Военное дело по-военному и по-революционному11

…После окончания Первой мировой войны Кейтель был включен в состав офицерского корпуса Веймарской республики, три года провёл в должности инструктора в кавалерийской школе в Ганновере, а затем был переведен штаб 6-го артиллерийского полка. В 1923 году Кейтелю было присвоено звание майора».

   Как видим, необходимый служебный ценз выполнялся как в Красной армии, так и в рейхсвере. Отслужил в строю – перевод на преподавательскую деятельность (инструкторские курсы) в военную школу. Затем служба в строю, либо в оперативном и разведывательном отделах. Потом снова повышение военной квалификации. Уже после этого судьба многих германских офицеров, что становились полковниками либо генералами, складывалась окончательно. Так в 1929 году Кейтелю было присвоено звание оберст-лейтенанта (подполковника). Произошло это после зачисление в штат военного отдела Вооружённых сил Веймарской республики, что был подобием распущенного Генерального штаба. (Как вы уже помните, начальником военного отдела являлся К. фон Хаммерштайн-Экворд, у которого дочери состояли в германской компартии.) А с 1933 году военным министром становится знакомый нам Вернер фон Бломберг, совладелец одной из крупнейшего промышленного концерна «Бломберг и сыновья». Активный сектовец, что сотрудничал по линии известного пакта с Тухачевским, Уборевичем, Якиром и прочими краскомам. Вплоть до участия в совместных манёврах, в курсах переподготовки, а также посиделок с распитием увеселительных напитков. Именно Бломберг, вроде бы скептично и даже с презрением относившийся к фюреру, внёсёт в устав Вермахта обязанность для военнослужащих приветствовать отданием чести чинов СС. Так вот, после этого Кейтель, которого с Бломбергом связывали более чем тесные отношения (о них позднее) переведён из военного отдела вновь на строевую службу.

  На этом отрезке биографии у будущего главы Вермахта одна неясность. Он служит командиром полка и одновременно заместителем командира 11-й пехотной дивизии в Потсдаме. Это его последняя строевая должность, после чего и начинаются «таинственные превращения». Кстати именно на период 1925-27 гг. у Кейтеля есть «окно» в послужном списке. Он числится при военном отделе  Веймарской республики. Именно в это время начинаются его служебные поездки по обмену в Советский союз, присутствие на манёврах и прохождение курса переподготовки при военных академиях. Чему он там учился, если с 1902 по 1908 года прошёл инструкторские курсы в артиллерийском училище в Ютеборге, уже, будучи лейтенантом? И как попал на службу в военный отдел, если в его послужном списке отсутствует графа о прохождении соответствующих академических курсов? Следовательно, он уже где-то учился этому. Но где – получается, если не в Германии, то в Советской России?

   Вот в биографии Хайнца Гудериана с этим всё прозрачно. Сперва он учится после школы в кадетском корпусе в Карлсруэ (1901-03 гг.), затем в военном училище, Гросс-Лихтерфельд под Берлином (1903-07 гг.). Об этом этапе учёбы он в своих мемуарах «Воспоминания солдата» отчего-то даже не упоминает. Но почти 5-летний курс учёбы в этом военном заведении похож на обучение в юнкерских училищах императорской России. Во всяком случае, по срокам (был ли там свой «цуг» или не был, сие остаётся нам неведомо). Затем следует военное училище в Меце (апрель-декабрь 1907 года), что является на самом деле курсами подготовки или полковой школой (аналог русской школы прапорщиков) при 10-м Ганноверском егерском батальоне, которым командовал его отец.  Именно там он прошёл кандидатские этапы (тесты): стрелок, старший стрелок, ефрейтор, обер-ефрейтор, унтер-офицер,  фельдфебель, фанен-юнкер офицер,  фенрих и обер-фенрих.  (Впрочем, неизвестно, как было с первыми ступенями, начиная со «стрелка». Они, в качестве кандидатского срока, могли быть засчитаны в послужной список как учёба в Военном училище в Гросс-Лихтерфельд под Берлином.) Только с 1 октября 1913 года вплоть  до  «начала войны», как обозначил сам Гудериан (наверное, следует понимать, что до августа 1914 года), он «прикреплён к военной академии, Берлине».  Но далее: «2 августа 1914  - апрель 1915   Командир станции радиосвязи, первоначально при 5-й кавалерийской дивизии на западе, затем – при 4-й армии во Фландрии». К чему такое уточнение, если и так всё понятно? Или Гудериан уточняет, что если б не война, в которую многим не хотелось верить (хотя план вторжения в Германию через Бельгию был разработан ещё в 1911 году французским Генштабом), то учёба возможно продолжилась. Скорее всего, именно так всё и обстояло. Хотя до «прикрепления» к Академии Гудериан служит (он почему-то снова пишет «прикреплён») к III телеграфному батальону в Кобленце (численные наименования батальонов и корпусов в Рейхсвере, а затем в Вермахте писались латинскими цифрами), и, как известно с начала военных действий назначается командиром станции радиосвязи при кавалерийской дивизии. Ещё одна таинственная формулировка «прикреплён» в биографии Гудериана относится к VII (Баварскому) мототранспортному батальону в Мюнхене в период с 16 января по 31 марта 1922 года. Во всех остальных случаях он пишет «переведён» либо указывает сразу звание и должность помимо места службы.

