого Мурзу!
Рамазан сказал это негромко, почти прошептал, но в этой фразе было столько ненависти, столько презрения и силы, что у Димана мурашки пробежали по телу. Он с уважением поглядел на Рамазана и тихо сказал:
- Не стоит он этого. Ну, зарежешь, одним подлецом меньше станет, сломаешь себе судьбу, что и кому ты докажешь? Успокойся, брат, мы ему отомстим по-другому. – Слово «брат» у Димана вырвалось неожиданно, оно как-то было не к месту, как-то фальшивило, но, взглянув на Рамазана, в его неожиданно «оттаявшие» глаза, он понял, что «попал в десятку».
Рамазан поднялся и протянул ему свою руку. – Знаешь, дарагой, никто из русских мэня братом нэ называл. Спасибо тэбе, ты тоже мой брат навеки! Чечены словами нэ бросаются!
Растроганный Диман пожал небольшую крепкую руку и, улыбаясь в душе, подумал - ‘а ведь верно говорят, восток – дело тонкое!’
- Ну, мужики, «раз пошла такая пьянка», то и меня принимайте в братаны! – воскликнул Сергей и шутливо-церемониально пожал руки парням, затем спросил Димана, - а ты что придумал, какую месть для этого подонка?
- Надо ему подсыпать куда-нибудь пургена, ну, слабительного, да побольше, пусть всю ночь с горшка не слазит.
Эта идея жутко понравилась всем.
- А куда подсыпим? – спросил Сергей.
- Неважно, было бы что, а куда – придумаем, торопливо ответил ему Диман. - Вот только до аптеки далековато.
- Зачэм аптэка? – возразил Рамазан, - Лидка принэсёт, она в мэня втрэскалась, я уже с нэй шуры-муры дэлал.
Лидка была молодая, симпатичная медсестра, сменщица бабы Зины.
- Ну ты, Ромка, кончай болтать! – усомнился Сергей, - не мог ты её трахнуть вчера, она со мной допоздна разговаривала у окошка.
- А кто сказал, что трахнул. Я только шуры-муры с нэй дэлал! – обиделся Рамазан.
- Это что ты с ней делал? – в один голос спросили Диман и Сергей.
- Што нэ знаете «шуры-муры»? – удивился Рамазан. – Ну, угощал её фруктами, конфэту давал, ну, приручал её к сэбе...
Парни весело рассмеялись.
- Ну и как приручил?  Пургену-то достанет?
- Она всё тэперь достанэт. Она сказала, что я – хороший. Вот такая дэвушка! Выпишусь – женюсь на нэй!
На том и порешили.
Лидка вначале категорически отказалась, но потом согласилась, но при одном условии, что они её не выдадут.
- Если честно, то он всем нам надоел. Ваш дедок не первый, которого он отправил на тот свет, к нему люди боятся ложиться, он такой хам, но сделать никто ничего не может.
- А куда Попов смотрит? – удивился Диман.
- А что Попов может сделать, у Мурзагалиева сам Касымов – родственник! Он под Попова и копает, говорят, что скоро на его место заступит.
- Подожди, а как у вашего первого секретаря отчество? – поспешно спросил её Диман?
- Марат Хамзаевич, а что? – Лидка вскинула свои тонкие бровки.
Диман схватился за голову:
- Блин, вот влип! Я же его не так назвал, вслед за Мурзой!
Вид у Димана был настолько растерянным и сконфуженным, что вызвал невольную улыбку у всех, даже у деда Макара, котрый всё время сидел на кровате и как будто не слушал их разговоры.
- Да, Димка, берегись, он тебе не простит! – весело подтрунил над ним Сергей.
- А что он мне сделает? Завтра всё равно всех выпишут – пожал плечами Диман.
- А я не понял, ты что, всё это напридумал с Касымовым? – удивился Сергей.
