Открытые сферы д-р-в контроль 12

- Мой Бог, что за маскарад! - выпучился на него шеф <гехайм филд полизай>. -
Зачем это?

- Это задание моего шефа, - поморщился Фоммель. Поскрёб отросшую трёхдневную
щетину: - Эта свинья, - он затравленно обернулся, - даже бриться мне не
разрешает. В этом месяце я получил указание являться на место
предполагаемого контакта в таком виде. Только в таком! Если раньше
допускалось переодевание:

- Да, но это полная чушь! Вы же плохо владеете русским! Ну, почти как я, -
Науманн обворожительно улыбнулся, и поймал себя на мысли, что подзарядил
Фоммель дополнительной энергией. - Да, именно так! Действительно, какая сви:
какой он деспот! Ах, штандартенфюрер, мог ли я предположить: - он зацокал
языком, что было несвойственно, но тут же вздрогнул, поймав себя на мысли,
что Фоммель мог быть подослан 3-м директоратом: - Да, но... Почему же вы,
дружище, не обратитесь в полицию контроля? Уверен, там вам...

Под острым, пронзительным взглядом штурмбанфюрера он тут же притих.

- Да, ещё раз простите, что-то я не в такт, - тут же поспешил он взять быка
за рога: - По-моему, я вас принял за кого-то другого. Итак, вкратце
изложите... хм, гм... суть вашего задания.

То, что изложил ему Фоммель, вообщем-то его не удивило. Ещё с осени 1941-го
ему было указано приходить каждый день в 17-00 на соборную площадь в
условленное место и ждать, что к нему подойдут. Некто должен будет сказать
ему следующее: "Есть новости для 401, сообщить по линии". Что это означает,
ему не сказали. Он и не стал интересоваться у шефа: себе дороже будет. Но
вот уже целый год... Это не отнимает много времени, но Фоммель чувствует, что
шеф что-то от него скрывает и ведёт двойную игру. Кроме того, ему давно
поручено присматривать за некой Аграфеной, что проживает...

- Так, хорошо, - Науманн едва не задохнулся от мстительного восторга. - Вы
действительно очень наблюдательный и проницательный товарищ, великолепный
оперативник. Я горжусь, что именно такие парни составили костяк нашего
движения. Национал-социализм жив благодаря таким ребятам как ты, дружище, -
для убедительности он встряхнул руку Фоммеля. - Так, на чём мы остановились?
Ага, эта женщина, Аграфена. Ох, эти русские имена! Что она собой
представляет?

- В прошлом она подверглась репрессиям со стороны их тайной полиции,
оберфюрер. Она и её муж. Он был партийный функционер при большевицкой
организации в Петербурге. Сейчас он уже не жилец, умер в их исправительном
лагере для политических преступников. Или его расстреляли - шеф не уточнял.
Но он требует, чтобы его легенду всячески поддерживали. Как будто ей
показывают его письма оттуда - наши спецы-криминалисты постарались подделать
почерк и манеру письма. Но я в это не верю. Аграфена играет какую-то роль в
подполье. К ней, по нашей информации, должны приходить люди из леса. Но
сколько я с ней работаю, ни разу никто... Кроме одного случая:
Тут Фоммель, наконец, перешёл к главному и рассказал загадочный эпизод с
Якуновым. Того задержали при облаве в октябре 1941-го. Завербовали и
отпустили. Сотрудник Науманна, криминальассистант Крешер присутствовал на
допросе и сам допрашивал. Но ни черта у него не вышло. Зато вышло у
штандартенфюрера Вильнера. Якунов мгновенно дал добро на вербовку. Ему,
Фоммелю, было поручено провести прикрывающее мероприятие: арестованного
завели в караульное помещение сотрудники полиции порядка и немного
поколотили. Но самое главное заключается в другом. Якунов, оказывается,
торгует неподалёку от того места, где ему назначено ждать контакта. Поначалу
Фоммель решил, что это совпадение. Но нет, так оно и есть. Похоже, что шеф
нарочно поставил своего нового агента там торчать и кем-то работать. Чтобы
подставить...

-...Если этот Якунов поставлен присматривать за этим дураком Фоммелем. Хотя,
нет, это исключается. Слишком сложно. Хотя надо проверить и этот бредовый
вариант. Скорее всего, шеф пытается подставить не в меру ретивого
сотрудника. Тем более, своего референта. И завербованного 3-м рефератом. Как
ни крути, а это у него на лбу написано. Его жмут с двух сторон, и он не
выдержал. Пошёл на служебное преступление: разгласил мне, сотруднику другой
службы, такое задание! Если слить информацию о разговоре: чёрт, надо была
писать на диктафон... "тройке", он совсем пропал! Но разве такое в моих
планах? Нет, конечно. Будем действовать иначе. Надо выяснить, нет ли связи у
этого Якунова с подпольем и партизанами. Кроме всего, что там по этой..."

