1984 г 6 сентября. Пусть приходят убогие

        Вчера не бегал. Сегодня преодолел ту же дистанцию за 50 минут.
День чудесный, даже ветерка нет. Вчера после обеда включил 297 станок, у которого выбило автомат от повышенного напряжения — на обед многие станки выключаются, кроме моих, и чувствительные приборы реагируют на повышенное напряжение, выключаются.

Через две минуты подошел к этому станку проверить размер и увидел странную картину:  фреза подведена, льется охлаждение, но фреза не вращается, словно слетели приводные ремни, или же фреза уперлась в опору,  но в этих станках нет приводных ремней.

Отвел фрезу и увидел, что несколько зубьев сломано, то есть которыми фреза воткнулась в опору. Концевик выключателя сдвинут выше положенного, кто-то оставил риску на планке. Выходит, кто-то из наших, придя после ужина, увидел, что станок выключился, передвинул концевик, зная, что я приду и включу, сделав это, сел вместе со всеми играть в карты.

Я вспомнил, что точно так же был передвинут концевик на 301-ом, когда пришел во вторую смену — станок стоял, я его включил и он врезался в опору. И Ярушин сказал, что и у него два раза были такие случаи.

Кто же мог сделать такую пакость? Только тот, у кого в кармане ключ на 12, а таких всего двое, Мальков и Мыльцин. Мальков наладчик, ему нет смысла себе пакостить. А Мыльцин и по складу характера способен на такое. Сегодня заговорил с Ярушиным про этот случай и подсел Мыльцин. Услышал наш разговор и спросил:

— А что такое?

Мы не ответили и продолжали говорить, обсуждать, по виду Коли я видел, что он думает на Мыльцина, и он сказал:

— Не будем показывать пальцами.

Мыльцин сидел молча, не вмешиваясь, и вид у него, был настороженный, словно у пойманного на месте преступления. Я всё больше убеждаюсь, что это он.
Сегодня перед обедом подошел к Ярушину и сказал, что на 38-ом идет полоса, хотя и сменил две фрезы.

— Надо проверить, - сказал он.

После обеда он установил, что на валу биение семь соток и заменил вал. Полоса исчезла на той же фрезе. И я вспомнил, как Кумпяк беспомощно разводил руками, когда я бил тревогу, что на многих станках идет полоса, и размер, поэтому не держится. Тогда я думал, что виновата плохая заточка фрез и добивался, чтобы их правильно затачивали, и менял их одну за другой, и скоро фрез совсем не стало.

Кумпяк говорил, что ничего нельзя сделать, мол, надо терпеть и работать такими фрезами. То ли он, в самом деле, не знал причину? Но мне почему-то кажется, что он знал, но намеренно не говорил. Я за ним и раньше наблюдал, что он старается, хоть чем-то, но навредить производству, то старается восстановить рабочего против администрации, против порядков, против мастеров, против всего. И это удивляло, коммунист и так поступает. Я не мог понять, почему он так поступает, что им движет? Но откровенного разговора у меня с ним никогда не было, и я так ничего и не узнал.

Сейчас я решил провести расследование. Узнал, что Мальков не ходил на ужин — в этот день была проф. конференция, и у них был свой ужин с пивом. И он сказал, что первыми пришли Бычков и Мыльцин. Не надо обладать дедуктивным методом, чтобы догадаться, кто это сделал? Госсман слушал мои расспросы и сказал:

— Да, от него можно это ожидать. Интересно, в той смене были такие случаи?

Через несколько дней он спросил про это у Горшунова и Дадаева, но те ответили, что в их смене такого не наблюдалось, значит, проделывают только в нашей смене. И в тот день у Костина был отгул, а на него я бы подумал в первую очередь, потому что он мне завидует, и всегда настроен против меня, потому что я не хочу мириться с плохой работой, всегда указываю мастеру на эти случаи. Костин считает, что нужно покрывать друг друга, а кто так не делает, тот плохой человек. В тот день Костин отмечал "девять дней" смерти отца.

