Адекватность пугает

-Вот тут диван. Он раскладывается. Холодильник работает. Телевизора нет, зато есть шкаф. Но в нём нет полок. Можете использовать как сейф.
-Он закрывается?- неожиданно для самого себя решил осведомиться я.
-Нет, но зато он тяжёлый… - каков вопрос – таков ответ, подумал я про себя и решил больше не поднимать эту тему.
-Я согласен. Меня всё устраивает.
-Грандиозно! Живите. Завтра мой муж зайдёт за деньгами.- Всё это время муж уныло топтался у двери, разглядывая пожелтевшие обои.
Ирине было не больше двадцати пяти. Моя знакомая со службы сказала, что та срочно сдаёт комнату. Единственным определяющим фактором сдачи или несдачи комнаты был  вопрос о моём культурном уровне.
-Вы верите в Бога, Александр? – стоит заметить что этот вопрос я всегда воспринимал как что-то обидное. Это как если бы вас спросили о том, надето ли на вас нижнее белье.
-Местами, - говорю – Зависит от степени неадекватности.
-Чьей неадекватности? – с неподдельным интересом спросила она
-Бога, конечно. Я то перманентно адекватен.
Ирина поёжилась. Должно быть её напугало страшное слово «перманентно».
-Ситуация патовая, Александр.… Но мне срочно нужен арендатор. Завтра около полудня Олег зайдёт за деньгами. – Олег, к тому моменту уже ковырявший толстым указательным пальцем заинтересовавший его кусок обоев, пришёл в себя и одобрительно кивнул, в знак подтверждения времени завтрашнего визита.

Пол чудовищно скрипел и прогибался в самых неожиданных местах. Пройти по комнате в нетрезвом состоянии не предоставлялось возможным, ибо грозило полной потерей пространственной ориентации и, как следствие, опасное, по своей грандиозности, падение на паркетный пол. Окно было большое и светлое. Верхнюю часть окна облюбовал небольшой паук – монополист. Он то точно не будет занимать ванную по утрам, подумал я про себя, и невольно ухмыльнулся. Паука я дружелюбно назвал Григорием.
Окно выходило в закрытый узкий двор, в простонародии называемый подковой. На противоположной стороне дома окна были открыты, и стояла пепельница в виде маленькой ступни, как мне показалось, детской. В комнате был один единственный источник света в виде настольной лампы образца середины двадцатого века, лампочка, разумеется, отсутствовала.

Я понял, что начинаю клевать носом. Александр – Сон, ноль – один. Чтобы хоть как-то взбодриться я решил распаковать чемодан. Для человека, въезжающего на новое место жительство, мой чемодан был чрезвычайно скудно заполнен. Мою Комету всегда забавляло, как я собирал вещи, отправляясь в то или иное путешествие. С её лёгкой подачи такой способ сбора вещей стал именоваться «сэндвичем». Слой книг, слой брюк, слой элементарных постельных принадлежностей и нижнего белья, слой носков, носовых платков и галстуков, слой рубашек и слой стандартных предметов личной гигиены.
Я аккуратно вытаскивал слой за слоем. И с каждым слоем перед глазами всплывал, всё чётче и чётче, момент сбора…. Я не мог более оставаться. Моя Комета скрылась в глубинах своего космоса, а я остался глотать звёздную пыль своих воспоминаний…
В дверь громко и уверенно постучали. Я не был уверен, что не сплю.
-Открыто – произнёс я не менее громко, подчас стучавшему.
В комнату вошёл пузатый мужчина, лет сорока пяти, в полосатой фуфайке. Мне показалось, что он похож на шмеля. Шмель улыбался и переводил взгляд с меня на чемодан.
-Что вам угодно? – с лёгким вызовом спросил я своего нежданного визитера.
Мужчина громко хлопнул в ладоши, и с неожиданной ловкостью выпорхнул из комнаты.
Может, я заснул пока, разбирал чемодан, и этот лысеющий шмель лишь порождение моего сна? Я подождал ещё немного, и, заперев дверь на тяжёлый засов, прилёг хоть как-то удовлетворить свою потребность во сне.

Мне снился кошмар. Мне снилась она.… И зачем я только лёг спать. Сон уже давно не несёт для меня отдыха. Еда не приносит насыщения, а табак и алкоголь хоть недолгого забвения. Мне грезились её глаза, её улыбка и её ямочки на щеках. Однажды я назвал её своей Кометой…. Даже здесь, во сне, я не мог прикоснуться к её руке. Даже мой мозг против меня, о чём тут говорить? Потом были какие-то олени и танцующие кожаные кресла, мексиканцы с гитарами и кусающиеся клавиатуры.

Всё настолько безобразно и бессмысленно. Зачем я здесь? Кто распорядился, чтобы я потерял остатки самоуважения и рационализма? Почему одной женщине боишься сказать «люблю» потому что это так, а другой потому что это уже давно не так? Григорий медленно сползал вниз по оконной раме. Давящая темнота и тишина вынуждала память работать с лихорадочной скоростью. Картинки сменяли одна другую, воспоминания накладывались отпечатками на грубые волокна памяти. Жёлтые пустые обои передо мной крутили снова и снова все недолгие моменты наших встреч, то и дело переходя от начала к концу. Мне захотелось выбросить эти бобины с воспоминаниями в самую глубокую пропасть. Раньше ты питала пристрастия к поэзии, английской литературе и ночным прогулкам под светлым июньским небом. Но потом снова сошлась с «маленьким поганым выродком», как его любезно назвал один приятный мне человек, и, судя по отсутствию писем на моё имя, я для тебя не столько уехал в другой город, сколько умер. Это ничего.
Я уже умирал. Я буду дышать морским воздухом, пока не превращусь в рыбу и не задохнусь от собственной беспомощности. Эта нелепая комната станет лучшим местом в зале, когда наступит конец нашей эпохи.












«У Вас одно непрочитанное сообщение от….»