Клон-3 или в лабиринтах любви часть 6

 ФАНФИК по сериалу
ЧАСТЬ 6 

Глава 1. Малыш Шандиньо и Лео. Помощь Лео.

В доме Лукаса и Жади разгоралась ссора, первая серьезная ссора за прожитые в браке годы. И это было серьезно, потому что никто из них не собирался уступать.
Если раньше и Жади и Лукас старались как-то сгладить ситуацию, когда между ними возникали недоразумения, то теперь каждый отстаивал свою позицию. Жади уступать не желала.
- Лукас, я ни за что не соглашусь. Чтобы у моего сына даже каплю крови на анализ взяли!
- Но что в этом такого, Жади? Это совершенно безопасно!
- Лукас, я не позволю рисковать здоровьем Пьетро!
- Жади, в чем ты видишь риск? Анализ – это всего лишь анализ!
- Вот как? Но для чего тогда сдавать кровь на исследование, если мой сын всё равно не станет донором?- вызывающе спросила Жади.
Лукас на мгновенье растерялся, но потом нашел нужный аргумент:
- Для того, чтобы и у Пьетро исключить подобное заболевание! Шандиньо – мой внук, а  Пьетро - сын. У обоих мальчиков есть такая же родинка, как и у меня. Жади, нельзя исключать, что и у нашего сына могут однажды возникнуть подобные проблемы!
Кажется. Жади не приходила в голову такая мысль. Она, перестав метаться по комнате, остановилась, прикрыв пальцами губы.
- Лукас, ты думаешь…?
-Почему бы и нет, Жади? Если в нашей семье в нескольких поколениях появляется угроза заболевания раком, то возможно всё. Рак – коварная вещь.
- Но ты говорил, Лукас, что рак передается в вашей семье по женской линии! мать Пьетро - я, я,  а не Мэл!
- Но что, если произошла мутация гена? Тогда и наш сын – в зоне риска, - уговаривал жену Лукас.
- Дорогой, почему-то мне кажется, что ты лукавишь? Может быть, ты не хочешь, чтобы Лео стал донором твоего внука? И поэтому ищешь любой выход и объяснение. Ты даже собственным сыном готов рискнуть!
- Нет, Жади, это не так! Но, говоря о Лео, ты права. Я не желаю, чтобы в моем внуке текла кровь Лео! Лео – клон, созданный Альбьери, и ещё неизвестно, какие будут последствия!
- Лукас, что за глупости? Какой клон? Это же всё выдумки доктора Альбьери, который не хотел делить твоего брата с твоим отцом! Я понимаю, что в его фантазии могли поверить Зорайдэ и дядя Али. Зорайдэ считает, что Альбьери – колдун, который может превратить её в козу или в жабу. Но ты же образованный человек! Как ты можешь верить в подобное?
Лукасу  стало смешно.
- Жади. Клонирование – не сказка. Это уже реальность, прорыв в современной науке. Неужели ты никогда не слышала про овечку Долли, созданную учеными в Англии? Лео – это «овечка Долли», только в человеческом варианте.
- Нет, Лукас, в тебе говорит неприязнь к брату. Но ответь мне: если бы, и правда, заболел наш сын – не дай Аллах, конечно – а Лео был бы единственным, кто мог спасти Пьетро, неужели ты отказался бы от его помощи?
Они долго спорили и доказывали друг другу  свою правоту, во что каждый из них свято верил, стараясь взаимно разубедить один другого в обратном. Но спор так ни к чему и не привел. Жади категорически была против того, чтобы рисковать здоровьем сына. А Лукас так и не признал, что к Лео необходимо обратиться за помощью.
С испорченным настроением Лукас собрал у себя в кабинете бумаги, взял ноутбук, вызвал водителя и отправился в офис.
А Жади долго стояла у окна, обнимая себя за плечи, наблюдая, как Лукас, даже не оглянувшись на окно её комнаты, садится в машину, чтобы сбежать от собственной семьи.
- Я уверена, что на Лукаса так подействовало появление Маизы,  которой  никак не дает покоя наше с Лукасом счастье. Ведь мы всё ещё вместе, вопреки её предсказаниям.
Жади усмехнулась, вспомнив рассказ Лукаса о том, как  Маиза уверяла его, что любовь их закончится сразу, как только он с Жади станут жить вместе. Об этом же говорил ей и Саид. Но их любовь выдержала испытание. Прождавшие 20 лет своей очереди на счастье, они не могли упустить его из-за какой-то мелочи, расстаться из-за ерунды… Поэтому Жади всегда пыталась понять мужа, поставив себя на его место, припоминая его менталитет. Но и Лукас тоже старался разобраться прежде, чем ссориться.
- Только Маизе могло прийти в голову предложить, чтобы из Пьетро сделали донора. Но она ведь знала, что я ни за что не отдам своего сына, не позволю им рисковать. Ни   за что не соглашусь. И просчитала, к чему это приведет.
На душе у Жади стало тяжело и неприятно. Да. Любовь всё ещё жила в их сердцах. Но отношения несколько притупились. Обыденность как пленка на поверхности воды затягивала их отношения, из которых почти ушла трепетность, с которой он стремились друг к другу через все преграды. Им казалось теперь, что потерять друг друга – немыслимо,  просто невозможно. А между тем – это было весьма опасное заблуждение.
- Мы живем сейчас обычной жизнью. И теперь все преграды – невидимые. Их как бы нет, но в любой момент можно споткнуться и больно удариться. Лукас не понимает, какую боль причиняет мне, когда в угоду Мэл и Маизе предлагает сына отдать им донором.
Жади втянула в себя воздух и задержала дыхание, чтобы успокоиться. Она отодвинулась от стекла,  отступила, сделав шаг назад от окна.
«Главное – не поддаваться уловкам Маизы. Почему-то мне кажется. что она снова хочет войти в нашу жизнь, поссорив меня с Лукасом. Больше не стану упоминать ни о донорстве, ни о Пьетро и сыне Мэл, вообще – ни о чем, что может быть связано с этой темой!» - идя из зала в столовую, дала себе слово Жади.
«Пусть они сами решают свои проблемы. Конечно, сын Мэл – это внук Лукаса, но в семье Феррасов есть и более разумные люди. Например,  синьор Леонидас признаёт в Лео сына, он не будет против, чтобы его младший сын помог внуку. Лео может стать донором. Для крепкого молодого мужчины это не опасно. Синьор Леонидас вовсе не против, а Лео, я надеюсь, не откажется помочь сыну родной племянницы.
Жади спустилась на кухню. достала джезву и банку с кофейными зёрнами и заварила кофе – так, как это делают здесь, в Бразилии. Выпила несколько крохотных чашечек, и её это успокоило.
«Аллах не допустит, чтобы с моим сыном что-нибудь случилось. А Лео спасёт сына Мэл! И мальчик обязательно выздоровеет! Иншалла!» - так решила она для себя.
После этого Жади зашла в свою комнату, переоделась в легкие бриджи и топик, завязала волосы в высокий «хвост» и, захватив инструменты, вышла в сад, где собралась заняться розами. Ещё накануне она заметила одну странность: в том ряду, где обычно росли кусты белых роз, появился незнакомый куст с необычными бутонами. Конечно, растение не могло вырасти само, нет, этого не могло быть. Но, видимо, садовнику по ошибке попался черенок розы, которую Жади не выбирала ни по каталогу, ни по совету садовника. И вот теперь между белоснежными бутонами осенних роз появились небольшого размера цветки с черными лепестками. Низкорослый куст розы с некрупными цветами…
Жади подошла поближе, чтобы рассмотреть неожиданного  обитателя в  цветнике.
- Нет, лепестки не совсем черные, - решила она, срезав один цветок и рассматривая его со всех сторон.
Она поднесла розовый бутон близко к глазам. Ей показалось, что цвет розы напоминает запекшуюся кровь, которая кажется с первого взгляда чёрной.
- И всё-таки странно, что подобный цветок появился в моем саду, – подумала Жади, ощутив какое-то странное беспокойство.- Надо сказать садовнику, чтобы впредь был внимательнее.
Женщина не могла объяснить, отчего ей так не понравился розовый куст с оригинальными цветами. Но ей стало не по себе. Какое-то чувство тревоги шевельнулось в душе.
- Неужели Лукас прав, и наш сын может заболеть так же, как и сын Шандиньо? Аллах! Только не это! И как там моя Хадижа? Не пора ли мне воспользоваться возможностью позвонить ей на тот телефон, который я подарила ей для связи, правда, только в непредвиденных ситуациях. Но как иначе мне узнать, как она устроилась? Если я и дальше ничего не буду знать о дочери, то просто сойду с ума!
Да…, если бы Жади  стало известно, что в это же время в саду нового дома Хадижи выросли такие же черные розы, то она не смогла бы не поверить в мистическое совпадение, и пришла бы в ужас!
Но Жади не знала об этом, поэтому, забыв о недоразумении с цветами,  она обошла сад, срезала несколько понравившихся ей бутонов и остановилась возле качелей, которые установили по приказу Лукаса для их сына. Место было выбрано удачно: под пальмами возле бассейна. Пьетро как раз сидел в качели, держась одной рукой за сидение, а другой гладил собаку, мотавшую лохматой головой и уворачивающуюся от рук маленького хозяина.
Жади невольно присмотрелась к сыну: мальчик не был бледен или подавлен. Он, дружески толкнув пса, весело засмеялся. А затем оттолкнулся ножкой от земли. И качели пришли в движение.
- Мама, покачай! – попросил Пьетро, и Жади толкнула качели, которые взлетели вверх, а затем двинулись вниз, и опять – вверх- вниз- вверх… Сын смеялся, длинноухая собака весело подпрыгивала и громко лаяла, когда мальчик взлетал вверх… Рядом стояла няня и что-то радостно рассказывала Жади, которая не слышала почти ни одного слова, занятая своими мыслями.
- Значит, всё в порядке? – у жены Лукаса отлегло от сердца.
- Да, Дона Жади. Всё хорошо.
- Ладно, погуляйте ещё, пока жара не наступила. Осень осенью, но днем ещё припекает.
Она улыбнулась и пошла в дом, прижимая к груди букет роз. Нет, с сыном всё будет в порядке! А то, что внуку Лукаса так не повезло… что же, но ведь каждый человек должен быть ответственным за собственные поступки. Надо думать, что делаешь, и как твоё поведение отразится в будущем на тебе самом и твоих близких! А Мэл в юности делала всё только назло: начала принимать наркотики, потом так увязла в этом, что едва смогла спастись от гибели. Сколько она принесла несчастий своей семье! А теперь страдает её сын, физически страдает из-за глупости матери.
«Это наказание для Мэл за необдуманность, за слабость характера», – думала Жади, ставя букет роз в вазу на столике возле постели. Она попыталась вспомнить, что именно в подобных случаях говорит Зорайдэ. Или что сказал бы дядя Али? Но в голову так и не пришло ни одной пословицы, ни одной народной мудрости.
- Как же я хочу снова увидеться с Зорайдэ! Она только–только улетела, а я уже скучаю по ней. Как давно я не была в Марокко! – печально подумалось женщине.
…Лукас вернулся из офиса поздно вечером. Разговор как-то не складывался, и Жади предпочла уйти в комнату сына, который осваивал новую игру, подаренную не так давно Иветти.
Спать Жади легла поздно, нисколько уже не удивившись, что Лукас  не стал ждать её, даже не заглянув в комнату сына, чтобы пожелать ему доброй ночи. Лукас спал, беспокойно метаясь во сне. Жади долго наблюдала за любимым мужчиной, сидя рядом в постели, обхватив руками колени. И вдруг ей показалось, что над их счастьем нависла какая-то опасность. Пока неведомая, но уже ощутимая. «Неужели снова придется бороться за наше с Лукасом счастье? Стоило появиться Маизе… « - с тревогой подумала она. Но ведь Маиза теперь не соперница, уж это Жади знала точно.

*** Шанди вышел из автомобиля, который припарковал возле бара матери, и торопливо вошел в её заведение. Было раннее утро, и бар пока не был открыт для посетителей. Но Базилио был уже на месте. Казалось, он и жил здесь же – в подсобке. (И это было почти правдой: дона Жура иногда позволяла парню остаться, чтобы  переночевать на узкой неудобной лавке, скрытой стойкой бара, когда в Рио бушевала непогода, или когда Базилио допоздна задерживался в баре, а возвращаться в такое время в фавелу было рискованно, особенно для такого трусишки, как Базилио).
- Привет, Шанди! – потряс в воздухе свежим полотенцем работник доны Журы.
- Привет, Базилио! Как дела? Ещё не женился? – пошутил Шанди.
- Нормально – дела! Жениться? Ну уж нет, ещё чего!
Шанди покосился на огромного рыжего кота, жадно поедавшего из поставленной на пол миски остатки пирожков с треской, подлитых молоком. Кот тоже поднял на сына хозяйки наглые желтые глаза и несколько мгновений изучающее смотрел на него как на незнакомца. Но, вероятно, пришел к выводу, что пришелец не представляет опасности, и продолжил завтрак.
- Так вот какой любимец появился у матери! – заметил Шанди.
- Да! Дона Жура его сначала убить была готова. Потом никак не могла поймать кота, но теперь, Шанди, твоя мать без него жить не может. И заботится о нем как о сыне. Вот видишь: все объедки со столов мне приказано в миску  складывать и кормить ими кота.
- Не передергивай, Базилио. Когда это меня мать объедками кормила? – сказал Шанди, прекрасно понимая, что именно  имел в виду неловкий Базилио.
- Нет, Шанди, я вовсе не хоте сказать, то тебя кормили объедками.
- Да понял я, понял! – шутливо улыбнувшись, махнул рукой. Шанди и взлетел вверх по лестнице, где на втором этаже находилась квартира Журы.
… После того, как Шанди рассказал матери о событиях в семье, последовала бурная реакция доны Журы. Она так разрыдалась что сын с трудом смог успокоить мать, призвав Базилио, бывшего начеку под дверью, принести стакан воды.
- Уйди, сплетник! – выпив воды, отмахнулась от него дона Жура.
 Подождав, когда парнишка выйдет и спустится по лестнице, она сказала:
- Шанди, так всё-таки есть надежда, есть шанс на выздоровление?
- Да, мама, есть! Но только если брат Лукаса – Лео – согласится стать сначала донором крови, а затем и донором костного мозга.
- Так в чем дело? Он отказывается, что ли?
- Нет, вроде бы не отказывается. Но мы ещё не знаем этого точно. Мама, ты же знаешь, что этот парень всё время куда-то пропадает. Вот и теперь отыскать его – наша главная задача.
- Лео? Это какой Лео? Сын Деузы и Эдвалду? Эд?
- Да, ты его знаешь. Он сын Деузы и синьора Леонидаса, и это Брат Лукаса – отца Мэл.
- Эд? Ты назвал его Лео, и я сразу не сообразила, о ком идет речь. Так в чем дело? У Деузы можно узнать, где сейчас её сын!
- Вот за этим я и приехал – узнать, не видно ли его было здесь в последнее время?
- Нет, я его не видела. Но ты знаешь, он ведь, и правда, какой-то странный парень. Он одно время считался пропавшим. Но вернулся года два назад. Деуза говорила мне, что сын живет сейчас в Сан-Паулу. Это точно. Но что с ним, кем и как он устроился – не знаю. А тот старик, который скитался с ним в Африке в пустыне, тот живет здесь, в Рио, и сын Деузы часто бывает у него. Да каждый раз, когда приезжает в Рио-де-Жанейро навестить мать и бабку с теткой, всегда ходит и к нему. Деузе это так не нравится!
- Да, это ты про синьора Альбьери говоришь? Насколько я знаю, он чем-то провинился перед синьором Леонидасом, дедом Мэл, его не только не любит дона Деуза, но и синьор Леонидас не может ему простить, что доктор Альбьери столько лет знал о рождении сына у Деузы и молчал, скрывал существование мальчика.
- Странная история, так ведь, Шанди? Как Деуза смогла родить сына от намораду собственной подруги? Это предательство – крутить роман за спиной близкой подруги да ещё родить от него сына!
- Там не всё так просто, мама. Но дона Иветти простила Деузу, они снова близкие подруги, Деуза бывает в доме синьора Леонидаса, но к нему теперь и близко не подходит.
- Сынок, вот какие у богатых странные обычаи. Да такую подругу надо гнать прочь от дома, а её простили и принимают в гостях.
- Но ведь она мать сына хозяина дома, тут уж ничего не поделаешь. Дона Иветти, видимо, не только добрая, но и мудрая женщина.
- Хитрая она женщина. И правильно! Соперницу, пусть и бывшую, но родившую ребенка от твоего мужа, нужно держать на глазах.
Шанди горько усмехнулся над тем, как извращаются сплетнями события, которые происходят на самом деле совершенно иначе.
- Всё у них не так, мама. Не знаю, что между ними происходит. Но это и не важно.  Главное – узнать. где сейчас сын доны Деузы.
- Неужели его нельзя никак найти? Сынок, я сама схожу к Деузе и всё узнаю.
- И это ещё не всё. Дело вот в чем…
И Шанди поделился с матерью тем, что Лукас не желает, чтобы донором его внука становился Лео. А Жади наотрез отказалась проверить своего сына у врача, а тем более – помогать внуку Лукаса, если бы даже кровь Пьетро подошла Шандиньо, и сын Жади мог бы стать донором для сына Мэл…
- Дело не в ребенке, мама. А в принципе. Дона Жади не хочет помочь нашему сыну. И синьор Лукас тоже, но каждый по своим причинам. А Мэл винит их обоих – во всём, и в том, что они развалили её семью ради своей любви, и в том, что они испортили и её детство, и юность, они – причина её наркомании.
- Ну нет, Шанди, сколько семейных пар разваливается. И что? Так все и начинают скатываться в наркотики? Нет, пусть твоя жена в этом винит только себя. Ни её отец, ни дона Жади ей в рот наркотики не клали, насильно не кололи ничего. Уж в приеме наркотиков Мэл пусть винит собственную глупую голову! Но Жади… Нет, как она могла отказаться помочь моему внуку? Латифа – её сестра, но она не такая! Она бы посочувствовала и помогла!
- Но что поделаешь, мама?
Дона Жура снова зарыдала, не в силах и дальше сдерживаться:
- Мой внучек. Шандиньо! Я так и знала, что с такой матерью как Мэл, ничего доброго не выйдет!
- Мама! – с упреком произнес Шанди.
- Что – мама? Разве я не права? – сквозь слезы спросила дона Жура, вслепую пытаясь найти носовой платок в необъятном кармане своего очередного сарафана в цветочек.
- Не плачь так, мама. Я рассказал тебе о сыне, чтобы ты знала правду. И… может быть, тебе что-то известно о Деузе и Лео? Ты сказала, что он не появлялся в Сан-Криштоване?
- Нет. Шанди! Я его очень давно не видела. Здесь он не появлялся. Да и с чего бы ему здесь бывать? Муж Деузы, Эдвалду, уже лет пять, как съехал со своим ателье из дома доны Одетти. А дона Одетти с Карлой живут теперь в престижном районе Персинау, здесь появляются  редко.
- Я знаю про Карлу и дону Одетти. Карла родила сына от отца подруги Мэл. Мама, ты помнишь Телминью? Вот теперь сын Карлы – брат этой девушки. Но я тебе давно и уже несколько раз эту историю рассказывал.
- Да, я помню. Но Карла до беременности крутила роман и с Эдом, т.е. с Лео. Может быть, она что-то знает о нем?
- Нет, я так не думаю. Но не знаешь ли ты точного адреса Деузы?
- Постой-ка. Деуза приходит сюда, поэтому я только понаслышке знаю. где она живет. Но Деуза общается с доной Ноэмией. Ноэмия точно должна знать. И как я слышала, Деуза никуда не переезжала за эти годы, потому что ждала возвращения Лео. Когда он пропал, она так боялась, что если они с Эдвалду переедут, а Лео вернется, то не сможет их найти. И они никогда больше не встретятся.
- Я хотел бы лично поговорить с Эдом, т.е. с Лео. Давно не виделся с ним,  и плохо его помню. Но он вроде бы хороший парень.
- Да, парень хороший. Но со странностями…
- Какими странностями? – удивился, наконец, Шанди, услышав эту фразу от матери второй раз за разговор.
- Я не могу тебе этого точно объяснить, сынок, но что-то в нем есть такое… не от мира сего…
- Да? Вот и отец Мэл говорил об этом, но тоже не мог объяснить, в чем дело. Или не хотел. Но он обзывал родного брата клоном.
- Да, сынок, у богачей даже оскорбления особенные. Говоришь, называл его клоном? А что это такое – клон? – с недоумением подняла брови дона Жура, вытирая слёзы найденным, наконец-то, платочком.
- Я сам толком не понимаю, что Лукас имеет в виду, называя клоном Лео. Это трудно объяснить, и в двух словах об этом не расскажешь. Но когда я изучал ветеринарию, то нам рассказывали о клонировании. Например, как можно клонировать собак, овец, коров. Можно получить точную копию какого-либо существа. Корова может родить без вмешательства быка путем особого рода искусственного оплодотворения свою точную копию.
- И для чего это нужно? – не догадывалась дона Жура.
- Как – для чего? Вот если корова молочная, дает много молока…, если размножить её копии, то будет целое стадо коров с такими же данными. Т.е. размножать будут лучшие экземпляры из стада.
Вдруг дона Жура остановилась как вкопанная.
- Подожди-ка, сынок! Значит, если я захочу  заполучить вот этого самого кота, т.е. его копию, - ткнула женщина пальцем в рыжего котяру, каким-то непостижимым образом материализовавшегося в комнате, а теперь развалившегося на любимом кресле хозяйки и вылизывающего шерстку на лапе, - если я захочу иметь ещё одного точно такого же кота, мне его  откопируют?
- Да. Но за очень большие деньги! Так что пусть твой кот ищет себе кошку, которая принесет ему потомство бесплатно.
Шанди протянул руку к рыжей бестии, но даже прикоснуться не смог: кот тут же зашипел, взмахнув лапой с выпущенными когтями.
 Шанди отошел от животного.
- Но я правильно поняла, что клон кота – точно такой же кот?
- Да. Получится его точная копия. Только котик родится заново – котенком, который в свое время вырастит в точно такого кота, как твой Фаер.
Услышав кличку из уст незнакомца, кот так странно воззрился на Шанди, как будто его кличка составляла великую кошачью тайну, или право называть его так имела одна лишь хозяйка.
- Мам, ты животных полюбила? Сколько помню, ты никогда к бару не подпускала и близко ни собак, ни кошек. А этот кот у тебя сидит в спальне на лучшем в доме кресле!
- Шанди. Ты меня к коту ревнуешь? Пусть сидит, умный очень кот. Покорил моё сердце. Он чем-то похож на меня, в его характере есть что-то такое…Но кот не мой, он принадлежит синьору Олаву. И он теперь сильно обижен на меня за то, что я прикармливаю его кота. Но ведь я не держу Огонька на веревке, правда?  Кот там, где ему хорошо. Пусть хозяин кормит его лучше, тогда животное само к нему вернется. Кот тот ещё обжора. Думаешь, кот меня полюбил? Нет. Вот не стану его кормить, так живо вспомнит дорогу к дому синьора Олаву. Снова переметнется к Художнику. Вот уж тот обрадуется! – с каким-то злорадством заметила дона Жура.
- Мама, пусть уж лучше кот останется с тобой, если ему так хорошо здесь. А то мне Базилио как-то говорил, что твой любимец у бывшего хозяина от голода краски   ел, потому что они масляные.
- Что?  Слушай больше ты этого болтуна Базилио! Тоже скажешь – краски есть. Они же так пахнут что в рот не возьмешь! Даже кот не смог бы. Врет Базилио, одним словом.
Шанди тяжело вздохнул и собрался уходить, взглянув на часы.
- Мне пора. Но я должен заглянуть ещё к Деузе. Поискать её дом. Просто не знаю, во что мне верить: в то, что всё уладится? Или уже не стоит лгать себе и надо готовиться к худшему? И знаешь, мама, тогда я потеряю и Мэл тоже.
Шанди сел на материну кровать, чего никогда себе раньше не позволял. И дона Жура ничего на это не сказала. Она понимала состояние, в котором сейчас находился её сын.
-  Для Мэл наш сын – это всё. Она боится рожать второго ребенка, потому что боится повторения истории с болезнью. Но врач говорит, что как раз теперь такой опасности нет. Ребенок родится здоровым. А с Шандиньо так получилось потому, что Мэл во время беременности принимала наркотики.
- Вот именно! – жестко подтвердила мать, сложив руки на груди.


1.2. Глава 1 ЧАСТЬ 6 (продолжение).

- Сынок, даже не знаю, имею ли я право рассказать тебе об этом или нет… Есть ещё один выход. Но для тебя это станет шоком. Ты говорил, что дед Мэл не может простить приятеля, который скрыл от него беременность его бывшей любовницы – Деузы, родившей от него сына…
- Нет, мама, Деуза не была его любовницей, там дело в другом…
- Даааа? А как же она тогда родила ему ребенка, если даже суд доказал, что синьор Леонидас – отец Лео? Ладно, не в этом дело…
- Что ты хочешь мне рассказать, мама? – что-то заподозрив, спросил Шанди. Он хорошо знал мать. Теперь её тон был таков, что у Шанди сжалось сердце.
- Прости, Шанди, прости меня, сынок! Прости! – снова начала плакать дона Жура.
- Мама, да что случилось? Что? Ты не больна? Я был так занят собственными проблемами, что даже не интересовался твоими делами! Какие у тебя проблемы?
- Шанди, ты не простишь меня, сынок,  когда узнаешь правду!
- Мама, рассказывай! – простонал муж Мэл.
Но чуткие уши доны Журы уловили слабые движения за дверью. Внезапно распахнув дверь, она едва не пришибла скорчившегося в испуге Базилио.
- Вот как можно о чем-то говорить, если у стен в этом доме есть самые настоящие живые уши! Иди, Базилио! Иди вниз, открывай бар, а если я ещё раз застигну тебя за подслушиванием, так пеняй на себя! Не зли меня лучше, парень!
 - Дона Жура! Я только пришел сказать Вам, что почтальон принес Вам квитанцию на оплату того… , ну вы сами знаете…, клиники….
- Давай сюда! – сурово сказала Жура, протянув за бумагой руку. – И живо открывай дверь для первых посетителей. Анинья на месте?
- Да. Она сегодня не опоздала.
- Так что же ты стоишь? Иди!
Базилио не спеша поплелся к лестнице. А Жура не торопилась закрывать дверь, не уверенная в том, что глупый , но наглый парень не вернется подслушать её тайны. Она так и стояла, уперев руки в бока, пока внизу не послышался звук открываемой двери, а в бар не ворвались голоса голодных клиентов.
- Ну вот, Шанди, теперь мы можем поговорить, как бы мне ни было страшно тебе признаться в одной тайне, которую меня вынудили скрывать от тебя вот уже шесть лет…
- Тайна? Какая тайна? Нет, мама, скажи мне, что это за счет? Какая клиника? Ты всё-таки больна? – Шанди, успевший подобрать выроненный доной Журой листок, с возраставшим удивлением читал то, что в нем было написано.
- Мама, почему ты оплачиваешь лекарства для животных? 
 Он покосился на кота, наверное, решив, что к огромном счету из ветеринарной клиники тот имеет какое-то отношение.
– На эту сумму можно вылечить всех котов Сан-Криштована!
- Ты ничего не понял. Шанди!
- Но это счет из ветеринарной клиники!
- И что, Шанди? Да, я оплачиваю счета этой ветклиники. Но у меня есть причина так поступать.
- Что происходит, мама? – очень серьезно спросил Шанди. – Я прошу тебя мне всё рассказать.
- Сынок, обещай, что не станешь меня ненавидеть после моего рассказа! Когда ты узнаешь правду…
- Какую правду?
Дона Жура, наконец, решила взять себя в руки и высказала то, что никак не мог произнести её язык:
- У тебя есть ещё один сын, Шанди! Дора родила от тебя мальчика.
Шанди поднял к ней лицо и ошеломлено молчал.
- Неет, этого не может быть, - оглушенный новостью, в которую пока ещё и не мог поверить, сказал Шанди.
- Но это так и есть. Ты дружил с Дорой, когда расстался с Мэл? У вас с ней были близкие отношения? Только не лги мне, потому что мальчик настолько похож на тебя, что там и сомневаться не приходится, кто его отец.
- Но… у меня с Дорой было всего лишь однажды…, только одна ночь, и Дора сама захотела этого, предложила и настояла.. Как она могла забеременеть с одного раза?
- Ну, это дело нехитрое. Так и случается, когда не хочешь, но получается ребеночек. А вот когда нужно забеременеть, вот тут уж приходится постараться!
- Но… как же это? Дора поняла, что ждет ребенка, но ничего мне не сказала? Как же так? Почему?
- Вот ты встреться с ней, наконец, и потребуй всё рассказать. И на сына посмотри.
-Да. Я так и сделаю, но прошло столько лет, я даже не знаю, где теперь она живет? Тогда она училась вместе со мной на ветеринара и жила в пансионе. А что с ней теперь? Где мне её найти? – оглушенный новостью, сыпал вопросами Шанди.
- Послушай, Шанди, я расскажу тебе о том, что сама знаю. Когда вы с ней расстались ты сразу же вернулся к Мэл. Дора поняла, как сильно ты любишь другую, а значит, ей нет места в твоей жизни. Но потом она обнаружила, что ждет от тебя ребенка. Шанди, она пришла ко мне за советом, как быть.
- Пришла к тебе? Почему она мне не позвонила?
- Спроси у неё. Но ты ведь уже был не один. Ты не бросил бы Мэл, ведь так? Но что я могла ей посоветовать? Она не хотела, чтобы я рассказывала тебе правду о беременности. Потом она родила сына, но ведь и у Мэл тоже родился ребенок. И Дора знала от ваших общих знакомых, что ты работаешь, нянчишь ребенка Мэл, которая лежит в клинике и лечится от наркомании.
Шанди снова вскочил и покачал головой, не желая верить в то, о чем говорит мать.
- Могла ли Дора тогда прийти к тебе и сказать о втором твоем сыне? Что тогда случилось бы с Мэл? Она снова сорвалась бы, а ты обвинил бы в этом Дору. А вообще  Дора – очень ответственный человек. И порядочный. Она доучилась, а с ребенком в это время нянчилась её мать. Но родители помогали Доре, пока были живы. Дора на пару с сокурсником купила небольшую ветклинику, как когда-то собиралась  сделать вы с ней вместе.
- Да, собирались… когда-то!
- Сначала всё шло хорошо, потом умерли родители Доры, которые помогали оплачивать некоторые счета клиники. Дора занималась лечением животных и не вникала в бухгалтерию, а её напарник её обманывал и обкрадывал. Её родители оплачивали счета. Он же бессовестным образом этим пользовался. Когда Дора узнала правду, она подала на него в суд.
- Она выиграла суд?
- Не совсем. Как тот подлец не выкручивался, за ним признали долги, хотя и не смогли доказать воровство. Тогда Дора потребовала от него продать часть клиники ей. Но и он сделал то же самое. Денег у Доры не было, чтобы выкупить его половину. А мерзавец заломил цену вдвое. Единственное, что она смогла сделать – нанять разбирающегося в бухгалтерии работника, который больше не позволил обворовывать девчонку.
- И что потом? Почему ты оплачиваешь счета её клиники?
- Шанди, я делаю это потому, что тот мальчик – тоже мой внук. Иначе и Дора,  и её сын просто умрут с голоду. Взять к себе их я не могу. Иначе весь Сан-Криштован узнает что это твой сын живет у меня над баром. И Дора сама не хочет огласки.
- Так чем закончилась история?
- Хм, я сбила спесь с подлеца. И он согласился продать мне свою часть клиники. Когда Дора поднимет бизнес, когда у неё дела пойдут лучше, она выкупит у меня эту часть. Но пока я содержу,  как могу, свою часть ветеринарного бизнеса – плачу по счетам. Закупаю кое-что для клиники. Вот недавно таксидермиста приняла на работу.
- Что?! А это ещё зачем?
- Как – зачем? А что делать с теми животными, которых привозят на усыпление? Ведь не все хотят забрать умерщвленного кота или собаку и заниматься его похоронами. Это дорого. Вот я и придумала – делать чучела из усыпленных животных. Потом возвращать их хозяевам за отдельную плату. Ты не представляешь. Шанди, как благодарны мне люди за такую услугу! А клинике – это дополнительный доход.
- Мама! Осталось только повесить на клинику табличку: «Так или иначе, но вы получите назад своего питомца»!
- Да? Хорошо звучит, Шанди, надо запомнить, а лучше – записать, - не поняв горькой шутки, сказала озабоченно дона Жура.
- И что теперь? Дора хочет признаться, что у неё есть сын, узнав, что наш с Мэл сын на краю жизни и смерти? Она считает, что эта новость меня должна утешить?
- Шанди! Ты в своем уме?! Как ты мог подумать так о Доре? Она узнала о болезни твоего Шандиньо, и сначала она очень испугалась за своего ребенка. Отвела его к врачу, обследовала. Хотя это стоило больших денег. А у Доры каждая копейка на счету. Мальчик оказался совершенно здоров. И она тоже. Даже тяжкий труд не повлиял на её здоровье. Ей даже предложили стать донором крови. Тогда-то нам с ней и пришла в голову мысль: что если - в крайнем случае - её сын стал бы донором крови для твоего Шандиньо? Ведь мальчики – родные братья?
- Да, это выход! Если Лео не захочет, не сможет,  или мы не отыщем его, то и эта соломинка сгодится, - заволновался Шанди.
- Эх, сынок! Ты даже ничего не спросил о мальчике. А ведь он тоже твой сын!
- Я его даже не видел, мама, мне надо осознать этот факт. И ещё. Как  мне быть: если об этом узнает Мэл, что с ней случится? Как я смогу удержать её от нового падения? Она стала более жесткой и жестокой. Завидует здоровым детям, винит судьбу за то, что именно на её долю выпало столько бед. Дора  станет ещё одним бедствием. Мэл ничего не поймет.
Жура поглядывала на сына, неодобрительно похмыкивая.
- Да уж, конечно, не поймёт! Она всегда была эгоисткой! Никогда о других не думала: ни о себе, когда стала принимать наркотики, ни о родителях, ни тобой не дорожила… А когда она снова узнала о беременности. Думаешь, она вспомнила об этом хоть раз, когда закуривала сигарету с травкой? Ей дела не было до того, что внутри её живота растет ребенок!
 - Мама, я так люблю Мэл и нашего сына! – тихо сказал Шанди, опустив голову.
- Но ведь  и Карлос тоже твой сын! Неужели ты ничего не чувствуешь к нему? Это ведь тоже родная кровь!
- Но я даже не видел ребенка Доры, как же я могу что-то чувствовать? …Да, я потрясен новостью! Мама, но когда ты узнала о ребенке?
- Не сразу, сынок! Она пришла ко мне только тогда, когда ей стало совсем трудно. Сынок, я не знаю, как мне выразить словами то, что я тогда почувствовала – и радость, что есть ещё один ребенок, и страх перед валом новых проблем, которые у тебя тут же возникнут, как только правда станет известна всем.
Шанди стоял перед матерью с несчастным, растерянным видом, совершенно расстроенный, засунув руки подмышки.
-Я даже не могла упрекнуть  Дору  в том, что она так долго скрывала рождение моего внука, пусть не от тебя, но от меня? Но я поняла: Дора не хотела портить тебе жизнь. Она знает, как ты любишь Мэл, всегда знала. И вы ведь не собирались заводить ребенка. Это было её решение.
- Но мама, такие решения принимаются вместе!
- Она не смогла решиться на то, чтобы избавиться от будущего ребенка. Я её понимаю, Шанди, потому что ребенок – это святое! – с какой-то даже угрозой   сказала дона Жура., посмотрев выжидающе на сына. Тот молча кивнул.
 – Но узнав правду, выслушав её историю, я решила, что твоему счастью с Мэл пришел конец. Дора поняла, чего я испугалась,  она пообещала ничего тебе не рассказывать и дальше. Мы с ней договорились, что рождение Карлоса останется нашей тайной. Я стала помогать ей и внуку по мере возможности, потом выкупила часть клиники, туда теперь уходит большая часть моих доходов, Шанди!
- Это неправильно, мама! Если бы ты рассказала мне правду, то я нашел бы деньги на содержание части клиники и на помощь сыну, - горячо, но в то же время не очень уверенно произнес Шанди.
- Да ладно! – махнула рукой Жура. – Разве ты смог бы скрыть от Мэл, куда идут деньги? И вообще – женщины всегда чувствуют, когда у мужчины появляются от них тайны. Тогда уж лучше было бы рассказать Мэл всё начистоту.  Вот только чем бы это закончилось?
- Это действительно проблема. Я боюсь за Мэл, она и так на грани нервного срыва из-за болезни сына, может сорваться.
- Нет уж, сынок! Больше никаких наркотиков! Я так увлеклась разговором, что забыла, для чего начала его. Так вот: Мэл наверняка не знает Дору, и она ничего не знает о вашем сыне с Дорой. И ей лучше пока не знать …
- Да, пока лучше не знать, мама, потому что если Мэл снова скатится к наркотикам, я сам уже не выдержу этого. Тогда я потеряю обоих: и Мэл, и сына.
- Ты не дослушал! – упрекнула его дона Жура. – Я открыла тебе тайну вот почему: Дора могла бы стать донором крови для твоего сына, даже её мальчик – если не донором крови, так донором костного мозга. Ведь его немного надо? А Мэл вовсе не обязательно знать, что Дора – мать твоего второго ребенка.  Она поможет вам. А отец или дед Мэл помогут Доре  с её клиникой. Пусть они заплатят за эту услугу. И ваш с Мэлзиньей сын будет спасен, и Дора, наконец, для себя сможет выкупить  клинику полностью. Оплатить все долги и счета и подняться с колен.
- Мама, но это как-то нехорошо: покупать помощь одного сына, чтобы спасти другого.
- Сынок, ты ещё рассуждаешь о морали? – усмехнулась Жура. – Да деньги родственников Мэл спасут обоих моих внуков: и сына Мэл – вернув ему возможность выздоровления, и сына Доры, которому скоро нечего будет есть!
Она взглянула на Шанди и твердо сказала:
-  Впрочем, я этого не допущу: мой внук  голодать не будет. Если клиника разорится, то Дора с сыном переедут в этот дом.
- Но тогда  пойдут разговоры и сплетни, которые принесут больше вреда, чем правда. И от Феррасов  тоже не скроешь.
- Ну и что? Шанди, рано или поздно ты должен будешь признать сына Доры,  но пока этого делать не стоит. А вот если Дора станет спасительницей их внука, сына Мэл,  то и Мэл станет легче принять твоего второго сына. Ведь должна же появиться  в твоей жене хотя бы капля благодарности?
- Мэл все равно станет страдать! А чем заканчиваются её сомнения и страдания, мне хорошо известно…  Я не знаю, как лучше поступить.
Дона Жура  подошла к окну и обозревала окрестности – уже просто по многолетней привычке, но тут она повернулась к сыну и, сощурив глаза, сказала:
- Шанди, ты даже не задал мне ни одного вопроса о мальчике! А ведь я тебе уже два раза в разговоре намекала на это. Ты не хочешь его увидеть? Это же твой сын!
- Да, мама, хочу увидеть, но боюсь, что могу испытать к незнакомому мне ребенку чувства, вовсе не те, которые  должен почувствовать в подобной ситуации.
- Что такое, Шанди?  О чем ты мне здесь толкуешь, что-то никак не пойму!
- Мама, я всё время думаю о том, что Шандиньо болен, а у Доры здоровый сын. Я боюсь, что как-то выдам свои чувства. Я понимаю, что они оба мои сыновья, но…
- Глупости! – решительно сказала Жура. – Дора  с сыном почти каждый день гуляют в парке возле ветеринарной клиники, там, на улице***. Ты знаешь, где это?
- Знаю, мама, и я схожу посмотреть на нашего сына.
- Не просто сходи посмотреть, а поговори с Дорой!  Узнай, какие у неё проблемы. И что там с донорством. Обсудите это. И если окажется, что Дора или сын могут помочь твоему Шандиньо, то обсуди вопрос денег, для неё сейчас это самая большая проблема. А мальчику тогда пока не стоит знать, что ты его отец, иначе он проговорится, ведь он ещё маленький ребенок, и всё испортит.
- Мама, как-то это всё не так, как должно быть, - снова замялся Шанди.
- А ты что хочешь?  Ребенок  давно существует, и несправедливо лишать его отца.  А Доре нужны деньги,  и если не за операцию, то ты всё равно должен начать ей помогать, потому что , Шанди, я уже выдыхаюсь. Клиника – дорогое удовольствие. Бар содержать проще и не так дорого.  Ещё немного, и я разорюсь.
- Я всё обдумаю, мама.
- Нет, Шанди, я не хотела тебе давать такой совет, но ты всё-таки расскажи правду о Доре и сыне кому-то из семьи Мэл.
Она увидела, как Шанди вздрогнул и удивленно и даже с ужасом поднял на неё глаза.
- Да-да! Например, синьору Леонидасу. Мне кажется, он здравомыслящий и практичный человек, он воспримет эту историю без лишних сантиментов. Посоветуйся с ним, как быть, чтобы и с Мэл ничего плохого не случилось, когда она узнает о втором ребенке, и как тебе оказать помощь сыну Доры, и насчет донорства… Поговори с ним. Или с Лукасом, раз уж он так против помощи от Лео! Мне кажется, что даже дона Маиза сможет правильно оценить ситуацию и дать тебе нужный совет. Ведь им виднее, как будет лучше для их семьи.
 Шанди обреченно кивнул и заторопился уходить.
- Мама, мне пора. Я уже опаздываю.  Но я встречусь с Дорой, обязательно. И поговорю с кем-то из дома Феррасов.
- Что ж, иди, сынок. Надеюсь, что Мэл будет благоразумна, даже если ей всё станет известно. Пусть твоё счастье никуда не денется. Но если Мэл начнет снова чудить, то ты мог бы попробовать построить счастливую семью с  Дорой и другим сыном. Вот так! Мэл должна понять это!
- С Дорой? Она была хорошей девушкой, достойной лучшего. Но я любил и люблю Мэл. Мама, не давай ей надежду.  Или вы с ней уже всё решили за меня? Нет, ни Мэл, ни больного сына я не оставлю. Почему Дора не прислушалась к моим словам и не встретила другого парня?
- Шанди, кому нужна была бы беременная от другого мужчины Дора?
- Я виноват перед ней, хотя и не знал ничего о её положении.
- Но зато ты теперь всё знаешь! И должен сделать выводы.
- Хорошо, мама. Я побежал.
- Иди, мне тоже пора спускаться вниз, заняться баром.
И она вышла из комнаты вслед за сыном, а за ней выскользнул из комнаты кот, о котором совершенно забыли за серьёзностью разговора.
Тернувшись мягкой шкуркой о ногу спускавшейся по лестнице хозяйки, он неслышно спрыгнул с перил лестницы на пол  уже в баре, едва не угодив под сапог одного из клиентов.  Тот от неожиданности выплеснул часть кашасы из стакана и выругался такими словами, что Анинья, каждодневно слушая речи клиентов, давно не удивлявшаяся никаким словесным конструкциям из слов, едва не выронила стакан, который она в тот момент протирала. 
- Синьор Жувенал! – только и смогла произнести она из-за стойки бара, удержав стакан от падения.
- А! – с досадой отмахнулся мужчина,  опрокидывая в себя уцелевшую часть тростниковой водки.
- Ну, Анинья, как здесь дела идут без меня? – раздался с лестницы деловитый  голос доны Журы.

1.3. глава 1 часть 6 фанфика (продолжение)

*** А Шанди, сев в машину, выруливая от бара на улицу,  в полном смятении уезжал из Сан-Криштована. Он не мог поверить, что у него есть ещё один ребенок – их с Дорой сын! Только сейчас дошло до него, что мать так и не назвала ему имени сына. Или говорила, но он пропустил мимо ушей? И этот нежданный ребенок может стать донором для Шандиньо! Но как можно рисковать одним сыном ради спасения другого?
К тому же в данной ситуации было что-то непорядочное. Ведь Шанди не должен  и думать о донорстве, даже не будучи знаком с мальчиком, который однажды сочтет его поведение предательским, узнав, как его родной отец поступил с ним, ради другого сына.
Шанди едва не стало плохо от одолевавших мыслей,  и он вынужден был остановить машину.
«Почему я ничего не чувствую при мысли о втором сыне? Или мне надо его хотя бы увидеть, т.к. слова матери  - это всего лишь слова. Пусть она и сказала правду».
Шанди достал бутылку минеральной воды и сделал несколько глотков. Улочка, на которой он остановился, была немноголюдной, хорошо знакомой ему с детства.  Увидев, как одна из женщин ведет за руку малыша, Шанди снова вернулся к сумятице мыслей.  Ему вдруг стало очень жаль незнакомого мальчика, который рос без него.
«Наш с Дорой сын…. Нет, не с ним я не спал ночей, когда у малыша болел животик или резались зубки. Я не видел его первых шагов и первой улыбки. Не его кормил молочной смесью из бутылочки. Не его первым словам радовался, слушая детский лепет… Как много я пропустил из-за Доры! И как она могла лишить нашего сына отца? Почему она сочла возможным решать за меня? Пусть мне пришлось бы скрывать правду от Мэл, но я узнал бы сына, а он –меня. …Нет, тогда Мэл догадалась бы, что как-то не так всё. Ведь я не смог бы её долго обманывать. Если вообще я смог бы это сделать!»
«А мать? Уж она-то знает, каково расти парню без отца. Но тоже молчала. Впрочем, мать – справедливая женщина и правильная. Если не сказала, значит, выхода не было».
Он готов был винить и мать, и Дору в сокрытии правды. И сам чувствовал себя виноватым. Что касается донорства – время покажет. Но Шанди в глубине души не хотел, чтобы Дора практически продала их сына, взяв деньги, торгуя его здоровьем.  Но если он не сможет найти Лео, или его кровь не подойдет для переливания – вот  тогда он и расскажет историю их с Дорой отношений доне Маизе.
  Каким бы странным  это не показалось, но ни Лукас, ни синьор Леонидас не внушали ему такого доверия, как мать Мэл.  У Лукаса были разные предубеждения и собственный сын, свои проблемы. У синьора Леонидаса тоже дети и масса дел.
А вот Маиза, специально прилетев  из Европы решать проблемы Мэл, обязательно найдет нужный совет, как и верный подход к делу. Пусть она осудит Шанди за безответственность, но не станет выдавать его Мэл, потому что поймет, чем это чревато. И с чего он взял, что он в чем-то виноват перед Мэл? Их с Дорой роман длился недолго, а возник только потому, что Мэл снова скатилась к наркотикам,  и Шанди порвал с ней отношения.
 Они оба решили  расстаться.  Мэл выбрала наркотики. Он был свободен и стал встречаться с Дорой. Они учились вместе, мечтали открыть клинику. Но оба были студентами, не имеющими денег. И Шанди в голову бы не пришло поддержать желание девушки  родить ребенка. Дора  не должна была решать за него. А сам он даже не заподозрил, что его девушка беременна. Мать сказала, что  Дора и сама поздно это поняла, когда он снова вернулся к Мэл.  Впрочем, если бы оказалось, что Дора ждет ребенка, Шанди не бросил бы её тогда и не вернулся бы к Мэл, потому что ребенок стал бы выше любви к Мэл, от которой он тогда устал.
Но с другой стороны ведь и Мэл была тогда беременна от него! И отказывалась признаваться, что ребенок, которого она ждет – его.  Потом, время спустя, Мэл объяснила ему причину: она увидела его однажды с девушкой, которую он поцеловал на её глазах. Затем ей сказали, что Шанди встречается с другой. «Мэл не глупа, она узнает Дору, лучше найти способ сказать ей правду. Но помочь в этом может только дона Маиза», - решил он.
Шанди выпрямился на сидении, тронул машину с места, решив про себя, что он завтра же побывает в том парке и поговорит с Дорой. Деньги он ей привезет – и для того,  чтобы выполнить долг перед сыном, и чтобы облегчить жизнь собственной  матери. Она столько сил тратит на бар, а все деньги уходят в клинику. Хорошо, конечно, что хотя бы Дора осуществила мечту – стать ветеринарным врачом  и открыть собственную клинику. Но получилось так, что она и в этом всё сделала за них обоих:  ведь  ту часть клиники, которая должна была принадлежать Шанди, выкупила его мать. Как судьба с ним играет! Но, кажется, самое страшное ещё впереди: операция Шандиньо, реакция Мэл на непредвиденные  известия из его прошлого  и знакомство с сыном Доры.
Шанди понял, что мысли о прошлом не дают ему успокоиться, а в таком состоянии вести машину было опасно. Поэтому он взял себя в руки. Стараясь пока больше не думать о новых проблемах, осторожно вырулил из Сан-Криштована к станции метро, а затем выехал на одну их центральных улиц Рио, и теперь направился  к дому, где уже несколько лет они втроем счастливо (до недавнего времени) жили в подаренной Маизой квартире.
На улице стояла жара. Темные тучи на горизонте обещали сильный дождь или даже грозу. Гора «Два брата», видневшаяся вдали где-то в стороне пляжа наводила опять же на тревожные мысли – два брата,  два маленьких братика…  Его сыновья!
 Шанди захотелось как можно скорее увидеть Мэл и сына, обнять обоих и сказать, как сильно он их любит.
Но тут же ему пришло в голову, что тот, второй ребенок, не знает настоящей отцовской ласки.  На душе у Шанди сделалось нехорошо. «Нет, я обязательно должен увидеть Дору с сыном. И узнать, что я могу сделать для них. Пусть даже и тайно.  Только бы Мэл поняла всё правильно, если вдруг узнает правду».
 Вот и знакомая улица. Шанди подъехал к дому и оставил автомобиль на стоянке. Как только он вошел в дом, его тут же остановил швейцар, дон Фернанду, и предупредил:
- Дона Мэл просила Вам передать, что она отправилась на встречу с доной Маизой.
- Она ушла вместе с сыном?
- Да, мальчик был вместе с ней.
Шанди поблагодарил привратника и поднялся на лифте на свой этаж.
«О чем дона Маиза будет говорить с Мэл?» - думал Шанди, оказавшись в столовой и открывая холодильник.
 Не особо замечая, что оказалось в тарелке, Шанди быстро перекусил и выпил стакан сладкого сока.

*** Маиза предложила дочери встретиться на авеню Атлантика напротив отеля***. Ей захотелось прогуляться по тротуару вдоль берега океана, вдохнуть   осенний, ещё теплый воздух, почувствовать свежесть бриза. Даже посидеть на скамейке вместе с Мэл и внуком, повернувшись лицом к океану.  Полюбоваться мощными волнами, набегавшими на берег. По такому пейзажу и скучала в Европе бразильянка Маиза.
Она неторопливо шла среди толпы прогуливающихся туристов, крепко держа подмышкой очень  дорогую   сумочку.  «У меня есть внук! Как эта мысль мне теперь непривычна, ведь в Европе, в семье мужа я привыкла к тому, что именно от меня ждут известия о беременности. Это я должна стать матерью потомственных  графов, продолжить старинный род. И вдруг сын Мэл начнет называть меня бабушкой?» - хмыкнула про себя Маиза.
А вот и Мэл. Маиза узнала дочь с первого взгляда. В этом не было ничего удивительного: внешне дочка нисколько не изменилась. Даже стиль одежды тот же – некогда приводивший Маизу  в бешенство! Она и теперь ещё издали с досадой разглядела на дочке потертые джинсы и синюю футболку с каким-то молодежным  рисунком и надписью на английском языке. Она даже переводить не захотела, что там было написано – до такой степени внешний вид  Мэл расстроил её.
 Когда же дочь повзрослеет? Она не школьница и даже не студентка. Она сама уже мать, жена, молодая симпатичная женщина.  Взрослая женщина, имеющая семью и собственного ребенка! Но почему Мэл так одевается? Конечно, не из бедности! Просто особенности её натуры, и только.
Маиза постаралась скрыть охватившее её раздражение.  «Неужели  после нескольких лет  жизни среди истинных аристократов я становлюсь ещё большим снобом , чем была когда-то? Наверно, это заразно. И уверена, что все новые родственники, в том числе  и мой муж, осудили бы Мэл за подобное пренебрежение внешними знаками приличия».
Когда Мэл с сыном подошли к ней,  она уже взяла себя в руки и встретила их с улыбкой:
- Здравствуй, дочка! Привет, малыш! – погладила она мальчика по головке.
- Здравствуй, мама. Шандик, поздоровайся с бабушкой!
Мальчик послушно, но как-то вяло кивнул Маизе и уткнулся лицом в ноги матери.
- Как дела, Мэл? Как тебе живется, дочка? Какие новости?
-Думаю, ты всё уже знаешь, мама. Было так хорошо, а теперь – я не представляю, что нас  с сыном ждет в ближайшем будущем. И есть ли оно у него?
- Не отчаивайся, Мэл! Уныние – это смертный грех. Правы синьор Леонидас  и Иветти!
Мэл взглянула на ребенка и предложила:
- Давай сядем на ту скамейку в тени, под миндальным деревом.  Как удачно убралась оттуда компания… Быстрее, пока никто не занял!  Мне кажется, Шандиньо уже устал. Мы  прогулялись совсем немного, но посмотри, мама, что с ним: он такой бледный!
Маиза тоже с беспокойством взглянула на побелевшее лицо ребенка.  Но пугать и расстраивать дочь ещё сильнее не входило в её планы.
- Мэл, скоро всё изменится к лучшему. Синьор Леонидас звонил матери Лео, и Деуза дала ему новый адрес сына и телефон и лично обещала заняться его поисками, когда узнала,  для чего отец разыскивает её блудного сына.
Она старалась утешить дочь и вселить в неё надежду.
- И синьор Альбьери тоже собирается поехать в Сан-Паулу на поиски. Как я поняла, медлить уже нельзя, - понизив голос, сказала Маиза.
- А мой отец? Если он станет продолжать выступать против дяди Лео, то может обидеть брата и настроить его против моего сына!
- Не волнуйся, дочка! Никто твоего отца слушать не собирается!  Когда Лео приедет, он остановится в доме твоего деда и Иветти, там же, где и я. Лукаса будет кому привести в чувство.
Шандиньо с Мэл устроились на краю скамьи, оказавшейся в тени густой кроны дерева, сквозь зелень которого  лишь отдельным  лучам удавалось прорваться  и лечь солнечными пятнами  на серые и черные плиты тротуара.   
Маиза присела рядом.  Да, на них даже оглядывались некоторые. Видимо, казалось странным видеть элегантно одетую в модные дорогие бриджи и легкую шелковую блузку женщину, явно не бедствующую, рядом с безобразно–небрежной Мэл, которая сидела рядом,  молча смотрела на океан, но из глаз не уходила обреченность.  Шум прибоя гулом доносился до них. Волны сегодня были особенно агрессивны и накатывали на берег, добираясь почти до трети пляжа.
Мэл повернулась к матери и сказала:
- Я не могу понять, мама, почему отец против Лео? Не только против его помощи теперь, но во всем и всегда так было. Он не выносил Лео с первого дня его появления в нашей семье. И теперь он против даже принять помощь от брата, которого терпеть не может. Но при этом отец со своей Жади не захотели трогать Пьетро:  они так боятся за здоровье своего сыночка!  Как будто я для отца больше не дочь! Он совсем забыл обо мне.
- Нет. Мэл, это не так. Просто жизнь продолжается. У  тебя своя семья. Есть сын и муж. У вас проблемы. У меня тоже есть муж и его семейство, в котором всё далеко не просто. И твой отец уже много лет муж Жади, отец Пьетро. Для Лукаса жизнь разделилась на ДО  воссоединения с Жади и на ПОСЛЕ.   Даже твой дед, синьор Леонидас, стал отцом  близнецов!..
- Но мой отец не преследует маленьких братьев – сыновей Иветти, а Лео он просто не выносит!
- Мэл, я не забыла тебя, я беспокоюсь о тебе, иначе меня бы здесь не было. И я уверена, что Лукас тоже переживает. О Лео долго рассказывать – с ним в семье связана целая история, неужели тебе ничего о ней неизвестно?
- Разве отец беспокоится обо мне или моем сыне? Я так не думаю. Во всех моих бедах виноваты отец и Жади. И в твоих тоже! Наша семья могла бы быть совсем иной, всё сложилось бы по-другому, и я не стала бы наркоманкой, - сказала Мэл, потирая ладони о джинсы на ногах.
- Мэл!
- Да, мама, у вас с отцом могли родиться ещё дети. Мы все были бы счастливы. Но в жизни отца появилась Жади и всё испортила. И то, что я стала принимать наркотики – это был протест против вас с отцом, нет – против отца. Его равнодушия к нам, против его любви к Жади! Он не должен был встретиться с ней. И не имел право на любовь к другой женщине, имея семью.  Он нас предал.
- Мэл, не передергивай! Всё было не так, как ты говоришь, не так просто, как ты себе воображаешь! Лукас с Жади познакомились ещё до того, как мы с ним сошлись после смерти его брата Диого, которого я так любила.  Ты же знаешь, что я была невестой его брата  Диого!  Раньше я часто думала, как бы сложилась моя жизнь, останься жив брат Лукаса? Была бы я с ним счастлива? Но смерть Диого  настолько потрясла меня, что в Лукасе я стала искать сходство натуры за его полным  внешним сходством.  Первое время Лукас был для меня продолжением Диого. Я ошиблась  и очень быстро это поняла. Но было уже поздно отступать. 
- Нет, - жестко произнесла молодая женщина. – Если отец женился на тебе, значит, обязан был вычеркнуть из своей жизни прошлое. Он  должен был нести ответственность за нашу семью и забыть ту марокканку.
- Дочка, твой отец пытался это сделать.  Жади не позавидуешь, зная, что ей пришлось пережить из-за Лукаса. В те года ни я, ни она не были с ним счастливы. И Лукас тоже не стал счастливым, не сумев получить любовь  всей жизни.  Но он целых десять лет старался забыть Жади. Мэл, десять лучших лет жизни он боролся против самого себя. Но спроси, как он пытался это сделать? Теперь ты взрослая. Мы можем говорить откровенно, пусть это и не совсем правильно – обсуждать твоего отца за его спиной.
- Говори, мама! Я всегда хотела его понять, почему так получилось?
- У твоего отца было несчетное количество любовниц. И для меня уже не было никакой разницы, с кем изменял мне твой отец. С практиканткой на фирме или секретаршей  из офиса его приятеля. Но только не с Жади. Я знала, что её рядом не было. Она так же страдала эти десять лет с нелюбимым мужем.
- Всё равно, - упрямо повторила Мэл, - наши несчастья начались из-за Жади. И самое обидное, что она достигла цели,  пусть и через двадцать лет! Теперь им хорошо вдвоем, нет-  втроем, вместе со здоровым сыном, а наша семья исчезла.
- Нет, Мэл, хотя  мы и не вместе, наша семья существует, потому что ты всегда будешь  оставаться нашей дочерью, пусть мы и не живем в одном доме.
 - Ты не хочешь понять меня, мама! Я ненавижу жену отца.  Мне никогда не нравилась Жади. Никогда! Но теперь я её уже просто не выношу! Меня начинает трясти, когда я её вижу или слышу о ней. Если бы я только могла, то я  тоже разрушила бы их семью как когда-то Жади сделала это с нашей! – Мэл зло и нервно передернула плечами.
- Дочка! Не впускай зло в свою душу! Живи и радуйся наступившему дню, потому что прошлое уже в небытие, а будущее – это только наши  мечты и мысли, наши предположения и ожидания. Будь счастлива сейчас. И старайся сделать счастливым сына, надейся на то, что он выздоровеет.
- Но я не могу…,  не могу…, - голос Мэл сорвался. – Я только тогда смогу успокоиться и жить нормально, когда увижу, что Жади тоже плохо!
Маиза покачала головой: похоже, дочь ей не переубедить. 
- Ответь мне: у Жади ведь тоже был муж и дети? Что стало с ними?  Отец неохотно рассказывал нечто невнятное, а у Жади или у кого-то ещё я не решалась расспрашивать.
- Да. Свою семью Жади тоже разрушила. Её мужем был Саид Рашид – он одно время был компаньоном твоего деда и даже имел сотрудничество с твоим отцом. Тот мужчина долго не мог смириться с тем, что его предпочли Лукасу.
- Саид Рашид? Я его знаю. Слышала о нем. И видела.  Он приходил к нам в дом на праздник. и не раз. У него же столько жен – трое или даже четверо? Тогда Жади - невелика потеря для него.  Ушла одна, остались ещё трое, - пренебрежительно прокомментировала Мэл.
- Нет, Мэл, когда-то Жади была единственной женой Саида, и очень любима им. Но она не оценила такого мужчину, как Саид. Он не смог удержать её ни новыми браками, ни дочкой, которую он оставил у себя и не позволял Жади с ней встречаться. Ничего не помогло. Он столько раз пытался её вернуть, даже когда Лукаса не было рядом, но Жади очень странная женщина. Она боролась с мужем, который дал ей всё, даже тогда, когда Лукас и не думал уходить из семьи, пусть в душе и мечтал об этом.
- Я спрашиваю себя, мама, по чему я не узнала историю любви отца и марокканки ещё в детстве?  Нет - в юности? Сейчас я думаю, что я могла бы попытаться сделать всё, чтобы расстроить их отношения , и тем самым спасти нашу семью. Надо было не наркотики принимать, а думать головой, как настроить отца против Жади, а её против Лукаса! Я могла всё исправить, возможно, но пошла не по тому пути. Почему так?
- Мэл, забудь об этом. Жизнь сложилась так, как она сложилась . Отринь ненависть и вздохни полной грудью. Думай только о том, как помочь сыну.
Мэл сидела  в какой-то напряженной позе, казалось, слова Маизы до неё не доходят.  Маиза вздохнула и о чем-то задумалась.
А Мэл, прижав к себе рукой головку сына, доверчиво прильнувшего к её боку, нервно кусала ногти на другой руке. Маиза испуганно и оценивающе посмотрела на дочь.  Вот так же нервно Мэл грызла ногти, когда ей надо было в прошлом вырваться из дома за очередной дозой наркотиков.
«Нет, только не это! Только не начинай всё сначала, дочка!» - мысленно взмолилась Маиза.  Тогда уж лучше направить её злую энергию в иное русло…
- Послушай, Мэл! Если тебе до сих пор не дает покоя женитьба твоего отца на Жади, разлучившей нас с ним, я знаю, как ты смогла бы помочь мне в одном деле,  и ты утешилась бы сама. Вот послушай…
Маиза тихо, но энергично начала что-то рассказывать дочке, а Мэл слушала сосредоточенно и заинтересованно.
-…понимаешь теперь? И ты права, Мэл: в прошлом тебе надо было выражать протест не наркотиками, за которые теперь расплачивается твой сын, а коварством, направленным на разрушение любви, которая Жади и Лукасу всегда казалась безмерной.
- И сейчас не поздно отомстить!
- Нет, Мэл. Сейчас это ни к чему: я не собираюсь возвращать Лукаса в свою жизнь. У меня теперь другой муж, с которым у нас много общих интересов. Я не собираюсь отказываться от моего графа.
- Не нужно тебе, так необходимо для меня! – не сдавалась Мэл.
- Мэл, даже постаравшись понять тебя, могу только сказать: сейчас всё гораздо сложнее. Но… так уж и быть! Мы можем помочь друг другу. И знаешь, та давняя история, как выясняется, вовсе не закончилась. Т.е. она не для всех закончилась, понимаешь?
- Ещё бы!
-  Есть одно дело, в котором ты можешь мне помочь,  как и бывший муж Жади. Он тоже на моей стороне и имеет зуб на бывшую жену.
- Саид Рашид хочет вернуть Жади? – удивилась Мэл.
- Нет, вряд ли. Как ты сама заметила, у него и без неё жен хватает. Но он желает отплатить Лукасу той же монетой: наставить твоему отцу рога с Жади!
- Но как это возможно? Мама, я не хочу, чтобы отец пострадал. Пусть потеряет Жади. Мне всё равно, что с ней случится. Но отец пусть страдает от её потери. И только.
- Ничего страшного с твоим отцом не случится, Мэл.  Вот послушай, что мы собираемся предпринять, и для чего мне это надо – суть дела…
И Маиза полностью посвятила дочь в свои планы, как и в планы Саида Рашида, разумеется, в то, о чем ей было известно. Саид всегда был не так прост, и Маизе никогда не удавалось проникнуть в глубины его души.

2.1. глава 2, часть 6 фанфика (продолжение)
Маиза поделилась с дочкой своими проблемами в отношениях с родственниками  мужа, о том, как им с Франсуа  нужен ребенок, иначе она в немолодом возрасте, (ведь уже за сорок!), может оказаться без средств к существованию вместе с мужем-графом, если им не удастся получить заветное наследство…
- Есть решение нашей проблемы…  Я говорю «нашей», потому что, произойди всё так, как я замысливаю, проблема будет решена не только у нас с  мужем, но и с донорством у твоего сына. На долгие годы. Но я боюсь даже говорить тебе об этом, так как не знаю, как ты отнесешься к моим планам. Сможешь ли ты понять меня, я уже не говорю – поддержать.
Маиза, разговаривая с Мэл откровенно, присматривалась к ней, стараясь увидеть  реакцию на её лице.
- Нам так нужен наследник. И теперь у меня осталась последняя надежда…
- Мама, ты имеешь в виду доктора Альбьери? Ты хочешь, чтобы он клонировал для тебя ребенка? В чем здесь трудность? Ты опасаешься, что Альбьери  из-за конфликта в комитете по этике не осмелится хотя бы подпольно сделать тебе ребёнка-клона? Имея деньги, можно, не боясь никого, произвести на свет десяток клонов!
- Мэл! Мэл, ну что ты! Какой клон? При чем здесь Альбьери? Я  пока не рассматривала такой вариант. Но твой отец…. Лукас…, Лукас мог бы стать отцом моего будущего ребенка!
Увидев, как дочка удивленно подняла на неё глаза, Маиза  пояснила:
- Если бы Лукас согласился стать отцом моего ребенка, то у тебя, Мэл, появился бы родной брат или сестра, у нас с графом – долгожданный наследник,  а  у твоего сына – донор в будущем, а во время родов Шандиньо получил бы лекарство из плаценты.  Или какой-то клеточный материал из пуповины – я точно не поняла. Даже Лео не оказался бы так полезен, а в этом случае и вовсе не нужен, если бы я смогла родить от твоего отца! Ведь у Лео есть примесь крови матери, и  - клон он или нет, но адвокат Деузы смогла добыть доказательства  неполной идентичности Лео и Лукаса в уважаемой лаборатории.
- Но… как это может быть? – ошеломленно прошептала мать больного Шанди-младшего.
Маиза настороженно посмотрела на дочь. Почему та не понимает элементарных объяснений, ведь Маиза сейчас разложила всё по полочкам? Что у дочери с головой? Или это отдаленные последствия приёма наркотиков? Говорят, от наркоты сильно тупеют. И она осторожно повторила ещё раз:
- Весьма просто, Мэл.  Самое главное – клетки пуповины  позволят  тому же доктору Альбьери изготовить средство для изготовления лекарства для моего внука, которое спасет ему жизнь! А когда мой ребенок подрастет, то твой братик или сестра – это уж кого пошлет нам Всевышний – мог бы стать донором крови или костного мозга, если понадобится. Это был бы 100%-ный донор, ведь малыш был бы рожден от твоих родителей.  А как я поняла, проблема именно в наследственных клетках с твоей стороны.
- Да, это так. Но, мама…  Как отец решится на такой поступок – даже ради моего сына? Ведь для Жади это будет означать измену. Она не поймет его благородных намерений, - губы Мэл непроизвольно скривились.
- Ох, дочка, Мэл! – с насмешливым  укором  сказала в ответ Маиза. – Кто станет просить твоего отца об этом? И кто станет уговаривать Жади отпустить Лукаса в мою постель?
- А! Я поняла: отец станет отцом ребенка из пробирки! Но его придется долго убеждать и уговаривать  держать всё в тайне от его марокканки! Иначе ничего не выйдет.
- Думаю, надо действовать иначе, потому что Лукас может проговориться дома.  Я  имею  в виду – твоему деду. А тот очень любит внуков, детей, в которых течет его кровь или кровь его сыновей. Это станет новой проблемой. Ведь если правда раскроется, то  Лукас или синьор Леонидас могут предъявить права на ребенка.
- А что такого, ведь это будет мой родной брат? Пусть Жади тогда лопнет от злости и ревности и бросит отца из-за измены!
- Нет, Мэл, мне нужна полная тайна, потому что в семье моего мужа должны быть уверены, что ребенок рожден от графа, и что в нем течет благородная  кровь их предков, графов де Шамплит, урожденных де Вержи, - насмешливо заключила она. – Поэтому никто не должен будет узнать правду: ни Жади, ни твой дед с Иветти – тоже большой поборницей справедливости, никто!  А Лукас будет молчать,  потому что не захочет иметь проблемы с Жади. Вот так.
- Но я не понимаю, как тебе удастся уговорить отца? Он верен своей Жади до такой степени, что просто противно на них смотреть, как они счастливы, построив своё счастье на руинах чужих семей!
- Не утрируй,  дочка! Вот здесь мне и понадобится твоя помощь. Конечно, Лукас не согласится, если попросить его прямо в лоб. Но… если мы все вместе: ты и я, Шандиньо и Лукас уедем в Швейцарию на Рождество, после которого профессор Вейсгар  сделает операцию твоему сыну  - пересадку костного мозга, взятого у Лео, то вот там, в Швейцарии, или ещё лучше – в Испании, куда мы могли бы уехать после короткого реабилитационного периода, чтобы … как бы это выразиться? … поблагодарив Лео, оставить его путешествовать дальше, но без нас. А ты, Мэл, уговорила бы Лукаса отправиться с нами в Испанию, в мой дом. И вот там могло бы и случиться всё, что угодно.
- Мама, ты могла бы соблазнить отца! – воодушевилась Мэл. – Конечно! Почему бы и нет? Жади отняла у меня отца, когда он был женат на тебе. А теперь ты отомсти ей так же.
- Сказать честно, Мэл… Я совершенно не хочу мстить Жади. Больше не хочу. Для чего? Прошлое осталось в прошлом. Зачем ворошить угли, которые уже потухли и занесены пеплом? Я больше не люблю Лукаса. Любовь прошла. Однажды я услышала от одного мудрого человека выражение,  что любовь должна подпитываться, как светильник  маслом, чтобы гореть. Иначе светильник погаснет, а любовь пройдет. Так закончилась и моя любовь к твоему отцу.  За эти годы я полюбила и приняла всем сердцем другого мужчину. А Лукаса я хочу использовать. И только, - практично закончила речь Маиза.
- Но если бы об этом узнала Жади? Мне её страдания принесли бы моральное удовлетворение.
- Мэл, не надо так,  - поморщилась Маиза. – Имей достоинство  и держи от себя подальше желание отомстить. Иначе зло может вернуться и к тебе – я уверилась в этом на горьком опыте.
Маизе показалось, или Мэл что-то задумала? Но что она может сделать? Надо только отвлечь  её от упаднических мыслей и вселить надежду. И подтолкнуть к тому, чтобы она стала её помощницей в важном деле, сторонницей и соучастницей.
- Ты станешь мне помогать?
- Конечно, мама!
- Уговоришь отца поехать с нами в Швейцарию, чтобы поддержать внука и тебя?
-Да!
-А затем ты должна будешь «умолить» его  сопроводить нас в Испанию, в старинный особняк, почти настоящий замок, только не такой большой. Ты согласна?
- Я согласна. И более того - я стану подталкивать отца к тебе.
- Нет, Мэл, это дело деликатное. Предоставь  мне самой  заниматься способом соблазнения бывшего мужа.
- Даже не представляю, как у тебя сможет получиться то, о чем мы говорим.
 - Получится. Всё надо хорошо обдумать, чтобы не было ни единой осечки.
Давно на лице Мэл не появлялась такая аинтересованность, такое воодушевление.  Ведь она получала всё: и возможность отмщения, и шанс для выздоровления сына. А в глубине души  у неё вдруг затлела надежда на то, что её семья снова воссоединится.
Ля чего ей было нужно, чтобы отец и мать снова были вместе – Мэл не смогла бы, пожалуй, объяснить, но хотя бы ненадолго вернуть  отца матери их дочке захотелось. Маиза была не далека от истины, заподозрив Мэл в замыслах, которые ей станет трудно проконтролировать, если дочь начнет воплощать их в жизнь.
- Я помогу тебе, мама, обязательно помогу. Можешь рассчитывать на меня!
- Отлично, дочка! Мы с тобой договоримся обо всем ближе к Рождеству. А пока я буду скрупулезно обдумывать, как заманить твоего отца в ловушку. Только не проговорись ни ему, никому другому об этом.
- Разумеется, я никому не расскажу. Не беспокойся, мама.
В сумочке Маизы зазвонил телефон. Достав дорогой и красивый аппарат, она взглянула на дисплей.
- Это из дома твоего деда, синьора Леонидаса. – повернувшись к Мэл, пояснила Маиза. – Да!... Что?.. Отлично!...Когда он приезжает? Так быстро? Это прекрасная новость,  Далва!
Закончив разговор, Маиза пояснила со сдержанной радостью, глядя в лицо Мэл:
- Только что позвонил Лео, он разговаривал с твоим дедом. Конечно, он согласен стать донором! Лео прилетает из Сан-Паулу завтра утром.  Это значит, что уже днём  мы с ним сможем поехать  в клинику, чтобы он сдал анализы на донорскую  совместимость крови. Если всё в порядке, то уже вечером, Мэл, твоему сыну сделают процедуру переливания крови.  И всё, Мэл! Потом твоему сыну только проколят курс специальных лекарств, а после интенсивной терапии здоровье Шанди-младшего сразу же должно пойти на поправку.
- Да. Мне то же самое говорил профессор из клиники, где мы наблюдаемся.
- И так будет, Мэл! Видишь, всё образуется! – Маиза утешала дочку, которая теперь вытирала то и дело выступавшие на глазах слёзы.
- Как я хочу, чтобы мой сыночек выздоровел! – задыхающимся от слез голосом сказала девушка.
- Он обязательно выздоровеет. Не сомневайся, Мэл! Лео согласился, его не пришлось уговаривать. Он завтра прилетит в Рио, Мэл. Завтра! 
- Но если отец не перестанет обзывать Лео клоном, продолжит с ним ссориться? Лео так же точно может и передумать!
- Нет, Мэл. Лео не такой. Он удивительный, я поняла это, когда он пришел в первый раз при мне в дом Феррасов, когда поцеловал меня перед балконом нашего дома, и  я не смогла даже оттолкнуть его. Он меня как будто пленил. Он не откажется.
- Но отец способен довести его до такого состояния, что Лео обидится и уедет обратно, - переживала мать Шандиньо.
- Далва сказала мне, что сам Лео тоже обеспокоен реакцией Лукаса. Но синьор Леонидас, со слов Далвы, ответил на это, что ему нет дела до мнения Лукаса. И если твой отец не может помочь внуку, так пусть не мешает и не вмешивается!
  Мэл впервые улыбнулась.  А в её глазах появилась надежда.
- Молодец  у меня дед!
- Да, Мэл, синьор Леонидас  золотой человек!
Заметив, что внук спит под рукой дочери, Маиза вызвала такси для них, а когда машина подъехала , остановившись довольно далеко у дорожки, Маиза помогла Мэл поднять сына на руки , довела их до такси и отправила домой, назвав водителю адрес и оплатив сполна предполагаемый счет.
Мэл благодарно  посмотрела на мать из окна машины, а Маиза, стоя на обочине тротуара, проследила, как машина влилась в общий поток транспорта на авеню Атлантика.
Затем она снова вернулась на лавочку, уже занятую молодой парой с ребенком, но места ей хватило, и она присела на край сидения. 
У неё было чудесное настроение, как если бы с её души упал один из тяжелых камней.
«Не позвонить ли Саиду? Он выражал недвусмысленное желание встретиться со мной. Почему бы и нет?» - глядя с улыбкой на океан, раздумывала она.  «Да. Стоит позвонить и договориться о встрече, скажем, через пару дней, когда улягутся волнения из-за переливания крови, процедуры просто шокирующей для той же Далвы и многих других членов семейства, кто близко к сердцу принимает эту историю».
- Не понимаю, почему у Мэл и Шанди больше не получилось родить детей?  Впрочем, имея уже одного больного ребенка, мечтать о других детях не захочется. И это правильно, наверно», - мысленно продолжала она размышления. 
Потом она покопалась в сумочке, нашла телефон, а в нем – смску от Саида, полученную сегодня утром. Она  перечитала несколько слов, и, набрав пару коротких слов, отправила ответ.  Минутами спустя, получив сообщение от любовника, Маиза поднялась со скамьи и пошла к уже знакомой остановке такси.
Пора заглянуть в снятый ею номер в отеле, чтобы привести его в порядок – т.е. подготовиться к встрече с Саидом. Она была уверена, что знает Саида: он захочет вспомнить  их прошлые отношения и повторить встречу, предложив: «Давай думать о нас!»
Маиза улыбнулась какой-то счастливой улыбкой, и, не переставая улыбаться, выбрав машину, села в такси, а хорошее настроение не покидало её до самого отеля, где она высадилась почти у самых ступеней широкой лестницы.  Поднявшись к входу в отель, графиня оглянулась и  окинула пейзаж, который, надо полагать, открывается и из окон её номера: синее-синее пространство огромного океана, редкие пальмы вдоль трассы, по которой мчится поток автомобилей, и желтый песок пляжа, яркой полосой протянувшейся от одного конца улицы до другого, куда хватало обзора.
 Насладившись панорамой, женщина вошла внутрь  здания и растворилась в огромном холле.