- Кстати, причём тут эта Аграфена? - небрежно поинтересовался Науманн. - Я
не уловил связи с этим: с Якуновым. Или?..

- Да, вы не ошиблись. Когда я заподозрил эту стерву в сговоре со своим
шефом, я устроил ей на дому интенсивный допрос. И она вскоре созналась, что
некто Якунов был её любовником. И до сих пор поддерживает с ней интимную
связь.

- Вот так! Это очень интересно, - похвалил его Науманн, тряхнув за вонючее
плечо. - Что ж, дружище, постарайтесь узнать о ней побольше. И о нём тоже. А
задание шефа...- он изобразил на ухоженном лице саркастическую улыбку, -
задание шефа выполняйте. Это необходимо. Ходите в указанное время в
указанное место. Иначе он вас со свету сживёт, поверьте мне, - Науманн
жёстко взглянул ему в глаза, отчего Фоммелю стало не по себе. - Успехов... Да,
о вызове на контакт. Договоримся так: вы мне снова пришлёте такое же письмо.
Можно, конечно, отпечатать на машинке. Я мог бы вам предоставить другую
клавиатуру, но это будет слишком. Печатайте смело - у меня умирают все
тайны.

Этим же днём он вызвал на совещание всех оперативных чинов из отдела криппо.
Устроил им небольшой разнос. Почему из числа завербованных русских
уголовников так мало преступных "тузов"? Русские называют их "авторитетами"
или "ворами в законе", не так ли? Кроме того, личная агентура "папы" Мюллера
получила информацию, что в числе этих "тузов" есть агенты ОГПУ. (Науманн
намеренно обвёл глазами сидящих: не поправит ли кто-нибудь, что НКВД? Никто
не поправил.) Поставил задачу отделу найти выходы на русских преступных
главарей, он распустил сотрудников отдела. Лишь Крешеру велел задержаться. В
разговоре с ним он затребовал данные на всех задержанных и привлечённых им
агентов на доверии, начиная с 1941-го. Но Крешеру похвастать было почти
нечем.

