Чи Бо ТА

                Фантазии. Что это? Память прошлых воплощений?   
                Или предчувствие будущих?

Иду по тротуару вдоль сквера. Ясный спокойный день, народа вокруг немного. Вдруг замечаю, что навстречу мне движется небольшая группа людей: молодая симпатичная женщина, мужчина в годах и ребенок. Ребенок сидит в инвалидном кресле-каталке. Сидит, немного наклоняясь в сторону, ноги укрыты легким цветным ярким пледом. Он что-то говорит и показывает правой рукой куда-то влево. Кресло толкает перед собой мужчина, скорей всего, дедушка, а мама смотрит в ту сторону, куда показывает ребенок, и, пожимая плечами, что-то отвечает сыну. Дедушка идет, прислушиваясь к тому, что говорит внук, и ласково улыбается. В разговор он не вмешивается. Вот ребенок плавно повел рукой в другую сторону, и его взгляд заскользил вслед за рукой. Я уже вижу его лицо, какое-то отрешенное и в то же время задумчивое. Странное сочетание для ребенка лет пяти. Хотя, болезнь…
Вдруг во мне что-то взрывается. Происходит хлопок, щелчок, и я перестаю видеть окружающее. Все вокруг пропало за белым туманом, остались только эти трое. Мальчика вижу отчетливо, а его мама и дедушка – в каком-то мареве. Глаза мальчика. Синие-синие, яркие, сияющие. Его губы движутся, он что-то говорит тихим голосом. Что он говорит, я не понимаю, вернее, еще не слышу, но каким-то –дцатым чувством понимаю, что он обращается ко мне.  Да и меня неудержимо тянет к нему. Я ускоряю шаг, хотя до встречных совсем небольшое расстояние, почти подбегаю к креслу и опускаюсь, падаю на колени перед мальчиком. Безотчетным движением протягиваю к мальчугану руки с раскрытыми ладонями, как будто предлагаю ему поиграть в «ладушки», и он отвечает мне таким  же движением. Наши ладони встречаются, и мы замираем на несколько секунд в таком «рукопожатии». Потом синхронно мы размыкаем наши руки, и каждый прижимает ладони к груди. Краем уха слышу возмущенный голос матери:
 - Женщина, что вы себе позволяете? Разве не видите, ребенок болен. Уйдите с дороги.
Но мне не до нее. Я произношу только одно слово – «Лёкас». И мне в ответ слышу: «ЧоЧо». И, кажется, этим все сказано. Мы нашли друг друга. Мы были давно-давно знакомы, мы были большими друзьями, жизнь раскидала нас очень далеко, но вот мы встретились.
- Здравствуй! Эато!
И в ответ слышу: Эато! Здастуй! Болезнь мальчика мешает правильно выговаривать слова. ДЦП.
Вот ощущение реальности возвращается. Мама мальчика уже почти кричит на меня, требуя, чтобы я оставила ее сына в покое. Дедушка встревожен не меньше мамы, но держится вежливо и успокаивает дочь: «подожди, Марьяна, надо все выяснить», наклоняется ко мне и спрашивает, не плохо ли мне, что вообще случилось. С трудом я отрываю глаза от такого милого детского лица, обращаю свой взор на старших, неловко извиняюсь и говорю, что все им объясню, если они согласятся выслушать.
 - Некогда нам разговаривать с ненормальными! – это голос женщины.
Мальчуган протягивает ко мне руку, хватает меня за пальцы и, явно, не намерен меня отпускать. Это движение, кажется, поворачивает создавшуюся ситуацию в мою пользу. Да еще мальчик говорит маме: «Мама, сий ту». Я понимаю, что он просит маму не кричать, не шуметь. Она раздражается еще больше: «опять ты бормочешь, непонятно что». Но ей приходится смириться с тем, что ее сын держит за руку незнакомку и улыбается ей. Дедушка просит меня объяснить происходящее, но говорить придется много, и я предлагаю пройти в сквер, где есть лавочки, можно поговорить в относительном удобстве. Дедушка соглашается, мальчик по-прежнему держит меня за руку, и маме, поневоле, приходится согласиться. Мы сворачиваем в сквер, идем по дорожке, ведущей мимо детской площадки, где есть свободные лавочки, но дедушка толкает кресло-каталку дальше, попутно объясняя, что внуку будет тяжело смотреть на бегающих здоровых детишек.