    Может, помимо непосредственно службы имеется в виду учёба в военной школе по месту службы? Похоже на то. Тем более что в первом случае Гудериана «прикрепляют»  к III телеграфному батальону в Кобленце, во втором – к военной академии в Берлине, в третьем – к VII (Баварскому) мототранспортному батальону. В первом случае Гудериан, лейтенант пехотного егерского батальона, переучивается на связиста, во втором – проходит курс обучения при военной академии, вдали от места службы, где его готовят для работы в штабах. В третьем и последнем случае Гудериан начинает службу в новом роду войск, что только начинает развиваться во всех армиях. Этому тоже необходимо учиться и логично, что «прикрепление» скорее всего, совмещает учёбу с процессом службы.

   Но учёба лейтенанта на этом не прервалась. Так, с января по февраль 1918 года он учится на курсах штабных офицеров в захваченном у французов Седане, что является прифронтовой полосой. Учится всего два года. После чего в его «учебном процессе» следует разрыв аж до 1 октября 1927 года.  Именно тогда он (прямо по Жукову, «без отрыва от производства») «переведён в транспортное управление армии министерства обороны… одновременно назначен тактическим инструктором в штабе обучения механизированных войск, Берлин». Как мы знаем, это называлось в тогдашнем Рейхсвере «инструкторскими курсами», где обучали будущих штабных офицеров вопросам тактики и военной истории.

   Правда, по первой части нам известно, что Гудериан после 10-го ганноверского батальона служил в основном либо начальником отдела связи, либо при штабах. Со 2 августа 1914го по август 1939-го он всего лишь раз состоял на строевой должности. Причём этот этап у Гудериана тоже описан невнятно. Судите сами:

«Август 1917                Возвращение в 4-ю пехотную дивизию
  Сентябрь 1917              Командир II батальона  14-го пехотного полка».

   Но уже с октября 1917-го он «на штабной должности и в командовании армии «С» в Италии. То есть весь август 1917 года он просто числился при 4-й пехотной дивизии, получая соответствующее содержание, включая пайковые обмундировочные и квартирные, спросите вы?  Скорее всего, не так обстояло дело. Весь этот и последующие разы, когда в военной биографии Гудериана есть такие «белые места», он проходил подготовку и переподготовку в военных школах (училищах), что постоянно действовали в каждой воинской части Рейхсвера, начиная с полка. Обратитесь к первой части и посчитайте в главе «Шверпункты», сколько раз в послужном списке Гудериана присутствует размытая формулировка, где указан месяц и год, как этапы прохождения того или иного отрезка службы,  но нет конкретных чисел,  и вы увидите, что это удивительно совпадает с двумя записями в его послужном списке:

«1901-1903                Кадетский корпус, Карлсруэ
1903-1907                Военное училище Гросс-Лихтенфельд,Берлин   
Апрель-декабрь 1907                Военное училище, Мец».