 
 ***    И снова Жади и Лукас ссорились.
- Лукас, для чего ты напоминаешь мне о Лео? Что в прошлом меня могло связывать с этим мальчишкой? – сидя в кресле, наблюдая за одевающимся Лукасом, возмущалась Жади.
- Не будем обсуждать этот вопрос, Жади. Но я не желаю, чтобы вы встречались. Даже случайно! – рубанув рукой воздух, сказал Лукас.
- Я и не собираюсь с ним встречаться! Но если бы мы случайно где-то пересеклись, ничего страшного не произошло бы!
- Но я этого не хочу! Не желаю ваших встреч у меня за спиной! – распахивая дверцы шкафа и доставая первый же попавшийся под руку костюм, объяснил он.
- Лукас!..- снова возмутилась Жади, проводив взглядом брошенный на постель костюм, в котором муж собирался ехать на встречу с семейством..
- Жади, даже не думай появляться в доме моего отца и Иветти, пока клон будет жить в том доме!
- Лукас! Не называй брата этим гадким словом! Почему ты так относишься к родному брату? – спросила она, глядя, как Лукас надевает рубашку и поправляет завернувшийся воротничок. 
- Он мне не брат! Моим братом был Диого, а этого… парня… Альбьери создал как эрзац-Диого, но он никогда не заменит мне настоящего Диого!
- Успокойся, Лукас! – ужаснулась женщина тому, до какого неистовства довел себя Лукас одними мыслями о близкой встрече с Лео.
- Этот братец никогда не сможет стать и мной! Пусть он и копия меня в юности. Но он не станет мною! – застегивая мелкие пуговицы на рубашке, проговорил муж.
- Конечно, Лукас! О чем ты говоришь? Ты - это ты. А у Лео другая душа и другая судьба. К чему так ревновать мальчишку, который младше тебя на 20 лет!
- Вот ты и произнесла слово «ревновать»! – не застегнув несколько нижних пуговок на планке рубашки, он остановился.
- Лукас! – предостерегающе сказала Жади.
- Забудь его,  Жади, забудь! – Лукаса почти трясло, а Жади никогда не видела любимого мужчину в таком состоянии.
- Лукас! – ошеломленно произнесла она. – Что происходит? Почему  ты так ведешь себя?
Она едва не  произнесла слово «истерика». А именно это она и наблюдала сейчас у мужа. Но что могло случиться, чтобы взрослый мужчина, более того – солидный бизнесмен в возрасте, вот сейчас, перед ней вел себя как ревнивый капризный мальчишка.
- Хорошо, Лукас, я не буду даже пытаться встретиться с Лео. Мне это совершенно ни к чему. Ты можешь быть спокоен за меня, - сказала Жади и сняла со спинки кресла приготовленный галстук. -  Вот, возьми галстук, ты его отложил, а я  села, но он не помялся.
- Жади! – умоляюще произнес Лукас. – Мне от одной мысли, что ты встретишься с Лео, становится нехорошо!
- Но разве, Лукас, вы с ним не виделись в новогоднюю ночь?
- Что?! Ты видела Лео? – Лукас, натягивая на себя  пиджак от костюма, не смог попасть рукой  в рукав и запутался.
- Видела. Я наблюдала за ним со стороны. И он меня даже не заметил, потому что не искал со мной встречи. Да он и думать обо мне забыл.
- Пожалуйста, Жади, и впредь с ним не встречайся и не общайся! Меня это заденет, знай об этом. Мне будет неприятно.
- Лукас, ты не доверяешь мне? – спросила она, стараясь помочь Лукасу справиться с рукавом пиджака. Наконец, костюм был приведен в порядок.
- Жади, я доверяю…, - поправляя галстук перед зеркалом, ответил он.
- Лукас, я хотела бы попросить тебя вот о чем: ты сейчас едешь в клинику, веди себя там прилично и не устраивай споров и ссор с Лео.
- Ты так беспокоишься за него, да, Жади?
- Я думаю прежде всего о нас! Лукас, если  из-за тебя Лео откажется быть донором твоего же внука, то Маиза снова начнет уговаривать тебя  и настраивать других  против нас  с тобой и за то, чтобы попробовать сделать донора из Пьетро. А я ни за что в жизни не стану рисковать здоровьем своего сына!
- Жади, это ведь и мой сын тоже! – оказался задетым за живое Лукас, но, увидев выражение лица Жади,  понял, что если он сейчас не остановится, то их начавшийся с легкой перепалки разговор закончится очень значительной ссорой, которая может отдалить их друг от друга, и тогда, кто знает, не захочет ли судьба снова поиграть с ними в свои игры.
- Всё, Жади, мне пора! Я уезжаю, ни о чем не беспокойся. В клинике, наверно, все уже собрались.
- Скажи, Лукас: тебя там ждут,  или ты сам решил появиться в их обществе?
- Жади, я обязан морально поддержать дочь.
- Тогда, Лукас, не расстраивай Мэл ссорами с Лео.
- Перестань, Жади, я знаю, как себя вести.


2.2. Глава 2. часть 6 (продолжение)


 - Подожди, Лукас! Я поеду с тобой! Нет, не в клинику, - уточнила она тут же, увидев. Как вытянулось лицо у мужа.
- Я хочу встретиться с Самирой. Она, я знаю, собиралась сегодня побывать в  музее, чтобы написать репортаж о новой экспозиции. Высади меня у станции метро, любой. Я доберусь до музея, где в ближайшем кафе мы с Самирой посидим и поболтаем. Вдруг племянница что-то знает о Хадиже?
Лукас усмехнулся.
- Будете и мне косточки перемывать? Ладно, Жади, собирайся, но быстро. Я уже опаздываю.
Ему не пришлось долго ждать. Жади  надела джинсы с легким светлым джемпером. Волосы, рассыпавшиеся по плечам, в прическу укладывать не стала. Она взяла сумочку. И, проверив содержимое, спустилась вниз, захватив только туфли на невысоком каблуке, понимая, что поездка в метро – не прогулка по подиуму.
- Хм, ты выглядишь не намного старше Самиры, – заметил довольный Лукас, когда Жади ловко обулась и была готова к выходу. - Красавица!
- Да, Лукас?- улыбнулась Жади. -  Пьетро уснул. С ним останется Клара. Но я долго не задержусь. У Самиры мало времени, но масса занятий и разных дел, а мне хочется узнать только новости.
- Как ты собираешься добираться обратно?
- Возьму такси. Как и всегда.
- Жади. Будь осторожна! Ты для меня – всё! И ты нужна Пьетро. Береги себя. В Рио так опасно.
- Не волнуйся за меня, Лукас!- проговорила Жади, быстро подходя по дорожке к машине. - Со мной ничего не может случиться. Зорайдэ нагадала мне долгую жизнь…. Вместе с тобой и Пьетро. Пусть иногда и не такую гладкую, как хотелось бы, не без перипетий,  которые в итоге окажутся позади!
- К-к-аких ещё перипетий? – насторожился Лукас, в тот момент уже открывавший дверцу автомобиля, но застыв после её слов.
- Неважно, Лукас!
Но, видя, что он ждет, что она  ответит, сказала:
- Чего ты боишься, Лукас? Ничего страшного мне Зорайдэ не напророчила. Не бери в голову. Поехали!
Они сели в машину, Лукас повернул ключ зажигания, нажал педаль газа, и машина мягко тронулась с места. 

 
*** В маленьком уютном кафе за столиком у окна сидели Жади и Самира. Они уже некоторое время обменивались новостями, бурно обсуждая каждую мелочь. Но Жади  поняла, что племяннице ничего не известно о жизни Хадижи  в Марокко. Поэтому теперь разговор шел о матери девушки. Самира остро переживала за судьбу Латифы.
- Отец не должен был так поступать. Но если всё-таки случилось так, что он взял вторую жену, а мама из-за этого больше не хочет с ним жить, то отец должен выполнить её требования и купить дом.
- Купить, Самира? Лучше будет, если он оставит ВАШ дом Латифе! Твоя мама вложила в это жилище столько любви, вкуса, отдала столько сил, что этот дом – это часть её самой. Это дом, в котором родились её дети – вы с Амином,  это кусочек сердца Латифы. Как твой отец может впустить в сердце вашей матери другую женщину?
- Сможет, тётя Жади. Но я согласна с вами: это несправедливо.
- Многое в жизни несправедливо, Самира! Например, я совсем ничего не знаю о своей дочери.
- Хадижа так и не позвонила? Совсем ничего не сообщила о себе? – удивилась девушка. – Это странно.
- Открою тебе один секрет: я подарила Хадиже тайком от всех крохотный сотовый телефон. Предупредила, чтобы никто о нём ничего не знал. Но дочка и по нему так и не позвонила. Я ничего не понимаю. Она  не отправила ни одного сообщения. И меня это очень беспокоит.
- Тётя Жади, а если позвонить в дом её мужа?
 - Нет, Самира, Саид запретил мне туда звонить.
- Но почему?
- Он боится, что я всё испорчу. Ведь в Фесе я по-прежнему  всеми отверженная.
- Тогда пусть дядя Али позвонит.
- Дядя Али и Зорайдэ так и сделают, как только вернуться в Марокко.
- Ах да, я и забыла что они всё ещё в Сан-Паулу!
Да. Ищут жениха для Ясмин и невесту для Икрама. Это очень ответственно.
- Понимаю, - с иронией произнесла Самира, вспомнив стройную, симпатичную, с длинными волосами Ясмин, вынужденную частично одеваться в хиджаб, хотя было понятно, как ей это не нравилось.
- Тётя Жади, неужели внучка дяди Али и Дунии согласится выйти замуж за какого-нибудь богатого старика, которого ей выберут дядя Абдул и другие родственники? Неужели у неё нет собственного мнения? И собственных желаний и представлений о женихе, о муже, о мужчине, с которым предстоит прожить жизнь?
- Самира, знаешь… Я наблюдала за Ясмин на свадьбе Хадижи, и мне показалось, что она вовсе не покорная овечка. Зорайдэ говорит, что в Фесе местные сплетницы считают, что у Ясмин характер Дунии. Но это всё пока в зачатке, поэтому и хотят найти ей мужа, который бы не дал развиться её дурным наклонностям.
- Какие ещё дурные наклонности могут быть у этой девушки?
- Это не мои слова. Я процитировала дядю Абдула.
- Мне показалось, что Ясмин – вообще классная девчонка. Если бы она жила в Рио – мы с ней подружились бы.
- Пожалуй, ты права, Самира. Я заметила, что Ясин с завистью рассматривала твою одежду. Ей тоже хочется выглядеть современно, и в Марокко многие молодые девушки одеваются по-европейски. Но только не в семьях Сида Али и Сида Абдула. Даже дядя Али придерживается строгих правил и исполнения обычаев, если это касается членов его рода.
- Да. А до других ему нет дела. К другим людям дядя Али относится толерантно, т.е. весьма терпимо, – констатировала Самира.   
- Да, это так, пожалуй, - согласилась Жади.
 Они поговорили ещё. Съели по порции мороженого, заказали по чашечке кофе и одну на двоих порцию суфле из маракуи. Когда всё было с удовольствием съедено и выпито, они поднялись и, лавируя между столиками, вышли из кафе.
Посадив Самиру на нужный автобус, т.к. от такси девушка наотрез отказалась – ведь предстояло проехать всего три остановки до станции метро «Сан-Криштован»,  Жади села в подъехавшее такси.
И уже сидя в машине, Жади подумала: «Всё-таки я сама первая свяжусь с Хадижей. Я подожду ещё несколько дней и отправлю ей сообщение. Моё терпение уже на исходе. Но если у моей дочки всё хорошо, как она может пренебрегать возможностью пообщаться со мной?»
Жади вспомнила разговор с Самирой. Она ещё раз убедилась, насколько племянница близка ей по духу. По натуре, по взглядам – они очень похожи!  Окажись на месте Хадижи Самира, в другой стране, в чужой семье, зная, как о ней беспокоятся родные, уж она бы нашла способ сообщить о себе и успокоить Латифу!
 Наверно, годы, которые Хадижа прожила в семье отца и его жен без неё, сыграли роль, и вот  поэтому дочка не вспоминает о матери, не понимая, как та беспокоится за неё.
 У Жади невольно подступили к глазам слёзы обиды. «Если это так – если я больше не нужна моей принцессе…», - глядя в окно, думала Жади, старалась удержаться от того, чтобы не разрыдаться прямо в такси. Она постаралась переключить внимание на что-то другое. Подумать о чем-то ином.
Но мысли снова возвращались к Самире. Она вспомнила, как пожаловалась девушке на ситуацию с донорством для сына Мэл. Самира поняла и подержала тётку.
- Ни в коем случае не соглашайтесь на то, чтобы Пьетро подвергнуть изъятию костного мозга для донорства! Это опасно само по себе и может повлечь многие осложнения. Или инфекцию занесут. И тогда уже вам, тётя Жади, придется искать донора крови.
- Самое неприятное, что помощь нужна внуку Лукаса. И отказывая, я оказываюсь в непростом положении.
- Да? А на что Мэл рассчитывает? Когда она принимала наркотики, она ни о ком не думала. А теперь ей все должны? Даже рискнуть жизнью и здоровьем других детей? И мне не стыдно так говорить! Это не эгоизм, а здоровый цинизм. Пусть до неё дойдет, что пришло время расплаты, между прочим!
Жади тогда дипломатично промолчала, потому что ей показалось, что Самира несколько перегнула палку в своих суждениях. Но это юношеский максимализм, который однажды пройдет.
 А Самира тем временем продолжала рассуждать:
- Меня давно интересуют две темы: судьба человека и расплата за содеянное. Коран я знаю с детства. Помню, что там написано. Мне всегда импонировала фраза: «Аллах скор в своих расчетах!». А вот с Библией, книгой христиан, я познакомилась недавно. Но и христианство не оставляет совершенные некогда грехи без расплаты. Пусть не сразу, но человек вынужден расплачиваться за совершенный харам, т.е. грех. Каждый человек должен помнить об этом.
- Самира, ты заинтересовалась религией?- с тревогой спросила Жади.
- Да. Хочется разобраться, что мне ближе. Если уж семья меня отринула, а дядя Абдул считает, что из меня не получится настоящей мусульманки, то почему бы мне в себе не покопаться и не понять, кто я и что я. Дядя Али сказал однажды маме, что я как дерево, которое корнями вросло в землю востока, а ветвями тянется к западу. Как-то так.
- Самира, умоляю тебя: будь осторожна! Ты, конечно, захочешь не только разобраться, но ещё и статью решишь написать о людях, которые ищут своё место в жизни.   Если кто-то  родился не там, где его исторические корни, а его семья живет по обычаям родины, не проникаясь реалиями той страны, в которой оказались, то таким людям трудно приходится. Они разрываются между двумя культурами, не сумев объединить их в одно целое, потому что не смешать того, что в принципе смешать невозможно. И тогда приходится выбирать.
- Вот! Именно об этом мне и хотелось порассуждать. Но не с кем было. А Вы, тётя Жади, меня всегда понимаете.
- Самира, прошу: будешь писать об этом, то пиши не от себя. Будь похитрее, гибче будь. Побеседуй со священнослужителями, представляющими разные религии, чтобы потом в статье изложить интервью с официальными лицами, задавая ИМ острые вопросы. Пусть вся ответственность за ответы ложится на них! А ты чтобы оказалась ни при чем!
- Тётя Жади! – поразилась её словам Самира.
- Да, Самира, именно так: подавай свой материал под соусом бесед с ними. Будь хитрей!
Самира только звонко рассмеялась.
- А вы, оказывается, стратег! Хорошо, тетя Жади. Я так и сделаю. К тому же, кто я такая, чтобы выдавать свои соображения за истину, которой должны верить? Моё мнение – это всего лишь моё мнение, а вот если о судьбе и расплате за совершенные грехи будут рассуждать уважаемые люди, это совсем другое дело. И я так и сделаю! Мне такая идея тоже недавно пришла в голову – устроить интервью по какой-нибудь очень важной проблеме.
- Вот видишь, Самира, насколько мы с тобой похожи!
- Я давно знаю об этом, тётя Жади.

… - Всё? Это Ваш дом, синьора? Если Вам нужно было прибыть по  этому адресу, то мы приехали. Синьора, Вы меня слышите? С Вами всё в порядке? – настойчиво обращаясь к Жади, прервал ход её мыслей таксист, удивленный тем, что пассажирка продолжает оставаться в салоне, хотя прошло уже несколько минут, как он остановил машину у ворот дома по названному ею же адресу.
Жади вырвалась из грез воспоминаний, расплатилась с водителем и, извинившись, вышла из такси.
 Она не стала сразу заходить в дом, а прошлась по саду. Вспомнив, как любила Хадижа вместе с ней составлять букеты из садовых цветов, она решила сделать то же, что часто делала её дочь: принести букет в комнату.
Подняв оставленные у куста садовые ножницы, она срезала несколько роз разных оттенков розового цвета, три  белоснежных цветка кустовых хризантем, несколько альстромерий, добавила лимониум и украсила букет веточками светлой зелени.
Она занесла букет в свою комнату и поставила в вазу, подаренную однажды дядей Али и Зорайдэ.
Это была ваза из Феса – сине-голубым рисунком на молочно-белом фоне, её самая любимая ваза.
 Достав пакет с фотографиями, сделанными Самирой на свадьбе Хадижи, Жади разложила их тут же, на столике. И, посмотрев на счастливое, улыбающееся лицо Хадижи, она вдруг расплакалась. Где ты, Хадижа? Что  с тобой? Когда же, наконец, ты дашь о себе знать?
Выплакавшись, Жади достала одну вещь, оставленную Хадижей ей на хранение. Теперь пришло время решить, что делать с этим необычным предметом.
На её ладони лежал кулон в виде золотого Корана,  изящная цепочка спускалась между пальцами. Жади не любовалась, а, наоборот, озабоченно думала, как ей быть с подарком, некогда сделанным её дочери Зейном.
Когда Хадижа встретилась с Жади накануне свадьбы, тогда она и напомнила матери о подарке бывшего мужа Жади, сделанном на свадьбе дяди Али и Зорайдэ. В детстве ей очень нравилась оригинальная вещь из золота.
Но когда Хадижа узнала историю любви Зейна и Сумайи, то поклялась вернуть им  подарок. И Жади, и Хадижа, понимали, что для Зейна золотой Коран не был обычным украшением, но имел особый смысл. А подарен был девочке, потому что Зейн в тот вечер потерял женщину, мать этой девочки, и потеря была куда большей, чем обладание золотым талисманом.
Что же тогда Зейн сказал Хадиже? Девушка так и не могла дословно вспомнить его слова, сколько Жади её не расспрашивала и не просила припомнить. Хадиже врезались только его слова о том, что её мама решила уехать далеко-далеко, где она будет очень счастлива. А потом Хадижа окунулась в праздник – ведь была свадьба Зорайдэ! Она не осознавала тогда ценность подаренного, для неё это было всего лишь  украшение.
Но когда пришло известие, что Сумайя родила Зейну сына, то, узнав эту новость на свадьбе Хадижи, и Жади, и Хадижа решили, что кулон необходимо вернуть Зейну, а если он не согласится, то вручить – подарить – отдать – оставить или как-то ещё вернуть его Сумайе.
 Хадижа теперь замужем, и неизвестно, в каком положении в доме мужа она оказалась. 
Жади даже поднялась с кресла и прошлась по комнате. План действий стал лихорадочно складываться в её голове.
Значит, эта миссия ложится на плечи Жади – вернуть золото его настоящему хозяину. Ведь она сама по себе знает, что такое потерять кулон-амулет.  А то, что золотой Коран имел особое значение для Зейна, в этом она ничуть не сомневалась. «Так…Для этого я должна лететь в Марокко. Там надо встретиться с Сумайей и Зейном, вернуть им украшение, дав необходимые разъяснения».
Вот настоящий повод слетать в Марокко! – честно призналась себе Жади. Только бы поскорее оказаться в Фесе! А там она сама разузнает о том, как живется Хадиже, почему она молчит. Почему о ней никто ничего не знает? И, возможно, Жади снова придется пересечься с Зейном. Но уже прося его о помощи для своей дочери.  А то, что помощь понадобится, в этом Жади почему-то нисколько не сомневалась.
- Ах, а что же с моим кулоном? С моим талисманом? – Жади подошла к зеркалу, на тумбе которого стояла шкатулка. Отомкнув её крохотным ключиком, она провела рукой по украшениям, которые пора давно было разложить по местам. А сейчас украшения лежали, как попало.
Но кулон найти не составило труда благодаря шнуркам, черным кожаным шнуркам, которые превратились для Жади в реликвии, пусть и едва не сотлевшие от времени. Заметив среди блестевших цепочек и разной толщины золотых браслетов и ожерелий кожаные нити, Жади ловко поддела за шнурки  пальцами и вытащила своё любимое и самое ценное украшение из шкатулки.
Камень, изрядно похудевший после разделения на две части, одна из которых отправилась в Марокко вместе с Хадижей, так же отливал на солнце зеленью какого-то необычного оттенка. Жади зажала кулон  двумя пальцами и внимательно всмотрелась в него, как будто пытаясь проникнуть взглядом внутрь камня.
Нефрит обладал магической силой – в этом Жади была уверена. Даже Лео однажды рассказал ей, как он увидел её, Жади, лицо в нефритовом камне кулона, как в крохотном зеркале. Так почему же она, Жади, хозяйка талисмана, не сможет увидеть в глубине нефрита свою любимую дочь? Ведь желание её так сильно!
Жади изо всех сил напрягала зрение, призывая Хадижу. Так однажды они с Хадижей рассматривали какие-то необычные картинки из журнала, в  которых, если смотреть на них особым образом, можно увидеть совершенно неожиданные предметы.
Жади так увлеклась, что в какой-то момент ей показалась, что она что-то видит! Видит какую-то улицу. Точнее – мощеную камнем мостовую, на которой лежал кулон, потерянный хозяйкой или украденный кем-то и выброшенный. А возможно, каким-то ещё способом оказавшийся не на шее Хадижи, которую Жади так жаждала увидеть, а на камнях перед дверью дома, а рядом чернели какие-то легкие предметы, похожие на… лепестки!
Итак, кулон лежал на камнях улицы среди лепестков черной розы, сломанный цветок которой ясно увидела Жади в крохотном «экране» нефрита. Значит, Хадижа осталась без талисмана, без защиты, которую давал кулон в своё время самой Жади. А от вида цветка матери Хадижи стало совсем не по себе. Она продолжала всматриваться в поверхность талисмана, надеясь увидеть что-либо ещё.
Но вдруг дверь резко распахнулась, и в комнату ворвался Пьетро, удиравший от собаки, игравший в то, что добрый пес гонится за ним.
Жади даже вздрогнула от неожиданности: так велико было наваждение. И досада осталась в её сердце, ведь ей показалось, что если бы ещё чуть-чуть, и в камне показалось бы лицо дочери!
- А может быть, я просто начинаю сходить с ума? – спросила она себя, когда Пьетро так же шумно убрался, просто «выкатился» из её комнаты вместе с собакой и прибежавшей за ним, запыхавшейся  няней, которая не уследила за мальчиком.
Жади вздохнула и собрала фотографии  обратно в пакет,  подарок Зейна вернула в бархатный мешочек, позаимствованный когда-то от, уже  не помнится, какого украшения.  А кулон, свой талисман, она снова надела на шею. «Мне всё равно, что о моем странном для кого-то украшении будут думать люди. Главное, кулон «заговорил» со мной, он снова «ожил» и начинает мне помогать. А что могло случиться с кулоном Хадижи?»
 Эта тайна раскроется нескоро, а талисман, подаренный Жади дочери, не раз сыграет зловещую роль в жизни Хадижи.

2.3. Глава 2. Часть 6
  Лео. За несколько дней до описываемых событий.  Брат Лукаса в Рио.

О том, что его ждет, Лео всегда знал заранее. Если в детстве это были  неясные предчувствия или непонятные сны, то теперь Лео научился «разгадывать» их. Он развил в себе эту удивительную способность, ставшую чем-то вроде дара предвидения. Это не всегда, конечно, срабатывало, но, однако, в большинстве случаев не давало осечек.
Неважно, как это происходило: видел ли он важные события ближайшего будущего во сне, или к нему приходило мгновенное озарение, или мысленно на короткий миг возникала картинка, которую он в последствии видел в действительности.
Когда-то в ранней юности Лео вот так увидел во сне прекрасную незнакомку с закрытым тонким восточным платком лицом. И медальон, в котором ему потом не раз чудилось лицо Жади.
 А как получалось у него общение с Альбьери? Нет, в детстве такого не случалось, иначе Лео так долго не искал бы своего отца. А Альбьери он всегда считал настоящим отцом, кто бы что там ни говорил.
А вот после их пребывания в пустыне, куда они вместе отправились «на поиски себя», своего предназначения, чтобы понять, кто они есть, а  потом их возвращения в Бразилию и жизни в разных мегаполисах – огромных городах Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро, вот после всего этого они вдруг стали понимать друг друга на расстоянии,  как телепаты.
Они вроде бы и отдалились друг от друга, находясь на огромных расстояниях, но только не мысленно. О, Лео и Альбьери общались самым непостижимым образом, и ни один из них не смог бы объяснить, как это происходит. Как получалось, что Лео всё знал об Альбьери?
Ни о матери, ни о синьоре Леонидасе, упорно считавшим себя его родным отцом и даже сумевшим доказать отцовство в суде! Ни даже близость с Лукасом  - близость на клеточном уровне, как убеждал его Альбьери, не позволяла ему знать о том, что происходит с братом. Это случалось, возможно, потому, что Лео упрямо гнал от себя мысли о Лукасе.
И только между Лео и Альбьери установился почти постоянный невидимый контакт. Лео безошибочно угадывал желания отца и выполнял его волю.
Даже находясь на разных материках, когда Альбьери уже вернулся в Рио, а Лео остался в Марокко, в пустыне, в берберском поселке, они как бы интуитивно чувствовали и понимали  друг друга на огромном расстоянии. Как если бы научились читать мысли. Но это явление в Лео вспыхивало спонтанно и не было управляемым. Он мог подолгу ничего подобного не ощущать. А потом чудесная способность возвращалась к нему. 
 Вот и теперь Лео откуда-то знал, благодаря некоему седьмому чувству, как это называют, что он нужен Альбьери. Поняв это, Лео дал слово позвонить Альбьери, но завтра.
Он только что вернулся из поездки в свою квартиру в Сан-Паулу. Портье протянул ему конверт и ключ. Лео посмотрел на обратный адрес на конверте и вдруг почувствовал навалившуюся на него усталость и непомерную грусть. В квартире он переоделся и первым делом принял душ. Потом снова подошел к шкафу, немного постоял в нерешительности, уже зная, что завтра ему снова предстоит собирать вещи, чтобы на этот раз отправиться в  Рио-де-Жанейро.
Но это он сделает завтра. А пока он просто налил себе виски, сел за стол. Открывая продолговатый конверт, он думал об отправителе – Леонидасе Феррасе. Но письмо было не только от отца. Под несколькими сердечными словами приветствия и, собственно, последовавшей за ними просьбе,  другой рукой – рукой Иветти - была дописана та же просьба, но  иными словами.
Иветти всегда очень нравилась Лео. Это была его крестная мать и близкая подруга родившей его женщины – Деузы, матери, которую Лео и любил, и не понимал. У него всегда, с самого детства было ощущение, что Альбьери ему вполне достаточно – он ему заменить мог и мать, и отца.
 Как потом выяснилось, истина в том и заключалась, что Альбьери оказался его создателем, который смог обойтись без отца и без матери  для будущего существа, когда манипулировал с клетками в стеклянной кюветке под микроскопом, создавая клетку будущего клона…
Лео понял, что случилось что-то очень страшное, обнаружив в письме мольбу, изложенную его племянницей Мэл, а также к его огромному удивлению – подписанные несколько строк рукой Маизы – бывшей жены Лукаса.
Просьба касалась его внучатого племянника Шандиньо, которому срочно требовалась медицинская помощь. Лео внимательно прочитал каждую строку, представляя лица и мысли писавших их. И вдруг он споткнулся о слова Иветти: «Не обращай внимания на Лукаса, если он что-то скажет тебе. Мы все считаем, что твой брат не должен вмешиваться». И тут же Лео как будто услышал в голове возмущенный голос Лукаса: «В моём внуке будет течь кровь клона?».
 Голос прозвучал так явственно, что Лео швырнул письмо в угол и вскочил с места.
- Клон! Опять мне напоминают, что я клон! Клон Лукаса! Но я – это я! Даже если я клон Лукаса, то разве  и в этом случае  у меня нет права на существование? Разве я занял его место в жизни? Нет, я уступил Лукасу, уехал в другой город, очень редко бываю в Рио. Ведь он сказал мне, а я согласился, что нам двоим  нет места даже в таком огромном городе, как Рио-де-Жанейро.
Из-за Лукаса он когда-то сбежал вместе с Альбьери (у которого, впрочем, были на это свои причины) в пустыню - «искать себя». Это было спонтанно принятое обоими решение, но оказавшееся верным.  Лео понял, кто он, и обрел знание, как ему жить дальше.
Альбьери не выдержал и вернулся к цивилизации.
А Лео тогда решил, что кем бы он ни был – клоном, ребенком из пробирки или рожденным, как все – это неважно. Он - Лео – путешественник в пространстве, потому что именно этого требовалось его натуре. И только этим он отличается от других людей. Даже от Альбьери. И это всё.
Сам же Альбьери - человек, слишком привязанный к цивилизации. Поэтому, опомнившись от полученного удара, придя в себя, встряхнув чувства и отказавшись от некоторых заблуждений, доктор Альбьери возвратился в свой дом к тронувшейся умом Эдне, о которой некому было позаботиться.
А Лео остался. Сколько он потом путешествовал, перемежая поездки с учебой? Лео чувствовал себя неутомимым изгнанником, бегущим и догоняющим некую призрачную цель. Где была его Родина? В Бразилии? В Марокко – пустыне Сахара? Где? «В клинике доктора Альбьери,» -  пришел он, наконец, к циничному выводу. И решил больше не заморачивать себе голову мыслями об этом.
Лео хотелось безопасной, спокойной,  осмысленной жизни, которой он лишился, узнав правду о своем рождении. А ведь тогда из-за этого он переплыл океан вслед за Альбьери и отправился в пески Сахары. В пустыню, в которой они оба хотели затеряться навсегда.
А, оказавшись в царстве песка, они и там обнаружили жизнь. Настоящую. Среди людей, которые нашли их с Альбьери среди песков, приняли, вылечили, поставили на ноги.
Лео выучил берберский язык, перенял нравы и обычаи племени, приютившего их с Альбьери на несколько лет. Лео вернулся в Бразилию только тогда, когда решил, что обрел себя.
А здесь он снова оказался в царстве безысходной пустоты – в каменной громаде Сан-Паулу.
Теперь Лео знал, кто он, но одиночество…снедало его.
Бездушными были комнаты, в которых он жил, улицы, по которым он ходил, дома, которые он видел. Жизнь сливалась в сплошную полосу одних и тех же безотрадных действий – приёма пищи, сна и рабочих часов, когда Лео зарабатывал себе на жизнь, не желая принимать денежные средства от семьи,  из которой он был выброшен судьбой, выброшен из мира, к которому поневоле принадлежал,  и для которого был рожден,  точнее - создан волей Альбьери.
Он ненавидел слово «клон». Не хотел верить, что он клон, и старался не думать об этом, не вспоминать, забыть…Вот поэтому он много путешествовал, чтобы получать всё новые впечатления, которые спасли бы его от пустоты и одиночества. Друзей у него не было. Как-то не получалось иметь друзей.
Но иногда на него находило такое: во время работы или в ресторане, за разговором, во время путешествия, в пути какая-то мелочь, случайное слово – и тогда пустота нарастала в нем, заполняла его всего и начинала душить.
  Пустота нарастала в нем, заполняла и душила, как ненасытный злой дух. Эту боль невозможно было унять. И хотя он пытался укрыться за стеной бытового существования, новых знакомств, новых мест, Лео безнадёжно и отчетливо понимал, что он одинок. Он так хотел найти свою половину. Как Адам получил Еву, которая по библейской истории была создана Богом для первого человека, который осознал своё одиночество.
Если поверить Альбьери и согласиться, что он, Лео, клон, то Альбьери, приравнявший себя к Богу, должен был создать для него и женщину, из его ребра! Если не друзей, не соплеменников, таких же, как и он клонов, то хотя бы его женщину, которая принадлежала бы ему душой и телом.
Впрочем, нет. Если бы Альбьери сделал для Лео вторую «Еву» из его ребра, а точнее – из клетки, взятой из ребра Лео, то по человеческим законам она стала бы его сестрой или дочкой.
А Лео хотелось любви, такой любви, какую он предвкушал лет пять назад в ожидании встречи с Жади.
Но потом он понял, что та любовь, которая жила внутри него к этой женщине, принадлежала вовсе не ему. В Лео жил призрак любви Лукаса к Жади! Как зеркало всего лишь отражает упавший на него луч солнца, так и Лео, подобно зеркалу, отразил чужое чувство, миражом поселившееся в его душе. Как же он был разочарован таким открытием – безмерно!
А когда он сам сможет полюбить? И кого? Где девушка, которая тронет его сердце? Кого сможет полюбить он, и кто – его?
Лео мечтал встретить девушку, которая ответила бы ему искренним чувством, полюбила бы его, потому что он – это он, а не чье-то подобие.
Лео вспоминал, как Жади постоянно называла его Лукасом. Она принимала его за Лукаса. Искала в нем юного Лукаса. А Лео тогда так любил Жади, он старался ничего не замечать, до какой бы степени ему ни были неприятны подобные ситуации.
Лео постарался забыть Жади, когда стало ясно, что выбрала она не его, а Лукаса, которого любила всю жизнь. А он, Лео, был для неё призраком из прошлого.
Он вырвал Жади из сердца, но не смог забыть, какое разочарование принесло ему первое чувство любви. Когда он был весь во власти  любовного чувства, ему казалось, что Жади для него – всё, целый мир. Женщина, которая была предназначена ему судьбой.
Но всё оказалось не так. Жади всегда принадлежала Лукасу, даже когда обманывалась, принимая Лео за новый вариант Лукаса, с которым можно было бы всё начать с чистого листа. Переписав отношения заново…
Лео больше не желал вспоминать то время.
И вот вдруг это письмо с мольбами о помощи. Лео знал, что, конечно, он согласится помочь, и по многим причинам.
Во-первых, он понял, что не семья выбросила его из своего круга, а он сам сбежал от неё. Но теперь он необходим семье, в которой без его помощи случится беда.
Во-вторых, он, наконец, признался себе, что ему хочется увидеть и Леонидаса, и Иветти, и Мэл, т.е. увидеть свою семью. А они его семья. И Деуза с Эдвалду, конечно, тоже, и уже совсем пожилые бабушка Мосинья и тётушка Лола. 
Ему так захотелось встретиться со всеми.
Но если в дом матери он мог прийти в любое время, то в доме Феррасов появиться просто так не позволяли ему самолюбие и гордость, через которые ему пришлось бы переступить, зная, как относится к нему Лукас.
Но сейчас он получил не просто приглашение, а крик о помощи, причем мольбы многих обитателей дома Феррасов. Так почему бы ему не отправиться в Рио уже завтра? Его просили прибыть как можно скорее.
Лео вышел на балкон квартиры на 21 этаже и, вцепившись в балконное ограждение, окинул панораму Сан-Паулу, поняв вдруг, что давно возненавидел созданный им самим свой новый мир, воплощением которого стали небоскрёбы чужого города, принять который его вынудил Лукас.
 Лукас остался жить в Рио, а Лео поневоле пришлось выбрать другое место обитание. Так он думал когда-то. Но вот теперь он спрашивал себя: а с какой это стати он, а не Лукас вынужден был уступить дорогу? Почему Лео не мог остаться там, где жила Деуза, его бабки,Эдвалду, где у него были друзья, жили три его отца (ирония судьбы!): приемный отец – Эдвалду, установленный по суду – Леонидас Феррас и человек, создавший его в лаборатории, Альбьери, без которого он не появился бы на свет.
 Так не пора ли изменить свою жизнь? Вернуться в свой настоящий мир и сделать его таким, чтобы в его жизни не было больше места одиночеству. Лео почти решился на это.
Но в глубине души мелькнула трусливая мысль, что если у него снова ничего не получится, то ему стоит вернуться в места, которые всё чаще возникали в его памяти далекими очертаниями не так давно утраченной жизни. В такие мгновения он вновь вдыхал соленый воздух Атлантики, только по другую сторону океана, и пьянящую сухость песка, который шел из пустыни и, казалось, хрустел у него под ногами.
Лео уснул с мыслью встать так рано, чтобы успеть на первый авиарейс до Рио-де-Жанейро.
Он беспокойно спал, а тревожившие его мысли трансформировались в странный сон, разгадать который утром у него не получилось.
Во сне он снова сидел в восточном дворце –  очень знакомом риаде, судя по всему принадлежавшем  другу  Альбьери из Марокко. Он не стал брать сигару из стоявшей на столике шкатулки, а достал из кармана пачку сигарет с изображением верблюда. Он вытряхнул сигарету и закурил, не сводя глаз с изображения. И вдруг на глазах удивленного Лео верблюжья морда начала увеличиваться в размерах, обретая очертания настоящего животного. И вот уже перед ним стоит   живой дромадер. Под ногами Лео вихрится от ветра песок на бархане, откуда-то слышится грохот барабанов, а сухой песок ударяет в лицо. Как наяву Лео увидел дрожание копыт обитателя пустыни, ощутил его крепкий пыльный мех, и с внезапно охватившим его волнением вдруг заметил на песке за спиной верблюда установленную палатку. Или то был небольшой бедуинский шатер? Но Лео откуда-то знал, что там его ждут. Ждет его та, о которой он так долго мечтал. Во сне Лео сделал несколько шагов к палатке, обходя верблюда…
Всё, что ему удалось увидеть во сне перед пробуждением – это лицо девушки, выглянувшей   с деловым видом из укрытия от палящего зноя, Когда она отбросила полог простой берберской палатки, Лео узнал это лицо, узнал эту девушку. Он с разочарованием сказал себе: «Этого не может быть! Нет!»
Проснувшись, Лео повторил фразу, произнесенную во сне:
- Нет. Нееет!!! Этого быть не может!
Но в глубине души вспыхнула искра надежды на будущее счастье. Он вдруг совсем иначе «посмотрел» на знакомую девушку внутренним зрением, выудив из памяти разрозненные редкие воспоминания.  Он не знал, как судьба сведет его с этой красавицей, как именно смогут пересечься в жизни их пути, но то, что однажды это случится, Лео, доверяя своей интуиции,  знал теперь совершенно точно.
Но не стоило ни с кем делиться тайной случайно открывшегося  перед ним на мгновение будущего. Никто не поверил бы ему, а тем более та, о которой он теперь непрерывно думал. «Это случится не сейчас. Время ещё не пришло… Как некогда говорила Жади, существует Мактуб, которым предопределено всё в жизни каждого человека. Надо ждать… Я знаю, что может меня ждать, но та девушка даже не подозревает! Пусть придет то время. А пока… ».
Её имя он запретил произносить себе даже мысленно. Какое-то время он отрешенно лежал в постели, глядя на темное небо за окном в этот ранний час.
Но затем, взглянув на часы и вскочив с постели, после холодного душа и чашки горячего кофе ему пришла в голову более здравая мысль: «Надо же, как загадочно порой переплетаются мысли человека, его сны и игра воображения!»
Решив выкинуть из головы странное сновидение и вызывающие напрасные надежды мысли, Лео быстро побросал в сумку необходимые вещи, закрыл квартиру и спустился к портье, у которого снова оставил ключи и вещи, а сам зашел позавтракать в соседнее кафе. Затем, сев в такси, отправился в аэропорт, чтобы уже через час полета сойти с трапа уже в Рио-де-Жанейро, где так ждали его помощи.



2.4. Глава 2 Часть 6 (продолжение)
  Лео уже в Рио. Встреча с Лукасом в клинике.

Саид и Маиза подъехали к клинике на автомобиле Саида. Машину им удалось поставить так, чтобы не бросалась в глаза посетителям, но чтобы пассажиры могли  свободно видеть сквозь тонированные стекла всех, кто входит в клинику или выходит на улицу.
- Маиза, ты уверена, что появятся и Лукас, и его брат?
- Немного терпения, Саид! Как видишь, синьор Леонидас и Иветти уже на месте. И моя дочь тоже.
- Где же твой внук?
- С ребенком в клинике остался Шанди. Мальчика нужно подготовить к процедуре. Он не должен испугаться. Мэл не подойдет для этой роли, она стала такой нервной! А у Шанди характер более выдержанный.
Саид огляделся: территория клиники утопала в зелени, огромные пальмы и низкорослые пышные деревья укрывали часть здания. Но вход в клинику просматривался хорошо.
Вот Леонидас Феррас с нетерпением посмотрел на часы и, казалось, с досадой хмыкнул. Жена Ферраса, мачеха Лукаса,  которую Маиза назвала Иветти, высокая эффектная блондинка успокаивающе погладила его по плечу, что-то сказав.
  Вдруг брови её мужа высоко поднялись, и Иветти, а вслед за ней и никем не замеченные Маиза и Саид тоже  оглянулись в ту сторону, куда с удивлением смотрел Леонидас.
Оказалось, что подъехал Лукас. Он быстро подошел к отцу, и они о чем-то заговорили.
- Почему у твоей дочери такое недовольное выражение лица? – поинтересовался Саид.
- Мэл опасается, что из-за неприязненных отношений между отцом и его братом процедура может сорваться.
- Вот как? Лукас не ладит с братом?
- Да, они с первого взгляда невзлюбили друг друга. Но виноват Лукас. Он ведь умный, взрослый мужчина. А Лео  ещё мальчишка. Кто должен проявить мудрость?
- Ну, твой бывший муж никогда не отличался этим качеством.
- Ты прав. Я не понимаю, для чего он приехал в клинику, если знает, что Лео всё равно станет донором. Он согласился. А мнение Лукаса никого в данном случае не интересует.
- Лукас не хочет, чтобы его родной внук выздоровел? – непонимающе спросил Саид.
- Хочет, конечно. Но его бесит, что кровь брата будет течь в его внуке!
- Странно, - удивился Саид, так ничего и не поняв.
- Это вообще очень странная история, Саид. Не хочу даже вдаваться в подробности!
Мужчина усмехнулся и вдруг замер…
По уложенной цветной плиткой дорожке спешил в клинику взлохмаченный парень в драных джинсах и не новой, вылинявшей голубой футболке с небольшим рюкзаком за спиной.
- Это Лео, - коротко пояснила Маиза.
Они увидели, как навстречу парню быстро шагнул сам Леонидас, первым обняв сына. Следом за мужем раскрыла объятия Иветти, обнимая и целуя пасынка. Затем и Мэл благодарно прижалась к груди родного дяди, подняв вверх лицо и с надеждой заглядывая в глаза человеку, обещавшему спасение её сыну.
- Далва совсем растрогалась, - сказала Маиза, увидев, как пожилая темнокожая женщина, горячо прижав к себе Лео, зарыдала прямо у него на плече.
И только Лукас разглядывал брата исподлобья, молча и недоброжелательно.
- Маиза, мне кажется, или муж Жади смотрит на брата как на соперника?- произнес Саид, что-то припоминая.
- Ты прав. Твоя Жади, когда ты в последний раз выгнал её, пришла в дом Лео и жила там, не рискнув показаться в нашем доме!
- Вот как? Но ты не совсем точна: я не выгонял Жади. Она сама не захотела становиться моей второй женой. Странно. Назира и Зорайдэ отвозили Жади вещи после той истории, но как я понял, в дом Лукаса.
 - Не смеши. Их у нас и близко не было.
- Но Назира сказала, что в доме, где нашла приют Жади, она видела фотографию Лукаса!
- Нет, это был не Лукас. Жади жила в то время в доме матери Лео, у Деузы. Твои родственницы могли увидеть там только фотографию Лео!
- Ах вот что, - задумчиво протянул Саид.
 Между тем, у входа в клинику, кажется, начали накаляться страсти. Это было понятно даже со стороны.
Между Лукасом и Лео происходил вовсе не дружеский обмен приветствиями, а Леонидас и Иветти, судя по всему, старались призвать обоих к примирению.
- Кажется, мне тоже пора появиться, чтобы вмешаться, - бросила Саиду Маиза, увидев плачущую Мэл.
Она выскользнула из автомобиля. И вот уже элегантная, ухоженная, грациозная графиня Маиза де Вержи спешила на помощь дочери.
Саиду стало приятно при мысли, что Лукас понял, с кем приехала его бывшая жена. Одно мимолетное выражение его лица, когда Лукас посмотрел на появившуюся из припаркованного автомобиля Маизу, и Саиду всё стало ясно. Прошло время, но и для Лукаса, оказывается, ничего не закончилось. Он не забыл Саида, как и Саид – Лукаса. И всё можно начать сначала. Борьбу за Жади, например, если Саид решит, что ему это надо.
…Тем временем Маиза уже пыталась успокоить рыдающую Мэл, лицо которой покрылось красными пятнами. Она возмущенно размахивала руками и почти в полный голос, привлекая внимание,  кричала:
- Отец, ты не имеешь права лишать моего сына шанса на выздоровление! Сам не можешь помочь – уходи! Зачем ты вообще здесь появился? Не смей оскорблять моего дядю! Лео, не слушай отца, он всегда был эгоистом!
- Мэл! Мэл, прекрати! Лео здесь, он приехал для того, чтобы помочь твоему сыну! – пыталась сдержать дочь Маиза.
Лео повёл шеей, как всегда делал, когда начинал нервничать – жест, от которого он так и не избавился за прошедшие годы, и насмешливо сказал:
- Лукас, как там Жади и ваш сын? Он здоров? Если и ему будет необходима моя помощь – я помогу. Вы с Жади можете рассчитывать на меня.
Его слова привели Лукаса  в ярость.
- Никогда больше не упоминай имени моей жены! Забудь о существовании Жади!
Он отошел в сторону, сделав глубокий вдох, но затем, вопреки ожиданиям собравшихся, направился не к машине а поднялся по ступеням, открыл дверь клиники и вошел внутрь.
- Лукас, постой! Лукас! …Почему он так ведет себя? У меня в голове не укладывается! – кипятился Леонидас Феррас. – Как можно так относиться к брату? К внуку? Что с ним происходит?!
Затем и они все: Леонидас  Иветти, Мэл и Лео, Далва и Маиза направились внутрь клиники. Идя рядом с Лео, Леонидас говорил:
- Сынок, не обращай внимания на брата. Наверное, у него какие-то личные проблемы, если он позволил себе так распуститься.
- Ничего страшного! Я и не ожидал от Лукаса иного приёма.
Маиза тоже решила поговорить с родственником.
- Лео! – окликнула она парня. А когда он повернулся в её сторону, сказала:
- Лео, я хочу поблагодарить тебя за отзывчивость. Я не ожидала, что ты так скоро отреагируешь и приедешь. Мэл позвонила мне утром и сказала, что ты сразу, как только прилетел в Рио, отправился в клинику и сдал анализы. Твоя кровь идеально подошла для донорского переливания Шандиньо.
- Маиза, Мэл – моя единственная племянница. Мне очень жаль, что с её малышом случилась такая страшная беда. Как же я мог не откликнуться? Всё, что от меня зависит, я сделаю.
Лео тихо рассмеялся, увидев, как вытянулось лицо женщины. А Маиза смотрела в теплые карие глаза Лео и против воли повторяла про себя имя: «Диого! Ты Диого!» Она с трудом справилась с наваждением, и вскоре физический эффект присутствия давно умершего брата Лукаса разрушился. Но она успела увидеть Лео таким, каким был Диого 25 лет назад.
- Так Лукас или Диого? – спросил у неё Лео, верно истолковав взгляд Маизы и её реакцию.
Маиза не смогла произнести ни слова в ответ. Но положение спас Леонидас, он поторапливал всех, а Иветти подхватила Лео под руку и потянула за собой. Маиза осталась стоять у стойки регистратуры. Она приходила в себя от проницательности мальчишки, и теперь просчитывала варианты развития событий. Если Лукас окажется крепким орешком, то сможет ли Лео помочь и ей в решении одной деликатной проблемы?
Постояв на первом этаже клиники, она вернулась в машину Саида.
- Так что произошло?
- Всё в порядке, Саид. Стычка братьев – это то, чего и следовало ожидать. О том, что произойдет дальше, Мэл сообщит мне, когда процедура будет закончена. Я не осталась, потому что обстановка там и без меня накалена. Но синьор Леонидас способен привести Лукаса в чувство.
- Маиза…, - проникновенно посмотрел Саид в глаза женщине.
 - Тогда… подумаем о нас? Предлагаю: сначала ресторан. Тот…, наш ресторан. Затем мы могли бы уединиться в гостинице. Я так соскучился по тебе! –потянулся к ней Саид внутри машины.
- Я тоже скучала по тебе, Саид. Очень скучала, - с чувством ответила Маиза, чем доставила его самолюбию огромное удовольствие.
Затем любовники слились губами в горячем поцелуе.

*** … А Мэл, ни на шаг не отставая от Лео, спросила его вполголоса:
- Дядя, откуда ты знаешь жену моего отца? Я имею  в виду не мою мать.
- Жади? Ты будешь удивлена, племянница, но я тоже мог бы стать мужем Жади, но она выбрала не меня, - с небольшой заминкой ответил мужчина.
-Но, Лео, она же … старая! Она намного старше тебя. Ровесница отца! – удивилась Мэл, хотя уже знала от матери, что между отцом и Лео одной из причин размолвки было соперничество из-за марокканки.
- Мне казалось тогда, что я её любил. Впрочем, это так и было.
 Мэл подумала тут же, что, оказывается, брат отца мог спасти их семью уже не раз. Если бы Лео женился на Жади, пусть это и был бы неравный и очень необычный с любой стороны брак, её отец остался бы с матерью. Вот только ещё один вопрос просился с языка Мэл: сколько же лет было Лео, когда он «тоже мог стать мужем Жади»? Ведь Лео всего на год старше самой Мэл. Пять лет назад отец и Жади сошлись, значит, Лео был знаком с ней ещё раньше? Да он ведь Жади в сыновья годится!
Мэл стало так жаль дядю, что она тут же пришла к выводу, что, конечно, не он соблазнил женщину, которая была намного старше него. Это Жади нашла себе ещё одну жертву, с которой поиграла и бросила. От этой мысли Мэл стало противно, и она ещё сильнее возненавидела женщину.
Лео вызвали в операционную, а все остались ждать окончания процедуры.
… И вот открылась, наконец, дверь, и в холл, где не находили себе места от переживаний все члены семьи Феррасов, вышла Мэл.
- Всё! Всё в порядке! – сказала Мэл, с облегчением улыбаясь. – Но мы с Шандиньо останемся в клинике ещё на сутки под наблюдением врачей.
- Слава Богу! Значит, с донорством Лео не возникло никаких проблем? – напрямую, как всегда, спросила Иветти.
- Всё прошло идеально!
- Не сглазь, Мелзинья! – тут же заметила Далва.- А как перенёс переливание крови мальчик?
Она спросила об этом дрожащим голосом, от пережитого стресса держась за лицо ладонями.
- Удивительно, но Лео удалось уговорить его не бояться. Он начал рассказывать моему сыну восточную сказку о песчаных барханах, пустыне и джинах, которые там живут. И мой сыночек забыл о том, что с ним делают суетившиеся вокруг врачи и медсестры.
- Вот и хорошо, Мэл! Пусть наш малыш Шандиньо скорее выздоравливает!- подбодрил внучку Леонидас.
- Да, дедушка. А где Шанди?
- Я здесь, Мэл, - вышел из ниши у окна муж Мэл. Все видели, что он никак не мог справиться с эмоциями: слёзы облегчения то и дело наворачивались на глаза, сколько бы раз он не вытирал их носовым платком.
- Шанди, наш сын хочет видеть тебя! Он собирается рассказать тебе, как мужественно он перенес операцию, как храбро вел себя и почти не плакал! Как настоящий бедуин! Так сказал Лео.
- Иду, Мэл!
После этого к посетителям вышел и врач, чтобы поговорить с Леонидасом и появившимся откуда-то Лукасом, пока Иветти и Далва ходили в часовню при клинике, чтобы вознести молитвы в благодарность Богу за случившееся чудо.
- Дона Иветти, это чудо, не иначе! И Лео сам настоящее чудо! И то, что именно он спас сыночка Мэл…
-Далва, я согласна с тобой, это чудо, явленное нам божественной благодатью.
- Да, Бог и не мог оставить невинное дитя без помощи!
Женщины сосредоточились на молитве, присев на сидения, поставленные в больничной часовне перед небольшим алтарём.
Потом всё семейство Феррасов, собравшись вместе, решило ехать в Барра-ди-Тижуку, домой, захватив с собой и Лео – обязательно.
- Как это так: Лео – мой сын, но практически не бывает в родном  доме? В доме собственного отца! – переживал Леонидас. – Как хотите, так и уговаривайте его, но сегодня Лео должен остаться ночевать в моем доме! А ещё лучше – пусть вообще переезжает и живет постоянно. Он мой сын!
- Конечно, Львеночек! Пусть мой крестник живет у нас!
- Мне становится не по себе от мысли, когда я вспоминаю: он один там в Сан-Паулу. Даже Альбьери снова перебрался в Рио, купив себе квартиру в престижном районе.
- Да? Я не знала об этом, Львеночек! А что случилось с тем домом, где раньше жили Альбьери и Эдна?
- Как? Разве я не рассказывал тебе? Тот дом принадлежал по документам Эдне. Когда она попала в психиатрическую клинику, её племянница Алисинья, воспользовавшись отсутствием Альбьери, пока он жил с Лео в Марокко где-то в пустыне, добилась признания Эдны недееспособной и стала её опекуном. Она получила право распоряжаться имуществом тетки и пропавшего без вести дяди и попыталась продать дом.
- Да что ты? Эта дрянь снова появилась в Рио?
- Да! Вернувшийся Альбьери долго судился с ней, с хитрой и бессовестной родственницей Эдны, но потом нанял детектива, который нашел доказательства обмана. Эдна не была родственницей Алисиньи! А эта девица - наглая авантюристка, живущая на деньги обворованных ею людей. «Воровка на доверии», как выразился Альбьери, Когда её уличили, мошеннице удалось скрыться. Суд вернул Альбьери часть их с Эдной имущества. Но доктор больше не захотел жить в том доме.
- Вот так история! Львеночек, почему ты мне раньше не рассказал об этом? Я же прекрасно узнала в своё время, какая дрянь - эта Алисинья! Мы с ней работали вместе в «Нефертити» - клубе Зейна.
- Бедный синьор Альбьери! Как же он теперь живет один, без Эдны? Они столько лет прожили вместе! – посочувствовала и Далва.
Леонидас обнял Иветти и ответил:
- Я и сам не знал ничего. Мы с ним поссорились, когда я узнал, что он столько лет скрывал от меня существование моего сына. А когда помирились, всё равно между нами чувствовалось напряжение в отношениях. Я не мог простить его и не мог больше доверять моему бывшему близкому другу. И вот только недавно мы встретились и решили забыть прошлые обиды. Тогда он и рассказал мне свою историю.
- Так дона Эдна в клинике для умалишенных? – с ужасом спросила Далва.
- Это не совсем так, Далва. Эдна живет в хорошей и дорогой загородной клинике для людей с нарушениями нервной системы. В общем она прекрасно себя чувствует, могла бы вернуться к нормальной жизни. Но… порой у неё случаются нервные припадки.
- Но почему же её не могут окончательно вылечить? – заинтересовалась судьбой жены Альбьери Иветти.
- Эдна бредит клонированием. Каждый раз, когда она видит Альбьери – а он ведь приезжает её навещать – она начинает думать, что он собирается её клонировать. Иногда ей кажется, что она уже клон. Альбьери признался мне, что когда он появился в клинике вместе с Лео, которому захотелось навестить тетку после долгой разлуки, а врачи разрешили ему посещение…
- Что? Львеночек, почему ты замолчал? Что там ещё случилось? – настаивала Иветти, поняв, что Львеночек снова от неё что-то пытается скрыть.
- Альбьери решил выбить клин клином, как говорится, - сердито сказал Леонидас. – Он счел, что если Эдна увидит Лео, которого они с Эдной считают клоном, то…
- Выбить из Эдны клона клоном? – неудачно пошутила Иветти. Но тут же спохватилась. – Прости, Львеночек. И что?
- То, что с Эдной случился такой нервный припадок, что ни Лео, ни Альбьери решено врачебным советом больше к ней не пускать! Мой приятель только платит за её содержание в клинике и лечение. И всё.
- Значит, дона Эдна всё-таки сошла с ума, –  сделала вывод Далва.
- Но как называется клиника, в которой находится Эдна? До меня доходили слухи, что Алисинья после той истории в клубе Зейна устроилась работать секретарем к частному врачу. А потом врач перешел работать в частную загородную клинику для нервных больных. Не удивлюсь, Львеночек, если Алисинья оказалась в той же клинике, где лечится Эдна. Но только в качестве доверенного лица доктора. И теперь умышленно изводит Эдну, не давая ей прийти в себя!
- Да, такое возможно. Иветти, ты так проницательна. Я обязательно должен поговорить об этом с Альбьери.
- Конечно, Львеночек. А мы с тобой могли бы и сами навестить Эдну. Если эта мошенница там, то надо сразу же сообщить в полицию. Ведь она ещё в розыске?
- Да, Иветти. Мы так и сделаем. Но у меня мало времени. Пусть этим занимается Альбьери.
- Но, синьор Леонидас, как же доктор Альбьери ни разу не столкнулся в клинике с Алисиньей, если она там работает? Ведь дона Эдна там находится уже длительное время, если судить по Вашему рассказу.
- Да, Львеночек? Впрочем, Алисинья – такая бестия, что обведет вокруг пальца любого, не только невнимательного Альбьери, когда дело не касается его любимой науки.
- Но если преступницу ищет полиция, как в клинике могут не узнать об этом? – изумлялась Далва.
- Эээээ, Далва! Алисинью, если это она, будет очень трудно поймать и изобличить. Она умеет втираться в доверие, поэтому, если это она в клинике рядом с Эдной, никто и поверить не захочет, что Алисинья – злодейка. Она и имя могла сменить, и внешность. Ведь её ищет полиция.
- Да. Иветти. Ты снова права. Надо будет немедленно позвонить Альбьери и предупредить. Только бы не забыть. Напомните мне об этом, - озабоченно попросил Леонидас Феррас.
- А где же Лео? Почему его так долго нет? Всё ли с ним в порядке7 – теперь уже волновалась Далва за младшего сына хозяина.
- Действительно, где же Лео, Львеночек?
- Не беспокойтесь, врач предупредил, что Лео, как и Шандиньо, надо побыть некоторое время под наблюдением.
 Но пока Леонидас объяснял это, открылась дверь одного из кабинетов, и появился Лео.
- Всё! Больше никаких задержек! Едем к нам. Далва приготовила несколько любимых  всеми блюд и тортиков.
- Твой любимый тортик, Лео, тоже! Шоколадный, с фисташковым суфле! – умильно подтвердила старая домоправительница, давно ставшая членом семьи.
- Далва, ты запомнила?! – заулыбался Лео.
- Ну, конечно, сынок! Ты ведь как Диого! Он тоже любил шоколадный торт с фисташками. А у Лукаса любимый торт – лимонный. Вот так!
- Далва, не сравнивай моих сыновей! Лео – это Лео! – недовольно высказал ей Леонидас, заметив скользнувшую по лицу парня тень.
- Зато только Лео любит сок из маракуйи с мякотью бананов. Ни Лукас, ни Диого никогда такого даже не пробовали!
- Конечно, Далва, этот сок моя бабушка Мосинья придумала для меня, когда я был совсем маленьким. Тогда мать увезла меня из Рио-де-Жанейро, чтобы Альбьери не нашел нас, и мы с мамой жили у бабушки. А потом к нам приехала и тетя Лола, которая оказалась большой выдумщицей в кулинарии. Я перепробовал такие соки, смешать которые никому и в голову не придет!
Лео и сам не понял, как получилось, что он так впервые в жизни так разоткровенничался с Феррасами.
И все заметили этот порыв Лео, боясь спугнуть его порыв и стараясь поддержать его в Лео.
- Правда? – обрадованно спросила Иветти. - Обязательно напиши мне несколько рецептов. Обожаю экзотические соки, необычные коктейли, разные суфле!
- Хорошо, Иветти, я собираюсь зайти к маме и расспрошу дону Мосинью и тётю Лолу. Запишу и принесу в ваш дом.
- В твой дом, Лео! Это твой дом! Сынок! – упрекнул его Леонидас.
- Представляешь, Лео, Лукас, вернувшись из России, рассказал нам, что в этой стране пьют берёзовый сок. Вот только как они выдавливают его из берёзовых поленьев, которыми потом топят печки в домах, осталось для них с Тавиньо секретом, который им никто не захотел раскрыть.
Лео коротко хохотнул, Иветти и Далва счастливо рассмеялись, а Леонидас, радостно улыбаясь, повел, наконец-то, всех к выходу.
- Лео! – на их пути неожиданно возник Лукас.
 – Могу я сказать тебе несколько слов? - потирая мочку уха, как-то даже нерешительно спросил он.
- Лукас! – предостерегающе начал Леонидас. – Я больше не потерплю никаких ссор между вами!
- Отец, я не собираюсь ссориться с ним.
- Не «с ним», а с Лео, твоим родным братом, - поправил его отец. Он вопросительно посмотрел на младшего сына и, поняв, что тот не собирается уклоняться от разговора, выразительно посмотрел на Лукаса и отправился к выходу, а следом за ним по его знаку отправились и Далва с Иветти.
… а Лукас и Лео остались одни в пустом холле. Врачи и медсестры не заглядывали сюда, т.к. родственников, ожидавших участи их пациентов (роды, операции, оказание экстренной помощи) в данный момент не было.
И вот теперь Лукас смотрел в глаза своего 25-летнего брата. Лео до такой степени напомнил ему Диого, человека, которого он любил и которому когда-то верил больше, чем всему остальному миру, не смотря на постоянное соперничество и ощущение Лукаса, как будто он – всего лишь тень родного брата Диого. И вот судьба посмеялась над ним: теперь у самого Лукаса есть тень. Лео. Его тень, его клон. Толи брат, толи незачатый им сын. (Здесь Лукас не к месту вспомнил без вины виноватого Тавиньо, ставшего отцом против воли и совершенно экзотическим способом).
 Сейчас Лукас странно чувствовал себя, находясь  рядом с Лео. Ожили  старые чувства, ушедшие, казалось, навсегда в прошлое: ревность и связанные с ней страдания, знакомое чувство соперничества. Как было с Диого, как когда-то и с Лео….Лукасу показалось, что даже кровь быстрее заструилась в его теле.
- Что тебе нужно от меня, Лукас?
Вопрос брата привел его в чувство, и он вспомнил, для чего остался с Лео наедине и о чем хотел поговорить.
- Лео, я…, - промямлил он, злясь на себя и раздражаясь оттого, что способен ещё что-то чувствовать при виде навязанного ему судьбой брата.
Глаза Лео потемнели. Скорее всего, они и чувствовали одинаково. Лукас вздохнул. Опять всё складывалось не так, как он предполагал.
- Врач сказал мне, что ты, Лукас, хотел поговорить со мной.
- Да, - нахмурился Лукас, будто пытаясь вспомнить беседу с врачом.
-  Чего ты хочешь?
-  Поблагодарить тебя, Лео, конечно же. Сказать тебе «спасибо» за то, что ты сделал для моего внука. Если честно, не ожидал, что ты согласишься после всех наших противостояний и ссор.
- Я сделал это ради Мэл и мальчика. Не ради тебя.
- Я это понимаю. Но… ты мой брат, Лео, - пересилив себя, произнес Лукас, признавая, наконец, сей неоспоримый факт.
- До сих пор тебя это никак не волновало, - как будто с горечью заметил Лео.
- Я …хотел увидеться с тобой и попросить…
Лео с удивлением взглянул в лицо брата. И вдруг увидел черты нового Лукаса, Что это было? Чувство вины? Осознание собственной неправоты?
Лео всегда чувствовал, что Лукас был зол на него. Это точно. И он прекрасно понимал причины подобных чувств  брата. Но никак не мог понять, почему Лукас отказывает ему в существовании? Какими похожими бы они не были, пусть и разойдясь во времени, но ведь душа у каждого из них была своя. И Лео при всем желании никогда не смог бы стать Лукасом, случись с ним беда, такая, как с Диого! Ведь Альбьери, желая получить из него Диого, не смог клонировать душу ушедшего в иной мир крестника. Так чего так опасался Лукас? Почему не мог смириться с появлением и существованием брата, с которым у него была такая огромная разница в возрасте?
Теперь Лео мог получить ответы на эти вопросы, если Лукас захочет поговорить об этом. Лукас однажды уже сказал ему роковые слова, что им двоим нет места в одном городе. И тогда Лео уступил. Что теперь потребует от него Лукас?
Лео настороженно смотрел на брата. Но Лукас никак не мог собраться с силами и решиться произнести то, что собирался сказать.
«Неужели Лукас так же относился и к Диого? Как он делил этот мир с братом-близнецом?» Если согласиться с тем, что клон Лукасу был навязан, то с братом –близнецом Лукас пришел в этот мир на равных.
- Лукас, если ты снова начнешь говорить о том, что я занимаю в чем-то твоё место, то не стоит тратить время. Я – не ты. Я другой человек. Мне всё равно, клон я или кто ещё. Теперь я стал мудрее. Думаю, у меня больше жизненного опыта, чем у тебя. Я много путешествовал и был знаком с таким количеством разных людей, что приобрел опыт, которого тебе не получить за долгие годы. И мир, в котором существуешь ты, принадлежит и мне тоже. Это не только твой мир, в нем живут миллионы людей, которым посчастливилось (или не посчастливилось!)  родиться.Ты считаешь меня своей копией? Что я должен был сделать по-твоему, Лукас? Убить себя? Но я осознаю себя самим собой. Я не часть тебя, не твоё ребро, не твоя рука или нога. Я сам по себе. С собственным сознанием и собственной душой. И когда я понял это, я вздохнул с облегчением. Но когда ты поймешь это же, Лукас?
Лукас молчал. Он, казалось, не слушал Лео, а думал вовсе о другом. Но у Лео накипело на душе, и он теперь выплескивал всё то, о чем ему давно хотелось сказать Лукасу.
- Не пытайся вытолкнуть меня из мира, который принадлежит всем, а не одному тебе! У меня своя собственная жизнь, а у тебя – своя. Не думаю, что когда-нибудь мы с тобой в чем-то пересечемся. Мы даже принадлежим к разным поколениям. Наша разница в возрасте не позволяет нам воспринимать мир или даже просто думать об одном и том же одинаково. Если я сейчас здесь, то не из-за тебя…
- Лео, послушай, – наконец, обрел речь Лукас. –Можешь мне не поверить, но думаем мы с тобой всё-таки одинаково. Я собирался сказать тебе всё то, о чем говоришь мне ты. Да. Мы с тобой не одно целое. Ты не копия, не моя тень – я не стану повторять ту чушь, которая столько лет отравляла нам жизнь.
Лео слушал и не верил ушам. Неужели это случилось, и Лукас понял и признал в нем не клона, не тень, а равноценную личность?
- Ты прав, Лео: мы похожи, но мы разные люди, вопреки тому, что собирался сделать с тобой Альбьери. Из-за него мне трудно принять тебя. Ведь если он сделал тебя моим клоном, то не имел на это права. Но теперь это не имеет значения. Ведь ты существуешь. Ты спас моего внука. Врач сказал, что счет шел уже на дни. Если бы ты решил ответить злом на причиненное тебе зло, сын моей дочери умер бы. Но я знаю, что ты согласился пройти ещё несколько донорских процедур.
- Я сделал это ради Мэл.
- Неважно, Лео. Шандиньо теперь будет жить. Ты спас его. И я не могу не быть тебе благодарен. Лео, мне трудно так сразу принять тебя. Но я уже признаю, что ты мой родной брат. Я сейчас уйду из клиники, а ты поезжай с моим…, т.е. извини – с нашим, - поправил себя Лукас, -  отцом. Семья ждет тебя за праздничным столом.
 Лео молчал, не зная, что сказать. И что хотел бы от него услышать Лукас? Впрочем, Лео привык сам решать, кому и что говорить.
Но что-то случилось в его душе. И он вдруг захотел броситься к Лукасу, чтобы обнять его, назвать братом и тоже извиниться, попросить, чтобы они стали, наконец, по-настоящему братьями, а ещё лучше - друзьями.
Но Лео сдержал порыв. А что, если бы Лукас его оттолкнул?
- Я всё понимаю, - сказал он только, повернулся и ушел.
Лукас, конечно, понял, что случилось. Понял так же, как когда-то понимал Диого - с полуслова, с одного взгляда, с непроизнесенной мысли.  Это настолько поразило его, что он не сразу понял, что не успел узнать у Лео о вещах, о которых собирался спросить.
Этот Лео, встреченный в клинике, был совсем взрослым. Лукас корил себя за то, что так и не нашел в себе смелости переступить барьер, воздвигнутый им самим в одно мгновение, когда он впервые увидел Лео и понял, что перед ним не отражение в зеркале, а живой человек, как 2 капли воды похожий на него самого в 20 лет. Как и на ушедшего в том же возрасте брата Диого.
А мир изменился за прошедшие годы  между его юностью и нелепой зрелостью. Так и между Лео и им самим лежит целая пропасть. А ведь рядом с Лео он мог бы чувствовать себя как Диого – уверенным, опытным. Только Диого таким был в 20 лет, а Лукас стал таким сейчас, как ему казалось.
Глядя вслед ушедшему Лео, Лукас готов был согласиться принять брата и даже сблизиться с ним, но…
- А как же Жади? – тут же вспомнил он. – Она клянется, что Лео ей не нужен. Она сделала свой выбор. Но что, если она будет видеть перед собой молодого Лео, у которого моя внешность? И у неё снова появится желание вернуть прошлое? А Лео? Отказался ли он от Жади?
Лукас помнил, как в Фесе они с Лео бегали по улицам медины, в поисках дома, где поселилась Жади, но ни один из них не смог найти её убежища – их обоих обманул хитрый Зейн.
Не начнется ли всё сначала? Давать брату повод для нового витка борьбы за Жади Лукасу не хотелось. Ведь одним неосторожным шагом можно разрушить их с Жади привычный мир, за который они  боролись 20 лет! И которым теперь упивались, до сих пор не чувствуя и не считая, что уже насытились счастьем!



2.5. Глава 2 часть 6 (продолжение)
 Лукас  после клиники и разговора с Лео.
 