- Ну, конечно, я вчера увидел в газете фамилию вашего первого секретаря и решил попугать этого Мурзу. А имени и отчества там не было, поэтому я и не знал. Ну и ладно, главное вы же видели как он поначалу сдрейфил? Даже на Вы меня начал называть, чаем угостить собирался... – рассмеялся Диман.
-О! В чай и подсыпим ему этот пурген! – опалила догадка Сергея. – А он у тебя в порошке? – повернулся он к Лидке.
- Да, в порошке. Он, кстати, сладковатый у нас, так что не догадается. А чай он пьёт чуть не каждый час, особенно ночью. Потом бегает в туалет.
- Ещё одна хорошая мысль, - загоготал Сергей, а давайте мы дверь в туалет забьём, его приспичит, а она не открывается. Лид, а где ещё мужской туалет-то?
- Где-где, на первом этаже, да он там уже месяц как не работает!
- Во! Вот умора будет! Он усрётся, пардон, Лида, ухайдокается и побежит в кусты!!!
Все смачно представили эту картину и рассмеялись.
- Нет, ребята, забивать дверь не надо, это уже подсудное дело, – подумав, разумно заметил Диман, - ему и того, что мы задумаем хватит.
- Ну, я пошла.  Я ничего не слышала, ничего не знаю, а то, что обещала, принесу вечером, после отбоя.
- Харашо, моя красавыца, нэ бойся, мы тэбя в абиду нэ дадим! – улыбнулся Рамазан и с восхищением посмотрел ей вслед.
После вечернего обхода, который провела стройная красивая средних лет казашка, (Мурза, как успели его окрестить в палате, был на операции), Лидка принесла в своих карманах порошки. Ребята улеглись в кроватях и стали ждать, когда затихнет больница. Время как назло тянулось медленно. Больные не торопились заходить в палаты. Двое из них: немец и его смуглый дружок стояли в коридоре и курили в форточку.
- Помнишь, ты рассказывал о той бабе, которую порезал муж, ну, которая голая лежала в коридоре? – спросил смуглый.
- Ну, да, помню,- пробасил немец.
- Так вот, я её сегодня видел, стояла, строила глазки какому-то мужику из пятой палаты. Правду ты говорил, красивая стерва!
- Да ну, не может быть, ты ошибся. Она же при смерти была! – усомнился немец.
- Не при смерти, дубина, а в стельку пьяная! Её мужик-то вскольз пырнул, вот и крутит уже задом.
- Вот, бл*дь! – от души заматерился немец, – пырнули её каким-то грязным кухонным ножом и гляди, никакого воспаления, зарастает как на собаке. А мне этот Мурза сделал две недели назад операцию стерильным скальпелем и всё никак не зарастёт, гноится. Ну где же справедливость-то?
- А вот, сходи к ней ночью, она и залижет тебе твою болячку, - подтрунил смуглый.
- Она залижет, это точно! – они загоготали и медленно направились в свою палату.
Наконец всё успокоилось. По коридору, кого-то отчитывая, прошёл в свой кабинет Мурза, где ещё долго раздавался его начальственный голос. Потом и там стихло.
- Мужики, я пошёл на разведку. – прошептал Сергей и потихоньку, крадучись, вышел в коридор.
- Ромка, ты спишь? – бросил свой шепоток в темноту Диман.
-Ти што, брат, какой сплю, я на стороже! – отозвался Рамазан.
- На страже, - поправил его Диман.
- А я што тэбе сказал, на стороже!
- Ну на стороже, так на стороже, -  улыбнулся Диман.
Он прислушался, в коридоре было тихо. За окном, где-то на соседней улице, скулила собака. Дед Макар тихонько посапывал в своём углу.
Почти не слышно вернулся Сергей.
- Ну, как там? – спросил его Диман.
- Сидит, смотрит телик, гад! Чайник рядом, но ещё не включал его, кажется.
- Эй, он пашёл в туалет, – неожиданно сообщил Рамазан.