 - Он ведь уже все понимает. У него, знаете ли, детский церебральный паралич, и хорошо ходить он никогда не сможет, а уж бегать и подавно.
Идем чуть дальше, усаживаемся на скамейку на дорожке, где редко появляются гуляющие люди. Усаживаемся так, что дедушка оказывается между мной и дочерью, кресло повернуто так, чтобы мальчик мог видеть нас всех. Я представляюсь: «Меня зовут Нина Сергеевна». Дедушка в ответ назвал свое имя – Дмитрий Николаевич. Его дочь промолчала, хотя я и так уже знаю, что ее зовут Марьяна. Марьяна Дмитриевна. Дедушка проявляет некоторое нетерпение: «Ну, рассказывайте», его глаза не выражают недовольства, наоборот, он, кажется, заинтересован в происходящем и спокоен. Я начала:
 - Вы слышали что-нибудь о памяти прошлых воплощений?
 - Что-что?  - Дедушка удивленно смотрит на меня. – Я слышал краем уха что-то на эту тему, но считаю это выдумкой. И не придавал этому какого-то особого значения. Я, знаете ли, врач, и в такие фантазии не очень-то верю. Но с удовольствием послушаю, тем более, внуку все равно надо подышать свежим воздухом, и спешить нам некуда.
 - Бред какой-то - вспылила Марьяна, теребя на коленях сумку, которую я раньше у нее в руках не заметила. – Вскочила на ноги, бросив в нашу сторону сердитый взгляд, сообщила, что пойдет в магазин.
А я стала рассказывать.
На просторах вселенной, очень далеко от Земли есть  звезда Ший Хо. Вокруг нее вращаются три планеты, одна из которых обитаема. Чи Бо ТА. На этой планете жил мальчик Лёкас.
 - Лёкас? – дедушка прервал меня вопросом. – Внук называет себя Лёкасом. Когда его спрашивают, как его зовут, он прикладывает ладошку к груди и серьезно представляется: «Лёкас». Марьяна меня ругает за это. Я стал называть мальчика Васильком. Понимаете, Василёк, а он из этого сделал себе производное имя Лёкас. Он, когда начал говорить, к каждому слову добавлял что-то свое, вроде лепета. Мы это приписывали его болезни. Но иногда он произносил какие-то недлинные фразы на непонятном языке, на каком-то своем детском языке. А, впрочем, извините, я Вас перебил. Слабость дедушкина – внук. Да еще и больной. Я о нем могу говорить много и долго. О своих детях так много не говорил. Простите. Продолжайте, пожалуйста, а то я так и не узнаю, что за планета крутится вокруг звезды Ший Хо, и как там жил мальчик Лёкас.
 - А внука зовут Василием? – спросила я.
 - Да. Дочка его так и называет «Василий», не Вася, Васенька, а именно по-взрослому – Василий. Ну, рассказывайте же.
Я продолжила.
Это был удивительный мальчик. С раннего детства он умел рисовать. Его никто не учил этому, он сам выбрал этот путь. И его рисунки были на удивление реалистичны. Он передавал в своих рисунках все, что видел вокруг. Когда он подрос так, что мог отправляться в дальние прогулки, а потом и в дальние путешествия, по возвращении он в своих рисунках отражал то, что видел. Рисовать он мог везде и всем, что попадалось под руки. Однажды он умудрился, кувыркаясь, валяясь, пританцовывая на берегу реки, своими, казалось бы, хаотичными движениями нарисовать на серо-зеленом, сверкающем песке целую картину своего последнего странствия. К сожалению, долго эта картина не продержалась, ветром сдуло все его художество, но Лёкас не унывал по поводу пропажи своего шедевра. Он вообще не был склонен к унынию. Это чувство вообще не присуще жителям планеты. Лёкас рисовал везде! И краски для своих рисунков составлял сам, когда дорос до своего открытия, что краски можно делать самому.