  А они с Лео не решили этот вопрос. Если бы Лукас знал, что Лео больше не  будет добиваться внимания Жади, не стало бы и последней преграды к примирению между братьями.
Лукас и сам удивлялся произошедшей в нем перемене. В его душе всё перевернулось в то мгновение, когда он увидел беспомощно улыбающегося внука, в палату которого ему позволили заглянуть на минуту.
Лукас тогда спросил себя, как он мог ещё утром быть против того, чтобы кровь брата-клона текла в его внуке. Теперь это казалось ему такой ерундой по сравнению со спасенной Лео жизнью  ребёнка
. Увидев перед операцией рыдающую, готовую на всё, Мэл и внука, бледного и какого-то почти неживого, как будто жизнь уже покидала его, а единственный спаситель – не он, не Лукас, а его брат Лео. Взглянув в угасающие глаза Шандиньо, увидев страдания в глазах Мэл, даже в Маизе почувствовав жажду помочь любым способом, в душе Лукаса как будто что-то умерло – ушло из души нечто очень плохое.
Когда стало ясно, что ребенок спасен, у Лукаса уже не было сомнений, как он должен поступить и что сказать брату.

… Лукас не знал, что с Лео произошло то же самое – перелом в сознании. Брат признал Леонидаса Ферраса родным отцом. Да, и Лео тоже пришлось переступить через себя!
После долгого ужина в доме отца Лео, тем не менее, отказался остаться переночевать. Ведь он обещал Мосинье и матери  обязательно зайти к ним. Родственницы с нетерпением ждали его  - он знал об этом и не мог их   разочаровать.
Но его отказ принес разочарование Далве, мечтавшей видеть Лео в том же доме, где когда-то выросли Лукас и Диого, на которых он был так поразительно похож. И  Леонидас с Иветти, и даже  Маиза – все были расстроены его отказом. Маиза и вовсе уже продумывала, как она смогла бы договориться с Лео, на  каких чувствах могла бы сыграть, чтобы Лео поступил так, как ей нужно.
Но Лео, и без того переживший и испытавший слишком много разных чувств, о которых не подозревал – и в отношении себя, как и  Лукаса, не имел больше сил остаться ещё и ночевать, пусть бы даже нашелся способ предупредить мать и бабушек об изменении планов.
Лео пока ещё не нашел в себе сил переступить через долгое упрямое нежелание жить вместе с радушными родственниками.
«Да, я был настолько потрясен разговором с Лукасом и его признанием, что сам готов принять и окончательно примириться с людьми, всеми силами желавшими стать моей семьей. Я теперь тоже хочу этого Но сегодня я должен уйти. Меня ждет и другая часть моей семьи, которая имеет куда больше прав на мою любовь».
И Лео не стал дольше задерживаться в Бара-ди-Тижука в доме Феррасов, одним из которых он теперь себя почувствовал. Уходя, он пообещал навещать и сына Мэл в клинике, и приезжать в гости при первой возможности и желании, и быть в курсе событий в семье.
Правда, как он ни отказывался от личной машины отца, Леонидас настоял, чтобы Лео довезли на машине до района, где жила мать Лео - Деуза с родными.
Добравшись до места и подходя к домику, где уже много лет жили Деуза и Эдвалду, Мосинья  и тетя Лола, Лео вспоминал, как его встретили Феррасы. А теперь он и сам испытывал похожие чувства к Деузе и Эдвалду: он хотел их поскорее увидеть.
 Выйдя из автомобиля Леонидаса немного раньше, чем было нужно, немного обманув водителя, Лео торопливо двигался по знакомой улице, надеясь на то, что бабушки – хотя бы одна из них, будут дома. Он постарался предупредить о своем прилете в Рио, но ведь не смог появиться у них  в течение дня, и теперь он сомневался: а не решили ли его родственники, что он не смог прилететь, потому что у него изменились планы. Впрочем, куда могли бы уйти на ночь глядя две пожилые женщины?!
Так и оказалось: дона Мосинья и тетя Лола были дома и что-то стряпали, когда Лео позвонил в дверь. Открыла Мосинья.
- Лео? – не веря собственным глазам, переспросила старушка.- Сынок! Наконец, ты появился! А мне не поверили, что ты приедешь к нам сегодня, ведь уже так поздно! Деуза и Эд не дождались тебя, решив, что вообще сегодня ты здесь не появишься, и отправились в танцзал.
Лео окинул любящим взглядом и бабушку Мосинью в перепачканном мукой фартуке, и вышедшую из кухни с  налипшим на пальцы тестом   тетю Лолу, обнял обеих, чмокнув каждую женщину в щеки.
- А когда мама с Эдвалду вернуться? Неужели танцпол до сих пор открыт?
- У Деузы с мужем скоро ответственное выступление на конкурсе. Придут поздно, но я им сейчас позвоню!
- Нет, не надо! А что, разве мама и Эдвалду до сих пор участвуют в конкурсах? – удивился Лео.
- Почему нет? – возразила неугомонная тетя Лола. – Но сейчас дело не в этом. Речь о другом конкурсе.
- Да, Лео! – замахала руками Мосинья. – Забыл? У них же теперь своя школа танцев. И у Деузы, и у Эдвалду есть свои ученики,  у каждого – свои. Отсюда их соперничество. Недовольство и частые ссоры и обиды.
- Родители плохо живут между собой? – неприятно поразился Лео.
- Неет. Им эти склоки  доставляют удовольствие. Без подобного драйва они потеряли бы себя! Соперничество дает им силы и оптимизм, - пояснила тетя Лола, ввернувшая модное словечко «драйв».
- Но ведь вы говорите, что они всё время ссорятся? – снимая с плеча  сумку,  а из-за спины доставая легкий рюкзак, спросил парень.
- Да! Лео, они ссорятся постоянно, критикуют друг друга, завидуют и соперничают. Боятся, что один у другого однажды украдет редкие, только им придуманные танцевальные движения и фигуры, оххххх!
- В общем, всё по-прежнему, - констатировал Лео. – Они и сейчас как дети?
- Да, сынок! Но я им всё-таки позвоню на сотовые. Может быть, хотя бы один из них услышит звонок?
- Нет, не стоит! Я проведу вечер вместе с вами за чаем, вы мне расскажете все новости про знакомых. А потом и мать с Эдвалду вернутся.
- Лео! Ты же устал и хочешь спать! Мы же видим! – заботливо заметила Мосинья.
Родственницы тут же засуетились возле парня, у которого, и правда, едва не слипались от усталости глаза.
Тётя Лола тут же предложила:
- Не стоит ждать возвращения Деузы и Эдда. Покушай, Лео, и иди отдыхать. Твоя комната наверху ждет тебя. А утром увидишься со всеми и  поговоришь. Деуза никуда не уйдет, останется утром дома, не волнуйся.
- Боюсь, что утром мне снова придется уехать – в клинику, - уточнил Лео, но, увидев расстроено вытянувшиеся лица Лолы  и Мосиньи, уточнил:
- Я должен снова сдать анализы и ещё раз сделать переливание крови.
- Ты заболел? – с тревогой спросила тётя Лола, а Мосинья всплеснула руками, закрыв лицо ладонями.- Тогда тебе прямо сейчас лучше пойти и отдохнуть. А я принесу тебе поесть  - наверх, в постель.
- Лео, что за анализы ты должен сдать? – спросила, придя в себя, дона Мосинья.
- Бабушка, это не я болен. Я согласился сдать кровь для переливания одному ребенку, который очень болен. Вот и всё.
Тётя Лола подняла вверх брови так, что они сошлись домиком.
- Лео, о каком ребенке ты говоришь? – спросила Мосинья.
- Ты такой отзывчивый, сынок! – вторила сестре Лола. – Всем помогаешь…
Лео хмыкнул.
- Этот мальчик как бы мой внук.
- Что?!- поразились обе старушки.
Тётя Лола даже остановилась на полпути к столу с огромным блюдом в руках.
Бабушка, нарезавшая в этот момент хлеб, тоже застыла с ножом, но потом спросила:
- Какой ещё у тебя внук, Лео? Откуда и когда он мог появиться? Не выдууумывай!
- Вам будет трудно это понять, - снова усмехнулся Лео.
- Но ты ведь даже не был женат! – простодушно возразила тётя Лола.
- Ну и что? Внук Лукаса – и мой внук тоже, - пояснил парень.
- Так это опять в семье Леонидаса Ферраса что-то случилось? – догадалась Мосинья.
- Да неужели? Вот ведь семейка! То одно у них, то другое!- согласилась Лола, кивнув.
- Бабушка, тётя! У Мэл, дочери Лукаса, болен сын. И только я мог ему помочь. Почему же я должен был отказываться? – рассуждал он, подойдя к столу и наливая себе сок  в высокий бокал.
Пока он пил, старушки с умилением смотрели на сына Деузы.
- Конечно, Лео, ты должен был помочь мальчику, если только от тебя зависело его здоровье. А что с ним такое? – заботливо спросила дона Мосинья.
- Есть подозрения на рак. Но ничего больше мне не известно.
- Рак?! – с ужасом повторила Лола.
- Ну, иди в душ, поднимайся к себе и приводи себя в порядок, Лео. Отдыхай! – посоветовала Мосинья, испугавшись, что любопытная сестра теперь точно не оставит парня в покое, пока не выспросит всё о болезни внука из семьи Феррасов.
- Но он же голоден! – возмутилась тут же Лола.- Поешь сначала.
Лео, поняв, что препирательствам конца не будет, обнял обеих и сказал:
- Я не голоден. После клиники отец, т.е. Леонидас Феррас и его семья, отвезли меня в свой дом в Тижуке и накормили ужином.
- И чем тебя там кормили? – подозрительно спросила тётя Лола, признававшая только за собой право на приготовление самой вкусной еды, впрочем - и в действительности будучи признанной кулинаршей.
- Мы долго сидели за столом и ели-ели-ели…. Да я объелся у них так, что еле влез в машину, когда собрался поехать к вам. Я не люблю церемонных застолий, вы же знаете. Уже за столом мне пришла мысль, что я ошибся: надо было всё-таки ехать сразу к вам.
- Так и поехал бы! – фыркнула Лола.- Что тебе не позволило отказаться?
- Далва так настаивала на том, чтобы я поел то одно, то попробовал другое, а в итоге так накормила меня… Но оставаться ночевать я не согласился.
- И правильно, Деуза так ждала тебя! Её обидело бы, если бы ты не приехал к нам, а остался в доме отца. Ведь ты знаешь, как твоя мать болезненно относится к семейству Феррасов, - сказала Мосинья.
-  Тогда ты, конечно, не голоден, если приехал из дома самих Феррасов, - ревниво произнесла и Лола.
Сестры переглянулись, а Лео послал им улыбку и стал подниматься по лестнице на мансарду.
- Пойду спать, и, правда – я устал. Мама, судя по всему, вернется не скоро.
 Но он как будто произнес волшебные слова, потому что возле дома отчетливо раздались голоса, долетевшие в приоткрытое окно. Мужчина и женщина о чем-то горячо спорили.
- Вот, Лео, и твоя мать с отчимом вернулись. Успели до того, как ты уснул.
Лео, поднявшись почти до самого верха, тут же повернулся и быстро спустился вниз.  Дверь открылась, и появились Деуза с мужем.
- Заходи, моя стройная лилия! Ты всегда была моей королевой. И королевой танцзала. И это я научил тебя танцевать и вознес на трон…
Эдвалду первым вошел в дом и теперь  шутливо расшаркивался перед Деузой, всё ещё стоявшей по другую сторону порога.
- Эдвалду, не напоминай мне каждый вечер о том, каким хорошим учителем ты был для меня когда-то давно! - ответила она сурово.
- Но ведь это правда, Деуза! Это я сделал из тебя королеву танцевальной площадки. А теперь ты, благодаря мне, моим урокам, ставишь танец со своей ученицей. Я наблюдаю за тобой и вижу в девчонке свою руку!
- Эдвалду! Ты хочешь сказать, что я совсем ничему не могу научить девушку из моей школы?
-Деуза! Моя королева, входи же скорей. Не стоит стоять на пороге, - протянув ей руку, прожурчал Эдвалду, не обращая внимания на её подколы и возмущение. Но Деуза проигнорировала предложенное перемирие и прошла мимо, не приняв протянутой руки гордо вздернув подбородок.
И вдруг она увидела …Лео! Выражение глаз её тут же изменилось, они  теперь лучились от счастья. Эдвалду от удивления не успел убрать протянутую руку, но, оглянувшись через плечо, понял причину, увидев Лео.
- Лео! Сынок! – метнулась к нему Деуза.
- Мама! – обнял её и Лео, как в детстве обхватив её руками и прижавшись щекой к её лицу.
- Эд! – тут же подошел к ним и Эдвалду. – Каким ветром занесло тебя в наши края? Сказать по правде, мы не поверили, когда дона Мосинья сообщила, что ты звонил из Сан-Паулу…
- Эдвалду! Что ты несешь?! Здесь родной дом моего сына, моего Лео! Он наконец-то соскучился по нам и по своему дому! По бабушкам!
Эдвалду с сомнением поднял брови и наклонил голову на бок.
- Эд, расскажи, как живешь? Как дела, Лео? Чем занимаешься? Не собрался ли ты, наконец, жениться?- одновременно засыпали парня вопросами Деуза и Эдвалду.
Вопрос о женитьбе задан был отчимом. Дона Мосинья и Лола переглянулись. А Деуза растерянно взглянула на сына.
- Лео! Неужели это правда? Сынок! Но ты ещё так молод! …Кто эта девушка? Сколько ей лет? Откуда она?
- Мама, я приехал совсем по другой причине!- смутился Лео.
И это тут же всех насторожило.
- Лео, но у тебя есть девушка? Мы знаем её? – полюбопытствовала тётя Лола.
- Тётя, откуда же мы можем знать её? Лео столько лет не живет в Рио, – с горечью возразила Деуза.
- Эд!- как  когда-то в детстве, обратился  к нему Эдвалду, не признавая имени «Лео». - Наверно, опять нашел себе восточную красавицу?
Он погрозил Лео пальцем, заговорщицки подмигнув сыну Деузы.
- Нет, какая невеста? Какая ещё девушка? Нет у меня никакой девушки, - глупо смутился и начал оправдываться Лео.
- Как это – нет? – не отставал Эдвалду. – А давно пора бы иметь любимую девушку!
- Это непорядок, - подначивал Эдвалду парня, делая вид, что не замечает возмущенных взглядов Деузы. – Помнится, ты был раньше любителем экзотических женщин. О ком ты мечтаешь на этот раз? О миниатюрной японке-гейше с веером и в кимоно? С маленькой ножкой в деревянном сабо?
- Эдвалду! – раздался возмущенный возглас Деузы.
- Или ты  думаешь о роскошной индианке с огромными, как у лани, карими очами, с толстой косой из густых волос до самого пола? Замотанную в несколько метров ткани – сари называется такое платье. А, Лео?
Сын Деузы переминался с ноги на ногу, усмехаясь при каждом предположении отчима.
Он подергал себя за мочку уха и ответил:
- Я больше не мечтаю о женщинах…
Деуза и Мосинья тревожно переглянулись, а Эдвалду застыл с посерьезневшим выражением на лице.
- Что ты имеешь в виду? – осторожно спросила тётя Лола.
Лео пожал плечами.
- Эд, но ведь ты не стал…. геем? – прямо в лоб задал вопрос Эдвалду, видя, что Деуза побелела, подумав о худшем.
- Вы всё не так поняли! – рассердился Лео. – Просто я так разочаровался в единственной женщине, в которую был влюблен, что теперь мой сердце закрыто для любви. Но я не гей.
- Уф! Слава Богу! – перекрестился Эдвалду. – Быть сердцеедом и дамским угодником куда лучше, уж ты мне поверь!
- Эдвалду! – снова ледяным голосом произнесла его жена.- Не слушай его, сынок. Скажи лучше: ты голоден? Или бабушки успели тебя накормить?
- Ужинайте без меня, а я очень устал и хочу отдохнуть, - действительно уставшим голосом ответил Лео. – Мне завтра предстоит сделать очень многое.
 Лео поцеловал мать и ещё раз – обеих бабушек, махнул рукой  Эдвалду и через несколько мгновений скрылся наверху.
 Деуза и Эдвалду сели за поздний ужин вместе с доной Мосиньей  и тётей Лолой. Они в подробностях обсудили Лео: и как он выглядит, и как похудел. И то, как он говорил. и что говорил, и что привело его в Рио-де-Жанейро…
- Эдвалду, что за разговоры о женитьбе? Оставь парня в покое! Моему сыну вовсе ни к чему новые страдания из-за какой-нибудь ветреной девицы, которая не оценит чувств моего Лео!
- Деуза! Он же мужчина. А мужчина без женщины – это как…
- Хватит, Эдвалду! – оборвала его жена и встала из-за стола, чтобы отправиться спать.
- Ну, как знаешь, - развел руками любвеобильный мужчина, доставшийся Деузе не иначе, как в наказание за неведомые ей грехи!
- Дона Мосинья, ваша фейджоада выше всяческих похвал! И пирожки доны Лолы –мммм… они вкуснее, чем в баре доны Журы! Да не даст мне солгать святой Эшпидито!
Польщенная тётя Лола с умилением наблюдала, как Эдвалду доедает из тарелки блюдо из бобов, закусывая пирожками.
- Эдвалду, тушеные бобы с мясом есть ещё. Если хочешь, положу тебе добавку! – направилась она к плите, где стояла огромная кастрюля,  в которой они с Мосиньей приготовили к ужину так понравившееся Эдвалду блюдо.
- Нет, спасибо, тётушка Лола, бобы – не для моего желудка. Во всяком случае – не в таком количестве! На ночь – и бобы с мясом? Нет, это не для меня. Пойду спать!
Но Лола поставила перед ним чашку с фруктовым суфле, от которого Эдвалду ещё ни разу не отказывался. И он снова взял в руку ложку.
А дона Мосинья была занята разговором с дочерью.
- Мама, что сказал вам Лео? Как надолго он приехал домой?
- Не знаю, он не говорил ещё об этом.
- Как же так? Почему нам о нем ничего не узнать? И к себе в гости он нас не зовет. И никакие подробности о его жизни из него не вытащишь!
- Деуза, твой сын уже давно взрослый, и он тебе давно не принадлежит! – заметил Эдвалду, поняв, о чем жена и теща ведут беседу, но не желавший упускать случая, чтобы не вставить  пару слов и от себя.
- К сожалению – не принадлежит! – бросила ему Деуза. – Мой сын…
- Дочка, Лео приехал в Рио по делам семейства его отца - Феррасов.
- Что?! Опять этот доктор Альбьери  втягивает его в авантюру? – забеспокоилась Деуза, не обратив внимания, как изменился в лице её муж.
 Эдвалду не желал, чтобы при нем упоминались имена: доктор Альбьери, Феррасы, Леонидас Феррас…
Кто там из них отец Лео – теперь его не волновало. Но всё-таки вспоминать поневоле приходилось ту давнюю унизительную историю, когда Деуза и доктор Альбьери плели такую ахинею про какое-то клонирование, что смогли убедить в этом даже судью.
 А Деуза в своем вранье зашла так далеко, как считал Эдвалду, что сама едва не стала жертвой  собственной фантазии, когда Альбьери смог убедительно свалить вину на клонирование, а отцовство приписать самому Леонидасу Феррасу… А уж тот едва не добился, чтобы матерью Лео признали и вовсе покойницу Селину, жену Леонидаса, скончавшуюся задолго до рождения Лео!
Эдвалду так запутался, кто есть кто, и как всё там между ними получилось, что и теперь не пытался понять, кто же настоящий отец Лео? А то можно было бы и вовсе подумать, что  к рождению парня причастен Лукас, ведь Лео – просто вылитый сын Леонидаса Ферраса, с женой которого – Иветти – Деуза всегда дружила. Всю жизнь!  Но это прошлая история… А вот задевала она Эдвалду до сих пор! Ох, задевала!
Кстати, Деуза только что произнесла фразу, не заметив в ней оговорку: кто отец Лео? Мосинья назвала отцом Леонидаса, а Деуза, услышав про отца Лео, тут же всполошилась из-за Альбьери. Ну о чем это говорит?
 Мужчина тяжело поднялся из-за стола и с испорченным настроением отправился спать.
- Мама, что опять нужно от моего сына Леонидасу Феррасу?
- Лео говорил, что ему нужна его кровь, - влезла простодушная тётя Лола.
- Что?! Они жаждут крови моего мальчика? – с возмущением и ужасом переспросила Деуза.- Что он им сделал? Лео! Мой Лео! Нет, я не стану ждать до утра, а поднимусь к нему прямо сейчас и всё выясню!
- Деуза! Остановись! – строго потребовала дона Мосинья. – Не мешай парню отдыхать. Сначала дослушай, а потом и делай выводы.
- Что опять случилось, мама? Ничего не скрывай от меня! Что тебе известно?
 Эдвалду тоже остановился. Ему уже расхотелось идти отдыхать в их с Деузой комнату. Теперь и он решил узнать, что привело Лео в родной город, и при чем здесь семья Феррасов?
Мосинья рассказала дочери и её мужу то, что узнала от Лео и что поняла из его рассказа.
- Вот как? Когда же эти люди оставят моего сына в покое?
- Деуза, но это и его семья, а Мэл – его племянница. А её сын – его внук!
Увидев, какие ошеломленные глаза у Деузы,  Эдвалду заметил:
- Если Лукас – дед дочериного сына, то Лео – брат Лукаса – тоже дедушка. А ты – прабабушка! – не удержавшись, чтобы не съязвить, сказал мужчина.
– И как ты не отрекайся от них, всё равно Лео принадлежит и их семье!- добавила мать Деузы.
- Мама! Не напоминай мне об этом! Лео – не сын Леонидаса Ферраса. Я утверждаю это, не смотря ни на что!
- Хватит спорить, Деуза. Разбудишь Лео, или - ещё хуже – он услышит твои слова. Зачем ворошить прошлое? Оставь всё так, как сложилось за годы.
Эдвалду тоже надоело слушать одно и то же, повторяемое Деузой как  заклинание, что Леонидас – не отец Лео. А кто тогда? Только доктор Альбьери. Старый прохвост, негодяй!
Эдвалду решил не расстраиваться. Ну что толку терзаться каждый раз одними и теми же сомнениями? Он молча вышел из столовой и пошел к себе в комнату.
Но и оттуда он ещё долго слышал возмущенный голос Деузы:
- Почему Лукас не захотел помогать внуку? Он всегда плохо относился к Лео. Всегда говорил о нем гадости.
- … И помяните моё слово: если появился Леонидас, то и Альбьери  тоже объявится, - кипятилась Деуза.
- Это точно! – предрекла тетя Лола.
Деуза снова сидела за столом. Перед ней стояла полная тарелка бобов с мясом, а рядом на маленькой тарелочке примостились пирожки. Но Деуза так ничего и не стала есть. Она подперла рукой щеку, а крупные слезы скатывались по её смуглым щекам. Мосинья и Лола тихо вышли из столовой на кухню, оставив родственницу в одиночестве.
- Деуза теперь до утра просидит за столом, вспоминая все перипетии своих отношений с Альбьери. И пусть. Её не надо трогать. Это и бесполезно.
Вот так все обитатели дома разошлись по своим комнатам, и только Деуза тихо лила запоздалые слёзы из-за человека, которому она когда-то доверилась, а он украл у неё сына. Украл с самого рождения и на всю жизнь!
   
3.1. Глава 3 часть 6
1.7. Лео, Мэл и Альбьери
Лео встал утром очень рано. Мать ещё спала. Только бабушки внизу гремели чем-то на кухне. Он потянулся в постели, оглядел комнату. Всё по-прежнему: даже платки, те самые восточные платки, которые появились у него во времена его интереса к Жади, висели на том же месте, где и раньше. Мать ничего не стала убирать или перекладывать.
Столько лет прошло, но Лео, каждый раз бывая в доме Деузы и Эдвалду, не наблюдал никаких особых изменений в родном доме. Впрочем, это было не совсем так: в мелочах дом стал выглядеть неуловимо лучше. Следы произведенного ремонта. Обновленные ступени под дверью. Симпатичная плитка, уложенная в небольшом палисаднике, в котором тётя Лола развела настоящий цветник. Эдвалду поставил и новую входную дверь, Лео заметил это ещё вчера.
Но в остальном его родные не изменяли себе: та же мебель, те же салфеточки на диванах, та же посуда. И всё те же блюда, которые готовили бабушки. И жили они по давно заведенным в семье традициям.
Переступая порог родного дома, Лео знал заранее, что его ждет: что он увидит, что ему скажут, что он сам обязательно ответит. Но, сказать честно, его это не тяготило нисколько. Только приезжая домой, к матери и бабушкам, он чувствовал себя легко и спокойно. Именно здесь его не одолевали никакие мысли о пустоте в жизни или одиночестве, о чем он в иных обстоятельствах думал очень часто.
Как же хорошо ему было в родном доме!
На столике зазвенел старенький будильник. И Лео тут же вскочил с постели. Пора было собираться ехать в клинику. Он принял душ. Затем собрал вещи. Он натянул  джинсы, достал свежую футболку, не такую заношенную, чем та, в которой он появился в клинике вчера. Достал новые носки. Обул кроссовки.
И легким шагом спустился вниз по лестнице.
- Лео! Сынок! Ты уже поднялся? Почему так рано?
- Мама! Мне пора в клинику. Я не буду завтракать.
- Но как же так? – показалась из кухни дона Мосинья. – Как же ты будешь голодным ходить? В городе опасно покупать что-либо на улице, а мы с Лолой приготовили твой любимый рис с креветками. И пирожки горяченькие уже есть. Лео, поешь что-нибудь.
- Поем, но позже – когда сдам анализы и вернусь из клиники. Мне надо сдавать анализы натощак. Иначе результат будет неверный.  Но это не займет много времени. Бабушка, мама, я скоро вернусь.
- Лео, Лео! – покачала головой дона Мосинья, понимая, что внук вряд ли появится у них до вечера, что бы он там не обещал. Парень - такая увлекающаяся натура! Про рис с креветками и пирожки он забудет тут же, как только его увлечет что-то в городе.
И конечно, Лео сегодня обязательно отправится к этому невыносимому доктору Альбьери! Но ничего с этим поделать ни Деуза, ни Мосинья, ни Лола с Эдвалду поделать не могли. Это было сильнее них.
Поэтому мать и дона Мосинья не стали спорить с Лео. Деуза поцеловала сына  и сказала:
- Иди, сынок. Только будь, пожалуйста, поосторожней! Рио – город, полный опасностей.
- Знаю, знаю! Не волнуйтесь за меня, всё будет в порядке, - улыбнулся Лео так, что у женщин стало легко на душе, потому что они поверили: и правда,  с Лео ничего не случится. Он особенный.
Лео развернулся и выскочил за дверь.
Теперь он шел по пустынным улицам, торопясь на остановку автобуса, который проезжал мимо клиники. Вот и киоск, рядом с которым должен остановиться автобус. Лео присел на скамейку. Ранним утром было довольно прохладно, и он  слегка продрог.
Повернувшись случайно к киоску, он вдруг замер, увидев за стеклом нечто, чему не поверил глазам. Поднявшись и подойдя ближе,  Лео всмотрелся в фотографию. Это действительно было она – девушка из его недавнего, такого  странного сна. Умные карие глаза, пушистые и чем-то неуловимо знакомые волосы, губы, сложившиеся в слегка ироничную улыбку.
«Как быть? Если я не куплю этот журнал сейчас, то потом я не смогу его найти – по злой иронии судьбы. Как он называется? Журнал «***»? А статья Самиры  Рашид – на страницах с10 по 12?».
 Лео был охвачен таким желанием купить журнал, что на него с опаской покосилась какая-то толстуха, тоже появившаяся на остановке в ожидании автобуса.
Что делать? Впрочем, киоск должен был вот-вот открыться. Судя по расписанию, здесь продавались самые первые выпуски газет. И Лео оказался прав в предположении: как бы подтверждая его ожидания, к киоску подъехала машина, из которой шустрый парень начал выбрасывать на улицу под дверь газетного  магазинчика пачки свежей прессы.
- Эй, Сегундо, погоди! Подожди, я не стану расписываться в ведомости, пока не проверю количество привезенных тобою пачек! – подскочил, взявшись неизвестно откуда, юркий старичок.
- Синьор Густаво, Вы опять опаздываете! – продолжая бросать пачки газет, сказал парень. - Я же не могу Вас ждать, у меня столько точек, куда я должен развезти газеты и журналы! Или приходите вовремя,  или газеты будут ждать Вас на земле у киоска. А за сохранность отвечаете Вы…
- Сегундо! Ты приезжаешь каждый раз по-разному! Вчера ты сам опоздал на 15 минут, сегодня приехал раньше. Как я угадаю, когда ты появишься в следующий раз?!
- Но, синьор Густаво, это же не от меня зависит! Я всего лишь развожу пачки газет по таким же киоскам, как и ваш. Приходите раньше и ждите…, - пожал плечами парнишка.
- Всё? Долго тебе ещё возиться? – показался из кабины водитель. – Поехали! Мы уже выбиваемся из графика!
Парень швырнул последнюю упаковку газет и забрался в кабину.
Машина тронулась с места и вскоре скрылась за поворотом, оставив возле довольно большой груды пачек немощного старика, горестно сожалевшего о том, что опоздал на каких-то десять минут, а пачки теперь придется заносить в киоск самому.  А иначе Сегундо, добрый малый, мог бы забросить газеты прямо в открытую дверь магазинчика…
Лео понял, что придется пропустить первый автобус, уже показавшийся в конце улицы.
- Синьор, я помогу Вам занести пачки газет, а Вы продайте мне журнал вот с той красавицей. Согласны?
Синьор Густаво с подозрением осмотрел Лео, показавшегося ему на первый взгляд едва ли не бродягой. Но профессиональная память не подвела: он припомнил, что совсем недавно в одном из журналов, которые он по долгу службы и от нечего делать почитывал в ожидании покупателей, видел кого-то, очень похожего на типа, стоявшего теперь перед ним с желанием купить журнал. 
Чего только не случается в жизни? Кто знает, кем приходится ему та красавица с обложки? Но ситуацией следовало воспользоваться. Тем более, что больные, искривленные артритом пальцы синьора Густаво, давно требовали иметь помощника, чего позволить было решительно невозможно!
- Договорились! Заносишь мне все пачки, и я отдаю тебе журнал! Он уже месяц болтается на витрине. Если бы не красотка на обложке, так давно бы вернул   как неликвид.
Лео быстро справился с работой и получил журнал. И не только – добрый синьор Густаво подсказал, что недавно в продаже был ещё один журнал, со статьей этой же молодой журналистки. Там материал шел о какой-то традиционной восточной свадьбе. Было много фотографий, всё так красочно и интересно представлено, что покупатели быстро разобрали свежий номер журнала. Не то, что здесь – обложка-обложкой, но статья не такая уж интересная.
«Посмотрим!» - решил Лео. Возможно, для кого-то статья и была неинтересной, но только не для него, ведь с некоторых (недавних) пор его интересовала  эта журналистка. Решив, что пока  придется ждать следующий автобус, он успеет хотя бы просмотреть статью самоуверенной девчонки, Лео снова присел на скамью под навесом и пролистал журнал.
Статья называлась: «Интересно, а что же дальше?», а говорилось там о достижениях современной цивилизации, таких, как сотовые телефоны, Интернет и прочее. Лео быстро пробежал глазами текст, выхватывая из него отдельные цитаты.
«…Когда-то состоялся первый звонок по сотовому телефону. Затем появился Интернет. А сейчас мы не представляем себе жизни без этих технологий. Странно, как быстро мы привыкли к вещам, без которых ещё вчера спокойно обходилось человечество. А теперь они стали для нас жизненно необходимыми…»
«…современные технологии развиваются семимильными шагами. Уже продаются телевизоры, через которые можно выходить в Интернет и разговаривать по видеосвязи….»
«…- Я живу в пансионе одна в комнате, без родственников или близких людей. Но одиночества нет. Потому что у меня есть ноутбук и мобильник с Интернетом, а значит – весь мир в моей комнате! По скайпу я могу связаться в любой момент с любой из подруг или приятельниц, с любым сокурсником. Где бы он ни были: в Лондоне или Париже, в Берлине или Сан-Паулу. Даже в Японии или в Австралии. Мы всю ночь можем общаться по видеосвязи.  И я могу при этом в режиме реального времени видеть, что происходит у них там, где бы кто не находился! А ведь кто-то лет 20 назад не имел представления даже о том, что такое сотовая связь!...»
«…с одной стороны – это пугает: незнание, к чему этот прогресс нас приведет. У многих людей это вызывает страх. С другой – завораживает, так уж устроен человек, что он любопытен и никак не может насытиться до конца новыми знаниями. … Думаю, что впереди нас всех ждет ещё много чудес. И это здорово!»
Лео читал статью, но не мог отделаться от мысли, что всё это ему знакомо. Сотовая связь. Интернет…Всё это бездушное, лишенное живого человеческого тепла, общение.  Виртуальный мир – самообман.
 «Одиночество в сети» - выплыло откуда-то из подсознания название романа, который посоветовал ему прочитать приятель. Но времени и желания у Лео на это чтение не хватило. А вот теперь название помогло вдруг сделать одно важное открытие: Самира одинока!
Она пишет о том, что вещи, пусть и состоящие из электроники, помогают ей справиться с одиночеством, не дают ей скучать и чувствовать себя  вне коллектива, но за лесом она не видит деревьев, так понял Лео. Что бы она ни писала, как бы ни прикрывалась «достижениями цивилизации», дающими ей имитацию общения, но она одинока!  Вот только она сама, похоже, не понимает этого!
 Но откуда у неё это чувство одиночества? Ведь она учится, как стало ему понятно из статьи, а значит, у девушки должна быть масса друзей, сокурсники, родственники.
 Но вот насчет родственников… Самира – это же племянница Жади? Та девчушка,  которая жила в Сан-Криштоване, дочь доны Латифы и синьора Мухаммеда? Кажется, у неё и брат был, как же его звали, того мальчонку?
Самиру Лео запомнил только потому, что девочка выглядела не так, как все дети в районе: она всегда носила с длинными рукавами платья ниже колен. Это Её гонял отец, стоило Самире выйти на балкон. Семья была не совсем местная, не кариоки. К ним часто приезжали из Марокко родственники.
 Потом он сам уехал из Бразилии, в Марокко, на поиски Жади, а когда она осталась с Лукасом – долго жил вдали от  Рио.. Неизвестно, что произошло в семье девушки, но судя по статье, Самира по каким-то причинам, оказалась одна в пансионе. Живет там без родственников и близких подруг.
«Мы с ней похожи. Может быть, мы с ней вообще родственные души? Мой сон был пророческим? Может быть, мне стоит попытаться познакомиться с Самирой? Вот только она – племянница Жади. А захочет ли Жади позволить мне знакомство с девушкой? А как отреагирует Лукас? Решит, что я опять кружу вокруг Жади?»
 Но самое страшное – если оба: и Лукас, и Жади предупредят Самиру, которая уже завладела умом и даже немного сердцем Лео, что он – клон.
Опять он вспомнил это ужасное слово «клон»!
 Обычно Лео не боялся знакомиться с девушками, ведь никто не знал ничего о прошлом парня. Сам Лео не считал нужным посвящать девчонок в тайны семьи, а тем боле – своего фантастического происхождения. Но с Самирой всё иначе. Ей обязательно расскажут историю младшего брата Лукаса Ферраса, мужа её родной тетки.
 И будь на её месте другая девушка, она бы ещё не поверила ни в какое клонирование, как это случилось с Жади. Да, Жади видела перед собой копию молодого Лукаса, но всё равно не пыталась вникнуть, как мог появиться двойник её любимого мужчины. Но Самира другая. Она приветствует Интернет, верит в чудеса науки. Наверняка знает,  читала о клонировании и скорее поверит, чем усомнится в том, что Лео – на самом деле клон.
Лео вдруг почувствовал себя дурно. Вот так: он, кажется, нашел девушку, о которой мечтал столько времени, а теперь вынужден признаться себе, что лучшим выходом для него станет отказ от романтических отношений, которые и складывались пока только в его воображении.
Чувства обречены были умереть, еще не родившись. «Мне счастливым быть не суждено. На какую бы жертву я не пошел, но Бог, который на мгновение уступил место Альбьери и позволил ему создать клона, т.е. меня, не будет снисходителен ко мне!» - чувствуя, как сжимается что-то в груди и колет в сердце, думал Лео.
Он продолжал держать в руках журнал, глядя на него с великим разочарованием. Потом он всё-таки оторвал обложку и выдрал страницы со статьей Самиры, спрятав всё в карман, а журнал выбросил в урну.
Подошел автобус. И теперь Лео не стал задерживаться – вскочил в него, так как уже опаздывал на процедуру, назначенную на строго определенное время.
«Потом разберусь со своими мыслями. Не всё так просто. Если где-то в глубине моего мозга родились некие видения, частью которых была Самира, значит, ей в моей жизни будет отведено место, которое она и займет!»

1.8. Лео и Мэл. Встреча с Жади. Альбьери.

Сдав кровь, Лео этим же утром, но пару часов спустя после посещения клиники, оказался на набережной. Он снова сидел на скамейке и пристально глядел на океанские волны, накатывающие на берег. Он любовался чайками, скользившими над прибоем. Птицы двигались выверено, кончики их крыльев едва касались воды.
То, что он пережил, увидев журнал с фотографией Самиры, и слова, произнесенные в адрес Альбьери вчера бабушкой и матерью, натолкнули Лео на размышления о докторе, которого он так долго считал своим родным отцом.
Когда вчера поздно вечером он поднялся в комнату и постарался уснуть, то услышал, как родственницы на все лады кляли Альбьери, считая именно его, а не Леонидаса Ферраса, отцом сына Деузы. Пусть был суд, доказавший, что биологическим отцом его является всё-таки отец Лукаса, синьор Леонидас Феррас, приятель Альбьери, но именно Альбьери самовольно  присвоил себе звание его отца и заставил мальчика поверить в это.
Многое он услышал вчера из того, что напомнило ему о детстве,  о семье, о запутанных семейных и родственных отношениях. Стены в домике были слишком  тонкими, так что Лео услышал без труда очень многое.
Теперь парень погрузился  в воспоминания. И вдруг он снова мысленно почувствовал связь с доктором. Он испытал неясное желание пойти к старику, который хотел о чем-то поговорить с ним, своим созданным сыном.
«Больше не желаю вспоминать и думать о том, что я клон, или не клон, или такой же, как все! Моя кровь течет теперь в моем племяннике. И нас уже двое на этом свете! Я и Шандиньо. Интересно, будем ли мы с ним чувствовать друг друга так же, как мы с Альбьери? Или моя кровь будет толкать ребенка к Альбьери, а не ко мне? И как отразится на сыне Мэл моё донорство? Как в нем «заговорит» моя кровь? Может быть, Альбьери уже что-то знает и хочет поговорить со мной именно об этом?»
Когда выяснилось, что биологический отец Лео – Леонидас, то Альбьери стал для Лео как бы духовным отцом. Лео мучили вопросы о донорстве и будущем Шандиньо, ему хотелось обсудить с ним, что стоило ожидать от необходимого, сделанного сейчас шага, который может обернуться в будущем неизвестно какими последствиями для Шандиньо.
Он поднялся со скамьи и пошел в сторону площади, находившейся в паре кварталов от  берега. Там  начиналась одна из самых престижных улиц города, где теперь и жил Альбьери. После того, как его работы были опубликованы, клонирование принесло ему мировую, пусть и скандальную,  известность, оно стало его профессией. Альбьери при первой возможности переехал из района Фламенго, застроенного маленькими одноэтажными домиками,  в которых обитали люди среднего достатка.
Ни Альбьери, ни Эдна, которую в периоды ремиссии доктору позволяли забирать домой, не могли без отвращения вспоминать тот домик, в котором прожито было столько лет,  большая часть их семейной жизни. Там для них стала кошмаром Алисинья, натворившая столько бед и принесшая в их жизнь  массу неприятностей и разорение. А потом был и Лео – для Эдны, вдруг испытавшей чувство абсолютного нетерпения к теме клонирования  и к Лео, как существу, клонированному её мужем,  в том числе.
Лео и раньше знал об отношении к себе тёти Эдны, но ему приходилось терпеливо выносить её присутствие, когда они с Альбьери общались, а теперь, когда жена Альбьери не находилась в клинике, встречи их случались всё реже и реже, пусть и понимали они с Альбьери друг друга по-прежнему с полуслова, чуть ли не телепатически.

Но Лео так и не успел добраться до нужного дома.
Стоило ему пройти несколько десятков метров, как его окликнули, и он увидел прогуливавшихся по тротуару набережной  Мэл с мужем и Шандиньо.
- Лео, у меня нет слов, чтобы выразить тебе свою благодарность! Ты спас моего сына!- теперь уже счастливым голосом сказала Мэл то, о чем Лео слышал от неё уже много раз, но когда она так плакала и страдала.
- Мэл! Я был рад помочь тебе и своему …внуку! – Лео понравилась эта шутка.
- Оооо! И правда! – хихикнула Мэл. – Ты - дедушка Шандика!
- Лео, …Лео! Я тоже благодарен тебе за то, что ты сделал для спасения моего сына, - повторил и Шанди.
 Он сердечно обнял Лео. И парень явно засмущался. Лео не любил, кода его начинали хвалить на все лады или горячо благодарить.  Поэтому постарался отвлечь от себя внимание на мальчика.
- Как дела, приятель? Всё зажило? Теперь ты снова здоров! Помни об этом! Ты – здоров!
Но ребенок смутился и спрятался за мать, робко выглядывая из-за её спины, с любопытством разглядывая Лео.
- Побудь  с нами, погуляем вместе! – предложила Мэл.
- Не получится, Мэл. Я собирался навестить отца.., т.е. Альбьери. Ты же знаешь, Мэл, он для меня как отец! Мы с ним давно не виделись.
- Тогда, конечно, его стоит обязательно навестить! Синьор Альбьери теперь и в доме деда бывает очень редко. Дедушка ему многое ставит в вину. Когда они собираются вместе, то начинаются упреки, высказывания каких-то взаимных обид, разные оправдания… а..эээээ…
Мэл прервалась на полуслове, уставившись куда-то за спины Лео и Шанди. Поэтому и мужчины тут же одновременно оглянулись. И сразу же всем стала понятна причина такого поведения Мэл.
Не так уж далеко от них остановились возле продавца кокосами Лукас, Жади и Пьетро. Лукас уже расплатился за три ореха, и Пьетро через трубочку тянул кокосовый сок, обхватив орех обоими руками. Жади держала в руках два  кокоса: свой и Лукаса.. Довольно сильный бриз с океана раздувал её чудесные каштановые волосы и пытался поднять края легкого светлого платья-сарафана.
Жади, смеясь, смотрела на Пьетро, стараясь при этом поймать губами тонкую трубочку, вставленную в кокос, уворачивающуюся от неё, болтаясь  в отверстии зеленого плода.
 Лукас забрал у неё, наконец, кокос, сделал несколько глотков, вытянув трубочкой сок, потом с недовольным видом поставил орех на каменный бордюр.
- Тебе не понравилось? – полюбопытствовал сынишка. – Папа, тебе достался невкусный сок? Хочешь отпить из моего кокоса?
И Пьетро протянул отцу свой кокос.
- Нет, сынок. Спасибо. Просто я не люблю кокосы. Это твоя мама – большая любительница…
- Как это – не любишь? Их все любят!
- А вот я не люблю, - ответил мальчику Лукас, затем поцеловал по очереди сына и Жади. Чмокнув обоих в щеки, и, помахав им рукой, быстро зашагал к припаркованной неподалеку машине. Шофер открыл перед ним дверь, Лукас нырнул внутрь, и автомобиль быстро укатил к офису, где Лукаса ждали важные дела, накопившиеся за время его поездки в Европу и Россию.
Дела на фирме требовали присутствия Лукаса.
 А Жади и Пьетро смотрели вслед отъехавшей машине, поэтому Жади и не заметила, как к ним подошли родственники её мужа. Жади потом удивлялась, как Лукас не увидел в не такой уж плотной толпе отдыхающих, туристов и прочих прохожих дочь с внуком, с которыми были и Шанди с Лео. Главное –  не увидел Лео, от которого он умолял Жади бежать без оглядки.
Не увидел собственную дочь и брата. Которые теперь подошли к ней, и она услышала:
- Здравствуй, Жади!
Это было произнесено голосом Мэл, которая даже не попыталась сдержать неприязнь. – Мой отец с вами гулять не остался? Почему?

3.2. Глава 3. часть 6
 
… Счастливая улыбка не успела погаснуть на губах женщины, и весёлые искорки ещё плескались в её глазах, когда она повернулась к  говорившей и натолкнулась на враждебный и полный ревности взгляд дочери Маизы.  Радость Жади тут же померкла.
- Твой отец спешил на работу, Мэл, - ответила она.
Она видела, что дочь Лукаса была настроена недружелюбно. Но сказать ей было нечего, и Жади стояла молча.  Она перевела взгляд на Лео.
- Лео? Давно не виделись. Привет. Как поживаешь? – вежливо поинтересовалась  Жади, приветствуя брата мужа.
- Жади. Ты всё такая же, как и пять лет назад. Совсем не изменилась! - заулыбался Лео.
Шанди, заметив настроение Мэл, только вежливо кивнул невестке Леонидаса Ферраса, обняв за худенькие плечики прижавшегося к нему сына.
Пока Жади и Лео перебрасывались ничего не значащими фразами, мальчики с любопытством разглядывали друг друга.
- Я тебя видел у дедушки.  Помнишь, тётя Иветти играла с нами в мяч? А потом мы его доставали из-под машины. Помнишь?
- Да.  Помню, - застенчиво проговорил Шандиньо.
- Мама, как зовут этого мальчика? Я забыл! – поднял к Жади кудрявую головку Пьетро.    
- Спроси у мальчика. Он назовет тебе своё имя, - посоветовала Жади.
- Ты кто? – наивно спросил Пьетро.
Но вместо сына ответила Мэл:
- Пьетро, я – Мэл. Я – твоя сестра. Потому что твой папа - и мой папа тоже.  А это мой сын, - Мэл показала на ребенка, жавшегося к Шанди.- Его зовут Шандиньо, и он твой племянник. Твой папа – его дедушка…
-… а твоя мама – его бабушка! – весело добавил Лео, надеясь этим разрядить обстановку.
Но Жади было не по себе оттого, каким  взглядом смотрит на Пьетро Мэл.  И ей тут же захотелось увести сына подальше от неприятной компании, в которой оказалась так не кстати. 
- Нам пора. Мы давно гуляем.  Пьетро пора обедать.
 Она тактично простилась с семьей дочери Лукаса и с Лео и, взяв сына за руку, направилась в  сторону остановки такси.
Мэл с неприязнью смотрела им вслед.
- Это несправедливо! Мой сын болен. А сын моего отца здоров! И эта женщина даже не поинтересовалась, как Шандиньо чувствует себя! Она отказала моему сыну в помощи. Мой отец тоже делал всё, чтобы лишить собственного внука шанса на выздоровление. И я уверена, что это именно Жади подговаривала его против твоей помощи, Лео! – мать Шандиньо вытерла глаза слишком длинным  рукавом футболки.
- Мэл…  Мэл! Зачем ты так говоришь? Твои обвинения несправедливы..., - попытался остановить жену Шанди.
- Шанди, не защищай ни  эту женщину, ни моего отца!- разозлилась дочь Лукаса.
- Зачем ты так, Мэл? – поддержал его Лео. – Жади боится за своего ребенка – и всего лишь. Это же понятно! А с твоим отцом у нас всегда было недопонимание и ещё кое-что…  Это трудно объяснить. Но вчера Лукас удивил меня. Он впервые разговаривал со мной как с братом, а не как с …,- запнулся дядя Мэл, у которого не повернулся язык произнести слово «клон».
- Видишь, дорогая, твой отец  рад, что Лео помог нашему сыну! – сказал Шанди, обнимая Мэл за плечи, чтобы успокоить жену. Но Мэл только зло хмыкнула.
- Не обольщайся,  Лео, отец ревнует тебя к своей ненаглядной Жади, поэтому его радушие долго не продлится! Нет, вы же сами видели: мой родной отец не заметил ни меня, ни собственного внука. Ни родного брата в десяти шагах от себя! Как такое возможно? Он занят только Жади. Ею одной!
- Не выдумывай, племянница! Лукас  не предполагал встретить тебя здесь, поэтому  не смотрел по сторонам. К тому же – ты оглянись вокруг: сегодня столько народа гуляет на набережной.  Ты заметила отца, а он тебя – нет.
Действительно: на пляже Копакабана творилось нечто невообразимое. Казалось, весь город вышел прогуляться по тротуарам вдоль океана с его широким песчаным пляжем.  И туристы, и кариоки – как называют себя коренные жители Рио-де-Жанейро – густой толпой прогуливались  по самой известной части города. В такой толпе, и правда, заметить кого-либо было не просто.
Мимо Мэл, Шанди и Лео прошла кампания юных девушек в столь откровенных купальниках, что многие прохожие оглядывались на стройные загорелые тела красавиц. Блондинка с длинными, разлетающимися на легком ветру волосами, улыбнулась Лео и сделала приглашающий знак рукой:
- Эй, красавчик! Идём с нами – тебе будет весело!
Лео усмехнулся, окинув  девушку без комплексов оценивающим взглядом. Когда она пожала плечами и повернулась к нему спиной, оказалось, что там её  купальник представлял собой всего   лишь две тонкие верёвочки. Одна – на спине, а другая исчезала между двух идеальной формы загорелых  полушарий. Лео потянул себя за мочку уха, провожая заинтересованным взглядом пляжную красотку.
Мэл смотрела на него с горечью.
- Видишь, Шанди, никому мы с сыном не интересны! Какая-то голая девица вызвала у моего дяди живой интерес, и он тут же забыл о существовании моего сына, - негромко сказала она мужу.
- Перестань, Мэл! Лео помог нам, но у него своя жизнь. И она продолжается. А Шандиньо – наш сын, и его проблемы – это прежде всего, наши проблемы! - так же тихо ответил ей Шанди.- Мэл, мы справимся!
Возможно, Лео услышал слова племянницы или просто догадался о разговоре, происходившем рядом, но он сказал:
-  Я всегда готов помочь Шандиньо. Звоните мне: домой в Сан-Паулу или на сотовый, если я снова понадоблюсь вам.  Я часто бываю в разъездах.  Меня не так просто застать в моей квартире.  Но мы можем договориться, и вы все приедете ко мне в гости, если захотите.
- Спасибо тебе, Лео, - смахивая слезы, сказала Мэл.- Наверно, нам снова придется обратиться к тебе за помощью в декабре, когда мама договорится с профессором из Швейцарии об операции по пересадке костного мозга. Там всё не так просто, пока ничего ещё не известно. Если моему сыну не станет хуже, то…
- Мэл, не будь такой пессимисткой. Твой сын обязательно выздоровеет. Вот увидишь! И я обязательно помогу.
Лео ободряюще положил руку на плечо родственнице, совсем павшей духом.
- Надо верить в лучшее, Мэл!
Но племянница только мотнула головой в ответ, и Лео так и не понял, согласна она с ним, или веры в ней вовсе не осталось.
- Пока! Мне тоже пора. Хочу навестить одного человека, - добродушным голосом проговорил Лео, помахал рукой и отправился в сторону площади Н.Сеньора де Пас, неподалеку от которой располагалась интересовавшая его улица.
Теперь Альбьери жил именно там, на одной из самых роскошных улиц во всем Рио-де-Жанейро. Что бы там ни говорили о докторе Альбьери в городе его знакомые, до которых доходили всего лишь отрывки недостоверных слухов, он, вопреки сплетням и слухам, вовсе не обнищал, а как раз наоборот -  занимаясь клонированием животных в небольшой частной клинике, преуспел, но теперь уже не старался  свои достижения и научные изыскания  делать достоянием широкой общественности. С  ПУБЛИЧНЫМИ амбициями  ученого было покончено. Теперь он проводил  конкретные операции по клонированию домашних животных на заказ и имел при этом приличный доход. 
Насколько Лео было известно, Альбьери, которого он в душе продолжал считать отцом, клонированием человека больше не занимался.
 Было время, когда сын Деузы настаивал и спорил с Альбьери. Ему очень хотелось иметь рядом с собой кого-то, родственного ему по способу появления на свет.
- Нет, Лео, нет, и не проси! Для чего тебе нужен собрат-клон? Чтобы не быть одиноким во всей Вселенной?  Какая ерунда!  Лео, ты вовсе не одинок, не выдумывай! У тебя столько родственников! Столько друзей!- парировал Альбьери на все его просьбы, грызя по старой привычке ноготь большого пальца.
Но парень не отставал, и однажды доктор ответил:
- Лео, вот допустим, я выполнил бы твою просьбу и снова совершил бы грех перед природой – сотворил бы клона. И что? Это чью-то собачку или кота можно быстро вырастить из клонированной клетки. А человека? Ты представляешь, что такое маленький ребенок? Тебе уже за двадцать. А ребенок будет расти, как все дети, и будет годиться тебе в сыновья или в дочери.  Для чего тебе  это  существо? К тому же у клона обязательно будет родная мать.  Как у тебя. Ты хочешь иметь с ней проблемы, как были у меня или Леонидаса?  Да и кого бы ты хотел клонировать? Ну вот  скажи, ответь мне на этот вопрос: кого бы ты клонировал?  Ты хочешь иметь собственного клона? Нет. А тогда кого я должен был бы клонировать для тебя?
Лео, как правило, терялся от его вопросов и уже не знал, чего он хочет, и  что ответить Альбьери.  А старик-ученый продолжал:
- Тебе, Лео, надо жениться и завести собственных детей. Они и станут продолжателями твоего рода. Тебя самого. Найди хорошую девушку. Влюби-и-ись в неё…,  – увещевал с улыбкой доктор, похлопывая парня по плечу.
- Но я же клон…
- А ты забудь об этом! Посмотри вокруг: чем ты отличаешься от других людей? Как кто-то может понять,  каким способом ты появился на свет? У тебя на лбу не написано, что ты клон! Сколько людей родилось, зачатые в пробирке, но никто из них не комплексует по этому поводу. Так и ты - живи как все.
Эти споры между Лео и создавшим его ученым давно закончились. Но остались родственные отношения.  И Лео чувствовал себя плохо морально, если не получалось долго увидеться с человеком, ставшим для него отцом-создателем. Ему нужна была подпитка, какая-то необъяснимая энергетика, которой обладал Альбьери. Если физическая связь с матерью закончилась в тот миг, когда в момент его рождения была перерезана пуповина, то с Альбьери Лео до сих пор был связан невидимой нитью. И это было сильнее его.
Подходя к небольшому особняку доктора, утопавшему в роскошной растительности, сын Деузы думал о том,   как не похоже нынешнее жилище Альбьери на тот домик в районе Фламенго, застроенного маленькими одноэтажными домиками. Это был тот другой мир, оставшийся для доктора Альбьери далеко позади, в памяти, куда доктор не хотел возвращаться даже в воспоминаниях.
Лео подошел к ограде дома, а охранник уже распахнул ворота.
- Хозяин попросил Вас, синьор Лео, подождать  его в гостиной.  Доктора срочно вызвали в клинику…
Лео молча кивнул и прошел по короткой дорожке к дому, дверь которого была не заперта. Он не стал уточнять, в какую именно клинику вызвали так срочно Альбьери. Возможно, речь шла вовсе не о той клинике, где служил доктор Альбьери.  Ведь была и ещё одна загородная клиника, где в дорогой палате, оплачиваемой мужем, проходила лечение, находясь под врачебным наблюдением, Эдна.  Возможно, доктору снова разрешили навещать жену.
В дни посещений Эдны в частной клинике для нервно-больных пациентов Альбьери после возвращения всегда был не в духе.
Парень едва успел сесть в кресло, налив себе в бокал немного разбавленного бренди, как зазвонил телефон, и Лео, понимая, что, раз в доме никого нет, то звонить может только Альбьери и только ему. Все деловые звонки шли доктору только на мобильник.
- Сынок? Лео, ты приехал? Как мне нужно было с тобой встретиться и поговорить! Но так сложились обстоятельства… Знаешь, мне позвонили из пансиона, где находится Эдна… Ей стало лучше, и она категорически настаивает на возвращении в Рио. Понимаешь меня, сынок?
- Да, отец, понимаю. Встретимся в другой раз.
- Лео, я всё знаю о твоей помощи Мэл. Как я рад, что ты смог помочь мальчику. Как видишь, некоторые твои сомнения разрешились, так ведь?
Вероятно, Альбьери имел в виду, что кровь клона подошла простому смертному, пусть и родственнику. Конечно, Лео задумывался над этим вопросом, и Альбьери догадался правильно.
- Лео… Сынок, прости. Но сегодня наш разговор не состоится. Ты ведь и сам понимаешь, так ведь?
- Я понимаю, отец. Тогда я, пожалуй, прямо сейчас отправлюсь в аэропорт. В Сан-Паулу у меня было одно дело, которое я срочно отменил из-за просьбы Мэл приехать.
- Да, спасибо тебе за понимание. Лео, мы обязательно встретимся при первой же возможности. Ну, пока, сынок. Мы с Эдной приедем примерно через час.
- Я всё понял, отец. Уже ухожу. Мы созвонимся.
Лео положил трубку и поднялся с кресла. Встреча не состоялась. Жаль. Но Лео утешил себя тем, что причина объективная. Он не мог оставаться в доме, куда Альбьери вот-вот должен был привезти жену из клиники.
 Так, значит, у тёти Эдны снова начался период ремиссии? Это хорошо, периоды просветления у жены Альбьери случались всё чаще, и появилась надежда на то, что женщина придет в себя окончательно.  Это было бы замечательной новостью. Но, наверно, по-прежнему не для Лео. Ведь каждый раз, когда тётя Эдна сталкивалась с Лео в доме мужа, а ещё раньше – когда Лео вместе с Альбьери посещали её в клинике, не зная истинной причины душевного недуга, Эдна всегда бурно реагировала на появление рядом с собой клона.
Именно это и стало причиной её госпитализации. Возможно, не появляйся Лео у неё на глазах, ничего бы не было,  и жена Альбьери быстро пришла бы в себя после пережитых неприятностей в Марокко, куда она вместе с журналисткой Амалией отправилась на поиски сгинувших в песках пустыни мужа и его воспитанника,  тайну которого она случайно открыла и поделилась однажды с Амалией, попытавшись взять с неё честное слово не разглашать правду, если Альбьери сам не захочет предать огласки свой скандальный опыт над человеческим существом.
  Но оказалось, что Амалия как раз всё уже давно было известно от самого доктора, с которым её связывали вовсе не романтичные отношения, в которых их обоих подозревала в своё время жена Альбьери. Амалия собиралась с согласия доктора написать книгу, но побег Альбьери нарушил её творческие  планы. Поэтому и в Марокко Амалия отправилась вместе с Эдной, чтобы найти доктора и Лео и доказать, что её готовившаяся в печать книга – вовсе не фантастика, не вымысел, а научная реальность.
 Но потом, когда поиски закончились ничем, а до того, как муж сам вернулся домой, прожив в племени бедуинов вместе с Лео всего полгода, а затем, оставив не пожелавшего возвращаться на родину,  заупрямившегося Лео в Марокко, у доны Эдны было много времени для  размышлений.
 Но постоянные мысли о содеянном Альбьери, как ученым, преступлении, а так же переживания из-за того, что Альбьери не оценил её преданности и отданных ему Эдной лет жизни и тех жертв, на которые она пошла ради него, а он не доверился ей, создав клона, обманывая её практически все годы, прожитые ими вместе, не дав ей даже родить ребенка… Всё это настолько надломило психику Эдны,  что она просто не выдержала такого груза переживаний.
Особенно её угнетала мысль о том, что она не родила ребенка, хотя всегда мечтала о детях. Именно Альбьери воспротивился её желанию  стать матерью!  А сам, отказавшись от рождения родного сына или дочки, произвел бесчеловечный опыт и создал себе подобие Диого, клонировав сына Леонидаса Ферраса. Клонировав!!! Эдна всегда считала мужа гением. Она верила, что Альбьери способен был на многое в плане науки. И на клонирование в том числе.
 И, узнав, что опыт по клонированию оказался удачным, и Альбьери создал ребенка-клона, женщину возмутил не только факт проведенного мужем опыта, осуждаемого многими учеными, считавшими клонирование человека делом аморальным, но главное – то, что он столько лет скрывал от неё правду. Не верил в её поддержку. Не верил в то, что, осудив его поступок - при том,  что всё осталось бы только между ними! -  она не предаст гласности содеянное им, а наоборот – поможет скрыть, а в случае разоблачения – подержит Альбьери.
Но он предпочел вести дневник наблюдений за Лео - созданным им клоном. И не Эдне, а дневнику доверять правду и все мысли и сомнения. И всё-таки: Альбьери, так или иначе, имел сына. Ведь Лео считал его отцом. А Эдна так и осталась одна. Совсем одна. Не родила ребенка. Даже Алисинья, долго выдававшая себя за племянницу из провинции, дальнюю родственницу, оказалась в итоге не той, за кого себя выдавала.
И психика женщины не выдержала такой нагрузки. Жена Альбьери оказалась на грани помешательства. В клинике, куда сначала её поместили коллеги, убедившись, что с ней не всё в порядке, врачи никак не могли понять, о чем пытается рассказать им женщина, которая толковала о каком-то клонировании и уверяла, что уже существует человек-клон. При этом называла конкретные имена.
Клоном, по её мнению, был сын синьора Леонидаса Ферраса Лео. Уважаемого бизнесмена, разумеется, никто не стал беспокоить, но к Эдне применили самые разные методы лечения.  А в итоге: Эдна перестала вспоминать имена известных и уважаемых в Рио людей, но психические отклонения у неё усилились. Вероятно, новая метода в лечении психически больных людей, предложенная доктором Шустером, не только не принесла облегчения, но и навредила сверх меры.
Эдна стала себя ассоциировать с клоном.  Ей казалось, что именно её создал Альбьери из собственной клетки, как в Библии Ева была создана из ребра Адама. Иногда она вчитывалась в некоторую толстую, растрепанную тетрадку, после чтения которой она уже была полностью уверена в том, что не Альбьери создал клона, и что вовсе не она – клон, а впадала в уверенность, что Альбьери – клон, созданный ЕЁ гением. Она всю жизнь создавала Альбьери как ученого. И поэтому Альбьери и есть созданный ею клон.
Никакие способы и методы лечения, казалось, не способны были вывести жену пропавшего без вести ученого из жуткого состояния. Её психика отказывалась выходить из лабиринта, в котором она заблудилась и потерялась, как доктор Альбьери в пустыне Сахара.
Но вот муж Эдны вернулся. Коллеги, по-разному относившиеся к его беспрецедентным опытам, однако, сожалели об участи, постигшей его жену. Конечно, Альбьери тут же отыскал Эдну в клинике, и его появление произвело исцеляющее действие на женщину. Всё встало на свои места: доктор, скандально прославившийся созданием клона; не пережившая трагедии и предательства женщина, которую ученый бросил на произвол судьбы, трусливо скрывшись от позора и всеобщего осуждения  в чужой стране.
Так думали многие в то время: и коллеги Эдны и Альбьери, и врачи клиники, и знакомые, и просто досужие обыватели, любители почитать хроники происшествий в отдельной колонке газеты. Лео же узнал эту историю от Альбьери значительно позже. Он вернулся из Марокко и, разумеется, прежде всего отправился на поиски человека, которого всю жизнь считал отцом.
Вот тогда-то и произошла трагедия. Стоило Эдне увидеть Лео, и в голове у неё снова всё смешалось. Она не могла видеть Лео. Клон приводил её в ужас. Она падала в обмороки, рыдала, приходя в себя и пребывала в таком состоянии неописуемого ужаса, что Альбьери сам был вынужден снова отвезти Эдну в прежнюю клинику. Врачи недоумевали, отчего приступ психического расстройства у практически выздоровевшей пациентки не только повторился, но и вступил в такую острую фазу?
Но потом всё разъяснилось. Стоило Альбьери появиться в клинике вместе с сыном Леонидаса Ферраса, с Лео, как у пациентки снова начиналось обострение. Стало совершенно ясно, что именно парень так влияет на самочувствие жены синьора Альбьери.
- Синьор Альбьери, есть такое понятие: «идиосинкразия». Вы врач, и вам понятен этот термин. Один человек не может переносить другого физически.  У Вашей жены, к сожалению, произошло именно это. Когда дона Эдна впервые попала к нам в клинику,  она уже тогда испытывала странные чувства по отношению к этому молодому человеку, считая его клоном.
 Произнося это, врач вынужденно рассмеялся, как бы извиняясь за сказанное.
- Понимаю, моя жена не может простить мне то, что я с большой любовью относился к моему крестнику Лео, сыну Леонидаса Ферраса, - уверенно переврал тогда факты доктор, который по просьбе друга, чью дружбу он едва не потерял из-за выплывшей наружу правды,  вынужден был «забыть», каким способом Лео появился на свет. Ведь даже суд признал Лео родным сыном предпринимателя Ферраса.
- Вот и я уверен в том, что Ваша жена остро переживает из-за вашей дружбы с молодым человеком, вероятно, считая, что Лео отнимает Вас у неё. А скандальная история с клонированием – вы уж простите, что напоминаю Вам о ней – внесла сумятицу в сознание доны Эдны, ведь психическое расстройство у Вашей жены началось после того, как Вас сочли пропавшим без вести!
- Да-да! Я всё понимаю, - пробормотал тогда Альбьери.
- Хотелось бы, чтобы Вы сами прежде всего пришли к выводу, что молодому человеку лучше не видеться с вами при доне Эдне. И более того – постарайтесь оградить жену даже от мимолетных, случайных встреч с Лео…
Вот потому Лео и отказался от встречи с синьором Альбьери, с которым его так тянуло увидеться. Как бы ни хотелось этого, но Лео знал, что в очередной раз тётя Эдна оказалась в клинике по его, Лео, вине, пусть и невольной: он пришел в гости к Леонидасу Феррасу на празднование юбилея фирмы, а среди гостей оказались и Альбьери с женой. На том празднике Эдна, увидев Лео,  потеряла сознание, очнувшись уже в клинике, из которой Альбьери перевел её в расположенный за городом закрытый дорогой пансион, в котором Эдна после недолгого лечения проходила курс реабилитации.
Лео понимал, что не стоит создавать проблем Альбьери – лучше поскорее уехать из города, в котором столько людей напоминают ему о том, что он клон. О том, что он хотел бы забыть навсегда.
Закинув за плечо привычный рюкзак, правда, теперь уже не потрепанный, а вполне приличного вида, Лео вышел из дома отца, и с чувством легкой досады и разочарования быстро направился к стоянке такси, чтобы как можно быстрее покинуть этот город. Вот только стоит заехать  в дом матери и снова попрощаться…



4.1. Глава 4 часть 6.
*** Саид и Маиза. ДОМ Саида Рашида.

