Открытые сферы д-р-в контроль 11

- Так, он на меня напал сзади. Там их госпиталь в подвале. Разрешите,
товарищ капитан, - Цвигун козырнул Гранатулову, - проводить товарища из
СМЕРШа?

Тот недовольно смерил его взглядом. Как-никак, стукачей хватало. А
Гранатулов спал и видел, как на него стучит именно Васька. Так не терпелось
наказать его, за что и про что по мордасам.

- Разрешите, капитан, - кивнул понимающе особист. - Сопровождайте меня
вместе с ним. Тут, говорите, даже госпиталь немецкий? Ага, значит, там могут
быть, которые всё про всё... - он прошептал что-то себе под нос: - Итак,
двинемся! Семёнов, - обратился он к переводчику, - на мелочи не отвлекаться.
Сейчас будешь много работать.

- Товарищ особист: капитан, - сбился Гранатулов, что стал темнее ночи, -
разрешите мне в часть, принять снова командование. Пусть этот вас один
сопроводит до фрицев этих.

- Конечно. Только не к чему у меня спрашивать разрешение. Я же не ваш
командир. В званиях мы равных, верно? Так что ступайте - исполняйте
обязанности...

Гранатулов забросив ППШ за спину. Неловко побежал к груде развалин, где был
вкопан остров сгоревшего Pz.IV, башня которого с короткой пушкой валялась
отброшенная взрывом. Сделал знак - бойцы, построившись в колонну, двинулись
за ним. А по развороченной улице, рыча, двигались лёгкие и средние танки.
Проползла пара тягачей "Комсомолец" на гусеницах, волоча за собой
подпрыгивающей "дивизионки". В небе, ясном и морозном, где серебрилось до
сотни серебристых узоров в дыму пожарищ, проплыло два У-2. Словно заслышав
их почти бесшумный стрёкот, залаял 20-мм зенитный автомат Flak.20. Со
стороны разрушенного элеватора потянулись красные пунктирны трассирующих
пуль. Но не долго - у фрицев действительно иссяк БК.

- Ну что ж, тронулись, - показал им рукой особист в развалины захваченного
дома.

Уходя, Васька горестно проводил взглядом Людмилу, что бинтовала раненого в
ключицу. Она повернулась к нему, словно от приятного толчка. Затем
пошевелила губами в знак сожаления, изобразив поцелуй. Её серые глаза
увлажнились слезами. Как будто стенали: "Милый мой, любимый! Ну, почему нам
нельзя быть друг с другом всё время? Или нас испытывают на прочность
обстоятельства? Или война для этого выдумана, чтобы проверять девичьи
сердца? Или..." "Людок, ты брось это самое, - перебил он её в уме, ощущая
теплоту и холод в висках, а также во лбу. - Зачем бередишь сердце своё?
Сказал, люблю, значит - до гробовой доски. Моей разумеется - ни твоей... Так
что..."

С этими мыслями он не заметил, как привёл своих спутников через полутёмные
галереи подвала к госпиталю, где, уютно устроившись среди замёрзших, но
отвратительно пахнущих, фекалий, спал Кривошеенко. Между ног у него была
зажата винтовка НСО, свитер выпирал из шинели и закрывал лицо до бровей.
Распущенные отвороты шапки торчали в разные стороны, как заячьи уши,
дополняя картину разгрома и хаоса. Немцы на своих местах заметно двигались.
Кто-то стонал и мучительно кашлял, кто-то в мешковатой плащ-палатке,
опираясь на костыль, ковылял к выходу, неся перед собой укороченную до
колена ногу. Но самое главное их ожидало впереди.

- Ну и, показывайте, - уверенно сказал особист.

- А, этого: - хлопнул себя по лбу Васька, приходя в себя. - Так вот же, он
здесь был! Где же...

Он долго оглядывался по сторонам, но не находил тело и даже маленький
"вальтер". Хотя последний мог быть подобран кем угодно, он этого не помнил.
Но самое главное - тела застрелившегося не было и в помине. Как будто
напавший на него фриц ожил после пули в живот (откуда тогда у него хлынула
кровь изо рта?), встал и преспокойно пошёл по развалинам.

- Вот тут лежал. Все подтвердить могут, - уверенно заявил Васька, разводя
руками. Увидев, как раненый фриц на костыле испускает из себя жёлтую,
зловонную струю, прикрикнул: - Кривошеенко, твою мать! У тебя срут под
носом, а тебе хоть бы хны. Смотри, как бы тебя не обоссали, героя...

