Аскалор

***
Поднимаясь все выше и выше, разрезая темную влажную вату грозовых облаков, Аскалор тянулся к ночным звездам. Лишь там, в вышине, в прохладе вечной пустоты обретал он свой покой. Гонимый бренностью своего предназначения, уже целую вечность скитался он по равнинам, волнуя своим прохладным дыханием зелено-желтые моря девственной травы, поднимал гигантские синие волны, обрекая на гибель океанские суда, охлаждал свое огненное дыхание в высоких горах Тибета, где, среди снежных шапок и тысячелетней мерзлоты, не было ни малейшей крупицы жизни. В бесконечной череде одинаковых дней и ночей могучий ветер потерял счет времени, а хрупкая душа его ломалась под гнетом непреодолимого одиночества.
Последний рывок, и вот она свобода. Необозримый край тишины и спокойствия. Лишь холодный свет далеких звезд разбавляет тоску, определенную ему самим мирозданием. Аскалор готов был раствориться в безмятежном течении солнечного света, отражающегося от бугристой поверхности серых облаков, что словно снежные барханы растянулись на многие мили вокруг.
Там внизу, на земле, идет дождь. Буравит каплями беспокойных людей, заставляя прятаться их под крышами небоскребов, болью тысячелетий разбивается о жесткий шершавый асфальт, изъезженный миллионами колес, заставляя железных коней дольше замирать на светофорах, теряя драгоценные мгновения. Ветру не суждено познать трагичной скоротечности времени, не способен он ощутить азарта предвкушения или страха кончины, не будет биться он в предсмертной агонии, разбрасывая слезы на дорогие простыни, и никогда не заглянет он в глаза своей судьбе.

Резким рывком Аскалор нырнул вниз, в густую толщу облаков и, набирая скорость, ринулся к земле. Обгоняя блестящие капли, нарушая их ровный вышколенный строй, мчался он навстречу грязному серому городу. Вот уже кроны умирающих в душном безмолвии деревьев, опоясывающих разбитую дорогу, большой рекламный щит, блеклостью красок сливающийся с бетонными зубцами семнадцатиэтажек, промокшие алчные люди на автобусной остановке, со злостью глядящие вдаль, проклиная погоду, водителей и внезапные порывы холодного ветра. 
***
У одного из бесконечного числа окон, на четвертом этаже типовой серой семнадцатиэтажки, уперевшись рукой в щеку, сидела девушка. Грустные зеленые глаза ее ловили отражения разбивающихся о стекло капель июльского дождя. Совсем не летняя погода, дождь, холод. Город будто бы идет ко дну в бесконечном круговороте воды, разбрасывая под натиском резких порывов ветра яркие рекламные листовки, приглашающие всех желающих на выставку новых холодильников фирмы “Liebherr”.
Девушка встала и, потерев немного онемевшую щеку своей маленькой морщинистой ладошкой, потянулась к форточке. Хоть ветер и несся вниз по наклонной, даже и не смея заглянуть в уют теплой квартиры, закрытая форточка явно намекала на возможность забыться в сладостной меланхолии. В такую погоду, не то, что из дома не хочется выходить, но и дома разрастается всепоглощающее сонное царство, оставляющее желание лишь упасть на диван, укрыться теплым шерстяным одеялом и, закрыв глаза, слушать осторожный трепет стихии.
Внезапный порыв ветра яростно оттолкнул назад закрывающееся окно, больно ударив девушку по руке. Отшатнувшись назад в попытке поймать взвившиеся тут же занавески, она оступилась и плюхнулась ровно на стул, с которого только что встала. Прислонив от испуга ладони к сердцу, тяжело дыша, она с вызовом посмотрела на носящиеся по комнате занавески и залетающие через форточку и падающие на пол капли дождя. И стоило ей вновь встать, как вдруг все стихло. Занавески неспеша приняли исходное положение, уличный гул в момент стих, лишь капли все также без устали барабанили по оцинкованному карнизу, но попасть на пол уже не стремились.

Тишину разрезал звонок мобильного телефона, на экране которого маленькими черными буквами загорелось: «Мама». Все-таки закрыв доставившую столько неприятностей форточку, девушка нажала на зеленую кнопку и уставшим, но невероятно нежным бархатным голоском ответила:
- Да, мам. Привет…
- Привет, Лиль, как дела у тебя? Чем занимаешься?
- Нормально… Сижу…
- Ты покушала? Не голодная? В холодильнике мясо с черносливом и картошка…
- Да-да, мам, поела я.
- Ну, хорошо, там дождь такой льет, не знаю, как домой ехать, зонтик забыла. Ладно, давай не скучай.
- Пока.
Бросив телефон на стол и зевнув, Лилия легла на диван, обняла подушку и тихонько захрапела.