  Сергей тотчас шмыгнул в кровать. Было тихо, поэтому они отчётливо услышали, как Мурза зашёл в туалет и набрал там воду.
- Так, ща начнёт чаепитие, - радостно захихикал Сергей.
- Начнёт-то начнёт, а как нам его выманить на минутку? – озадачил его  Диман.
- Эта нэ проблэма, дарагой! – неожиданно вмешался Рамазан. - Кто-ныбудь иди скажи, што минэ плохо, он же сказал, шакал, што я гныю, хотя соврал, я попросил Лидку днём пасматреть, она сказала, што всё в парадку, просто у мэня там шов так налажили. Ну, вот, он прыйдёт, пасмотрит, а вы ему и этот, как его...
- Пурген... – подсказал Диман.
- Да, его и наложите в чайнык,  –  повеселел Рамазан.
Так они и сделали, подождали немного, затем Сергей пошёл к Мурзе.
Но с первого раза этот «план» не сработал. Сергей вернулся, злой, как волк:
- Представляешь, он со мной по-русски не захотел говорить! – возмутился он. – Буркнул что-то на своём и отвернулся!
- А чай не начал ещё пить? – поинтересовался Диман.
- Нет, но чайник вскипел. Он при мне его выдернул из разетки.
Значит пора! – оживился Диман. – Так, надо будить деда, он ему по-казахски и объяснит.
- А, может, не стоит его-то сюда впутывать? – засомневался Сергей. – Да и вряд ли он согласится.
- Чаво тако болташь, не сыгласится, - послышался недовольный голос деда Макара. - Раз человеку плохо, чаво ж не пызвать-то дохтура. - В голосе деда Диман уловил улыбку. ‘Ну казачок, ну Щукарь, ведь не спал, всё слышал!’, с уважением подумал он о деде Макаре, а вслух сказал:
- Спасибо, деда, а то Рамазану нехорошо, стонет и нам мешает спать! Давайте я впереди Вас пойду в туалет, а когда дверь закроется Вы и идите, добро?
- Чаво ж тута не смякнуть? Валяй, иди в тувалету. – Дед начал одевать штаны.
Диман стоял в туалете и слышал как дед Макар заговорил с Мурзой по-казахски. Тот ответил ему по-русски:
- Ты что, казачок, за этого хачика стараешься? Пусть стонет, не подохнет, иди старик спать. Утром я его посмотрю.
Но дед произнёс длинную недовольную тираду по-казахски и добавил по-русски:
- Умрёт, тебя, айналайн*, яво отец зарежет, - так он давеча в сердцах сказал нам.
- Ладно, старый хрен, не пугай меня, я сам каждый день режу таких, - засмеялся Мурза. - Надоел ты мне, иди, сейчас заварю чай и приду.
Старик ушёл, слышно было как он притворил скрипучую дверь в палату. Через минут пять послышались медленные, вальяжные шаги Мурзы. Опять скрипнула дверь.
Диман с замиранием сердца прокрался к кабинету врачей и открыл дверь.  На столе стоял эмалированный электрический чайник, а рядом небольщой заварной и сахарница. В комнате пахло свежезаваренным чаем. Диман трясущимися руками открыл крышку большого чайника, пар из него опалил его руку, но он почти не заметил боли. Следующее было посложнее, надо было надорвать пакетики, высыпать содержимое и помешать воду, чтобы порошок растворился. Едва он управился с этим, как услышал шаги.
Диман похолодел, в панике заметался по комнате, и, ничего не придумав лучшего, шмыгнул под стол. Длинная старая скатерть скрыла его полностью. Мурза вошёл и сел, его ноги чуть не задели лицо Димана. Он услышал как Мурза несколько раз перелил чай из пиалы в чайник - так на востоке «женят» заварку, вспомнил он. Через минуту Мурза начал пить чай, громко дуя в пиалу. Это продолжалось долго. Потом Мурза легонько захрапел.