… Выйдя из отеля, в котором Маиза снимала отличный номер, хотя и жила все дни в доме Леонидаса Ферраса, Саид и бывшая жена Лукаса тут же сели в автомобиль Рашида, который был услужливо доставлен служащим отеля.
На лицах мужчины и женщины было одинаковое выражение удовлетворения после близкого общения, проведенной бурной ночи и полного взаимопонимания, так редко встречающегося между людьми.
- Маиза, всё то время, которое мы с тобой знакомы, меня не покидает ощущение родственности наших душ. Мне всегда казалось, что ты именно та женщина, которая создана для меня. Ни одна из моих жен никогда не понимала меня настолько, как ты!
- Да, Саид, у нас много общего, но думаю, что в твоей жизни всё же была одна женщина, которая понимала тебя очень хорошо.
- Ты имеешь в виду Жади? Да. Она всегда понимала меня. Но мы не были с ней единомышленниками.
- Конечно, ведь Жади считала своей второй половиной Лукаса.
- Маиза, скажи… Ты отказалась от Лукаса? Совсем? Это действительно так?
Женщина с удивлением взглянула на него.
- Саид, твои поцелуи до сих пор горят на моих губах. Какой Лукас? Я не испытываю к нему больше никаких романтических чувств. И мне порой кажется, что я никогда его не любила. Да-да!
Взглянув на сидевшего рядом мужчину, Маиза добавила:
- Саид! У тебя такое удивленное лицо!
- Как это, Маиза? Ты никогда не любила Лукаса? Но тогда что это было – скажи? Мне казалось, что ты страдала, и очень сильно! - Саид нежно провёл пальцем по щеке любовницы. Она улыбнулась такому проявлению нежности.
- Я тоже тогда так думала. Но прошло столько времени, и я смогла осмыслить прошлое. Нет, Саид. Я его не любила. Я видела в нем его погибшего брата Диого, в которого действительно была влюблена. Но он погиб. И я попыталась найти ему замену в Лукасе, не желая видеть, что Лукас  другой. Он оказался совсем не таким, каким был его брат. А во многом – вообще полной противоположностью.
- Тогда почему же ты так страдала?
- Саид, во мне говорило чувство собственницы. Лукас стал моим мужем, так с какой стати я должна была дарить его другой женщине? Наверно, тебе этого не понять…
- Отчего же? Я любил Жади, но в какой-то момент тоже стал испытывать чувства, похожие на те, которые ты только что описала. На мою жену никто не смел покушаться. Это было бы совершенно не мыслимо в Марокко.
- Да. Я читала, что в Саудовской Аравии такие законы, что, попадись Лукас и Жади с поличным, они оба были бы казнены.  Но ты цивилизованный современный человек, и не стал бы так жестоко поступать с любимой женщиной, даже если бы поймал их на месте преступления.
- Ты ошибаешься, дорогая.  Для меня и в прошлом, и теперь  существовали  и существуют определенные грани, которые нельзя  переступать никому, иначе я мог бы и не вспомнить  о том, что  живу в Бразилии. Однажды я оказался в ситуации, когда готов был забыть о цивилизованности в вашем, европейском,  понимании. 
- Ты говоришь о том вечере, когда Лукасу пришлось бежать по крышам Феса от твоих людей?
- Именно так. Если бы Лукас не упал тогда сам с ветхих перекладин над улицей между домами, мои люди выполнили бы отданный мною приказ.
- Ты собирался убить его? – с притворным ужасом спросила Маиза.
- Нет. Не убить, а всего лишь жестоко унизить. Унизить на глазах Жади и в глазах Жади. Выставить его трусом, вызвать к нему отвращение. Если бы она увидела мужчину, в которого так была влюблена, валяющегося у моих ног и умоляющего о пощаде, когда мои люди приставили бы кинжал к его горлу, и я согласился бы его отпустить в случае, если бы он отказался от чужой жены, сказав ей об этом в моем присутствии и повторив ей об этом неоднократно…  Неужели  после этого женщина, в которой сохранилась хотя бы капля гордости и самолюбия, смогла бы забыть эту отвратительную сцену?!
- Саид, ты бываешь порой так наивен! Жади нашла бы ему оправдание, тысячу оправданий! А ты в её глазах предстал бы жестоким тираном, преступником и едва ли не убийцей! Ты женат уже в четвертый раз, но ты  так и не понял женскую  психологию. Любящая женщина найдет сотню причин, чтобы объяснить ситуацию в свою пользу.
- Ты так думаешь?
- Уверена! Но почему ты спросил меня о моих чувствах к Лукасу? Со мной, как видишь, всё ясно. Но ты…, неужели ты всё ещё что-то испытываешь к Жади? Поразительно, что такое есть в этой женщине, что даже спустя годы её любят мужчины, которые боролись за неё всю жизнь? Лукас не пресытился ею и не бросил. И твои вопросы наводят на мысли, что…
Саид протянул к ней руку и положил пальцы на её губы:
- Нет, ничего больше не говори.  Мои чувства пусть останутся при мне. Давай думать о нас и наших планах. Мы с тобой договорились…
- Да, Саид. Мы договорились обо всём. Так всё и случится, как мы задумали.  Нужен только жесткий расчет. И тогда  они оба попадут в ловушку. Я хорошо помню все слабые стороны Лукаса, поэтому в своем успехе я уверена. А вот как поведет себя Жади –  предсказать трудно.
- Но я-то хорошо знаю Жади, её больные места, и ещё не забыл, куда можно нажать, чтобы она поверила мне, по собственной воле пошла за мной и сделала так, как нужно мне, а не ей.
- В самом деле? – удивилась Маиза. – Вот уж не думала, что Жади вполне управляема.
- Любая женщина управляема, надо только подобрать к ней правильный подход.
- Удачи тебе, дорогой! – пожелала женщина.
В стекло автомобиля  вежливо постучал работник отеля. Посетители уже давно сидели в машине, но почему-то не двигались с места. А тем временем подъездная дорожка понадобилась уже другим клиентам отеля. Саид подал знак служащему и тронул машину с места.
- Маиза, куда тебя подвезти? Могу высадить рядом с домом синьора Ферраса.
- Нет, Саид. Не стоит там «светиться». Я собиралась заглянуть в Торговый Центр, где так любила бывать когда-то.
- Если ты хочешь, высажу тебя там.
Когда машина подъехала к огромному торговому комплексу, Маиза элегантно выбралась из дорогого автомобиля Саида Рашида. Она изящным движением руки помахала ему и повернулась к входу в Торговый Центр. Саид следил за ней, пока любовница не скрылась внутри.
«Удивительная женщина. Она умеет вселить уверенность, как никто другой. Если бы я решил выбрать европейскую жену, то Маиза идеально подошла бы на это место.  Она до сих пор красива, умна – какой была и всегда. В ней есть тот шарм,  который ценится мужчинами всех стран и времен. Не могу представить её в Марокко, но сей редкий цветок мне и не стоило бы вывозить на мою историческую родину. Впрочем, этого никогда и не случится. У Маизы муж, а у  меня три жены, которые сейчас ждут меня дома и, конечно же, недоумевают – отчего я не пришел ночевать», - размышлял Саид, трогая машину с места.
«Маиза… Нет, кажется, на этот раз она действительно равнодушна к Лукасу. И ею движет не месть, а расчет. Если подумать, только Лукас и может дать ей всё то, ради чего она плетет сейчас вокруг него сети, и мне тоже выгоден ход событий, которые произойдут по плану Маизы. Она получит для себя с мужем ребенка, который станет ко всему донором –спасителем для внука Маизы. А мне в созданном Маизой хаосе достанется Жади, пусть и ненадолго, надо полагать », – довольно думал Саид, вспоминая предложенный Маизой план.
«Меня ждут сегодня неприятные объяснения с моими женщинами. С Маизой я, как и когда-то в прошлом, забыл  о доме и всех женах. Но это сигнал к тому, чтобы в будущем держаться с этой опасной женщиной настороже. Она вполне способна обмануть и меня, если ей это потребуется. Кажется, она хочет снова стать матерью? Но если план с Лукасом не пройдет?» – припомнил Саид, поглядывая в зеркало заднего обзора.
 Машины лились сплошным потоком по авеню через весь город. И Саид внимательно следил за дорогой, впрочем, это не мешало работе его мыслей.
 «Не хотелось бы оказаться в пробке! А что касается материнства Маизы ... Точнее – отцовства её будущего ребенка, то ей вполне может удаться меня обмануть. Если она родит от меня младенца и скроется с ним за стенами древнего замка больного мужа, смогу ли я добраться до моего ребенка? Но Маиза напрасно думает, что ей это сойдет с рук.  Даже если бы она таким способом собралась решить их с мужем проблему, я не позволил бы своему  ребенку воспитываться в чуждой для моих наследников среде. Но и ещё:  родить от меня сына, из которого сделают донора? К тому же - спасителя внука Лукаса?! Нет. Я этого не допущу. Возможно, Маиза не лжет, и действительно простила Лукаса, не собирается мстить ему за прошлое, и ею двигают иные мотивы. Но я никогда не собирался прощать Лукаса. У меня не было шанса совершить отмщение. Но теперь я это сделаю».
Он не заметил, как добрался до района, где много лет находился его дом. Охранники открыли ворота, и Саид смог въехать на территорию поместья и завести машину в гараж. Оказавшись, наконец, на ступенях особняка перед дверью, он невольно помедлил. Ожидание предстоявших объяснений показалось неприятным и унизительным. 
Саид решил пройти прямо в свой кабинет, не давая возможности женам опомниться. К тому же он умел «надевать» на себя «маску», приобретая такой неприступный вид, что даже Рания не осмеливалась его тревожить.
«Вот, кстати, о Рании. Сегодня мне надо кое-что уточнить.  Не забыть сделать несколько звонков. Пора заканчивать эту историю. Пусть Рания получит, наконец, встряску, которая образумит её на многие годы вперед». Саид, приняв соответствующий вид, взялся, наконец, за ручку двери и потянул её на себя…

*** Ещё накануне жены Саида тревожились, почему он так долго задерживается.  Когда наступила полночь, а муж всё ещё не вернулся домой, у Зулейки  начался приступ паники.
- С Саидом что-то случилось! Иначе он давно позвонил бы мне и предупредил. Что же делать? – металась по залу  первая жена, от волнения покусывая кончик платка.  Дети давно спали под присмотром нянь, а внизу на диване собрались Фатима и Амина с Ранией, которой Саид позволил всё-таки выходить из комнаты, но только во время своего отсутствия.
Конечно, Рания воспользовалась разрешением, но гордость её была уязвлена. Ведь заступилась за неё именно Зулейка, которая сочла, что Мунир  – сын Рании и Саида  - будет унижен из-за наказания, наложенного на мать его отцом.
Она никак не могла смириться со своим новым положением после стольких лет, когда именно она управляла всем домом, и её слово было законом для женской части семьи и слуг. Теперь она постоянно говорила об этом с сестрой, никак не желая принять новую действительность.
- Амина, эта выскочка сначала заняла моё место в семье, а теперь ещё и советует Саиду, как ему следует поступить со мной? Терпеть её не могу! – жаловалась она сестре, нервно дергая вверх-вниз замок-молнию на  легкой домашней джеллабе.
Уставшая от подобных сцен, Амина в который раз повторяла:
- Ты что, Рания? Чем ты опять недовольна? Ты хотя бы понимаешь, что Зулейка, ставшая первой женой не без твоего участия, сделала для тебя? Если бы не она, сидеть бы тебе в комнате, запертой на ключ,  не видя сына до самого отъезда в Фес! Вспомни, что было с Жади!
- Какого отъезда, Амина? Не верю, что Саид может так со мной поступить. Я не Жади!
- А придется поверить! Скажу тебе по секрету: я стояла рядом с Фатимой, когда она перебирала принесенную в отсутствие Зулейки почту Саида. Взяв в руки узкий длинный конверт, она тут же сказала, что в нем наверняка лежат заказанные Саидом два билета на самолет. Поэтому готовься к тому, что твой муж отправит нас в Марокко в ближайшее время.  И тебе лучше приготовиться к этому. Держи при себе хотя бы часть золота.
- Амина, возможно, он сам собрался куда-то лететь,  и не один, а с Фатимой, - возразила Рания, всё ещё не желая взглянуть правде в глаза.
- В этом случае Фатима не удивилась бы присланным  билетам. И я тебе скажу вот что: я так надеялась, что Зулейка сможет тебе помочь. Я каждый день разговаривала с ней и  убеждала, чтобы она поговорила с Саидом, и он позволил бы выпустить тебя из комнаты. Она пожалела Мунира и выполнила мою просьбу.  Я так надеялась, что постепенно сердце Саида растает, он простит тебе твои выходки, а затем  и как-нибудь  уладит дело с разводом, т.е. прекратит разговоры о разводе и снова возьмет  тебя в жены, пусть ты и стала бы теперь только третьей женой. Но это лучше, чем с позором вернуться в Фес и быть отданной в полную власть нашему строгому отцу.
Но все увещевания   были бесполезны.  Рания, вновь оказавшись вместе со всеми в доме за одним столом,  откуда была изгнана Саидом и возвращена благодаря сестре и первой жене, тут же не стала упускать случаи, чтобы подколоть Зулейку или Фатиму, поддеть каким-нибудь едким замечанием обеих, и ей это часто  удавалось.
- Чего ты добиваешься, Рания? – стонала каждый раз Амина. – Скажи: тебе хочется потерять семью, мужа, сына? Почему ты не поговоришь с Зулейкой, не попросишь её, чтобы она заступилась за тебя? Не покаешься перед Саидом?
- Что?! … И это мне предлагает родная сестра! Амина, тебе так хочется, чтобы я унизилась перед Зулейкой?
- Я хочу, чтобы у тебя снова всё было бы хорошо! Но с тобой происходит нечто непонятное! Как будто в твоей душе поселились злые джины.
Но Рания только упрямо и гордо хмыкала в ответ и презрительно пожимала плечами.
- …  О, Аллах, прости мне мои слова. Я знаю, что это харам. Но вразуми мою недалекую сестру! – молилась Амина во время намаза.
Вот и после обнаружения в почте заказанных на самолет билетов, Рания не изменила своего поведения.  Правда, на чьи имена билеты  – этого женщины узнать не смогли, ведь иначе был бы поврежден конверт. Жены Саида и представить не могли, что бы тогда сделал муж, обнаружив вскрытую почту. Рисковать не стал бы никто.  И ради чего? Вот вернется муж и, если сочтет нужным, сам всё им расскажет.
Единственное, чего смогла добиться Амина для сестры: заставить Ранию носить под закрытым воротом платья дорогое украшение, которое Саид так и не забрал в сейф. Когда холодный металл коснулся шеи бывшей жены Саида, обеим сестрам стало не по себе.
-Амина, почему у меня такое неприятное  ощущение?
- Ты должна быть готова ко всему в любой момент. И гадать не надо - это украшение может спасти тебя и не раз! Если Саид откажется от тебя…
- Он не может отказаться навсегда! Ему хочется помучить меня так же, как Жади. Помню, как она полгода жила в Фесе, а я осталась с Саидом и наслаждалась её отсутствием в доме!
- Рания, ты не представляешь, что может ждать тебя в жизни, вне стен этого дома. И захочет ли Саид вернуть тебя? И сможет ли? Главное – чтобы наш отец не нашел тебе нового мужа.
Так спорили сестры каждый день, а Рания в то же время  пользовалась свободой действий в доме, как только за Саидом закрывалась дверь.
Но  когда они узнали о странном конверте с авиабилетами, то обе ждали Саида с нетерпением, чтобы выяснить, наконец, кому и к чему готовиться.
Но Саид вечером не вернулся. И пока Зулейка, долго державшая себя в руках, на недолгое время потеряла самообладание, Рания успела предположить, что с Саидом более чем всё в порядке.
Она насмешливо  посмотрела на  женщин и сказала:
- Саид разговаривал по телефону с Маизой. Сейчас они вместе, в каком-нибудь отеле. Снова стали любовниками. Я прошла через эти ожидания, когда Саид встречался с этой женщиной и изменял назло Жади! Теперь, Зулейка, и тебе предстоит испытать то же. Но сейчас  у Саида нет оправдания. Ведь с Маизой он встречается в память о прошлой дружбе и отношениях, а изменяет нам не назло, а потому что ему с ней, видимо, хорошо…
- Иди к себе, Рания, - задетая за живое, довольно жестко сказала Зулейка.
Рания от неожиданности даже застыла на месте.
- Иди к себе! Предавайся воспоминаниям в своей комнате, - повторила расстроенная Зулейка.
Рания выразительно посмотрела на вошедшую в роль первой жены соперницу.
- Пойдем, Рания, пойдем. Уже поздно, и нам всем пора спать, - уговаривая, Амина пыталась увести с собой сестру.
- Уйди, Рания. Я не стану повторять ещё раз. Не уйдёшь сейчас – завтра не выйдешь из своей комнаты до самого отъезда из Бразилии, как и собирался сделать Саид.
Амина понимающе взглянула на Зулейку: вот, оказывается, каковы планы бывшего мужа Рании! Всё очень серьезно! И Амина схватила Ранию за рукав платья и потянула вверх по лестнице.
- Идем же! Идем!
 Под её напором   отверженная жена невольно направилась к лестнице. Н о, уже поднявшись почти до середины, она оглянулась, резко выдернув руку у едва не упавшей от подобного  Амины, и сказала:
- Зулейка, я ещё верну своё место, я вернусь в этот дом. И снова стану женой Саида Рашида. Ведь он никогда ещё ни с кем не разводился окончательно. Рано или поздно, но он возвращал отверженных жен назад в семью.  И ты, Фатима, не злорадствуй! Саид изменяет и тебе. Вот видишь: теперь и ты отошла на второй план, стоило ему встретить прежнюю пассию. Неизвестно, как долго продлится их роман, ведь Маиза, насколько я поняла, живет не в Бразилии и прилетела не на долго. Но учти, Фатима, как только я снова стану одной из хозяек в доме Саида, я найду способ, как вывести тебя на чистую воду. Радуйся пока. Но твоя радость не долго продлится…
- Пойдем. Вот глупая же! - Амина снова потянула наверх сестрицу, а Рания всё фантазировала, стараясь побольнее задеть женщин:
- Вот увидите: Саид ещё и Жади вернет назад. Маиза всегда была для него не только любовницей, она помогала ему действовать против Жади. И сейчас они встретились не просто так.
- Рания! Ты идешь или нет? Мне тебя насильно тащить в комнату, что ли?- уже разозлилась и Амина.
- Я верну своё положение! Я ещё вернусь!!! – выкрикивала уже откуда-то с верхнего этажа злобная Рания.
Женщины внизу подавленно молчали. Когда крики наверху утихли, Фатима заметила:
- Не верю, чтобы Саид стал искать близких отношений с этой женщиной. Он когда-то её просто использовал. Скорее всего, они снова понадобились друг другу.
- Каким образом?- опустошенно ответила Зулейка.
- Как – каким образом? Саид – меценат, выделяющий деньги на клиники, на исследования онкологических заболеваний. А у Маизы болен раком близкий родственник. Он мог всего лишь захотеть помочь клинике.
- В её семье болен её собственный внук, - поправила её Зулейка. – Мне Саид говорил об этом.
- Вот видишь! Рании же хочется  только  испортить нам настроение и заронить сомнения, - Фатима старалась уговорить прежде всего саму  себя. Но у неё на душе было противно. «И в этого человека я почти влюбилась?»
Зулейка с Фатимой больше ни о чем не говорили. Они молча посидели какое-то время за столиком, на котором стояли чашки с давно остывшим чаем, а затем обе отправились ночевать в свои комнаты. Но каждая дала себе слово, что обязательно постарается выяснить  причину, по которой муж в этот раз не явился домой.
… И вот утром, когда Саид вошел в дом, он не столкнулся ни с кем из домочадцев. Внизу на любимом всеми женами диване пока ещё никто не сидел. И в столовой не было видно ни Зулейки, ни Фатимы. Удивившись такой удаче, он поднялся в кабинет,  который некогда был переоборудован из  обычной  спальни, а значит, в комнате имелись и ванная, и гардеробная, все удобства. Вот поэтому Саид и смог спокойно принять душ. Затем переоделся в свежую одежду, отметив, как заботливо Зулейка приготовила к его возвращению рубашки, домашние костюмы и тапочки, даже все пары носков оказались на месте, разложенные строго на свои места.
- Что ж, я не ошибся:  Зулейка –  сокровище для любого мужа. Пусть теперь она и будет первой женой. Рания же в ближайшее время отправится с сестрой в Фес. А пока придется спуститься позавтракать, чтобы понять обстановку в семье.
Он вспомнил, какой чудесный завтрак был у них с Маизой в номере отеля. Поэтому Саид не был голоден. Но ему необходимо было понять, что происходило в его отсутствие. И как жены отнеслись к тому, что он не ночевал дома. Ведь Зулейка и Фатима – это не Жади. И не Рания, чье мнение его уже совершенно не интересовало.
Но вопреки ожиданиям Саида собравшиеся в столовой за столом женщины не забросали его требовательными вопросами о том, где же он был.
 Зулейка делала вид, что ничего особенного не случилось, стараясь изо всех сил не показывать обиду, тем не менее, написанную на её лице. Она занималась детьми, давала указания служанкам, обслуживающим их за столом. Фатима же сидела с непроницаемым лицом, и Саиду стало понятно, что  гордость не позволяет этой красавице  задавать вопросы.
«Я не ошибаюсь: совершенно ясно, что обеим женам известно, где и даже с кем я провел ночь. Это Рания постаралась, конечно же. Напрасно я поддался уговорам и позволил ей выходить из комнаты, когда меня нет дома», - с легкой досадой думал Саид, доедая чудесный овощной таджин с ароматным хлебом, густо обсыпанным тмином.
Молчание за столом затягивалось, и Саид с интересом стал вглядываться в лица жен, явно задетых его ночным отсутствием. Но всё-таки  Саид не стал ничего комментировать. Он заговорил с сыновьями - Муниром и Амиром. Затем поинтересовался у няни дочери  здоровьем Бадры, а затем, выйдя из-за стола и усевшись в кресло, просмотрел  пришедшую в его отсутствие почту. После чего  позвав к себе Мириам, с которой тихо о чем-то побеседовал. Женщина только  послушно кивала в ответ. 
- Всё. Теперь иди, Мириам. Постарайся сделать всё так, как я тебе сказал.
- Да, сид Саид. Я всё выполню, как вы приказали,-  сделав небольшой поклон, ответила служанка и удалилась наверх.
Задержавшиеся  за десертом в столовой женщины остались в недоумении от поведения мужа и зашептались.
- Нет, Рания  в чем-то всё же права. Саид и глазом не моргнул, сидя за столом. Он вернулся утром и ведет себя так, как будто так и должно быть, - процедила  Фатима. – Это верх наглости и неуважение к нам.
- Не стоит говорить об этом, Фатима. Мы ничего не можем изменить. А ожидать от Саида объяснений – просто глупо. Ты думаешь, он стал бы каяться? Ни за что! Я знаю Саида больше времени, чем ты. Он не любит извиняться, а зачастую и не считает нужным это делать, даже зная, что не прав. Нам остается только смириться, чтобы не разделить судьбу Рании, а ещё раньше – Жади, - тихо ответила ей Зулейка.
- Саид не должен так вести себя, - негромко, но жестко проговорила Фатима. – Кем он нас считает? Бессловесными одалисками из гарема? Он решил, что если ему принадлежат наши тела, то и в душу каждой из нас он может запросто плюнуть?
- Не говори так о нашем муже, - испуганно сказала шепотом Зулейка, оглядываясь на Саида.- Если он услышит, нам придется плохо.
- Лично я ничего не боюсь. Если Саид захочет развестись со мной – пожалуйста, пусть разводится. Я не стану протестовать. Мне здесь всё уже надоело. Как же мне всё надоело! – тихо, но с чувством произнесла Фатима, на которую Зулейка смотрела теперь с ужасом и не измеримым удивлением. 
- Не будь такой же самоуверенной и глупой, как Рания! Ты подумай, Фатима, что будет с тобой, если Саид даст тебе развод? Если он увлекся снова какой-то женщиной, мы с тобой больше не имеем в его глазах прежней ценности.
- Зулейка, мы останемся одни. Ведь скоро  Ранию отвезут в Марокко.  Тебе есть, что терять: теперь ты первая жена. И у тебя есть дети. Меня же никогда не интересовали ни статусы жен в подобных семьях, как наша, ни место первой жены – я никогда не мечтала об этом. Если Саид отпустил бы меня, о-о-о!!! Я начала бы жизнь, подобную той, что ведет сейчас самая первая, бывшая  жена Саида – Жади. Теперь, когда всё так меняется в доме, я поняла, что тоже хочу другой жизни для себя. Свободы. Зулейка, я хочу свободы. Скажи Саиду об этом.
- Нет-нет, Фатима! Что ты несешь? На тебя так подействовали подозрения, зароненные Ранией в наши души,  и  ты сама не знаешь, что такое ты говоришь.
Фатима с интересом посмотрела на женщину, как будто видя её впервые.
- Зулейка. А ты хорошая. Я раньше не обращала на тебя внимание. Но теперь знаю, что мы могли бы дружить, любить друг друга, если бы смогли раньше разобраться в себе и других. И Хадижа. И я. И ты. Только с Ранией невозможно найти общего языка. Но теперь Хадижа замужем, Ранию выдворяют из дома, а на меня навалилось какое-то тягостное ощущение ненужности всего того, что меня сейчас окружает.
- Нет, Фатима. Не ломай хотя бы ты себе жизнь. И давай, в самом деле, станем подругами, нам незачем враждовать.
- Что, Зулейка, боишься, что Саид приведет трёх новых жен вместо выбывших, если ты останешься единственной? – пошутила Фатима.
- Да, я боюсь этого. И вообще – не люблю менять устоявшуюся жизнь. Не хочу привыкать к новым лицам в доме.  Я тоже устала от такой нестабильности в семье.  Но если Саид и с тобой расстанется, то...
- … то новых жен дядя Абдул будет подбирать Саиду долго и придирчиво. Зулейка, тогда ты станешь единственной женой Саида! Неужели ты, как и любая женщина, не мечтаешь об этом? Быть единственной женщиной любимого мужчины?
Но Зулейка ничего не ответила. Лицо её стало грустным, в глазах мелькнула тоска. Но женщина быстро взяла себя в руки и перевела разговор на другую тему.
Сегодня детям было обещано печенье, которое вообще-то было праздничным, не готовилось в любой день, а  ждало своей очереди, а точнее – праздника. Но Муниру очень хотелось поесть печенье «рожки газели».  Именно такое, какое совсем недавно в огромном количестве готовилось на свадьбу Хадижи. Теперь, когда гора печенья была съедена, мальчики вспомнили о лакомстве, а Зулейка решила их побаловать.
- Фатима, ты не хочешь проследить на кухне, как служанки будут чистить орехи для печенья? Мне надо побыть с Бадрой. Что-то ей не здоровится.
- Ты постоянно переживаешь за дочку. Найми няню с медицинским образованием, тогда тебе не будет на каждом шагу казаться, что твоя дочь больна или вот-вот заболеет.
- Я поговорю с Саидом об этом, но ты не ответила: ты мне поможешь?
- Хорошо, я присмотрю, - неохотно пообещала Фатима, у которой были иные планы на это утро.
После этого Мириам прислала одну из служанок убрать со стола. А Зулейка и Фатима удалились в свои комнаты, чего Саид совершенно не заметил, с интересом листая бразильскую газету со статьями по экономике.

4.2. Глава 4 часть 6 (продолжение)

*** В комнате Рании Амина, только что поговорившая с Саидом,  возбужденно пересказывала их беседу.
- Саид показал мне два билета до Марокко. Ты понимаешь, что это означает, Рания? Он дал мне их прямо в руки, но я от неожиданности не смогла рассмотреть дату вылета, чтобы знать точно, сколько дней у нас осталось. Мне кажется, Саид что-то сказал насчет даты вылета. Но я прослушала…
- Но чьи имена стоят в билетах, ты рассмотрела? – рассердилась собеседница.
- Рания, там были наши с тобой имена! Это билеты до Марокко с пересадкой в Париже для тебя и для меня. Я предупреждала тебя, чтобы ты подстраховалась…
- Не повторяй больше этого, Амина! Я ничего не желаю знать!
Амина, видя такое настроение у сестры, решила больше не тратить усилий на уговоры. Пусть сестра сама выбирает, как быть. Значит, Рании так предписано судьбой, если никакие слова на неё не действуют. Аллаху угодно, чтобы сестра Амины сменила участь. Вот такой вывод  следовало сделать из поведения Рании, которая давно вела себя как одержимая.
- Пойдем, прогуляемся по саду. Рания, мне что-то воздуха не хватает. Моя беременность начинает проявлять себя, мне нужен свежий воздух, много кислорода для ребенка. Прогулка поможет и тебе прийти в себя, пойдем,  - предложила Амина, обращаясь к сестре, занятой перебиранием флакончиков с  косметикой на туалетном столике.
- Ты права, Амина. Пожалуй, и мне станет лучше, если я прогуляюсь по саду. Вот только Саид…, он ведь сегодня дома. Понравится ли ему, что я попадусь ему на глаза?
- Если честно, Саид сам предложил мне, т.е.  нам,  эту прогулку по саду,  удивившись моей бледности. Поэтому можно смело пойти подышать воздухом, погулять по саду среди кустов роз… В твоем саду такие красивые розы!
- Это странно, Амина, такая забота  не характерна для Саида. Что он замышляет?
- Рания, ты опять не надела  украшение? Захвати с собой в сад это колье …,  как хорошо, что  оно очень дорогое.  Что-то и мне не нравится такая доброта Саида. Спрячь украшение под воротом платья. Вот так, теперь не видно, - поправляя ткань на шее сестры, сказала женщина.
Как показали дальнейшие события, они не ошиблись.
Выйдя в сад, Амина то и дело с тревогой посматривала на окна комнат всех обитателей особняка. Она подходила к кусту, осторожно брала в руки розу, не срывая с ветки, и вдыхала чудесный аромат цветка.  Но в глазах её читалась тревога.
 А вот Рания бродила по дорожкам без всяких опасений.  Она злорадно заметила, как захирел куст любимых роз Хадижи, как будто тоскуя в разлуке с хозяйкой, нежно ухаживающей за ним когда-то. А вот розовый куст, за которым ухаживала Зулейка, был аккуратно подстрижен и, как всегда, тщательно ухожен.
- Только я в этом саду не завела себе любимчиков среди роз, - пробормотала она. – Мне это ни к чему. Для того, чтобы у меня в спальне в вазе появился красивый букет свежих роз, достаточно, чтобы в поместье  работал садовник. А сентиментальные вздохи с розой у носа – это ненужная романтика для таких, как Фатима и Хадижа.
Вдруг она заметила, какое настороженное выражение появилось на лице сестры. Амина смотрела на спешившую к ним Мириам.
- Сейчас что-то произойдет. Только веди себя спокойно, Рания!
И обе женщины, не делая шагов навстречу, стали ждать приближавшуюся служанку, пользующуюся наибольшим доверием Саида. Наконец, она предстала перед ними.
- Лара Рания, сид Саид велел вам с сестрой вернуться в дом. Он собирается сообщить вам что-то срочное.
- Хорошо, иди, Мириам. Мы сейчас подойдем.
- Сид Саид велел мне поторопить вас.
- Иди! – нервно отреагировала разводимая жена.
- Мириам, не волнуйся, мы сейчас придём, - с извиняющейся улыбкой успокоила служанку Амина.
- Сид Саид велел не задерживать его, - ещё раз повторила Мириам и повернула на дорожку к дому.
- Мне это совсем не нравится, Рания, - упавшим голосом сказала ей сестра.
- Мне тоже. Но придется пойти и узнать, что на этот раз задумал Саид.
Женщины заторопились к дому. Едва зайдя внутрь, они потеряли дар речи, увидев  выставленные в ряд у  дверей свои  чемоданы. Обе поняли всё. Но лицо Рании налилось краской, и Амина поняла, что сестра готова закатить истерику, которая ничем хорошим не может кончиться. 
В этот момент к ним и подошел Саид. За ним следовала, опустив глаза, с виноватым видом Мириам. Он остановился, скрестив руки на груди.
- Саид, объясни!..
- Рания, если ты позволишь себе разговаривать со мной тоном, который мне не понравится, я без лишних слов прикажу охранникам посадить тебя в автомобиль и отвезти в аэропорт. Думаю, мне и объяснять ничего не стоит – ты сама уже всё прекрасно поняла. Но я хотел  разрешить тебе проститься с сыном. Точнее - дать  возможность Муниру увидеть тебя перед очень долгой разлукой. А там кто знает – сможешь ли ты когда-нибудь увидеть сына или нет.
- Саид, ты не можешь…, - задохнулась от возмущения Рания, как когда-то в такой же ситуации Жади. Правда, ей и в голову не пришла мысль о сходстве ситуаций. Она привыкла думать, что Жади виновата, поэтому и заслужила то, что получила от Саида. Только не она, не Рания.
 Но Амина была наготове, и закрыла сестре рот ладонью.
- Саид, конечно, моя сестра очень хочет увидеть Мунира перед поездкой в Марокко, - сказала она.
Саид улыбнулся одними губами, но на лице это выглядело, как ухмылка. Глаза же оставались холодными.
- Мириам, приведи моего сына.
- Слушаюсь, сид Саид!
Когда женщина отправилась за мальчиком, Рания, тяжело дыша, уже оглядывала те чемоданы, которые не принадлежали Амине, а значит, были приготовлены для неё.
- Саид, ты решил отправить меня в Фес? Но почему мои вещи собирал кто-то из слуг? Я сама могла бы быть при этом рядом и указать на то, что мне понадобится в поездке!
- Не беспокойся, Рания, тебе собрали всё необходимое, ничего не забыли.  Я приказал Мириам проследить за этим.
Рания злилась от собственного бессилия, но оставалось только  стоять и ждать, и женщина переплела руки на груди.
- Когда я смогу вернуться к сыну? – сузив подозрительно глаза, поинтересовалась Рания.
Саид посмотрел на неё с удивлением.
- Ты задала мне очень странный вопрос. Рания, мы с тобой разведены, и я не намерен снова брать  тебя в жены. Пусть твой отец решает твою дальнейшую судьбу. Мунир – мой сын, ты не сможешь забрать его с собой. Но жить ты будешь не в Бразилии. Значит, не сможешь и видеть его. Если Мунир  захочет увидеться с тобой, когда станет взрослым, у него будет такое право и возможность.
- Что?! Ты хочешь сказать, что я могу и не увидеть никогда больше моего сына? – ужаснулась Рания. – Саид, даже Жади, этой одалиске, которая изменяла тебе, ты позволил видеться с Хадижей. А я всегда была тебе примерной женой! Я…
- Если бы это было так, я не стал бы разводиться с тобой! И не смей при мне упоминать имени Жади,  – оборвал её Саид.
В помещении появился Мунир. Мальчик, поддернув длинную светлую джеллабу, подбежал к матери и обхватил её обеими руками.
- Мамочка, это правда, что ты уезжаешь в Марокко?
- Муни- и-ир!!! Мой сын! Я не могу поверить! – запричитала женщина, присев и обхватив ребенка, чтобы прижать к себе. - Как я смогу жить без тебя, мой сыночек?
- Ра-ни-я! Не пугай мальчика и веди себя достойно! Мунир не должен запомнить тебя рыдающей! – наклонившись к матери и ребенку, шептала на ухо сестре Амина.
Саид наблюдал за сценой молча, с равнодушным видом. Собственно, он знал, что так всё и произойдет. Вот Жади ему когда-то  было даже жалко. Рания почему-то никакого сочувствия в нём не вызывала. Её слёзы не трогали. Его, но не Мунира.
- Мама, куда ты уезжаешь? В Фес? Где мы уже были?
Но Рания не могла ответить из-за душивших её, готовых пролиться  слёз. За неё ответил Саид.
- Твоя мама, Мунир, летит в Марокко. Она поживет у твоего  дедушки, своего отца. 
- А когда мама вернется?- повернувшись к отцу, спросил он. - Я хочу, чтобы ты там побыла недолго, я же буду по тебе скучать. Возвращайся скорее! - обнимая присевшую мать за шею, просительным голосом проговорил мальчик.
- Мунир, это будет зависеть … от твоего дедушки. Когда он решит отпустить твою маму, тогда она сможет повидаться с тобой. Но ей придется приехать в Бразилию, а это очень далеко от Марокко…
- Неправда! – взорвалась Рания. – Не слушай отца, сынок! Твой отец решил развестись со мной, он приказал отвезти меня в Марокко. И теперь мы с тобой можем никогда не увидеться!
Рания прижала к себе сына и начала горько рыдать.
- Сыночек мой, мой сыночек, Мунирчик! Кто тебя защитит без меня от жен твоего отца? Кто пожалеет тебя и расскажет сказку на ночь, как я рассказываю? Кто будет лечить  тебя, когда ты заболеешь? Как я…
- Всё! Достаточно! Мириам, уведи сына из комнаты. Тебе пора, Рания. Выходите из дома.
Стоявший недалеко охранник подхватил по знаку Саида чемоданы и скрылся за дверью. Тут же появился водитель Саида, который забрал остальные вещи.  Но Саид что-то приказал по телефону, и тот же охранник появился вновь в зале, проскользнув в дверь.
- Всё, Рания. Документы о нашем разводе я передам твоему отцу через дядю Абдула. Он летит вместе с вами одним рейсом через несколько часов. Должно быть, и дядя Абдул с Дунией, и дядя Али с Зорайдэ уже приготовились выехать в аэропорт. Амина, вам тоже пора, иначе опоздаете на самолет.
- Да, Саид, - печально и покорно ответила сестра его бывшей жены, поправляя платок на груди и заправляя выбившиеся пряди волос из-под плотно облегавшей голову ткани.
Саид невольно отметил, что в своё время дядя Абдул мог сделать иной выбор: женой Саида вместо Рании могла бы стать умная и уравновешенная Амина. И тогда его жизнь сложилась бы иначе. Совсем иначе. Возможно, тогда ему удалось бы и Жади до сих пор удерживать рядом. Но дядя Абдул ошибся в очередной раз.
Видя, что Рания не собирается отпускать сына, он кивнул охраннику, а сыну приказал:
- Мунир, подойди ко мне.
 И мальчик не посмел ослушаться отца. Он подошел к Саиду и взял его за руку, стараясь заглянуть в глаза.
Рания не поняла, как ребенок смог выскользнуть из её рук.
- Мунир! - позвала она его обратно. – Вернись ко мне! Скажи отцу, чтобы не отправлял меня в Марокко! Если я там окажусь, ты никогда меня больше не увидишь!
- Хватит! Рания, выходи. Иначе тебя выведет охранник. Сынок, ты же попрощался с мамой? Иди в свою комнату.
Но мальчик, кажется, только теперь что-то понял. Он как будто застыл возле Саида и не пытался сдвинуться с места.
- Мириам, уведи ребенка, - упрямо повторил Саид.
- Пойдем, Мунир.  Ты слышал, что сказал твой отец? Тебя ждет в саду твоя няня. Идем в сад.
В последствии это оказалось большой ошибкой. Мальчик позволил  увести себя в сад, всё время оглядываясь на мать.  Но ведь и Рания с Аминой  тоже вышли в сад, чтобы по дорожке пройти к воротам, где за оградой особняка ждал их автомобиль Саида.
Амина вывела Ранию из дома. Саид шел следом.  Когда женщины ступили на дорожку, мальчик вырвался из рук няни и кинулся к матери.
- Мамочка, не уезжай! Или возьми меня с собой! Мамочка, мамочка! – теперь уже рыдал Мунир, который понял, что это не просто прощание, а нечто большее и страшное.
Амина не могла вынести этой душераздирающей сцены:  Саид схватил Мунира и поднял захлебывающегося слезами сына на руки.  Ранию, рванувшуюся к ним, грубо перехватил охранник и буквально потащил её к машине, как та ни упиралась.
Крики женщины, некогда уважаемой первой жены Саида Рашида, оглашали весь сад. Мунир вырывался изо всех сил. И Саид едва удерживал его, морщась от пренеприятной ситуации, которую он не смог предусмотреть. Мириам стояла здесь же, в ужасе обхватив лицо руками.
Амина закрыла глаза, чтобы не видеть происходившего. А её сестра тем временем продолжала вырываться из крепких рук охранника, брыкаясь и пинаясь, так что мужчине с трудом удалось втолкнуть бывшую хозяйку в салон машины, в какой-то момент отбросив церемонии.
Для Амины же вынуждены были открыть другую дверцу автомобиля, через которую  она и села рядом с сестрой, и тут же была вынуждена её успокаивать. Но сделать это было не просто.
- Всё, Рания. Прекрати бесноваться, - сказал, подойдя к машине, Саид, успевший передать сына на руки оказавшейся тут же няни.
- Ты должен отдать мне махр! И я хочу, чтобы в качестве махра ты купил мне дом в Рио-де-Жанейро, такой, как обещал когда-то! Живя в Рио, я смогу видеться с сыном!
- Нет, всё уже решено без тебя. Твой махр будет возвращен твоему отцу. Он и решит, купить ли тебе дом и где. Да! За своё золото тебе тоже не стоит беспокоиться – я привезу твою шкатулку в Марокко, как только смогу выбраться в Фес к дяде Абдулу. Ты получишь всё и сполна, Рания! В этом ты можешь быть совершенно уверена.
Амине показалось, что  слова Саида  содержали двойной смысл. Она сидела в машине, не вмешиваясь, и молила Аллаха, чтобы всё это поскорее закончилось, и они оказались бы в салоне самолета, уносившего их в Марокко.
- За нашего сына тебе тоже нечего беспокоиться. Моего сына в моем доме никто не посмеет обидеть.  Даже не сомневайся.
- Саид, верни меня, возьми меня снова в жены! Саид! – обессилив от слез и борьбы с охранником, слабым голосом просила Рания, преданными глазами глядя на него из окна автомобиля, дверца которого была, наконец, захлопнута, а рядом начеку  стоял исцарапанный и разъяренный охранник, старающийся скрыть свои чувства от хозяина.
- Не могу, Рания. Это уже третий развод, последний. К тому же я оформил все документы, связанные с разводом и высылкой тебя из страны. Ты не сможешь здесь жить, потому что у тебя нет больше гражданства этой страны. Я учел все ошибки, которые совершил когда-то в подобной ситуации с Жади. Ты даже не сможешь вернуться в Бразилию, даже если у тебя появится такая возможность, что маловероятно, я думаю, - спокойно и деловито объяснил положение дел её теперь уже бывший муж.
Рания молча, сквозь слёзы смотрела на Саида, поняв, наконец, что он говорит совершенно серьезно.
- Это всё. Прощай, Рания. Думаю, что в той новой жизни, которая у тебя начнется, ты найдешь своё счастье. Здесь, в моём доме,  будучи моей женой, ты всегда была чем-то недовольна. Теперь твой отец найдет тебе нового мужа, которому ты сможешь подарить много детей. Со временем твоя боль от расставания с Муниром, пройдет.  Ты молода, красива, здорова, и ты сможешь родить молодому мужу  много детей. Они займут всё твоё время. Надеюсь, перемена участи принесет тебе счастье. Иншалла!
Саид подал знак водителю, и машина тронулась с места, а вскоре уже неслась по улицам Рио-де-Жанейро в аэропорт.
Всю дорогу Рания плакала. Она никак не могла успокоиться. И Амина решила больше не вмешиваться – в конце концов , она сделала для сестры всё, что было в её силах. Пусть Рания выплачется, пусть потратит силы в автомобиле Саида, чем  будет рыдать, привлекая внимание, в аэропорту и самолете.  Это само по себе неприятно, так ещё давать пищу для пересудов  сплетникам Амина тоже не хотела. К тому же, в Фесе разговоры о публичном поведении Рании могут дойти до ушей собственного мужа Амины, а это будет совсем плохо. Вряд ли муж одобрит Амину, не сумевшую урезонить глупую сестру, умудрившуюся и без того потерять такого мужа, как Саид Рашид, уважаемого в Фесе человека.
 И уж тем более не собиралась Амина рассказывать сестре то, что ей было давно известно о планах отца в отношении Рании, если всё-таки Саид соберется на самом деле развестись с его дочерью. Амина боялась представить реакцию Рании, когда той  станет известна правда о собственном будущем.
Но сестра сама во всем виновата: разрушила семью, потеряла такого мужа и, как результат –  вынуждена была расстаться с сыном.  Но она сама виновата. 
А почему из-за Рании должна страдать репутация Амины? Почему умная, хитрая, спокойная и рассудительная, дальновидная  женщина, как она, Амина, должна страдать из-за глупой сестры? Амина не собиралась терять ни мужа, ни сына, ни свой дом. И ко всему – она скоро снова станет матерью. Поэтому, чтобы обезопасить себя от возможных непредсказуемых выходок Рании. Амина решила благоразумно промолчать. То, что с сестрой должно будет произойти в Фесе, в доме отца, пусть случится, если так решит их отец, но чтобы Амина не была никоим образом  причастна к тому, что будет происходить в родительском доме. Она решила ничего не рассказывать Рании.
Но всё- таки она предупредила:
- Рания, прекрати плакать. Всё уже случилось. Не стоит осложнять своё положение. В аэропорту тебя увидят сид Абдул и Дуния, дядя Али и Зорайдэ, Что они о тебе подумают, а главное – станут рассказывать на медине Феса? Эти слухи расползутся по всем рынкам города, по торговым лавкам на медине и лягут позором на дом нашего отца.  Подумай о нем.
- Амина, моего сына будут третировать и Зулейка, и Фатима. Саид даже не узнает об этом.
- Нет, я просила и Зулейку присмотреть за твоим сыном, она обещала относиться к нему как к собственному ребенку. И я ей верю. Мириам тоже обещала, что всегда будет стараться приласкать Мунира и присмотрит за ним. А Фатима… Знаешь, мне кажется, что Фатима равнодушна к детям. Поэтому она и не смогла до сих пор не только родить ребенка Саиду, но даже забеременеть.  Она просто не станет замечать твоего сына, как делает это и сейчас.
- А моё золото, Амина? Таких украшений нет ни у кого в Фесе, и я боюсь, что Фатима и Зулейка решат поделить их между собой. Они смогут уговорить Саида…
- Ну-ну… Или Саид сам отдаст твои украшения новой молодой жене, которую приведет в дом по настоянию дяди Абдула, - горько пошутила Амина, о чем тут же и пожалела.
- Что?!! Амина, почему ты мне раньше не сказала об этом? Ты знала, что дядя Абдул нашел Саиду новую жену, и молчала? Саид говорил о моих украшениях, что отдаст их ей?!
-Успокойся! Я пошутила. Какая жена? Саид ещё прийти в себя не может после свадьбы Хадижи. А тут ещё в семье сразу два развода. Ни одна семья в Фесе не захочет теперь отдать свою дочь в жены Саиду. Он слишком легко расстается со своими женами. Жади, теперь ты.
- Но почему он сказал, что моё золото сам привезет в Марокко и отдаст отцу?
- А может быть, всё не так? И твоё золото   лежит сейчас в твоём чемодане. Точнее – в сумочке с документами, которую Саид поручил водителю  передать лично в руки дяди Абдула. Ведь, чтобы провезти такие дорогие украшения, их нужно задекларировать. А ты в этом что-нибудь понимаешь? Такими делами может без Саида заниматься только сид Абдул, старейший родственник твоего мужа.
- Бывшего мужа, Амина! Как это могло случиться, скажи? И почему Саид не пожелал купить мне дом в качестве махра? Ведь даже Мухамед согласился сделать так при разводе с Латифой! А Саид мог бы купить дом мне в Рио.
- Возможно, он купит тебе дом в счет махра в Фесе, кто знает? – сказала Амина неуверенно. И это сразу же уловила Рания.
- Почему мне кажется, что ты, Амина, что-то знаешь, но скрываешь это от меня?
- Нет, тебе так кажется, - сухо ответила сестра. – Вот и аэропорт. Мы, наконец, приехали.
И опять Рании показалось, что в голосе Амины было необъяснимое облегчение оттого, что дорога закончилась, теперь водитель высадит их возле входа в помещение аэровокзала, и будет не до разговоров, что позволит сестре  уйти от объяснений.
Увидев здание аэропорта и стоявших у входа сида Абдула и дядю Али вместе с сыновьями, она почувствовала себя загнанной в ловушку, из которой не будет выхода.
Теперь Рания это остро почувствовала. Она долго медлила, прежде чем выбраться из машины Саида. Ей вдруг пришло в голову, что Саид не дал ей в последний раз взглянуть на её комнату. А она сама даже не догадалась бросить последний взгляд на зал, в котором каждая вещь была поставлена её рукой.  Даже на дом, где оставался её сын, Рания не оглянулась. Теперь от этого у неё защемило сердце. 


4.3. Глава 4 часть 6 (продолжение)
 Развод Рании и Саида. Отлет Рании и Амины в Марокко. Продолжение.

 Мужчины молча проводили взглядом прошедших мимо Амину и Ранию, которые от машины сразу направились к стоявшим неподалеку Зорайдэ, Дунии и Кариме. Ясмин у соседнего киоска рассматривала журналы. Но тут же повернулась узнать, что происходит среди её родственников, когда у её бабушки Дунии вдруг округлились глаза и полезли вверх брови.
Девушка с удивлением увидела появившихся в их компании Амину с женой Саида Рашида. Впрочем, нет, эта красавица уже не была женой их очень богатого родственника, на свадьбе дочери которого они побывали. Эта новость дошла до них ещё в Сан-Паулу, и многие семьи, в которых имелись незамужние дочери, начали мечтать о том, чтобы пристроить на освободившееся место какую-нибудь свою родственницу.
 Мало кого смущало, что у этого мужчины уже есть две жены. А ещё с двумя он развелся.  Если так случилось, значит, виноваты были женщины, которые упустили по глупости своё счастье – таково было общественное мнение.
Так почему бы ИХ дочерям не попытаться занять место жены уважаемого человека?
И дядю Абдула начали приглашать во все достойные дома диаспоры. Дядя Абдул увидел многих невест, и некоторых тут же попытался сосватать за Икрама, но не этого ждали от него отцы семейств. Наконец, он отчаялся найти невесту для сына сида Али, своего дорогого друга и новоявленной супруги.
 Все ждали от него другого предложения. И дядя Абдул был вынужден даже позвонить в Рио-де-Жанейро, чтобы спросить у племянника, не пора ли ему найти достойную девушку в жены, т.к. здесь, в Сан-Паулу, богатый выбор. Саид отказался наотрез. И вопрос был закрыт.
Но и после этого дяде Абдулу не удалось найти невесту, которая была бы одобрена им самим, понравилась Икраму и не раскритикована Дунией. Но то Икрам не соглашался принять выбор дяди Абдула, вопреки ранее сказанным словам, что примет любую избранницу родителей, а значит, и доверенного лица отца – дяди Абдула.
То Дуния устраивала мелкие, но неприятные испытания невестам, поле чего кандидатура невесты выпадала из числа претенденток,  то сам Абдул, увидев невесту в доме родителей, находил изъяны – в воспитании, разумеется. Ведь он всю жизнь придерживался мнения, что не из всякого яйца выходит цыпленок. И что скорее яйцо шерстью покроется, чем из некоторых невест выйдет хорошая жена. Вот так и получилось, что Икраму не  нашли невесту.
Внучки Дунии тоже пока остались без женихов, т.к. выбранные Абдулом сводные братья, сыновья владельца кожевенной фабрики, давнего компаньона дяди Али, хотя и были уже подростками старшего возраста и заканчивали местный колледж, помогая отцу на фабрике, но Дунии они показались слишком своевольными.
 Сестры Ясмин, в отличие от неё,  имели характеры слабые и нерешительные. Прожить всю жизнь под пятой у мужей – такой судьбы им Дуния не желала, будучи сама женщиной упрямой и настойчивой.  С мужем Али, их дедом, она всегда могла поспорить и добиться своего, пусть даже путем сильнейшего скандала.
 Но, зная внучек, она понимала, что мужей им нужно искать с таким характером, как у немногословного, мягкого Икрама, их родного дяди.  Но таких женихов в семьях диаспоры не оказалось. Или родители их, зная нрав Дунии, не захотели родниться с семьей скандальной бабки будущих невест.
Для Ясмин же нашелся прекрасный кандидат в мужья, одобренный всеми заинтересованными сторонами. Амаль Мухиб. Даже  дядя Абдул был потрясен,  насколько его родственники почитают  традиции исторической родины и религии, которую они исповедовали, тем, что практически все члены семьи жениха побывали в Мекке, в разные годы совершив хаджи к священному для всех мусульман камню в Саудовской Аравии.
 Услышанные рассказы о поездке в Мекку и о Каабе пролились бальзамом на душу дяди Абдула, который так же загорелся идеей совершить паломничество по священным местам.
Даже сид Али увлекся его планами. Старики всерьез подолгу обсуждали возможную в будущем поездку.
- И ты, Дуния, тоже поедешь с нами. Я хочу, чтобы ты прониклась святостью тех мест, и чтобы на долгие годы в тебе зажглась и горела бы лампада Аллаха!
А Дуния только злобно отмалчивалась. Её беспокоило то, что не нашлось подходящей невесты сыну. Это означало, что ему придется жениться на девушке из Феса, которая не будет сиротой, а значит, обидь её ненароком, и налетят защитники со всех сторон! Так ещё и не она останется хозяйкой в собственном доме а жена сына, куда и когда она, Дуния, вернется, если Абдул с ней разведется, а вероломный сид Али не женится на ней снова.
 Но если бы они смогли взять невесту из Бразилии, то вряд ли родня молодой жены смогла бы участвовать в семейной жизни сына Дунии. А молодые не стали бы жить одни. Если старшему сыну удалось построить свой собственный дом для уже давно немалого семейства, то Икраму предстояло оставаться в доме, в котором он родился и вырос, доме, который отец когда-то дал его матери.
 А Дуния твёрдо решила отказаться от брака с сидом Абдулом, сразу же, как только они вернутся в Марокко. Но вот в том, возьмет ли её сид Али снова в жены – её одолевали большие сомнения. Она уже поняла, что бывший супруг не жаждал отобрать её у приятеля Абдула, а скорее даже был рад, что история обернулась именно так. Она решила, что разберется с обоими, отомстит, если выяснит, что история её брака с Абдулом  – заговор двух приятелей.
А вот за Ясмин она могла бы быть спокойна, если бы не вредный характер внучки. Единственный раз Дуния готова была с благодарностью отнестись к навязанному ей мужу Абдулу, когда он сосватал для Ясмин такого жениха… ох! Красивый, нестарый, богатый, из хорошей семьи – традиционной семьи, где чтили национальные обычаи. Дуния видела мужчину, который, едва понаблюдав за девушкой со стороны, когда Ясмин об этом даже не подозревала, согласился на сватовство. Бывшей жене Али очень понравился кандидат в женихи старшей внучки. Амаль Мухиб был благосклонно признан Дунией. 
И сватовство состоялось. Но без жениха, который был вынужден срочно уехать по неотложному делу в  Баийю. Таким образом, жених, которого до этого  видели все: начиная от Али с Абдулом и Дунии и заканчивая Зорайдэ и Каримой, остался таинственным незнакомцем для самой Ясмин.  И она отказалась наотрез выходить за него замуж, опасаясь, что ей была приготовлена ловушка. А именно: жених мог оказаться стар и уродлив! С дурным характером и религиозным фанатиком, который не позволил бы молодой жене ни глотка свободы.
Неважно, как другие описывали жениха6 молод, красив и т.д.  – это могла быть уловка, о которой все сговорились, чтобы заставить её выйти замуж. А когда она поверит и согласится,  то уже на свадьбе, став женой этого таинственного Амаля Мухиба, её, молодую жену,  выведут к ставшему мужем мужчине, и она увидит перед собой старого урода. Но только будет уже очень поздно!
Чем больше восхвалял претендента в женихи дядя Абдул, тем сильнее противилась Ясмин. На празднике, устроенном родителями жениха для гостей, которые, вполне вероятно, могли со временем стать родственниками благодаря браку их сына с упрямой марокканской красавицей, Ясмин держалась надменно и всем видом показывала своё неприятие выбора деда и бабки.
Отец заставил её принять подарок, переданный женихом, а именно: прекрасное колье из белого золота с цветными бриллиантами, обильно усыпанное изумрудами, пусть и небольшими, если судить по размеру каратов. Все женщины были восхищены чудесным подарком, но Ясмин едва взглянула на него. За невесту принял подарок её  отец и дал согласие на брак дочери. (При этом Дунии с трудом удалось удержать внучку от проявлений её скандальной натуры).
Бледная как полотно Ясмин, внучка сида Али,  молча наблюдала за происходившем на празднике, решив, что сватовство – ещё не свадьба, не заключение брака, где и когда она  твердо решила сказать «нет», когда её спросят, является ли с её стороны брак добровольным, согласна ли она стать женой того типа, которого ей так дружно навязывало сейчас всё семейство.
- Я не выйду замуж за мужчину, которого в глаза не видела. Только потому что он понравился вам всем, это не повод становиться женой неизвестно кого! - резко ответила она бабке, когда Дуния ткнула её в бок, призвав вести более дружелюбно и доброжелательно.
- Глупая! Даже отказывать надо с улыбкой! Зачем наживать себе врагов? Ты не видела жениха – это досадно, а потом тебе будет неловко, когда вас познакомят, а когда поженят,  так дорогие родственники жениха припомнят тебе всё!
- Я не выйду за него. Не выйду! – Вы меня не заставите стать женой неизвестно кого! – настойчиво повторяла Ясмин.
- Как это – неизвестно кого? Это сын очень уважаемых людей, известной в Сан-Паулу семьи, да и в Марокко о них многие отзываются с уважением.
- Да? А почему об этом мужчине никому ничего неизвестно? Почему он до сих пор не женился? Что с ним не так? – сопротивлялась девушка. – я слышала, как вы сами сомневались в том, что это не очень хорошо, что…
- Прекрати, Ясмин! Неужели ты не доверяешь собственному отцу и даже Сиду Али?
- Да дяде Абдулу интересен сам процесс – найти и сосватать жениха. В нем говорит азарт! – возмущалась Ясмин.
- Нет, ты не права! Неужели твой отец не желает тебе добра? Он, конечно, всё разузнал об Амале Мухибе!
- Нет, это ты, бабушка, не права! Им ничего не удалось узнать о личной жизни в прошлом этого «жениха»!
- Откуда тебе может быть известно об этом?
- Я подслушала, - честно призналась строптивица.
- Ты всё не так поняла! Когда дочери ищут мужа, выясняют всю подноготную семьи, с которой предстоит родниться. Будь спокойна – если тебе выбрали в мужья Амаля Мухиба, значит, он того стоит!
- Не выйду! Не выйду! Я не дам согласия на брак, и точка! – упиралась девушка. И Дуния видела в ней своё отражение. Но в этот раз – к великой досаде. Упустить такого жениха?! «С ума она сошла, что ли?» – думала она о внучке.
В конце концов, они так и разошлись ни с чем. Нет, жених, по словам сида Абдула, не отказался от упрямицы. Наоборот, отказ только подхлестнул в мужчине интерес к девушке. Но Ясмин не поддавалась. Она сказала «нет».
И никакие уговоры сида Али, дяди Абдула или Дунии на неё не действовали. Даже родной отец ничего не мог с ней сделать. Единственное, чего смог добиться сын Дунии – договориться с самим женихом и его родителями о том, что сватовство будет считаться состоявшимся.
 А упрямую дочку семейство дяди Али обещало переубедить любым способом.. Но вопрос со свадьбой, т.е. со сроком, когда она состоится, не был оговорен из-за несговорчивости Ясмин. И жених лично просил сида Али и сида Абдула не торопить события.
Сид Абдул заключил некую тайную сделку с самим женихом, но в чем она состояла – об этом стало известно лишь одному Али.
Правда,  старики тоже  приняли  ещё одно решение, против которого сначала возражал сид Абдул, но потом вынужден был пойти навстречу приятелю. Ведь речь шла о судьбе внучки сида Али, а обжечься с Ясмин так, как это однажды уже случилось с Жади, Али больше не желал. Поэтому он и предложил Абдулу нанять человека, который бы смог скрытно выяснить о женихе всё, что возможно.
- Что тебя смущает, Али? Что вызывает недоверие? – недоумевал и злился Абдул.
- Мне не всё ясно в его прошлом. Ясмин права, задавая вопрос, почему такой привлекательный жених так и остался до сих пор не женатым?
- А кто говорит, что Амаль не был женат? – тут же возразил Абдул.
- Что?! – у сида Али от неожиданности тогда выпал изо рта мундштук от наргиле.- И ты говоришь об этом только сейчас? Абдул! Вот так же ты подвел Саида. Который доверился тебе в выборе жениха. А теперь выясняется, что Фарид  имел жену, статус которой в настоящее время нам неизвестен. Саид…
- Саид ещё и недоволен?! А то, что из-за Жади его дочь никто не хотел брать в жены – об этом он не знает?  Али, да женщинам из твоего рода нужно выбирать мужей не по богатству или по каким-то другим требованиям, а только смотреть на их мужские качества – смогут они удержать жену в кулаке!
- Абдул! Что ты говоришь? – возмутился сид Али.
- И так, чтобы женщина  и пискнуть не могла! – продолжал возбужденно Абдул. - Иначе получится ещё одна Жади, и ещё, и ещё одна! И Хадиже нужна твёрдая рука, и Ясмин! Ясмин – особенно! Она не только твоя внучка, но и внучка Дунии. А это ооочень должно насторожить любого здравомыслящего жениха!
 Вот тогда-то сид Али и заподозрил приятеля в том, что тот может скрыть от него нечто, какие-то факты о женихе, как бы хорошо о нем кто не отзывался. Жизненный опыт говорил дяде Али, что за благопристойным видом мужчины может скрываться домашний тиран. Пример тому – Саид.
А злой судьбы с твёрдым кулаком  своим внучкам Али никак не желал. Любовь, которая будет рождена в браке его родственниц с выбранными для них мужьями – вот что должно быть. Брак нужен для создания счастливой семьи и рождения детей. А не для мучений или перевоспитания.  Али собирался выдавать внучку замуж и женить сына из лучших побуждений.
  Теперь Сиду Али пришлось призадуматься. Он нанял надежного человека сразу же, как только вернулся в Рио-де-Жанейро. До свадьбы Ясмин и Амаля все сведения о будущем муже должны будут собраны, чтобы никаких неприятных сюрпризов не оказалось.
Теперь сид Али был настроен даже на то, чтобы отказать жениху, если выяснится что-то, что не устроит семью невесты. Например, Сиду Али не хотелось, чтобы хрупкая ранимая Ясмин досталась грубому и властному мужчине, который станет подавлять в ней любое проявление своеволия. И, конечно, Ясмин так прекрасна и молода, что должна стать первой женой, а ещё лучше – вообще единственной.
- Единственной, – усмехнулся сид Абдул, услышав об этом. – Чтобы такой успешный бизнесмен, как Амаль Мухид, не захотел иметь нескольких жен? Да он  желанный жених во многих домах Сан-Паулу!
- Абдул, пусть другие и сватают ему своих дочерей, но если у него есть виды на нескольких женщин, нашей семье этот вариант не подойдет! Ясмин заслуживает лучшего! Мы откажем жениху. Если только выяснится что-то…
- Откажем? – едва не подпрыгнул на диване во время того разговора сид Абдул. – Откажемся?! Как мы можем отказаться, если помолвка уже состоялась? Это нанесет урон и моей репутации – не забывай, Али, и об этом!
-  Помолвка – не свадьба. Сколько их отменяется вокруг! Это меньшее бедствие, чем неудачный, несчастливый брак!
- Твоей внучке нужен именно такой муж, как Амаль Мухиб. Поверь мне, в этом я не ошибаюсь,- погрозил пальцем сид Абдул. Это верно так же, как  то, что моя макушка никогда не зарастет волосами!
После возвращения из Сан-Паулу дядя Абдул не уставал корить и сына сида Али в неправильном воспитании дочери.
 Вот и теперь, в аэропорту, он выговаривал отцу Ясмин:
- Если хочешь, чтобы дерево выросло прямым, следи за ним со времени его посадки! А ты распустил свою дочь! Как это возможно: девушке нашли тако-о-ого жениха, а она от него отказалась! Раньше жених и невеста видели друг друга только на свадьбе. Не смели перечить, даже если выбор  родителей им не приходился по душе. Но жили потом всю жизнь в браке, устроенном родственниками! – вспоминал сид Абдул, для достоверности, как обычно, грозя пальцем. Родственники слушали его с почтением и уважением.
 - А сейчас что? Какие времена наступили! Чего мы только не насмотрелись в Бразилии! Что в Рио-де-Жанейро, то и в Сан-Паулу! Полуголые люди бродят по улицам, мужчины и женщины ведут себя вольно друг с другом. Они публично обнимаются! Даже целуются у всех на глазах!  Вот, посмотрите – опять парочка грешников, и там, и вон там, - показывал гневно старик то на одних пассажиров, входивших в здание аэропорта, то на других. - Куда катится мир? Харам!
- Дядя Абдул, моя дочь не такая. Она воспитана в строгих традициях. Но она имеет право на то, чтобы увидеть будущего мужа. Вы сами знаете, какой характер у моей матери, такой же передался и дочери. Если бы Ясмин пошла умом и нравом в свою мать, у нас не было бы никаких проблем. Но что поделаешь, что внучку моей матери никто не желает брать в жены в Фесе?
- Нет, не-е-ет! Дело уже не в Дунии, виновата сама Ясмин. Она становится как Жади, ваша родственница.
- Не говорите так, дядя Абдул! Моя дочь никогда не станет такой, как Жади.
- Да-аа? А что тогда она делает возле того киоска с журналами? Там на каждой обложке – харам! Посмотри на неё. Посмотри! Вон она – рассматривает выставленные на всеобщее обозрение журналы и газеты, в которых что ни статья – сплошной стыд. Только непорядочные люди могут смотреть на подобное!
Отец Ясмин недовольно повернулся в сторону, где был киоск. Но сид Абдул не унимался:
- Ясмин уже долго стоит и рассматривает журналы, а тебе даже в голову не приходит отогнать её оттуда.
- И Дуния тоже хороша – не позвала внучку к себе. А если сейчас кто-нибудь увидит её в таком месте?- возмущался старик, суетливо оглядываясь по сторонам.
- Кто увидит, дядя Абдул? – посмел спросить Икрам, который всегда с симпатией относился к старшей племяннице.
- Не накручивай себя, Абдул, - успокаивал друга сид Али, по привычке поглаживая себя по голове.
- Вы спрашиваете, кто может увидеть? Кто-нибудь из родственников жениха, например, - не сдавался старик.
- Абду-ул! Кто может появиться здесь из этих людей? Все заняты в своих магазинах, ведут бизнес. Кому надо следить за возможной невестой Амаля Мухиба,  да ещё и в другом городе?
Но сид Абдул вдруг тихо охнул, округлив от удивления глаза, и взоры его собеседников обратились к газетному киоску, куда уперся взгляд сида Абдула.
- Это же… , - начал было сид Абдул. Но потом поправил себя:
- Это что такое? С кем твоя внучка там любезничает, Али?
Ясмин, как ни в чем не бывало, стояла с журналом в руках и рассматривала фотографии на его страницах, а рядом остановился высокий стройный мужчина, с пышной гривой черных волос, убранных назад в довольно толстый  пучок, перехваченный резинкой. Одет он был в дорогой костюм, с которым хорошо гармонировали рубашка и галстук. Небольшая  бородка придавала солидность, а глаза его смеялись, когда он попытался разговорить девушку, стоявшую рядом с ним. И чем дольше он допытывался у Ясмин ответов на свои вопросы – какие именно, никто, разумеется, не слышал, тем  заносчивей становился вид у внучки Дунии, и с тем  бОльшим интересом смотрел на неё мужчина.
- Что это такое? Как это понимать? – начал возмущаться отец Ясмин. – Мне кажется, пора положить этому конец! Если эта девчонка…
- Постой. Не вмешивайся. Подожди, тебе говорят! – удержал вдруг дядя Абдул сына Али.
 И к удивлению Икрама и его брата отец их тоже не стал настаивать на том, чтобы пресечь беседу незнакомца с Ясмин. Сид Али только понимающе переглянулся с Абдулом.
- Так что я говорил? Аллааах! Ясмин теперь должна быть осторожна везде и во всем.
- Это бесполезно, Абдул. Моя внучка – вторая Дуния. Её невозможно переломить или заставить делать что-то, что ей не нравится. Ты прав – есть в Ясмин что-то от Жади.
- Не говори так, отец! Я выбью эту дурь из своей дочери, она никогда больше не осмелится даже близко стоять рядом с незнакомым мужчиной!
- Остынь, сынок, - махнул рукой сид Али. – Это вовсе не незнакомец. Неужели ты не узнал жениха Ясмин? И он получил моё разрешение, как и твоё тоже,  ухаживать за моей внучкой.
- Жених? Дааа…. Не узнал!- растерялся отец девушки.
- Когда мы договаривались с ним о сватовстве, на нем был головной убор бедуина. Ведь его прадед был кочевником в Саудовской Аравии. Когда родственники вспоминали прошлое своей семьи, наш будущий  зять демонстрировал старинные семейные реликвии. В тот день лицо жениха было закрыто бедуинской накидкой, видны были только его глаза, - напомнил сид Али.
- Да, было такое. Но потом я его видел и в обычной галабее и без головного убора. Как же я мог его не запомнить? – удивлялся отец Ясмин.
Абдул же нервно поглаживал бороду узловатыми пальцами.
- Такого нельзя допускать, Али, чтобы твоя внучка решала сама, за всю семью, кто станет её мужем, - наконец, строго сказал он.-  Дочь твоего сына не может засиживаться в невестах, и раз уж нашелся жених, такой уважаемый, желанный гость во многих домах, как в Бразилии, так и в Марокко, так его стоит удержать.  А Ясмин пора бы давно наставить на путь истинный. Нечего жалеть её, иначе вы получите вторую Жади.
- Не дай Аллах, дядя Абдул! – испуганно произнес Ясин, старший сын Али и он же - отец Ясмин.
- Поздно, - констатировал сид Абдул. -  Она многое взяла из того, что есть у Жади. А главное – она многое приняла в душе. Я давно-о-о наблюдаю за твоими родственниками, Али. Ведь такой гнилой фрукт, как Жади, лежа в одной корзине с другими фруктами, непременно даст гниль и заразит все соседние плоды. Ты, Али, не отказался от одалиски. Ты принимаешь Жади в своём доме и сам бываешь у неё. Так что же ты хочешь теперь от Ясмин?
- Нет, Абдул. Давай не будем трогать мою племянницу. Жади живет в стране, которую она выбрала, и с тем мужчиной, которого любит. Она порядочная женщина. Только решила жить не по нашим обычаям. И только.
- Али! Али! Что ты такое говоришь? ..Э-э-ээээ… Ты видел? Ты это видел, Али?- вдруг едва не подпрыгнул на месте сид Абдул, размахивая руками. -  Видели, с какой злобой Ясмин бросила  журнал в урну и пошла с перекошенным от ярости лицом к Дунии! Что теперь о ней подумает её жених?
- Судя по всему, жених остался как раз весьма доволен такой реакцией. Вот если бы девушка начала кокетничать с ним, тогда…, - отметил Али, кивнув.
- Да о чем вы говорите, отец? Что происходит, объясните мне, ради Аллаха!
- Сынок, неужели ты не понял? Жених твоей дочери, не принятый ею на празднике, когда её сватали, решил другим способом завоевать её сердце: постараться попасться ей на глаза, понравиться ей и потом уже сказать, кто он на самом деле. Всё просто. Так теперь действует современная молодежь. То, что твоя дочь не поняла, что это и есть тот, от которого она отказалась, это объяснимо -  она не видела  Амаля Мухиба. Поэтому она отреагировала правильно на интерес к ней мужчины, которого она впервые видит. Упрекнуть Ясмин не за что в данной ситуации. Но ты же сидел с ним за одним столом! Как же ты его не узнал? – удивился Али.
- Да, ты сидел рядом и слушал рассказ его отца о хадже, совершенном им и его сыновьями в Мекку в прошлом году, - тут же припомнил события сид Абдул.- Но я понимаю, почему ты не запомнил жениха дочери: ты так внимательно и с интересом слушал рассказ о хадже! Это похвально. Конечно, ты просто не обратил внимания даже на того, кто может стать мужем твоей дочери! - одобрительно рассуждал Абдул.
-Смотрите, дядя Абдул, он отошел в сторону, но, похоже, и он летит ближайшим рейсом в Европу. Сейчас начнется регистрация на рейсы до Парижа и Мадрида. Возможно, он решил побывать в Марокко? Тогда полетим одним рейсом, - пришел к выводу отец Ясмин.
- Как бы Дуния всё не испортила. Если она скажет по секрету Ясмин, что это и есть её будущий муж, девчонка может  специально всё испортить, - озабоченно произнес Али.
- Не-е-ет! Дуния ничего ей не скажет! Я строго предупредил её на счет этого. Да и ей это невыгодно: упускать такого жениха! Как я понял, Дуния вообще хотела бы иметь всех новых родственников не из Марокко. Она так сожалеет, что не нашлось невесты для Икрама. – насплетничал сид Абдул.
-  Что же, видимо, такова воля Аллаха! Можно попробовать сосватать Икраму сестру Фарида. Зорайдэ рассказывала, что по слухам, которые ходят по медине, девушка красива и молода, - помня намек Саида, предложил Али.
- Я тоже такое слышал: она сладкая как персик, и глаза как у нежной лани, вот только характер…, - с сомнением пожал плечами и покачал головой сид Абдул.
- Хм, вряд ли возможно найти характер, тяжелее, чем у Дунии. Пройдя школу своей матери, Икрам вынесет всё, - горько усмехнулся сид Али.
- Ты неверно рассуждаешь, Али! Он не должен «выносить» капризы, а он должен воспитать эту женщину!  С первой же ночи показать жене, кто в их палатке хозяин, а кто – верблюд. Иначе и в семье твоего сына повторится история моего племянника Саида. Но Саид сделал вывод. Пусть и поздно:  развелся с одной одалиской, а теперь расстался и с другой. Вот так и следует поступать, - наставительно сказал Абдул.
- Абдул, Аллах  создал брак между мужчиной и женщиной для счастья и радости. А пугать жен плеткой, повешенной на виду для устрашения, как ты любишь  это делать, или иначе показывать, кто в семье хозяин – это не ведет семью к взаимному пониманию.
- Я говорю не о достойных женщинах, которые, выходя замуж, с первых дней сами понимают всё как должно. Но если невесту ничему не научили в родном доме, и она, как Жади, начнет относиться к мужу как к оседланному верблюду, то такую жену необходимо воспитывать, чтобы зажечь в ней лампаду Аллаха! – горячо отстаивал свою позицию Абдул.
- Абдууул! Опять ты вспоминаешь мою племянницу! У каждого своя судьба, Абдул. Одним Аллах дает путь, гладкий как полотно, а другим приходится преодолевать множество препятствий.
-Ты прав, Али!- с хитрым видом согласился старик. - Вот так и Саид: для Жади он оказался оседланным верблюдом, на котором она каталась долгие годы. А вот с Ранией он обошелся правильно: как только она превратилась в одалиску – тут же развелся.
Все невольно посмотрели на притихших женщин, среди которых стояли Амина и Рания.
- Вот только с Мухамедом и Латифой я так и не успел довести дело до конца, - досадливо проговорил Абдул, поцокав языком. – Но ничего: как только вторая жена родит Мухамеду ребенка, я тут же привезу её в Бразилию.
- Абдул, дай им самим разобраться в их отношениях. Начнешь вмешиваться – и Латифа отвергнет Лейлу, а так – может быть, она хорошо подумает и примет девчонку, которая годится ей в дочери. Не трогай пока их семью. Ведь твой племянник не захотел разводиться с Латифой!
- Нееет, Али, я не позволю и второй твоей племяннице поступить с моим племянником, как Жади с Саидом, не позволю! Если Мухамед не захочет, чтобы я вмешивался, пусть тогда сам едет в Марокко, как только станет известно о рождении его сына или дочери, и забирает мать с ребенком в свой дом в Бразилии. А в Фесе его второй семье оставаться не следует.
- А дом Лейлы? Что будет с её домом?
- Эээээ…. Вот о чем не стоит беспокоиться, так это о доме. Мухамед может его продать. Или сдать. Или перестроить и превратить в отель для туристов. Да мало ли что можно с домом сделать!
- Помнится, Абдул, ты говорил совсем иначе, когда искал вторую жену для Мухамеда: ты убеждал племянника жить на две семьи – с одной в Фесе, с другой в Бразилии. Разве нет?- засовывая руки в карманы, напомнил сид Али.
- Я помню всё, что произносит мой язык, потому что отвечаю за то, что говорю, Али. Но ситуация изменилась. Я ошибся с выбором невесты для Мухамеда. Надо было выбирать не Лейлу, а Арибу. Но мне никто не подсказал, что рядом с капризной девчонкой находится такая жемчужина!– Абдул прикрыл благоговейно глаза, подняв  ладони вверх.
- Дядя Абдул, а почему бы не сосватать эту девушку – Арибу – нашему Икраму? Если Вы так хвалите её…,- предложил брат Икрама, поглядывая на него. – Отец, ты же видел девушку?
- Да, Ясин, видел, и мы с Зорайдэ остались о ней хорошего мнения после того, как ты, Абдул, приводил их к нам в гости. Мы её видели, и Зорайдэ с Каримой с ней беседовали. Умная, спокойная, хорошая девушка. Моему сыну и нужна именно такая жена. Это был бы идеальный вариант. Но…, - замялся вдруг Али.
- Икрам, - обратился старший брат к младшему, - что скажешь? Ты тоже видел родственницу жены дяди Мухамеда. Она была в платке, т.е. вообще – в хиджабе, когда мы видели её с женой племянника дяди Абдула, но даже по тому, что можно было увидеть, понятно, что она … красавица. Ты ведь не против того, чтобы жениться на красивой девушке?
Икрам смущенно молчал, боясь покраснеть и выдать себя.  И причина у него была: да, он помнил девушку, о которой сейчас говорили как о его возможной невесте. Она понравилась ему сразу, как только он увидел её.   Но ему и в голову не приходило, что отец или дядя Абдул могут её сосватать для него. Ему – и вдруг такая красавица в жены!
Икрам отчего-то был о себе весьма невысокого мнения. Мать, Дуния, только и ругала сына то за одно, то за другое, ведь получалось, что он постоянно делал что-то не то или не так.
И к тому же,  мать всегда внушала ему, что удел её младшего сына, т.е. его судьба, быть полезным матери, потому что мать – одна, а жен может быть много. Она знала, как расположить сына к себе или разжалобить в нужную минуту, и вот уже Икраму и в голову не приходило думать о женитьбе, о выборе невесты.
Но теперь проблему его брака взялся решать сид Абдул. И тихий, скромный и нерешительный до этого времени в личных делах Икрам впервые в жизни заволновался из-за того, что скоро, очень скоро у него может появиться жена. Но молодой мужчина был обеспокоен тем, кого из девушек может выбрать ему сид Абдул или отец, пусть он и сказал, что полностью доверяет их выбору.
Арибу, родственницу Лейлы, он видел, и девушка понравилась. А вот сестра Фарида… Нет, он не встречал её нигде, но тоже краем уха слышал о неприятном характере девушки, а Икрам уже пришел к выводу, что главное в браке  – не красота, о которой мечтают до свадьбы. Потом красота будет принадлежать мужу, но важным станет то, каков у жены характер, что она умеет и знает в домашних делах.
 А для него ещё будет важным и то, как жена сможет поладить с его матерью. А ведь с Дунией найти общий язык будет очень непросто. Поэтому Икрам приветствовал бы выбор родственниками Арибы, такой милой, судя по всему – доброй, простой и нетребовательной. Уж рядом с Лейлой Икрам смог сравнить их обеих.
Но отчего-то ему показалось, что не Ариба станет целью сватовства, а та, другая. Недаром отец замялся в какой-то момент. Семья хочет сблизиться с семьей мужа Хадижи, потому что так нужно дяде Саиду, так хочется дяде Абдулу. Ведь  дед Фарида –  его давний и близкий друг.
И никого не интересует, кого бы в данной ситуации выбрал сам Икрам. А он, если  так складывались обстоятельства, взял бы в жены обеих девушек, чтобы и сестра Фарида стала родственницей, и Ариба, которую выбрал бы он сам. В конце концов, и у отца было несколько жен когда-то, и сид Абдул всегда одобрял, чтобы жен в семье мужчины было несколько. А кто из них станет первой женой, кто – второй, для него было бы совершенно неважно.
Икрам прислушался к разговору стариков.
-… вот так мы и решим: как только вернемся в Фес, ты, Али, устроишь праздник в своем доме, на который пригласишь молодоженов, а Фариду  его дед намекнет, что мы ооочень беспокоимся о твоём младшем сыне. Рахим всё поймет правильно. И тогда на праздник привезут не только Хадижу, но и младшую сестру её мужа. Это будут своего рода смотрины. А я на твоем празднике устрою ещё несколько судеб. Ведь гостей у тебя в доме, как всегда, будет много?
- Не беспокойся, мой дом всегда открыт для гостей. Икрам, кажется, скоро мы сыграем ещё одну свадьбу?
Сын невесело (как показалось Али) улыбнулся в ответ, но возразить отцу не посмел, как и сказать о своем желании взять в жены Арибу. А уж второй или третьей-четвертой - пусть выбирают ещё в жены, кого угодно. С женами всё равно будет заниматься его мать, если разведется с дядей Абдулом. Он же видит, как матери не нравится быть женой этого старика. Сам Икрам много, очень много времени проводит в своей мастерской, поэтому с женами общаться ему будет особо некогда. Но всё-таки ему хотелось видеть именно Арибу хотя бы одной из своих жен доме.
- А может быть, брату лучше сосватать Арибу? – проницательно предложил Ясин, старший сын Али. – Мне кажется, она с матерью лучше поладит, чем сестра Фарида. Иначе отцу придется снова и снова приходить разбираться в их конфликтах. Как и Вам, сид Абдул.
- Ну, посмотрим, придет время – и узнаем, кто лучше подойдет в невесты твоему брату, - милостиво согласился Абдул.
 Потом зазвонил сотовый сида Абдула, и он долго разговаривал с Саидом, косясь  на Ранию.
- Пакет с документами? – вполголоса спросил старик в трубку. – Да. Твой шофер мне передал какой-то сверток. Ну не сверток, а как  это называется?.. . Правильно, Саид! – вдруг одобрил он собеседника. – Именно так я и поступлю!