***
Никогда…
Никогда еще Ветер не был так взволнован. Миллионы лет странствовал он по земле, поднимаясь к звездам и опускаясь по древним тоннелям к могучему огню Преисподней, наблюдал за людьми в их бесконечной агонии и страданиях, видел смерть и рождение тысяч поколений, уничтожал и возрождал цивилизации, но никогда еще не чувствовал подобного. Как будто разрывается бестелесная сущность его, заставляя кружиться беспокойным  холодным вихрем, взбивая томные облака, словно сливки, срывать зеленые листья с макушек деревьев и кружить их, поднимая все выше и выше, унося за собой в солнечную даль, петь в безлюдных арках, пугая одиноких прохожих, играть в футбол пустыми пивными банками, словно мальчишка-хулиган, так просто и так легко смеяться и смехом своим разукрашивать тишину ночных улиц.

Аскалор притих в низине у мусоросжигателя, в категорическом нежелании отдаляться от искрящихся огней города. Он тихонько гладил темно-зеленую траву и шелестел листьями кустарников, стряхивая тяжелый слой горькой мокрой пыли. Нетерпеливо размышлял он о том, что случилось сегодня, о том, как взорвалась неторопливая мерная дробь дождевых капель, обезоружив, ошеломив его невозможностью. Он вспоминал, как крался вдоль дороги, мимо пятиэтажных кирпичных коробок, любуясь отражениями горящих фонарей в разлившихся лужах, будоража и без того беспокойную воду в них. Затем дальше, нырнул в густую рощу, стряхнув капли с дюжины деревьев и вылетел к небольшому пруду, где, подняв волну, покружил с минуту и полетел дальше. Мимо молчаливого завода, покинутого на выходные, к отделению полиции, где стояли машины с мигалками, разрезавшими темноту яркими синими всплесками и пугавшими неблагоразумных и непорядочных граждан. Направо к школьному зданию, такому же мокрому и опустошенному, как и вся округа, а затем и наверх, на крышу жилой высотки, громадой возвышавшейся над мокрым темным городком. 
С крыши в тот дождливый вечер открывался очень скудный вид. Дождь сделал свое дело, залив унынием каждый клочок усталой земли. И тогда, проникшись тоской, ветер бросился вниз, вдоль стены дома, цепляясь холодными потоками за открытые окна, как вдруг…
***
Волнительные воспоминания Аскалора были небрежно прерваны. Его позвал долг, сущность самого мироздания, но он обязательно сюда вернется.  Ветер сорвался с места, чуть не вырвав с корнем хилую березку, отравленную соседством техногенного монстра, и улетел далеко на запад.

***
«…унес жизни двухсот человек, более полутора тысяч считаются попавшими без вести. Это самый крупный ураган на побережье за последние десять лет…».
Телевизор негромко всхлипнул, будто бы обидевшись на щелчок пульта, который восстановил царящую до этого тишину.

«Как странно бывает, то тихо все, а то, как навалятся скопом всякие катаклизмы… Страшно» - подумала Лилия, положила пульт на столик.   
 
- Ах, сейчас бы на Мальдивы… - вслух сказала она.

Обувшись, она долго не могла найти ключи, а когда нашла, не спеша закрыла дверь, спустилась по лестнице с четвертого этажа и вышла на улицу.
Прекрасный летний полдень принял девушку в свои объятья, как родную. Яркое солнце, буквально сжигающее все своими лучами, сдалось под натиском прохладного, обволакивающего ветерка, нежно шелестящего ярко-зеленой листвой. Она присела на скамейку, закрыла глаза, сделала глубокий вдох и растворилась в окружающем ее блаженстве и благоухании.

***
Еще тогда, доламывая несколько последних элитных коттеджей, стоящих особняком на некогда дивном побережье нынешней Калифорнии, Аскалор вспоминал тот день, который заставил его навсегда изменить представление о собственной сущности. Ведомый инстинктивным началом природного зова, он никогда не представлял себе человеческих чувств, считая их проявлением низменности, не достойной бессмертных.

Но все поменялось в тот вечер, когда летел он с крыши.
 
Когда уже у самой земли, зацепившись за чуть приоткрытую форточку, он ворвался в человеческое жилище.

Когда впервые увидел ее.

Когда утонул в блеске ее безграничных зеленых глаз, а затем легонько коснулся ее густых волос, и, чуть растрепав прическу, нежно щекотнул ее стройную шею за ушком. Спустился вниз к талии, и, покружив вокруг, смиренно упал к ее ногам.

И сейчас, лежа в своей низине, когда вновь почувствовал аромат ее волос, и услышал доносящиеся издалека хрупкие шаги, он взметнулся ввысь, сломав чахлую березку у самого основания, и понесся к ней.