Тогда оберфюрер стал лично допрашивать тех, кого задержали по подозрению в
принадлежности к подполью. Их набралось с десяток. Ничего нового они сказать
не моги. Ситуация усугублялась тем, что у гестапо не было довоенной агентуры
в "Шмоленгс". Трое привлечённых к подполью, правда, уже в ходе оккупации
дали согласие на сотрудничество (одного в ходе регистрации на бирже
соблазнили продуктовым пайком, другой был пойман на "барахолке" с
радиодеталями, третий пришёл сам, будучи убеждённым сторонним пакта
Радек-Сект), но всё это были мелкие люди. Их в разное время вызывали в
местное управление НКВД, где задавали один и тот же вопрос: "В случае
захвата города немецко-фашистскими захватчиками, вы готовы оказать подполью
содействие?" На их утвердительный ответ следовало строгое указание до поры
до времени "законсервироваться" и ждать связного с паролем: "Я от Семёна".
Пока что три дня назад к одному из них явился незнакомый паренёк и после
указанного пароля лишь сунул записку известного содержания. Оберфюрер
использовал её для психологической атаки в разговоре с Аней, ибо,
проанализировав её контакты, пришёл к выводу: "Радугой" может быть только
Аграфена. Веру Денисову, высокую грудастую девицу, работающею в одном с Аней
отделе полевой комендатуры, он в расчёт не брал. Она давно была завербована
(причём, по её же инициативе) и оказывала услуги как политической разведке,
так и ведомству Мюллера. Побудительным движением для неё явилось, по мнению
Науманна, ощущение собственной глупости. Вера была далека от идей
строительства коммунизма, веры в светлое будущее и прочих большевистских
идеалов. В жизни её интересовало всего две вещи: найти высокого красивого
мужчину преклонного возраста (безусловно обеспеченного) и жить с ним в
отдельной квартире с телефоном и паровым отоплением. Науманн подозревал, что
помимо двух перечисленных Вера преследовала ещё третью: жить на зависть
окружающих. Но девушка упорно молчала об этом. Лишь поджав губки, твердила,
что жизнь при советской власти не давала развернуться ей и её матери (отец
их бросил, когда Вере было пять лет). Она жалеет своих сверстников, что
восприняли "новый порядок" как оскорбление, так как с самого начала
рассмотрела в германских солдатах и офицерах тот идеал мужчины, который ей
подходит. "...Как, у вас не болит душа, что наши солдаты ходят по вашим
улицам? - нарочно задал провокационный вопрос Науманн. - Что если бы по
германским улицам, ну... конечно такого не может быть, но предположим: вы -
германская девушка, и по улицам вашего города ходят советские оккупанты? Что
бы тогда вы испытывали?" Вера удивленно посмотрела на переводчика, который
съёжился и заметно побледнел. Затем, наигранно улыбнувшись и поведя
коленкой, ответила: "Но вы только что сказали, что это невозможно". Из этого
следовало, что в девице жил затаённый страх, который она не решалась
показывать. Использовать её в серьёзных оперативных мероприятиях не
решились. Для начала эту "звонкую пустышку" (по определению Вильнера) сажали
в одиночные камеры к арестованным мужчинам, где она, расстёгивая блузку,
старалась выведать у них интересующие полицию и службу безопасности данные.
Это проходило с переменным успехом. Когда же появилась Аня, Науманн
стремительно прикрепил Веру к ней. Это не принесло пока также ощутимых
результатов. Зато в другой плоскости результат последовал мгновенно: в Веру
удалось влюбить действующего бургомистра Всесюкина. Но ещё с декабря
прошлого года его начало тянуть к Ане. Он оказывал ей знаки внимания, время
от времени, расспрашивая о ней свою секретаршу Аграфену, к которой та
приходила по делам службы. Это навело шефа "гехайм филд полизай" на мысль,
что бывшего купца первой гильдии и узника большевистских лагерей могут ему
"подставлять", проверяя, таким образом, его осведомлённость. Но контакты с
Аграфеной и расспросы последней его сильно заинтересовали. Здесь он
почувствовал "сквозняк", который всё больше его увлекал к далёкой, но
ожидаемой цели. И он осторожно пошёл к этой цели, собирая на эту
обворожительную пухленькую женщину информацию (Оказалось, что помимо всего
прочего к ней до войны был прикреплен агент-нелегал СД.) К Аграфене как к
женщине Всесюкин, как ни странно, отнёсся с самого начала прохладно, хотя и
слыл бабником. Это тоже насторожило Науманна. Он всё серьёзней стал
рассматривать нынешнего бургомистра как агента "огэпэу".
Один раз ночью за Всесюкиным приехали и привезли его растрёпанного к
Науманну. Тот, предложив ему сигареты и кофе, любезно с ним поговорил. Затем
спустился с ним вниз, во двор, где показал "тысячу смертей" на одном из
арестованных в ходе облавы. Всесюкин горестно покачал своей взлохмаченной
головой: "Господин офицер, я всегда думал, что немцы нация порядка и высокой
культуры. Извините, но запугиваний мы, русские, не принимаем. Лучше убейте
сразу, но диалога у нас не будет". (Говорил он при этом на хорошем
германском.) За сим он хотел откланяться. Науманн тогда рассмеялся: "Нам
нужны такие отважные люди как вы, герр бургомистр! Отрадно, что вы приняли
наше предложение на столь высокую должность. Поверьте мне, вас не запугивали
- вас проверяли. Проверку вы прошли успешно. Разрешите вашу руку?"

Агентом Науманна этот человек так и не стал. Радовало другое: на
сотрудничество с оккупационными властями с прошлой зимы потянулось немало
родственников бывших репрессированных Советами партийных функционеров. Кроме
них были уголовники, а также сторонники пресловутого пакта Радек-Сект и
последовавшего за ним пакта Молотов-Риббентроп. Большинство этих
коллораболацианистов объединяло желание устроиться получше в голодное и
холодное время. Это было ясно. Никто из них не имел серьёзной информации о
подполье, делясь лишь данными о следователях ОГПУ-НКВД, что их допрашивали,
советских и партийных активистах и прочее, что итак было в картотеках
полиции. Но от одного из них Науманн узнал о подобных настроениях у бывшего
комсомольского работника высокого уровня, что в ходе войны, несомненно, мог
быть оставлен как вожак партизан. Его следовало найти. С лета 1942-го, когда
6-я и 4-я армии рейха начали своё победное шествие на Юг России, Науманн
стал готовить агента для внедрения к партизанам.