7 сентября. Перед ужином обнаружил, что на 297 снова поднята планка, но не настолько, чтобы врезаться в опору, не хватало каких-то сотых миллиметра. Позвал Ярушина. Он проговорил:

— Может быть, сама сдвинулась?

Он несколько раз ударил молотком по планке, но она не сдвинулась ни на миллиметр, лишь с усилием ключа удалось отвернуть болт и только тогда передвинуть планку. И Мыльцин сегодня не работает! Это даже на некоторое время обескуражило. Не он? А если он сделал хитрый ход? Вчера после смены передвинул планку, зная, что я приду во вторую смену и обнаружу, а его-то и нет  на работе, и этим отведет от себя подозрение. Сплошной детектив!

И сегодня пробегал 50 мин. Самочувствие намного лучше, чем обычно, погода теплая до +25. Но вечером прошел дождь, и резко похолодало до +8.

Утром в субботу встал раньше обычного — на работу не идти, можно бы и выспаться. Побегал на пять минут дольше, чем всю эту неделю, то есть 55 минут. Выпил чашку чая и поехал в Старый город за сухим кормом для рыб, но и на этот раз его не было. В этом году еще ни разу не удалось купить сухой корм. Зашел в магазин пластинок, но ничего хорошего не было, ушел с пустыми руками. В книжном  — удалось купить "ПСИХОЛОГИЯ В управлении". Завтра снова на работу.

Комаров сказал, что Жегалин и Сорокин высказали предположение, что я и другие, которым выписывают много денег, делятся с мастером. Я сказал, Комарову, чтобы он не обращал на это внимания, мол, они и раньше мне завидовали, девять лет назад, в первый год моей работы,  Жегалин и Лысков написали на моем расчетном листке хулиганское: «За какого ***?»

Это за то, что мастер выписал мне премию в десять рублей. И когда я, поочередно спрашивал, почему он это написал, то каждый сваливал на другого. И вот, опять черная зависть не дает им спокойно жить. Несмотря на то, что и их не обходят. И я им ничего плохого не делал никогда. Хотя мне многие рассказывали, что Жегалин целую неделю не выходил на работу, а Горшунов проставлял ему дни.

И только тогда, когда пришла жена Жегалина и принялась их ругать за то, что они покрывают его, а он прогуливает и пьянствует, а они и мер никаких не принимают, только тогда они проставили один день прогула, и снизили разряд на три месяца. Он часто пьет,  несмотря на то, что деньги все приносит домой, а это говорит, о том, что он ворует детали, или же продает детали прямо на рабочем месте. Поймать на месте преступления невозможно, так как он бригадир и всегда может отговориться, что прятал детали от воров, а это иногда он тоже проделывает, и никто не знает, так это или не так?

Горшунов подружился с Жегалиным, тот помогал ему покупать цветной телевизор, который через два месяца испортился. Непонятно, что они нашли общего? Можно лишь догадываться: на безрыбье и рак рыба. Горшунова все в бригаде ненавидят, а Виталию нужен покровитель, который бы покрывал его грехи.

Комаров тоже настроен против Горшунова, постоянно уличает его во всех грехах, лени, некомпетентности, неспособности, но с того, как с гуся вода. Ещё ни одного мастера не уволили за такие качества. Мастеров не хватает, поэтому даже такие держаться. Комаров несколько раз пытался перевестись, но его не отпускают, и каждый раз он рьяно пытается навести порядок. Хочет устроиться по-совместительству, не хватает денег. Меня попросил взять справку в бухгалтерии. Не нравится мне это, но и отказать не могу, так как он не цепляется за каждый рубль, как Твердохлебов, и дает  заработать.

14 сентября взял две оправы в аптеке. Две — от жадности, так как хороших оправ нигде нет, а с черного хода — пожалуйста. Со мной поехали Власта и Анжела. От аптеки прошли на конечную "двойки". Сел у окна — находился за день.

На автостанции подсела женщина, и скоро автобус забился. Рядом стоял ученик второго класса с футляром скрипки, он всё норовил засунуть в рот голову пластмассовой фигурки и мусолил, как младенец соску. Молодая мать нестрого делала замечание и отстраняла рукой. Он резонно возразил:

— Но она же чистая!

