Пирог

Мой отец был милиционером, работал в ППС. Обычно он патрулировал наш рязанский центральный рынок, по этому недостатка в чём либо я не испытывал. Сколько гастарбайтеров он "натянул" за отсутсвие регистрации, или за просто так - одному богу известно. Да и бабки с пирожными и хачапурями платили ему дань. Короче деньги в семье водились.
Это наложило отпечаток на мой менталитет. Во-первых - деньги. Их у моих сверстников не водилось, а мне отец всегда подкидывал на карманные расходы около трёх сотен в день. Для шестнадцатилетнего десятикласника это очень серьёзные деньги.
Во-вторых - мой папа милиционер. Практически абсолютная безнаказанность. Меня побаивались не только за мои девяносто шесть килограмм мяса на костях, но и за профессию моего отца.
Ну и в-третьих - отец всегда выходцев с кавказа называл "чурками". Он их презирал, не считал за людей. Я бы сказал, что они для него были ниже животных, потому что папа мой очень любил братьев наших меньших. Дома у нас жила невероятная диковинка для того времени - мини-пиг. Отец назвал его в честь своего покойного отца - Харитон. Я часто видел как вечерами Пётр Харитонович играл с Харитоном.
Ростом я был метр семьдесят два. Щёки, живот, жопа и пальцы красноречиво говорили о том что я люблю поесть. Я не отрицал этого никогда.
Вот и в то жаркое июльское воскресенье я со своим другом Митяем решил съесть по пирожку. Мы подошли к палатке с пирожками, в которой как обычно сидел кто-то из "черномазых". Настроение у меня было хорошим, и я с лёту спросил:
 - Со свининой что нибудь есть?
 - Нет. - Лицо продавца не выражало абсолютно ничего, но по глазам я видел, что он раздражён.
 - Что за рыгаловка такая, а? Почему ничего со свининой нет? Я хочу со свининой пирожок. Или хотя бы бутерброд с беконом.
 - Мальчик, пошёл вон отсюда! Иди, купи свинью в другом месте! - Продавец говорил с жутким акцентом, что очень меня раззадорило.
 - Ты чё, чурбан, охуел что ли? - говорю ему я, и смеюсь вместе с Митяем.
 - Это ты охуел! Это ты охуел! - Смешно кричит продавец. - Уходи от меня, поросёнок!
Это меня задело. Я размахиваюсь и переворачиваю лоток с пирогами. Выпечка летит на землю. Глаза продавца наполняются ненавистью, он начинает кричать что-то на своём языке, а потом кидает в меня бутылку с горчицей. Митяй бросается к нему, но получает отпор каким-то горячим жирным пирожком, который прилетает ему в лицо. Кое-как стерев горчицу с лица я снова атакую, но не тут то было. Продавец ловко хватает курицу гриль, и со всего размаху бьёт меня ей по роже. Со стороны это выглядело весьма смешно, наверное, но мне было больно. Я отшатываюсь, а он бьёт меня ещё раз, и ещё, и ещё. Я падаю, закрываю голову руками.
Подлетает Митяй, и бьёт продавца лотком с пирожками. Вокруг собралась толпа, визжат бабы, я вижу как через плотную стену людей к нам пробиваются соотечественники продавца пирожков. Сказать что я испугался - ничего не сказать. Я встал на колени, пытаюсь подняться, и тут слышу голос своего отца:
 - Что тут, ****ь, происходит, животные?!
Потом была долгая перепалка между моим отцом и южанами, вопли, крики. Для виду он одел на меня и на Митяя наручники, и увёл. Дома я зверски получил по заднице. В моральном плане. За то, что эти "вы****ки" написали заявление на меня с моим товарищем, и теперь прийдётся платить им, чтобы всё решить миром.
Отец лютовал, но мне на штраф было плевать. Я не зарабатывал денег, и цены им не знал. Но меня больше волновало унижение. Я получил по соплям на глазах у толпы, теперь  и на рынке появляться стыдно. Меня сжигала жажда мести. Я хотел найти того продавца, и затолкать ему пирожки со свининой в жопу.

