Владимир Высоцкий, Сергей Есенин и их двойники

25 июля 1980 года умер популярный поэт Владимир Высоцкий. Его судьба сродни есенинской, недаром так удачно того и другого сыграл талантливый актер Сергей Безруков. Оба представителя пишущей братии увлекались алкоголем, а Высоцкий к тому же стал хроническим наркоманом. Оба были искренними и одаренными поэтами, но безнадежно погрязли в пороках. Оба талантливо охарактеризовали своих «двойников», причем Есенин своего оппонента назвал "черным человеком", а Высоцкий – «мохнатым злобным жлобом». Кто-то может в этом заявлении барда увидеть самокритичную оценку автора, кто-то метафору. Психологи называют эту внутреннюю негативную сущность – нашим «бессознательным», но это не просто метафора, а нечто жизнеспособное и даже опасное. Сокращая слово «бессознательное» до трех первых букв, можно сказать, что эта сущность – бес.
О пристрастии к наркотикам Владимира Высоцкого и о контактах с существами негативной природы рассказывают многие близкие к нему люди. Такие воспоминания приводит в своей книге «Правда смертного часа» Валерий Перевозчиков. В частности, В. Янклович вспоминает: «С полной ответственностью за свои слова утверждаю, что Володя мог общаться с какими-то потусторонними силами, о которых знал только он» (В. Перевозчиков. «Правда смертного часа»). Апостол Павел когда-то признался: «Ибо знаю, что не живет во мне, то есть, в плоти моей доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим. 7:18-19). Прислушаемся теперь к поэту Высоцкому, который по-своему боролся и безуспешно пытался перехитрить живущего в нем «мохнатого злобного жлоба».
Меня опять ударило в озноб.
Грохочет сердце, словно в бочке камень.
Во мне живет мохнатый злобный жлоб
С мозолистыми цепкими руками.
Когда мою заметив маету,
Друзья бормочут: «Снова загуляет», —
Мне тесно с ним, мне с ним невмоготу!
Он кислород вместо меня хватает.
Он ждет, когда закончу свой виток.
Моей рукою выведет он строчку, —
И стану я расчетлив и жесток
И всех продам — гуртом и в одиночку.
Но я собрал еще остаток сил.
Теперь его не вывезет кривая:
Я в глотку, в вены яд себе вгоняю —
Пусть жрет, пусть сдохнет — я перехитрил.

Эта иллюзия победы над дьяволом дорого обошлась автору, который к религиозным вопросам относился серьезно, но, попав в сети наркотической зависимости, погиб.
Кстати, свой образ «черного человека» он рисует незаурядно:
Мой черный человек в костюме сером –
Он был министром, домуправом, офицером,
Как злобный клоун, он менял личины
И бил под дых внезапно, без причины.
И, улыбаясь, мне ломали крылья,
Мой хрип порой похожим был на вой,
И я немел от боли и бессилья,
И лишь шептал: «Спасибо, что – живой!» 

Талантливый поэт Николай Глазков, рассказывая о бесах, которые ему начали являться «от многодневного питья», был встревожен:
Они в количестве немалом
Обрушивались на кровать,
Барахтались под одеялом
И, так сказать, мешали спать.

Дошло до того, что в процессе запоя к нему явился сам «князь тьмы».
Он серый, словно весь из дыма,
Стал дуть, что было адских сил,
И я весомо, грубо, зримо
Смертельный холод ощутил…
С тех пор… Да сгинет сила злая!
Я самому себе не враг,
И водку не употребляю,
А лишь по праздникам коньяк.

И тут – бесплодная попытка перехитрить сатану, которая закончится неудачей.
Аналогичная участь постигла и талантливого русского поэта-лирика Николая Рубцова.
Может быть, стоит прислушаться к тому же Глазкову, призывающему отвергнуть дьявольские искушения в стихотворении «Поэт и дьявол».
– Не считаясь с тем, что говорят,
Ты нуждаешься в насущном хлебе.
Хочешь – и не будет звезд на небе,
Дам тебе за это миллиард.
Все отроются перед тобой пути,
И тебя признает вся страна.
– Отойди
От меня, сатана!

Сергей Есенин в юношеском возрасте был аскетом – не пил, не курил, даже не употреблял в пищу мясо и рыбу, любил христианские книги и песни, его влекло всё светлое и возвышенное. Но так было до 18-ти лет.
Затем наступает переломный возраст, причем, перелом произошел в худшую сторону. Вместо религиозного благоговения у юноши возникла гордыня с наглыми выпадами против Бога:
Не хочу воспринять спасения
Через муки Его и крест:
Я иное постиг учение
Прободающих вечность звезд.
Я иное узрел пришествие –
Где не пляшет над правдой смерть.
Как овцу от поганой шерсти, я
Остригу голубую твердь.