‘Ни хрена себе! Ему такая доза нипочём! Блин, ну и желудок у этого гада!’ – пронеслось в его мозгу. ‘Так и буду сидеть до утра... Вот пацаны побалдеют надо мной!
У него занемела рука, на которую он опирался, сидя на полукорточках. Старая скатерть воняла чем-то, типа карболки, хотелось чихнуть, но он всеми силами сдерживал этот чих и желание переменить руку.
Наконец Мурза заёрзал, раздался довольно длинный звук.
‘Сработало!’ – злорадно подумал Диман. ‘Ща побежит!’
__________
Айналайн – дорогой (каз).

Но Мурза и не думал бежать. Он ещё пару раз осободился от газа и опять захрапел. Димана распирал смех, мало того, что ему было неудобно сидеть, выпущенные «газы» заполнили всё пространство под столом! ‘Ну, паразит! Ну вонючка!’ – зажав рукой нос, подумал Диман. Он уже был готов выскочить из-под стола, как вдруг, Мурза вскочил резво и побежал к выходу, слышно было как он прогромыхал в сторону туалета. Диман вылез из-под стола и быстро направился к двери, но, в коридоре кто-то забарабанил в чью-то дверь и он услышал злой голос Мурзы:
- Кто там расселся, давай быстрей. Что за манера запираться и сидеть ночью в туалете?
Диман застыл у двери. Он понял – в туалете кто-то был.
- Ты слышишь там, давай быстрей. Зачем закрылся, там же не на одного, открывай! ... вот, бл*дь, кто закрыл туалет? – Это Мурза уже простонал на бегу. Он мигом пронёсся мимо своего кабинета в сторону лестницы, ведущей на первый этаж.
Пользуясь моментом, Диман быстро забежал в палату. Парни валялись на полу от смеха.
- Сработало! Так ему и надо! – только и смог разобрать Диман. Подожди, сейчас побежит на двор, под кусты, ведь на первом туалеты-то не работают! – загыгыкал и Диман.
Но Мурза на улицу не побежал, он опять пронёсся со скоростью курьерного поезда мимо их двери и опять попробовал открыть туалет. Но опять дверь ему не поддалась!
- Ананды ссыгиин*! – заматерился он и изо всех сил побежал обратно к лестнице. Раздался шум падающего тела и страшный крик Мурзы.
Изумлённые парни услышали топот ног, затем крики медсестры и нянечки, зовущие на помощь.
Когда они и больные из других палат выбежали на шум, то увидели
бледного Мурзу, распластанного на полу, держащего свою правую руку. От него так воняло, что даже видавшая виды старшая медсестра заткнула нос.
Немец и ещё какой-то здоровый мужик помогли поднять Мурзу.
- Так, быстро в кабинет его! – скомандовала врач, что ранее проводила вечерний осмотр. – Хотя, давайте сначала в душевую.
- Фу, ну ты и облажался, доктор! Чего так забздел? Ну, упал, не мужик что ли? А на фронт тебя? – не выдержал немец. - Сам дойдёшь, что ли, а то невозможно дышать! – и, усмехнувшись, пошёл в свою палату.
Парни прыснули смехом. Мурза поднял на них голову и зло прокричал:
- А ну, марш в палату, чего повскакивали? – и, повернувшись к врачу, прорычал:
- Ты мне завтра ответишь! Почему двери в туалеты заперты?
- Да как вы смеете так со мной разговаривать? Я это так не оставлю! Я Вам и Попову давно говорила, что ни мужской, ни женский туалеты на первом этаже не работают, а Вы мне что ответили, Вы мне ответили, что пусть пока все ходят на второй этаж! Теперь же я и виновата!
- Ладно, Дарига, потом разберёмся, а сейчас открой мне душевую, - примирительно
__________
Ананды ссыгиин – грязное ругательство (каз.)