---

Прошла ровно неделя, отец перебесился и снял с меня наказание в виде домашнего ареста. Я вечером встретился с Митяем и за банкой пива изложил ему своё желание засунуть пирожок со свининой в жопу тому продавцу. К моему удивлению друг поддержал идею, и даже развил её. Предложил проследить за ним до дома, где его можно будет подловить вечером, и отомстить.
Так мы и поступили. Наш обидчик проживал в одноэтажном, покосившемся частном доме. Облупившаяся синяя краска, разваливающийся забор, оторванные резные ставни валялись прямо под окнами.
Нам повезло - эта развалюха стояла в конце улицы, за которой была только тропинка к водной колонке и к прудику. Мы сидели в кустах, следили за домом, надеясь что он выйдет. Но вышел не он, а молодая девушка, весьма симатичная. Видимо его дочь. Одета она была как настоящая мусульманка: длинная юбка, кофта с длинным рукавом, и платок на голове. В руке у неё было ведро. Значит за водой. Мы с Митяем даже не переглядывались - наш мозг работал в одном направлении.
Уже было довольно темно, по этому она не заметила нас, проходя мимо. Когда она отошла метров на десять, мы тихо последовали за ней, и уже возле колонки набросились на неё. Митяй с лёту зажал ей рот и повалился вместе с жертвой на землю. Тихо звякнуло ведро, упавшее в траву. Я подлетел к товарищу и схватил девушку за ноги, чтобы не брыкалась. Та мычала и продолжала вырываться, но что она могла сделать против нас с Митяем? Ничего. Спустя десять минут мы уже затащили ревущую девушку в овраг, поросший кустарником.
 - Ну, кто первый? - спросил меня Митяй.
До этих слов я сомневался, но этот вопрос словно разбудил во мне зверя.
 - Давай я. Хочу её в жопу трахнуть!
 - Бля, я тоже хотел её в сраку пропердолить!..
Уступать товарищу я не хотел, но на меня вновь нахлынули страхи и сомнения.
 - Ладно, давай ты.
Я перехватил девушку, которая поняла что с ней происходит, и начала ещё сильнее вырываться и брыкаться. Кое как Митяй стащил с неё трусы.
 - Дай-ка я ей хлеборезку трузелями заткну.
Я отодвинул ладонь от её рта, и внезапно услышал её голос:
 - Пожалуйста...
Она явно хотела что-то ещё сказать, но мой товарищ воткнул ей в рот кляп. Её жалобный писк невероятно возбудил меня. Я заломил ей руки, заставляя нагнуться, а Митяй уже задирал ей юбку.
 - Ой ****ец, волосни то тут, - пожаловался товарищ.
 - Так ты-ж в жопу её хотел...
 - Так вон на жопе волосня и растёт.
Внезапно Митяй упал на землю, как подкошенный. Я лишь успел поднять глаза, и увидеть как к моему лицу приближается огромная дубина.