Дедушка смотрел на меня, широко открыв глаза. Я замолчала. Некоторое время мы смотрели друг на друга, а потом Д.Н. стал взволнованно говорить:
 - Вы знаете, Василёк ведь тоже рисует! Мы, из-за его болезни,  боялись давать ему даже карандаши, так он ложкой выводил какие-то фигуры на клеенке. Когда ему дали в руку пастельный карандаш, он стал рисовать на клеенке. Как будто ему не терпелось нарисовать что-то, что может нам понравиться или что-то объяснить. Он долго не говорил. А, впрочем, я, кажется, это уже говорил. Когда же перед ним положили бумагу, он как будто уже знал, что надо делать. Он стал рисовать! Правда, рисунки были какие-то непонятные, вернее, мы не понимали, что он рисует. На наши вопросы он отвечал своим лепетом и немного возбуждался от того, что мы не понимаем его. А ему нельзя нервничать. В конце-концов мы перестали его допытывать и решили просто делать вид, что понимаем. Это его немного успокоило, но все свои рисунки он продолжает комментировать именно на своем языке. Мы не понимаем. Но очень хочется узнать, что так его вдохновляет. Он рисует запоями, если можно так сказать. Первый карандаш его мало заинтересовал. Он был синий. А когда перед ним положили всю коробку, он выбрал красный и оранжевый. Это основные цвета. Все остальные карандаши у него как вспомогательные… Опять я вас перебил. Простите великодушно. Продолжайте. Это становится интересно.
 - На этой планете все малыши, когда прерывается молочная связь с родительницей, попадают в красную природную зону. Не удивляйтесь, все, что на земле зеленое – трава, листва, - на Чи Бо ТА красное. От нежного бледно-розового до бардового. Так что природная зона там красная.
Дедушка опять меня прервал: - Подождите, что значит «родительница»? Мама? И что значит «прерывается молочная связь»?
 - Понимаете, там нет такой ячейки общества, как семья, как здесь на земле. Там есть особи женского и мужского пола, женщины рожают детей, выкармливают их до того времени, пока у них есть молоко. Но в конце-концов, молоко пропадает. И вот тогда детей переправляют в красную зону. На планете относительно постоянно количество жителей. Когда приходит время уходить тому, кто выполнил свою миссию, ему, вроде, на смену приходит новый, назовем его «человек». Так будет удобнее рассказывать. Хотя на людей они не очень похожи. В природной зоне проходило детство всех жителей планеты. Воспитанием занимались все взрослые, в чье поле зрения попадал ребенок, но все-таки там были такие люди, миссией которых было именно воспитание, наставничество. Они назывались ЧоЧо. Вот к одной из ЧоЧо и попал маленький Лёкас. Именно в их обязанности входило наблюдение за развитием ребенка, выявление  их склонностей и интересов. И уже по выявлению детских интересов и проходило дальнейшее обучение, когда ребенок созревал до того, что его можно было учить, когда он уже сознательно входил в процесс обучения. Так вот Лёкас был художником. На планете художников было не много, хотя практически все жители умели в рисунках передавать свои мысли и чувства, но так, как это делали художники, делать остальные не могли. Их картины были живыми.
 - Простите, ЧоЧо это должность, профессия или имя?
 - Можно назвать и должностью.  Хотя это призвание. Миссия существа, пришедшего на планету. А ЧоЧо, к которой попал Лёкас звали НидАя.
В разговор тихо влился Лёкас - «ЧоЧо Нидая. Пе сти коло» - и нежно провел пальцами по моей руке.
 - И шту лИю, - тихо ответила я мальчику. И он, успокоено вздохнув, не выпуская моей руки из своих маленьких, но крепких пальцев прикрыл глаза.
 - Что он сказал? Что вы ему ответили? – Дедушка немного встревожился. – Он Вас понял? Вернее, Вы его поняли и что-то ответили ему?
Я перевела Д.Н. наш короткий разговор с мальчиком: «ЧоЧо Нидая. Я помню» - «Мы еще поговорим с тобой».
 - Подождите, Вы понимаете его лепет? Это что же, ваш язык? С той планеты? Вы помните тот язык? Так кто же Вы? Неужели та самая ЧоЧо, которая воспитывала Лёкаса? Боже мой, голова кругом идет. Да рассказывайте же. Прошу Вас. Хотя все это нереально. Такого просто не может быть. -  Дмитрий Николаевич сильно разволновался.