сказал Мурза, - принеси туда чистую больничную пижаму, а потом уж посмотрим мою руку, я, кажется, зашиб её сильно. – И он, поддерживая штаны, быстро направился вниз, в подвал, где была прачечная и душевая.
Мурза не успел спуститься вниз, как чей-то мужской заспанный голос на первом этаже громко спросил:
- Девчата, а чё там происходит?
- Да ничего, спи дядя Ахмет, доктор обосрался! – Звонкий девичий голос потонул в весёлом смехе всех, кого разбудил шум на лестничной клетке. Он долго не смолкал на обоих этажах, выплёскивался из открытых окон больницы на уснувшие улицы.
Когда парни отсмеялись, они неожиданно спохватились деда Макара.
В палате его не было. Диман уже хотел пойти поискать его, но вдруг в проёме двери показалась тщедушная, но гордая фигурка старика.
- Дед, ты где был, - улыбаясь во весь рот, спросил его Сергей.
- Где был? В тувалете! – хитро поглядел на него дед Макар.
- Так это Вы там заседали? – удивился Диман, - а зачем закрылись-то, ведь он общий?
- А я, матри, не закрылся. Сама дверь пычамута заклинила, плюс липестричество потухло, матри. А когда дохтур пыстучал, я спугался, притих... – дед опять оглядел всех хитрым взглядом, - а чаво мине оставалось делать-то, у мине тожа жавот-та схватил от переживаний за вас!
Парни уже не могли смеяться. Обессиленные, но довольные, они легли на кровати. Вдруг Сергей вскочил, - эй, братаны, а чайник-то надо вылить, ведь там это осталось...
- Блин! И правда, пойдём быстрее! Ромка, вставай, будешь на шухере! – заторопился Диман.
- Не ....  – торопливо остановил их дед Макар. –  Не надоть туды вам, я спылоснул тот чайник, уж шибко грязным он мине пыказался.
- Ну, дед, ну ты даёшь, это как ты догадался замести следы? – удивился Сергей.
- Чаво, право болташь, пры каке-таке следы, ложитесь спать, всё бы вам хиханьки-да-хаханьки. Поздно уже... – и дед Макар лёг и демонстративно отвернулся к стене.
В коридоре послышались чьи-то шаги. Голос врачихи звучал весело.  - Лида, иди проверь мужской туалет, а заодно и женский.
- С мужским всё нормально, внутрь я не зашла, а дверь открывается нормально... – донёсся голос Лидки. И чуть попозже опять:
-... и с женским всё в порядке, Дарига Ибраевна.
Та что-то тихо сказала Лидке и женщины приглушённо рассмеялись. Они остановились у окна.
- Чем же он так траванулся? – Лидка играла идеально.
- Да он же не разбирает, жрёт всё, что ни попадя, – небрежно ответила ей врач, и добавила в сердцах – ненавижу его, был бы хороший мужик у меня, никогда бы под этого говнюка не легла...
- Тише, миленькая Дарига Ибраевна, не то услышит ещё, - защебетала Лидка.
- Нет, я его в ординаторскую на первом этаже положила. Там хоть туалет-то свой, для врачей, пусть посидит на горшке, может добрее станет.
- Кстати, а почему же он туда не побежал, а в общий? – удивилась Лидка.
- Сама не знаю, ведь и на этом этаже мог бы в женский, хотя он, видно, о нём и не догадался, его так прижало, что он обо всём и забыл!
Они помолчали, потом Лидка спросила:
- Как же он в глаза смотреть людям-то утром будет?
-  Утром он будет на больничном, а когда выйдет из него, то никого уже из этих больных не будет.
Женщины постояли ещё немножко и ушли вниз.
Сергей встал, закрыл плотно дверь и позвал:
- Мужики, сыпь сюда, давайте обмоем нашу победу. – Он включил настольную неяркую лампу, достал из тумбочки толстопузую бутылку «Агдама», хлеб и что-то белое, похожее на извёстку. – Давайте, давайте, подруливайте. Мурза не зайдёт, а с бабоньками, если что, Ромка договорится, он же у нас мастак на это дело!
