Фантазии-8-часы

Фото  из интернета


                Ч    А    С    Ы
                /Необычная  история/
                Муз. Пинк Флойд
       Время всегда торопит людей! Одних на работу, других в театр, третьих на свидание…
       В общем, с утра до ночи, а иногда и до следующего утра, маленькие стрелки часов подгоняют нас: «Бы - стрей!  Бы – стрей! Бы – стрей!
       В спешке, мы многое упускаем из виду, теряем, порываем связи, иногда очень важные для жизни, а потом беспомощно мечемся в погоне за призраками. Горько сожалеем о невосполнимой утрате и сетуем на «несчастливую» долю.
       Я хочу рассказать вам одну необычную и печальную историю, произошедшую, когда-то со мною и с моими старинными, настенными часами, подаренными мне бабушкой.
       Часы были уникальны. От них всегда веяло волшебством, сказкой, особенно, когда наступает полночь.
       Представьте, ночь тёмная-тёмная!  Даже звёзды не в полную силу сверкают в такой смоляной темноте. Уставший, бледный дом тихо посапывает своими уснувшими обитателями. Собаки и те, не брешут. Пугливо сжавшись в мохнатые колечки, они глубоко спрятались в свои будки.
       Это самое время выходить героям сказок, легенд, невероятных историй, и совершать свои добрые или злые чудеса.
       Время подходит к всемогущественной полночи!
       Влюблённая минута, пройдя по эмалевой вселенной выпуклого циферблата ещё один круг, наконец-то встречается на самой вершине мира со своим любимым часовым и сливается с ним в единое целое. Вот тут-то и происходит самое удивительное и таинственное.
       В нижней половине часов открываются тёмно-красные дверцы. Их, как бы отворяют и распахивают на всеобщее обозрение, золоченые кентавры, инкрустированные на них же, у самых створок.  Из глубины фарфоровой залы, расписанной в стиле барокко, выезжает симпатичный, тоже фарфоровый дирижёр, с чуть поднятыми вперёд холёными ручками и с золочёной палочкой в левой руке. Он останавливается у самого края и… Звучит редкая мелодичная музыка скрытых молоточков-музыкантов ударяющих по невидимым струнам. Одновременно и гармонично вливаются другие молоточки; они бьют двенадцать раз.
С последним ударом заканчивается мелодия, а эхо ещё долго разносит их звучание по околдованной  комнате, пробуждая невидимых и неслышимых героев многих поверий. Пухленький дирижёр вновь прячется на целый день  в глубь своего мирка. Кентавры закрывают дверцы ещё на один не прожитый день. А влюблённый час неохотно отпускает в головокружительное  путешествие свою ненаглядную невесту, всю из ажурного тончайшего золота. И вновь слышно, не то его просящий, не то её спешащий голос: - Бы – стрей! Бы – стрей! Бы – стрей!
       Так вот, эти удивительные и неповторимые часы…
       Нет! Расскажу всё по порядку. Уж очень загадочно всё произошло, чтобы не поведать вам эту историю от начала до конца.
       Однажды в полночь, я проснулся, что бывает со мною довольно редко. На улице было тихо; даже частый гость – ветер, и тот в эту ночь не решился на прогулку под моим окном. В доме так же ничто не нарушало сонной тишины.
       Я удивился немного нежданному пробуждению.
       Приподняв голову, я взглянул на часы. Было без пяти минут двенадцать. Затем прислушался. Не найдя ничего подозрительного, что могло посягнуть на мой покой, я снова лёг, повернулся к стенке и уснул.
       Не прошло и минуты, как меня, как бы кто толкнул в бок.
       Я сел на кровать.
       - Что за чертовщина? – обеспокоено, пробормотал я, сквозь растворяющийся сон и вновь прислушался. Темнота и тишина никак не желали выдавать шутника, не дающего мне спать.
       Я посмотрел на часы. Они показывали без пяти двенадцать.