 - Этого не может быть потому, что не может быть никогда – ответила я фразой, которую вычитала в какой-то книге еще в детстве. – Но это есть. Душа же бессмертна, она проходит воплощения в различных телах. И так иногда случается, что Души, проходившие воплощения в других местах, но в одно и то же время, когда-то встречаются вновь, но уже в новых телах. И иногда Души узнают друг друга в новых воплощениях.
В глазах Д.Н. засветилось явное недоверие. – Вы в это верите?
 - Верю, да и то, что произошло на Ваших глазах, только подтверждает то, во что я верю. Да, я была ЧоЧо Нидая, а Ваш внук Василек был моим подопечным Лёкасом. 
Мы помолчали, смотря друг другу в глаза, Василёк смотрел на нас, мягко улыбаясь. Потом он наклонился, поймал дедушкину руку, которая стала немного подрагивать, погладил ее и взял в свою ладошку указательный и средний палец деда. Д.Н. немного успокоился, но тут мы с мальчиком, не сговариваясь и глядя на Д.Н., одновременно сказали «СтАо ни шикотО». Дмитрий Николаевич, кажется, подпрыгнул от неожиданности. И шепотом поинтересовался: - Что Вы сказали?
 - Успокойтесь, уважаемый Дмитрий Николаевич. Мы с Лёкасом вас попросили не волноваться. – сказала я, улыбаясь.
.Некоторое время мы молчали. Д.Н. переводил свой удивленный взгляд с внука на меня и обратно.
 - Это нереально. Это нереально – сказал он повысив голос, а потом немного тише повторил – Это нереально.
 - Конечно, нереально. То, что непривычно для нас, кажется нам нереальным. Для меня самой удивительно, что, увидев вашего внука, я вспомнила то, что происходило в другое время и в другом месте.
 - Но как вы узнали друг друга?
 - По глазам. Глаза ведь – зеркало Души. Вот наши Души и узнали друг друга - по глазам.
Мы опять замолчали. Василёк сидел, спокойно глядя на деда. Он держал нас обоих за руки. Видно было, что он немного устал. Но он держался молодцом. Не капризничал, не выражал какого-то нетерпения. Он тихо ЖДАЛ.
Я заметила на конце дорожки Марьяну, возвращавшуюся из магазина с нагруженной сумкой. Сказала об этом Д.Н.
 - Нам пора расставаться. Ваша дочь идет. Ей будет неприятно и не интересно слушать мои сказки. Ведь то, что я Вам рассказала, можно принять за фантазию ненормальной незнакомки, или за сказку. Как хотите. Но нам пора прощаться. Да и Васильку, наверное, пора обедать и отдыхать. Он спит после обеда?
 - Да. Спит. Но как вы расстанетесь? Васенька не выпускает Вашу руку, как будто боится потеряться.
 - Не волнуйтесь. Я попрощаюсь с ним так, как это делалось на Чи Бо ТА.
Вася держал мою левую руку. Я обратилась к нему: «Лёкас, сти чико ша, ши ке». Он отпустил мою руку и протянул мне свою правую ладошку, как будто собирался играть со мной в «ладушки» одной рукой. Я тоже протянула ему свою правую ладонь. Наши ладони встретились и замерли на некоторое время. Потом наши руки разъединились, и ладони синхронно легли на грудь. И тихонько сказал: «ЧоЧо пше сди. Айо ши ке». Спокойно положил руки на колени, вздохнул, как взрослый, умеющий держать себя в руках в трудную минуту. И спросил: «Де Ди, домой?»
 - Да, малыш, пора домой. Вон и мама идет.  – повернувшись ко мне он прокомментировал –Де Ди означает дедушка Дима. Ему так удобнее.
Он уже собрался увозить маленького больного внука, но потом, повернувшись ко мне всем телом, сказал: - Нет, так нельзя! Я должен узнать все. Как мы сможем с Вами встретиться? Я хочу узнать все, что можно, о Вашей планете, о том мальчике Лёкасе. И я должен показать Вам рисунки моего Василька. Как и когда мы сможем встретиться?
Мы быстро договорились увидеться на следующий день опять же на прогулке.  И на этом расстались.

Продолжение  http://www.proza.ru/2012/07/29/420