- А где ты разжился вином? – удивился Диман.
- Да это братишки мои принесли, - гордо ответил Сергей.
Парни встали полукругом, Сергей разлил вино.
- Так, готовы, ну давайте..
Не успел он закончить фразу, как из-за его спины показалась протянутая зелёная кружка.
Сергей оглянулся и сел от неожиданности на кровать, открывая взорам парней незабываемую картину: дед Макар стоял в длинных семейных трусах; на груди, на засаленной верёвочке, висел старый дешёвый крестик, волосы торчали по сторонам, и лишь глаза сверкали хитрым огоньком.
Все дружно, по-доброму, рассмеялись.
- Чаво ржёте, поганцы, хотели без мине тако добро иприходовать?
- Не, дедуля, куда же мы без вас? – весело воскликнул Диман. – Пацаны, а давайте выпьем за нашего казачка, дедулю Макара, ведь без него бы мы здесь сдохли  от скуки! – предложил он тост.
- Нет, рабятки, за мине ня надо, а вот за мыяво курдаса, Ахметку, давайте выпьем, хороший был человек... настоящий кунак! – Дед на секунду взгрустнул, но потом быстро перекрестился и опрокинул вино в свой беззубый рот.
Диман медленно выпил свой стакан, закусил хлебом.
- Берите курт, он с непривычки невкусный, но полезный – угощал Сергей.
- Мине нечим, зубы давно уж повыпадали – прошамкал дед.
- А что это такое, конфеты? – спросил Диман, беря один шарик.
- Дубина ты московская, это сушёный творог. Казахи были кочевниками, холодильников не было, вот и выучились делать и курт, и сушёное мясо, и ещё много такого, что ни русские, ни чечены не умеют делать!
- Эй, зачэм гаваришь о том, о чём нэ знаешь? – обиделся Рамазан. – Да ты хоть пробовал настоящего нашего барашка, жарэнного на углях?
- Ладно, парни, кончайте разбираться, кто лучше. Давайте лучше выпьем за нас всех, за это время, которые мы здесь провели. Ведь что нас сблизило, нас, людей друг-другу незнакомых, а сблизила беда, болезнь. Это так вот наши отцы шли в бой за эту страну, за нас, и там, в окопах, они не разделяли, кто русский, кто чечен, кто казах. А сейчас все это позабыли, только и слышишь чурка, балайка, рыжий... общество болеет, оно как... ну как... – Диман на секунду запнулся, придумывая сравнение...
- иппиндиссыт – неожиданно подсказал дед Макар.
Если бы дед сейчас встал на голову, либо сделал сальто, то удивил бы Димана меньше, чем произнеся это исковерканное, но, ставшее таким родным, слово.
К его удивлению, никто из парней не рассмеялся: Рамазан стоял задумавшись, Сергей катал шарик курта в руке.
-... да, именно, аппендицит! Ведь все шлаки в нём скопились. Удалят его и общество очистится, снова заживёт здоровой жизнью! Вот за аппендикс и выпьем!
- Ну, блин, Диман, ты и двиганул речь, прямо как с трибуны! – рассмеялся Сергей. - А впрочем, ты прав, какая разница, кто какой национальности, правда Ромка?
- Разница есть, канэшна, плохих людэй много у всех, но хороших болше! Приезжайте ко мне в Чечню, кунаками будэте, клянусь!
- К тебе приедешь, как же, сам говорил, что русских, казахов ненавидишь! – подколол его Сергей.
- Так это до ипиндиссыта было! – рассмеялся Рамазан и было не понятно, копировал ли он деда, или так произнёс это слово.
Над ними вдруг неистово зажужжала муха, она освободилась из «плена» и вылетела в открытое окошко.
Все, даже дед Макар, рассмеялись.

Конец.