Тем временем, мать разговорилась со  знакомым о своем сыне, с которым сейчас ездила в муз. Школу, и он получил первую двойку по поведению. Почему-то двойка обеих не огорчала, а даже забавляла. Мальчик даже был доволен, и, задрав голову похвастался этим обстоятельством, мол, вот как, первая, будут и последующие, мне ничего не стоит. И сиял, на удивление, белыми и ровными зубками. Это его очень красило. Я ожидал увидеть кривые зубы, видя его привычку, мусолить во рту игрушки.

Он держался раскованно, и чувствовалось, что избалован. Вероятно, единственный, коль мать имеет такую возможность — присутствовать на уроках сына. Моя соседка хотела что-то сказать мальчику, но удержалась, вспомнив, что перед этим с ним заговорил пожилой мужчина, и был удостоен мимолетного, равнодушного взгляда, ни слова в ответ, словно ничего и не слышал, как от пустой скамьи. На следующей остановке они вышли.

На улице шел дождь, стекла моих новых очков были забрызганы, и я снял, чтобы протереть, но платок нельзя достать, не потревожив соседку, и я снова надел очки, полюбовавшись красивой оправой. На остановках автобус тормозил, и дождевые капли по инерции резво сбегали вниз потоком на мой рукав, и скоро почувствовал, что он сыреет. Левую руку просунул между окном и пиджаком, чтобы по руке стекали капли.

— Нам лучше пересесть, я в плаще, — доброжелательно сказала соседка.
— Ничего, — коротко ответил я и подумал, что одна произнесенная  фраза говорит о многом.

Её левая рука лежала на поручне переднего сидения, и я видел часы с красивым металлическим браслетом из отшлифованных четырехгранников, очень оригинальный, в магазинах подобных не увидишь, тем более с красивой надписью "Тольятти". И я спросил:

— Откуда у вас такой красивый браслет?

Женщина была очень довольна моим вопросом. Возможно, специально выставила свою руку, чтобы все видели. Она долго рассказывала, что ей сделали по заказу на металлургическом производстве тамошние умельцы в обмен на один рецепт.

— Вы врач?
— Нет, просто я смогла достать этот рецепт. Сейчас я заказала такие же мужу, но не знаю, во что это мне обойдется? Рецепт я уже не смогу достать. Уж лучше бы он пил.

— Ну, зачем же? Это хуже всего, — не понял я её.
— Этим он безвозвратно губит не только себя, но и окружающих.   
— Я понял, — сказал я, догадавшись, что она имела в виду рецепт на наркотики, и удивился, как не боится рассказывать об этом первому встречному, то ли по мне видно, что не принадлежу к карательным органам, не пойду закладывать незнакомку. Мы проехали полпути, и я сказал про статью в "Литературке", про хищения на ВАЗе.

— Я знаю таких. Действительно, живут, как короли. Моя знакомая говорит, сменю это золото, куплю бриллианты. И знакомые у них такие же: ты мне — я тебе. Но у них вечный страх.  Однажды пришли к ним на день рождения, а дверь на замке. Подождали некоторое время и я оставила записку: "Пусть тебе будет хуже".  Она потом встретила меня и извинилась: Извини Люда, мы вынуждены были скрываться. Уж лучше пусть у меня будет такой браслет, чем так дрожать.

— Но не все попадаются. Многие живут, и ничего.
— Нет, я их знаю. К ним ходят, так сказать, цвет города, и все боятся.

Потом она начала говорить, что в детстве и юности была очень застенчива, плакала от любого грубого слова.
— И как же вам удалось перемениться?   
— Взяла себя в руки, поняла, что нельзя быть такой. Сейчас и сама могу сказать такое, что может обидеть другого. Я вас совсем заговорила.

Она вышла на остановку раньше меня. Я так и не понял причину её откровенности. Но родился рассказ «В дождь».