4.4. Глава 4 часть 6 ( продолжение)

… Пока сид Абдул беседовал по телефону с бывшим мужем Рании, она так же вполголоса обменивалась догадками с сестрой.
- Амина, ты видишь, сколько чемоданов собрал Саид? Мириам твои вещи уложила, конечно, в твои чемоданы. А вот этот чемодан и огромная сумка – мои? И только? Саид решил, что мне будет достаточно такого количества вещей? – возмущалась она.
- Рания, погляди на это с другой стороны: вещи собирали по приказу Саида. Если он решил отдать тебе только чемодан и сумку, может быть, это хороший знак? Значит, он отправил тебя в дом отца ненадолго, и все его разговоры о разводе – блеф? – говорила Амина так убедительно, успокаивая сестру, что сама начинала верить в это, хотя  уже точно знала, ЧТО ждет Ранию по возвращению домой.
- Но ты видела, Амина, какой тонкий пакет передал водитель дяде Абдулу? Там никак не могут лежать все мои драгоценности! Одно из двух: или Саид, и правда, решил сам привезти мою шкатулку в Марокко, или положил моё золото в один из чемоданов. Но вот в какой именно? В сумку или в чемодан? Как это узнать? Он был так зол, что вполне мог додуматься сделать именно так. Но ведь  багаж может потеряться, его могут просто украсть! – запаниковала Рания.  – Как мне узнать, нет ли в вещах моих украшений?
- Подумай, Рания, для чего Саиду класть украшения в багаж? Не сходи с ума, ты сейчас такие глупости говоришь!
- Амина, я боюсь, что останусь ни с чем! Мои украшения или поделят между собой Фатима и Зулейка, или они потеряются в пути! – раскрасневшаяся женщина держалась руками за лицо. И слезы снова показались на глазах.
- Нет, Рания, ты не закатишь сейчас истерику! Иначе я сяду отдельно и сделаю вид, что тебя не знаю!
- Ты предательница, Амина! Ты предательница! Могла помочь мне, но не захотела!
- Как я могла тебе помочь, скажи, Рания? Мне кажется, я сделала для тебя ВСЁ!
- Что тебе стоило сдать за меня анализ на беременность? Но без скандала, а так, чтобы всё осталось тайным? И ты могла бы потребовать у Саида отдать мне моё золото!
- Рания, как ты несправедлива ко мне!- упрекнула Амина неблагодарную, эгоистичную сестру. -  О беременности мне даже не напоминай! Это глупая затея. А насчет золота… Тебе лучше его пока не иметь при себе. Ты можешь очень пожалеть, если твоё золото окажется при тебе СЕЙЧАС. Я знаю, что говорю.
- Что тебе известно? – тут же вцепилась в её слова Рания.
- Немного, - не выдержала и проговорилась Амина. – Но знаешь, я всё-таки кое-что сделала для тебя: то, что на тебе под платьем украшение огромной ценности – это моя заслуга. Кстати, не забудь его задекларировать, иначе могут быть большие неприятности. Но ещё лучше - надень паранджу, когда будем проходить таможню. Дяде Абдулу это понравится, а женщину в парандже в сопровождении дяди Абдула, мне кажется, никто проверять не станет. Ты только подумай: когда ещё Саид привезет твои украшения и выплатит тебе махр, но уже сейчас при желании ты можешь вести обеспеченную жизнь, выгодно продав это украшение, если наш отец откажет тебе от своего дома.
- Амина, а вдруг Саид решит не возвращать мне махр? Ведь Жади он не захотел отдавать украшения?
- Рания, ты кое о чем забыла: Жади сама бросила в лицо Саиду свои украшения. Сорвала с рук браслеты, сняла кольца и бросила ему в лицо. Ты не помнишь?
- Помню, - сухо ответила терзаемая неизвестностью разведенная женщина.
- Саид не имеет права не вернуть тебе махр. И он вернёт всё, что тебе полагается.
- Для Саида не существует никаких правил.
- Это не так. Он может пренебрегать нашими обычаями в Бразилии  или законами чужой страны. Но он отправил тебя в Марокко, в дом отца. А это значит, что не вернуть тебе махр он не имеет права. И он вернет. Даже не сомневайся. Вот только…
- Что? Ты думаешь, Фатима и Зулейка могут покуситься на мои прекрасные украшения? И Саид пойдет у них на поводу и…
-… и продаст их.  А тебе привезет вырученные после продажи деньги, отдаст их в качестве махра. И на них ты и купишь себе дом в Фесе, - устало, какой-то тупой и злой шуткой Амина закончила за Ранию её монолог. Она мечтала только о том, чтобы добраться до кресла в самолете, закрыть глаза и хотя бы подремать, не слушая дикие предположения сестрицы.
И отчего Рания так переживает? Саид не глупец, он знает, что оставить разведенную с ним жену без положенного по закону махра он не сможет. Он всё вернет, и тревожиться сестре надо вовсе не о золоте, деньгах или об оставшимся без матери сыне – да-да! – даже не о Мунире, а, прежде всего, о себе. О том, что может случиться в ближайшее время с ней самой. Но Рания всё ещё не может отойти от потерь в Бразилии поэтому ей в голову не приходит  задуматься о чем-нибудь другом.
«Бедная сестра, она и представить себе не может, какую судьбу приготовил ей отец!»
 Позор, который Рания навлекла на его голову, заставил семью пойти на то, что в прежние годы никто и предположить бы не смог и в страшном сне...  А вот теперь поступить иначе – значит, навлечь на всю семью порицание соседей, многих уважаемых людей, с которыми отец Рании всегда имел дела. Но нельзя об этом говорить Рании, никак  нельзя!
 «Скорей бы оказаться в самолете! Когда же начнется посадка?» - оглядывалась Амина то и дело на табло, когда все они вошли в зал ожидания. Рания же не сводила глаз с чемодана и сумки.
- Не сходи с ума, - повторила ей Амина. – Нет в твоих вещах твоего золота. И не вздумай открывать вещи прямо здесь.
- Но мне нужна другая кофточка и легкие брюки. Амина, мне нужно переодеться! Ты только посмотри, как я одета! Саид не позволил мне даже сменить платье. Я должна одиннадцать часов лететь в домашней джеллабе? К тому же, ночью в самолете может быть прохладно.
- Прекрати, Рания! – простонала Амина. – В самолете выдают пледы. Но тебе дядя Абдул приготовил вон в том пакете паранджу, тебе и Дунии. Ты не замерзнешь, и тебе  не стоит беспокоиться о внешнем виде. Паранджа – хороший выход из положения.
- Па-ран-джа?! Амина, ты серьезно говоришь?
- Да, - коротко ответила сестра, а в это время Дуния с тяжелым вздохом приняла из рук Абдула сумку с черной одеждой и, оглянувшись на Ранию, поманила её за собой.
- Иди, Рания, тебе сейчас лучше не спорить, - посоветовала уставшая донельзя Амина.
Дуния бесцеремонно схватила Ранию за плечо и повела в сторону дамской комнаты, где бывшая первая жена Саида Рашида оказалась облаченной в  черную паранджу из самой дешевой грубой ткани.
- Я же задохнусь в этой накидке! Это даже не никаб, а чадра, как носят афганки! – возмутилась потрясенная Рания.
- Значит, ищи выход из ситуации. Сделай, как я: прорви в сеточке отверстие для носа. Видеть ты и так всё будешь, ведь сеточка не очень частая,  а дышать через прорванную дыру станет намного легче.
- Средневековье какое-то, - потрясенно произнесла молодая женщина, умывавшая лицо над соседней раковиной.
Дуния не сочла нужным даже взглянуть в сторону говорившей, а  Рания сделала вид, что не понимает по-португальски. «Нет. Это не может происходить со мной. Такого не может быть, это всего лишь дурной сон! Сейчас я проснусь, и Мириам принесет мне кофе перед тем, как я спущусь в столовую,  затем на кухню, чтобы проверить, всё ли верно сделали слуги, как приготовлен завтрак для семьи, готова ли одежда для Саида. А потом я войду в спальню к своему сыну и обниму его. Надо только проснуться, и всё снова будет хорошо!»
Но не из сна, а из этих горьких грёз грубо вырвала её Дуния.
- И долго ты ещё там будешь возиться? Плохо тебе или что? Уже объявили посадку на наш рейс. Давай-ка выходить, и поскорей, - говоря всё это, Дуния не забывала тянуть и подталкивать Ранию за одежду к выходу из туалета.
А, оказавшись в зале, подойдя к стоявшим у горы вещей Зорайдэ и Кариме, Амине и Ясмин, Рания возблагодарила Аллаха за то, что Он послал сиду Абдулу  умную мысль - надеть  на неё паранджу.
 Конечно, Жади и Самира, которые пришли попрощаться с Зорайдэ  и дядей Али, наверняка поняли, кто скрыт под черной тканью, но они не смогли увидеть униженное выражение лица Рании, слезы злости и ненависти бывшей жены Саида, которая и теперь считала виновницей всех своих бед именно Жади.
Не выйди Рания замуж за Саида, который решил жениться на ней, чтобы отомстить Жади, и судьба Рании могла бы сложиться иначе. Впервые она подумала, что, получи она другого мужа, она могла стать единственной женой мужчины, который полюбил бы её, а она полюбила его, и они вместе были бы счастливы. И сейчас у неё было бы уже много детей, а не один Мунир. И её муж был бы ей благодарен за сына.
«Теперь у меня будет такая возможность – выйти замуж ещё раз. Я поняла, что скрывает от меня Амина. Наш отец нашел мне другого мужа. Только осталось выждать чуть больше двух положенных месяцев из тех трех, которые я не дожила в доме Саида, и всё: отец выдаст меня замуж за какого-нибудь старика или потного мужлана, торгующего овощами или рыбой на рынке!»
А Жади не обращала внимания на фигуры в парандже. Она игнорировала и возмущенные до предела взгляды сида Абдула, который едва смог прийти в себя от наглости двух отверженных семьей одалисок, которые осмелились появиться в аэропорту.
- Это Самира?- потрясенно вопрошал он. - В кого превратилась дочь Мухамеда! Аллах! Как Ты терпишь таких одалисок, которые приходят в общественное место практически голыми? Харам! Какой харам!
Самира, и правда, выглядела вызывающе.
«Она сделала так назло», - решила Зорайдэ. А сид Абдул ошеломленно разглядывал негодницу-одалиску.
У девчонки на голом пупке болталась какая-то блестящая серьга, а то, что бразильцы называют словом «шорты», были настолько короткими, что, казалось, вот-вот из-под ткани появятся части тех округлостей, на которых принято сидеть,  в Марокко надев на эти места множество разных одежд – от трусов до женских брюк, на которые обязательно должна спускаться ткань длинной туники, а поверх этого костюма порядочной женщине следует надеть джеллабу с платком или ещё лучше – паранджу!
Вот ведь Ранию совсем не узнать – стоит рядом с Каримой и молчит. Как одежда всё-таки преображает женщину! Это всё так и рвалось с языка дяди Абдула, но он задохнулся от негодования и повторял только одно:
- Что это? Что это, Икрам? Это что, Али? Это харам!
-  Харам! Это харам! – не мог остановиться сид  Абдул, заметив, что из-под короткого топика выглядывает голый живот девушки. И это не говоря о том, что и плечи, и шея были обнажены. Если бы Жади и Самира пробыли в аэропорту немного дольше, старику пришлось бы оказывать медицинскую помощь.
Но Жади пришла проститься с дядей Али, с Зорайдэ, с Каримой. И Самира тоже впервые осмелилась на открытую демонстрацию своего образа жизни. Она – бразильянка! Почему же она не может одеваться в то, что носят миллионы молодых людей в Бразилии?  И она игнорировала дядю Абдула, просто не глядя в его сторону.
Так же поступила и Жади. Она пришла в аэропорт не для того, чтобы скандалить с бывшим родственником. Ей хотелось увидеть перед долгой разлукой всех, кого она любила. Обнять и поцеловать Зорайдэ и Кариму, и, конечно, дядю Али.
Ещё одной причиной того, что Жади необходимо было встретиться с родственниками, была, конечно же, просьба узнать и сообщить ей о судьбе Хадижи. Жади понимала, что ситуация не совсем приятная, что дяде Али придется много чего выслушать от сида Абдула,  и не только дяде Али, но и Зорайдэ, за то, что заговорили с ней и  Самирой. И без Каримы не обойдется. И она получит свою порцию нотаций и проповедей. 
Поэтому, как только Жади и Самира обнялись с родственницами, и были сказаны каждому нужные слова, и высказана просьба о Хадиже, дочь Латифы и племянница Али  тут же исчезли из зала.
Дядя Али потирал бритый подбородок, глядя вслед быстро удалявшимся родственницам.
- Али, твои глаза видели то же, что и мои? – ошеломленно вопрошал дядя Абдул. – Мой племянник был прав, выгнав эту малолетнюю одалиску из дома. Какой харам! Я никогда ещё не видел такого бесстыдства. Никогда, Али. Никогда!
- Вот уж как Сид Абдул разошелся! Теперь до самого Феса не сможет успокоиться!    - проворчала довольно громко Зорайдэ, и была услышана. Сид Абдул уже не имел сил что-либо возражать, а вот дядя Али произнес:
- Да, Зорайдэ. Я тоже потрясен. Самира могла бы и уважить нас – одеться как-то более скромно. Нехорошо получилось.
- А мне – понравилось,- вредным голосом сказала Ясмин.-  Если бы я вышла замуж за бразильца, то не носила бы длинные балахоны, в которых от жары скончаться можно. Здесь носят одежду, в которой удобно телу, и вовсе не думают о тех,  кто имеет наглость тебя рассматривать!
- Ясмин! – в ужасе прикрикнул на неё отец.
-Ясмин! Что ты несешь?- раздался из-под паранджи голос Дунии.
-Ясмин! Как ты можешь так говорить?- слышалось со всех сторон.
- Ой-ой! Вот только не надо лицемерить, Рания! Если бы Саид был более современным человеком, ведь он прожил в Бразилии столько лет, он мог бы позволить и вам, своим женам, одеваться современно, а не так, как ходят женщины по медине Феса, становясь объектами внимания любопытных туристов, видящих в нас экзотику, а не своих современниц – жительниц 21 века! Ты тоже, Рания, могла бы носить молодежные вещи, а то сейчас  в 27 лет ты одеваешься как Зорайдэ и Карима!
- Ясмин! Прикуси язык. Иначе я прямо здесь при всех ударю тебя! – зло пригрозил ей отец.
- Как бы мне хотелось остаться жить  в Бразилии! Почему я должна возвращаться с вами в страну, о которой люди в Европе по-прежнему думают как о средневековом Магрибе, стране из сборника сказок «Тысячи и одной ночи»! «Ах, эти чудные кривые улочки, медина, рынок со старинными вещами, древними лампами, как у Алладина, коврами и цветными платками!» - передразнила Ясмин туристов по-английски.
Дядя Абдул и Дуния, как и прочие родственники Ясмин, не владели данным иностранным языком, поэтому не поняли, что именно было сказано. Поэтому и не знали, как реагировать на выпад нахальной, языкастой девчонки.
Только дед Ясмин, сид Али был полиглотом. Он покачал головой, разобрав, что было сказано его внучкой.
- Ясмин, если ты хочешь жить в Бразилии, выходи замуж за мужчину, которого тебе выбрали в мужья. И проблема будет решена.
- Ещё чего! Я выйду замуж только за того,  кто мне самой понравится, и когда  я захочу увидеть его своим мужем. И никак иначе!
- Всё, всё! Не будем спорить, - пресёк сид Али едва не начавшийся спор из-за слов Ясмин. – Аллах знает, что делает. Если Ясмин суждено выйти замуж за жениха, выбранного нашей семьей, так и случится. Мактуб. Всё свершится по воле Всевышнего, а что там хочет сама Ясмин – это мало значит. Так для чего спорить?
- Всё! Нам пора – рейс объявили, регистрация заканчивается, нам надо спешить, - прибежал Икрам, приведя с собой нескольких носильщиков с огромными тележками, на которые тут же были сложены все вещи.
Амина и Рания (насколько она могла видеть сквозь сетку своего неудобного одеяния) оглянулись вокруг. Это были последние минуты на бразильской земле.  Амина понимала, что ни Рания, а тогда уже и ни она, Амина, никогда больше не попадут в эту страну, если судьба сестры сложится так, как в порыве ярости  пообещал поступить с младшей дочкой их отец. В их семье не было разводов. И Рании семьей была обещана страшная расплата за развод с мужем.
Последняя осень в Бразилии… Женщины шли и смотрели, как мимо них,  торопливо обгоняя, спешили другие пассажиры, возможно, на тот же рейс, каким полетят и они. И навстречу тоже текла толпа с чемоданами и сумками. Эти люди возвращались домой, в Рио, или были туристами.
 Никто не обращал на них внимания. Пестрые восточные одеяния были привычны в этой многонациональной и многоконфессиональной стране. «Ясмин сказала, что к нам относятся как к экзотике. Но вовсе не похоже, чтобы это было так», - думала Амина, немного понимавшая по-английски..
Все мужчины: как старики Абдул и Али, так и сыновья сида Али и Дунии, были одеты в казавшиеся одинаковыми, марокканские джеллабы – в светлые, в неяркую вертикальную полоску. Легкие белые брюки выглядывали у каждого из-под одеяния. Рубашки были у всех разные, но это уже незначительные детали.
А вот женщины, действительно, были в ярких одеждах: на Зорайдэ – темно-коричневая дорожная джеллаба с национальной вышивкой по горловине платья. И шелковый тюрбан, прикрывавший волосы. Карима – в ярко-зеленом одеянии и тоже с тюрбаном на голове. Дуния и Рания – те в черных восточных накидках, скрывавших женщин с головы до ног. Но никто не показывал на них пальцами и не провожал удивленными взглядами.
И Амина, которой тоже не удалось переодеться, как и Рании, была в синем брючном костюме из легких шелковых тканей, а на голове остался накинутым прозрачный синий шарф, украшенный блестками. Вот только на ногах беременной женщины «красовались» удобные домашние туфли, в которых днем она вышла в сад, а теперь оказалась посреди огромного зала аэропорта – в черных бабушах с узкими, длинными, загнутыми кверху носами, как будто она была та самая Шахерезада, ненароком выдавшая себя из-за обутых не к месту восточных тапочек. Даже у Зорайдэ обувь была неприметная, не обращающая на себя внимания, такая же, как у большинства пассажиров.
 Только Ясмин была одета более-менее современно: в ярко-малиновой тунике с длинными, украшенными  вышивкой рукавами, не короткой, а до колен, в джинсах, из-за которых, как поняла Амина, девушка выдержала длительные споры и скандалы в семье, отвоёвывая право носить то, во что одевается молодежь не только во всем мире, но и в Марокко. Местные девушки ходят в джинсах по всей медине, по всему Фесу!. Вот только на голову Ясмин всё-таки накинула прозрачный белый шарф, легким движением закинув оба конца за спину. Если битву за джинсы она смогла выиграть, то в войне против платка потерпела фиаско. И вынуждена была отступить.
Амина, поняв, что Рания сдалась и притихла, наблюдала теперь за другими родственниками, в основном за внучкой Дунии.
 А Ясмин, не замечая этого, шла среди родственников, спешивших к стойке регистрации, и то и дело ловила на себе взгляды внезапно выныривавшего из толпы того самого наглеца, который осмелился надоедать ей возле магазинчика с журналами. Он вызвал у Ясмин дикую досаду тем, что  своим поведением привлек внимание к ней её же родственников, в то время как ей удалось найти и купить журнал со статьей опальной Самиры о достопримечательностях Рио-де-Жанейро. А ей очень  хотелось прочитать её статью.
 Она успела просмотреть текст, завидуя в каждой строчке родственнице из Бразилии, но едва она открыла страницы с цветными фотографиями, намереваясь рассмотреть тщательней все детали, как к ней докопался этот тип, от которого  просто невозможно было отделаться! Он отвлекал её разговорами, пытался шутить и рассмешить её, задавал какие-то вопросы, на которые у неё не было желания отвечать, ведь так хотелось рассмотреть журнальные снимки!
 В конце концов, она поняла, что отец, и дед, и дядя Абдул начали странно посматривать в их сторону. И ей ничего не оставалось, как выбросить журнал в урну, отрывая от сердца целый кусок! И во всём был виноват этот придурок с дурацкой прической. И это мужчина?! Завязывать волосы хвостом! Вот убожество! И это из-за него ей пришлось расстаться с журналом, в котором она и половины всего не рассмотрела! Ясмин готова была расплакаться от досады. И покусать навязчивого типа.
А  купленный журнал она взять с собой не могла, потому что если отец узнает, что там статья Самиры, от которой отказался родной отец, ничего хорошего не ждало бы и Ясмин. И дядя Абдул брюзжал бы всю дорогу. Этому старику ничего не стоило завестись из-за любой мелочи. Ясмин с удивлением видела, как перед ним пасует даже её воинственная бабка Дуния.
Незнакомый мужчина, так открыто осмелившийся заговорить с девушкой-мусульманкой, при чем – на виду у её родственников, находившихся чуть ли не в нескольких метрах от неё… Вот только теперь этот факт навел Ясмин на некоторые подозрения. Сначала она даже испугалась. А что, если мужчина знаком с её отцом? Он видел, какие фотографии она рассматривала в журнале, и вот  теперь возьмет и расскажет отцу или дедушке? Ужас! Имея длинный язык и вредный характер, тем не менее, Ясмин боялась наказания. Боялась из-за унижения, которое ей пришлось бы пережить при этом.
 Но кто он такой? Почему она то и дело ловит на себе его заинтересованные взгляды? Какое-то смутное подозрение шевельнулось в её мозгу, казалось – ещё чуть-чуть, и она догадается, кто он. Она незаметно покосилась на снова оказавшегося почти рядом мужчину, о котором только что думала.
Ооооо! Неужели это тот самый жених, которому отец дал от её имени согласие на брак?! Это всё объясняло, и, прежде всего то, что ни отец, ни дед, ни даже дядя Абдул не сочли нужным вмешаться и пресечь навязчивость незнакомца.
Ясмин начала кое-что понимать… Так вот что они задумали? Она не поддастся на их уловки. А мужчина… Он ей совершенно не понравился!
Но его темно-карие смеющиеся глаза остались в её памяти, а  его взгляд жег её со стороны.  Мужчина, имени которого она не запомнила, хотя отец и называл при ней и его имя, и фамилию семьи жениха, говоря о состоявшейся странной помолвке, которую она отказывалась принимать, видимо, летел тем же рейсом, что и они.
«Ни за что! Я не поддамся, не стану обращать на него внимание! Пусть даже сотрет об меня свои глаза. Мне-то что?» - злилась Ясмин. Но в глубине души девушка с облегчением восприняла то, что жених, если это, конечно, он, вовсе не старик и не урод! Ясмин не желала разглядывать кандидата в мужья, потому что это значило бы, что она смирилась с выбором родственников. Она видела типа мельком. И он не произвел на неё сногсшибательного впечатления. Вот и всё. Пусть себе смотрит, но для него этим всё и закончится. Никто ей не нужен!
Она с таким сожалением покидала Бразилию! И до какой же степени ей не хотелось возвращаться в Марокко! Старый дом на медине, в котором не было даже нормального электричества, потому что рядом находились старинные риады, охраняемые как наследие ЮНЕСКО, и от жителей других домов на улице требовалось сохранить старинный облик этой части города.
 Отец согласился внешне не переделывать дом, не проводить электричество и телефонный кабель, не ставить спутниковую антенну, за что получил от организации по сохранению старинного облика их улицы многие льготы в бизнесе и в оплате за коммунальные платежи. И отца это устраивало. Ведь жили до них многие поколения марокканцев в этом доме, ведя привычный для многих образ жизни, не прибегая к достижениям современной цивилизации.
А вот Ясмин, и даже её безропотным в остальном сестрам, это не нравилось. Жизнь без телевизора, без телефона, (пока отец не купил всем членам семьи мобильники), без горячей воды? Кому это может нравиться?  Походы в хамам вызывали у Ясмин приступы отвращения от вида множества голых тел… А она мечтала о собственной ванной комнате и ванне, в которой можно полежать среди розовых лепестков и  нежной  пены с приятным французским ароматом…
Она удивлялась деду Али, которому удавалось в своем доме сочетать приметы прошлого века с современными удобствами и предметами в обиходе.
Правда, у сида Али в доме было столько служанок, что женщинам ничего не стоило согреть воды и наполнить из медных кувшинов огромную старинную ванну в комнате для гостей, где на полке стояли хрустальные колбы с лепестками цветов и ароматными травами для ванн.
Но и электричество сид Али умудрился провести во всем доме, хотя и для старинных светильников с цветными стеклами нашлось место. В той же ванной комнате зажигались свечи внутри древних кованых ламп с цветными стеклами на гранях. А может даже – масло подливали внутрь и жгли его, Ясмин точно не знала. Дом деда всегда казался ей сказочным дворцом, таким же, где когда-то в сказке обитала Шахерезада.
- Ясмин, смотри под ноги! Наступила мне несколько раз на край одежды! – раздался возмущенный голос Рании из-под паранджи.
Девушка не стала спорить, молча проигнорировав несчастную. Она сделала пару шагов в сторону к Кариме, чтобы занять уши новостями и сплетнями, постоянно озвучиваемыми Каримой, которые порой оказывались весьма любопытными и полезными, а в настоящее время могли стать ценной информацией.
- Карима, скажи… Ты видела моего…, т.е. я хочу спросить: видела ты того мужчину, которому отец меня просватал?
Карима тихо рассмеялась.
- Я знала, что рано или поздно ты об этом спросишь! Как бы девушка не была против брака, но любопытство всё равно возьмет своё!
- Так видела или нет?
- Видела. Мы с Зорайдэ ждали сида Али на улице возле гостиницы в Сан-Паулу. А его с твоим отцом привез на машине этот…как его зовут?... в общем, твой будущий муж!
- Ээээ! Нет, никакой он не будущий муж! И вообще: я спросила, чтобы узнать, как он выглядит. Вот и расскажи об этом, меня интересует только это!
- Ну… что сказать, даже не знаю…, - вдруг замялась Карима.- Он совсем не красавец. И не так уж и молод. Насупленный какой-то, ни разу не улыбнулся. Даже когда прощался с сидом Али, проявляя к нему и твоему отцу все знаки уважения, он был чересчур серьезен.
- Неприятный человек, одним словом, - добавила она, с опаской оглянувшись на шедшую рядом с Ранией Дунию.
- Вот как? – удивилась девушка, уже ничего не понимая в происходившем.
«Это значит, что тип, который проявляет ко мне интерес, вовсе не выбранный мне в мужья бразилец из диаспоры!»
Едва Ясмин отвлеклась от Каримы, та сразу же оказалась рядом с ларой Дунией.
- И что? – требовательно спросила Кариму бабка Ясмин.
- Лара Дуния, не беспокойтесь, только не переживайте, лара Дуния!  Я всё сказала так, как вы велели. Она не догадывается, что жених рядом. Не догадается. И как ей догадаться? Если только он сам об этом расскажет. Но только не я. Только не от меня Ясмин об этом узнает.  От меня – нет, - подтверждая слова жестами, быстро-быстро заговорила по привычке женщина.
- Молчи, Карима, молчи. Вот и пусть не догадывается! А теперь иди, а то она поймет, что мы о ней разговариваем, - велела жена теперь уже сида Абдула и бывшая хозяйка Каримы.
Когда они все оказались в очереди на таможенный досмотр, к стойке, возле которого стояли сид Абдул и отец Ясмин, подошел мужчина, подходивший под описание, сделанное Каримой. От неожиданности и Ясмин, и Карима повернулись в его сторону и уставились на него в упор.
- Это он? – в ужасе спросила Ясмин, разглядывая лысоватого, лет пятидесяти, мужчину в деловом костюме и очках, с папкой в руке, из которой он достал какой-то документ и передал тут же дяде Абдулу.
- Он…, наверно…, кажется…, да, он! – уже смелее закончила Карима.
- Я не выйду замуж. Пусть я останусь старой девой, но женой ВОТ ЭТОГО я не стану!
Она оглянулась и натолкнулась на взгляд насмешника, который преследовал её весь путь по зданию аэропорта. Мужчина грустно смотрел на Ясмин своими чудесными карими глазами, в которых она увидела понимание. «Неужели он понял, что тот старый очкарик выбран моим отцом мне в мужья?»-  мелькнула у Ясмин неприятная мысль.
Она ещё раз бросила недобрый взгляд на собеседника сида Абдула, а тот, как ей показалось, тоже скользнул по ней взглядом. 
«Это что ещё такое? Он так уверен в том, что получит меня в жены, что уже смотрит на меня как на вещь!» Она облила его презрительным взглядом и демонстративно отвернулась. Сид Абдул, как показалось девушке, что-то объяснил мужчине, на которого так зло отреагировала внучка его жены. Тот понимающе закивал. Потом они простились, а сид Абдул стал  что-то тихо обсуждать с Али и отцом Ясмин.

4.5. Глава 4 часть 6
 
***…наконец, они оказались в самолете. Ясмин села рядом с Каримой у окна, чтобы постараться выведать у неё всё, что той стало известно о планах деда и отца в отношении её будущего. Она заметила, что наглец с красивыми глазами оказался почти их соседом, расположившись на месте в соседнем ряду, но почти у неё за спиной.  Мысль о том, что весь полет она может быть объектом его внимания, что её станут рассматривать, была неприятна.
Дуния заняла место рядом с сыном, с Икрамом. Только бы не с Абдулом, которому досталось место рядом с отцом Ясмин. Зорайдэ разместилась с сидом Али, а Рания – с Аминой. Все очень устали и были рады отдыху в креслах салона самолета. Стюардессы без лишних слов принесли всем пледы, потом через некоторое время в полете им  предложили перекусить, что для Амины и Рании оказалось совсем не лишним, ведь Саид не позволил им даже пообедать.
Затем мысли каждого уже обратились к Марокко, к предстоявшим делам и  проблемам.  Кто-то задремал, а кому-то было не до сна. Ранию и Амину одолевала тревога.
После недолгого отдыха Рания опять начала строить неосуществимые планы, как вернуть себе место жены в доме Саида.
- Опомнись, Рания. Теперь это нереально, - увещевала сестру безумно уставшая Амина. – Затаись на время, оглянись вокруг и обдумай, как тебе лучше вести себя в данной ситуации, но не делай резких движений. Мне неприятно учить тебя этому. Но ты не понимаешь простых вещей… Если ты вляпалась в такие неприятности, то…
 Они долго спорили, пока Амина не сдалась, заявив, наконец, что ей необходимо отдохнуть и поспать хотя бы немного.
- Ты предала меня, Амина. Ты ничем реально не помогла мне. А твои слова, твои советы недорого стоят! – обиделась и разозлилась Рания, а потом сказала:
- Мне не нужна такая сестра!
- Ты всегда вела себя как неумная женщина, и ты ещё пожалеешь о многом, Рания, - заключила Амина, которая так устала от сестры, что уже не чувствовала никакого желания даже разговаривать с ней.
Когда, после пересадки в Париже их второй самолет приземлился в аэропорту Феса, две сестры расстались почти врагами.
Фес встретил их чудесной весенней погодой. Как только они спустились по трапу самолета, солнце облило их теплыми лучами, а ветер принес знакомые запахи востока, в которых смешались и резкость специй, и аромат весенней листвы, и много всего другого. А над головой было ярко-синее небо.  Но после влажной Бразилии сухой, пусть и такой же теплый воздух Феса был всем приятен.
- А в садах уже цветет миндаль, - мечтательно  сказала Карима, обнаружив усыпанное цветами деревце на площади перед зданием аэропорта.
- Да, уже пора – ведь середина апреля! – заметила Зорайдэ.
 До города предстояло добираться около 15 км от аэропорта. И незнакомец, которым невольно были заняты мысли Ясмин, предложил им присоединиться к нему, доехать до окраины медины  на прибывшем за ним микроавтобусе.
«Так он из Феса!» - удивилась девушка. И обрадовалась. Может быть, мужчина решил таким простым способом узнать, где она живет? Ведь Фес – огромный город с девятью тысячами улиц. Даже если кто-то решит посвятить себя поискам кого-то знакомого, не зная точного адреса, могут пройти годы.
К счастью, сид Абдул и дед согласились принять предложение незнакомца. Впрочем, как она поняла, всё-таки сиду Абдулу мужчина был знаком. Аллах, а с кем не знаком дядя Абдул в Фесе? Он, пожалуй, знает всех жителей медины, их родственников и родственников их родственников!
Но как же узнать, кто этот молодой мужчина, который к концу долгого полёта уже не казался ей таким уж неприятным и наглым. Девушке вдруг захотелось, чтобы незнакомец стал искать с ней встречи. «Если захочет – узнает и мой адрес, и кто я, и то, что я отказала жениху, пусть я и считаюсь теперь просватанной. И пусть  сплетни о властном характере моей бабушки не оттолкнут его», - утешила себя внучка Дунии.
Амину  в аэропорту Феса  встречали муж и две его жены. После проявлений радости от встречи с родственницей, наконец-то возвратившейся домой, они взяли такси и уехали, быстро попрощавшись с сидом Али и сидом Абдулом, с женщинами. 
Только Рания не сказала Амине ни единого слова на прощание. Амина тоже не стала больше искать нужные слова для сестры, которой было сказано всё, но все слова как будто канули в никуда.
- Не знаю даже, захочу ли я встретиться с сестрой в ближайшее время, - сказала сама себе Рания,  глядя вслед машине, увозившей Амину в дом мужа. «А у меня больше нет моего Саида», - снова захотелось ей расплакаться.
Как только сид Абдул и сид Али решили принять предложение Амаля Бенхашема, как представился привлекательный незнакомец, все один за другим забрались в маленький автобус. Зорайдэ, гладя в окно, с чувством сказала:
- Наконец-то мы вернулись в Марокко! Как я рада, что снова в Фесе!
Карима радостно кивала в ответ, не замечая, как сморщила нос Ясмин.
Рания, всё ещё скрытая  под паранджой, притихла рядом с Дунией, которая так же сидела и пыхтела под плотной черной тканью.
Ясмин уставилась в боковое окно и делала вид, что, не отрываясь, смотрит на проносившиеся мимо пейзажи за стеклом машины. Но она знала, что сидевший возле водителя  Амаль Бенхашем, (а она расслышала его имя), то и дело посматривает в зеркало заднего обзора, надеясь встретиться с Ясмин взглядом.
Удивительно, только ни сид Абдул, ни дед Али, ни отец, казалось, не замечали его заинтересованных взглядов. «Наверно, мои родственники поняли, что я на полном серьезе отказала тому, кого они сами мне решили выбрать, не узнав моего мнения. Вот так. Теперь, чтобы избежать большого скандала, они рады, что на меня обратил внимание другой мужчина. Надеются теперь уже ему сбыть меня с рук. Но я ещё подумаю, нужно ли мне всё это», - с долей злорадства думала Ясмин.
Так они доехали до старой части города, где все вынуждены были выйти из маленького уютного автобуса, а потом следовать, как кто может. Ведь улочки города были в некоторых местах настолько узки, что едва можно было проехать на осле. О машинах здесь приходилось забыть.
 Мужчины поблагодарили щедрого хозяина автомобиля, доставившего их до окраины медины. А сид Абдул о чем-то пошептался с новым знакомым.  Прежде, чем уехать,  незнакомец с улыбкой посмотрел на Ясмин и быстро сделал распространенный и знакомый всем в Марокко знак: на собственной щеке пальцем быстро обвел воображаемый круг, что означало: «ты мне понравилась».
У Ясмин от неожиданности приподнялись брови и округлились глаза. Мужчина усмехнулся, увидев её реакцию, быстро забрался в машину и уехал. Ясмин, не успев отреагировать на такую вольность, едва не топнула ногой, глядя вслед удалявшемуся автомобилю.
Она не обратила внимания, что за её спиной многозначительно переглянулись мужчины. По их виду было понятно, что, к их удовлетворению, всё идет по плану.
Вскоре за сидом Али, Зорайдэ и Каримой прибыли слуги с десятком осликов. По просьбе дяди Али животных привели столько, чтобы до дома смогли добраться без проблем не только они с Зорайдэ и Каримой, но и сид Абдул с Дунией. И вещи тоже надо было как-то доставить. Никто не собирался нести тяжелые чемоданы и сумки в руках. Но дядю Абдула поразило число приведенных животных:
- Али, что ты наделал? Теперь весь Фес, вся медина станет смеяться над нами, зная, что из Бразилии нас прибыло встречать стадо ослов!
- Абдууул!
- Но нам не стоит ехать караваном по медине, чтобы не стать предметом пересудов злоязыких торговцев!
- Дедушка, как твоим слугам  удалось собрать столько ослов?
- Думаю, Ахмет обошел нескольких соседей, чтобы позаимствовать для нас животных. Абдул, забирайся на осла, и пора ехать! Муса, помоги сиду Абдулу, - приказал слуге дядя Али.
 А вот Ясмин и сыновья Али наотрез отказались  воспользоваться самым распространенным способом передвижения по медине. Они решили пройтись пешком по знакомым улицам. Идти нужно было довольно далеко, но молодые люди и ещё не старый отец Ясмин засиделись во время долгого перелета, им захотелось пройтись и размяться. Вот только багаж, несколько чемоданов, коробок и сумок всё же пришлось погрузить на осликов.
- Пусть слуга отвезет наши вещи домой. Я не собираюсь идти рядом с ослом и нюхать запах немытой ослиной шкуры! – капризно произнесла внучка Дунии. 
Но к ней прислушались и сделали так, как она и сказала. Вещи уложили на ослиные спины, а слуга увел осликов по малолюдным улицам в квартал, где жил сын дяди Али с семьей.
А вот Рания была вынуждена взобраться на осла. Так велел дядя Абдул.
- Садись! Ты поедешь с нами. Я обещал Саиду лично доставить тебя в дом твоего отца и передать ему тебя с рук на руки. И я так и сделаю. К тому же, у меня к нему есть кое-какие поручения от твоего бывшего мужа, - велел ей старик, погладив сумку с плоским пакетом, переданным ему ещё в аэропорту Рио-де-Жанейро одним из адвокатов Саида.
- Дядя Абдул, но ведь три положенных месяца ещё не прошли, Саид же может передумать. Он приедет за мной, чтобы вернуть в Бразилию, где я снова стану его женой, - каким-то придушенным голосом ответила Рания из-под черного одеяния.
- И не надейся, одалиска, что мой племянник остался безвольным бедуином, в палатке которого могут хозяйничать его верблюды! – грозно ответил он.
- О, Аллах! – простонала женщина в ответ.
- Не призывай Аллаха! Всевышний поступил с тобой так, как счел нужным. Его воля уже исполнилась, раз Саид дал тебе развод.
Возможно, ему показалось, что под паранджой Рания залилась горькими слезами, но он не счел нужным реагировать на подобное. В глазах сида Абдула слёзы  отверженной женщины  были расплатой, результатом наказания за неправедное поведение с мужем.
Он уселся поудобней на осла, оглянулся на Дунию, которая  успела не без помощи Ахмета взгромоздиться в неудобной одежде на животное, и подал знак слуге, державшему его осла под уздцы, двигаться в район, где жили родители Рании.
Ясмин с отцом и Икрам, не успевшие ещё отправиться домой, посторонились, прижавшись к сырым, пахнувшим плесенью и ослиной мочой стенам. От подобного букета запахов Ясмин едва не стошнило.
А следом, как специально, провели несколько осликов, нагруженных выделанными шкурами для красильни, и тут уж Ясмин пришлось прижать к носу конец белоснежного шарфика, прикрывавшего её волосы.
- По тебе не скажешь, племянница, что ты родилась и выросла в Фесе, - усмехнулся Икрам.
- Ясмин, ты ведешь себя как маленькая девочка. И хочу сказать тебе: я помню всё о том, как ты вела себя в Бразилии. Твоя мать ничему тебя не научила. Я буду иметь с ней самый серьезный разговор. Пусть она объяснит тебе, что такое харам. И как должна вести себя послушная дочь, - голос отца становился всё жестче.
- Я всё равно не выйду замуж за того урода, которого вы мне выбрали!- хотя и труся, возразила Ясмин.
- Ты выйдешь за любого, кому я соглашусь отдать тебя замуж, - твердо сказал ей отец.
- Нет, хоть убейте – не выйду! - снова отказалась она.
- Не спорь и не зли меня. А насчет убить…
- Перестань третировать мою племянницу, брат! – вмешался Икрам.- Для чего ты пугаешь собственную дочь? Разве она совершила какой-нибудь харам? Её жених остался доволен её поведением, он сам сказал тебе и отцу об этом!
- Не вмешивайся, Икрам, не заступайся за Ясмин! Девчонка должна знать своё место! Иначе её придется наказать. Ты видел бывшую жену Саида? Даже после стольких лет брака наш родственник вернул её отцу. А я не хочу, чтобы такой позор пал и на мою голову. Ясмин нужен муж, который будет держать её в железном кулаке!
- А разве ты не выбрал для неё именно такого мужа? Он из тех людей, кто мягко стелет, но жестко спать. Ты, брат, и сам это понял, как мне кажется. 
- Я доволен сделанным выбором. Ясмин сосватана. Как только жених даст знать, мы обговорим условия свадьбы.
Ошеломленная девушка шла за отцом и дядей, слушая их разговор и не веря собственным ушам. Значит, жених где-то наблюдал за ней и остался доволен её поведением? А отец, и правда, настроен серьезно. Так что же ей теперь делать? Как избежать нежеланного замужества? Может, поговорить с бабушкой и попросить помощи у лары Дунии? Ясмин поняла, что не в её силах дальше противостоять решению отца. А  её мать никогда не посмеет пойти против мужа даже ради собственной дочери.
Они втроем брели по медине мимо лавок знакомых торговцев, с которыми то отец, то дядя перекидывались новостями. К их удивлению, уже вся медина знала о том, что внучку сида Али и Дунии просватал в Бразилии очень богатый и знатный марокканец из диаспоры Сан-Паулу. Каким ветром донесло до Феса эту новость? Она даже не только обогнала их самолет, нет, весть прилетела ещё накануне, когда родственники жениха позвонили в Марокко, чтобы поспешить сообщить о свершившемся радостном событии – сватовстве, за которым, разумеется, рано или поздно последует и свадьба. Если всё сложится, как должно быть.
Не замечая, как ей удалось пройти через полгорода по ненавистному лабиринту улиц, озабоченная собственным будущим, расстроенная и испуганная, Ясмин вошла в дом родителей и тут же поднялась в свою комнату.
 Мать, как всегда возилась на кухне у чуть ли не древней печи, которую до сих пор топили дровами. Глуховатая лара Хадия, разумеется, в очередной раз не услышала их возвращения. Но теперь уже не просто с работы, а из дальнего путешествия, поэтому не вышла встречать родственников. О! Это значит, что впереди долгий семейный скандал, участвовать в котором Ясмин совсем не хотелось.
Она закрылась в комнате, легла на диван и стала обдумывать планы противостояния семейству. Уступать она не собиралась. Пусть её младших  сестер выдают за тех, кого им подберут родственники – дед и отец. А с ней это не пройдет! Как любила  повторять  Зорайдэ в доме деда? «Меня принесут в жертву как барашка!»
«Я не собираюсь быть жертвенным барашком и не позволю отдать себя на заклание!» - твердо решила Ясмин.
Она обнаружила в углу комнаты прибывшие раньше неё вещи и решила их разобрать, чтобы как-то отвлечь себя от страшных мыслей о безвыходности своего положения.  Вынув из глубокого чемодана почти всё, она обнаружила на самом дне странный свёрток, а внутри него – изящную коробку, в которой обычно дарят драгоценности.
- Что это значит? – задала себе вопрос потрясенная Ясмин, открыв футляр. Внутри него сверкало бриллиантами и драгоценными камнями золотое украшение, то самое, которое подарено было ей от имени отсутствовавшего жениха в честь помолвки.
- Но этого не было в моем чемодане, я сама укладывала вещи! И на таможне тоже не было! Кто мог подложить мне его и когда?
 Впрочем, на её  вопросы ответ был очевиден: пока они, не спеша, брели по Фесу, вещи на осле были доставлены в их дом. Во время её отсутствия кто-то открыл чемодан и подложил украшение. Или нет: скорее всего, это произошло в автобусе, когда они ехали из аэропорта, ведь Ясмин не следила за вещами. А сам подарок жених  («Фииии!!!»  – с отвращением вспомнила девушка пожилого мужчину, разговаривавшего в Рио у стойки регистрации с дядей Абдулом), передал сиду Абдулу перед вылетом, когда явился в аэропорт. Впрочем, Ясмин почему-то казалось, что подаренное украшение после праздника, где Ясмин объявили невестой  некоего Мухиба, осталось у её отца.
 Странно как всё это. Очень странно!

5.1. Глава 5 часть 6
  РАНИЯ В ДОМЕ ОТЦА. РАСПЛАТА.

Пока Ясмин пыталась разгадать тайну появившегося в её вещах подарка, по медине всё ещё двигалась процессия в сторону района Шуара, где находился дом её деда сида Али. Ослики шли не спеша, а район кожевенников располагался в Фесе дальше, чем стоял дом отца Ясмин.
- Сид Али, чувствуете запах свежей выпечки? – втянув носом воздух, мечтательно спросила Зорайдэ.
- Ээээ, Зо-рааай-дэээ! Соскучилась по своей кухне? По очагу, в который так долго не подбрасывала поленья?
- Да, сид Али, я соскучилась и по кухне, и по дому…  А как там наша Хадижа? Ведь она уже месяц замужем и живет в доме мужа в Мекнесе. Это совсем рядом, наша девочка где-то совсем близко от нас!
- Зорайдэ, я обещал и Саиду, и Абдулу, что устрою праздник в честь Фарида и Хадижи. Подожди немного, и ты тоже будешь занята выпечкой праздничного печенья, такого же,  аромат которого ты сейчас вдыхала. Только бы добраться поскорей до дома. Едем-едем, и меня всё сильнее охватывает беспокойство, всё ли в порядке в нашем хозяйстве?
- А что случилось, сид Али? – испугалась женщина. – Вам что-то рассказал Ахмет?
- Да, Зорайдэ, и он тоже! Вся медина обсуждает падеж животных у одного торговца на рынке верблюдов. Он не местный, прибыл из Туниса с партией верблюдов и ослов на продажу. Но несколько животных пало. Теперь на верблюжьем рынке опасаются, что в Марокко пришел птичий грипп!
- О, Аллах! – испуганно всплеснула руками жена сида Али.
- Но я не думаю, что это так. И всё же я беспокоюсь за купленных мною накануне отъезда в Бразилию верблюдов. Надо бы завтра ранним утром наведаться на верблюжий рынок и узнать новости!
- Конечно, сид Али, проверьте, как там животные, - согласилась Зорайдэ, переживавшая за всё, о чем беспокоился сид Али.
- А о Хадиже ничего плохого я не слышал. Если бы что-то было не в порядке, все торговцы, которых мы повстречали сейчас по пути, непременно рассказали бы нам новости. Но все только и обсуждают праздник, устроенный Фаридом в честь собственной свадьбы.
- Сид Али! Сид Али! Можно мне сегодня вечером ненадолго  забежать в гости к жене торговца зеленью Нурете? Это моя лучшая подруга, мы с ней так давно не виделись. Я беспокоюсь, как она поживает, ведь её дочь должна была родить две недели назад! А у неё так болело колено, когда я улетала в Бразилию, что…, - быстро заговорила Карима, поток слов которой остановил сид Али.
- Карима, не говори так быстро! Я с трудом понимаю, что ты сказала, но я догадываюсь: тебе хочется сходить посплетничать к  одной из приятельниц. Помоги разобраться с нашими вещами, чтобы служанки разнесли вещи по нужным комнатам и ничего не перепутали, а потом можешь сходить в гости.
- Сид Али! – восхитилась Карима доброте сида Али.
- Но…! Карима, предупреждаю тебя:  не болтай лишнего! Не рассказывай обо всем, что ты знаешь, или что ты видела или слышала в домах наших родственников в Бразилии!
- Да, сид Али! Как говорится, если Аллах дал человеку два уха и один рот, надо больше слушать и меньше говорить!
- Вот именно! – грозно подтвердила Зорайдэ.- А то у тебя все знакомые женщины – близкие подруги. Они рассказывают о себе, а ты ведь тоже что-то им о нас говоришь?
- Не беспокойся, Зорайдэ, я буду больше слушать! Конечно, я буду больше слушать, чтобы узнать обо всём, что произошло в наше отсутствие. А могло столько всего случиться, столько всего произойти! Я потом всё расскажу вам, всё расскажу, все новости! Но о нашем путешествии  - ни слова, никому ни слова! – быстро и радостно затараторила Карима, предвкушая чудесный вечер.
- Как мне не хватало моего кальяна! У Мухамеда не такой табак, к какому привык я. Мой табак мне привозят из Каира, - мечтал о приятном  и сид Али.
 Вскоре они увидели знакомые очертания мечети, расположенной недалеко от риада сида Али, а прежде почувствовали едкий  запах, такой, как пахнут выделанные на местных фабриках кожи, очень неприятный запах.  Ветер принес это амбре в улочку, по которой они сейчас двигались. Но ни Зорайдэ, ни Карима и уж тем более ни дядя Али не стали зажимать носы и стонать от ужасного запаха. Ведь принесенный «аромат» был знаком того, что до дома осталось пройти совсем немного!
- Муса, помоги мне слезть, моя нога запуталась в стремени… Посмотри, что там? – попросил сид Али мужчину, который вел осла с их чемоданами и прочим багажом, когда они были уже совсем недалеко от двери дома.
- Это у Вас от волнения, - предположила тут же Карима, пока Муса распутывал кожаные ремни, за которые зацепился ботинок сида Али.
 – Наконец-то мы вернулись! – слезая с осла и помогая спуститься на землю  и Зорайдэ, с чувством произнесла Карима.
Муса постучал в створку высокой двери, которая тут же распахнулась, и радостный разноголосый хор грянул из внутреннего двора риада в честь хозяина,  вернувшегося домой после дальней поездки. Когда сид Али, Зорайдэ и Карима уже вошли во внутренний дворик, женщины радостно заулюлюкали,  прикрывая губы рукой, чтобы получились особые приветственные звуки.
Сид Али сделал в традиционном танце круг возле украшенного гирляндами цветов фонтана под хлопанье пары десятков ладоней и наконец-то вошел в двери дома,  где приехавших ждал накрытый стол с разнообразными яствами, а в комнатах Зорайдэ и Али всё было приготовлено для отдыха после долгого пути…
***Как и сид Али, Абдул беспокоился о своих делах, которыми неотложно предстояло заняться завтра же, если не сегодня.
- Как там на складе, ничего не случилось в моё отсутствие? Мухамед поручил мне присматривать за товарами и арендаторами, я же столько недель не был в Фесе. Аллааах! Пока я разбирался в его отношениях с одалиской Латифой, склад мог прогореть или сгореть в прямом смысле! – горевал дядя Абдул.
- Его могли разворовать. Он мог  подвергнуться нападению и разграблению, став приманкой для воров. Меня могли обмануть арендаторы, воспользовавшись моим длительным отсутствием! – ещё больше накручивал себя Абдул.
- Это вас-то, сид Абдул, ограбить или обмануть? – раздался голос Дунии из-под паранджи, и, не видя лица женщины, старик мог бы поклясться, что она не посочувствовала ему, а усмехнулась.
- Главное, Дуния, чтобы в моем доме с гвоздя не упала плётка, которую я повесил, чтобы ты её видела и не забывала о ней!
Если бы при этом разговоре не присутствовала Рания, Дуния не стала бы связываться с Абдулом. Она несчетное число раз слышала эти речи о пользе плетки. Но выслушивать подобное при девчонке, которую возвращали с позором  в дом отца как раз потому, что на стене своего дома племянник Абдула забыл, видимо, повесить эту самую плетку…
 И Дуния сочла нужным огрызнуться. А старик  ответил. И всю дорогу до родительского дома Рании они препирались и ссорились. Наконец, оказавшись перед массивными, но ничем особо не выделявшимися  дверями нужного им дома, такими же облезлыми и давно не крашеными, как и все двери на улице, Абдул был так зол на Дунию, так ею раззадорен, что готов был немедленно наказать собственную одалиску за длинный язык. Но так как он оказался не возле своего дома, то и гнев его вылился не на Дунию, а на бывшую  жену племянника.
- Давай, слезай с осла, Рания! Теперь тебя ждет новая жизнь. Саид попросил меня поговорить с твоим отцом и передать ему разные документы и бумаги. Но и потом я буду приходить к твоему отцу и узнавать, как обстоят у тебя дела, пока не истекут оставшиеся два месяца. Таков обычай. А я исполняю обычаи неукоснительно. Так будет и впредь, иншалла! – сказал сид Абдул, воздев руки к небу и проведя затем ладонями по лицу.
Рания неловко соскользнула с осла, а, встав на ноги, сложив умоляюще ладони перед собой, обратилась к старику:
- Дядя Абдул, помогите мне помириться с Саидом! Аллах против разводов, я читала об этом в Коране! И Вы сами об этом говорили, что в Священной книге так написано. Уговорите Саида не разводиться со мной!
Абдул от удивления остановился как вкопанный, а его брови полезли вверх.
- Что такое? О чем меня просит эта одалиска? Дуния, ты видишь, как может раскаиваться женщина, когда теряет своего мужа?
- Вижу, Абдул! Только я намерена завтра же потребовать собрать семейный совет и позвать на него шейха, потому что больше не хочу быть твоей женой!
Сид Абдул едва не выронил папку с документами, которую держал в руках.
- Дядя Абдул! – стенала под паранджой Рания, но старик не обратил на неё внимания.
- Даже не мечтай, Дуния! Ты не получишь развод. И любой шейх меня в этом поддержит! Я ещё не зажег в тебе лампаду Аллаха, чтобы позволить тебе расстаться со мной! Подумай, как ты будешь жить, если разведешься? Вернешься к прошлой жизни? Нет, я не допущу этого! – погрозил пальцем сид Абдул.
- Дядя Абдул, ради Аллаха…, - молила его Рания. Но Абдул только отмахнулся от неё, продолжая доказывать Дунии преимущества брака.
 - Раньше ты думала только о том, чтобы получить от Али и сыновей как можно больше денег и золота, а я научил тебя совершать намаз пять раз в день. Это ценнее любого золота! Нет, нет, даже не думай! – замахал на неё руками Абдул, зажав папку подмышкой.
- Посмотрим, - зло отозвалась Дуния.
Ахмет же, отправленный сидом Али сопровождать Абдула и женщин, уже отвязал чемодан и сумку Рании и поставил их на ступеньки перед дверью.
- Долго ты будешь испытывать моё терпение? – вдруг окрысилась Дуния.- Я уже еле дышу под плотной тканью, ещё немного - и я сниму паранджу. Хватит, Абдул!
- Что такое? Да как ты смеешь?..
- Звони в дверь! – решительно сказала женщина и сделала шаг вперёд.
- Э! Эээ! Одалиска! Ты опять забыла своё место! Я могу сегодня же устроить тебе порку во дворе дома, как только вернемся! – пригрозил он.- Вот только Ранию передам её семье!
И сид Абдул, игнорируя кнопку звонка, воспользовался старинным дверным молотком в виде бронзовой руки Фатимы, служившей в то же самое время охранительным амулетом. Он приподнял бронзовую вещицу и несколько раз постучал ею в дверь.
… Родители Рании оказались дома. Более того – они ждали и даже устали ждать, когда же сид Абдул, родственник теперь уже бывшего мужа их дочери, привезет в их дом  дочь, о чем им сообщила Амина, позвонив сразу же, как только она вышла из такси и оказалась в собственном доме в современном районе Феса. Поговорив с мужем и предоставив другим женам разбирать вещи, Амина позвонила родителям и в подробностях рассказала о случившемся с Ранией несчастье.
- Саид развелся с сестрой, и я ничего не могла исправить, - виновато призналась она.
Но, судя по всему, отец уже знал, что его ожидает – видимо, Саид успел поставить его в известность.
- Что ж, Рания получит то,  к чему она так стремилась, - строго сказал их отец, и Амине стало не по себе.
Их семья всегда была религиозной, строго соблюдающей все обычаи и правила, придерживающаяся всех религиозных предписаний. То, что сестра будет наказана – сомневаться не приходилось. А то, что Рании найдут мужа – об этом отец сообщил Амине ещё до того, как она отправилась в Бразилию спасать в последней попытке брак Саида и Рании.
Но отец, и не только он, а были ещё дяди и дед, родной брат которого – Хасан – жил в Бразилии и присутствовал на всех семейных советах, когда Рания уже стала женой Саида и начала войну с Жади, теперь осудили поведение родственницы, от которой трижды отказывался муж.
Когда-то родственники становились на сторону Рании, которая терпела несправедливости в семье из-за странных отношений Саида с бывшей женой Жади, с которой он расставался, затем снова сходился и женился. Но теперь муж развелся с Ранией, причем – как официально, так и дав ей три развода, как того требовал обычай. И главное – Саид четко и ясно объяснил причины, по которым он развелся с их родственницей, и возразить им на это было нечего.
Рания была верной женой, опытной рукой вела домашнее хозяйство, пробыв первой женой и хозяйкой много лет, став матерью старшего сына Саида. Но жить с Ранией, как уверял Саид, стало невыносимо. Женщина может испортить жизнь мужу, и, не изменяя ему, как, по слухам, а также по уверению Рании, вела себя самая первая жена Саида – ошибка его молодости.
В общем, поговорив с бывшим зятем по телефону и получив подробнейшие объяснения, отец решил принять меры: спасти семью от позора, так и устроить судьбу дочери.
Поэтому, когда Рания переступила, наконец, порог родительского дома, её будущее было уже предрешено.

5.2. Глава 5 часть 6
Не видя Ранию под черной паранджой, родители тем не менее признали в ней дочь и не пустили дальше порога, оставив стоять у занесенных во дворик с небольшим фонтанчиком  её же вещей.
Мать встретила её с оскорбленным и осуждающим видом. Но даже не сказала ни слова утешения.
 Дунию же  Лара Ламис  проводила в комнату, где жене сида Абдула был подан чай с печеньем, а женщина смогла, наконец, освободиться от измучившей её накидки, оказавшись на женской половине дома.
В это время сид Абдул в кабинете отца Рании тоже пил мятный чай, наслаждаясь свежей выпечкой. Поговорив между собой на разные посторонние темы, как предписывали негласные правила, так называемый тарауф, мужчины приступили к делу.
 Никто не слышал, о чем они разговаривали: и о том,  что решил Саид по поводу махра, и что будет сделано с золотом и вещами Рании, и какие выплаты должны последовать со стороны Саида после того, как пройдут положенные три месяца. Сид Абдул счел нужным сообщить нечто такое о поведении Рании, что её отец едва не  схватился за плетку, чтобы тут же совершить над бессовестной дочерью суд.
Потом, передав документы и получив в ответ заверения, что Рания понесёт наказание и будет долго раскаиваться, сид Абдул собрался уходить.
- Пора… Мне надо навестить сегодня беременную жену второго племянника. Вы его знаете – Мухамед. Он живет в Бразилии, и его брак с первой женой тоже на грани развода. Аллах, что нужно этим женщинам? Чем больше они получают, тем сильнее их недовольство!...  А где Дуния? Пусть ваши слуги передадут, что  нам пора уходить. Добираться до дома долго. А потом склад проведать, зайти к  жене Мухамеда…
- Да-да, сид Абдул, вашу жену сейчас позовут, - сказал отец Рании, провожая гостя во двор, где так и стояла уставшая и перепуганная Рания. Она уже поняла, что сочувствия от отца и матери ждать не стоит.
Проходя мимо бывшей жены Саида, сид Абдул заметил, что по лицу Рании, снявшей паранджу и откинувшей часть черной накидки, текут слёзы.
- Ну что ж, одалиска сломлена и раскаивается. Слава Аллаху!- пробормотал Абдул, подходя к двери дома. Оглянувшись, он не увидел нигде Дунии.
- Где эта женщина? И она хочет развестись со мной? Я ещё не научил её быть благонамеренной мусульманкой, подчиняющейся мужу, а она решила уйти от меня? Нееет! Развод Дуния не получит! Как я могу отпустить её, если она так ничему и не научилась?
 Удовлетворенный  своим решением, Абдул встал спиной к двери на улицу и заложил за спину руки, не забыв достать четки, которые сейчас и перебирал, нетерпеливо посматривая на дверь. Наконец, появилась уставшая Дуния, казалось, еле тащившая ноги к выходу из гостеприимного дома. Она поправила платок на шее, и на полной руке из-под края рукава блеснул золотой браслет.
- Скорее, Дуния, скорее! Иначе мы с тобой не успеем попасть в дом Мухамеда, проверить, как там поживают эти одалиски – Лейла с Арибой. Ох, думаю, ничего хорошего я о них не узнаю!  А мне ещё надо и на склад заехать – посмотреть, как там дела…, - нудно перечислял Абдул сам себе, когда, простившись с хозяином дома, уже на улице он взбирался на осла, а Дуния уже умостилась на своём животном. Ахмет поправлял вещи, между которыми образовалось свободное место после оставленных в доме вещей Рании.
- Всё! Дуния, Ахмет! Двигаемся дальше, надо торопиться! – подгонял сид Абдул попутчиков, вырвавшись вперед и понукая осла ударами твердых пяток в его бока.
И только отъехав на довольно далекое расстояние от дома, в котором он только что побывал, проехав маленьким караваном несколько длинных узких улиц, сид Абдул внезапно остановил осла, едва удержавшись на его спине. Он, как бы не веря самому себе, повернулся к Дунии и, оглядев её с головы до ног, возмутился:
- А где твоя паранджа, Дуния? Где? Неужели ты забыла её в доме Рании?
- Что? – встрепенулась задремавшая под мерный цокот ослиных копыт по мостовой  Дуния. – Уже добрались?
Она стала озираться вокруг, не узнавая улицу, на которой жил Абдул.
- Где это мы? … Да что случилось, Абдул? Куда ты меня завез?
- Куда? Ты не об этом думай, куда я тебя завез! Ты ничего не забыла на себя надеть? Дуния?!
- Да что тебе надо? Я уж подумала, что мы возле ступеней твоего дома, а мы и полпути не проехали! Что тебе опять в голову взбрело, Абдул?
- Где твоя паранджа? Где накидка? Почему ты открыла половину лица? Мою жену видит вся медина, о, Аллах!
Дуния осмотрела себя с удивлением – действительно, черное одеяние осталось на женской половине в доме родителей Рании.
- Что теперь обо мне подумает отец одалиски, когда его жена принесет ему оставленную тобой вещь? Я ругал его дочь, от которой отказался мой племянник, а у самого жена забыла паранджу, без которой ни одна порядочная женщина не может позволить себе выйти из дома! Как же ты так, Дуния?
- Сама не понимаю, как я о ней забыла, - нехотя призналась женщина.
- А голову свою ты не забыла? Вот и возвращайся теперь назад  за пропажей! – разозлился Абдул.
- Ещё чего! Вот что, сид Абдул: я сказала, что схожу к шейху и потребую развод с тобой? Я так и сделаю! Так что можешь не беспокоиться о том, что я не стану больше носить паранджу! Аллах! Что же это такое?! Сид Али никогда не заставлял меня полностью закрывать лицо, ни меня, ни других жен! – Дуния даже раскраснелась от злости.
- Дуния, не спорь со мной! Пока ты моя жена, ты будешь одеваться так, как я тебе велю, иначе будешь наказана! А паранджу тебе принесут, я сегодня же отправлю слугу за одеждой. Покупать новую смысла нет – та ещё крепкая и не такая уж старая. Её ещё можно носить и носить!
- Хм, хым, хым, хмы, - вне себя от ярости издавала звуки Дуния, опасаясь спорить дальше с властным над ней стариком.
- Аллах всё видит! Он ставит каждого человека перед выбором, давая возможность решить, как поступить, но сам Аллах заранее знает, какой выбор сделает человек. Так-то, Дуния! И твоя судьба предрешена. Ты напрасно бежишь от меня, споришь и проявляешь своеволие. Если Аллах решил, что ты должна быть моей женой, пока я не зажгу в тебе лампаду веры, так тому и быть! Иншалла!
- Алхамдуллилах! Абдул, нечего валить всё на Аллаха! Это не Всевышний сделал меня твоей женой, а ваш сговор с Али. Ну, ничего, я вам ещё устрою! – закончила тихим бормотанием Дуния, всё больше охватываемая жаждой мести.
Она могла быть женой Али и сейчас уже сидела бы за столом на женской половине и пила бы мятный чай, который ей принесли бы служанки. Но нет, она протирает платье на спине осла, мотаясь по Фесу, и когда она сможет прилечь на дряхлую кушетку в доме сида Абдула - неизвестно. К тому же, в доме старика так холодно,  а топят плохо: как будто не дрова, а золото в топку  бросают! А от Нурии не дождаться горячего свежего чая, когда Абдул на каждом шагу напоминает, что в доме готовить еду и напитки обязана хозяйка. Вот только для себя Абдул позволяет готовить Нурии. И  Дунии приходится находиться на кухне, наблюдая за работой служанок, руководя ими, а то и самой становиться к плите. Недолгое время замужества за сидом Абдулом казалось ей длиною в годы.
«Я положу этому конец, - решительно сказала она себе.- Жениха Ясмин мы нашли, а Икрам может пока и не жениться. Или я сама подыщу ему невесту, если сид Али не побеспокоится об этом. Впрочем, стоит ли Икрама женить? Если я вернусь в свой дом, то терпеть на собственной кухне чужую девчонку мне вряд ли понравится.  Нет, Икрам ещё молод, пусть поживет в своё удовольствие. А что до женщин, так мало ли на свете одалисок? Только бы ни одна из них не стала потом его женой!»
Когда ослы вывезли Абдула и Дунию на улицу медины, которая вела к дому старика, и на этой улице  он был знаком с каждым из соседей много лет, Абдул снова стал охать из-за забытой накидки.
- Как ты проедешь мимо домов? Ведь в любой момент может выйти кто-то из соседей и увидеть тебя- с открытым лицом! Мою жену!
- Можно подумать, они раньше не видели меня без паранджи! Сколько раз мы с сидом Али проходили в твой дом, и жители улицы хорошо меня знают. Хватит, Абдул!
- Нет, не хватит! Как ты со мной разговариваешь?...
Так препирались они до самого дома. Потом Нурия впустила их, открыв двери тут же, как только шаги Абдула раздались на нескольких ступеньках  перед  дверью.
- Нурия! Как я рад возвращению домой!
- Сид Абдул! С приездом! Вы вернули свет в этот дом! – от всего сердца радовалась Нурия.
- Чай, Нурия, готов ли мятный чай? В Бразилии совершенно не умеют готовить настоящий мятный чай! – у сида Абдула от радости возвращения задрожали руки.
- Сид Абдул, зачем вы так говорите! Конечно, всё готово к вашему возвращению: и чай, и  мятные лепешки, и таджин, и кус-кус! Я всё сделала, как Вы любите.
- Лепешки, Нурия?! Как мне не хватало твоих лепешек! Нет, даже Латифа не умеет печь лепешки так, как ты! Даже у Зорайдэ вкус лепешек иной, не такой вкусный, как получается у тебя!
Нурия была польщена.
- Проходите же скорее к столу, сид Абдул. Сейчас принесу воду для омовения рук, и сможете покушать.
- И для ног, для моих уставших ног! Нурия, как я устал! - покачал он головой, снимая феску и подавая подоспевшей служанке.
- Лара Дуния, а …, - вроде бы только сейчас заметила старая служанка жену Абдула. Но Дуния лишь усмехнулась и, помня, что в этом доме волею Абдула она всё же хозяйка, проплыла с заносчивым видом мимо Нурии, не сочтя нужным отвечать ей.
Но сид Абдул не дал ей уйти просто так.
- Дуния! Сначала принеси мне тазик и чайник с водой и вымой ноги! А Нурия пусть принесет мне воду для рук и полотенце. А после этого можно и поужинать!
Дуния едва не застонала. Она так устала, что её единственным желанием было упасть в постель и уснуть!
- Пусть Нурия сделает и то, и другое. Или поручит это сделать кому-то из служанок!
- Нурия! Висит ли ещё моя плетка на прежнем месте? Отвечай!- повернулся к ней Абдул и спросил с самым серьезным видом.
- Висит, сид Абдул, - нехотя сказала женщина, глянув в сторону хозяйки.
- Слава Аллаху! Так что ты, Дуния, не забывайся, а не то…
 Дунии не хотелось снова и снова препираться с вредным стариком. Она принесла тазик, чайник с теплой водой, в которой трогательно плавали лепестки роз, полотенце – очень чистое, свежее, с ароматом сандала. Верная Нурия всё приготовила заранее к приезду любимого хозяина.
Дунии оставалось только подхватить всё это на кухне и принести в зал, где в кресле уже сидел Абдул и ждал гигиеническую процедуру, предписываемую обычаем. Женщина перекинула полотенце через плечо и, кряхтя,  опустилась перед ним на колени. Взяв вытянутую ногу мужа в левую руку, полила водой из чайника и стала ожесточенно тереть морщинистую грязную ступню мочалкой, припасенной служанкой для таких процедур.
- Дуния! – охнул Абдул. – Ты мне кожу с ноги сдерешь! Таааак больно! Нурия, ну как же у тебя всё так хорошо получается? А почему у других руки не из того места растут?
Нурия стояла за спиной сида Абдула и наблюдала за процедурой  глазами, полными сострадания,  как будто над хозяином совершалась экзекуция.
- Давайте я закончу, - решительно сказала она, помогая Дунии подняться.
- Дуния, ты меня без ноги могла оставить! Разве так нужно это делать? Нееет, не уходи, - заставил он вернуться Дунию, добравшуюся уже почти до двери комнаты. – Стой рядом с Нурией и смотри, как  надо делать! Что-то Али мне на тебя не жаловался.
- Да что ты мной вертишь, на самом деле? – разозлилась Дуния. – Не понравилось – пусть сделает та, у кого легкая рука, а я тоже устала так, что готова уснуть, стоя. Всё, Абдул, давай завтра разберемся. Скандалы, разговоры, нотации – всё тебе завтра будет, а сейчас я ухожу к себе. И если даже крыша дома должна будет  рухнуть нам на головы, то я  всё равно ухожу к себе.
Махнув рукой, она пошлепала прочь, удерживая на ногах домашние бабуши огромного размера, обнаруженные в комнате под кроватью, куда отнесли её багаж.
- И вот что: мужу Али я ноги мыла, конечно, но не часто: у него для этого были служанки. Та же Зорайдэ…
У сида Абдула больше не было сил продолжать распри с зловредной женщиной. 
- Аллах! – простонал он, в изнеможении откинулся на спинку кресла и доверился заботливым рукам Нурии.
- Не переживайте, сид Абдул. Я всё сделаю для Вас, как надо. Вооот, ноги я помыла, теперь промокну полотенчиком …, а теперь и тапочки Ваши любимые надену на ноги… вот… и вот…
- Да благословит тебя Аллах, Нурия! Почему судьба не послала мне такую жену, как ты? Будь ты моей супругой, мне было бы хорошо и спокойно, а плетка была бы снова надолго спрятана в сундук. За что Аллах так немилостив ко мне? Чем я прогневил Всевышнего, что Он дает мне негодных жен?
- Сид Абдул, не убивайтесь так, я с Вами и всегда буду рядом с Вами, - утешила старика верная служанка, в которой сид Абдул никак не мог разглядеть женщину – возможную жену для себя.
Поднявшись с колен, Нурия подняла тазик с грязной водой и позвала юную служанку, стоявшую за дверью и ожидавшую приказаний Нурии. Она перехватила у неё тазик и использованное полотенце и ушла, а Нурия подала хозяину чашу для омовения рук и снова протянула чистое полотенце.
- Всё. Теперь несите мне чай. И всё, что у вас припасено. Я не пойду сам на кухню, пусть придвинут столик к моему креслу, так я и поем
Приказ хозяина был тут же исполнен. Принесли и чай в любимом, с узорчатым зеленым краем, стаканчике сида Абдула, и горячие лепешки – вовсе не те, которые пекли в течение дня, а свежие, из теста, специально оставленного Нурией к моменту приезда повелителя. А таджин с овощами и бараниной с черносливом? А нежнейший кускус? И снова чай с мятой, который выпивался хозяином стакан за стаканом. А потом и пахлава, сочившаяся медом и маслом…
Абдул так увлекся вкусной едой, что не сразу вспомнил, как собирался ещё сегодня проведать находившихся под его опекой Лейлу и Арибу.
- Нурия, как же я мог забыть об этом? – переживал Абдул, поняв, что посещение откладывается.
- Сид Абдул, я расскажу Вам  обо всём, о чем бы Вы захотели узнать. И ходить к ним отпадет необходимость. А склад… Так есть же телефон! Позвоните, управляющий, которому были доверены дела, доложит обо всём!
- Да, ты как всегда права, Нурия. Дом жены Мухамеда посещу завтра. А сегодня только позвоню. И туда, и на склад. А пока ты мне расскажи всё, что тебе известно…
И Нурия то с серьезным, то с заговорщицким видом посвятила сида Абдула во все мелочи и перипетии жизни и подопечных, и знакомых, и в новости города Феса.
А Дуния тем временем забрела на кухню, набрала целую тарелку разной еды, и, жадно съела всё, беря еду правой рукой, а не так, как ей пришлось целый месяц питаться с помощью вилок-ложек в обществе Латифы и Мухамеда и остальных «оевропеившихся»  родственников.
Потом она отправилась отдыхать в комнату, которую занимала перед отъездом в Бразилию. Она с трудом умостилась на неудобной тахте, какой-то шаткой и колченогой, судя по всему - переставленной в эту комнату во время её отсутствия.
«Это что: происки Нурии или очередные выходки Абдула? Нет, с таким браком пора заканчивать, этим я и займусь завтра же!» - решила она, засыпая.
Но поспать ей удалось совсем немного. Сид Абдул, который по совету Нурии, позвонил в фесский дом Мухамеда, чтобы выяснить, как жизнь у второй жены племянника, только напрасно отнял сам у себя время. Никто не брал телефонную трубку.
- Что такое? Где могут быть Лейла и Ариба? Куда они могли отправиться так поздно?
- Никуда, сид Абдул, - взглянув на часы, сказала женщина. – В это время они смотрят  сериал по телевизору. Они закрываются в комнате, где стоит это изобретение шайтана, и не реагируют ни на какие телефонные звонки или стук в двери. Это какое-то сумасшествие, не иначе.
- Вот и я говорю о том же, Нурия. И я  - о том же! Но я с ними ещё пообщаюсь. Нет, всё-таки было бы лучше, если бы Мухамед прислушался к моему совету и забрал Лейлу в Бразилию. С Латифой ему теперь будет трудно ужиться. Если горшок разбился, склеить его без трещин невозможно. Латиифаааа….!Точно говорят: окажешь ослу почести – загадит подстилку! Мухамед слишком много воли дал первой жене.
- Всё так плохо, сид Абдул?
- Хуже некуда! А теперь хотя бы эту девчонку упускать  нельзя.
- Так, если Мухамед не желает забирать эту жену к себе в Бразилию, найдите ему, сид Абдул, ещё одну жену – пусть он поселит её в дом к Лейле. Только женщина должна быть взрослой, серьезной, а не такой девчонкой! Ведь Лейла ещё совсем ребенок!
- Но у неё скоро родится свой ребенок! – возразил, призадумавшись, Абдул. – Но, возможно, ты и права, Нурия. Мухамеду нужна ещё одна жена, которой он сможет полностью доверять. И она-то могла бы остаться здесь, в Фесе, на правах третьей жены будет присматривать за Лейлой, её ребенком. Пока Латифа ещё не разведена с Мухамедом, она – первая жена. Лейла – вторая, а та была бы третьей. Поможет во всем, опять же – дом в порядок приведет. Но кто из женщин захочет стать третьей женой у мужа, которого сможет видеть только раз в году?
- Если поискать, сид Абдул, можно найти и таких невест.
- А тогда уж и четвертую искать придется, если эти две останутся в Фесе, - озабоченно произнес старик. – Мухамед – молодой мужчина, а с Латифой у него не ладится. Нужна женщина, которая станет жить с ним под одной крышей и разделит с ним всё: и постель, и работу по дому. Но где найти сразу двух невест? И Мухамед воспротивится, уж я знаю своих племянников. Что Саид, что Мухамед! – с досадой махнул рукой Абдул.
- А что, если присмотреться к младшей дочери  Абдурахмана, Айше?  Работящая девушка. Но из Марокко уехать не захочет.
- Айша? Дочь торговца коврами? Дааа. Красивая девушка, очень красивая: полная, крупная – сразу видно, что здоровая. Но вот понравится ли она Мухамеду? Она молода и красива. Но у этого верблюда вкус теперь, как у бразильцев. Он раскритиковал Лейлу, потому что она слишком молода и худа. Но и дочь торговца специями Азизу он тоже не захотел брать в жены, потому что она слишком полная. Хотя внешность её мне, Нурия, очень понравилась. 
- От неё пахнет чесноком и перцем. Её многие женихи обошли стороной.
- Нееет, Нурия. Не в этом дело, - хитро прищурил глаза сид Абдул. – Девушка уже была просватана однажды, но что-то произошло между нею и женихом…нехорошее. Понимаешь меня? Жених вовремя отказался от одалиски.
Сид Абдул с притворным недоумением  пожал плечами. А Нурия понимающе кивнула.
-Сид Абдул, а Латифа… она разве не стала второй женой, если ей был дан развод? Ведь сейчас она только выжидает три месяца срока, как и положено.
- Да нет, Нурия. В том-то и беда, что Мухамед ни в какую не согласен давать развод. Это Латифа думает, что пройдет три месяца, и ей будет дан развод. Но Мухамед твердо дал нам с Али понять, что этого не будет. Он не отпустит Латифу. Так что она остается первой женой. Хотя моё мнение – она уже вторая. Но Мухамеда не переспоришь. Я перестал узнавать этого упрямого осла! Но невест я ему поищу, - подмигнул старик старой приятельнице.
За окнами зазвучал голос муэдзина.
- Как? – едва не подпрыгнул Абдул с кресла. – Уже время намаза? Как же я мог так забыться? Устал и запутался со временем из-за перелетов. Где мой коврик для молитвы?
Пока сид Абдул выбирался из уютного кресла, служанка по знаку Нурии принесла любимый коврик хозяина - потертый, много лет прослуживший ему в делах веры и ставший свидетелем не одной тысячи совершенных  намазов.
- Иди, Нурия, иди и проверь, чем занята Дуния. Она столько грешила сегодня, что ей необходимо совершить намаз, чтобы раскаяться в каждом хараме.
Абдул погрузился в молитву, то вознося руки кверху, то припадая к краю ковра и дотрагиваясь лбом пола. А Нурия удалилась на женскую половину дома, где тоже предалась вознесению хвалы Всевышнему за то, что вернул её хозяина в добром здравии из далекой Бразилии в Марокко. За Дунией следить она не собиралась: то, что супруга Абдула спит, а не молится, оповещал эту часть дома мощный храп, доносившийся из соседней комнаты.
Но потом всё смолкло. Голос муэдзина проник в сон Дунии и заставил её подняться. Молилась она или нет – кто знает, но вот то, что теперь, после окончания намаза,  женщина поднялась с постели и ходила по комнате – об этом свидетельствовали тяжелые шаги,  которые были слышны даже в комнате Нурии. Затем снова всё стихло.
- Аллах, сделай так, чтобы эта женщина не портила жизнь сиду Абдулу, - молила Нурия,- пусть дни хозяина будут спокойны и полны довольства и умиротворения. Забери от сида Абдула Дунию, и пусть она в одиночестве прольет море слез, потому что не смогла оценить такого человека, как сид Абдул…