       Скорее всего, такие этапы карьеры и являются этапами подготовки и переподготовки без отрыва от службы. Во всяком случае, так было принято при полковых, дивизионных и корпусных школах в Красной армии (прямо по немецкому образцу), чтобы командиры не теряли навыков службы. Жуков прошёл эти этапы, начиная с командира кавполка 7-й Самарской кавалерийской дивизии. Но учился он методам боя образца 1914-18 гг., как нам уже известно. Никакого освоения танкового боя, никакой моторизации, не говоря уже о применении танков совместно с кавалерией (кстати, по Триандафилову, о котором он так  лестно отзывается), тем более – о противотанковых средствах. Иными словами, несмотря на разработки военных теоретиков, по совместительству и практиков (Шапошников, как мы знаем, в 1927-м после службы в оперативном и разведывательном отделах, назначен командующим Ленинградским военным округом), кто-то усиленно тормозил реформы Красной армии в соответствии с требованиями времени. Как-то, оснащение её автотранспортом, создание бронетанковых и механизированных частей класса корпус и бригада. Но в то же время этот «кто-то», очевидно носивший острую бородку и пенсне, окружённый комиссарами в пыльных шлемах, ставшими из царских офицеров и даже рядовых всесильными краскомами, усиленно толкал лозунг «перманентной революция – в массы». Готовил вторжение 3-го корпуса Червонного казачества и 5-й Дальневосточной армии на помощь зарубежным пролетариям, дабы их коммунистические предводители успешно провели восстания в тылу. Для какой цели, надеемся, понятно.

   Иными словами, усилиями Троцкого и его кадров была создана, на взгляд авторов, «военная абракадабра» или «стратегическая химера». Армии, не имеющей современного вооружения и комплектования, даже по уровню последних сражений Великой войны безнадёжно отстающей от армий стран Антанты, предлагалось, во-первых, с ходу пройти Польшу, во-вторых, вторгнуться в Веймарскую республику. И везде одержать блестящие победы над врагом, которого, по сути, встретить не должна, так как армии Польши и опереточный рейхсвер должны, по мнению ЛьваДавидовича и Тухачевского, в массовом порядке обращать оружие против капиталистов. А поляки и жители Германии в тех же порядках – выходить на улицы и приветствовать красных конников цветами… При этом совершенно не учитывалась разруха в Стране Советов, обнищание советского народа дух партизанщины и откровенно блатные замашки ряда комдивов, не говоря о краскомах пониже. Имеется в виду А.Шмидт, что грозился отрезать шашкой И.В.Сталину жизненно важные органы в кремлёвском буфете, и иные прочие.

     По поводу А.Д.Шмидта, что командовал до Гая 7-й Самарской дивизией. Поначалу Жуков (или коллектив редакторов) пишет так: «…умница, свои мысли выражал кратко, но, к сожалению, не любил кропотливо работать». Но далее следует совсем другое: «Дела в дивизии заметно оживились, когда комдива А.Д.Шмидта сменил серб Данило Сердич, прославленный командир Первой конной армии. Д.Сердич сразу развил активную деятельность и сумел завоевать авторитет у командиров частей. Мне он понравился своей высокой требовательностью, беспокойной заботливостью о постоянном совершенствовании боевой и политической подготовки».

    Кроме того Шмидт уже тогда занимался тем, что совершенно недопустимо в военной среде. А именно: настраивал нижестоящих командиров против вышестоящих. Причём в этом ему помогали многие сторонники. В их числе вольно или невольно оказался сам Георгий Константинович. Он описывает, как   весной 1927 года к ним приехал С.М.Будённый, главный инспектор по кавалерии. Выслушав доклад Жукова, который представил ему своих помощников, он сделал ему замечание: «Это что-то не то». Его поддержал Тимошенко: «Не то, не то, Семён Михайлович. Нет культуры». Но не более того.

   Жуков смело спрашивает Будённого:

«- Какие будут указания?
   - А что вы предлагаете? – спрашивает в свою очередь Семён Михайлович.
    - Желательно, чтобы вы посмотрели, как живут и работают наши бойцы и командиры.
    - Хорошо, но прежде всего, хочу посмотреть, как кормите солдат».