       «Стали!» - скользнуло по коже мелкой нервной дрожью.
       Я привык, что на протяжении многих лет,  каждую ночь, мелодичный бой курантов разнообразил и украшал мои сны. А тут обрыв! Сна, как и не бывало!
       Остаток ночи был скомкан и уничтожен неприятными предчувствиями. Раз за разом, я вставал, подходил к часам и с мольбой смотрел на влюблённых, которым не хватало всего пяти минут ходу до долгожданной встречи. А что значат эти пять минут, по сравнению с вселенной, которую они уже прошли?! Финишный мизер! Но он превратился в непреодолимую вселенскую бесконечность, а вселенная стала парадоксальной нелепостью перед ним.
       Ох, уж эти минуты!
       Я чувствовал, как смертельно волнуется блестящий дирижёр. Привыкнув, с точностью до секунды, исполнять свою маленькую, но значительную роль, он мог и не пережить этой остановки.
       Ночь показалась длинной, безмолвной и мрачной. Я думал, что ей не будет конца и, как обрадовался, когда в окне замаячил рассвет, и взошло солнце.
       По ручным часам, показавшимися сейчас такими наглыми, я увидел, что надо было давно идти на работу. Но, в надежде на чудо, я всё подходил, и подходил к своим стареньким, уникальным, но безжизненным часам.
       В пути, я всегда читал «утреннюю почту» или книгу. Сегодня же буквы на листках расплывались по сторонам, а из середины выезжал мой миленький фарфоровый толстячок, но вдруг, он терял облик обаятельного весельчака с золочёной палочкой в пухленьких ручках и обретал вид уже старого, сухощавого, с усталым взглядом и с протянутыми в просьбе, трясущимися руками человека.
      Я не замечал уже, как вышел из метро и сел в автобус. Как пришёл на работу. Как, кто-то из друзей и знакомых здоровался со мною. Слышал только вскользь: «Ты, что заболел или опять от земли оторвался?»
      А мне сейчас, хоть от земли, хоть под землю – всё равно! На меня смотрели его старческие, слезливые  глаза и очень сильно хотели мне, что-то сказать, вместо плотно сжатых, провалившихся губ.
      Так рассеянно, я давно не приступал к работе. Я словно впервые взялся за инструмент. Но затем привычка рассосала мои невесёлые мысли и втянула всего с головой в обыденный ритм.
      После работы, я домой ехал в компании, и за разговорами не вспомнил о ночном происшествии. Но, едва открыв дверь, я почувствовал, как и ночью, неприятную знобящую дрожь, пробежавшую по коже.
      Я подошёл к часам.
      «Они так и не встретились! – пронеслось в мыслях. - Впервые за всю свою долгую жизнь. И быть может, они расстались навсегда».
      От этой мысли, меня передёрнуло нервным разрядом.
      Механизм был старый и я не мог надеяться на то, что найду мастера, который возьмётся за их ремонт.
      В ящике для запчастей, я нашёл давно заброшенный будильник. Завёл его для ориентировки во времени и он, будто злой колдун, злорадостно затараторил своим металлическим, оглушающим молотом: - У – мер!  У – мер! У – мер!
      Весь вечер, я никак не мог на чём-либо сосредоточиться. Мысли скакали и путались. Из  рук  всё  валилось. Наконец,  я  не  выдержал,  всё  бросил  и  лёг  раньше обычного   в  постель, но до утра так и не уснул; всё ждал, ждал, ждал.
      Из короткого забытья, куда я провалился лишь под утро, меня просто вышибла металлическая трескотня будильника, вконец обнаглевшего в своей новой должности «Часового!»
      Я вскочил,  со злостью схватил адского сверчка цивилизованного бездушия столетия и зарыл глубоко в шкафу. Но и после наступившей тишины ещё долго не мог прийти в себя от одушевлённого голоса металла – достижения бытовой бионики, который чудился мне повсюду.
