Тота

     Лидия проснулась, как от толчка, как будто кто-то пытался скинуть её с кровати.
Странно, тихо вокруг, на будильнике шести ещё нет, Лёша мирно посапывает себе во сне, улыбается чему-то своему. Что бы это могло значить?

     Вспомнила! Ей приснился страшный сон. Как будто она зашла в трапезную, а там монахини все в чёрном сидят за большим столом и ждут обеда. И она примостилась с краешку. И вдруг заходит её мама и начинает ставить перед каждой монашкой тарелки с яствами, но Лиду обходит стороной, словно не замечая.

    - Мама! - обращается к ней Лидия, - Это ведь я, твоя дочь! И я голодна, и очень хочу кушать! Дай и мне какой-нибудь еды!

    На что мама нахмурилась ещё больше и стала наливать монашкам вина, словно ничего не слыша.

    - Мама! Ты разве не узнаёшь меня? Неужели ты не дашь поесть своей дочери? - не может понять плохого отношения к себе со стороны матери Лидия. Но мама, вместо того, чтобы обрадоваться встрече, с гневным выражением лица схватила Лидию за шкирку и выкинула вон!

    Вот от чего она проснулась. А ведь рядом с нею на лавке сидела свекровка, Лидия сейчас только это поняла. Они не встречались чуть больше года, со дня похорон мужа Лидии. Словно враги какие. Будто нет у свекрови  двух внуков - Виталия и Лёши. Что за люди? Нелюди! Мало того, что муж всю жизнь пил, тридцать лет с ним прожили, а хороших дней - по пальцам перечтёшь, так ещё после похорон в его смерти обвинили старшего сына Виталия.

    Нет поводов для общения, единственный человек, с кем поддерживается связь, сноха
Вера из Германии. Ей и позвонила Лидия, с намерением разузнать, как там поживает свекровь.

    И, к ужасу своему услышала, что свекрови её отметили на прошлой неделе сорок дней. Даже не сообщили, что умерла. Точно, нелюди!

    Позавтракав, Лидия собрала Лёшу и отправилась в магазин, чтобы купить что-нибудь для поминального обеда с тем, чтобы отнести купленное в церковь. Единственное, что она не угадала, была колбаса, а всё остальное служащие разрешили переложить  в специальную корзину для обряда.
    Правда, ей пришлось сказать, что свекровь крещёная, что вряд ли, потому, что родилась она в начале 30-х, когда начались гонения на церковь. Нехристей поминать не принято, поэтому пришлось маленько схитрить. На исповеди она сознается батюшке и он её простит. Лидия заказала сорокоуст и села с Лешей отдохнуть на лавочке возле фонтана.

    Огромные кусты роз благоухают под ласковым солнцем, анютины глазки и петуньи  радуют глаз, ёлки и сосны источают нежный аромат, голуби чинно прохаживаются взад-вперёд, сквозь камни,  которыми обложен фонтан, пробивается изумрудная травка, от воды веет прохладой, ухо ласкают звуки церковного пения, - ну, чем ни рай?

    - Лёша! - обращается она к сыну, который смеётся и не может нарадоваться окружающей его картине, - Баба твоя ушла туда, где папа, - и показывает на землю под ногами. Лёша перестаёт улыбаться, он не может поверить в услышанное.

     - Ы-ы-ы?! - показывает он пальцем на землю, и, не дожидаясь ответа, начинает плакать.

    - Не плачь, - говорит Лидия, - ей теперь хорошо там, она же уже совсем старенькая! - начинает успокаивать сына мать,которому нельзя волноваться.
Второй год они живут без приступов благодаря тому, что Лидия стала поить Лёшу коктейлями гербалайф. Раньше частенько приходилось вызывать скорую, а сейчас всё наладилось, слава богу!

    Лидия горько вздыхает и истово молится. Не так много просьб у неё, но все они сводятся к одному - чтобы не оставить на этом свете Лёшу одного. Кому он без неё нужен?

    Сгубили ей ребёнка в роддоме, ставили плазму и кормить грудью его было нельзя, а ей медсестра разрешила. Чуть не задохнулся малыш, еле спасли, и благодарили, что в суд на них не подала. И вот через них, окаянных, страдает теперь и она, и Лёша, мучающийся страшными головными болями и приступами эпилепсии.

   - Мама! Тата ы-ы-ы? - спрашивает сын, интересуясь, в курсе ли смерти бабушки его старший брат Виталя.
   - Нет, ещё не знает,  отвечает Лидия, - я тебе первому сказала, чтобы ты к своей бабе в Называевск больше не просился.

   И она снова предаётся своим горестным мыслям. Два месяца, которые она провела в больнице со сломанным тазобедренным суставом, Лёша жил у Витали, и они вполне справлялись с хозяйством, жалоб не было. Что случись, Виталя никогда не оставит Лёшу, но у него своя семья, дети, и ещё неизвестно, как к нему на самом деле относится сноха Ирина.

   Лидия боится даже представить, как сможет жить без неё беспомощный сын. Ведь она не вечная, а Лёше двадцать пять лет, ему ещё жить, да жить.

   На вопрос, как его зовут, он всегда радостно отвечает - Тота! На свой манер - Лёша. Он никогда не станет взрослым, радуется каждому дню, как ребёнок, и верит в то, что вокруг все хорошие знакомые и добрые друзья.

   - Мама! - слышит она голос сына, - Тота ы-ы-ы! - и видит, как сын, высоко подняв руку вверх, показывает указательным пальцем в небо.
 
   - Папа, баба, Тота ы-ы-ы! - продолжает он.

   - Ты что?! - пугается Лидия. - Ты видишь, что папа с бабой не в земле, а на небе?

   - Ы-ы-ы! - утвердительно кивает головой Лёша. - Тота - ы-ы-ы!

   - Ты чувствуешь, что скоро встретишься с ними на небесах? - спрашивает, всё больше тревожась, мать.

   - Ы-ы-ы! - радуясь сказанному, словно сообщившему хорошую новость, улыбается Лёша.

   Лидия, глядя как на спасение на купол Храма, усердно молится и просит простить ей все грехи, вольные и невольные...