В юности Есенин увлекался христианством. В письме к Г.А. Панфилову (1913) он признавался: «...в настоящее время я читаю Евангелие и нахожу очень много для меня нового. Христос – для меня совершенство. Но я не так верую в Него, как другие. Те веруют из страха, что будет после смерти? А я чисто и свято, как в Человека, одарённого светлым умом и благородною душою, как образец в исследовании любви к ближнему».
Позже Есенин написал: «Тело, Христово тело выплёвываю изо рта».
Объясняя Александру Блоку эти строчки, он оправдывался: «Я выплёвываю Причастие не из кощунства, я не хочу страдания, смирения, сораспятия». А сам Блок, комментируя это высказывание Есенина, записал в своём дневнике: «Ненависть к православию».
Есенинская антипатия к страданиям свидетельствует о нежелании распять своё «я» со страстями и похотями и, стало быть, о тщеславии и гордости. А слово «гордость» имеет латинский корень «гурдус», то есть «глупость». Именно такая гордость, доведённая до крайности, довела Есенина до петли. Не желая казнить своё «я», он казнил своё тело. Он был похож на человека, прижигающего или вырывающего свой язык, дабы освободиться от злоречия.
Корень проблемы - глубже, в душе: «от избытка сердца говорят уста». И, вырывая глаз, отсекая руку, от соблазна не избавиться. Радикальное решение – в сораспятии со Христом, чему сопротивлялся Есенин.
Подражая Люциферу, он бросает вызов Творцу. Поэт искажает Библию, протестует против рая, противопоставляя ему земную родину и, в конце концов, получает ад.
Если крикнет рать святая:
“Кинь ты Русь, живи в раю!”
Я скажу: “Не надо рая,
Дайте родину мою”.

Используя библейские образы, он пытается противопоставить высоким духовным идеалам бытовые мелочи, Богу - природу, обожествляя берёзы, женщин, однако, терпит банкротство в творчестве и в жизни. Не удалось ему остричь “голубую твердь”, а вот дьявол его остриг. Причём, наголо - как пьяницу в вытрезвителе.
Кстати, его современники категорически возражали против попыток обвинить Есенина в написании стихов в нетрезвом состоянии. В частности, Софья Виноградская в книге “Как жил Сергей Есенин” писала: “Обычно, когда он усаживался писать, он просил поставить на стол горячий самовар, который кипел всё время. Чаю он выпивал тогда много. Вино же исчезало из комнаты...
Просто мерзко слушать “предположения”, что Есенин писал стихи пьяным. Ни разу в жизни ни одной строчки он не написал в нетрезвом состоянии!”
Возможно, процесс творчества у Есенина шёл и без алкогольного допинга, но в быту он слыл горьким пьяницей. Этот порок расшатал его психику. В поэме “Чёрный человек” он сам признаётся:
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.

Затем поэт рассказывает о появлении “чёрного человека”:
Чёрный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.

Плохо закончилось для Есенина это общение с “чёрным человеком”. Кто-то скажет: это галлюцинации на почве алкогольного делирия или “белой горячки”. Кто-то обвинит чекистов в убийстве поэта, инсценировавших самоубийство. Дело не в этом. Современник Есенина - поэт Александр Жаров - пытался дать оценку его гибели:
Это всё-таки немного странно,
Вот попробуй, тут не удивись:
На простом шнурке от чемодана
Кончилась твоя шальная жизнь...
Это всё-таки, пожалуй, глупо
И досадно выше всяких мер,
Что тебя, Есенин, сняли трупом
С потолка в отеле “Англетер”.
...Только кто-то больше всех обижен
На тебя за то, что ты, поэт,
От своих родимых нив и хижин
В кабаки унёс свой свет...
Чёрный человек и белая горячка. Мрак кабаков и свет  поэзии. Трагическое столкновение коллизий, итогом которого стала погибель.
Васильковые очи поэта,
словно льдинки, замёрзли навек.
Рухнул в царство, лишённое света,
одарённый Творцом человек.
Умирать нам, конечно, не ново,
но за гробом есть праведный суд.
Там спасёт вера в Божие Слово...
А стихи – никого не спасут.
(Александр  Азовский).