На работе я узнал, что в городе есть мастерская по ремонту старых часов, но, возьмутся ли за ремонт моих часов, никто не ручался.
      Отпросившись у бригадира на завтрашний день на пару часов, я остаток дня провёл в городе, в поисках нужной мне мастерской, да и просто, в прогулке для успокоения, ведь наверняка меня ждала ещё одна бессонная ночь.
      Домой я возвратился очень поздно. Устал чертовски. Надеялся таким способом проскользнуть в спасительный сон и миновать коварную ночь. К металлическому деспоту на поклон не пошёл так, как  мне  не  надо  было  рано  вставать. Да  я  и  не надеялся на спокойную ночь.
       Я без промедления разделся, лёг в постель, с головой накрылся одеялом и тут же уснул.
       Спал я крепко, но, как мне показалось, не долго.
       Проснулся я оттого, что, кто-то стянул с меня одеяло.
       Спросонок, я натянул  одеяло на себя, но чьи-то  назойливые руки, вновь потянули с моего сонного тела уютную и тёплую защиту от настырного мира.
       - Что такое? – ещё не придя в себя, пробормотал я, еле шевеля губами.
       Неохотно выходя из сладостного забытья, сознание начинало понимать, что это нелепые шутки собственных рук, а точнее, часов, которые, с помощью моих же рук, решили меня же выковырнуть из-под одеяла, ровно в полночь; ни секундой позже, чего довольно быстро добились. Растревоженное сознание беспомощно цеплялось за темноту ночи, но лишь ещё сильнее раздражалось от её бесконечности и магического могущества. Это было предательство со стороны собственных рефлексов, которые слепо подчинялись любому ритму и никак не хотели перестраиваться в новых условиях. Животный, примитивный консерватизм, а разум бессильно борется с ним ещё одну ночь и проигрывает и это сражение.
       Едва  забрезжил рассвет, как я уже был на ногах, и долго и аккуратно, как мать пеленает своё первое дитя, заматывал свою душевную боль и бессонницу. Затем, уставший и опустошенный, я вышел со своим сокровищем на пустую улицу просыпающегося города
       Несмотря на ранний час, у мастерской толпились заказчики на ремонт своих реликвий. Я занял очередь и присел на скамейку, бережно прижимая к груди свой антиквар.
       Время тянулось медленно. Солнце уже поднялось.  Через крыши домов  заглянуло к нам. Своими тёплыми лучами оно пригрело, разморило, а затем незаметно усыпило меня.
       Снилось, как ярко горят свечи, как  кентавры, ловко и грациозно, открывают за золоченые кольца волшебные дверцы часов, как из глубины освещённой залы выезжает улыбающийся дирижёр. Звучит чудесная музыка и двенадцать раз ударяет в свой колокол загадочный звонарь. На звёздном циферблате, в красивых, королевских платьях, расшитых золотыми нитями, танцуют и целуются влюблённые. Они, будто не виделись целую вечность и теперь решили не разлучаться друг с другом никогда.
       Это было, воистину, сказочное зрелище! Волшебный сон!
       Вот прозвучал последний удар и, вдруг, заглушая стихающее эхо, раздался жуткий оглушающий звон.
       Влюблённые стрелки в испуге бросились в разные стороны, спотыкаясь о звёзды и созвездия эмалевого мира. Шокированный дьявольским трезвоном, дирижёр резко скорчился и мгновенно исчез со сцены. Свечи задрожали своими тонкими фитилями, замигали капельными язычками пламени и погасли, погружая вселенную часов в темноту пугающей неизвестности…   Но убийственный звон не прекращался.
       Сквозь сон до меня уже доходило, что этот звон исходит извне моего сновидения, но я никак не мог открыть, слипшиеся от долгой бессонницы, глаза.
       - Молодой человек, проснитесь. Мастерская уже открыта. – Вывел меня из сна, чей-то голос.
       Удивительно, но такой сон приснился мне впервые.