5.3. Глава 5 часть 6
***Примерно эти же слова, но о Саиде,  были сказаны Рании несколькими часами раньше. Отец, разобравшись в делах с сидом Абдулом и проводив почетного гостя, тут же, едва закрылась за ним дверь, схватил дочь за плечо и, молча, с остервенением поволок её в дом.
- Отец! Выслушай меня, отец! – едва смогла сказать Рания. Но он не обращал внимания ни на её слова, ни на то, что она попыталась остановиться – тащил и тащил её за собой, теперь уже применяя силу и не допуская никакого сопротивления.  Он доволок разведенную, опозоренную  и опозорившую их семью дочь до комнаты в самом конце коридора в малопосещаемой части старинного дома-риада, открыл дверь, которая обычно была заперта на замок, втолкнул ошеломленную Ранию внутрь и только тогда сказал, тяжело отдышавшись:
- Это та самая «женская комната» для наказаний, которая сохранилась в нашем доме с незапамятных времен. Уже сто лет ни одна женщина нашего рода не сидела взаперти в этой комнате! Ни одна! Ты, Рания, станешь первой!
Он быстро вышел, захлопнул дверь и повернул ключ в замке.
- Нет! Отец, выпусти меня, почему вы не пожалеете меня? Почему верите на слово Саиду?
Она стала из последних сил стучать кулаком в дверь, крича:
- Выпустите меня! Выпустите! Почему вы поступаете со мной как с преступницей?
Обессилев, она прижалась к двери и залилась слезами.  Видимо, отец, пытаясь справиться с гневом, стоял за дверью и слушал крики заточенной дочери. Он ответил ей громко, так, чтобы она могла услышать его слова через толстую дверь:
- Рания, ты будешь сидеть здесь до тех пор, пока не закончатся три месяца, которые ты должна Саиду, и пока я не найду тебе другого мужа! Подумай над своими ошибками, над поведением! Как ты могла не оценить такого мужа, как Саид? Не каждой женщине так везёт в жизни, как повезло тебе! А муж у тебя будет скоро: как только закончится отведенный по обычаю срок, и станет точно известно, что ты не понесла от Саида, я тут же сосватаю тебя за одного из дальних родственников с побережья. Завтра я как раз уезжаю в Эс-Сувейру и займусь поисками подходящего для тебя мужа!
Рания услышала, как в коридоре затихли шаги разгневанного отца, и спиной скользнула вниз по шершавой старой двери прямо на холодный каменный пол, грязный от скопившейся за десятилетия пыли.
Ведь здесь никто никогда не убирал. Эта комната была знакома и Рании, как и всем в доме, имела дурную славу и страшную историю. Старинная притча переходила из поколения в поколение, передаваясь  из уст в уста.
 Когда-то дом принадлежал знатному и богатому египтянину, который и построил его по подобию дома, стоявшего в Каире. Но по обычаю его страны того времени в каждом доме имелась так называемая «женская комната», страшное место для тех, кто подвергался наказанию в ней – заточению до конца жизни без права выхода из неё. В двери было крохотное оконце, через которое пленницам подавали воду и хлеб, чтобы они раньше времени не ушли из жизни. Наказанными оказывались женщины, которые чем-либо провинились перед семьей или мужем.
 Рания уже не помнила тех рассказов, которые ей приходилось слышать в детстве и воспринимались как очень страшные истории, а им с Аминой даже в голову не могло прийти, что однажды одна из них окажется внутри жуткой  комнаты, получив наказание за совершенный харам.  Только не с ними могло бы такое случиться!
И вот теперь она здесь!
В комнате было почти совсем темно. Крохотное оконце под самым потолком почти не пропускало в помещение свет с улицы. Комната была   небольшая и на первый взгляд  совершенно пустая.
Рания не сразу смогла заметить в углу старинный светильник, рядом с которым лежал коробок спичек («Видимо, родственники подготовились к моему возвращению», - мелькнула мысль у Рании). Здесь же стоял небольшой кувшин, но было ли в нем что-либо или нет, с места, где находилась отверженная, было не видно. Да, судя по всему, в том же углу лежал покрытый слоем пыли древний тюфяк, вероятно,  набитый некогда травой, теперь превратившейся в труху. И это всё!
Это значило, что спать Рании придется на каменном полу, подстелив под себя снятую паранджу – ещё вспомнишь добрым словом дядю Абдула, заставившего её надеть  черное одеяние из плотной ткани. Теперь оно станет и её постелью, и одеялом.
А принесут ли ей покушать? В кувшине может быть только вода, если он, конечно, не пустой ещё со времен последнего заточения столетней давности, как сказал отец. Но у Рании уже давно сводило от голода пустой желудок.
- Амина уже дома, поела и отдыхает. А я… Предательница! Могла, но не захотела мне помочь,  – снова свалила с себя вину на сестру, не подумав раскаяться, Рания.
Но была и ещё одна проблема, которую ей хотелось бы решить как можно скорее…  Молодая женщина осмотрелась, её глаза привыкли к сумраку, который, судя по часам на сотовом телефоне, вот-вот перейдет в ночную темноту. Что она собиралась увидеть? Туалет? Унитаз? Не было даже ведра. Но в  углу комнаты было небольшое отверстие, которое и служило для подобных нужд несчастным, оказавшимся в заточении. «Всё, как в тех древних рассказах», - ужаснулась Рания.
- Не может быть, чтобы родители оставили меня ночевать в этой комнате. Если завтра отец уезжает в Эс-Сувейру, где у него всегда были дела в ювелирных лавках, то поездка займет несколько дней, и он, конечно, прикажет матери выпустить меня сразу, как только за ним закроется дверь дома. А сейчас им хочется вот так наказать меня после жалоб Саида!
Рания не могла поверить, что всё это происходит с ней на самом деле. Ещё вчера утром она прогуливалась по саду и целовала сына, а сегодня она сидит под дверью комнаты, запертая на ключ, как пойманная с поличным одалиска. Ей не принесли ни поесть, ни попить, не дали ни матраца, ни теплого одеяла. А что там отец грозился насчет мужа, которого ей найдет? Она не станет выходить ни за кого замуж!
- Ещё чего! Аллах, убереги меня от подобной глупости! Саид отходчив, он всегда возвращал жен, с которыми разводился.  Он так же поступит и со мной, - самонадеянно думала Рания, забывая о том, что Саид разводился и снова возвращал не кого-то, а только Жади, которую любил, не смотря ни на что.
Рания брезгливо отряхнула пыль с одежды, но была вынуждена снова поплотнее завернуться в паранджу, откинув часть её только с лица, а затем, устав сидеть, с чувством отвращения прилегла на совершенно плоскую и пыльную подстилку, оказавшуюся засохшим мешком из бараньей шкуры, вывернутой наизнанку. Лежать на нем было холодно, и Рания всё время прислушивалась, надеясь, что раздадутся шаги, и послышится звук поворачиваемого в замке ключа. Потом её выпустят, решив, что недолгое заточение пошло ей на пользу – надеялась женщина.
Но прошло несколько часов, судя по цифрам в углу экрана на сотовом телефоне, зарядка которого почти села, а никто так и не пришел к ней. Рания уже успела воспользоваться допотопным отверстием в полу, так и не дождавшись, когда сможет добраться до благ цивилизации, имевшихся в родительском доме.
Наконец, наступил час вечернего намаза, а за стеной дома зазвучал призыв муэдзина к молитве. Рания горячо помолилась, прося Аллаха вернуть ей Саида и прежний мир, из которого её так внезапно выдернули. Она вспомнила сына, вспомнила благополучных жен Саида. Так почему у неё всё должно быть плохо?!
Но когда закончился намаз, а потом прошло ещё несколько часов, а за стенами дома Фес погрузился в ночную мглу, никто так и не пришел освободить её.
С улицы в узкое отверстие под самым потолком комнаты, находившейся на первом этаже дома, доносились разные звуки – крики ослов, хохот  обкуренных гашишем  парней, скрип тележек запоздалых прохожих-торговцев…  Город  жил обычной жизнью. И никто в Фесе не знал о случившемся с ней, а узнав, не захотел бы вмешиваться в дела семьи, заточившей собственную дочь в «женскую комнату», как когда-то поступали в древности или делают и сейчас, возможно, в каких-нибудь очень религиозных семьях.
Рания вдруг вспомнила, как Фатима пересказывала прочитанный роман одной американской писательницы. Конечно, автора она не запомнила, но в книге описывалась история жизни родственницы короля из Саудовской Аравии, одной из многочисленных принцесс, которая решилась рассказать миру правду о собственной жизни и окружавших её людей. Да, там что-то говорилось о женщине, оказавшейся в «женской комнате». Как Фатима тогда возмущалась прочитанным! Это наказание назвала дикостью. А Рании тогда было всё равно: если кто-то и оказался в такой ситуации, значит, заслуженно!
Теперь же сама Рания была заперта в подобном ужасном месте. Если бы Фатима только узнала, если бы она узнала, как поступили родственники с её соперницей! А Саид? Он – знает или нет?
Рания заплакала от осознания собственного бессилия. Там, в Бразилии, Зулейка с Фатимой и Саидом скоро сядут ужинать, на столе снова будет стоять блюдо с любимым мясом Саида – бараниной мишуия. Потом принесут таджин – наверно, с цыпленком и солеными лимонами, которые в своё время искусно засаливала именно она, Рания! Что подумают о ней те, кто поднесет ко рту подцепленный вилкой золотистый плод из таджина? Вспомнят и спросят у Саида, что будет теперь с Ранией? Или посмеются и позлорадствуют? Порадуются тому, что она больше не появится за столом и её вообще её никогда не будет в доме Саида?
- Не может этого быть! Как это: я никогда больше не увижу дом, с которым столько связано в моей жизни? А мой сын? Как там мой Мунир? А что теперь будет с моей комнатой? Или она недолго будет пустовать? Если мой отец решит найти мне нового мужа, то ведь и Саид может захотеть взять ещё одну жену! А махр? Что Саид сделает с золотом, которое я хранила в его сейфе? Он разделит его между Фатимой и Зулейкой, или вернет отцу?  Или отдаст мне лично?
«Принесет прямо в эту комнату и отдаст лично в руки!» - так сказала бы Амина, услышь она её  мысли.
Рания просунула руку под ткань на груди и ощутила под пальцами твердость  металла: золотое украшение, которое она по совету сестры надела под платье, выходя в сад и не ожидая в тот момент никакого подвоха,  осталось с ней.
-  Почему мне не удалось забрать с собой и другие драгоценности, - сожалела она теперь, уже предчувствуя в глубине души, что ничего хорошего ожидать не придется.
- Амина! Хитрая и подлая змея! – застонала Рания. - Она ведь всё знала – знала, что именно ждет меня дома! И что Саид всерьез откажется от меня – тоже знала, но не захотела помочь мне выкрутиться. Она мне завидовала все годы – и когда я только вышла замуж и стала всего лишь второй женой, боролась с Жади. И потом – когда я стала первой женой, и  когда появилась Зулейка, а сама Амина вышла замуж за своего старика-толстяка! Я была женой очень богатого мужчины, миллионера, а сестра – всего лишь женой торговца коврами! Она мне завидовала, и поэтому теперь отказалась помогать! – изводила себя Рания, возводя напраслину на родную сестру.
Она долго плакала, а потом, когда  совсем осталась без сил – уснула, поэтому не услышала, как в комнату вошла служанка, тихо укрыла Ранию старым дырявым одеялом и поставила возле неё тарелку с фруктами и полиэтиленовый пакет с черствым хлебом. Несколько бутылок минералки были прислонены к грязному пустому кувшину.
… Верная служанка матери Рании, Айша, а это была она, с сожалением посмотрела на молодую женщину, оказавшуюся  в  передряге, какую и врагу не пожелаешь, и, осторожно ступая по каменному полу, усыпанному мелкими камешками, какими-то опилками, ветошью и прочим мусором и устланному вековой пылью, вышла за дверь, где с суровым видом её дожидалась мать пленницы.
Лицо её белело в почти полном мраке коридора, освещаемого лишь небольшой свечой в бронзовом светильнике, который она держала в руках. Темные платок и джеллаба, сливаясь с окружавшей  тьмой, делали фигуру женщины незаметной. Лара Ламис не сделала и попытки войти в комнату и увидеть дочь.
Когда служанка вышла, выполнив миссию, ключ снова был повернут в скважине замка, а женщины, отойдя от двери темницы, тихо заговорили друг с другом. Точнее – служанка отвечала на вопросы хозяйки дома.
- Как она? Так уснула, что даже не проснулась от твоего появления в комнате?
- Нет, Лара Ламис,  Рания не проснулась. Даже не пошевелилась. Видимо, так сильно потрясение.
- Моя дочь сама виновата! Сколько раз я предупреждала её, что всё так и кончится! – страдальчески произнесла женщина.
- Но если лара Рания ещё несколько ночей полежит на каменном полу, она сильно простудится и не доживет до поездки в Эс-Сувейру к новому мужу.
- Аллах знает, что делает, Айша. Если будет на то воля Всевышнего, моя дочь не выйдет из этой комнаты, и как мне кажется – так для неё будет лучше. После праздной жизни в доме Саида она не сможет ужиться в нищей хижине рыбака! Она всю оставшуюся жизнь станет мучиться от мыслей о потерянном счастье.
- А что собирается делать сид  Ахмет, отец Рании?
- Кто же может узнать его планы? Он никогда не рассказывает мне о том, что замышляет. И в этот раз не поделился  со мной, как собирается поступить с Ранией!
- Но ведь Вы, Лара Ламис, можете выпустить дочь из комнаты, как только хозяин уедет из дома? У меня от одной мысли об этом ужасном месте мурашки бегут по коже!
- Нет,  Айша, я этого не сделаю. Судьба Рании в руках моего мужа. Ключ от комнаты я не брала тайком, он сам дал мне его. Но если я выпущу дочь из места, которое муж выбрал для нахождения Рании в нашем доме, то сама рискую оказаться здесь до конца дней. Ранию же ждет другая жизнь: муж, дети, которые могут у них родиться, свои радости, пусть и не такие, как в доме богатого Саида Рашида. Ведь и в рыбацких семьях тоже есть радость, особенно, если муж строг к женам и детям, а настольной книгой является Священный Коран. Но, повторюсь, Рании очень непросто будет привыкнуть к новой жизни, совсем непросто! Иншалла!
- Бедная Рания! Аллах! Она не сможет выдержать той судьбы, на которую решил её обречь родной отец! – шагая за хозяйкой, бормотала под нос старая служанка.
- Моя дочь сама выбрала такую участь, - твёрдо сказала Лара Ламис. – Это не решение её отца, а путь, на который её направила судьба, которую Рания постоянно испытывала.
- Рании не стоило гневить Аллаха! Такого мужа, как Саид, у неё больше не будет, - покачала головой Айша.
- Да. Именно так. Если бы муж не поддался на сладкие речи сида Абдула и решающее слово деда Рании, то женой Саида Рашида могла стать  Амина. И с ней, я уверена, ничего подобного не случилось бы!  Амина – такая разумная, в чем-то хитрая и находчивая. Она никогда не пошла бы напролом к цели, которую поставила бы для себя…  И моя вторая дочь была бы сейчас очень счастлива, и любима, и уважаема мужем. Возможно, она осталась бы единственной женой Саида. Рания же всё испортила для себя.
- Но что такого ужасного  совершила Рания? Её муж, пусть даже и Саид Рашид, всё-таки мужчина. А мужчинам не нужны серьезные причины для развода, главное – повод.
- Нет… У Рании с Саидом давно не ладились отношения. А полгода назад, когда Саид  привез семью в Фес, чтобы сосватать дочь и найти невесту племяннику, Рания то и дело ссорилась с другими женами. Своими раздорами она довела мужа до того, что он привел  Ранию к нам домой и сказал её отцу, что серьезно задумывается о разводе и разведется, если Рания не использует последний шанс исправиться. Но ревность к двум другим женам застила Рании разум.
Шаги двух женщин были едва слышны на каменных плитах этажа в нежилой части дома. Их фигуры благодаря светильнику отбрасывали слабые тени на стены неосвещенного более ничем узкого коридора. А чтобы эхо не гуляло по длинному проходу, хозяйка и служанка говорили очень тихо.
- Алхамдуллилах! Как же так: Рании тогда же следовало взяться за ум и читать Коран – в этой Священной книге есть ответы на все вопросы. Так говорит сид  Хишам, дед Рании.
 Лара Ламис охнула.
- О-о-о-!!!! Я совсем забыла! Муж приказал мне оставить в комнате для Рании Коран, чтобы она заучила суры, которые он отметил и заложил закладками. Я забыла книгу на столике! Аллах! Когда муж поймет, что я  не отнесла Коран, он придет в ярость!
- Лара  Ламис, надейтесь на то, что сид  Ахмет уже уснул. Он мог не заметить, что Вы не взяли  собой Коран, а Вы не признавайтесь. Уберите книгу в ящик стола, надежно спрячьте, а завтра отнесете  в комнату после отъезда мужа.
- Но как я  попаду завтра в комнату, если муж заберет ключ с собой? – трясясь от страха, проговорила женщина.
- Но ведь сид Ахмет уезжает на несколько дней, и Ранию Вам придется кормить. Как-то же Вы будете передавать ей еду?
- Это не сложно: внизу в двери есть  маленькое оконце. Через него пройдет небольшое блюдо с едой или пакет. Бутылка с напитком. А Коран?! Это харам – даже пытаться просунуть Священную книгу через такое негодное место.
- Тогда надейтесь на лучшее. Хозяин может оставить ключ от комнаты Вам. Мало ли что может случиться в его отсутствие с Ранией?
- Вот что я думаю, Айша: не вернуться ли прямо сейчас в комнату и  сделать так, как велел её отец? Он спит, надеюсь…,  иншалла! Я смогу незаметно вынести книгу из комнаты, где муж оставил её на столике, а ты так же незаметно снова войдешь и положишь её возле спящей Рании.
- Что Вы, госпожа,  - ужаснулась Айша. - Ключ так громко скрежещет в замке, что теперь уж Рания точно проснется! И тогда поднимет крик на весь дом! Она захочет, чтобы её выпустили, и не миновать нам её истерики!
- Больше никого не интересует, что захочет или не захочет Рания! Но ты права: крики разбудят моего мужа, это может закончиться плохо и для нас с тобой. Отнесем Коран завтра. Иншалла!
- Иншалла, Лара Ламис! Если Аллах позволит, Рания получит Коран завтра и не станет поднимать шум. Пусть она смирится со своей участью.
- Иншалла!
Они пошли дальше, поднялись по лестнице, где  на одной из верхних ступеней был предусмотрительно оставлен старый бронзовый фонарь, внутри которого горела свеча.
- Пламя не погасло, вон как тени пляшут на стене, как будто собрались шайтаны и скачут по камням стены! – бормотала еле слышно служанка.
- Проходи скорее, Айша, бери фонарь и подними его повыше. Там выщербленные ступеньки, как бы нам не споткнуться, - озабоченно проговорила мать Рании. Верхний свет они нигде не стали зажигать, даже оказавшись в жилой части дома.
- Только бы муж не проснулся, если он так и остался сидеть в кресле, дожидаясь моего возвращения из той комнаты…  Пройдем тихо, чтобы не побеспокоить его.
Обе женщины вернулись в зал, где на столике лежал оставленный Коран, а затем, положив книгу в надежное место, они прошли в столовую и на кухню, где сонная молоденькая служанка заварила им свежего мятного чая, от которого женщины ждали успокоения после пережитых неприятных моментов.
 Айша отряхнула на себе  пыльный бок джеллабы, а затем, увидев, в каком состоянии  платье на госпоже, помогла и ей привести одежду в порядок.
 - Странно, как же Вы так запачкались? Вы даже не входили в комнату! Как же там грязно! Сколько пыли и целый слой мусора! Почему хозяин не приказал привести в порядок помещение, зная, что там будет находиться его дочь?
-  Айша, какая же ты наивная! Ранию ждало наказание, которое должно  встряхнуть её и напугать! Её отец был так зол на неё, что мог просто приказать выпороть тут же во дворе дома! Я удивляюсь тому, что он этого не сделал! Если бы он захотел принять Ранию в доме как дочь, особо не наказывая, её просто отвели бы и закрыли в её бывшей комнате. Но у мужа лопнуло терпение, когда сид Абдул отдал ему документы Рании с сопроводительным письмом, в котором многое объяснялось из того, о чем мы ещё не знали …
- Что же такого мог написать сид Саид? Чем провинилась лара Рания? – никак не могла успокоиться Айша, знавшая, тем не менее, вредную девчонку с детства.
- Мы ещё узнаем об этом. Мне предстоит ещё не раз услышать упреки мужа в том, что Рания стала такой по моей вине, из-за неправильного воспитания. Амина и Рания всегда почитали отца, но не испытывали трепета передо мной.
- Но Вы же мать, лара  Ламис! Отец строг, а мать и должна проявлять мягкость и любовь к детям. Аллах всё видит, Вам не в чем винить себя.
- Аллах велик! Он сделает всё по справедливости. Если Рании суждено когда-нибудь вернуться к Саиду, то Аллах внушит ему мысль простить Ранию и повернет её судьбу так, что рыбак, которому отец обещал в жены дочь, возвратит её Саиду. Я не знаю, как бы это могло  случиться, только с помощью чуда...
- Аллах может творить чудеса, лара Ламис. Ему подвластно всё в этом мире. Как говорит сид Абдул, даже лист с дерева не упадет, даже мышь не выроет нору, если не будет на то воли Аллаха!
- Да, Айша, и Аллах знает обо всех делах, творимых человеком.  Он видит всё и всё знает. Даже маленький муравей  темной ночью не проползет по черной мраморной плите, чтобы Он не узнал об этом и не увидел муравья!
- Ничто не укроется от глаз Аллаха! – вторила расстроенной хозяйке Айша, думая тем временем, что если о выходках Рании знает Аллах и поступит с ней по справедливости, то Ранию ждет печальная участь, куда худшая, чем выйти замуж за рыбака из Эс-Сувейры. Если вспомнить, например, как однажды Рания ходила в лавку шуафы…
Но всё-таки бывшая жена Саида Рашида была дочерью её хозяев, в доме которых она прослужила много лет. Значит, она должна снисходительно относиться к Рании. И помогать ей в трудном положении. Не она ли  показала Рании несколько месяцев назад улицу, где  находилась убежище шуафы? Значит, Аллах накажет их обеих. Как говорится: если ты знаешь о совершаемом зле, но молчишь,  то ты тоже участвуешь в совершаемом грехе.
Только бы Рания не стала рассказывать об этом отцу! А значит, стоило облегчить положение пленницы, чем возможно. И она постарается так и сделать! Завтра же, как только за хозяином закроется дверь, она проберется к двери комнаты и поговорит с несчастной.

  На следующий день рано утром отец Рании уехал в Эс-Сувейру, захватив ювелирные украшения, которые сбывал через одну из лавочек, принадлежавших родственнику.
  Сид Ахмет был отличным ювелиром, его изделия расходились без проблем по всему Фесу. Но, даже имея постоянных клиентов, а  также массу покупателей из числа туристов, конкурировать с более молодыми мастерами становилось всё сложней. 
Выручали небольшие магазинчики на побережье и собственная лавка. Но сейчас сиду Ахмету надо было решить семейную проблему, и поэтому, прикрываясь деловой  стороной поездки, он собрался навестить нескольких родственников в Эс-Сувейре, которым он доверял настолько, что поделился возникшей с дочкой проблемой.
Когда Саид Рашид впервые всерьез предупредил о возможности развода с Ранией, сид Ахмет задумался, как ему поступить в случае, если всё же подобное случится. Позор – иметь под крышей дома разведенную дочь. Но  такого он терпеть не собирался. И как он не любил в глубине души Ранию, как ни уговаривала его другая дочь – Амина - не предпринимать такого шага, он понимал, что единственным выходом из положения может быть только быстрое замужество провинившейся.
И сид Ахмет стал искать возможных мужей для вздорной дочери, которую, как он предчувствовал, рано или поздно ему вернут из Бразилии. Последнее средство – поездка Амины к сестре под предлогом побывать на свадьбе у Хадижи, не дала результата. И теперь  отец радовался тому, что ещё в феврале присмотрелся к одному возможному кандидату в мужья.
 Дочь была бы в ужасе, если бы заранее узнала, кому отец собирался её сосватать. Но теперь и родственники в один голос уверяли, что другого мужа разведенной женщине, от которой отказался такой известный и уважаемый человек, как Саид Рашид, не найти.
И сегодня же Рании предстояло стать женой уважаемого старца из  богатого района Эс-Сувейры, владельца гостиницы и рыбного ресторана, сида Абдесслама Дрисси. Отец негодной дочери ещё за день до возвращения её в Фес созвонился с ним и выяснил, что тот всё ещё не прочь стать женихом молодой и красивой женщины, пусть даже и разведенной. Наоборот, лично зная Саида Рашида, сид  Абдесслам  решил, что ему достанется жена, знающая правила поведения в обществе, разбирающаяся в таких вещах, о которых другие марокканские девушки и понятия не имеют. Одним словом, сиду  Дрисси хотелось иметь «красивую витрину» своего  «семейного здания».
Он уже не помнил, когда женился в последний раз – его младшая жена покинула его вслед за тремя старшими женами много лет назад. Единственный сын жил за границей, кажется, где-то в США, и вёл жизнь, далекую от обычаев исторической родины, которую вспоминал тоже очень редко, ещё реже бывая в Марокко. Поэтому одинокий сид  решился на склоне лет обзавестись новой семьей.
 Но требовал сосватать ему жену молодую и красивую. Зная вздорную натуру  и неуживчивый характер жениха, среди местных невест не нашлось такой, которая согласилась бы стать его супругой. А зная вкус и требования к невесте  сида  Абдесслама, таких девушек не оказалось и вовсе. Кроме Рании.
У отца Рании даже закралось подозрение  - не подтолкнул ли сид Абдесслам  Саида к разводу с  дочерью, желая поскорее получить её в жены… Но как можно было бы доказать такое? Саид не признается, как и сид  Дрисси, который в свете последних событий стал желанным женихом для Рании в глазах её отца.
Саид четко расписал в письме, как он предлагает распорядиться махром,  положенным Рании после развода с ним, чтобы она не была ни в чем обделена. Он же делал бывшему свекру предложение, теперь уже запоздавшее, т.к. сид  Ахмет дал согласие на брак с дочерью сиду  Абдессламу, как только Амина позвонила ему из аэропорта Рио-де-Жанейро и сообщила, что самые ужасные предположения подтвердились: Саид развелся с сестрой…
Теперь  Ахмета мучили сомнения: не поторопился ли он с решением? Но забрать назад данное слово он не мог. И поэтому  Рании предстояло стать женой семидесятилетнего старика, который обещал дать его дочери обеспеченную жизнь, а в будущем - наследство, оставив Ранию уважаемой вдовой.
Сид  Ахмет теперь не знал, как ему поступить: отказаться от своего слова он не мог, но и объяснить Саиду ситуацию, когда, ещё не дождавшись окончания трехмесячного срока для подтверждения по обычаю развода, а значит - по сути,  не разведенную ещё чужую жену – Ранию её отец уже сосватал, найдя другого мужа.
Абсурдная ситуация, и отец Рании не знал, как ему поступить. Он ехал в Эс-Сувейру и размышлял об этом, но не мог найти верного решения, придя к выводу, что только Аллах сможет подсказать, как должно поступить. Надо только подождать знаков судьбы.
Но если Рании предстоит стать женой старика – собственно, почти ровесника собственного отца, то всё-таки это для неё будет лучше, чем оказаться женой рыбака, промышляющего ловлей рыбы и живущего в нищем домишке с женами и детьми, куда Рании предстояло бы войти третьей или даже четвертой женой! Такой перспективой  пугал сид  Ахмет жену и дочь Амину, зная, что, в конце концов, они перескажут всё Рании, которая могла бы задуматься о таком будущем и сделать всё для того, чтобы его избежать. Но нет, угрозы не испугали глупую девчонку, какой была Рания в глазах отца. Теперь он вынужден был отдать дочь в жены сиду  Абдесламу.
Сегодня же в мечети будет подписан брачный договор между отцом невесты и женихом, а на свадьбу, которую собирался устроить жених, отец привезет Ранию через несколько дней.
- Наверно, жена уже сообщила Рании о том, что её ждет. Как ни хотел я говорить об этом, но жене рассказать пришлось. Делать нечего, пусть будет, как суждено случиться. Иншалла!-  мысленно уговаривал себя сид  Ахмет, сидя в автобусе, который следовал из Феса в Касабланку. А затем на поезде  несчастный отец  собирался ещё сегодня добраться до Эс-Сувейры…

5.4. Глава 5 часть 6
***Рания же  не спала всю ночь, проснувшись сразу же, как только за служанкой матери закрылась дверь. Она услышала сквозь сон, как в замке повернулся ключ, но она была такой измученной и уставшей, что до её сознания даже не дошло, что за ней могли прийти, чтобы освободить! Потом Рания неосторожно заворочалась, стараясь плотнее затянуть накидку на груди, чтобы холод меньше проникал под одежду. И вдруг до неё дошло, что она укрыта одеялом!
Она резко повернулась и приподнялась на лежанке, при этом задев одну из бутылок с минеральной водой, оставленных возле кувшина. Бутылка упала и покатилась, а затем холодная пластиковая поверхность коснулась руки молодой женщины. Рания от неожиданности взвизгнула и стремительно подскочила.
- Аллах! Помоги и сохрани меня, Всевышний! Что это? Что это было? – в испуге повторяла она, ничего не видя в темноте. Шарить рукой вокруг себя ей было страшно.  Она постояла некоторое время, но больше не раздалось ни звука. Тогда Рании пришлось снова улечься на лежанку, осторожно завернувшись в одеяло, в котором она обнаружила дыры, а на ощупь толстое шерстяное полотно было грубым, потертым и колючим.
- Понятно, это только Айша могла принести, только она! Неужели мать не придет ко мне? Она так боится прогневить отца, что не осмелится заговорить со мной, если он запретил это делать.
Она полежала ещё некоторое время, и вдруг ей стало казаться, что её нос чувствует аромат яблок…
- Как же хочется есть! – застонала Рания, не понимая, когда же ей принесут хоть что-нибудь. Не собираются же уморить голодом родную дочь?
И вдруг она поняла, что видит рядом  собой очертания тарелки с фруктами. Зрение привыкло к темноте, которая оказалась не такой уж непроницаемой. В оконце под потолком чуть проникал свет далекого фонаря, висевшего в конце улицы.
Присмотревшись, женщина поняла, что не ошиблась: когда она решила полежать, такая уставшая после всех перипетий дня, рядом с ней не было никакой чаши с фруктами.  Значит, ей не показалось: она действительно уловила тонкий  запах  яблок и фиников. Протянув руку, она взяла яблоко и жадно вонзила в его бок зубы.
Утолив голод ещё и несколькими финиками, она стала горячо молиться, прося Аллаха, чтобы Саид одумался. Рания  не могла поверить, что мужчина, который был её мужем столько лет, вот так просто в один ужасный для неё день взял и выставил её из дома.  «Саид никогда не разводился сразу, и со мной он не должен поступить по-другому. Он потом одумается. Аллах! Пусть Саид одумается, Алхамдуллилах!»
В то, что Саид может на самом деле с ней расстаться, она не верила. А вот в отце она не была уверена. «Отец-то как раз может выполнить угрозу, не дай Аллах случиться такому!» - трепетала от ужаса Рания, зная, как ценит  он  данное слово. А ведь он пообещал найти ей мужа и выдать замуж… «Нет, нет! Лучше тогда не дожидаться подобного исхода и сбежать из дома! У меня есть украшение, которое меня выручит.  Амина была права, говоря, что, продав его, смогу прожить  некоторое время, пока не получу махр от Саида.
Рания думала об этом всю ночь, то ложась на холодный пол комнаты (на подстилку, вонючую и пыльную!), укутавшись в одеяло поверх паранджи, то складывая его в несколько рядов и садясь сверху, скрестив ноги, то вставала, чтобы размяться. Но уснуть она уже не смогла. Слишком серьезно было её положение, наконец, она это поняла.
Она не могла дождаться утра, чтобы прояснить участь, ожидавшую её, и  добросовестно совершила намаз  перед рассветом, как только в темноте за стеной раздался протяжный голос муэдзина с соседнего минарета.
А затем время вновь потянулось медленно, и Рания отлежала бока даже через несколько рядов разных тканей, в которые была укутана, как в коконе. Когда в комнате едва посветлело, она обнаружила, что из еды есть ещё пакет с хлебом и бутылки с водой.
Перекусив черствой лепешкой и запив невкусной минералкой, Рания задумалась о тех несчастных, которые провели в этой комнате свои  дни, оказавшись запертыми и просидев до самой смерти.
 «Нет, со мной не может случиться такого! - не верила она.- Но что, если Саид не опомнится, а отец не найдет мужа? Тогда он может спрятать меня здесь надолго, и кто знает, сколько месяцев или даже лет мне суждено будет здесь просидеть. Нет, лучше сбежать отсюда. Придет Амина – попрошу её мне помочь. Должна же она хоть что-то для меня сделать? Окажись она в подобном положении, разве я не помогла бы сестре?»
Она успела забыть, как винила Амину в своих несчастьях и считала её завистницей. Ранией завладела мысль – уйти из дома отца, чтобы избежать участи тех, кто пил из вон того кувшина и жег масло в той вон медной лампе, похожей на лампу из сказки про Алладина!
Потом Рании показалось, что за стеной  по булыжникам процокали копыта, затем раздался недовольный крик осла, которого вывели из сарая и, видимо, впрягали в повозку. Затем послышались мужские  голоса, и тогда стало понятно, что для отца слуга собирает осла в дорогу, навешивая на его спину багаж. Ведь по медине до окраины города придется добираться или пешком, или верхом на ослике туда, где начинались современные кварталы с широкими улицами и хорошей дорогой, по которой ездил общественный транспорт.
- Отец не шутил, он в самом деле уезжает, и возможно, в Эс-Сувейру. Ну и что? Он туда всегда часто ездил, там живет много наших родственников, вот и теперь отец отправляется куда-то по делам! – утешала себя Рания, стараясь отогнать мысли о возможном муже, которым грозил ей отец.
Ещё через долгое время заворочался тяжелый ключ в огромной замочной скважине, но потом чей-то голос  что-то резко сказал, и скрежет прекратился, но внизу двери что-то заскрипело, зашуршало, и, наконец, появился небольшой проем под самой дверью. Вот в него-то и протолкнули для Рании плоское блюдо с едой. В полумраке не было  понятно, что это такое, но на вид это был кускус, зато запаха не было вовсе. Это говорило о том, что завтрак принесли вовсе не свежий. Скорее всего – собрали в тарелку то, что не было съедено накануне.
Теперь Рания была напугана по-настоящему. В их доме никогда не жалели еды. Но теперь она пленница, и ей приносят еду так, как если бы она была захваченным в плен врагом, а не провинившейся, но любимой  дочерью, которой могли бы принести горячий чай и свежую лепешку. Хотя бы так. Но этого не случилось.
Рания бросилась к двери, начала кричать. Звала на помощь, умоляла прийти к ней и выслушать, объяснить, как долго её собираются ещё продержать здесь. Но ответом была тишина. Может быть, кто-то и стоял недалеко от двери в темноте коридора, но на её крики  не было ни малейшей реакции.
Рания с досадой отошла обратно к лежанке, захватив из-под двери подачку. Она не ошиблась: в тарелке, прикрытой сверху полиэтиленовым пакетом, был положен холодный кускус. Несколько кусочков баранины, совершенно невкусной, потому что холодной, Рания всё-таки смогла прожевать, глотая слёзы. Увидев возле старого треснувшего кувшина повалившиеся в пыль и грязь бутылки с минералкой, она нашла объяснение тому, почему не принесли ни чай, ни кофе… Даже сок могли бы принести, но не сочли нужным.
«Это уже серьезно», - с тревогой думала она, размазывая по лицу слезы и дрожа от утреннего холода.
Наконец, когда она совсем отчаялась, в дверь кто-то заскребся. Рания в одно мгновение оказалась рядом.
- Кто пришел? Выпустите меня отсюда!
- Лара Рания, это я, Айша. У меня нет ключа, я не смогу Вас выпустить. Вам там страшно? Не бойтесь. Потерпите ещё сутки.  Ваш отец должен вернуться завтра, Вас выпустят, Вы сможете сходить в хамам, чтобы привести себя в порядок перед свадьбой…
- ..Чччтооо? Какой ещё свадьбой?! Какой свадьбой? – задохнулась Рания, чувствуя, что мир рушится у неё под ногами.- Не молчи, Айша, расскажи, что происходит в доме родителей! Что они задумали?
- Не родители, а Ваш отец, лара Рания, отправился рано утром в Эс-Сувейру к  будущему мужу, чтобы заключить брачный контракт.
- Какой ещё брачный контракт? У меня есть ещё почти два месяца перед окончательным разводом с Саидом! До этого я считаюсь его законной женой! Ведь я могу оказаться беременной от моего мужа.
- Но Вы не беременны, лара Рания, - послышался голос  Айши из-за двери. – Саид уверил Вашего отца, что оставшиеся до конца срока три недели – формальность. Ваш отец уже просватал Вас, лара Рания. Но мне приказано не говорить, кто жених. Все в доме обязаны молчать, чтобы не спугнуть удачу.
- Говори, Айша!Кого отец выбрал мне в мужья? – от злости Рания кинулась всем телом о дверь, которая от удара всего лишь  дрогнула.
- Не переживайте, госпожа. Вам не придется бедствовать и голодать! И замужество не продлится долго! Вашим мужем станет старик, ему за 70, сколько ему ещё осталось? Аллах скоро заберет его к себе. Но не выдавай меня, лара Рания!
- Кка-ка-кой ..йеещё ..ста-а-рик? – Рания стала даже заикаться. – Что за старик, Айша?
- Это уважаемый и богатый родственник мужа Амины, твоей сестры. Если Вы научитесь  угождать ему, то сможете обрести с ним счастье, так считает хозяин. Скрасьте последние годы его жизни, и он оставит Вас богатой вдовой. И тогда  станете сама себе хозяйкой.
- Мне никто не нужен! Никакой старик! Мне нужен только Саид! А если отец насильно выдаст меня замуж за родственника Амины – они все пожалеют,  что решились на это. И Амина с мужем тоже! Им стыдно иметь разведенную родственницу? Они получат дважды разведенную, потому что я не стану ничьей женой! Я вернусь только к Саиду!
- Лара Рания, но как же… Вы не можете ослушаться отца! Вы не имеете права пойти против его воли!
- Лучше молчи, Айша! Я ничего больше не желаю слушать! Или я выйду отсюда, когда за мной приедет Саид и заберет меня из этой комнаты, или я вообще отсюда не выйду! – плачущим голосом ответила Рания, сама не веря в свои угрозы. Она отошла от двери и, не выдержав, зарыдала уже в полный голос.
Всё кончено! Отец, конечно, найдет способ вытащить её из «женской комнаты», даже если Рания забьет отверстие для ключа камнями и грязью, которую наскребет с пола комнаты, и отдать в руки нового мужа. Но что же делать? Что?

***…- Что же делать? – с испугом спрашивала у матери Амина. – Рания способна на всё. Она и второго мужа доведет до желания развестись с ней. Никто из мужчин не станет терпеть её выходки.
- Не переживай, дочка. Как только вернется отец, Рания сразу же образумится. Иначе и быть не может.
- Аллах! Я так боюсь, что из-за сестры и у меня с Селимом начнутся неприятности! Мой муж не потерпит, чтобы имена членов его рода трепали сплетники по всей медине. Что же со мной будет?
- Тебе нельзя волноваться, Амина. Ты носишь в себе ребенка, береги его для мужа. А с Ранией мы с отцом справимся. Всё будет в порядке. Иншалла!
- Да, мама, иншалла!
Мать и сестра Рании прошли к лестнице, чтобы пленница не смогла их услышать. А служанку, которая по их приказу сообщила новости Рании, они отправили назад на кухню.
- Амина, не кори себя за то, что с Ранией так всё обернулось. Моя младшая дочь расплачивается за сделанный выбор. Но отец всё-таки сумел устроить её судьбу. Твоей сестре не придется бедствовать. Лучше иметь нелюбимого мужа-старика, чем жить одной, без мужа или с молодым, но  в нищете.
- Рания никого не примет, она признает только Саида.
- Нет, если бы она ценила мужа, признавала его, то не оказалась бы трижды разведенной с ним, - убежденно проговорила мать, держа в руках Коран, который до сих пор не смогла передать в комнату, где содержалась Рания.
- Если бы не болезненная ревность Рании, не её желание занимать в жизни Саида место первой, а ещё лучше – единственной жены, ничего этого не произошло бы.
- Это понятно, но такова её судьба. Теперь всё изменится для Рании. И о Саиде ей придется забыть. Есть кое-что, о чем ты не знаешь, дочка. Саид в последний момент усомнился в своем поступке, когда вы уже летели в самолете в Марокко, он позвонил в наш дом и… Я пока не стану тебе ничего рассказывать, но твой отец оказался в сложном положении. Он поторопился дать согласие на брак Рании найденному жениху, а Саид предложил... Ох, что там за шорохи? Пойдем в мою комнату, где нас не смогут услышать, так будет лучше, дочка. Рании пока не стоит ничего говорить. А Коран отнесем ей позже, после разговора. Ты должна кое-что узнать. Пойдем, Амина…
- Мама, как же Рания проживет на хлебе и воде? – спросила женщина, вдруг начав принюхиваться к чему-то.
- Что с тобой? – с тревогой посмотрела на неё мать.
- Запах печенья с корицей… Он доносится даже сюда, в отдаленную часть дома. Как только я забеременела, моё обоняние обострилось – я реагирую на все запахи.
- Поразительно. Кухня находится в другой части риада. Так далеко ароматы еды не разносятся по дому. А вот что касается печенья… Не пронес ли его Рании кто-нибудь  из служанок? Но муж приказал ничего не давать  ей из еды, кроме воды и лепешек. Пусть подумает, что отношение к ней не может быть и далее прежним!
- Бедная сестра!
- Не жалей её, Амина, не жалей! Когда-то я тоже была на стороне дочери, оправдывая все поступки. И вот к чему это привело.
Женщины, две близкие родственницы Рании, ушли прочь из старого крыла дома, а Рания, не подозревая об их присутствии, после разговора с  Айшей снова легла, брезгливо завернувшись в одеяло, а вскоре крепко уснула.
И снился ей сон… Она снова в доме Саида.
Она снова дома! Вот только никто её не видит почему-то, даже Мунир.  Зулейка и Фатима ожесточенно спорят, деля между собой украшения, стоя прямо у сейфа с открытой дверцей. «Откуда в этом зале сейф?» - не смогла не удивиться Рания даже во сне. А жены Саида уже вынули все футляры с её драгоценностями, разложив их на столе и открыв каждое украшение. От бриллиантов шло такое ослепительное сияние, что даже Рания вынуждена была прикрыть глаза, не смотря на желание увидеть, чего именно уже не хватает из украшений.
Но вот Мунир видит на шее Фатимы ожерелье и кричит, что оно принадлежит его маме! Пусть Фатима  положит его на место, потому что мама скоро вернется! Но Фатима, теперь уже вторая жена. дико хохочет над мальчиком, показывая на него пальцем, согнувшись от смеха. А Зулейка строго говорит Муниру: «Рания никогда больше не вернется в этот дом!». Сама Рания не может сказать ни слова, хотя она открывает рот, но её не слышат, и она тоже себя не слышит…
 А тем временем Фатима сгребает со стола все украшения в шкатулку, которая всегда стояла на туалетном столике в комнате Рании. Тогда Мунир пытается выхватить у Фатимы из рук шкатулку, но роняет её. Золото раскатывается по всему полу, блестя металлом и сверкая бриллиантами на солнце. И Рания удивляется, почему украшений так много? Но тут к её сыну подбегают жены Саида и платками, (её платками, оставшимися в её шкафу!) изо всех сил хлещут ребенка по спине. Мунир, отворачиваясь от ударов и закрываясь руками, громко плачет, а она, Рания, пытается кричать, но её никто не слышит, как будто её нет рядом.
Но вдруг  появляется Хадижа. «Неужели муж вернул её после свадьбы?» - удивляется Рания. И слышит, как она говорит: «Вот так, Рания! Когда отец развелся  и  выгнал из дома мою мать, ты тоже хотела забрать мамины платки! Теперь ты понимаешь, как это нехорошо?» Появляется откуда-то Жади и уводит Хадижу прочь. А Рания недоумевает, почему же дочь Саида её видит, а Фатима и Зулейка – нет? Но тут её сына снова начинают бить женщины,  Рания бросается к ним, чтобы защитить маленького сына… И кричит, кричит, кричит, зовет на помощь Саида…
… Рания проснулась в горячем поту. Сердце колотилось так, будто она и в самом деле только что подралась с обеими одалисками. Сон был настолько ярким, что было трудно поверить – те, кого она только что видела во сне, как наяву, очень далеко от неё. Марокко и Бразилия разделены   огромным океаном, через который даже на самолете лететь приходится много часов.
- Что означает мой сон? -  с тревогой подумала женщина. – Что с моим сыном? Что … с золотом?  Ведь это моё золото, оно принадлежит после развода мне, и никому больше! Нет, этот сон что-то должен означать!
Рания встала и пробралась к тому углу, что был ближе всего к оконцу в стене, которое теперь и было единственным источником света. Она достала из-под ворота платья единственное своё сокровище  - драгоценность, которую сумела сохранить благодаря дальновидности Амины. Расстегнув замочек, она растянула на пальцах и ладонях золотое ожерелье, в глаза бросились ярко-синие сапфиры в обрамлении бриллиантов. Это не было сном, поэтому в  сумрачном свете  пробивавшегося в комнату дня бриллианты отнюдь не блестели, не горели и не играли на солнце гранями. Наоборот, казались какими-то тусклыми, ведь и солнечные лучи не заглядывали в комнату.
- Какое красивое! И какое дорогое, оно же стоит безумных денег – Саид не подарил бы дешевую вещь! Неужели и с этой чудесной вещицей мне придется расстаться? Но как я смогу  воспользоваться ею, если я даже из комнаты не могу выбраться?
Рания едва не выронила украшение, когда за её спиной снова заскрежетало в замке, а когда она успела кое-как застегнуть драгоценность на шее и спрятать его под платье, дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели Рания увидела сестру.
- Амина! – обрадовавшись, бросилась Рания к двери. – Наконец-то, хотя бы ты ко мне решилась прийти!
- Вот, возьми, но не говори никому, когда тебе принесут другую еду, - протягивая сверток, попросила сестра.  –  Здесь печенье в пакетике и кусок запеченной баранины. Покушай, тебе не стоит терять силы.
- Амина! Что за история про жениха-старца, которого мне нашел отец?
- Тише, Рания! Не говори так громко, ты же знаешь, какие в нашем доме слуги: передадут друг другу каждое сказанное нами  слово.  Ешь, пока я здесь.
- У меня такие грязные руки, и вымыть негде.
- Ешь, Рания. Отец отдал на твой счет суровые распоряжения. А замуж тебе выйти придется. Так или иначе.
- «Нет, не выйду», - замотала головой Рания, не имея возможности произнести хоть слово с набитым ртом.
- Ты выйдешь замуж и обойдешься без скандалов!- предостерегающе подняла руку Амина. – Я тебе кое-что объясню…
Рания, едва проглотив плохо пережеванный кусок, чтобы скорее ответить, снова замотала отрицательно головой и сказала:
- Нет, нет и нет! Ни за что не променяю Саида ни на кого другого! Лучше остаться одной, чем потерять его навсегда, став женой марокканца, выбранного отцом.
Видя, что разговор не получается, потому что Рания не желает ничего понимать, Амина спросила:
- Хорошо, но объясни тогда, чего ты хочешь? Как ты собираешься вернуть Саида? На что ты надеешься?
Сестра растерянно молчала. Амина усмехнулась:
- Ты надеешься, что он передумает и приедет за тобой?
- Да! Почему бы и нет, Амина?
- Вот как? Допустим, он приехал. И что? Он развелся с тобой официально, по бразильским законам, но и по нашим законам он дал тебе третий развод, а третий – уже окончательный. И теперь, даже если Саид передумает, он не сможет на тебе жениться!
У Рании округлились глаза, она слушала Амину молча, не зная, что сказать. Разумеется, она знала, что после третьего развода мужчина не может вновь соединиться с женщиной, с которой развелся, и, тем не менее,  как-то к себе она не относила это правило. И признать, что всё настолько плохо в отношении Саида, ей тоже не хотелось.
- Так кем ты согласилась бы стать для Саида, если бы он за тобой приехал? Помнишь, он привез Жади в качестве няни в ваш дом, и тебе это не понравилось? Ты хочешь и себе такой судьбы?
- Но что же делать, Амина? Саид может всё! Если он захочет меня вернуть, то у него всё получится. Зачем ты меня отговариваешь?
- Ра-ни-я! Опомнись! Я тебе желаю добра! Саид не всесилен, и то, что Жади пришлось выйти замуж за Зейна, чтобы он снова имел право взять её в жены, этому доказательство.
- К чему ты клонишь, Амина? – с подозрением спросила Рания. – Ты ведь не просто так пришла ко мне? Служанка сказала мне, что найденный отцом жених – родственник твоего мужа. Может быть, всё дело в этом?
- Как ты можешь так говорить, Рания?
- Амина, признайся, тебе бы стало приятно, если бы меня выдали замуж за старика из Эс-сувейры. Ведь тогда твоё замужество стало бы более привлекательным, чем моё! Ведь сейчас твой муж Селим и сравниться не может с моим Саидом!
- Как же ты глупа, Рания! – осуждающе произнесла задетая за живое Амина.- Я никогда, никогда не завидовала твоему замужеству! Но ты, кажется, до сих пор не поняла, что Саид больше не твой муж. Он не твой! И никогда больше не будет твоим. Шанс, что Саид одумается и вернет тебя, даже если тот старик от тебя откажется, ничтожно мал! Но это ещё вопрос – захочет ли Саид возвращать тебя? Для чего ему тогда стоило разводиться с тобой?
- Это всё происки Фатимы и Зулейки! Завистницы! Кобры! Пусть Аллах разобьет их счастье на мелкие кусочки! Пусть прольет на них море слез! Пусть Аллах …а-а-а-ааааа…, - зарыдала от злости Рания.
- Прекрати, Рания! Сколько раз я слышала всё это от тебя! Саид ценил тебя как хорошую хозяйку и любящую жену – так было всегда. Но ты всё сделала, чтобы он устал от тебя! Вот – правда. В этом только твоя вина!
Рания, успев во время перепалки убрать еду в карман паранджи, теперь стояла, отвернувшись от двери, чтобы Амина не увидела её горьких слёз.
- Смирись, Рания, и прими судьбу, приготовленную тебе Аллахом! И кто знает, может быть, Всевышний  услышит твои мольбы и вернет тебя в дом Саида.
- Неет! Я не хочу возвращаться к нему няней Мунира. Быть служанкой в своем собственном доме? Это невыносимое унижение, даже если бы там не было Фатимы и Зулейки, которые станут издеваться надо мной!
- А вот Жади было всё равно, станешь ты над ней смеяться или нет! Она была рада вернуться к дочери, чтобы снова быть рядом с Хадижей! Вспомни, как ты обошлась с ней тогда, - всё-таки подколола сестру Амина.
- Не напоминай, Амина. Мне иногда кажется, что ты не на моей стороне. Тебе нравится Жади? И раньше нравилась? Так?
- Рания, почему мне должна нравиться или не нравиться Жади? При чем здесь Жади? Сейчас речь о тебе. О твоем будущем!
- Что ты предлагаешь, Амина? С чем ты пришла ко мне?
- Вот что: Саид очень удивил отца тем, что ПЕРЕДУМАЛ отправлять тебя в Марокко. Он позвонил в Фес, когда мы уже вылетели из Парижа в Марокко, и попросил отправить тебя обратно, но…
- Вот видишь, Амина! Почему же меня посадили в эту комнату, где даже в туалет нормально не сходить? Саид приедет за мной, вот увидишь, он завтра же за мной прилетит!
- Не прилетит, - жестко сказала Амина. – Не надейся.
- Но ты же сказала только что, что Саид передумал! – возмутилась  уже обрадованная Рания.
- Ну и что? Ты ведь не желаешь дослушать, чем закончился разговор отца с Саидом. Всё время перебиваешь меня, не даешь договорить!- упрекнула Амина.
- Так говори же! – обеспокоено сказала Рания.
Амина посмотрела на неё с сочувствием, прищурив по привычке глаза, и ответила:
- Саид не сможет на тебе жениться, Рания, потому что развод был дан трижды. Помнишь, какой выход был найден, когда Саид решил вернуть Жади? Её для этого выдали замуж за Зейна. И тебе предстоит то же самое, если ты захочешь снова вернуться к нему, а он – принять тебя.
- Нет. Я тебе не верю, Амина! Вы с отцом хотите меня обмануть! Я дам согласие на брак, а потом окажется, что я до конца дней должна буду оставаться в Эс-Сувейре  женой твоего родственника?
-  Тебя пугает пример лары Дунии? Дядя Абдул так коварно поступил с этой женщиной, потому что сид Али не хотел её принимать в свой дом! А обстоятельства складывались так, что Дунии нужен был муж…
- Вы тоже собираетесь обмануть меня.
- Нет, никто не желает тебе зла, Рания. Но сама подумай: у тебя нет выхода. Но есть выбор: или выходишь замуж на один месяц ради того, чтобы вернуться потом к Саиду, или становишься няней собственного сына, потому что Саид не может теперь на тебе жениться.
-Месяц? Ты сказала: месяц? Но ведь такие браки заключаются только на один день! Разве не так было с Жади? Амина, что тебе известно обо всей этой истории? Что ты скрываешь от меня? Не лги, что ты ничего не знаешь!
- Я знаю. Но ты меня не слышишь.
- Хватит говорить загадками! Расскажи мне о Саиде! И что с моим сыном? Почему Саид решил изменить решение? Он был так зол на меня!
- Рания, скажу честно. Я не верю Саиду. Он позвонил отцу и попросил отправить тебя назад в Бразилию, как только ты прилетишь в Марокко, но...
- Так почему же отец не сделал этого?! – возмутилась Рания.
- Если ты станешь и дальше перебивать меня, я ничего тебе больше не скажу. Подожди, когда вернется отец, он тебе всё объяснит.
- Нет-нет, не надо ждать возвращения отца,  – трусливо произнесла бывшая жена Саида. – Говори, я не стану перебивать тебя, сестра.
Амина кивнула.
- Саид сказал, что знает, что ты не беременна, поэтому срок в три месяца – пустая формальность, долг обычаю. Но Мунир так рыдал, так переживал из-за твоего отлета в Марокко, что у Саида, как  думают родители, не выдержали нервы. Он решил   вернуть  тебя. Но я этому не верю.
- Почему? – заносчиво поинтересовалась Рания, бывшая о себе весьма высокого мнения. – Саид понял, что я лучшая, чем Зулейка, хозяйка. Дом без меня станет другим, не таким, к какому он привык. 
- Не будь наивной! Ты столько лет прожила с Саидом и не разглядела в нем черты,  проявлявшейся у него даже по отношению к Жади, а уж как он её любил … Он мстителен, злопамятен, да, Рания, да! Это всё так! Вспомни, как Жади хотела вернуться к Саиду, чтобы снова стать женой ради Хадижи! Но он привез её в качестве няньки для дочери. Саид позволил тебе издеваться над ней. Нет, ты вспомни: ты даже не хотела сидеть с ней за одним столом! Ты приказала Мириам не приносить ей чай, потому что Жади сама стала прислугой. Это было при мне, я хорошо помню.
- Для чего ты говоришь мне всё это? Зачем мне вспоминать Жади?
- Для того, чтобы ты поняла: Саид, даже любя женщину, делал ей больно, мстил, ставил её в такие условия, чтобы она поняла, что потеряла. Так почему ты думаешь, что с тобой он может поступить иначе? Я слышала, как Саид злился на тебя и клялся Фатиме, что проучит тебя как следует, что жизнь покажет тебе, какой она может быть для женщины, когда твоим мужем станет не он. Бойся его, Рания, бойся!
- Я ничего не понимаю, Амина, к чему ты хочешь меня склонить? Что я должна сделать? Выйти замуж, чтобы снова иметь возможность вернуться к Саиду? Но ты тут же говоришь, что Саид замыслил какой-то коварный план против меня, если я тебя правильно поняла.
- Так и есть. Ты все правильно поняла. Рания, выходи замуж за мужчину, которого тебе выберет отец.  Если Саид захочет тебя вернуть, он сможет и договориться с женихом. Но если нет, если он всё-таки решил проучить тебя, тогда у него ничего не выйдет, потому что ты окажешься под защитой мужа,  потому что отец выберет для тебя мужа, который имеет репутацию порядочного человека. Доверься отцу.
- Амина! Ты предлагаешь мне согласиться стать женой старика? А если он поступит со мной как сид Абдул?  Дядя Абдул позарился даже на Дунию! Но я – молода и красива! Тем более мне стоит опасаться ловушки: старик не захочет меня вернуть Саиду, в этом и состоится его месть! – Рания уже металась перед дверью в комнате, а её сестра стояла в коридоре, не думая переступать порог. И правильно: ведь даже ноги ни одной порядочной женщины не было никогда в «женской комнате». Служанки  не в счет -  это место наказания, но только для женщин – членов семьи.
- Я не знаю, не знаю, что делать!
- Подумай, Рания, подумай над моими словами! Я же пойду, пока меня не застал здесь кто-нибудь из слуг. Они очень любопытны: каждой хочется теперь взглянуть на страшное место, вдруг ставшее обитаемым.
- Амина, ты можешь шутить?
 - Я не шучу, - посерьезнела тут же женщина. – Но ты рискуешь остаться в комнате надолго, если не подчинишься воле отца.
Когда сестра уже прикрыла дверь и вставила ключ в замочную скважину, Рания вдруг опомнилась. В замке уже раздавался знакомый скрежет, а  Рания прильнула к щели и умоляюще заговорила:
- Амина, принеси мне ключ от комнаты, когда мама уйдет на рынок вместе со служанками. Я... Я думаю, что будет лучше, если я уйду из дома, продам украшение и буду жить одна, пока Саид не решит вопрос с махром.
- Даже не думай! Я не стану помогать тебе в этом! Разве у меня мало проблем? Мой муж может отказаться от меня, если я помогу тебе сбежать. Нет, и не проси, Рания! – поспешила отказаться Амина, говоря это, наклонившись к замочной скважине и  радуясь, что успела повернуть ключ в замке до того, как  крамольная мысль пришла в голову сестры.
- Предательница! Чем ты когда-нибудь помогала мне? Сейчас мне нужно спасаться, а ты думаешь  только о себе! – кричала сестра сквозь толстую дверь, стуча по ней кулаками.
- Я только и делала, что помогала тебе. Ты не благодарная эгоистка, Рания, – пробормотала Амина сама себе, понимая, что доказывать что-то сестре сейчас бесполезно.

***… Так прошло три дня. Отец всё не возвращался. Ни мать, ни Амина больше не приходили к ней. На второе утро заточения Рания обнаружила возле себя положенный на чистую коробку Коран с заложенными в нем закладками. Это означало, что кто-то всё-таки входил в комнату, пока она спала.
Служанки, которые приносили ей еду, протискивая посуду в отверстие под дверью, делали это молча, а на просьбы открыть дверь, чтобы поговорить, не реагировали. Казалось, Ранию никто не слышал. Её не слышали так же, как в том ужасном сне, который ей приснился.
Теперь Рания целыми часами лежала на подстилке и  думала, как же быть. То впадала в отчаяние, то, наоборот, её охватывало полное безразличие.
Она пыталась читать Коран. Открыв книгу на заложенных страницах, обнаружила те самые тексты, которые и предполагала увидеть. Она поняла, что хотели сказать этим её родители. Но суры она и так хорошо знала – ещё до замужества отец и дед научили их с Аминой читать наизусть важные места из Корана, которые должна знать религиозная женщина.
В комнате не хватало солнечного света.  Воспользоваться  лампой тоже не было возможности: свеча в старой грязной лампе догорела по неосмотрительной расточительности Рании, а новой свечи ей не принесли даже после её просьбы, выраженной почти криком через дверь, когда непонятно кто из служанок  в очередной раз принес ей поесть и попить.
 К тому же по ночам Рания сильно  мёрзла, но днем – наоборот, умирала от духоты и жары. В мае в Марокко уже очень жарко, в Фесе, по крайней мере.
 Она пила воду из бутылок, ела черствые лепешки и остывший таджин или кускус и лежала, лежала, лежала… Платье пропахло потом, паранджа покрылась толстым слоем пыли, которую невозможно было отряхнуть. Туфли на одной ноге порвались, когда Рания случайно наступила на острый край камня…
Она устала плакать, но была безмерно зла на весь мир. Никому она не нужна, все её забыли или предали. Даже мать отвернулась от неё. Рании было плохо, как никогда. А будущее пугало, потому что было неясно, что ждет её впереди.
 Но как-то днем (или уже вечером? Часы смешались в голове Рании, она уже не ориентировалась во времени) ей показалось, что в коридоре раздаются чьи-то шаги. И это были не служанки, одна из которых  или кто-то из них по очереди, но тихо-тихо,  приносили поесть. Нет, кто-то шел уверенной походкой, приближаясь к двери её темницы.
- Наконец-то! – с облегчением вздохнула Рания. – Ещё немного, и я  начала бы думать, что меня оставили здесь навсегда.
 Но она ошиблась. И в этом она очень скоро убедилась. Действительно,  дверь немного приоткрылась и что-то небольшое, завернутое толи в бумагу, толи в тряпку,  пролетело мимо её лица и упало за её спиной прямо в отверстие, которое служило пленнице туалетом. Это Рания успела заметить, от удивления быстро повернувшись вслед за брошенным в дверь свертком.
- Что это? Теперь еду мне будут забрасывать через дверь? Надо полагать, сегодня я осталась без ужина? – ехидно спросила она, сразу не разглядев, кто стоит за дверью. Потом поняла – там находились Амина и мать.
- Тебя вообще не стоит кормить, чтобы наказать за то, что ты творишь, Рания! – с горечью сказала ей мать.
- Что я сделала? – плачущим голосом спросила Рания, подозревая, что Амина донесла о её просьбе дать ключ.
- Что сделала? – на этот раз заговорила Амина. – Ты совершила подлость, которой я никак от тебя не ожидала! Рания, как ты могла? Я стала разбирать свои чемоданы и нашла в одном из них среди вещей «ведьмину лестницу»! Ты колдовала на меня, Рания, да?
- Так ты хочешь погубить сестру колдовством после того, как  разрушила собственное счастье? – спросила и мать.
- Я не колдовала и ничего не подбрасывала! – возмутилась Рания. – Ты наговариваешь на меня, Амина!
- Да? Очень жаль, что пакет упал в дырку в полу, откуда невозможно достать связанную узелками веревку. Но я знаю, что это такое. Знаю!
- Нет, Амина, нет!
-  Мне ещё Мириам рассказывала, что при Саиде Фатима нашла в своих вещах эту наколдованную штуку. Но Саид отобрал её у перепуганной Мириам и забрал с собой. Потом  положил куда-то или забыл в кармане, а потом где-то выбросил, этого никто теперь  не знает…
- Нет, я ничего тебе не подкладывала! Выслушай меня, ради Аллаха …
-… Но раз «лестница ведьмы» оказалась в моем чемодане, значит, ты смогла добраться до костюма Саида и вытащить у него заговоренную веревку! И решила отомстить мне за отказ помочь соврать тебе про беременность!- Амина горячо выплеснула обвинение в лицо сестре.
- Я не подкладывала тебе ничего! Верь мне! О, Аллах! Я говорю правду! Клянусь Аллахом!
- Рания, не клянись именем Всевышнего, это  - харам! – вмешалась мать.
- Но я не брала у Саида веревку! Он вышел тогда из комнаты и всё! Потом  карман его был пуст! … Это Фатима сделала! Она отомстила мне за колдовство! Это она подольстилась к Саиду и достала у него из кармана кусочек веревки, которую мне дала шуафа!- нечаянно проговорилась скандалистка.
- Рания! Как ты могла, Рания! – в ужасе в один голос воскликнули и мать, и сестра. – Ты ходила к шуафе?! Так вот за что Аллах покарал тебя!
- Аллах скор в своих расчетах, Рания! Теперь молись, проси Его простить тебя и спасти людей, против которых была направлена твоя злоба,-  сурово проговорила мать.
- Видишь, Рания, даже если ты говоришь правду, то всё равно - твоё зло оборачивается против других, невинных людей! Тот, кто подложил мне в вещи наколдованную вещицу от шуафы, мог не знать, что может причинить вред моему ребенку! Хотя все в доме Саида узнали, что я беременна.
- Нет, Амина, зло собирались причинить именно мне! Фатима знала, что ты подумаешь на меня. Она хотела поссорить нас!
- А вдруг колдовство подействует? Так бывает – кто колдует, рискует получить назад колдовство. О чем ты договаривалась с шуафой?- не выдержала и с беспокойством спросила мать.
- Да, Рания? Что ты хотела получить в результате? Чего мне стоит теперь опасаться?
- А где ты нашла шуафу?  Неужели эти негодяйки, отвергнутые Аллахом, добрались и до Бразилии?
- Нет, мама. В Бразилии  она вряд ли смогла бы найти ведьму. Рания, скажи честно, ты побывала у шуафы в декабре, когда вы с Саидом и Фатимой приезжали в Марокко? Мама, думаю только тогда Рания и могла сделать такое.
- Всё, больше не желаю говорить об этом. Когда бы это не произошло, ты, Рания, совершила большой харам! Колдовство – смертный грех, харам! Молись, Рания! Скоро намаз, соверши его, молясь от души, чтобы Аллах простил тебя за твои грехи! Аллах велик! Аллах – господин всего, что есть на земле. Он распоряжается судьбами людей, и никакая шуафа не сможет изменить судьбы людей, переписав их поверх написанного Аллахом! Молись, Рания!
- Выпустите меня! Я тоже беременна, как и Амина! Моя сестра знает об этом! Но молчит, хотя видела тест, сделанный мной! Там было две полоски, и врач подтвердил, что я жду ребенка!– застонала Рания.
- Ты бредишь, Рания!- отозвалась Амина. – Этого не было!
- Рания, ты хочешь, чтобы я отвела тебя к врачу? Мне совсем не сложно будет сделать это! Как только отец вернется из поездки, я ему расскажу о твоих подозрениях. И чтобы исключить подобную неожиданность, мы отведем тебя к врачу!
- Я не лгу, не лгу!- рыдала Рания, но стоило ей сделать шаг к двери, как по знаку матери кто-то, не Амина, а кто-то ещё, стоявший за дверью, быстро захлопнул тяжелую дверь у неё перед носом, и тут же повернулся ключ в замке.
Рания зарыдала во весь голос…
Когда же вернется отец? Сколько ей ещё ждать решения участи? Если Саид попросил отправить её назад в Бразилию, почему отец не захотел  так и сделать? Ну и что с того, что он дал слово какому-то старику?! Она всё ещё остается женой Саида Рашида, пока не закончится последний месяц, отведенный по шариату! Это харам – выдавать замуж женщину, которая еще принадлежит другому мужу! Ничего, она такой скандал закатит, что старика хватит удар, если отец приедет домой вместе с «женихом»!
Так думала Рания. Но возмущения и планы её были напрасны.   
6.1. Глава 6 часть 6
   Новый брак Рании. Муж из Эс-сувейры.