***

...О, да, Рудольф! Вы оказали нашей организации неоценимую услугу. Добыча,
которую вы поймали в силки, весьма и весьма: Но поймать это ещё не всё.
Добычу надо удержать и не упустить. На это вы способны, я надеюсь, дружище?
Удержать такую дичь? - усмехнулся оберфюрер, развалившись в кресле машины. -
Если нет: Тогда, может, будет лучше вернуть это дело в разработку вашему
непосредственному начальнику. Партайгеноссе Вильнер будет рад этому! Думаю:
нет, я уверен - он справиться. Особенно, если узнает, что дело уплыло от
нас. Понимаешь меня?

Он перегнулся и потеребил сидящего перед ним в форме капитана артиллерии за
воротник шинели. Капитан брюзгливо поморщился и двинул фуражкой с
наушниками, что держал на коленях. Затем вновь собравшись, принялся есть
Науманна глазами.

- Оберфюрер, при всём желании - не могу ответить вам определённо. Если я не
справлюсь, ясно, что материал придётся ликвидировать. Причём незамедлительно
во избежании утечек. Зная русских, особенно женщин, не сложно предположить,
что именно так они и поступят.

- Вот как, мой друг, - брови Науманна незамедлительно взметнулись. Он пожал
плечами в кожаном пальто с лисьими отворотами: - Мне это решительно не
нравится, мой друг. И большая просьба: с этого момента - только на ты, - он
представил свою ширму с драконами и заметно успокоился: - Зная русских, я
поступил бы точно также, окажись на их месте. Их человек, в данном случае,
связная с городским подпольем и партизанами, может быть, работает на службу
германской империи. Конечно, можно предположить, что она выполняет второе
задание Центра - агент-дублёр... Но проверить они её должны обязательно. Ты не
находишь? Вижу по глазам - не находишь: А они её проверят - незамедлительно,
как только почуют что-нибудь неладное. А мой чувствительный оперативный нос
именно это мне и подсказывает. Так вот, Руди, будь любезен: все три дня,
начиная с сегодняшнего, ты будешь дежурить по одному адресу. Я тебе напишу и
покажу. Только так, - Науманн размашисто начертил в блокноте. Затем смял
вырванный листок и тут же сжёг его. Пепел из кожаной перчатки вытряхнул в
пепельницу, вмонтированную в дверцу машины.

Капитан артиллерии кивнул своей стриженной под бокс головой.

- Разрешите спросить, оберфюрер, что будет входить в мои обязанности?

- Дружище, только сидеть в этой комнатушке. Эта баба предупреждена и не
будет тебе мешать. Твоя задача следить за теми, кто: ну, скажем, явится без
приглашения. Кроме того, я ознакомился с твоей служебной карточкой. Тебя на
курсах в Цоссене готовили для работы в Абвер III, в русском отделе. Ты
изучил и весьма неплохо русский, понимаешь, что они говорят. Если услышишь
или почуешь, что объект наблюдения станут ликвидировать, воспрепятствуй.
Немедленно! Ты понял?

- Так точно, оберфюрер. Я уяснил свою задачу.

- Вот и отлично! Удачи тебе. Ты можешь идти.

Науманн, любезно улыбаясь, пожал капитану руку. Затем проводил его
невысокий, но ладный силуэт взглядом, когда дверца, обшитая кожей, мягко
хлопнула. Мороз, что вошёл в салон, приятно обжёг ему лицо. Науманн ощупал
бритый подбородок, помассировал веки глаз, а затем коротко приказал шофёру
двигаться к соборной площади. Там его ждал новый агент, не так давно
вышедший на него лично и предложивший свои услуги. Так, во всяком случае,
этот чудак указал в своём письме, что оказалось в его секретариате, и было
адресовано ему лично. На плотном сером листе были наклеены в стиле Конан
Дойла вырезанные из газеты буквы, из которых был составлен следующий текст:
"Готов оказать вам неоценимые услуги. Меня подставляют в нехорошую игру. Мой
шеф в этом замешан. Хайль. Жду вас возле управы каждый четверг в 16-40. Ни
минутой позже". Судя по стилю, сигналил кто-то из своих и, очевидно, сильно
нервничал. Ясно, что опасался: не узнают по шрифту печатной машинки, которую
он заранее исключил - узнают по стилю. Странно, подумал оберфюрер, зачем он
втиснул "хайль" почти в середину? Хочет подчеркнуть, что не верит в наши
идеалы? Что ж, он прав. Науманн не терпел фанатиков и подходил к
национал-социализму весьма практически.

Его удивлению не было предела, когда со второй попытки (в первый раз к
машине никто не подошёл) в салон уверенно сел никто иной, как штурмбанфюрер
Фоммель. Одетый в поношенную шинель русского солдата и шапку, в стоптанных и
перелатаных валенках. Он простужено шмыгал носом, смотрел зло и решительно.