       Как-то раньше мои  часы мне не снились, а лишь своей музыкой, боем и, едва уловимым  ходом, дополняли и украшали мои ночные видения. И мне стало очень больно и тоскливо на душе от моих несчастных ночных покровителей, разбежавшихся по  воле злобного Рока.
       Я встал и зашёл в мастерскую.
       Принимал и осматривал часы старый, с редкими седыми волосами на загорелой голове и в редкой бороде, мастер. Он был одет в чистую, но выцветшую рубаху, в старенькую, потёртую цигейковую безрукавку и в серый застиранный фартук. Поверх очков  с толстыми роговыми стёклами, он внимательно смотрел на заказчика, задавал ему анкетные вопросы и записывал ответы в бланк. Затем тщательно осматривал часы и дописывал ещё, что-то, понятное только ему.
       Очередь двигалась очень медленно. Моё время истекало. Да ещё и душевное переживание держало меня на нервном пределе.
      - Что у вас? – спросил старый приёмщик, когда подошла моя очередь.
      - Часы  настенные, старинные! – скороговоркой  выпалил  я, боясь, что он может ещё раньше отказаться от их  ремонта, чем  я успею их показать.
      Руки мои тряслись. Я видимо очень много намотал на часы так, как приёмщик доброжелательно улыбнулся и пошутил: - А может вы сына или дочку принесли?
      - Я сказал, ча – сы! – нервно оборвал я его хорошее настроение.
      Когда я, наконец, снял последнее одеяние, то увидел, как на лице у часовщика зашевелились морщины вокруг глаз, выпуская вперёд удивлённые зрачки. Рот его открылся от удивления и замер.
      Я тоже, поражённый неожиданной переменой старика, замер и напряжённо смотрел тому прямо в рот.
      - Что с ними? – наконец-то, услышал я тихий приглушённый голос, исходивший из оцепеневшего рта.
      - Остановились! – тихо ответил я.
      - Не может быть! – забормотал он, - Нет! Этого не может быть! – продолжал бормотать мастер, внимательно осматривая часы.
      Через несколько минут, его лицо  вновь ожило всеми своими морщинами и складками. Зрачки забегали под старческой краснотой век, в поисках причины остановки часового механизма.
      Он поднял голову. Глаза его светились счастливой улыбкой, будто он, на глазах у всех, совершил чудо воскрешения.
      - Вы знаете, что это за часы? – сказал он восторженно. И, не дожидаясь моего ответа, сам заговорил таким голосом, словно открывал передо мною величайшую тайну.- Эти часы были изготовлены в середине ХV111 века, замечательным французским мастером…
      Я посмотрел на свои ручные часы, хотя передо мною тикали и показывали точное время десятки отремонтированных  собратьев моего сломанного сокровища. У меня оставалось в запасе четверть часа, да и моё нынешнее состояние не располагало к длительному рассказу, уносящегося, бог знает куда, странного старика.
      - Извините! – как можно спокойнее перебил я его. – Я очень спешу на работу, и хотел бы узнать, когда вы сможете отремонтировать часы?
      - А они у вас исправны! – удивлённо ответил мастер.
      - Как исправны? – не менее его, удивился я.
      Посмотрев на замершие стрелки своих злополучных часов, я почувствовал, как к горлу подступил неприятный комок раздражения.
      - Но они ведь стоят! – еле сдерживая себя от грубости, сказал я ещё тише. – Вы, что шутить изволите?
      Он же, как ни в чём ни бывало, улыбнулся. Глаза его заблестели, не то  от  навернувшихся  старческих  слёз, не  то  от внутреннего, колдовского света.
      - Они пойдут! Непременно пойдут! – заверил он меня. – Я вам обещаю! Но я хотел, чтобы вы уделили мне сейчас самую малость своего внимания. Я вам расскажу историю этих удивительных часов.
      Было уже без пяти, и я опаздывал. А сзади послышались недовольные голоса заказчиков, ожидающих своей очереди.
