История одного протокола

            ( за номером  013 от 20 февраля 1990 года.)

Как я уже писал («Записки забастовщика»), в августе 1989 года я был в институте Гавриила Попова и там состоялся многочасовой диспут с преподавательско-профессорским коллективом этого института.
Было бы крайне интересно  услышать чего я там «молол» о целях и задачах рабочих комитетов.  В одном уверен, мне не было бы стыдно, поскольку всё что ни говорил тогда, о чем только ни писал – всё было искренне без фальши. А вот по существу…
Тут есть о чем задуматься, поскольку всегда в сознании встает бессмертная фраза о том, что «благими намерениями дорога в ад выстлана». Но и об этом я много чего написал в «Записках….».
Однако общение в этом институте с профессорами экономики, а так же целый ряд встреч разных и всяких, о чем так же писал в «Записках…» породили глубочайшие сомнения, то ли мы делаем?
Со временем эти сомнения отлились в такую формулу, что «несоответствие цен и доходов  в  области метастазирующей опухоли рыночных отношений и в планово-социальной области экономики, может привести к  социальному взрыву и в конечном итоге к гибели СССР».
А тогда только зарождалось во мне предчувствие того, что этот «голодный ребенок» -  идол которого – прибыль, сожрет справедливость, то есть то, без чего русскому человеку не жить.
Ведь самым мощным и все поглощающим мотивом шахтерского бунта и была идея справедливости! И ни чего кроме справедливости я  не хотел и не хочу!
Но тогда, конечно, до такой формулы я еще не додумался. Для этого надо было пережить гайдаровские реформы. Горькие слезы отца-инвалида Отечественной войны месяцами не получавшего пенсии и собственную невозможность им чем-то помочь!
Бессилие и глубокая душевная боль – очень располагает к тому, чтобы вывернуть свою душу наизнанку!
Так вот  повторю еще раз - после моей поездки в Москву в августе 1989 года неясное предчувствие  этого несоответствия двух экономик – агрессивной нарождающейся рыночной и прежней социально-ориентированной, отравляли меня сомнениями в том, что мы – рабочие комитеты и на самом деле осуществляем заявленные на трибунах перед бастующими шахтерами, цели и задачи.
Все больше крепла уверенность, что нас используют как угольные генералы, так  и различные политические силы, в том числе  зарубежные.
И так-то не удобный для власти и не понимаемый среди «своих», я к концу 1989 года и вовсе стал лишней шестеренкой в механизме рабочего движения.
Но выкинуть просто так меня после моей поездке в Москву и той популярности, которую из меня сделал Первый канал ТВ, усилиями тележурналиста Тихомирова, а так же кузбасское телевидение было не  просто, к тому же этому мешала уже нарождающаяся политическое крыло в рабочих комитетах, жестко конкурирующая с теми, кто представлял  интересы  угольного  генералитета.  Это противостояние описано мной в книге «Записки забастовщика» в главе четвертой «Победа» превращенная в «Беду».
Так что появление этого документа было делом времени, а причину всегда найти можно, да её и искать не нужно было, я и на самом деле охладел к «контрольным функциям» рабочего комитета только набиравшим к этому времени  «дурные обороты»!
Почему «дурные», да по тому, что  на смену коррумпированному «Народному контролю» пришел такой же, но куда менее профессиональный – контроль рабочих комитетов, разве что более агрессивный и хамский.
Подчеркиваю, после встречи рабочих комитетов Кузбасса с Рябевым, окончившимся ни чем, а точнее – явной политизацией  шахтерского бунта, я находился в растерянном состоянии.
Творческое воображение рисовало картины одна страшнее другой.  И тут на горизонте замаячило что-то более реальное наделенное  более властными, как мне казалось, функциями – выборы четвертого марта 1990 года в Верховный Совет РСФСР.
-  Вот тут-то, - решил я, - и реализую все то, о чем неистово вещал с трибуны!
Таков был уровень моей наивности!
Уверенный в своей популярности  в городе, я считал, что депутатский мандат у меня уже в кармане.
Но и в Советском Союзе, да и сейчас вовсе не важно, как голосует народ – важно как считают голоса.
Политрук городского управления МВД потомственный комсомолец, Баловнев, был местной элите куда дороже какого-то непонятного, а значит и опасного вольнодумца Анохина.
Против меня выступила и  большая часть Прокопьевского  рабочего комитета.
Такова истинная природа появления Протокола  за номером 013 от 20 февраля 1990 года.
Добавить к этому можно только одно, ни каких просьб на собрании Союза трудящихся мной высказано не было в силу уже того что это не было заседание рабочего комитета, или письменное заявление, что было бы естественно. Так что к этому времени руководство рабочих комитетов достаточно поднаторело во лжи.
А что было? Было как всегда критика рабочих комитетов, увязших под прилавками магазинов потому как на большее ума не хватало у этих парней, вышедших из забоев и одуревших от власти. Угольным генералам они стали не нужны, и поэтому лишились содержательных идей. К политики еще не пришли, вот и болтались невесть где, пока не были подобраны заокеанскими стратегами и обучены ими на разных семинарах.

См. так же документ  «Выборы 4 марта 1990 года «Домостроитель».
                Прокопьевск июль 2012