Отец вернулся из поездки рано утром на четвёртые сутки, а так как это была пятница, то сид  Ахмет, наскоро поев и переодевшись, отправился в мечеть на пятничную молитву. А, кроме того, ему предстоял разговор с шейхом, от которого он ожидал получить верный совет.
Поездка закончилась не так, как планировалась, и вместо подписания брачного договора отцу Рании пришлось заниматься похоронами жениха. Видимо, сид  Абдеслам переволновался из-за предстоявших изменений в жизни, и его сердце не выдержало. Сид Дрисси  умер рано утром за несколько часов до приезда ближайшего родственника невесты.
Ритуал погребения был совершен в тот же день – до захода солнца, как и положено по мусульманским обычаям. Потом начались поминовения усопшего. Ещё через сутки сид Ахмет занимался делами собственного бизнеса, раз уж оказался в этом городе. Но и не только…
Снова позвонил Саид, до которого каким-то образом дошли новости и о найденном для Рании женихе, и о его кончине. И снова Саид Рашид  предложил деду своего сына сделку в отношении дочери. Как ни неприятно было сиду  Ахмету становиться участником  подобных дел, но он признал правоту Саида и был вынужден совершить то, о чем просил его пока ещё не бывший зять.
 Это задержало сида Ахмета почти на сутки.  Вернувшись в Фес, он узнал от жены новости о выходках Рании, выслушав подробный рассказ после того, как служанка поставила перед  хозяином горячий таджин с цыпленком, свежие лепешки и большой серебряный чайник с чаем, из которого во время повествования жена подливала в опустевший стакан очередную порцию чая.
- Шукран, дорогая. Ни тебе, ни Амине не стоит волноваться из-за Рании. Так или иначе, она выйдет замуж. Смерть  Абдесслама Дрисси не станет этому помехой. Саид просил найти Рании временного мужа. Но я склоняюсь к тому, чтобы дать дочери такого мужа, который не позволит ей и дальше позорить наш род. А Саид, каким бы уважаемым человеком ни слыл, слаб характером в отношении женщин.
- Да, хабиби! Человек твёрд, как железо, но мягок, как зола.
 - Пусть Амина поговорит с Ранией и убедит её выйти замуж за того мужчину, которого я нашел ей для временного брака. А на деле он и станет её настоящим мужем на всю оставшуюся жизнь, потому что разведенной женщине трудно устроить судьбу и найти более выгодный вариант.
- Но, дорогой, ты собираешься обмануть Саида? Это опасно! Когда он перестанет быть нашим родственником, то сможет навредить нам, если разозлишь его обманом.
- Я отец Рании, и я обдумаю, что будет лучше для дочери. И как сделать так, чтобы не поссориться с Саидом Рашидом. Но пока у меня связаны руки: пусть наш зять и передал мне все документы о разводе с Ранией, но теперь он требует их назад, а по старинным обычаям  он ещё имеет право заставить её выйти замуж на один день временным браком, чтобы снова вернуть в свою семью, опять взяв в жены.
- Но разве это плохо для Рании?
- Теперь я так и думаю. Ей нужен другой муж, который не позволит позорить свою и нашу семьи. Пусть лучше он тихо убьет её у себя в доме, и об этом никто ничего не узнает, чем Саид снова будет разводиться-сходиться с ней, о чем каждый раз будет становиться известным всей медине.
- Наша Амина умна, но не сумеет обмануть Ранию. Та всегда чувствовала фальшь, когда сестра пыталась её в чем-то провести. Муж, я знаю своих дочерей и скажу: не стоит нам рассказывать Амине правду. Пусть она тоже думает, что Саид решил снова жениться на Рании. Тогда она сможет искренно убеждать сестру поступить так, как надо тебе, дорогой.
- Ты права, хабиби. Так и поступим, - согласился Ахмет с женой, вставая из-за стола. Он тут же отправился наверх, чтобы привести себя в порядок и переодеться перед выходом в мечеть.

***И снова две женщины спорили, стоя на пороге «женской комнаты». Одна убеждала, другая сомневалась.
… - Амина! Я не верю тебе. Не верю! Саид может всё! Он сам говорил мне, что не стоило ему доверять Зейну, что он мог бы и пренебречь обычаями, вернув себе Жади и без временного брака! Тогда бы его так унизительно не обманул приятель,  оставив Жади своей женой на полгода, а в результате – Саид ещё долго не мог вернуть её и… В общем, ты и сама знаешь, как закончились его отношения с матерью Хадижи.
- Верь мне, Рания! Саид попросил отца найти для тебя временного мужа, но сделать так, чтобы это был простой рыбак с побережья. Грубый и жадный. Саид хочет, чтобы ты почувствовала, что потеряла без него. Он уговорил отца отдать тебя в жены рыбаку на месяц, во время которого тебя проучат, как следует. Отец не велел рассказывать тебе об этом, но ты моя сестра…
- И что? Я должна довериться какому-то мужлану, а он поступит со мной, как тот же Зейн! И Саид ничего не сможет сделать!- Рания обхватила себя за плечи.
 Ей не нравился запах, источаемый её одеждой, которую она не имела возможности сменить уже несколько дней, поэтому она чувствовала себя неуютно рядом с сестрой. Помыться  было необходимо. Только все оставались глухи к её просьбам выпустить из заточения хотя бы для того, чтобы привести себя  в порядок.
Амина тоже чувствовала неприятный запах, исходивший от сестры, но старалась не показывать вида. Она понимала, как Рании неприятно находиться в таком положении, но помочь ничем не могла. Но если бы ей удалось уговорить упрямую Ранию поступить так, как желал отец, то – она была уверена – Ранию выпустили бы из жуткой комнаты. Она продолжала  убеждать сестру:
- Я согласилась бы с тобой, если бы Саид на этот раз не предусмотрел подобный исход. Он договорился с отцом, что заплатит временному мужу перед свадьбой столько, чтобы тот мог купить одну лодку за согласие на условиях Саида на временный брак на месяц, во время которого рыбак не станет трогать тебя, а потом даст ему денег ещё на одну лодку за твоё благополучное возвращение.
- Как можно верить рыбаку? Он и деньги возьмет, и меня не вернет!... Что?!  - вдруг опомнилась женщина. - На месяц? Как это: временный брак на месяц? Такого не бывает!
Но Амина, казалось, не услышала второй части вопросов.
- Рания! Что ты о себе возомнила? Насколько я знаю, ты будешь жить в его лачуге, которая, думается, уж получше этой комнаты, в качестве гостьи – так, наверно. Но тебе придется хлебнуть «романтики жизни» простой  рыбацкой семьи. Муж будет ловить в море рыбу, ты же станешь общаться с его женами, помогать им по хозяйству, которое, как я думаю, не очень-то велико.  Вряд ли дел у тебя будет много! Спать ты будешь в отдельной комнате на женской половине.
- Откуда у нищего рыбака дом с комнатами, которых хватит на женскую и мужскую половины? – резонно заметила Рания.
- Дом небольшой, но комнат несколько.  Как рассказал отец, у рыбака, которого он нашел и уже договорился со стариками из его рода, рыболовство – семейный бизнес.  Он не один выходит в море на старой  лодке, а с братьями. Ещё  несколько родственников заняты тем, что продают свежую рыбу из очередного улова прямо на пирсе,  а так же в небольшой палатке на мангале готовят рыбу, которую чистят жены братьев.
- Что?! Так, наверно, Саид решил, что и я  стану вместе с ними чистить рыбу на пирсе? Этого не будет! – топнула ногой возмущенная Рания.
- Сестра, ты помнишь, я однажды предостерегала тебя именно от подобного исхода? – тихо спросила Амина.
Но Рания как будто не расслышала её слов.
- Я – и чистить рыбу на пирсе?! Может быть, мне ещё и вот это ожерелье надеть, чтобы привлекать туристов к рыбной палатке?- женщина вытащила украшение из разреза одежды и потрясла им, зажав в руке. - Рыбачка в бриллиантах!
- Нет, Рания! – испугалась Амина. – Драгоценность настолько дорогая, что стоит не двух и не трех лодок! Тебя могут убить из-за украшения. Но отберут уж точно! Когда отец будет отдавать тебя мужу, оставь украшение дома на хранение нашей матери.
- Саид не позволит никому посягнуть на мои украшения, - усмехнулась Рания. – Я знаю, как  он относится к сделанным им подаркам. Если ему нужна буду я, то и о сохранности  украшении  он тоже позаботится.
- Да? Ты так думаешь? – недоверчиво переспросила Амина. – Тогда почему ты так боялась, что Фатима и Зулейка расхитят содержимое твоей шкатулки?
- Это совсем другое! Как ты не понимаешь, Амина?
- Не понимаю. Но знаешь: решай сама – выходить тебе  замуж, чтобы вернуться к Саиду, или нет. Что-то у меня нехорошие предчувствия. Даже в груди появилась какая-то боль.
-  Ты же ребенка ждешь, вот отсюда и самочувствие, и предчувствия. Но я тоже опасаюсь, как бы Саид потом не передумал отдавать деньги на вторую лодку, Что для него стоимость жалкой лодки? Это мизер.  И тогда я останусь у рыбака четвертой женой. Так, кажется?
- Не четвертой, а третьей. Его третья жена умерла недавно из-за преждевременных родов, - ответила Амина, прислушиваясь к чему-то внутри себя.
- Амина, отвечай: откуда тебе известно про третью жену?! Аллах! Значит, ты сейчас говорила мне о реальном рыбаке и его семье? Говори!
- Рания, ну конечно, отец уже нашел тебе временного мужа. Саид подсказал ему, к кому обратиться. Я рассказываю тебе то, о чем отец утром говорил матери. По секрету! Мама рассказала мне. Она по-прежнему любит тебя, но не может показывать явно свою любовь к тебе, ведь ты так провинилась! Разведенная женщина в нашей семье? Это неслыханно!
- Вот как? И как скоро отец собирается всё устроить?
- Через пять дней. Тот старик-жених был дальним родственником рыбака, правда, очень дальним родственником. Когда на седьмой день пройдут поминки, после этого наш дед поедет и привезет рыбака, его деда и дядю в Фес, чтобы они могли подписать не только брачный контракт с отцом в присутствии шейха, но и заключить договор насчет временного брака в замен на две лодки – при свидетелях со стороны семьи жениха и при участии адвоката и юриста Саида.
- Вот как? А сам Саид не собирается прилететь в Марокко?
- Ээээ… да. Но ты, Рания, не выдавай меня! Отец запретил рассказывать тебе, что Саид прилетает, потому что видеться с тобой он пока не собирается. Наверно, боится, что проявит слабость и захочет вернуть тебя раньше, чем договорился, т.е. не через месяц. Так думают наши родители, - усмехнулась Амина.
-  Саид в Фесе?
- Ещё нет.
- Саид прилетает в Марокко! – Рания стояла перед распахнутой настежь дверью «женской комнаты», а её сестра  - по другую сторону порога, разделенные им как невидимой чертой под названием «наказание».
- Но почему он сам не скажет мне обо всем, о чем собирается договориться с людьми, в семье которых он предлагает мне жить целый месяц? Нет, здесь что-то не так, - проснулся, наконец, в Рании здравый смысл. – Я знаю Саида. Если бы это не было ловушкой, он сам бы мне всё рассказал и объяснил, что и как будет происходить. Но он не собирается этого делать, так?
- Я ничего не знаю, Рания. Может быть собирается. Но отец не говорил об этом с матерью, или он сам ничего не знает.
- Но отец должен знать обо всем, тебе так не кажется, Амина?
- Наверно, ты права, Рания, - замялась сестра. – Но, возможно, дело в другом….
- Говори, Амина, говори!
- Ладно, я тебе расскажу. Дело в том, что сид Али и Зорайдэ собираются устроить праздник в честь возвращения в Марокко и  решили пригласить в свой дом в качестве почетных гостей дядю Абдула и  деда того Фарида, за которого вышла замуж Хадижа. Но и Хадижу с мужем они тоже хотят пригласить – думаю, это и есть главная цель их праздника – увидеть Хадижу и узнать, как ей живется в замужестве.
- Праздник? И Хадижа появится там со своим мужем? – переспросила Рания.
- Да. Правда, я слышала и о том, что Дуния собирается сосватать невесту своему младшему сыну, а у Фарида есть младшая сестра, которая пока не просватана. Кто знает, что из этого правда, но Саид прилетает на праздник, чтобы тоже увидеть дочь.
- Вот как? – сузила глаза Рания, и вид у неё был такой, как если бы она совершенно забыла, что она разведена с Саидом. Или наоборот – она уже решила, что развод позади, а она снова член семьи и готова окунуться в семейные склоки в доме Саида. – Амина, а с кем из жен прилетает Саид?
- Этого я не знаю. Откуда же может быть это известно? Но уверена, что сид Абдул сидеть сложа руки не станет, он начнет искать тебе замену. У Саида сейчас только две жены. Дядя Абдул доволен только Зулейкой, а Фатиму он считает одалиской. Теперь станет искать Саиду жену на свой вкус. А то и двух – вот что опасно. Ведь если Саид возьмет двух жен, то для тебя в его жизни места не останется.
- Хотела бы я попасть на праздник в дом сида Али!
- Тебе после сидения в «женской комнате», о котором  сплетничает вся медина, появляться на празднике нельзя. Но если перед этим ты станешь женой того рыбака, дед которого –  знакомый  двоюродного деда моего мужа,  и знаком так же и с дядей Абдулом, то ты тоже сможешь попасть на праздник в дом дяди Али вместе с мужем-рыбаком. Только так. Кто будет знать, что ваш брак – временный? Об этом договорятся только старики, но они не станут рассказывать об этом по всему Фесу.
Только сейчас Амина заметила, что Рания побледнела и схватилась руками за край одежды на горле. Она быстро замотала головой:
- Нет, нет, Амина! Чтобы все, кто меня знает, как жену Саида Рашида, увидели меня рядом с грязным рыбаком, от которого за милю пахнет тухлой сардиной? Ещё чего! Нет, только не это! Нет!
- Рания, успокойся! – испугалась Амина. Ей показалось, что сестра вот-вот упадет в обморок. – Никто тебя не заставляет идти на праздник, просто отец отправит тебя вместе с мужем в Эс-Сувейру на несколько дней раньше, вот и всё!
- Нет, Амина. Я поняла, наконец, в чем месть Саида. Он заставит меня прийти на праздник вместе с рыбаком…,  как его зовут, кстати, не знаешь? А там он выставит меня на всеобщее посмешище! Неет, он приедет не один! С ним прилетит Фатима, которая потешится от души над моим временным замужеством, а потом она уговорит Саида оставить меня навсегда женой рыбака.
Амина тоже  услышала правду в словах Рании и даже отшатнулась. А ведь сестра права! Рания же стояла, обхватив лицо руками.
- А Хадижа?- продолжала она строить предположения. – Хадижа, которую Саид выдал замуж со всей пышностью, как какую-нибудь принцессу? Но мы-то знаем, что гордиться тем браком особенно нечего. А эта дочь Жади будет тоже смеяться над моим положением! Нет, нет, я ничего не хочу.
- Рания, а ведь и Жади может появиться вместе со своим бразильцем в доме сида Али. Ведь благодаря Зорайдэ дядя Али простил Жади всё, в том числе и брак с бразильцем.
- Вот видишь, ты тоже подумала о том же, что и я! Представляешь, как я буду унижена?! Нет, я отказываюсь выходить замуж! Пусть Саид вернет мне золото и выплатит махр, и я сама решу, как мне жить дальше!
- Нет, Рания. У тебя ничего не выйдет.  В нашей семье  тебе никто не позволит жить самостоятельно. Ты принадлежишь семье отца – снова принадлежишь, потому что твой муж вернул ему тебя.
- Ты так думаешь? Ты меня плохо знаешь! Я не Жади, но и позволить … отдать меня  в жертву… как барашка…
- Рания! Остынь и подумай, как будет лучше для тебя! И…
 Но Рания ничего не стала больше слушать. Оттолкнув сестру, она выбежала из комнаты так неожиданно, что Амина не успела даже вскрикнуть, только постаравшись  прислониться к стене, едва не упав. А звать на помощь ей не пришло в голову. Она так и осталась стоять у стены рядом с распахнутой настежь дверью комнаты, о которой ходило в семье столько легенд, а вот теперь прибавилась и одна быль – о Рании, просидевшей здесь в грязи и пыли, в полной темноте по ночам и впроголодь, почти неделю.
- Пусть бежит. На всё воля Аллаха. Если Рании не суждено стать женой рыбака – она избежит подобной участи. Иншалла!
… Рания же беспрепятственно пробежала по пустому коридору; затем поднялась в одно мгновенье по лестнице, перескакивая через две ступеньки; потом, как безумная,  пронеслась мимо опешившей матери и служанок через комнату и выскочила на террасу, проходившую вдоль второго этажа; а дальше – почти скатившись по другой лестнице, помчалась через небольшой дворик с фонтаном к уличной двери дома, которая почти всегда была не заперта.
Рания не  заметила слугу, который в стороне у стены чистил осла, а, увидев грязную, со спутанными волосами, похожую на ведьму, дочь хозяина, замер от неожиданности со щеткой в руке. 
Если бы она была более внимательна, то поняла бы, что отец уже дома. Ведь, если чистят осла, значит, отец уже вернулся из дальней лавки, которая находилась в новой части города, посреди современных кварталов. Но, чтобы  туда добраться, отцу приходилось передвигаться на осле через всю медину, а затем, оставив осла на попечение знакомого (за небольшую плату), уже на автобусе или взяв такси, ехать в новый небольшой магазинчик – «бутик», как любили называть туристы.
  Когда же отец находился в старой лавке, принадлежавшей их семье из поколения в поколение и  расположенной недалеко от дома, осел стоял в крытом пальмовыми ветками заграждении. 
Но Рания ничего не видела, а, сломя голову, неслась к заветной двери… Которая и открылась перед ней, едва несчастная подбежала. Ещё не успев взяться за дверную ручку, она почему-то сделала шаг в сторону. И это спасло её от удара дверью в лоб. Но она и этого не поняла, а ткнулась в дверной проход, будучи в ослеплении от охватившей её ярости… И не поняла, почему её руки уперлись в чей-то мягкий живот. Подняв голову, она увидела, что столкнулась с отцом, как оказалось, выходившем незадолго до этого поговорить с соседом.
 Он понял, что произошло, и тут же, захлопнув за спиной дверь на улицу, чтобы  прохожие и досужие соседи не разглядели происходившего в его дворе, схватил Ранию за свалявшиеся и грязные волосы и поволок непокорную дочь назад, в место, откуда той каким-то непостижимым образом удалось сбежать.
- Принеси мне плеть, Иса, - бросил он слуге, усердно трущему бока животного.
Когда отец доволок воющую от ужаса Ранию почти до входа в дом, на его пороге  уже собрались все: и мать, сурово сдвинувшая брови и осуждающе поджавшая губы; и Амина с побелевшим лицом, испуганная тем, что именно из-за неё случилось  неожиданное бегство, и, конечно, служанки, во все глаза рассматривающие существо, совсем не похожее на обычно ухоженную и хорошо одетую  дочь хозяина.
- Отец, прости, меня. Прости! - пыталась безуспешно вывернуться обезумевшая Рания.
- Мерзавка! В тебя вселились джины, не иначе! – встряхнул он дочь, крепко держа её за волосы, поражаясь тому, как она осмелилась на подобный протест.
- Ох! Нет! О, Аллах! Только не джины! – запричитали женщины с кухни, непоколебимо уверенные в существовании джинов и прочей нечисти. – Если джины завладели её душой – это конец всему дому!
- Сейчас я изгоню из неё злых духов. Я знаю очень верное средство для этого, - пообещал хозяин присутствующим, оглядываясь на слугу.
- Иса! Где плеть?
- Несу, хозяин! – угодливо выгнувшись, протянул слуга плетку, которой обычно прохаживался по спине осла, когда упрямство животного становилось преградой для продвижения по улице.
Сид Ахмет сделал шаг назад, держа Ранию за волосы, которые успел намотать на  вытянутую теперь руку. Другой рукой он принял из рук Исы плетку, поудобней перехватил её и, размахнувшись, под дружный испуганный вскрик женщин хлестнул по спине Ранию, тут же взвизгнувшую от дикой боли.
Мать прикрыла глаза, Амина же, тихо плача, закрыла лицо руками, чтобы не видеть происходившей во дворе в двух шагах от неё порки.
- Нет, отец, не бейте меня больше! – взвыла Рания, поняв, что вот-вот последует новый удар.
- Ты будешь подчиняться моим приказам? Или моё слово – ничто для тебя? Как ты посмела ослушаться и выйти из комнаты, даже если бы там не было двери? – вопрошал разозленный донельзя отец. Он взмахнул плетью и ударил Ранию ещё раз…
 Снова испуганные возгласы и никакого одобрения. Неизвестно, сколько ещё ударов получила бы Рания, если бы Амина не потеряла сознание и не сползла по стене, прислонившись  к которой она простояла часть экзекуции. Но и Рания, испуганная новым наказанием и тем, что может последовать за ним, ослабленная пребыванием в страшном месте без нормальной еды и сна, после внезапного и быстрого бега, отобравшего у неё последние силы, после испытанной боли от пары довольно сильных ударов, тоже упала в обморок, обмякнув под рукой отца.
-  Ничего! Битый ишак бежит быстрее, а хороший конь, как говорится, помнит удары и через год! Так пусть и Рании запомнится этот урок! Бушра! Кульсум! Принесите воды обеим и помогите добраться до дивана Амине. Ты, Иса, закрой створки дверей на улицу на несколько замков. Принесешь ключи мне. Иди! – отдавал приказания отец. – А Рания…. Эта бессовестная пусть лежит здесь! Ты, Раян, присмотри за ней.  Когда она придет в себя, позовете меня, прежде чем снова отвести её в ту комнату!
Он отбросил прочь плетку и, широко шагая, не глядя ни на кого, вошел в дом.
… Час спустя Рания стояла перед отцом. Мать и Амина находились рядом.
- Так что ты решила, Рания? Я хочу услышать твой ответ! – спросил отец у непокорной дочери.
Рания не осмеливалась поднять на него глаза, но всё равно молчала.
- Правильно! Если у человека два уха и один рот, значит, надо больше слушать и меньше говорить! Так слушай моё приказание: ты выйдешь замуж за Хасана, рыбака из Эс-Сувейры. Это будет временный брак, потому что Саид решил снова вернуть тебя в свою семью. Но чтобы на тебе вновь жениться, нужно, чтобы ты развелась с мужем, который у тебя будет после него. Ты это знаешь. И я нашел тебе такого мужа. Если ты будешь вести себя правильно, и если будет на то воля Аллаха, то Саид через месяц заберет тебя назад в Бразилию. Ты всё поняла?
Рания молчала, а отец нетерпеливо, но выжидал. Наконец, спросил:
- Почему ты молчишь? Я требую, чтобы ты дала мне слово быть послушной дочерью. Рания, никогда больше я не стану терпеть с твоей стороны непослушания. Ты навлекла на наши головы столько позора, что теперь вся медина будет долго помнить  о твоем разводе с Саидом. Надо как-то замять эту историю, и лучший выход – твоё новое замужество, чем бы оно не закончилось. Если Аллах захочет, он вернет тебя Саиду, а если нет – ты останешься женой Хасана. Это достойная судьба. Это лучше, чем быть одинокой разведенной женщиной, которую до конца дней будут презирать все окружающие.
- Отец! – еле слышно произнесла Рания, нерешительно поднимая на него опухшие от слёз глаза. – Не отдавайте меня рыбаку! Саид  решил посмеяться надо мной! Он не примет меня обратно, потому что хочет отомстить мне. Я  боюсь быть женой рыбака!
- Ты выйдешь замуж! - уверенно сказал отец. – Саид договорился с Хасаном, чтобы он научил тебя уважать мужчину; чтобы он сделал из тебя послушную жену, а твой характер – шелковым.
- Нет, отец, я не верю Саиду. Он хочет проучить меня, но и отомстить, оставив меня навсегда в руках нищего рыбака!
- Рания, не стоит так презрительно отзываться о мужчине, который, возможно, и в самом деле, может оказаться твоим мужем до конца твоих дней! Тогда ты родишь ему детей, он молод, а значит, сможет стать отцом многих детей, рожденных тобой. Уважай мужа, сколько бы тебе не предстояло прожить вместе: один день, месяц или всю жизнь!
После слов отца Ранию снова «понесло»:
- Ненавижу Саида! Это всё из-за него! Он никогда меня не любил, он всегда думал только о Жади! Только её он любил и любит до сих пор! Не имея теперь возможности получить эту женщину, Саид покровительствует Фатиме,  в которой видит сходство с Жади, понятное одному ему. От меня же он  решил избавиться, поэтому и придумал ловушку с временным браком!
- Рания, как ты со мной разговариваешь? Снова перечишь мне?  - отец возмущенно поднялся с дивана. – Наказание ничему тебя не научило!
Амина, присевшая на диван и  прижимавшая к себе подушечку, обшитую стразами, покачала головой. Мать же бессильно откинулась на многочисленные подушки у себя за спиной. Все ждали нового наказания, которого снова добилась разведенная родственница. Но и Рания в испуге попятилась, ожидая от отца побоев.
Вопреки  ожиданиям всех,  сид  Ахмет  не стал поднимать руку на Ранию, только сказал:
- Пусть сама жизнь научит тому, что не смогли до тебя донести ни я, ни мать с сестрой, ни Саид. Завтра приезжает твой жених с родственниками, и прилетает Саид. Ты говоришь, что ненавидишь его? Тогда тебе и незачем к нему возвращаться. Но как бы то ни было, другой муж у тебя всё равно будет, Рания! А с Саидом ты не смогла построить счастливую семью. Так неужели это возможно сейчас, если он опять возьмет тебя в жены? Думаю, что нет. Может, мне отказать ему? Я поразмыслю над этим.
Рания слушала молча, опустив голову. Крупные капли скатывались по её щекам на грязное черное полотно  платья, которое  сид Абдул называл паранджой.
Решив, что упрямство дочери сломлено, отец приказал:
- Кульсум, отведи Ранию в «женскую комнату». Пусть сидит до тех пор, пока не ответит, что согласна стать женой Хасана. Если  жених так и уедет ни  с чем, то ты, Рания, так и останешься жить в этой комнате на долгие годы. Но что это будет за жизнь? Неужели ты согласна похоронить себя заживо?
Дав такое напутствие, он покинул зал, а мать Рании поднялась с подушек и подошла к Кульсум :
- Где Раян? Позовите, она мне нужна. Кульсум, разыщи Раян, - распорядилась она, глядя при этом на Ранию.
Не прошло и минуты, как девушка показалась в дверях комнаты, а за ней вошла и Бушра.
- Кульсум, и ты, Раян, отведите Ранию в комнату для наказания, но потом, если в ней возобладает здравый смысл, помогите ей привести себя в порядок: отведите в хамам, подготовьте чистую  одежду, а ту, что на ней – постирайте. Рыбак не станет покупать моей дочери новых платьев. Для чего ему тратиться на временную жену, у него есть две законных, которых, как я думаю, он вовсе не балует. Потом отведёте Ранию в ту комнату, которую она всегда занимала до замужества.  В хамам с Ранией пойдешь ты, Кульсум, и ты, Бушра. А ты, Раян, займёшься вещами и комнатой наверху.
- Да, лара Ламис. Мы всё выполним, как вы сказали.
Она кивнула, властным движением головы отпуская служанок. А затем обратилась к Рании:
- Дочь, не совершай новую глупость. У тебя всё-таки есть шанс снова вернуть Саида, Что бы ты ни думала о бывшем муже, он проучил тебя достаточно, дав тебе развод трижды. Теперь же он одумался. Так не упускай случай, который дарует тебе судьба.
- Мама! Я боюсь, что Саид обманет меня! И тогда я останусь навсегда с рыбаком, - жалобно и без надежды на лучший исход ответила ей дочь.
- Рания, у тебя нет выхода, - тоже вмешалась сестра. – Если ты не примешь условий Саида и не рискнешь, то останешься сидеть в «женской комнате», и  тогда Саид уж точно не сможет вернуть тебя, да и захочет ли?
- Амина! Ааааа….., - тихо зарыдала Рания.
- Ничего не поделаешь, дочь, но тебе придется подчиниться отцу. Хорошо, если Саид сдержит слово и вернет тебя назад в семью. Но если нет, значит, на то была воля Аллаха! Аллах велик, Он не допустит, чтобы тебя, Рания, обижали напрасно. Твой дурной характер -  всё же не такой проступок, чтобы Всевышний жестоко наказывал за него. Надейся на лучшее, Рания.
- И не пытайся сбежать из хамама!- добавила прозорливая Амина. - Тебя найдут и вернут, но тогда отец накажет тебя  ещё страшней. Наши родственники потребуют твоей публичной порки на площади медины, и отец пойдет на это, а затем, опозоренная этим наказанием, ты не станешь никому нужна, Рания, никому! И Саиду в первую очередь! Но тогда никто не сможет уговорить отца не сажать тебя в «женскую комнату», где ты просидишь до конца дней своих. Этого ты не захочешь, мне кажется.
Рания смотрела на свою благополучную и разумную сестру, которая смогла предугадать промелькнувшую в её голове мысль, едва родившуюся, но до конца не оформившуюся. Хамам… Это был бы выход. Вот только для чего ей теперь сбегать, когда с её шеи пропало ожерелье, на которое она возлагала такие надежды? Кто снял украшение, пока она лежала без памяти после того, как отец высек её во дворе? Это не могла быть Раян – юная служанка никогда бы не посмела совершить кражу, да и другие слуги тоже. К тому же они всегда подсматривают друг за другом, и сделай кто-то подобное, весь дом уже знал бы о случившемся. Тогда куда же исчез подарок Саида?!

6.2. Глава 6 часть 6

… Пока Рания возвращалась в свою темницу в сопровождении служанок, Амина и мать обсуждали, как лучше поступить.
- Ты права, Амина! Рания вполне способна снова попытаться сбежать, но уже из хамама, и если ей это удастся, то придется искать её по всему Фесу, а это очередной скандал, и тогда жизнь Рании  будет  загублена окончательно. Как бы то ни было, я не желаю своей дочери подобной судьбы. Правда, Кульсум и Бушра  сильные девушки, они смогут удержать Ранию, не дать ей  удрать.
- Мама, но как будут выглядеть попытки вырваться от них в хамаме  на глазах многих женщин, любительниц посплетничать и на ровном месте, а тут будет такое зрелище! Только представить: голая Рания с намыленной спиной выскальзывает от служанок и бежит через хамам, погоня за ней обнаженных полных служанок, которые могут поскользнуться и упасть на радость местных сплетниц! Они распишут это всем любителям послушать скандальные новости! А если у Рании снова перемкнет что-то в голове, и она выскочит голой на улицу, побежит по медине?...
- Амина, не выдумывай, не пугай меня своими фантазиями, ради Аллаха!- у матери задрожало лицо. – До такого  не дойдет.  Почему Рания упустила свое счастье? Саид был мужем, о котором могут только мечтать женщины. Как моя дочь могла допустить то, что с ней случилось?
- Мама, Саид не такой, каким старается казаться в глазах окружающих. Я долго наблюдала за ним и кое в чем могу согласиться с Ранией: Саид мстителен. Я понимаю сестру, её опасения. Мне тоже кажется, что Саид способен поступить с ней так, как того боится Рания.
- Я поговорю с отцом, чтобы он расспросил Саида, насколько его намерения серьезны. Если он не собирается сходиться с Ранией, то пусть не играет с жизнью моей дочери.
- Да, мама, так и сделай. Попроси отца поговорить с Саидом, чтобы он объяснился с Ранией. Пусть Саид сам скажет Рании, чего он хочет, почему временный брак должен быть таким продолжительным, и что ждет Ранию. А главное, что она должна сделать, чтобы вернуться к сыну и мужу.
- Я поговорю с отцом, обязательно. Но как быть с хамамом? Рания такая грязная после нескольких дней, проведенных в той страшной комнате, что без хамама не обойтись. А если с ней захочет побеседовать шейх? Или имам из мечети, в которой отец собирается заключить брачный договор с Хасаном?
- Да, мама, это так, - соглашалась Амина.
- И Саид тоже приложит руку, и значит, что увидеть Ранию – жену Хасана, которая войдет в семью на таких необычных условиях, захотят все родственники рыбака. Свадьбы не будет, но при заключении брака согласие у Рании спросят, придет шейх…Мы не можем отдать её в грязной одежде, от которой дурно пахнет, немытой, со спутанными сальными волосами …
- И к тому же Ранию мы можем понять как женщину. Ходить столько дней в одной и той же одежде… Меня едва не тошнит при мысли, как бы я себя чувствовала, если бы не смогла приводить себя в порядок целую неделю!
- Да, но у Рании шок, нервный шок, как мне кажется. Она многое не осознает из того, что происходит вокруг.  Вспомни, дочка, её глаза: какое безумие плескалось в них, когда Рания пыталась вырваться из рук отца.
- Да. Мне стало страшно, мама…
В комнату вошли Бушра и Кульсум. Они были чем-то радостно возбуждены. Начали говорить одновременно, перебивая друг друга:
- Лара Ламис, лара Амина, Рания сдалась! Лара Рания согласилась выйти замуж! Что делать, лара Ламис? Готовиться идти в хамам? Что нам делать? Выпустить лару Ранию?
- Тихо! – осадила мать служанок. – Ты, Бушра, найди хозяина, и, как он и просил, сообщи ему то, что рассказала сейчас мне: Рания согласна стать женой Хасана.
- А ты, Кульсум, в комнате Рании, т.е. в её ванной комнате, наполни горячей водой ванну, налей в неё побольше того средства для купания, с пеной,  которое Амина привезла мне из Парижа. Пусть Раян занимается комнатой, а вы с Бушрой помогите Рании отмыть с себя грязь. И запахи. Смажьте потом её кожу аргановым маслом, расчешите волосы, промойте их с гусуль. Что ещё? Кажется, я ничего не забыла?
- А когда вести Ранию в хамам?
- Нет, никакого хамама, - ответила мать Рании.
- Слушаюсь,  хозяйка, -- ответила вежливо Кульсум и повернулась, чтобы уйти.
- Да! И  принесите поесть моей дочери после того, как она примет ванну! Если она смирится с решением отца, то он, пусть и не захочет видеть её рядом  с собой за столом, но накормить её нормальным ужином в её комнате он позволит.
- Да,  хозяйка, всё будет сделано, как Вы приказали!
- Тогда поспеши! Думаю, нелегко провести и несколько лишних минут в том жутком месте, где сейчас закрыта дочь.
Когда служанки ушли, а потом стало ясно, что все в доме занялись Ранией, которую мыли, одевали, кормили,  совершали косметические процедуры, чтобы вернуть ей прежнюю ухоженность и привлекательность, Амина с матерью, обсуждая разное, исподволь наблюдали за поднявшейся в доме суетой.
 Отец находился в своей лавке недалеко от дома, и, по словам Кульсум, собирался вернуться поздно, когда всё в доме успокоится. Видеться с Ранией до того, как её выведут к её к новому мужу, он не собирался, слишком сильно задела она отцовское самолюбие. Поэтому Бушре и Кульсум было дано и новое приказание: не выпускать Ранию из её комнаты, не давать ей гулять по дому. Пусть приходит в себя перед свадьбой и набирается сил, но у себя.
- Мама, как хорошо, что Рании не пришлось идти в хамам! Мы совсем забыли, что отец дважды ударил Ранию плетью, а значит, на её теле остались следы от порки. Если бы ей пришлось раздеваться при женщинах в хамаме, это вызвало бы ненужное любопытство и разные домыслы.
- Аллах! Как вовремя мы догадались устроить Рании домашний хамам! Я совсем не подумала об этом! Амина, почему моя вторая дочь не родилась такой же благоразумной, как ты? Я не нарадуюсь на тебя, дочка…
- Лара Амина, лара Амина! Ваш муж звонит и сердито спрашивает, почему Вы не отвечаете на его звонки на сотовый?
- Ах! Мой телефон! Где мой мобильник? – Амина тут же начала лихорадочно  рыться в сумочке. Выудив, наконец, телефон, она посмотрела на дисплей.
- Телефон разрядился! Вот почему Селим не может мне дозвониться!- Амина явно расстроилась и даже испугалась.
- Позвони мужу с домашнего телефона, - посоветовала мать, - ведь Селим  так беспокоится за тебя. Ты ждешь его ребенка, это очень ответственно.
Пока Амина звонила мужу и долго с ним разговаривала,  лара Ламис решила подняться к Рании и посмотреть, в каком настроении пребывает её дочь. ( Но самое главное –  понять, ЧТО им с мужем стоит ждать  от младшей дочери!).
Она нашла Ранию подавленной, но согласной  принять любой решение, которое примет отец. Ларе  Ламис даже показалось, не заболела ли девушка. Рания  без охоты (как ни странно после такого долгого голодания) съела немного из того, что было принесено Кульсум в её комнату – таджин с бараниной, лепешки и салат, любимый салат Рании. Но и теперь рядом с кроватью на столике стояло блюдо с финиками и печеньем. И кувшин с соком.
 Рания неохотно отвечала на вопросы матери, попытавшейся её разговорить, но всё оказалось безуспешным. Единственное, о чем попросила несчастная, когда мать собралась выйти из комнаты – позволить ей поговорить с Аминой.
- Пусть Амина навестит меня перед уходом! Мне хочется задать ей один вопрос.
- Конечно, дорогая! И не расстраивайся так – мы все в руках Аллаха, все нити от каждой судьбы в Его руках, как суждено, так всё и случится. Положись на Всевышнего!
Мать ушла, а Рания замолотила руками по одеялу, потому что не могла дождаться прихода Амины, которая одна и могла ответить на вопрос, который не давал покоя Рании и ввергал её в уныние.
Поэтому первое,  о чем она спросила, как только Амина вошла в комнату, было:
- Где моё ожерелье? Неужели ты, Амина, опустилась до воровства? Я не позволю тебе присвоить  драгоценности!  Ожерелье слишком дорого стоит, чтобы я могла вот так просто подарить его тебе!
- Рания! Ты что? В своём уме – обвинять меня в воровстве? – возмутилась Амина. –Я же…
- Где оно? Где мои драгоценности? Мерзавка! Ты украла их! – чуть не плача, требовала Рания. – Если ты не вернешь мне моё украшение, я при шейхе на свадьбе назову тебя воровкой и потребую, чтобы тебе отрубили за воровство руку!
- Рания! Ты сошла с ума!
- Верни украшение! Его могла взять только ты! Я уже знаю, что ты первая потеряла сознание. Но пока я лежала во дворе, тебя быстро привели в чувство. А затем по твоей просьбе тебя вывели во двор на свежий воздух и оставили рядом со мной! При этом ты даже Раян отослала за водой якобы для меня!
- Да, Рания, именно так! И пока она ходила за водой, я незаметно от других достала у тебя из-под платья ожерелье! А чего ты хотела?...
- Так ты даже не отрицаешь этого? – возмущенно спросила Рания, подтянувшись  и сев на подушку. – Верни по-хорошему.
- Ты глупа и неблагодарна, Рания,- разочарованно ответила Амина, после чего открыла сумочку и расстегнула боковой карман внутри. Оттуда она и достала сверток – завернутое в носовой платок ожерелье. Протянув его хозяйке,  Амина сказала:
- Я сняла с тебя украшение не для себя, и я не воровка, мне не за что отрубать руку. Это тебе стоило бы отрубить язык. Тогда и Саид не развелся бы с тобой.
- Не напоминай мне о Саиде! – предостерегла её Рания, развертывая украшение.
Амина смотрела на Ранию чуть ли не презрительно, покачивая головой.
- Рания, когда тебя повели бы в хамам, ты осталась бы голой в одном украшении? И даже дома не стоило показывать, что оно у тебя есть, когда служанки помогали тебе принимать ванну,  а Раян стирала твою одежду! А ведь оставить, спрятать украшение в той, в «женской комнате», тоже было нельзя: с сегодняшнего дня дверь заколочена, так приказал отец. Ты не смогла бы убрать драгоценность незаметно от других. А оно тебе может пригодиться. Не сейчас, но потом, когда ты разведешься с рыбаком и вернешься снова в дом отца.
- Что? Нет, Амина, я больше не расстанусь с украшением. Это подарок Саида, и пусть будет всё время со мной. Но спасибо тебе. Извини, что я подумала о тебе плохо!
- Рания… Теперь я могу сказать: я тоже, как и родители, рада, что ты выйдешь замуж за …этого Хасана…., да! Пусть жизнь научит тебя мудрости. Научит ценить тех людей, которые к тебе относятся хорошо, несмотря ни на что!
Явно обиженная сестра вышла из комнаты, даже не простившись, а Рания, посмотрев ей вслед, только фыркнула, любуясь по тускневшим из-за налипшего слоя  грязи с её тела украшением. Потом она встала, проверила, закрыта ли дверь – правда, с обратной стороны, как и приказал отец, а затем выдвинула ящик старинного комода и стала искать то, чем можно было бы почистить золото и драгоценные камни, чтобы вернуть ожерелью его красоту и блеск.
… Обиженная и расстроенная Амина прощалась с матерью во дворике у фонтана.
- Не расстраивайся, Амина, - утешала её мать. – Не знаю, из-за чего у вас произошла ссора, чем тебя обидела Рания, но прости сестру. Ей предстоит нелегкая жизнь в семье Хасана, пусть даже временное замужество продлится месяц. Будем надеяться, что только месяц. А потом Саид всё-таки заберет её с собой в Бразилию.
- Да, мама, - печально согласилась женщина. – А Саид точно прилетает в Марокко?
- Уже прилетел, - доверительно сообщила  мать.
- Вот как? Может быть, Рания была права, решив, что Саид захочет, чтобы она с рыбаком появилась на празднике?
-Не знаю, что задумывал Саид, но отец поставил условие, что Рания с новым мужем уедут в Эс-Сувейру  тут же, как только шейх заключит брачный договор между вашим отцом и Хасаном.
- Мы даже не увидим мужа Рании?
- Почему же? Ранию будут забирать из нашего дома, а обряд совершится в зале для гостей на первом этаже… Если твой муж сочтет возможным прийти к нам на торжество и приведет тебя, то ты увидишь, как Хасан посадит Ранию на осла и увезет её с собой в их новую жизнь.  И пусть у нашей Рании наладится семейная жизнь, так или иначе, с Саидом или с … Хасаном! Иншалла!
- Пусть всё у Рании наладится. Иншалла! – вслед за матерью повторила Амина.
… Ещё через сутки Рания стояла снова возле фонтана, укутанная в черный никаб с головы до ног.  Только узкая щель для глаз белела на лице. У ног выданной  против воли  замуж Рании стоял её бразильский чемодан, практически с тем же самым содержимым, вещами, которые уложили для неё Мириам и служанки в доме Саида.
 Женщина с ужасом  ждала, что вот-вот из дома родителей выйдет человек, ставший теперь её мужем на целый месяц, и от которого её уже тошнило, от одного лишь воспоминания, каким она увидела его рядом с отцом и шейхом в их гостиной, когда женщины привели её после того, как свидетель спросил Ранию, согласна ли она стать женой Хасана.., э-э-э…, она не смогла запомнить даже его фамилию!
Она всего лишь на мгновение  подняла глаза на «временного мужа» и поэтому плохо разглядела его. Он показался ей мужчиной лет 35, толи бородатый, толи у него была на лице густая щетина. Но вот запахи, которые она уловила своим чутким обонянием,  показались омерзительны: от Хасана воняло рыбой и нечистой одеждой.
Этот человек явился на собственную свадьбу, пусть брак и будет временным, в застиранной джеллабе, на которой сохранились какие-то пятна. Макушку прикрывала выцветшая феска. А на ногах под полинявшими брюками были обуты непонятного цвета бабуши, покрытые дорожной пылью. И внешность у временного мужа оказалась пренеприятная, и одежда выглядела ужасно, которая, наверняка, была его лучшей одеждой.
При одном только воспоминании о нем Ранию тут же передергивало от отвращения. И рядом с этим человеком, под его покровительством, ценой в две лодки, ей предстояло прожить месяц?
Рания подняла голову и посмотрела на галерею второго этажа, где у дверей комнат на женской половине стояли служанки и мать с Аминой, пока во дворе никого не было, кроме неё. Мать и сестра ободряюще улыбнулись, а служанки увлеченно шептались, видимо, обсуждая события в доме. Ей стало ещё хуже на душе.
Рания, простившись с матерью и Аминой, а также и со служанками, ещё в своей комнате, выслушав от всех подряд  массу полагавшихся в подобных случаях напутствий, отсчитывала минуты новой семейной и как бы личной жизни уже во дворе, стоя с чемоданом у фонтана и ожидая появления ненавистного мужа.
  Саид так и не появился на заключении временного брака Рании и Хасана. Им был прислан только адвокат, который ни слова не сказал  бывшей жене Саида Рашида,  только разговаривая с её отцом и новоявленным мужем и его родственниками.
«Саид дорого мне заплатит, если только судьба снова сведет меня с ним! Клянусь Аллахом!» - неистовствовала в душе Рания, дрожа от страха перед неизвестностью и от осознания собственного бессилия и безвыходности. За что Саид и её родители обрекли её на жизнь, которая будет полна лишений?
Но вот дверь распахнулась, и стали выходить мужчины. Шейх и имам ушли первыми, провожаемые хозяином. Затем вывалились во двор и, простившись, заспешили по своим делам  родственники отца и матери Рании,  за ними вышли те, кто приехал вместе с Хасаном:  родственник отца из Эс-Сувейры  сид Мустафа, дед Хасана - сид Надир, отец Хасана – сид Вахид, два брата Хасана - теперь уже мужа Рании – Хамза и  Дауд.  Вот показался и сам Хасан…
У него было довольное лицо. Он молча выслушал то, что в полголоса говорил ему отец Рании, потом бросил в её сторону презрительный взгляд и одобрительно кивнул. Затем Хасан Мандари ловко взобрался на осла. А служанка Кульсум, появившаяся во дворе тут же, как только отец Рании подал знак, помогла молодой жене подняться на животное, которое должно было довезти дочь хозяина до автовокзала.
 От Феса до Эс-Сувейры можно было добраться несколькими путями. Но Хасан с родственниками решили выбрать  такси, которое  за несколько утомительных часов доставит их  до места.  Вместе с Хасаном, его дедом, отцом и братьями ехали ещё их жены  и старая тетка Хасана, которым представился случай навестить родственников и знакомых в далеком Фесе благодаря браку их деверя, пусть свадьбы и не случилось. Поэтому взять две машины такси показалось выгоднее, чем столько билетов на автобус, да и времени на дорогу ушло бы больше.
 - Всё, поехали, нам пора! – гаркнул Хасан неприятным голосом, и караван ослов с поклажей и пассажирами двинулся по хитросплетению улиц Феса, направляясь к выходу из медины.
Рания крепко держалась за веревки на спине осла, а сама старалась  склонить  голову так низко, чтобы её глаз не увидели ни соседи, ни знакомые, которые могли бы её узнать, её – бывшую жену самого Саида Рашида!
У стоянки такси возле автовокзала все спешились. Рания удачно спрыгнула без посторонней помощи, но отвязать чемодан не сумела, и тогда к ней подошел Хасан.
- Что, ногти бережешь? Напрасно, тебе они долго не понадобятся. Ни у одной из моих жен нет таких длинных ногтей. Они просто не успевают отрастать.  Жене рыбака, который каждый день возвращается с хорошим уловом, лучше не иметь таких  ногтей. Тебе тоже  придется подстричь коготки, моя кошечка…
Хасан, произнося эти слова, снял чемодан с осла, и при этом случайно или намеренно  задел плечом Ранию. Она отшатнулась, едва не взвизгнув.
 Он оскалился в ухмылке, показав при этом отсутствие во рту нескольких зубов. А изо рта потянуло таким отвратительным запахом, что бедную женщину  замутило. Она неосторожно облила презрительным взглядом мужчину, названного её мужем, а в ответ  увидела, как в его глазах мелькнуло что-то  настолько нехорошее, от чего у неё перехватило дух. Хасан вдруг открыто окинул Ранию оценивающим взглядом, задержав взгляд на некоторых частях её тела особенно.
«Он будто ощупал меня руками, как будто я барашек, которого покупают на принесение в жертву! Хотя нет… Кажется, всё куда хуже», - вдруг испугалась Рания, утешаясь только тем, что Амина, а затем и служанки – Кульсум и Бушра, пересказали ей то, что каждой удалось подслушать у дверей - на кухне, у гостиной, у лестницы. Амина знала больше других, потому что мать поделилась с ней секретами, о чем отцу удалось договориться с Саидом.
«А Саид так и не счел нужным увидеться со мной! Даже о сыне рассказать не захотел. Как там мой Мунирчик?»
Но отец уверился, что Саид заплатил Хасану за лодку и дал слово деду Хасана передать деньги ещё на одну лодку, когда Рания будет возвращена ровно через месяц  лично Саиду.  Деньги на вторую лодку Саид уже положил на счет сида  Надира в банке  в Фесе, но воспользоваться ими семье Мандари будет возможно лишь тогда, когда через месяц Ранию вернут в руки Саида при соблюдении всех выставленных им условий.
Амина шепнула Рании, что по условию договора, временная жена для Хасана должна быть неприкосновенна. Это успокоило женщину, но недолго. Рания, встретив непонятный, нахально-мутный взгляд Хасана, не знала, как быть: радоваться ей, что всё-таки устояла перед уговорами сестры и увезла с собой под платьем своё драгоценное ожерелье, или стоило бояться того, что, оказавшись в полной власти корыстного мужлана, она потеряет всё: и женскую честь, и ожерелье. Она дала слово впредь вести себя осторожно, не привлекая внимания ни к себе, ни к украшению. Этот тип ни в коем случае не должен узнать о его существовании!
Рания провела рукой по ткани, плотно облегавшей шею. Как хорошо, что в дорогу служанки одели её в чисто выстиранное любимое голубое платье, а сверху – в тонкую темную джеллабу, ведь наступил конец весны, начиналась жара в дневное время. На голове Рании был повязан огромный черный  платок таким образом, что закрывал и часть лица, и всю шею, и спадал на плечи, ложась на ткань большей части джеллабы, расшитой спереди традиционным марокканским узором. На ногах были крепкие кожаные туфли на небольшом каблуке, остроносые, как бы стилизованные под бабуши. В дорогу Рания под платье одела черные тонкие шальвары,  спрятавшие ноги до самых щиколоток.
Наверно, даже в таком одеянии Рания выглядела очень даже привлекательно, так ей казалось, потому что этот рыбак то и дело бросал на неё откровенно заинтересованные  взгляды, видимо, забывая, что женщина для него запретна.  Чтобы её злость была не столь заметна, Рания заставляла себя отворачиваться от рыбака или смотрела только на уши осла, на котором ей приходилось ехать.
Когда, наконец, уселись в машины, Рания оказалась в обществе трех внешне очень похожих друг на друга женщин. Одинаковыми их делало не только родство, но и одежда – потрепанные старые джеллабы, застиранные платки, которые скрывали большую часть лица, а у одной из них – самой старой – лицо было закрыто черной тканью, подвязанной прямо под линией глаз.
 Они всю дорогу то молча рассматривали её, то переговаривались между собой,  стараясь не говорить только о молодой жене Хасана. Две из них были ровесницами Рании, третья – лет сорока, полная низкорослая женщина, тетка Хасана, родная сестра его отца,  бывшего, судя по разговорам болтливых женщин  главным в их семейном бизнесе. Вся семья была безумно рада новым лодкам, одну из которых уже купили, как  поняла Рания из беседы женщин, а вторая ожидалась с большим нетерпением и  надеждами на резкое улучшение роста их семейных доходов.
А ещё – они почему-то от души жалели жен Хасана. Одна умерла, другая очень больна,  а первая, самая здоровая и сильная, не в силах справляться со всеми домашними делами. Женщины пришли к выводу, что уже  осенью, сразу после завершения Рамадана, который выпадал в этом году на время с 13 сентября по 12 октября, Хасан точно начнет искать ещё одну жену. И ведь найдет, и женится! А до того кто будет заниматься делами в его доме?! Ведь до этого времени ещё полгода ждать! И не дай Аллах случиться беде со второй женой Хасана!
Рания слушала их разговоры в пол уха, никак не относя их к себе. Она всего лишь временная жена рыбака. Так какое ей дело до его проблем? Она будет месяц гостить в его доме, а заниматься домашними делами? Нет, этого она делать не станет! Две жены вполне смогут управиться с хозяйством рыбака. Наверняка, это не риад, а бедняцкая лачуга. Так чего эти сплетницы так переживают за брата своих мужей?
Три женщины расположились на заднем сидении, а Рания оказалась рядом с водителем. Она была рада такой ситуации, и теперь отвернулась к окну.  Сначала мимо проплывали бурно зеленеющие сады и оливковые рощи. Потом пейзаж сменился на пустынные горы, кое-где покрытые растительностью. А Рании предстояло увидеть ещё сегодня, но ближе к вечеру огромный Атлантический океан, на берегу которого её ждал город Эс-Сувейра. Но при этой мысли она подумала:
«А на  том конце океана  волны накатывают на пляжи Рио-де-Жанейро, в получасе езды от которых  - дом Саида. И там – мой сын, мой Мунир, Когда же я смогу его увидеть?»
 И на неё опять нахлынул страх, тот, который охватывал её каждый раз, когда она думала о сыне. Слишком быстро изменилась её жизнь, и из-за такой стремительной перемены участи она только теперь начала осознавать, как плохо для неё может обернуться жизнь при новых обстоятельствах. «Аллах, спаси и сохрани меня! Прошу у Тебя неуязвимости и безопасности для меня и моего сына! Иншалла!»
 «Алхамдуллилах! И пусть Саид одумается и вернет меня в свой дом, к моему сыну!» - как обычно добавила она и в этот раз.
За плохо промытым стеклом такси проносились живописные долины, и с каждым километром всё ближе становилась Эс-Сувейра, где, между тем, Ранию ждали такие испытания, что, знай она о них заранее, она предпочла бы сбежать по дороге, улизнув от семейства Хасана где-нибудь на автовокзале или в каком-нибудь городке, через которые они проезжали и порой делали остановки по разным причинам. Впрочем, шансов, что её не отыщут и не вернут назад мужу, практически не было.
А пока Рания пребывала в неведении… 
7.1. Глава 7 часть 6
 Хадижа. Первые месяцы  в доме мужа.

Живя второй месяц в доме мужа, Хадижа часто возвращалась в воспоминаниях к первым дням замужества, когда  те чудесные дни она и верила, и никак не могла привыкнуть к мысли, что всё происходит с ней на самом деле.
Хадижа чувствовала себя счастливой. Она влюбилась. Полюбила Фарида с первого взгляда, когда увидела его ещё в качестве жениха. Но теперь он стал её мужем, и Хадижа больше не считала постыдным признаться в своей любви к мужу себе самой.
  Она никогда не осмелилась бы произнести эти слова вслух, даже если бы Фарид спросил Хадижу об этом. Но муж не спрашивал, а  она на сочла возможным открыться мужчине, которого узнала совсем недавно, пусть и назвали его её мужем. Она оставила свои чувства при себе.
 Девушка так боялась, что может случиться что-то,  из-за свадьбу отложат, или передумает отец. Или даже её мать отговорит отца пусть даже через дядю Али, и тогда она потеряет Фарида навсегда.  Сказать честно, Хадижа даже особо не надеялась на брак с Фаридом. Это было бы слишком хорошо!
Но Фарид  женился, взяв  дочь Саида  Рашида  в жены, и Хадижа была безмерно счастлива.
На свадьбе она пребывала в состоянии эйфории. Наверно, поэтому она и не могла вспомнить  отдельные моменты празднества. Блеск золота, сверкание бриллиантов на гостьях, в их прическах и нарядах, и череда лиц, лиц незнакомых людей и наоборот – лица родственников. К ней на свадьбе всё время кто-то подходил с поздравлениями. Отец, мама, тётя Латифа и Халиса, Зорайдэ  с Каримой, дядя Али…
Смена свадебных нарядов, которая к пятому-шестому разу стала казаться утомительной, постоянное нервное напряжение и улыбка, которая сначала была искренней и счастливой, а к концу вечера стала как приклеенной, а губы казались резиновыми.
Хадижа с трепетом вспоминала и теперь, как она сидела в комнате в окружении женщин, которые читали ей по обычаю стихи о любви и дали кусочек сахара, чтобы она положила в рот с приметой: пусть её жизнь с мужем будет такой же сладкой… А она чувствовала себя как в тумане, всё едва не расплывалось  у неё перед глазами, потому что Хадижа страшилась момента: вот зайдут в комнату свидетели со стороны жениха и кади, которые зададут ей вопрос: согласна ли она стать женой Фарида Обенсура?
 Девушка опасалась, что от волнения голос может не послушаться её, и она не сможет ответить такое короткое слово «да». Или её неправильно расслышат и уйдут передать вовсе не тот ответ, за которым они шли к невесте…
Но все опасения оказались напрасными, а теперь и вовсе казались глупыми и сейчас вспоминались с улыбкой. Она сказала «да, согласна», свидетели отбыли с её ответом к жениху и её отцу, между которыми был скреплен брачный договор, и Хадижа была отдана в жены Фариду Обенсуру. 
Потом Хадижу женщины едва смогли уговорить подняться с дивана, чтобы выйти к мужу. От волнения её не слушались ноги! И все женщины это понимали и подбадривали невесту. Поддерживаемая тетей Латифой и Халисой едва ли не под руки, она шла, еле передвигая ноги от напавшего на неё страха. Нет, от пережитых волнений!
Наконец, в зале, куда её привели, чтобы передать мужу, она дрожащей рукой отбросила легкое прозрачное свадебное покрывало и не сразу осмелилась поднять глаза на молодого мужчину, которому её отдали до конца её жизни - она так надеялась на это! Встретившись с Фаридом взглядом, Хадижа тут же поспешила опустить глаза, чтобы не выдать своих чувств к нему – ведь такое поведение невесты, т.е. уже молодой жены, было бы неправильным, предосудительным.
Она была настолько взволнована, что не успела рассмотреть мужа. Т.е. это был, разумеется, он – Фарид. «Алхамдуллилах!» - мысленно вознесла Хадижа благодарственную хвалу Аллаху, испытав чувство облегчения…
Пусть она не успела увидеть и того, как воспринял её появление муж, первое мимолетное впечатление  о ней, которое надеялась уловить Хадижа, но всё теперь у неё с этим мужчиной впереди! В душе Хадижа испытывала бездну благодарности отцу за то, что нашел ей молодого и красивого мужа, который сразу пленил её сердце.
Вот так же повезло Халисе, когда её выдали замуж за Амина. И наоборот – бедная-несчастная Эмми, которую родители отдали в жены мужчине, вдвое старше её, некрасивому, как показалось ей   на свадьбе, куда была приглашена и Хадижа. Как бы сама Хадижа смогла бы принять мужчину, от вида которого её тошнило бы уже на празднике?
Похоже, именно так и произошло с Эмми. Хадижа не могла забыть тот ужас, который был написан на лице подружки, так и просидевшей весь вечер на женской половине в кресле-троне для невесты. Та свадьба была раздельной для мужчин и женщин по настоянию жениха и его родственников, на что были вынуждены согласиться родители Эмми, которые в принципе жили в основном в соответствии с европейским образом жизни, если говорить о внешних приличиях.
…Интересно, как сложилась судьба Эмми? Ведь Хадижа так больше ничего о ней  не слышала. Иногда ей даже становилось страшно при мысли о той жизни,  которую была вынуждена вести после замужества подруга детства. Хадижа слышала иногда какие-то отрывочные известия о жизни семьи, в которую попала Эмми, но не о ней самой.
А когда она и её жених (или муж?) в последний раз переоделись, теперь уже в традиционные белые одежды, а после обошли зал, сделав круг вдоль выстроившихся гостей, под сказочно красивую музыку покидая зал, ведомые, увлекаемые за собой танцовщицей, нанятой как раз для соблюдения всех тонкостей обряда, Хадижа из этого момента запомнила только лицо Жади, перекошенное страданием, как будто Хадижу уводили не в спальню мужа - т.е. снятый в этом же отеле номер люкс, оформленный как свадебный номер для молодоженов, а отправляли на казнь!
Потом была ночь, о которой ей было неловко вспоминать до сих пор. Она и сейчас стеснялась давать волю воспоминаниям о том, что тогда случилось…
А затем они с Фаридом ранним утром отправились в аэропорт. Это было похоже на бегство. Хадижа и сейчас сожалела, что Фарид принял такое поспешное решение. Ведь ей не удалось увидеться перед отлетом из Бразилии ни с отцом, ни с мамой! Хадижа особенно переживала из-за того, что она больше так и не увидела Жади. Вообще, внезапный отъезд оставил в ней тогда какое-то нехорошее чувство.
Но оказалось, что билеты на самолет были заказаны Фаридом  накануне дня свадьбы, он не планировал вот так обрывать праздник, который по марокканским традициям должен был продлиться не один день. Но что-то неожиданно важное вмешалось в планы мужа, и это было важнее свадьбы, Что же это могло быть? Фарид объяснил уже в самолете, из чего она, собственно, ничего не поняла!.
Когда они прилетели в Париж, Фарид оставил её в аэропорту, а сам срочно отправился по делам. Но Хадижа с вещами была в зале не одна. Фарид позаботился о том, чтобы родственник, направлявшийся с семьей в Фес, пребывал рядом с Хадижей. Точнее – не он сам, а его жена с детьми. Но под покровительством, под присмотром мужчины.
Хадижа хотела, но не смогла позвонить из Парижа по мобильному ни отцу, ни Жади. Фарид забрал у неё сотовый телефон. Она не поняла, как это случилось: умышленно или случайно.  Фарид взглянул на дисплей своего сотового и с досадой сообщил, что его телефон разрядился. Хадиже ничего не оставалось, как отдать ему свой собственный. А разве пришло бы ей в голову поступить иначе? Но связаться с Бразилией она теперь не имела возможности.
Отойти от вещей тоже не могла, это дал понять родственник Фарида, как  если бы его оставили в качестве её сторожа. А Фарид как-то очень быстро решил свой вопрос, отчитался по её телефону дяде, говоря о делах с поставками, о ценах и о прочем, что Хадижа и не попыталась запомнить.
И уже ближайшим рейсом они все летели в Марокко, прямым рейсом из Парижа до Феса. А в аэропорту Феса муж взял такси до Мекнеса, и, погрузив их с Хадижей багаж, а также усадив и семью родственника в это же такси, завез сначала семейство в такой знакомый Хадиже город, а потом они уже вдвоем сидели в автомобиле, который направлялся из Феса, раскинувшегося среди холмов. Выехав из города, они направились прямо в Мекнес, больше никуда не заезжая и нигде не задерживаясь.
Когда проезжали мимо развалин крепости Миринидов,  где Хадижа  из любопытства побывала с Каримой несколько месяцев назад и сделала потом множество неожиданных открытий,  она теперь как-то иначе взглянула  на  остатки старинной касьбы, которые были связаны с романтической историей её матери и Лукаса, второго мужа Жади.
«Как было бы чудесно побродить по переходам и коридорам крепости, вдоль осыпавшихся стен, вместе с Фаридом! Мама всегда вспоминала, что касьба действовала на неё особым образом, вызывая в её душе необыкновенные ощущения!»
Жади говорила, что в развалинах каждый раз ей чудилась музыка, казавшаяся неземной. Вот только слышать её могла лишь сама Жади, т.к. звучала мелодия только в её душе – это была мелодия любви к Лукасу. Но Хадиже теперь хотелось услышать подобную мелодии в своей душе, ведь ей так нравился Фарид!
 Что она могла знать о любви, выйдя замуж в 18 лет? Но ведь и её маме, когда Жади встретилась с Лукасом и влюбилась в него, тоже было не больше! Жади не исполнилось и 17 лет, когда умерла бабушка Хадижи, и дядя Али привез будущую мать Хадижи в Марокко.
Фариду она, конечно, не стала ничего говорить о своих мечтах и фантазиях, когда машина проехала по дороге мимо крепости, и развалины остались позади. Может быть, когда-нибудь, она под каким-либо предлогом и побывает здесь вместе с мужем…

  … Водитель, признав в пассажирах местных жителей, пожаловался Фариду:
- В этом году туристов не так много, как приезжали раньше. Доходов совсем мало. Я думал, вы направляетесь в Волюбилис. Понадеялся, что отвезу вас на развалины,  экскурсию захотите взять – туда-сюда. Заработаю.
- Что такое Волюбилис? – вполголоса полюбопытствовала Хадижа, которой показалось знакомым название. Она задала вопрос мужу. Но водитель услышал и тут же ответил, не обращая внимания на недовольное выражение лица мужа пассажирки:
- Это античная достопримечательность. Конечно, не мусульманская. Очень древняя. Римские развалины. Остались арки и колонны, римская мозаика с изображением  лиц  и каких-то сценок и узоров на фресках. Европейцы с интересом посещают эти места. Хотите, отвезу вас туда, сами всё увидите.
- Нет, мы торопимся, - возразил Фарид, нахмурившись и  бросив взгляд на Хадижу, которая впредь решила больше не открывать рта.
Она поняла, что нарушила какую-то условность, местный обычай, пусть водитель и не обратил на это внимания, потому что каждый день имел дело с иностранными туристами, не знавшими местных традиций. Но то, что мужу не понравилось, как Хадижа попыталась поддержать беседу во время  поездки, было   очевидно.
Хадижа подосадовала на совершённый промах, но мысленно стала вспоминать, что рассказывал ей отец совсем недавно о Волюбилисе.  Когда Саид с женами и Хадижей приезжали в Марокко, то старался каждый раз познакомить семью с разными городами Марокко, с достопримечательностями исторической родины.
Где они побывали все вместе?  Без Фатимы, которая появилась в их семье совсем недавно, а с Ранией и Зулейкой?  Отец возил их в Рабат – столицу  Марокко.  В Касабланке они бывали неоднократно.  В Мекнес ездили, когда Хадижа была совсем маленькой, поэтому она плохо запомнила город, похожий на все остальные восточные города.
 Но как  сказала однажды Зулейка, это не совсем так: в Марокко  каждый город имеет свой цвет, особенность. Вот Агадир, в который они как-то заезжали – белый.  Марракеш  - красный город, как его называют, потому что стены его домов цвета охры, Эс-Сувейра – бело-голубая. Стены домов покрашены в белый и голубой цвета.  Мекнес – «оливковый город», и не только потому, что  вокруг города  много оливковых рощ, но и из-за зеленого цвета крыш… Фес – светло-бежевого цвета… 
Хадижа не помнила Мекнес,  пусть  город и был расположен ближе всего к Фесу, Она не была и в Эс-Сувейре, хотя отец много раз обещал свозить всех  в этот чудесный город на побережье океана, который, если подумать, возможно, лежит почти напротив Рио-де-Жанейро, во всяком случае, если на карте провести прямую, соединив Рио и Эс-Сувейру…
В колледже, где училась в Бразилии  Хадижа, изучали историю и географию  Бразилии, а из наук о зарубежных странах, о Марокко Хадиже не запомнилось почти ничего.
Саид старался восполнить пробел в образовании дочери и сыновей, привозя книги о стране, где когда-то родились все его дети.  И Хадижа, и Мунир, и Амир… Только младшая сестра Хадижи Бадра стала бразильянкой по рождению. Но так уж получилось.
«Неужели в Марокко когда-то жили римляне? Откуда здесь  римские развалины?» - бормотала она про себя, но о чем-либо спрашивать больше не решилась.
- В нашей истории чего только не случалось, - снисходительно заметил болтливый шофер, правильно истолковав интерес молодой женщины. Он не  глядел на Хадижу даже в зеркало, т.к. рядом с ним сидел её муж, а на чужую жену  смотреть – харам. Но бросал взгляды на дорогу, пусть и пустынную на первый взгляд, но всё же стоило быть начеку всё время, потому что иногда мимо проносились на взятых в прокат автомобилях туристы и местные лихачи,  для которых скорость  - это всё.
Хадижа была одета в никаб, т.е. только узкая полоска на лице делала открытыми  глаза девушки, а остальное тело было укутано в бесформенную черную накидку, даже рукава были столь длинны, что видны  были только кончики её пальцев. В машине работал старенький кондиционер – им повезло, иначе Хадижа просто задохнулась бы от жары и душного воздуха, не смотря на то, что никаб был сшит из тонкой дорогой ткани.
 Но под ним тоже было платье, дорогое и очень  красивое, в которое Хадижа быстро переоделась  рано утром после свадьбы, как только Фарид приказал собираться, потому что им предстояло едва ли не в последний момент перед окончанием посадки успеть пройти регистрацию.  Хадижа радовалась, что под руку подвернулось именно оно.  Теперь летнее платье её и спасало. Как и  легкие открытые туфельки. Но всё равно было очень жарко.
Хадижа не знала, сколько ещё предстояло им  добираться до Мекнеса, но она  когда-то много раз слышала от  дяди Али, Зорайдэ, как и от  дяди Абдула, что Мекнес совсем рядом, в паре часов езды на транспорте.. 
  И дочь Жади с трепетом  ждала появления на горизонте стен древнего города, который должен был стать её судьбой.
А муж, совершенно не обращая на неё внимания, вёл разговор с водителем теперь уже на знакомые обоим темы:  о предстоящем урожае цитрусовых, о ценах на сок и плоды, а когда показались оливковые рощи. То втянулись в обсуждение видов на урожай олив, а потом – на финики. У водителя оказалось во владении несколько деревьев финиковых пальм, что и спасало его семью, давая возможность прокормить семерых детей и жену.
Дорога до Мекнеса была отличная  и радовала глаз изобилием красочных полей, оливковых и апельсиновых рощ, гранатовых и миндальных и виноградниками. Хадижа повернулась к окну,  не переставала любоваться пейзажами с цветущими деревьями в местных поселках, мимо которых они проезжали. Оградой садам зачастую являлись высаженные в качестве таковой кактусы, тоже покрытые красноватыми бутонами, которые, как знала по рассказам Хадижа, превращаясь в шишечки, становились потом вполне съедобными, даже являлись местным деликатесом.
Но вот показался и город, окруженный крепостной стеной, из-за которой виднелись дома,  усыпанные множеством спутниковых антенн, а над ними там и здесь высились минареты.
Хадижа, приложив руку к сердцу, с трепетом рассматривала открывшуюся панораму города. 
Автомобиль вкатился прямо на центральную площадь Мекнеса.
Пересохшая река Фекран разделила город пополам: на новую часть с банками, офисами и дорогими отелями и старую, с Мединой.  В Мекнесе медина была окружена тремя поясами стен, они протянулись на сорок километров, и если ехать или идти вдоль крепостных стен, то попасть внутрь можно только  через проделанные в стенах ворота. Их несколько. Самые красивые ворота в Мекнесе называются Баб-Мансур.
Здесь-то Фарид оставил машину, рассчитавшись с водителем, и нанял возчика, который погрузил их багаж в довольно вместительную тележку, а часть вещей привязал на спину осла, которому предстояло тащить через медину и то, и другое.
И пока муж занимался делами, Хадижа с восхищением рассматривала красивейшие во всей Северной Африке ворота. На солнце отражались бесчисленные грани на нежном зеленом фоне в переливах приделанных к воротам звезд…
И вот Хадижа с Фаридом сделали шаг через величественный сводчатый проход ворот Баб-Мансур и оказались в старинной части города, которую грозный Мулай Исмаил желал превратить в самый красивый город Востока своего времени,   и сделавший Мекнес имперским городом в 17-18 веках.
Фарид шел рядом молча, Хадижа тоже. Но в её памяти то и дело всплывали рассказы дяди Али о необычной истории города.
История удивительнее чем то, что видишь глазами. Правитель Мулай-Исмаил из кожи лез, чтобы сделать Мекнес самым красивым городом всего мусульманского мира, поражающим воображение. Этот сказочный злодей достиг своего – по легенде, чтобы сотворить непревзойденное архитектурное чудо, он собственными руками задушил 30.000 нерадивых и просто в ненужную минуту подвернувшихся подчиненных (Амин в детстве, услышав об этом, подсчитал - почти по одному задушенному в день в течение 55 лет его правления). Но сам Аллах, видимо, не вынес этой красоты на крови и через 28 лет после смерти Мулай-Исмаила наслал на Мекнес землетрясение. По сей день старая часть города – сущий призрак, по словам сида Али…
Хадижа шла и видела, что и сегодня эти старые кварталы – поистине лабиринты жилищ, хаотично расположенных, приткнутых друг к другу на расстоянии вытянутых рук, где едва проходит ослик с поклажей. Здесь, как и в Фесе, было множество таких улиц, где заблудиться можно за пару минут, два-три раза повернув в очередной проулок. А стены домов почти без окон, словно маленькие крепости. Обшарпанные стены, почерневшие кое-где от времени и дыма.
 И совершенно невероятно, войдя в небольшие двери, увидеть внутри почти каждого дома богатое убранство, и даже роскошь, колонны, узоры, ковры и – в центре всего – светлые дворики с зеленью и фонтанами или небольшими бассейнами. Это знаменитые риады. В одном из таких риадов в Фесе жил дядя Али.
 «Интересно, какой дом у Фарида? Что он собой представляет? Я слышала, что дом моего мужа – риад, который был в плачевном состоянии, но Фарид отремонтировал почти весь дом. Скорее бы увидеть место, которое суждено мне судьбой!».
Ей и в голову не пришло, что она может быть разочарована тем, где ей предстоит оказаться и что там увидит. Но юная женщина не задумывалась над ближайшим будущем, потому что с ней рядом шел её прекрасный Фарид, мужчина, который всё сильнее врастал в её душу. 
Молодожены шли просто молча. Это было как-то странно. Но Фарид ни о чем не говорил с Хадижей и не спрашивал её. А  она не осмеливалась нарушить молчание первой. Так они и  двигались за нагруженным осликом, тянувшим повозку с их вещами. 
- Идти придется не так уж близко, так что тебе придется потерпеть, - сказал, наконец, Фарид.
- Ничего, я совсем не устала, – улыбнулась Хадижа.
Действительно, в малознакомом городе всё казалось необычным, отвлекало от пути, укорачивая время.
«Мой муж ещё не успел полюбить меня, и это понятно. Он не такой, как я. Я похожа на маму: она с первого взгляда влюбилась в Лукаса, а я – в Фарида. И Для меня больше никогда не будет существовать других мужчин. Только Фарид, чтобы ни случилось в нашей жизни!»- при этих мыслях сердце Хадижи таяло от счастья.
Они углубились в  старую часть города. Сначала им предстояло пройти мимо местной достопримечательности: бывшей мощной тюрьмы для христиан, которая была сооружена по приказу одного из древних правителей Мекнеса, как оказалось, того же Мулай-Исмаила.
 Внутрь они с Фаридом не зашли, разумеется. Но вид  с поверхности земли Хадижу неприятно поразил, она даже поёжилась, представив, как несколько веков назад там, в подземелье, сидели пленники, а над их головами во дворце правитель устраивал приемы для дипломатических послов из тех многих стран, откуда были захваченные в плен люди. И пленники, и дипломаты могли наблюдать друг друга через узкие круглые отверстия, проделанные в земле над тюрьмой, т.е. в потолке темницы. 
Медина в Мекнесе показалась Хадиже после Феса не такой запутанной. Она вдруг вспомнила, как когда-то они с матерью убегали по улицам Феса от преследователей. Это случилось, когда Хадижа решилась сбежать вместе с матерью из Бразилии, потому что отец отказывался дать Жади шанс видеться с дочкой.
Вот только сейчас Хадижа начала понимать, что чувствовала мама, перелетев из Бразилии через океан и оказавшись в Марокко, в Фесе – единственном городе, казавшимся ей надёжным укрытием, потому что город был настолько огромным, запутанным лабиринтом, в котором при желании можно было бы затеряться на долгие годы, и отец Хадижи никогда не смог бы их найти.
Она и теперь помнила, как быстро им пришлось бежать по улицам, то и дело заворачивая то в один переулок, то в другой, слыша за собой голоса догонявших и топот нескольких пар ног. Добраться с матерью они смогли до самой касьбы, там и спрятались. Но отец слишком хорошо знал мать своей дочери, которая не догадалась изменить хотя бы раз привычное место укрытия. Ведь однажды она искала там убежище:  после рождения Хадижи Жади убежала с  новорожденной дочкой на руках в развалины крепости, отчего-то уверенная в защите, которую смогут дать ей и малышке, стены касьбы. (Хадижа поняла, что воспоминаниями и мыслями о матери она просто отвлекает себя от охватившего её волнения перед  знакомством с родственниками Фарида, не появившимися на свадьбе, причем – важными, самыми близкими родственниками!)
Она снова незаметно осмотрелась. Открыто глазеть по сторонам, как это делают туристы, было неудобно и. конечно, не понравилось бы Фариду.
Да, Фес больше, чем Мекнес, но в остальном  оба города представляли собой запутанные лабиринты, и  были похожи друг на друга не только этим. В каждом городе – огромные и бесконечно тянущиеся крепостные стены, когда-то укрывавшие города от неприятеля, а теперь покрытые красной глиной и усыпанные многочисленными отверстиями, как будто тысячами ласточкиных гнёзд. Фарид объяснил, что проделаны они для «дыхания» стен.
Были и в Мекнесе многочисленные массивные ворота в каждой крепостной стене, и дворцы, покрытые удивительной красоты арабской вязью узоров и мозаик. Крепостные башни, мечети и минареты, дворцы, гробницы и мавзолеи важных сановников (визирей), султанов, монархов.
На медине, как в каждом восточном городе, где обязательно есть «старый город», располагался бесконечный рынок, заполненный лавочками торговцев, в том числе сувенирами и изделиями местных ремесленников-кустарей. («Такая же лавка в Фесе  есть у Икрама – сына дяди Али»,- припомнила Хадижа).
Так как Хадиже было с детства знакомо увиденное на медине, то она ничему не удивлялась, но восхищалась мастерству марокканских ремесленников, знания к которым переходили от отцов и дедов.
Так как шли не быстро, то она успевала рассмотреть товары в лавках, мимо которых они с Фаридом проходили. Видела вышитые национальным орнаментом ковры, домашние туфли, украшения ручной работы, зачастую  весьма искусно выделанные. Всевозможные изделия из серебра, которые Хадиже хотелось, но не получалось рассмотреть, ведь Фарид не предполагал останавливаться и заходить в лавки, которые попадались на пути.
Но она острым взглядом выхватывала из калейдоскопа пестрых товаров то глиняную посуду удивительной красоты и изящества, то изделия из кожи, всякие там кошельки и сумочки которые хотелось повертеть в руках,  но приходилось проходить мимо; изделия из дерева разных пород: шкатулки из кедра и туи, инкрустированные лимонным, черным или красным деревом, и  многое другое.
Она приметила одну шкатулку, которую с огромным удовольствием выпросила бы купить для неё, иди она сейчас рядом с отцом. Но просить что-то у Фарида, ещё даже не добравшись до его дома? Наверно, это стало бы шоком для её мужа. Хадижа оставила в памяти симпатичную шкатулку, успокаивая себя тем, что все сувениры, которые она видит на местном суке – это всего лишь поделки для туристов, такие точно, какими торгуют дядя Мухамед и сын тёти Латифы  Амин.
И к тому же, Хадижа поймала себя на ощущении того, что увиденные ею вещи – это и для неё, как для туристов из Европы, в некоторой степени экзотика.  Ведь и в доме отца, миллионера Саида Рашида, и в доме матери и её состоятельного мужа всё было дорогим и качественным, от известных фирм и от кутюр, начиная от ночной сорочки до предметов мебели.
И если отец и желал, чтобы его жены и дочь одевались на праздники в национальные платья – ткшейто и кафтаны, то вещи эти были совсем не дешевые. Например, то платье из неповторимо красивой ткани, что надето на ней под никабом, стоило целое состояние по сравнению со скромными ткшейто, вывешенными на двери лавки, мимо которой они только что пробрались через толпу прохожих! И так во всём, что бы не начинала сравнивать Хадижа.
 И если отец или дядя Али с Зорайдэ привозили из Марокко в подарок какие-нибудь вещицы, то, конечно, как сувениры. Но Хадижа всё-таки отдавала должное удивительному миру марокканских народных ремёсел. И прогуливайся она просто по рынку с Жади и тётей Латифой, непременно уже наполнила бы купленную тут же тканую сумку разной мелочью, накупив, к примеру тех же флакончиков с ароматным аргановым маслом, которому Зорайдэ приписывала целебные свойства.
Но Хадижа только «зацепилась» взглядом за выставленный у одной из лавок чайник со странным орнаментом и изогнутый марокканский нож, вещи, которые наверняка понравились бы и матери, и тёте Латифе, и Амину.
Она увлеклась, рассматривая сувениры.
Вдруг Фарид показал знаком, что им предстоит повернуть в переулок, в котором Хадижа вскоре обнаружила сточную канаву; а, миновав его, они вышли на широкую улицу, которая после зловонного места показалась дочери Жади настоящим раем.
Ярко-красные цветы в зелёном уборе из листьев гроздьями свешивались через садовые ограды, повсюду вились гирлянды роз всех цветов и оттенков. По обе стороны улицы шли ряды огромных эвкалиптов, а на верхушках апельсиновых деревьев, выстроившихся в четком строю, белели звёздочки белоснежных цветов. И позади этой красоты, посреди буйной свежей зелени гордо красовались на солнце величественные дворцы.
Хадижа даже ахнула при виде великолепных зданий, как будто сошедших со страниц книги сказок про Шахерезаду. Фарид едва усмехнулся, видя наивный восторг молодой жены.
Потом они опять долго шли, и, наконец, оказались в месте, которое было как другой мир после недавно увиденного великолепия. Они завернули в длинную улицу, довольно прямо вытянувшуюся, в которой царила в этот час полная пустота, безумные ласточки чертили небо, а  Хадижа увидела двух кошек, игравших с мёртвой мышью на отполированной за века мостовой. И всюду был запах горячего хлеба.
Фарид, видя, как жена сглотнула слюну, пояснил:
- Здесь рядом пекарня. Аромат выпечки мы чувствуем даже у себя в доме  почти круглые сутки. Сказать правду, у нас в семье женщины сами пекут хлеб, но иногда младшая сестра покупает лепешки у соседей, потому что их очень любит мой дед, когда гостит у нас.
Хадижа остановилась и повернулась  к Фариду. Она впервые открыто посмотрела мужу в лицо. И очень смутилась. Но  он, казалось, не заметил этого и продолжал советовать:
- Поживешь с моими родственниками и сама узнаешь, что принято в нашей семье, чем кто занимается, у кого какие обязанности. Не сиди у себя  в комнате,  присматривайся ко всему, пока на твоих руках не исчезнет рисунок из хны, чтобы потом суметь заниматься домашним хозяйством на равных с другими членами моей семьи. А теперь – и твоей семьи тоже. Ведь после свадьбы ты принадлежишь мне, нашей семье. Слуг в нашем доме нет, а те, кого я нанимаю, работают в лавках здесь в Мекнесе или в Марракеше. Ты понимаешь, о чем я тебе говорю?
- Конечно, Фарид!- уверила Хадижа мужа, назвав его по имени. Это случилось впервые! Какое же красивое имя у мужа! Сколько раз она произносила его мысленно!
- Вот и хорошо. Надеюсь, что у нас с тобой всё сложится так, как хотелось бы. Иншалла!
- Иншалла! – тихо проговорила она, двинувшись вслед за Фаридом, который, ускорив шаг, спешил по улице в сторону неведомого пока ещё для Хадижи  дома. И только теперь до неё дошло, что эта улица – та самая, где стоит дом Фарида! Всё, они прибыли на место! И сердце Хадижи бешено забилось…

7.2. Глава 7 часть 6

*** Но волнение Хадижи не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило с другой девушкой, с Зухрой! Она была в бешенстве! И неистовствовала уже долгое время в своей небольшой комнатке, с недавних пор ставшей для неё пристанищем. Когда Фарид сообщил бывшей жене о своем решении снова жениться, она и верила, и не верила в то, что так и будет.
 А потом он уехал в Бразилию, и она видела, как вместе с двоюродными братьями и дядями он отправляется в Фес, чтобы оттуда добраться с родственниками невесты в аэропорт.
Зухра только и смогла подать ему знаки – рассыпанные лепестки её любимых черных роз, которые немым укором легли на мостовую и были растоптаны копытами ослов…
- Фарид! Мерзавец! Он всё-таки сделал это!- яростно восклицала она, бросая в стену ветхие подушечки с дивана, которые падали на грязный земляной пол, но её это нисколько не смущало. Скорее всего, Зухра и вовсе не понимала, что творит. Настолько гнев захлестнул её сознание.
- Как он мог? Как посмел? Он же клялся мне в вечной любви! Он собирался убить меня, если я только осмелюсь посмотреть в сторону другого мужчины! – продолжала вопить Зухра, теперь, когда закончились подушки,  уже пытаясь поднять коврик, что был положен возле неширокой кровати, укрытой давно нестиранным балдахином.
Но небольшой потертый ковер был подсунут одним краем под ножку кровати, а другим заходил под край близко стоявшего дивана, и Зухре, даже будучи вне себя от злости, не удалось выдрать его из-под мебели, чтобы ковер разделил участь только что улетевших со своего места подушек.
- У-у-у-у!!!! – взвыла преданная любимым мужчиной племянница шуафы из Марракеша.- Это я, Я!Я убью их обоих – и обманщика Фарида, и его жену! Я оказалась не так хороша для него, чтобы оставаться женой, пусть бы он и взял себе вторую жену! Разве я виновата, что Аллах никак не хотел послать мне ребенка для Фарида? Если бы я могла, я родила бы ему сына! Разве я не хотела этого?
У-уу-ы-ыы-ы…, - выла брошенная Зухра,  выдирая у себя на голове волосы.
- Он мне за всё заплатит! И она тоже! Фарид, кажется, забыл, что и мне кое-что досталось от знаний и умений  марабутов из Марракеша!
Зухра заметалась по крохотной комнатке, которую ей удалось снять, когда приехала в Мекнес, не выдержав неизвестности после слов любовника о расставании и отъезда Фарида в дом матери.
- Я не зря столько лет прожила у тётки, которая меня многому научила. В её нищей лачуге, среди трав и кореньев и разных жутких вещиц и банок, я в конце концов стала разбираться не хуже родственницы в содержимом каждой склянки, смогу найти средство и вернуть себе Фарида с помощью приворота и отвадить его от молодой жены!