      - Хорошо, но только немного позже. Я и так опоздал на работу. – поспешно выпалил я, поглядывая на бегущую стрелку ручных часов.
      Признаться, я очень люблю слушать истории, приключения и, конечно, не против был, услышать историю, да притом своих часов, о которых знал довольно мало. Но время безжалостно испытывало меня подталкиванием: «Бы – стрей! Бы – стрей! Бы – стрей!»
      - Когда можно будет за ними зайти? – спросил я его, уступая место у стойки следующему заказчику.
      - Сегодня, в конце дня приходите. – Улыбаясь, как старому знакомому, сказал он. – Обязательно приходите! И перед вами откроется одна из удивительных историй, которая выпала на долю ваших часов!
      - Спасибо! – поблагодарил я старого мастера за столь неожиданную любезность, оказанную мне и моим любимым часам.
      Я с облегчением подумал: «Вот и прекрасно! Заодно, кое-что про часы узнаю».
      - Не забудьте! – услышал я, когда был уже у двери мастерской. – Обязательно приходите!
      Открыв двери, я повернулся в  его  сторону, как  бы  заверяя этим жестом, что непременно зайду, как договорились. Наши взгляды встретились.
      Он странно изменился в лице. На мгновение замер, и был подобен мраморному изваянию. Его рот был крепко сжат. Погасший взгляд глаз глубоко запал в густую сетку морщин и, немигающе, уставился на меня, проникая в самую душу. Маленькие очки сползли на кончик большого носа и чудом держались на нём. Как-то не по себе стало от такой резкой перемены в его лице.
      Неприятное чувство, какой-то вины перед загадочным стариком и его печальный взгляд провожали меня до самой работы, а там постепенно растаяли в суете, как утренняя дымка тумана.
      Время действительно безжалостно к тем, кто бежит впереди его или, ещё хуже, кто отстаёт от него. Оно хладнокровно выбивает их из колеи жизни, а затем гонит и гонит по бездорожью, сколько захочет. И редко возвращает избранную жертву на укатанную годами, мудрую дорогу  времени.
      Из-за пускового периода и аврала, с работы я поехал очень поздно. Мастерская оказалась закрытой. Но, помня обещание мастера, я со спокойной душой поехал домой, по дороге думая: «Завтра отпрошусь с работы пораньше, получу своё исправное сокровище и спокойствие моих радужных снов, а заодно, приглашу  чудаковатого кудесника на чашку чая».
Придя домой, я сразу лёг  в постель. От усталости уснул мгновенно. Точнее, после нескольких бессонных ночей, я полетел в глубокую черноту тартар. Но!..
      Время видимо серьёзно взялось за мою разогнавшуюся персону. Где-то я дал сильного промаха, коли оно так настырно ко мне.
      Ровно в полночь, – секунда в секунду, - я услышал вкрадчивый голос: «Про – снись!  Про – снись! Ско – рей  про – снись!
      Я открыл глаза.  Посторонний голос исчез, а вместо него услышал очень знакомую музыку и бой молоточков.
      Я посмотрел на то место, где всегда висели часы. Они оказались на своём месте, как будто я  их  не  снимал  никогда  со стены.
      Непонятно откуда бил направленный, слабый луч света. Своим загадочным свечением он выделял только часы, всё остальное было в полнейшем мраке. Я, как загипнотизированный смотрел на них и чувствовал, что свет либо исходит из моих собственных глаз, либо  вижу часы, сквозь темноту по невидимому каналу.
      Дверцы часов были настежь открыты. Сквозь нахлынувшие слёзы, я увидел милого толстячка дирижёра. Он смешно вальсировал в моих искажающих слезах. Музыка и бой молоточков, ликующе, проникали в мою проснувшуюся душу и уничтожали страшащую тишину ночи.
      Я  сел  на  кровати  поудобнее,  вытер  слёзы  и  вдруг!..   В который раз это «Вдруг!» Как в страшной сказке.