(Само по себе интересно: Будённый употребил слово «солдат» применительно к красноармейцам или красным бойцам, как тогда было принято называть военнослужащих. Это было крамольно и в понимании троцкистов контрреволюционно, так же, как понятие «казак» и «офицер». Когда с середины 30-х Сталин стал называть красных командиров красными офицерами, это также возбудило нездоровое любопытство.)

Посмотрев кухню и отведав пищу из котла, будущий маршал СССР и командир Первой Конной остался всем доволен. Даже сделал запись в полковой книге. После чего тактично пошутил: «Ну, а теперь покажите нам лошадей полка». К сведению читателей: только после этого комполка Жуков дал сигнал полку «на выводку», что означало «стройся». То есть приехавшего главного красного кавалериста у ворот части поначалу встречал только он и его помощники. Что это означает, военному человеку объяснять не приходится. Во-первых, это грубейшее нарушение дисциплины, влекущее за собой самые серьёзные дисциплинарные взыскания, вплоть до понижения в звании и в должности. Во-вторых, именно так та или иная группировка в армии да и на гражданке даёт понять вышестоящему начальству, что оно «не ко двору». Причём происходит такое, когда «вояки» заручаются поддержкой «мохнатой лапы», что находится у руля власти. Повторимся, что в 1927-м был выслан из страны Советов Троцкий с домочадцами, предварительно проиграв Сталину и его сторонникам в политической борьбе. Начинаются беспорядки в Ленинграде, начальник политуправления РККА Антонов-Овсеенко призывает военных выступить против Политбюро и Сталина.

  Но дальше, по отъезду Будённого (он, кстати, остался довольным «выводкой» и объявил всем благодарность) происходит вот что:

  «…Через полчаса в полк приехал комдив Д.А.Шмидт. Я ему с исчерпывающей полнотой доложил всё, что было при посещении С.М. Будённого. Комдив улыбнувшись, сказал: «Надо было построить полк для встречи, сыграть встречный марш и громко кричать «ура», а вы встретили строго по уставу. Вот вам и реакция». Замполит полка Фролков сказал: «Выходит, что не живи по уставу, а живи так, как принято начальству. Непонятно для чего и для кого пишутся и издаются наши воинские уставы».

  Кстати, после того, как Будённый уехал, между помощниками Жукова состоялся примечательный разговор:

  «Посмотрев конский состав, Семён Михайлович поблагодарил красноармейцев за отличное содержание лошадей, сел в машину и сказал: «Поедем, Семён Константинович (Тимошенко – Авт.); к своим в Чонгарскую», - и уехал в 6-ю Чонгарскую дивизию. Когда машины ушли, мы молча смотрели друг на друга, а затем секретарь партбюро полка А.В.Щалаковский сказал: «А что же мы – чужие, что ли?» Фролков добавил: «Выходит, что так».

   Честно говоря, авторам не довёлось пока найти даже приблизительную копию Устава РККА, который был принят до 1927 года. Известно, что в нём допускалось много послаблений и вольностей. Как-то, нижестоящие могли обсуждать командира на комсомольских собраниях и требовать его смещения, а приказы, если считались явно контрреволюционными, могли вообще не исполняться. Что за этим кроется, догадайтесь сами. Однако существует множество фотографий, где Л.Троцкий, одетый в богатую шубу и меховую шапку, либо в щегольскую кожаную тужурку (неизвестно откуда взятые и где реквизированные) обходит со своими заместителями и своей личной охраной выстроенные во фрунт полки и дивизии. Сам держит руку под козырёк и того же требует от комсостава. И все, восторженно улыбаясь, это делают. Ни у кого не возникает вопросов по уставу ли это. Как такое понимать, дорогие товарищи? К тому же, нет ни одного снимка (по крайней мере, авторы не нашли), где бы парады любил принимать И.В.Сталин. К слову скажем, Сталин вообще не любил зрелищные мероприятия, а любил кровопотливую работу. Свои появления на трибуне Мавзолея в ходе многочисленных парадов также воспринимал как работу. Равно как и свои многочисленные портреты, памятники и бюсты. Стране нужен был символ, которым Сталин был всё это время. Надеемся, читателю понятно, что прежде до него символом и идеей был Троцкий-Бронштейн со своей «перманентной революцией». Опасный лозунг до того въелся в подкорку советского человека, что тот перестал воспринимать реальность, становился похож на большого ребёнка или прирученное животное. Чем это грозит для психологии масс и отдельного индивидуума, объяснять не приходится.