 Зухра не могла видеть себя со стороны, а напрасно: она выглядела ужасно! Худая и грязная, как бродячая кошка, она металась по жилищу с растрепанными волосами. В порванном платье, которое сама же изодрала на себе от бессильной злобы после ухода Дайнаб, которая первой узнала о её убежище, и вот сегодня приходила к ней сообщить, что Фарид с женой уже прилетели в Марокко и скоро будут дома. Семья готовится к встрече молодоженов.
- Вот как? Вы готовитесь к встрече с невесткой? – тогда ещё вполне спокойно, сумев сдержаться, поинтересовалась Зухра у подружки.
- Да. Конечно, а как же иначе? Всё должно быть, как положено – в соответствии с обычаями. Иначе Фарида осудит вся медина! И деда - сида Рахима тоже.
- Могу представить: пекли с утра до вечера вчера печенье и бахлаву, тушили всю ночь таджины, а сегодня всё утро катали манку для кускуса? Ты, наверно, с ног падаешь от усталости? – с притворным сочувствием расспрашивала Зухра.
- Да! И не говори - я устала страшно, ломит руки, а самое гадкое, что я обожгла руку кипящим маслом, и теперь у меня на запястье останется ожог – небольшой, но всё же это метка, из-за которой выгодный жених может забраковать и отказаться от меня. Ведь на теле невесты не должно быть никаких ран и ожогов! Только родимые пятна. И то, если жених согласен с верой в то, что родинки и  родимые пятна – это отметины, сделанные самим Аллахом! Ох, Зухра! – тоже притворным голосом жаловалась Дайнаб приятельнице, которую страшно боялась.
- Бедненькая! Что же так: Фарид никак не найдет тебе жениха? Вот твоей старшей сестре он нашел жениха, который, как говорят, сгорает от нетерпения получить её в жены.
- Да, так всё и есть! – согласилась Дайнаб, завидуя счастью сестры. Не то, чтобы ей тоже нравился жених Замили, но уже то, что скоро сестра выйдет замуж и станет единственной женой, выйдя из-под диктата брата… А кто знает, кого ей, Дайнаб. в мужья выберет Фарид?
Наверно, Зухра всё-таки, и правда, умела читать мысли. Она тут же сказала, попав в больное место сестры Фарида:
- Если ты откажешься мне помогать, то я сделаю так, что про тебя снова вспомнит тот карлик из Феса! Фарид рассказывал мне, что когда тебе было лет 13, отец возил вас с Фаридом и Замилей в Фес к родственникам на праздник, а там собрались и родственники, и знакомые, и соседи ваших родственников, и тебя высмотрел искавший вторую жену страшный карлик-горшечник, который посватал тебя у отца. Но ваш отец отказался выдавать тебя замуж, потому что тогда ты ещё не созрела.
Зухра всё верно рассчитала: девчонка всё вспомнила и даже передернулась от отвращения. А бывшая родственница продолжала:
- Тот мужчина не принял отказа. Он поклялся, что выждет положенное время и приедет за тобой, когда ты уже станешь носить платок. Он взял себе потом двух жен, а место четвертой несколько лет хранил для тебя. Не забыла? Я узнавала: он так и не взял четвертую жену. Ты так запала ему в душу!  Да и первая жена у него умерла недавно. Так что если ты не станешь мне помогать, то я  устрою твою судьбу вовсе не так, как хочется тебе, Дайнаб…, - с угрозой закончила Зухра.
- Что ты такое говоришь? – с испугом уставилась на Зухру сестра Фарида.- Когда это я тебе отказывалась помогать? Мы же подруги! Если бы Фарид или наш дедушка узнал хотя бы часть того, что нас с тобой связывает, меня бы высекли, и если не на площади на медине, то во дворе или в доме. Сама знаешь, как много в нашем доме комнат.
- Знаю, - сумрачно сказала Зухра и вдруг встрепенулась:
- А тебе уже известно, в какой комнате Фарид велит поселить молодую жену?
- Не переживай, Зухра. Не в твоей бывшей комнате. Её он, наверно, бережет для тебя! Комната очень хорошая. И мать с дедом так и не поняли, почему Фарид приказал привести в порядок для Хадижи комнату на втором этаже рядом с твоей, но всё-таки не твою бывшую.
- Кто знает, какова будет воля Аллаха? Может быть, я ещё вернусь к Фариду, но уже не первой женой?
- Я была бы рада этому, Зухра! Мы всегда дружили с тобой, потому что понимали друг друга!
- Но пока твой брат оставил меня в Марракеше одну, в огромном доме, где я должна была ждать непонятно чего. Он дал мне денег и велел на время отправиться пожить у сестер в доме второй жены отца в Касабланке. Представляешь, Дайнаб?! Он привезет в Мекнес жену, у него начнется медовый месяц. Эта девчонка из Бразилии вскружит ему голову и начнет считать его своим. А я буду умирать от ревности и неизвестности в Касабланке?
- А твои сестры тебя приняли бы в своем доме? – не подумав, спросила любопытная Дайнаб.
Зухра усмехнулась, прекрасно поняв, что имела в виду Дайнаб.
- Мои сестры ничуть не лучше меня! Поверь: одна сестра разведена, другая вдова с маленьким ребенком. Шансов выйти замуж у них нет. Наша мать и мои сестры не умерли с голоду только потому, что моя тетка из Марракеша, о которой так презрительно всегда отзывались в вашей семье, присылала им немного денег все годы. Если бы я приехала к ним в Казу не с пустыми руками, мне были бы рады.
- Конечно, ведь они  твои самые близкие родственники, - поддакивала Дайнаб, не особо задумываясь, к чему клонит Зухра.
- Но что мне там делать? Чтобы какой-нибудь родственник озаботился моей судьбой, не зная, чем я занималась в Марракеше,  и нашел бы мне мужа? Какого-нибудь старого лысого толстяка, от которого будет каждый вечер нести гашишем из кальяна, потом и прочими прелестями? Нет, я слишком хороша для таких «мужей». Мне нужен только Фарид, и я не откажусь от него.
Дайнаб давно было не по себе, с той минуты, как она пришла в этот отдаленный, довольно обособленный переулок, заканчивающийся тупиком, в конце которого было всего две двери. Как пояснила Зухра, за одной дверью располагалась лавка, в которой торговали кормом для ослов, а за другой дверью был вовсе не риад, не дом в несколько этажей, а крохотное жилище в одну комнату, которая была одновременно и столовой, и спальней, и кухней. Здесь Зухра теперь и жила.
Плюс этого жилья был в том, что имелось одно окно, расположенное не так высоко от земли, а значит, через него можно наблюдать за теми, кто приводит ослов за  кормом. А так как Фарид часто покупал корм своим ослам именно здесь, то Зухра, выбравшая эту комнатку как раз поэтому, надеялась,  пусть и иногда, видеть Фарида или даже встречаться с ним.
Кроме того, совсем неприметная дверца в другой стене вела из комнаты в противоположную сторону на соседнюю улицу, но между дверью второго выхода и улицей была высокая  глиняная ограда, благодаря которой отделен был  небольшой садик с несколькими плодовыми деревьями и устроенным ещё прежним хозяином огородом, с которого и кормилась теперь Зухра. Ведь лишних денег у неё не оставалось ни дирхама.
Деньги, что ей  дал Фарид на проживание в Марракеше в доме, где она оставалась ждать, когда он сможет выплатить ей махр после развода, она уже потратила – на оплату снятого жилья и еду на первое время. Денег оставалось совсем чуть-чуть, и если не увидеться с Фаридом и не попросить у него часть алиментов, то Зухре придется голодать или искать работу.
Но что она умела, кроме как гадать, «колдовать» или лечить?  Но заниматься такими делами в Мекнесе было нельзя и даже опасно. Во-первых, сам город был настолько религиозен в большинстве своем, что за колдовство, осуждаемое Кораном, можно сильно поплатиться. А во-вторых, Зухра строила планы любыми путями вернуться к Фариду или вернуть его себе, поэтому иметь репутацию ведьмы, уже не по слухам, а потому что кто-то попользуется её услугами и  сможет уверенно свидетельствовать против неё, ей было не нужно.
Оставалось только ждать возвращения Фарида и его благосклонности к ней… Ведь они так любили друг друга когда-то, пока не оказалось, что она не может родить ребенка.
А отец Фарида, давным – давно болевший, видимо, какой-то неизлечимой болезнью, невзлюбил невестку, жену единственного сына.
Она по глупости ответила ему тем же, не сумев скрыть неприязнь к старику, а когда он умер - сам умер, без её помощи! (Ну не травила она его, не травила, хотя вся семья была теперь уверена в обратном!) - то и Фарид, и семья дружно восстали против неё. То, что мать и сестра, да и старик-дед сочли, что она занималась колдовством в их доме, к тому же – против хозяина, против отца Фарида, не было удивительным. (И занималась, да, и что? А они решили, что она даст себя в обиду? С чего бы это?)
 Но вот то, что Фарид поверил не ей, а деду и матери,  которые решили, что невестка колдовством или ядом свела в могилу отца Фарида, такого она не ожидала. А потом был развод по требованию семьи и ультиматум со стороны дяди – большого предпринимателя – Омара Обенсура. 
И её Фарид сломался. Он был вне себя после смерти отца и поверил бы любому объяснению, как могло случиться, что внешне здоровый мужчина внезапно заболел и сгорел за считанные месяцы? Как не поверить в колдовство,  если тетка Зухры зарабатывала на жизнь в Марракеше на известной площади Джеммаа-эль-Фна, занимаясь гаданием и колдовством, как и продажей разного зелья? 
Родственница и не скрывала того, чем  занимается.  И часто хвалилась своим происхождением от древних марабутов. Ведь её прадед слыл магрибским колдуном! Все вокруг знали о ней ту правду, которую тетка о себе преподнесла жителям медины. Но что было на самом деле правдой, а что нет?
 А тень от её дурной славы легла и на Зухру, которую родственники десятилетней девочкой прислали жить к тетке в Марракеш, спасая от голодной смерти. И вот результат. Впрочем, живи она с сестрами в Касабланке, вряд ли её репутация оказалась в более выгодном положении. Но теперь вспоминать об этом было поздно, и уже не имело смысла.
 А вот то, что сегодня в доме  Фарида появится его законная молодая жена – вот это настоящая беда. Ведь с такой проблемой ей одной не справиться. Нельзя допустить, чтобы Хадижа - или как там её? - завоевала сердце Фарида. Он такой привлекательный, а главное – собственник! Если ему понравится Хадижа, если он примет её, а тем более – невестку примет его семья, то может так получиться, что о Зухре забудет не только семья Обенсуров, но и сам Фарид.
 У него волевой характер, Зухра не раз испытывала это на себе! Если Фарид даст себе слово вычеркнуть Зухру из своей жизни, он  так и сделает. Но это значит только то, что нельзя позволить Фариду забывать о ней, Зухре! О, она знает, как не дать ему забыть о своем существовании!
- Дайнаб, мне нужно обязательно встретиться с твоим братом!
- Но как же я это сделаю?! Сегодня он никуда не выйдет из дома, уверена в этом. Вечером будет праздник, а завтра его с самого утра до позднего вечера не будет дома. Он отправится проверять свои лавки.
- Дайнаб, ты не хочешь мне помочь?- подозрительно сощурившись, спросила Зухра.
- Нет, ну что ты, как ты могла так подумать? Я же твоя подруга. Но я не так  сообразительна, как ты! Если знаешь способ, как встретиться с Фаридом и где, так скажи мне, а я ему передам. Вот и всё.
- Отлично, вот и проверю, какая ты верная подруга. Пожалуй, пока не стоит говорить Фариду об этом доме, мало ли что он может решить сделать, - задумалась Зухра, припомнив, что Фарид строго приказал ей не приезжать в Мекнес. Только Марракеш или Касабланка. А она его ослушалась. Зная Фарида, его характер….
- Но что тогда делать? – вмешалась Дайнаб в ход её мыслей. – Лучше тебе было бы вовсе не уезжать из Марракеша, где ты жила в нормальных условиях и не голодала. Посмотри, какой ужасный дом, как же здесь можно жить? – девушка повела рукой, показывая на то, что окружало её в комнате, а Зухра молчала.- Здесь даже пола нет, просто засохшая глина!
- Я смогла найти в этом районе только это жилье. На большее у меня не хватило денег! 
- А в Марракеше тебе не пришлось бы искать встреч с моим братом, потому что он сам приехал бы в тот дом, в котором жила ты. Разве там у тебя были плохие условия? Не поверю, что Фарид не сделал твоё гнездышко уютным, куда и сам собирался постоянно заглядывать. Он потратился на ремонт дома. Но не столько складов,  а той части, где жила ты.
- Так ты советуешь вернуться в Марракеш? А не лучше мне проехаться в Фес и встретиться с известным в городе  горшечником? Карлик, конечно, не красавец. Но зато богат, ты ни в чем не станешь нуждаться…, - издевательски Зухра описывала возможное замужество Дайнаб. – Я ему расскажу, что ты всё ещё не просватана. И уверена, что долго тебе не придется ждать сватов от него. Зато как он богат! А быть третьей, но любимой женой, это ведь тоже не плохо!
- Прекрати, Зухра! – едва не плача, попросила перепуганная девушка. – Я до сих пор вздрагиваю, когда кого-то называют таким же именем, как и того урода! А сколько кошмаров во сне я видела с тех пор! Зачем ты меня пугаешь?
- А ты почему не хочешь сделать так, как я тебя прошу?
- Я не возражаю ни в чем, но ты же сама не знаешь, где и как тебе с ним встретиться! Если бы ты осталась в Марракеше, ты уже через несколько дней гарантированно встретилась бы с моим братом. Он на днях обязательно поедет в Марракеш, чтобы проверить и лавки, и магазин, и дом со складом.
- Но я уже уехала оттуда, и у меня нет теперь денег, чтобы вернуться  в тот дом, понимаешь? Конечно, там бы мы обо всём договорились с ним.
- Уверена, Зухра, что Фарид недолго проживет в мире и согласии с этой бразильской принцессой. Он ведь однолюб. Так говорил отец. А Фарид  всегда любил только тебя. К тебе и вернется, в конце концов, как только станет ясно, что Хадижа беременна. Мой брат хочет иметь сына. Сама знаешь,  у него это навязчивая идея!
- Шукран! Утешила ты меня, Дайнаб! Ждать, когда Фарид поживет несколько месяцев с женой, пока не сделает ей ребенка? Шукран, Дайнаб, Шукран! Меня не устраивает такой поворот событий. Твой брат будет жить со своей молодой женой, а как же я?
- А... что… ты? – робко спросила Дайнаб. – Фарид  ведь и женился, чтобы у него была жена…и дети. Много детей…
- Ох, Дайнаб, не зли меня, иногда ты меня просто бесишь! Я…, - не успела договорить Зухра то, о чем собиралась сказать, потому что с улицы донеслись какие-то жуткие, душераздирающие звуки, настолько громкие и отвратительные, что Дайнаб с испугом посмотрела на Зухру.
Но та уже опомнилась и быстро подошла к окну, встала на  пуфик и выглянула на улицу.
- Это кричат ослы.
- Какие ослы? – не поняла Дайнаб.
- Самые обыкновенные! Ты никогда не слышала ослиного рёва? А вот мне уже несколько раз пришлось  просыпаться в холодном поту от их жутких криков. Ведь здесь люди не только закупают корм для ослов, но и порой оставляют их здесь как в загоне – на передержку. Здесь же тупик, очень удобно. Слава Аллаху, что рядом с моим домом не помойка, как обычно бывает в таких потаенных уголках.
- Но и ослиный рев – тоже ничего хорошего, - возразила Дайнаб.
- Я не подумала о том, что здесь ещё и ослов оставляют, а то бы поискала, и правда, что-то другое. А так – представляешь, какая вонь бывает под утро, когда приходит работник, который следит за порядком в загоне? Но как ни убирай навоз, как ни чисти животных, всё равно весь тупик пропах ослиной мочой и испражнениями. Поэтому те, кто приезжает сюда за кормом, быстро навьючивают на ушастых друзей упаковки с сеном, морковь и  другие продукты, и стараются побыстрей убраться.
- Ээээ…, Зухра, но рядом с ослами могут быть и их хозяева! Как же я теперь выйду отсюда, чтобы меня никто не узнал и даже не заметил? Когда я к тебе шла, то никого не было, улица была совершенно пустой.
- На тебе никаб, кто будет присматриваться? – небрежно бросила Зухра.
- Нет, меня накажут, и, прежде всего –  сам Фарид. Ты же знаешь, как он против того, чтобы мы с сестрой куда-то выходили по одной из дома. Только в хамам и в пекарню за лепешками. Иначе – скандал.
- Вот! Я никак не могла вспомнить: ты принесла мне то, что я просила?
- Принесла,- снисходительно ответила девушка, доставая из кармана черной джеллабы небольшой свёрток. – Здесь гасуль и маленький флакончик с аргановым маслом. Мыло, которое умеет варить моя сестра – с  ароматом лимона  и оливковым маслом. Полотенце и кое-что из твоей старой косметики, которую ты не стала забирать. Все твои вещи, сама знаешь, приказано было выбросить, но старуха припрятала у себя в комнате на дне шкафа и рассказала об этом только мне.
- Старуха на моей стороне? – удивилась Зухра, разворачивая свёрток. – Дайнаб. Но полотенце такое маленькое! Им не вытрешься в хамаме! Почему не принесла хотя бы немного большего размера?
Дайнаб застонала:
- Подруга, это так шукран ты мне говоришь? Ты как себе представляешь,  как бы я вышла из дома с большим свёртком? Да меня сразу бы остановил дед или мать. И сестра сразу же заподозрила бы неладное! Если бы я могла, то принесла бы тебе одно из твоих старых платьев!
- Что? Откуда в доме мои платья? Разве твои родственники не сожгли их во дворе?
- Не все! Старуха спрятала часть вещей у себя в комнате, сложив на дно шкафа. Она рассказала об этом только мне.
- Для чего она это сделала?
- Ты не поверишь, но она повторяет как заклинание, что ты ещё вернёшься в наш дом и снова станешь женой Фарида. И тебе ещё пригодятся твои вещи!
-…А я уже подумала, что ТЫ прибрала к рукам мою одежду! Фарид всегда покупал для меня пусть не очень дорогие, но красивые вещи.
- И как бы я носила твои вещи? Меня бы тут же раздели и высекли!
- Под никабом. Под джеллабой... Кстати! Хорошая мысль: когда  в следующий раз придешь ко мне, то кроме еды – лепёшек и фиников, а ещё – хотя бы небольшого кусочка цыпленка, принесешь на себе несколько моих вещей. Оденешь на себя всё, что только сможешь спрятать под никабом. Ведь на улицу тебя выпускают только закрытой. Надень джеллабу попросторней и под неё  - всё, что выберешь из моих вещей. Но только то, что новее. Поняла?
- Но когда мне удастся выбраться из дома? – жалобно произнесла Дайнаб. – Вернулся Фарид, и теперь он никого в доме не оставит в покое. Он всегда знает обо всём или узнаёт! Кто куда ходил, когда вернулся и чем занимался. Ведь работы в доме много, а он не может допустить мысли, чтобы кто-то бездельничал, а не занимался чем-то полезным!
- Да неужели? Хм… Но ты придумай что-нибудь, исхитрись, но выкрутись и приходи ко мне. Расскажешь о его жене, какая она? Какие у них с Фаридом отношения? Как твой брат к ней относится? Я хочу знать обо всём! Ты будешь моими глазами и ушами в доме, понятно?
- Но, Зухра, как я смогу выбраться из дома?
- Но ты должна это сделать! Мне нужна еда, нужна одежда – ты посмотри, в какие лохмотья превратилось моё лучшее платье! И нужны деньги, и много чего всего!
- Деньги? – с ужасом переспросила девушка. – Денег я тебе не смогу принести! Кто мне их даст? А твои платья – где все остальные платья? Ведь ты из нашего дома ушла не с пустыми руками, но и в Марракеше у тебя ведь не одно это платье было?
- Но все мои вещи остались в доме в Марракеше! Я выехала в Мекнес сама не своя, ни о чем не подумав! У меня нет ничего, кроме  платья, что надето на мне! И черного никаба с покрывалом! Но если ты так глупа, что не можешь догадаться, как выполнить мою просьбу, я тебе подскажу, как это можно сделать!
- Как? – уже с тревогой спросила Дайнаб, ничего хорошего для себя не ожидая.
- Еду ты заберешь ту, которую унесешь с собой из кухни как бы для себя – так и объяснишь, если тебя застанут с тарелкой в руках.
- Это и, правда, не сложно, а в комнате переложу всё в бумажный пакет и сделаю сверток.
- Угу… А насчет одежды я тебе уже сказала, как можно сделать. Сходи к старухе и отбери у неё в комнате из моих вещей то, что получше. Принесешь на себе.
Дайнаб неуверенно пожала плечами.
- Принесешь! – приказала Зухра. – А вот деньги… Они мне очень нужны. Если тебе потом будет не выбраться из дома, то я могу умереть с голоду!
Зухра, казалось задумалась, но не надолго.
- Вот что: у тебя столько разных колечек и браслетов, что пропажу одного из них никто не заметит. Продай кольцо или браслет, или серьги и принеси мне деньги.
- Ты что? Зухра! Да мой брат сразу же узнает об этом – ему или деду на медине расскажут люди! И как я потом буду объяснять, для чего я это сделала?
- Фариду ты сможешь сказать правду. Он всё равно должен узнать, что я здесь. Впрочем, думаю, он и так уже понял, что я в Мекнесе, ещё не вылетев из Марокко на свадьбу. Он знает, что я здесь, в городе!
- Знает? – со страхом переспросила Дайнаб.
- Знает, Дайнаб, - уверила её Зухра. – Но тогда ты принеси мне что-то из своих украшений, а я продам. Ты права: мне будет это проще сделать, чем тебе.
- Но у меня не так уж много украшений, как ты говоришь!
- Возьми из шкатулки сестры! – насмешливо посоветовала бывшая жена брата.- Ты ведь не любишь Замилю и всегда завидовала ей.
- Это другое. Как я могу украсть у сестры? А если это раскроется? Фарид и дед могут отрубить мне руку за воровство!
- Не преувеличивай, подруга! И почему ты такая трусливая? Всего боишься!
- А как бы ты чувствовала себя на моём месте? – посмела упрекнуть Дайнаб.
- Не будем больше спорить, потому то я знаю, как поступить. Сделаем вот что: Дайнаб, отдай мне прямо сейчас один из браслетов. Исчезновение одного браслета не бросится так в глаза, чем отсутствие кольца на пальце.
- Что?!! – возмутилась девушка, которой вовсе не хотелось расставаться с собственным украшением даже ради Зухры или из страха перед ней.
- Давай. Иначе следующее украшение, которое ты получишь, будет свадебным ожерельем от  карлика, а вскоре ты станешь вместе с ним месить глину и ставить горшки и глиняные таджины в печь для обжига!
 После её слов Дайнаб не пришлось долго уговаривать. Она пересмотрела все десять тоненьких браслетов на кисти правой руки и сняла один с превеликим сожалением.
- Если твоя сестра, эта змея, заметит пропажу, скажи – сама не заметила, как случилось, и где ты его потеряла. Поняла? А я его завтра же продам!
- Зухра, мне пора идти, – расстроенным голосом  сказала гостья, поворачиваясь к двери. – Подожди, сначала надо убедиться, что на улице никого нет. Не нужны разговоры, что ко мне кто-то приходит. Иначе, если узнают, кто я, легко поймут и то, кто ты.
- Да, да! Выгляни в окно, Зухра! – благодарно попросила девушка.
Зухре, казалось, пришла в голову ещё одна мысль. Она скривила губы и сказала:
- Дайнаб, не знаю, когда ты снова сможешь прийти ко мне и принести мою одежду. Поэтому давай поступим так: оставь мне то платье, которое сейчас на тебе. Ты ведь всё равно пойдешь по медине в никабе! А он у тебя из плотной ткани. Кто сможет догадаться, что под джеллабой на тебе ничего нет?
- Ах, нет, Зухра, только не это!
- Почему? –  спросила Зухра, которая уже приняла решение заполучить одежду Дайнаб.
- Когда я вернусь домой, как я смогу снять с себя никаб, если в комнате окажусь не одна? Зайдет мать или сестра, и как я буду им объяснять, куда исчезло платье?
- Аллах, почему это создание так глупо? Скажи сестре или матери, что тебе жарко даже в джеллабе. Поэтому ты и не стала надевать под неё ничего больше!
- Но…
- Хватит, Дайнаб! Раздевайся. Снимай скорей никаб, джеллабу и платье. И торопись, потому что скоро наступит час, когда в этом переулке будет многолюдно: после намаза люди отправятся по делам, и кто-то обязательно придет сюда купить корм для скота или приведет осла! Тогда тебе будет трудно уйти незаметно.
- Зухра, а другая дверь … Там не проще уйти?
 - А через вторую дверь – там ещё сложнее, - с каким-то злорадством констатировала жестокая родственница.- Представить себе не могу, чтобы ты смогла перелезть через высокую глинобитную стену, а уж что подумают прохожие, когда увидят тебя спрыгивающей с ограды! И уж поверь: обязательно найдется кто-то, кто не поленится обойти улицу, чтобы заглянуть в переулок и узнать, откуда, из какого дома и почему выбралась таким странным способом молодая девушка. Да тебя могут принять за кого угодно: за воровку или распутницу!
- Всё! Я пропала!
- Не ной только, а скорее снимай платье, и я выведу тебя на улицу!
Дайнаб с остервенением начала скидывать одежду, а Зухра с удовлетворением наблюдала за раздевающейся приятельницей. И разве могло быть иначе? Если Зухре что-то надо, она обязательно это получит! Без сомнения!
 Увидев в какой-то момент обнаженное тело Дайнаб, Зухра вдруг вспомнила о хамаме:
- Дайнаб, вы с матерью и сестрой ходите в тот же хамам, куда и раньше?
- Конечно! Он ближе всех расположен к нашему дому и нам всем там нравится. К тому же там бывают все наши знакомые.
- Это значит, что и Хадижа тоже будет  приходить с вами в тот хамам?
 Дайнаб от неожиданности застряла в джеллабе, которую в тот момент натягивала через голову, запутавшись в рукавах. Зухра, видя это, подошла и помогла ей выпутаться.
- Что ты ещё задумала, Зухра?
- Что я задумала? Неужели неясно? Прийти в хамам, когда там будет и жена твоего брата и взглянуть на неё. Мне же интересно, как выглядит Хадижа. И какой её видит мой Фарид – без одежды!
- Но это харам - думать об этом!
- Отчего же? Я знаю, каков Фарид. Ему нравится любоваться красивым женским телом, когда он остается с  женой наедине. Я хочу увидеть Хадижу голой и понять, получает ли твой брат удовольствие от любви с ней!
- Зухра! – Дайнаб закатила от смущения глаза.- Как ты можешь думать об этом и даже говорить?
- Когда ты полюбишь мужчину или хотя бы выйдешь замуж, ты всё поймешь! – отрезала Зухра, нисколько не смутившись.
Дайнаб быстро собралась и подошла к двери.
- Не торопись, куда ты так стремишься? А если там за дверью ты столкнешься с собственным дедом, который  добрался сюда за кормом для ослов?
Дайнаб тут же отпрянула от двери, которую уже приоткрыла, взявшись за ручку.
Зухра снова  выглянула в зарешеченное окно.
- Так и есть!
- Сид Рахим привел наших ослов?- упавшим голосом спросила Дайнаб.
- Нет. Это какая-то женщина пришла в тот дом с большими сумками. Наверно, жена владельца лавки. Я знаю ещё не всех соседей.
- Как же я смогу уйти?
- Не переживай, уйдешь! Слушай, Дайнаб! Вот тебе и способ появиться у меня совершенно безопасно: попроси сида Рахима взять тебя с собой за кормом для ослов. Не думаю, что он захочет сменить лавку. Корма у моего соседа славятся хорошим качеством. И сколько помню, ваша семья всегда покупала корм для ослов только здесь!
- Да. Раньше дед часто просил меня съездить с ним в эту лавку, помню. Но не покажется ли странным и подозрительным моё согласие, когда я всегда отказывалась с ним ходить?
- А ты скажи, что дед стар и слаб, вдруг с ним что-нибудь случится где-то на улице?
- Хорошо, Зухра, теперь мне пора. Я слишком долго задержалась у тебя. Наверное, меня хватились в доме. А если Фарид уже добрался до дома, тогда что?
- Отлично! Тогда я пойду с тобой – может быть, мне повезет, и я смогу увидеть его жену?
- Нет-нет! Не ходи. Тебя обязательно узнают на нашей улице, и будет скандал. Ведь все соседи, все торговцы и их жены ждут возвращения Фарида с молодой женой.
- Ну и что? Пусть даже узнают!
- Нет, Зухра. Это и для тебя плохо: моя семья поймет, кто сообщил тебе о возвращении Фарида, меня накажут и сделают так, чтобы мы с тобой не могли видеться. Ты ничего не сможешь больше узнать от меня о брате.
 - Ну что же, тогда приходи при первой возможности ко мне с новостями о брате и невестке. Буду ждать, и еду принеси, что сможешь. А я тоже не стану сидеть в этой комнатенке. Где-то мы с Фаридом всё равно пересечемся.
- Я слышала, как дед с мамой обсуждали, что Фарид не успел купить Хадиже золото перед свадьбой. Он отдал на свадьбе только махр, а золото покупать он пойдет с ней вместе на медину.  Я не знаю, какую лавку он выберет, но как-нибудь я тебе об этом сообщу. Или сама услышишь: люди будут болтать об этом по всей медине.
- Фарид не купил невесте золото? – поразилась Зухра.- Как же её родственники позволили ей выйти замуж, если она не получила  положенного ей золота?
- Но ведь Фарид не отказался покупать золото, наоборот, сказал, что невеста сама должна выбрать то, что ей понравится. Так будет лучше для неё.
- И что же, невеста была на свадьбе без золота? – скривив губы, спросила ревниво Зухра.
- Ты не беспокойся за нашу невестку – Хадижа из очень богатой семьи. Украшения, которые покупал ей её отец Саид Рашид, даже сравниться не смогут с теми, которые может купить Фарид.
-  Вот оно что… Но я очень хочу знать, нет, даже не знать – увидеть, какое золото купит ей Фарид! Меня он золотом не баловал.
 Дайнаб хмыкнула.
- Конечно, не баловал. Откуда у него тогда были такие деньги?
- А что – сейчас  у него денег много появилось? Откуда?
- Не знаю ничего, Зухра. Но на свадьбу в Бразилии деньги дал его тесть. Фарид только заплатил деньги, которые пойдут на обеспечение махра для невесты. И купил билеты в Бразилию и обратно. И на золото для Хадижи он деньги оставил. Ну и на праздник для родственников в Марокко.  И это всё. А Саид Рашид дал ему денег на восстановление складов и развитие бизнеса, что ли…. Я смогла подслушать разговор деда Рахима с дядей  Гумаром из Ифрана. Они по телефону говорили.
- Дайнаб, я прослежу за Фаридом, когда он поведет жену покупать золото. Но и ты мне расскажи потом все подробности, Что она хотела купить? И что он купил ей или что не захотел покупать. Мне, ты же понимаешь, всё интересно.
- Понимаю, - снисходительно ответила Дайнаб. – Ну когда же мне можно уйти? Эта женщина уже зашла в дом или нет?
Зухра снова приоткрыла дверь на улицу. Там было совершенно пусто. Только чей-то ослик одиноко жевал траву в намордном мешке.
- Иди, пока хозяин осла или лавки не появились. Иди! – вытолкала Зухра сестрицу Фарида, которая не стала заставлять себя уговаривать, а быстро-быстро пошла к выходу из переулка.
 А Зухра прислонилась к двери, закрыв её на засов. Она взглянула на сброшенное Дайнаб платье на диван – светло-желтое, с вышивкой, очень приметное, но хотя бы чистое и достаточно новое, чтобы появиться в нем в хамаме на соседней  улице, не показываясь, разумеется, там, куда она ходила вместе с сестрами бывшего мужа когда-то.
 Туда для неё дорога была закрыта, если она сама, конечно, не укроет лицо от любопытных глаз, придя мыться в хамам, укутанная в никаб. Это никого не удивит в таком строгом городе, как Мекнес. Может быть, женщина считает обнажение своего тела на чужих, пусть и женских глазах, харамом? Поэтому никто не будет удивлён, если Зухра под видом незнакомки появится в бане  укутанной в тонкий  никаб. Никто под него не полезет заглядывать, что за женщина пришла помыться. А вот она сможет рассмотреть жену Фарида!
Жена Фарида!
И вот тогда нервы у Зухры сдали, и она схватила первое, что подвернулось ей под руку – маленькую подушечку с дивана и запустила её в стену…

8.1. Глава 8 часть 6

   … А ещё Хадижа часто вспоминала своё первое появление возле дома Фарида…
Она шла за  мужем  немного позади и рассматривала дома и людей, то, как они были одеты. Разного цвета джеллабы и у женщин, и у мужчин. И фески, как у дяди Абдула, на головах у пожилых мужчин. А вот молодежь выглядела современно, как и везде: в Париже и в Рио… Но, конечно,  не все девушки были без платков или не по-восточному одеты. На головах женщин – цветные платки или даже строгий хиджаб.
Но попадались и закрытые, как и она,  в черный никаб, открывающий узкую прорезь для глаз. Навстречу  Хадиже попались женщины даже в парандже! Или как эта одежда называется в Афганистане – бурка, кажется? Или это были абаи, какие принято носить  в Саудовской Аравии?
Старики стояли, собравшись по несколько человек. Женщины вдвоём, втроём шли с сумками с рынков и магазинов. Порой попадались молодые парни, которые на вытянутых над головой руках несли лотки с горячими лепешками. Жизнь в городе бурлила, над Мединой висел шум живущего своей жизнью города.
  Всё так же, как в Фесе. Только здесь дома с зелёными крышами. Но людей на медине пусть и было довольно много, всё-таки не настолько, чтобы толкаться локтями или задевать прохожих.
И вдруг Хадиже показалось, что одна из женщин, проходя мимо Фарида, сначала задела его плечом, а затем провела рукой по его спине. И Фарид резко остановился. А Хадижа только открыла рот от изумления. Это было немыслимо даже для глаз девушки из Бразилии!
А странная женщина, закутанная в никаб, как ни в чем не бывало, пошла дальше. Впрочем, в какой-то момент особа ускорила шаг и затерялась в толпе среди женщин в коричневых джеллабах и цветных платках, одетых довольно тепло, не смотря на жаркую погоду.
И как заметила Хадижа, с этой минуты Фарид стал каким-то нервным, изредка оглядываясь, идя рядом с ней, но осматриваясь по сторонам, как будто высматривал кого-то.
- Это воровка, Фарид? – обеспокоено предположила Хадижа.- Она хотела украсть твой кошелёк?
- …Что тебя беспокоит, хабиби? – ласково спросила снова Хадижа, преданно заглядывая ему в глаза.
Но Фарид не ответил. Он только шел и шел вперед с сосредоточенным видом. А  потом они с Фаридом завернули вслед за носильщиком в соседнюю улицу, которая отходила в сторону от центральной. И сразу же они как будто попали в другой мир… А муж вздохнул с заметным облегчением.
Когда до Хадижи дошло, что это и есть долгожданная улица, куда они и добирались, то и Фарид подтвердил её догадку.
- Мы пришли. Вот там наша дверь, - кивнул он вглубь длинной улицы.
Хадижа увидела что-то около десятка дверей по разные стороны улицы  и единственное, но зато огромное, очень высокое ветвистое оливковое дерево, упиравшееся в стены домов, стоявших на противоположных сторонах.
- Фарид, где твоя дверь? Как она выглядит?
Муж только усмехнулся.
- Мимо нашего дома не пройдешь. Та олива растет рядом с моей дверью.
 - А, там ещё несколько ступенек, да? И вазоны с посаженными кустарниками? – присмотрелась Хадижа.
- Ступеньки у многих дверей.  У нашей – олива, посаженная больше полувека назад моим дедом.
Он замолчал, а когда они подошли ближе, Хадижа увидела не только дерево и вазоны, стоявшие по обеим сторонам небольшой лестницы в три ступеньки, но и рассмотрела в них немного увядшие кустарники.
Фарид тоже покосился на неухоженные кусты  возле двери, но ничего не сказал, хотя и сделал выводы, как поняла Хадижа. «Кому-то попадет за недосмотр», - подумала она.
А в доме их ждали…
…Праздник начался, как только они переступили порог. Это была не свадьба, конечно, которую сначала собирался устроить Фарид для местных родственников, не попавших на свадьбу в Бразилию, но тоже пышный праздник в честь  возвращения молодоженов в родительский дом Фарида.
И как бы ни устала Хадижа, которой очень хотелось хотя бы немного отдохнуть, ей пришлось вынести всё то, что было предписано выполнять по традиции молодой жене на таком празднике, находясь, к счастью, на женской половине  дома.
Наконец, и это испытание подошло к концу, и женщины отвели Хадижу в комнату, которую Фарид определил для молодой жены. Там она не без помощи родственниц приняла ванну, не сумев отказаться, чтобы заняться всем самой,  и не зная, что на этот счет предписывает обычай.  Наконец, женщины ушли.
Оставшись одна, жена Фарида осмотрелась. Комната показалась ей просторной и милой. На улице за окнами было уже темно, поэтому нельзя было с точностью определить, будет ли здесь светло днем, но одно большое окно и дверь выходили, как это и принято в подобных домах, на галерею, опоясывающую весь второй этаж старинного риада.
А на противоположной стене под самым потолком находилось небольшое окно, которое выходило на улицу, но расположенное настолько высоко, что не только заглянуть в него, но и дотянуться  было невозможно, и, тем не менее - закрываемое деревянными створками.
Кому бы пришло в голову подсматривать за обитательницами  комнат женской части дома на втором этаже? Разве что кому-то  захотелось бы  прогуляться по хрупким перекрытиям из подгнивших пальмовых ветвей и стволов над улицей. Но подобное было трудно даже представить.
Впрочем, Хадижа вспомнила рассказ матери, как однажды Лукас убегал по крышам Феса от людей её отца, которому хотелось проучить наглого бразильца, посмевшего посягнуть на мать Хадижи.
Интересно, что же успел увидеть Лукас в запретных окнах домов? Или ему было не до того, чтобы рассматривать сценки из жизни жительниц Феса? Ведь он, по словам матери, оступился и упал на мощеную улицу, и если его что-то спасло от гибели – так только то, что подломившиеся под ним пальмовые ветви оказались на мостовой под ним при падении. Аллах наказал Лукаса, и совершенно справедливо, надо сказать! Ведь её мать тогда ещё была замужней женщиной!
 Да, комната понравилась молодой жене. Настоящая старинная мебель, огромная кровать, низкие круглые столики, на которых стояли и шкатулки, для Хадижи пока ещё непонятно с чем,  заглянуть в них она решила потом. Но ясно же и так – с бахуром или какими-то нужными мелочами. Возле столиков и кровати – пуфики, а в углу –  широкий шифоньер современного вида, стилизованный под марокканскую старину. Но были в комнате и  древние сундуки для одежды. Огромное зеркало со столиком.
У двустворчатой двери, ведущей на галерею, стояли высокие напольные светильники, а у выхода во внутреннюю часть дома, занавешенного несколькими слоями прозрачной темно-синей ткани, на стене по бокам  расположились кованые  светильники. Пол в комнате был  уложен плиткой, но  устлан почти полностью коврами, сильно потертыми от времени, но с затейливыми узорами.
Хадижа подошла к кровати с разобранной для сна постелью. Она была застелена  совершенно новым постельным бельем, пусть и не таким дорогим, как в доме её отца, но вполне симпатичным, которое сразу же пришлось Хадиже по душе. Рисунок представлял собой нечто в марокканском стиле: небольшие розы в национальном орнаменте… А сверху всё было усыпано лепестками роз!
Хадижа обратила внимание, что и возле прикроватного столика на полу в вазе стоял огромный пестрый букет.
- Цветы как раз такие, как мне нравится!- восхитилась она.
Ей всё здесь нравилось: и сама комната, и вещи, которыми она была заполнена, и вот этот букет с розами на высоких стеблях…. Хадижа решила, что даже если бы комната оказалось не такой чудесной, она всё равно бы ей понравилась, потому что это будет их с Фаридом комната в его доме!
Она мысленно поблагодарила Аллаха за судьбу, дарованную ей, и о посланном ей счастье.
Потом Хадижа заметила свёрнутый коврик для молитв. Интересно, чей он? Фарид приготовил его для жены, т.е. это её коврик?  Или его? Ничего, скоро намаз, и тогда всё разъяснится.
Хадижа устала, но спать почему-то не хотелось. Она распахнула двери  и вышла из комнаты на галерею, встала возле безопасных перил и осмотрелась.
 Вообще-то, дом произвел на неё странное впечатление. Всё, что  находилось внизу, было отремонтировано. Стены облицованы керамической плиткой с узорами. Пол вокруг аккуратного фонтана с новенькой чашей тоже был уложен специальной плиткой.
Хадижа знала от отца, что Фарид вложил немалые деньги в ремонт дома, принадлежавшего его семье. Часть галереи на женской половине была приведена в порядок, как и все комнаты, куда пришлось заглянуть Хадиже, когда новые родственницы провели её по дому, пока только по женской половине, разумеется.
Но почему-то несколько метров ограждения в конце террасы были в необъяснимо плачевном состоянии. Перила оказались совершенно ободранными, как и поддерживающие их столбы, некоторые даже покосились,  а по виду нескольких дверей в конце этой части галереи было понятно, что ремонт здесь и не начинался.
 - Не всё стразу! Видимо, у Фарида просто денег не хватило, чтобы закончить ремонт.
Хадижа осторожно прислонилась к узорчатой решетке ограждения, глядя теперь сверху вниз на продолжавших веселиться гостей. Вокруг украшенного гирляндами цветов фонтана танцевали мужчины, а женщины только хлопали в такт в ладоши, издавая гортанные звуки. Всё это напомнило Хадиже праздники в доме дяди Али.
- Ааах…, - вдруг спохватилась жена Фарида. Можно ли было ей выходить на галерею, вот так выставляя себя напоказ гостям?
«Что обо мне подумает муж, когда кто-нибудь ему скажет об этом?» - испугалась она, поймав на себе пристальный взгляд из прорези никаба одной женщины, как показалось Хадиже, не отрывавшей глаз от неё.
- Меня уже осуждают! – ужаснулась дочь Жади.
Она тут же вспомнила, как дядя Мухамед ругал свою дочь Самиру, когда она выходила просто постоять на балкон в Сан-Криштоване в Рио.
- И  тёте Назире доставалось за это тоже…, - вспоминала Хадижа, быстро убравшись с галереи.
И вдруг в комнате её взгляд упал на букет роз у постели. Какие красивые цветы! Неужели они растут где-то рядом возле дома – в саду их риада? Это было бы чудесно! Тогда у неё и здесь, как в доме отца будет свой любимый куст роз, который она  станет особенно холить и любовно взращивать. А может быть, женщины покупают цветы для украшения дома на рынке?
Хадижа провела рукой по бутонам роз, и вдруг под её пальцами оказалась головка необычного черного цвета.
- Никогда не видела такой розы! – восхитилась вслух Хадижа, попытавшись вытащить из букета необыкновенный цветок.
Но длинные стебли роз, соприкасаясь между собой листьями и пронзая  их щипами, как будто переплелись и не отпускали из плена нужный Хадиже цветок. Вынуть его оказалось совсем не просто.
Тогда Хадижа дернула сильнее, и черная роза оказалась у неё в руках.
- Странно… Такое впечатление, что  роза вовсе не из этого букета. Ведь у всех цветов длинный стебель, а у этой совсем короткий.  Так не делается.
Хадижа, взяв  цветок в правую руку, повертела его, рассматривая со всех сторон и восхищаясь его бархатными лепестками. И вдруг уколола палец о совсем тонкий, но очень острый шип.
- Ойййй, - вскрикнула она от боли, положив розу на постель и стараясь выдавить каплю крови из ранки.
Она так была занята этим, что не заметила, как в комнату вошел Фарид, уже некоторое время простоявший за  прозрачными синими   занавесями. Мужчина довольно долго наблюдал за женой, а теперь медленно вошел в комнату, хмуро глядя на занятую собой Хадижу.
Увидев на  свадебном покрывале черный цветок среди ярких лепестков, он подумал: «Кажется, война началась. Зухре удалось сделать несколько шагов к этому ещё до того, как я  вернулся в собственный дом вместе с другой женщиной».
- Фарид! - обрадовалась Хадижа.- Посмотри, какой удивительный и красивый  цветок оказался в праздничном букете! Лепестки у розы совершенно черного цвета, не иссиня-черные и не черно-вишневые, нет. Они как черный бархат, как небо над Магрибом в безлунную ночь. Дядя Али мне рассказывал, как однажды в молодости он проехал с караваном через Сахару. И его поразило ночное небо – оно показалось бархатом, усыпанным бриллиантами звезд.
Хадижа снова взяла в руки  розу и теперь нежно гладила пальчиком готовый отпасть лепесток.
- Ты не хочешь отдохнуть? Прими ванну, которую тебе поможет  приготовить моя сестра, и ложись спать. Я приду позже, потому что несколько гостей задержались и беседуют с моим дедом. Я должен вернуться к ним. А ты, Хадижа, отдыхай!- снисходительно-ласковым голосом велел ей Фарид.
- Да, хабиби, - тоже нежно и ласково ответила она. – Но не могла бы я позвонить отцу и поговорить с ним? Ведь он волнуется.
- Я уже позвонил всем твоим родственникам. Не волнуйся! – ответил он и быстро вышел из комнаты, как будто сбежав.
- А…, э-э-э…. – только и оставалось Хадиже бросить вслед мужу.
 – Тогда я позвоню им завтра, – успокоила она саму себя. Она быстро переоделась в новенькую кружевную сорочку, расчесала длинные, но не очень густые волосы, почему-то не каштановые, как у матери, и не густые, темные,  волнистые, как у отца, а светлые, непонятно от кого унаследованные.
Но всё равно, рассматривая себя в зеркале, она нравилась самой себе. Фарид предложил ей принять ванну, не зная, что и без него сестры и тетушки из числа гостей, как только привели невестку в её комнату, показали ванную комнату, ужаснувшую Хадижу своей допотопностью, и помогли ей принять ванну. Это было непросто: им пришлось носить заранее нагретую воду из соседней комнаты, где её   оставили, укутав одеялами сосуды с горячей водой, чтобы не спускаться на глазах гостей в кухню.
Потом, залив воду в древнюю медную ванну, Хадиже помогли помыться, используя разные, неизвестные ей, но приятные для обоняния ароматические средства. Затем тело смазали аргановым маслом, попутно устроив своего рода массаж. Потом подправили и макияж, который сделал её лицо более «восточным», «марокканским».
Женщины тогда ушли, а Хадижа осталась ждать Фарида, переодевшись в домашнее платье – бесподобное  по красоте, купить которое перед свадьбой посоветовала в свое время Зулейка. И вот Фарид его увидел лишь мельком. А теперь на Хадиже красовался пеньюар, в котором она казалась себе красавицей. Вот только Фарида всё нет. Когда же он вернется, проводив гостей?
Хадижа вспомнила семью отца, маму, тётю Латифу. Действительность не казалась ей реальностью, а скорее каким-то сном, пусть и очень приятным. И вдруг ей захотелось плакать. Если бы Фарид вернул ей сотовый телефон, то она могла бы сейчас позвонить всем – и отцу, и Жади, и Зулейке с Фатимой. Даже с Ранией она готова была поговорить!
Но Фарид не вернул ей вовремя телефон. А теперь оказалось, что он сам всем позвонил, лишив её тем самым, ожидаемой от общения радости. И какое-то нехорошее подозрение шевельнулось отчего-то в душе Хадижи, когда мелькнула мысль, что телефона ей больше не видать. Фарид специально забрал у неё сотовый. Вот только почему? Неужели он скуп и боится, что она проговорит баснословные суммы по мобильнику? Но отец обещал, что с этим проблем не  возникнет: счет он будет для неё пополнять сам.
- Завтра я попрошу мужа вернуть мне мой телефон, – сонно пробормотала Хадижа.
Теперь она уже очень хотела спать, но Фарида всё не было, а Хадиже хотелось, чтобы муж увидел её в новом кружевном пеньюаре, с распущенными пушистыми волосами, так красиво окутавшими её плечи, с макияжем, сделавшим её лицо таким симпатичным, что она даже сама не ожидала,  насколько привлекательней  она может выглядеть. А в таинственном свете медных светильников она могла бы показаться Фариду сказочной принцессой из восточной сказки.
- Что за глупости лезут мне в голову? – рассердилась на себя Хадижа. – Всё, мне пора спать! Иначе завтра у меня под глазами будут темные круги, и мой муж испугается, увидев меня такой страшной.
Хадижа подняла край покрывала и невольно стряхнула на простыню часть лепестков, но ей это даже понравилось. А черную розу она переложила на подушку Фарида, не подозревая, что одна женщина многое отдала бы, чтобы увидеть это.
Но Хадиже ничего не было известно о прошлых увлечениях мужа, ни о соперницах, которые могли кружить где-то рядом.
 Она была озадачена тем, что среди лепестков, попавших вместе с другими, оказались и черные. Это означало то, что куст с черными бутонами растет где-то в саду. Это такая редкость, что Хадижа ни разу в жизни не видела до этого подобного цветка. Надо будет найти этот куст или узнать, где такое чудо найти. Хадижа даже подумала, что здесь, в Марокко, её розой станет именно эта.
 Она разведет целый розарий, а когда появится возможность, то передаст черенки цветка матери. Поделится и с тетей Латифой, которая тоже обожала розы, обязательно  - с Зорайдэ, и, конечно же, не забудет ни о Фатиме, ни о Зулейке. Только бы роза не стала причиной их ссоры, ведь цветок один, а стать его владелицей захотят все жены отца.
«А в итоге роза достанется Рании!»- возмущенно подумала Хадижа перед тем, как уснуть, даже не подозревая, какие испытания приготовила Рании судьба, и о том, что сама Хадижа вскоре возненавидит прекрасный цветок, который станет её самым большим кошмаром в жизни.

*** Хадижа так и уснула, едва коснувшись головой подушки, держа в руке черную розу.
Фарид, вернувшись вопреки обещанию далеко за полночь, а скорее даже – под утро, при этом – будучи в злом настроении, с досадой увидел спящую Хадижу с розой в руке.
«Ничего, Хадижа, придет время, и ты будешь ненавидеть и розу, и её лепестки, и ту, которая вырастила этот «чудесный цветок с лепестками, как бархат». Зухру я не смогу остановить», – как будто даже с долей сожаления подумал Фарид. А на самом деле он даже где-то в глубине души не мог признаться себе, что рад новому появлению в его жизни этой розы, а точнее - её хозяйки.
Нет, он понимал, что это харам. Понимал, что не должен ни думать о ней, ни вспоминать бывшую жену. Не имел права, т.к. это будет нарушением данного им семье слова.  И он долго крепился.
Поселил Зухру в старом огромном доме в Марракеше, принадлежавшем его семье, обустроив в доме несколько комнат под жилые помещения для неё. Когда-то дом-риад был жилым, но пришел в упадок, после чего долгое время оставался заброшенным и разрушался, использовался под склады, где семья хранила урожай цитрусовых.
Теперь часть дома Фарид был вынужден отремонтировать под жилье, потому что не имел возможности купить квартиру или дом, даже самый небольшой, чтобы отдать его в качестве части махра после развода Зухре. Ремонт обходился дешевле, чем покупка жилища для бывшей жены.
Несколько комнат были отремонтированы и приведены в порядок. Только одному Аллаху известно, как Фарид боролся  с собой, чтобы снова не оказаться в объятиях отверженной! Чего только не делала Зухра! Но Фарид смог сдержаться, противостоять соблазну.
А теперь он взял в жены невинную девочку с чистой душой. Пусть он сам был ненамного старше Хадижи, лет на семь, кажется. Но тяжелый труд и занятие бизнесом, где столько конкурентов, и надо быть всегда начеку, помогли ему рано повзрослеть и стать мужчиной. А это значит - надо уметь держать данное однажды слово,  которое нельзя нарушить ни при каких условиях, и то, что у него должно быть чувство собственного достоинства, которое не может быть унижено нарушением данного им слова.
Он отказался от Зухры, дав слово деду и матери, что не станет искать с ней сближения. Но сама Зухра не была с этим согласна. Она так и не оставила надежды вернуть его. Но если сначала Фарид верил в её виновность в смерти отца, то спустя время эта ненависть к ней и уверенность в совершенном именно ею злодеянии, куда-то ушли из его души.
Не смея себе признаться, Фарид  жаждал, чтобы она сама предприняла какие-то шаги. Пусть он не может быть с ней по-прежнему, но она могла бы просто быть где-то рядом. Это не значит, что он примет её. Ведь он теперь женат, и связь с другой женщиной – харам! Даже мечты о другой – харам.
И всё-таки…
Он не был уверен, что пред отъездом в Бразилию видел именно убегавшую по ночной улице Мекнеса Зухру. А рассыпанные лепестки… уж не привиделись ли они ему?
Но сегодня он  понял: Зухра где-то поблизости. Это она дотронулась до него на улице. Жест был немыслим для порядочной незнакомой женщины. Но только не для Зухры.
А как попала роза в его спальню? Точнее – спальню его жены?
Это означает одно: в доме у Зухры есть сообщница, и он знает, кто это. Ошибиться он не может: это проделки его младшей сестры Дайнаб.
Вот поэтому, как только дом покинул последний гость, Фарид потребовал к ответу сестру.
Она не спала, потому что помогала матери и старшей сестре поздно ночью на кухне убирать остатки еды и посуду после всех гостей.
Дайнаб долго отказывалась, но не так просто от Фарида было отвязаться, если он твердо решил что-то прояснить. Вот и сестре пришлось признаться, что Зухре захотелось взглянуть на него, а главное – на его молодую жену.
- Зухра призналась,  что умрет от любопытства, если не увидит, кого ты  выбрал в жены, - виновато ответила, наконец, Дайнаб.
- Вот как? И что? Она удовлетворила любопытство? Увидела всех, кого хотела: меня, Хадижу?
- Да, увидела тебя Зухра, увидела! – горячо ответила сестра, боясь, что Фарид может захотеть наказать её.
Вот она теперь и старалась задобрить брата, чтобы всё обошлось.
- Но твою жену Зухре так и не удалось разглядеть! Она сказала, что на улице Хадижа шла в закрытом платке, в никабе, а на празднике стояла то слишком далеко, чтобы можно было её рассмотреть, то высоко на балконе…
- Что?! Ты только что произнесла: «Зухра сказала…»? Дайнаб, значит, ты с ней разговаривала? Где же ты её видела? Постой-ка, ты сказала «на празднике»? Это что значит? Что Зухра проникла в мой дом и находилась здесь,  на моем празднике? Была совсем рядом, а я даже не понял этого?
Дайнаб с несчастным видом только кивала в ответ.
- Как такое могло случиться? Зухра посмела переступить порог этого дома вопреки всем запретам и проклятьям? – разозлился вдруг не на шутку Фарид, и Дайнаб испугалась по-настоящему.
Она закрыла лицо руками и заплакала.
- Я не виновата, Фарид, не виновата! Не наказывай меня! Зухра сама смогла пробраться в дом вместе с женщинами, которых дед позвал помочь украсить дом к празднику. Её никто не смог узнать и разоблачить!
- Даже ты? – насмешливо спросил мужчина.
- Да, - виновато опустила голову сестра.
- Вот как! А как же тогда оказалась роза Зухры в том букете, который поставили в комнате для новобрачных? Кто занимался украшением женской половины?
- Не знаю, брат. Я ни о чем не знаю. Может быть, Зухра сама прошла, куда ей было надо. Ведь она долго жила в нашем доме и знает все лестницы и проходы. Она знает расположение комнат.
- А откуда она узнала, в какой комнате  я приказал сделать спальню Хадижи? Кто ей об этом сказал?
- Не знаю! Может быть, ей как раз и поручили отнести  вазу с розами в комнату невестки.
- А может быть, это ты ей помогала?
- Нет, Фарид, нет! Я ничего не знаю! Я ни в чем ей не помогала, она сама! – уже в истерике зарыдала Дайнаб.
Из кухни вышли мать и Замиля, услышав громкие голоса споривших  или ссорившихся Фарида и сестры.
- Мерзавка! Кобра! Чего ещё она от меня хочет? Ведь я расстался с ней, дал ей развод, выполнив все её условия! Я отдал ей махр деньгами и золотом, дал жильё, впустив в свой дом в другом городе. Но как только я смогу купить ей квартиру, то тут же сделаю это! Так что ещё ей нужно?
- Она говорит, что ей нужен ты! – сквозь рыданья, не подумав, проворилась недалекая Дайнаб.
- Так где же ты встречаешься с Зухрой?
- Я с ней не встречаюсь, верь мне, Фарид!
- Но ты только что призналась, что разговаривала с ней! Дайнаб, ложь – это харам! Не лги мне, признайся, где скрывается Зухра? Где найти эту ведьму?
- Она сама подошла ко мне… на улице, когда мы с Замилей ходили на рынок!
- Она сказала тебе, где теперь живет? Почему она бросила жилье в Марракеше?
- Нет, ничего не знаю, ничего она не говорила, - совсем завралась  от страха Дайнаб.
- Я приказал Зухре оставаться в том доме, в котором поселил. Как она могла посметь покинуть его и приехать в Мекнес? Я оставил ей деньги только на случай, если она решит уехать к родственникам в Касабланку!
- Брат, я сказала ей об этом! – с готовностью подтвердила девушка.
- Она обещала мне не покидать Марракеш, пока я не приеду туда по делам, чтобы, возможно, расплатиться с ней окончательно, купив квартиру.
- Да-да, Фарид, и я напомнила ей об этом, но она сказала, что теперь она свободна, ведь у неё нет мужа, а ты ей больше не муж и не можешь указывать или приказывать, что ей делать и куда ехать.
- Но я могу потребовать наказать её за то, что она проникла в мой дом вопреки всем запретам! Её никто не приглашал на праздник!
Фарид ещё какое-то время метался по  огромной комнате, где мать и сестра старались побыстрей убрать со столов то, что осталось после праздника. Они обе с любовью и обожанием поглядывали на Фарида. И не стали вмешиваться, когда Фарид разговаривал с Дайнаб. Ведь если их Фарид вот ТАК разговаривает с девчонкой, значит, что-то случилось, и Дайнаб к этому причастна. Тем более, что справиться с Дайнаб с некоторых пор мог только Фарид, только его она боялась и слушалась. Хитрая и скрытная, ему одному она подчинялась, но обманывала его так же, как и других.
- Ладно, меня больше не интересует эта женщина. Я женат, и мне досталась хорошая жена. Хадижа красива, юна, добра, порядочна. Я не стал покупать ей всё золото, которое ей положено, без неё. Но завтра мы с Хадижей, матерью и Замилей  отправимся на рынок золота. Я собираюсь купить Хадиже такие украшения, которые достойны моей жены. Если хочешь, Дайнаб, ты тоже можешь пойти с нами.
Фарид кивнул ей и  вышел из зала, прекрасно понимая, что произойдет дальше.
Конечно, не сегодня – ведь уже ночь. Но завтра Дайнаб найдет способ сообщить Зухре о том, что он приведет Хадижу в лавку ювелира. Вот там-то и захлопнется ловушка, потому что Зухра непременно захочет узнать или даже увидеть то, что он купит Хадиже. У Зухры хватит наглости появиться даже в  магазине, выследив их от самого дома.
Фарид поднял голову к небу: черная, беспроглядная  ночь повисла над Мекнесом. Если бы не горели расставленные по всему саду и в доме светильники, то вокруг была бы просто кромешная тьма. Даже Луна куда-то скрылась.
Фарид лично закрыл дверь на улицу на ключ. Теперь никто из живущих в риаде не сможет покинуть его до самого утра, пока Фарид не откроет двери тем же ключом.
«Если Зухра спряталась где-то в доме, а от неё можно ожидать и такое, завтра я обнаружу её, и она за всё поплатится!» - Фарид при этих мыслях покачал сурово головой, с видом, не обещавшим ничего хорошего негодяйке. Но почему при этой мысли у него по спине пробежала дрожь? Сжав кулак и ударив им  о косяк, Фарид, сняв таким способом напряжение и отогнав глупые мысли, стал подниматься по лестнице  в ту часть дома, где была комната его жены.

…И вот теперь, глядя на спящую  девушку, Фарид думал, что Зухра и Хадижа никогда не смогли бы примириться друг с другом. Даже если бы Зухра каким-то чудом стала бы вновь его женой, его второй женой… Но этому никогда не бывать. Его семья никогда не позволит Зухре вернуться в дом ни в каком качестве. Никакой по счету женой, даже четвертой. Или просто служанкой. Но и она сама не захочет – он хорошо знает Зухру.  А его держит данное им слово. И Хадижа не даст согласия на его второй брак. И вообще много чего ещё может стать препятствием на пути возвращения к нему его Зухры…
 Аллах! Что это с ним? Не иначе, как в голове завелись злые джины, которые толкают его к этой колдунье, заставляя нарушить данное слово! Как он подумал? «Его Зухры»? Когда эта женщина оставит его в покое?
А ведь Фарид боялся того, что Зухра начнет его преследовать, и не только его, но и Хадижу. Она уже начала! Эту розу в дом могла принести только она. И в свадебный букет вставить цветок могла тоже она, зная, что ваза с цветами окажется в спальне на столике рядом с их постелью. И тогда её роза станет свидетельницей нескольких ночей их с Хадижей медового месяца.
Как Зухре удается подобное? Нет, ей помогла его сестра, и только так.
Фариду стало не по себе, когда он вынул из руки крепко спящей Хадижи розу и,  как и Хадижа, повертел цветок перед лампой – в тусклом свете ночного светильника.
 И вдруг ему показалось… как будто он… прикоснулся к самой Зухре! И ещё – что, останься роза в комнате, Зухра может увидеть с помощью колдовства через этот цветок всё то, что может происходить здесь, между ним и его женой…
Испытав отвращение, Фарид сделал несколько шагов к двери на галерею и, размахнувшись,  выбросил черную розу в сад….

PS.   Это конец 6 части, но это только начало истории Хадижи и её борьбы за свою любовь. А что случится с Ранией, мы только пока ещё можем предположить: ничего хорошего её не ждет. Каким окажется рыбак Хасан? Как она сможет спастись от мужа-тирана? И согласится ли Саид вернуть Ранию в свой дом, возьмет ли в жены после всего, что она перенесет? А как сложатся отношения между Латифой и Мухамедом? Они так и расстанутся или общие заботы объединят их, когда сид Абдул заставит племянника, т.е  Мухамеда, забрать вторую жену в Рио-де-Жанейро? А как переживет Жади непонятное молчание Хадижи? Неужели она так ничего и не предпримет? Получит ли развод лара Дуния? За кого выдадут замуж Ясмин, и на ком женится сын дяди Али Икрам?  И ещё - мы очень давно не виделись с Халисой и Амином! А об  Эмми, выданной замуж и исчезнувшей где-то  на аравийском полуострове,  мы и вовсе ничего не знаем. Это значит, следующая часть фанфика – седьмая! - должна будет открыть часть тайн этой эпопеи событий  из сериала «Клон».  И почему бы нет? Ведь герои сериала не умерли в один день в последней серии, а как бы продолжают жить, пока мы смотрим другие сериалы или живем собственной жизнью.  Но ведь и герои как бы должны жить собственной жизнью. Но разве не интересно, какая же у них жизнь? Как хочется заглянуть хотя бы в один из параллельных миров, где продолжают существование герои «Клона».