      Но действительно, вдруг, неприятный холодок скользнул от затылка по позвоночнику под одеяло. Раз, другой! Лоб похолодел и покрылся капельками пота. Руки стали холодными и липкими.
      Вместо моего фарфорового любимца, в сумрачной зале часов стоял старый часовщик. Он тяжёлым, укоряющим взглядом, как бы прощался со мною и говорил: «Я же просил Вас, зайти сегодня! Сегодня!»
      От неожиданности кошмарного  видения, я вскрикнул. Затем вскочил с кровати, рванулся к часам, но, запутавшись в одеяле, упал. При падении ударился о пол и потерял сознание. Возможно, измученный вконец происходящим, я, просто, отключился.
      Очнулся я в холодном поту. Лежал посередине комнаты, закрученный в простыню и одеяло. Стена была пуста и лишь невыгоревший, резной прямоугольник от часов ещё чётче выделялся на бледной стене. Глядя на неё, я уже не мог понять, где сон, а где явь? Всё перемешалось в моей разболевшейся голове.
      Незаметно за окном  начинало сереть. А я всё сидел и сидел на полу в неизменной позе турецкого паши или индийского Буды, изредка подымая и опуская опустошенную, но тяжёлую голову, поглядывая на злополучное место светлеющей стены.
      Взошло солнце. Его аккуратные, оконные прямоугольники медленно подкрадывались по стене к выделяющемуся антикварностью собрату, находя, что-то связующее между ним и собою.
      За окном послышались голоса и шаги спешащих по своим делам людей, а я, как околдованный продолжал сидеть в неизменной позе выбитого из привычного ритма привычного времени. О работе я не думал. В голове было лишь одно: «Ско – рей! Ско – рей! Ско – рей!»
Это торопили меня часы: «Ско – рей!  Ско – рей!  Ско – рей!»
      После долго сидячки, я с трудом встал. Не  убрав постель, не побрившись и, кое-как умывшись, я поехал в мастерскую за своим душевным спасением. Вся надежда была только на старого мастера.
      Людям всегда приходится платить в стократном размере за свой восстанавливаемый покой. Каждую потерянную человеком секунду, время перепродаёт ему же за баснословную цену. Иногда у человека не хватает и всей жизни, чтобы выкупить утерянный подарок Времени.  Оно, неумолимо и беспощадно, заставляет его платить и платить до последнего дыхания,  и не всегда смерть в силах разорвать векселя должника; она лишь передаёт их по наследству, и уже другие расплачиваются со Временем.
      У мастерской, как всегда, собралось много людей, но, несмотря на звонок, дверь не открывалась. Заказчики о чём-то тихо и тревожно переговаривались. Мне было не до них; я ждал, когда же откроют спасительную дверь?
      С большим опозданием дверь мастерской заскрипела. Все неожиданно притихли. У самого входа они снимали головные уборы и без обычной суеты входили в помещение.
      Я рассеяно влился в общий поток, занял очередь и, чтобы не толкаться, отошёл в свободный угол.
      Заказы принимал не старый мастер, а молодой парень со скучающим, меланхоличным  выражением на лице.
      Я огляделся в поисках старого мастера и нашёл, отчего мне стало не лучше, чем в полночь.
      Его портрет был в чёрной траурной рамке, среди множества старинных, переживших своего лекаря, часов. Под самым портретом висели мои часы, как продолжение его, навсегда недостающей части тела, с механическим, бьющимся сердцем. Часы показывали двенадцатый час. Они шли, а старый мастер молча смотрел на меня из другого, так и не открытого мне мира.
      Я не помню, как получал часы, как добирался домой. Перед моим взором были только его глаза. Глаза загадочного мастера, так просто появившегося на моём жизненном пути, но и так же неожиданно исчезнувшего. Глаза, проникающие  мне в самую глубину души и, как бы говорящие: «Я же просил! Я так вас ждал!»