Интересно, что большую часть фрагмента, что был приведён выше, коллектив редакторов изъял из первой редакции «Воспоминаний и размышлений». Оставили лишь короткий диалог Жукова и Будённого насчёт осмотра части и эпизод «выводки» кавполка. Времена стояли брежневские, когда сталинизм больше не подвергался гонениям, а многое, в том числе репрессии 1937 –го и начала войны (о них пойдёт речь в следующей главе) также анализировались без хрущёвских шаблонов. Но кому-то такая точка зрения на «жертв» не подощла. Впоследствии Жуков признавал, что на него оказали давление и «рукопись наполовину не моя».

   А вот как обстояло дело у Гудериана:

«…В результате после трёх лет работы меня перевели обратно в военное министерство, в транспортное управление Труппенампта (военного отдела – Авт.) под командованием полковника Хальма (который стажировался при Военной Академии РККА – Авт.), позже – полковников Вегера и Кюне, являвшееся на тот момент частью оперативного управления. Моя должность была новой: я отвечал за перевозку солдат грузовиками. В общем это и были все возможности наших военных машин на тот период. Мои работы над темой вскоре вскрыли ряд проблем, возникающих при такого рода транспортировке. Да, действительно, французы , особенно во время Первой мировой войны, достигли на этом поприще больших успехов, например в Вердене, но они при этом осуществляли переброску войск за линией более или менее статичного фронта, когда не требовалась одновременная переброска всей дивизии…»

        Дальше Гудериан пишет о жарких спорах, так как чтобы в условиях современной войны перебрасывать всё имущество дивизий, включая транспортировка артиллерии и самих солдат, то машин  «потребовалось бы огромное количество». Здесь у офицеров Рейхсвера начинается расслоение на кавалеристов («лошадников») и приверженцев моторизации. Как известно, более или менее разумными окажутся фон Фрич и фон Бломберг, первый из которых окажется начальником возрождённого Генерального штаба, а второй военным министром уже при Гитлере. Но вплоть до 1928-го года в ходе учений солдаты Гудериана переносили на своих плечах тряпичные макеты на каркасах, изображающие танки.  Затем это уже были «макеты на колёсах, с мотором, из листового металла». Затем Гудериан едет с женой в Швецию, чтобы «увидеть там в действии последний немецкий танк, “LK –II”, и даже самому поуправлять им». Так он пытается втолковать читателю мотив данной командировки: «Мы приступили к систематической работе по изучению возможностей танка как отдельно действующей машины, возможностей танкового взвода, роты и батальона». Дальше им продвинуться не даёт начальство, прошедшее, как и они, «академическую выучку» (по Жукову), начиная с фанен-юнкера и фенриха при воинских частях. Так инспектор транспортных войск генерал Отто фон Штюльпнагель «запретил мне теоретизировать на тему бронетанковых соединений крупнее полка. По его мнению, танковые дивизии – это утопия».  Лишь в 1924 году благодаря Лутцу, у которого он служил в Штеттине на неопределённой должности при штабе, его назначают командиром 3-го Прусского моторизованного батальона в Берлине-Ланквитце. По сути, батальон лишь частично моторизован и представляет наполовину кавалерийскую часть усиленную «деревянной» артиллерией.

   Впрочем, дадим слово самому «танковому теоретику»:

   «…4-я рота была сформирована на базе эскадрона 3-го конно-транспортного батальона. Как только я заступил на должность, полковник Лутц помог мне с переоснащением: 1-я рота получила разведывательные бронеавтомобили, а 4-я – мотоциклы, так что вместе они составили  ядро разведывательного батальона бронетехники. 2-я рота получила муляжи танков, а 3-я, на Нейссе, была реорганизована в противотанковую, причём в роли вооружения на этот раз выступали муляжи – деревянные орудия. 1-я рота обладали настоящими старыми бронемашинами, дозволенными нам по условиям Версальского договора, но во избежание износа на учениях мы использовали муляжи. Только мотоциклетная рота пользовалась реальной техникой и была вооружена пулемётами».