20 сентября. У Бычкова родился сын. Казалось бы, ничем не примечательный факт, рядовое событие, если не знать, что его жена Лена перенесла несколько выкидышей, можно позавидовать их упорству. Они женаты лет шесть. Я не верил, что у них что-то получиться. Как-то весной, без задней мысли спросил его, почему он не получает квартиру. Он ответил:

— Зачем мне однокомнатная? Подожду двухкомнатную.

Тогда я понял, что Лена забеременела, и удивился его смелости и уверенности. Другой бы на его месте не стал так категорично говорить, или смолчал, чтобы не искушать судьбу, все-таки, есть печальный опыт. Но, видимо, они были крепко уверены.

В июне видел Лену с большим животом, совсем не подурневшую, сохранившую привлекательность, особенно трогает тонкая шея, как у Нефертити. На её лице не было ни тени беспокойства, ей уступили место и она села у окна. Что ж, они заслужили, чтобы судьба вознаградила за столько лет ожиданий.

От бригады собрали по рублю – 31 р, и отдали ему, он пригласил к себе бригаду, пришло одиннадцать человек, и два дня гудели.  Я не ходил.   
В бригаду приняли новенькую, тоже Лена, 17 лет, на два года старше Лады. Фатхутдинова у нее наставницей, рассказывала, что Лена сущий ребенок и с ней приходится нянчиться, как ни с одной другой новенькой, то капризно начинает ныть:

«Надь, мне не хочется измерять каждую деталь, я не успею норму сделать».

Когда протяжка сломалась —  радовалась: «Как хорошо — деталей нет, можно посидеть».

С Надей говорила, что обеспокоена: до сих пор никого не полюбила, и что парни женятся на тех, кто уступает, уходят к более уступчивым.

— Дурочка, они получат своё, а женятся на других.

Она миловидна, как все девочки в ее возрасте. Пришла на завод, чтобы заработать на дорогие вещи, у нее уже есть несколько джинсов, но нет меховой шапки, шубы. Хочет не отставать от других.

 И невольно думается, а как мои? Тоже будут страдать из-за вещей? В свое время я, если не страдал, то стеснялся, что одет хуже всех. Это мешало приглашать тех, кто нравился. Невольно был стеснительным, не мог пригласить на свидание, и было даже такое, когда назначал свидание и малодушно не приходил из-за того, что в кармане не было денег даже на автобусный билет.

В три часа, когда собирался на работу, наткнулся в кармане пиджака на акт, и   вспомнил, что намеревался выйти пораньше, чтобы без волокиты и очереди получить новые ботинки взамен пришедших в негодность, несмотря на то, что получил месяц назад. И вот, зачитался. Я заторопился, может быть, удастся поменять, если не будет очереди. Но за ста метров увидел возле окошечка толпу и понял, что можно возвращаться, времени не остается на очередь. Но продолжал идти, может быть, для того, чтобы спросить, есть ли ботинки, тогда в понедельник можно будет получить.

К удивлению, увидел, что вся толпа стоит возле соседнего окна, а возле моего, всего два человека, один из них Даудов. Он поздоровался первый. Почему-то, встречаясь в бригаде, он никогда не здоровается. Кладовщица нашла его карточку и попросила показать списанный ботинок. Он снял с ноги туфлю.

— Мне нужны ботинки, а не туфли из "Руси", — сказала приёмщица.

«Я уже их выбросил».

Пришлось ему вернуться за ботинками. У меня тоже не было ботинок, и я попросил оставить у себя мой пропуск, пока схожу за ботинками, но она не поверила, мол, ботинки августовские, не мог я так быстро порвать. Пришлось бежать в раздевалку, чтобы не прошло много времени, и она не успела забыть про меня, то есть чтобы очередь, образовавшаяся после меня, пропустила, поверила, что я уже был здесь, а не лезу без очереди. Когда отдал ботинки, выдала новые без единого слова.

Сдавал я легкие ботинки, уже который раз их получаю, но они выдерживают не больше месяца, а некоторые расползаются через три дня. Хорошо, что принимают по акту и дают новые.

продолжение: http://www.proza.ru/2015/06/28/806


Рецензии