      В те минуты у меня было сильное переутомление от  переживания, недосыпаний, нервного истощения, от срыва привычного режима, отчего я, придя домой успел лишь повесить не прежнее место горе горькое – часы, присесть на край не застланной кровати и...
      Уснул я мгновенно и крепко, как уже давно не засыпал.
      «Ско – рей!  Ско – рей! Ско – рей!» - Безжалостно толкает меня время своими острыми стрелками.
      Я спешу. Задыхаюсь. Хочу успеть в мастерскую до закрытия. Вот и мастерская. Поспешно хватаюсь за спасительную ручку двери, дёргаю её со всей силой на себя и слышу   за нею музыку и бой моих часов.
      Я открыл глаза.
      Влюблённые, впервые разлучённые на столь длительное время, крепче прежнего обнимали друг друга, на вершине ожившей, эмалевой вселенной. Дверцы были  открыты, как прежде, но там, в глубине сумрачной залы, вместо дирижёра стоял умерший часовщик. В его печальных глазах и на застывших, обескровленных губах, я читал навязчивые мысли: « Ты украл у мира частицу его истории. Зачем? Я отдал своё сердце твоим часам. Зачем? Ты убил меня! Зачем?»
      - У – бил! У – бил! У – бил! – слышал я.
      Чувствую, как холодный пот заливает глаза. Открываю. В который раз, открываю и не понимаю, да уже и не пытаюсь понимать, где сон, а где действительность, и есть ли сейчас между ними разница?
      Сквозь застилающую глаза пелену, вижу, как влюблённые стрелки нехотя расходятся на вершине вселенского наслаждения на новый день, полный неожиданных парадоксальных случаев. Вглубь уезжает мой милый, талантливый толстячок. За ним, привычным движением золочёных рук, медленно закрывают дверцы мифические кентавры.
      А мне всё слышится и слышится: «За – чем у – бил? За – чем у – бил? За – чем у – бил?»
      Днём, я здравым смыслом убеждал себя, что я тут ни при чём! Чистая случайность! По теории вероятности, вполне возможно такое совпадение. Но по ночам, как только античные  мудрецы открывают  таинственные  дверцы, и  я  вновь  встречаюсь  со  старым  мастером.  Все мои логические доводы рушатся, словно колосс на глиняных ногах.
      Эх, спешка, спешка!
      Будь я тогда повнимательней к людям, то этого несчастья могло не произойти. Часы мои ходили бы на своём металлическом механизме. Старый мастер, приходя ко мне в гости или я к нему, поведал бы не одну любопытную историю о моих и многих других часах, и многое, из своей долгой и очень интересной жизни. Я бы спокойно спал по ночам, видя прекрасные сны от новых рассказов и впечатлений от них.
      А так, я делюсь с вами печальной историей о себе, о времени, о загадочном часовом мастере и о нераскрытой тайне моих, уникальных, музыкальных часов середины ХV111 века, замечательного французского мастера…
      Прошло много времени с тех пор. Много людей встречалось на жизненном пути. Много было рассказов. Время давно уже не гоняет меня по бездорожью. Умудрённый горьким опытом, я стал внимательным к человеку. При случае, рассказываю свою поучительную историю.
      Мои же часы теперь радуют посетителей музея, куда я их отдал.
      В полночь они собирают вокруг себя десятки любопытных и открывают перед ними только видимые чудеса фантазии и рук человека.
      Я тоже навещаю их изредка, но только в выходной день музея. Один на один! Прихожу, как приходят на могилу очень близкого человека, и дольше других стою у своего, неожиданного поворота жизни.

               
                13 мая 1979г.
                Ленинград

P.S.   Посвящается действительным, старинным часам /трофейным/, неизвестного французского мастера, которые, после двух десятилетий бездействия, чудом пошли, когда я, просто из любопытства, открыл, закрыл и завёл. Это случилось в г. Славянске на ул. Рапна Набережная. дом №?