---

Открыв глаза я испугался. Испугался, потому что ничего не видел. Ослеп? Я был связан, руки и ноги ужасно затекли, очень болела голова. И очень хотелось в туалет. Я застонал, и тут же услышал знакомый голос:
 - Кто тут?
 - Митяй, это я - Петюня. Где мы?
 - Не знаю... подозреваю, что нас связал этот чурка - продавец пирожков. Зря ты эту девку собрался насиловать.
 - Ты чё, охуел? Это ты её в сраку трахать хотел. Я вообще не хотел.
 - Да? А кто кричал: "давай я первый"? А потом сказал чтобы я её вперёд тебя ёб. Сучара ты, Петюня. Из-за тебя мы влипли.
 - Нахуй пошёл...
На этом разговор закончился. Не знаю, сколько мы ещё пролежали, но мой мочевой пузырь уже явно покрывался трещинами, и я еле сдерживал себя. Как же быть то? Внезапно с жутким скрипом открылась дверь, и в глаза ударил яркий свет. Мышцы от страха расслабились, и вонючий поток хлынул ко мне в штаны.
 - Вот эти русские свиньи, Ахмат.
Я пытался что-то разглядеть, но луч фонаря бил мне прямо в глаза, заставляя отворачиваться.
 - Так это они хотели твою Айшат изнасиловать, так Аслан?
 Я что есть силы закричал:
 - Это не я! Это Митяй хотел! Я не хотел, честно!
 Фонарь выключился, я услышал быстрые шаги, а потом на мою голову кто-то сильно наступил. Мир разлетелся на кучу мелких осколков. Когда я пришёл в себя во второй раз, то в помещении уже горел свет. Митяй сидел на стуле, напротив - какой-то здоровенный горец. За спиной у него стоял тот самый продавец пирожков.
 - Клянусь, я ничего делать не хотел. Это Петюня всё. У него отец - ментяра. Вечно таких как вы достаёт, бабки стрижёт. И сынка своего подначивал...
 - Таких как мы? Это каких таких? - Спросил здоровенный.
Я даже не могу описать выражение лица Митяя, это был не просто страх, это было нечто большее.
 - Ну... таких... ну... горцев.
 - Горцев, значит.
 - Да. Но я никогда против вас ничего не имел...
Здоровяк усмехнулся:
 - Вот скажи мне, ты говоришь что насиловать не хотел. Что это всё твой товарищ. Что у тебя и в мыслях небыло. А почему же ты был со спущенными штанами, когда Аслан побил тебя? Ты нас за дураков считаешь, да?
Митяй заскулил что-то совсем нечленораздельное, но здоровенный Ахмат тут же влепил ему пощёчину.
 - Аслан позвал меня, чтобы я вас, свиней русских, зарезал. Я за Ичкерию воевал, и русских зарезал очень много. Умею это делать.
 - Дяденьки, не надо... - Заныл мой подельник, и снова получил затрещину.
 - Каждый из вас так стонал, пощады просил. Жить хотите, а на чужое рот раззеваете. Бескультурный вы народ, русские. Кто кроме нас вас воспитает, а?
В комнате повисла тишина, нарушаемая всхлипами Митяя, да грохотом моего сердца, которое готово было выпрыгнуть из груди. Умирать я не хотел. Я боялся смерти. В голове проносилось тысяча мыслей, но чаще всех: "Господи, спаси меня, если я выйду отсюда живым, то никого насиловать не буду, буду в церковь ходить, свечки ставить."
 - Короче, - Ахмат поднялся, - война закончилась, и резать я вас не буду. Но проучить вас стоит.
Здоровенный горец схватил Митяя, перевернул его, уложил животом на стол и стянул штаны.
 - Нет! Нееет! Не наааааадо!!!
Митяй пытался вырываться, но Ахмат сильно ударил его по затылку, так, что мой товарищ ударился носом об стол. Горец спустил свои штаны, и пристроился к заднице моего друга.
 - Ыыыыыыыы...
Боже. Митяя ебут в жопу, а второй - Аслан - снимает всё это на камеру. Сейчас это произойдёт и со мной. Страх проникал в каждую клетку моего мозга, отуплял. Я пытался что-то придумать, но все мысли были лишь о том, что сейчас из меня сотворят петуха. Я усердно пытался отогнать эти мысли, и что-то придумать, но всё тщетно.
 - Пирожка хотел? Ну теперь то ты сам пирог! Чувствуешь начинку в жопе, а? Сейчас и в рот помадки приправлю, - с этими словами Ахмат стащил моего товарища со стола, и поставил на колени перед собой. - Соси, щенок. Я всех вас так ****, и буду ебать.
Митяй, видимо боясь расправы, с готовностью открыл рот. Ахмат ухмыляясь продолжил забавляться с моим товарищем.
****ец. Сейчас и меня так же отпердолят. Я искал глазами хоть какую-то возможность выбраться. И тут меня осенило. Всё это время спасение было у меня в кармане. Нож-бабочка до сих пор упирался мне в пах. Я мысленно выругался, и взмолился богу, чтобы Ахмат ещё долго не кончал.
Аслан стоял рядом с насильником, и продолжал всё снимать на камеру, и на меня никто не смотрел. Вытащив нож из кармана, я кое как срезал скотч с рук. Тут Ахмат громко заорал. Кончает. Я согнулся пополам, и срезал скотч с ног. Я делал всё максимально быстро, надо было успеть пересечь комнату до того, как они за мной бросятся.
Ноги не слушались и болели. Эти три-четыре метра казались для меня дорогой от Рязани до Москвы. Боже, успеть бы.
 - Стой, пидор! - услышал я. От этого ноги зашевелились ещё быстрее.
Дверь. Оборачиваюсь, начинаю её закрывать. Вижу как ко мне несётся Аслан, вижу как Ахмат отряхивает свой член, вижу лицо Мтияя, мокрое от слёз и спермы, вижу его взгляд. Осуждающий взгляд. Мол не бросай меня. Я хлопаю дверью, и наваливаюсь на неё всем весом. Удар, ещё удар. Рядом с дверью стоит шкаф. Я ловлю момент между ударами и заваливаю шкаф.
 - Товарища бросишь, да? - Доносится из-за двери. - Петух ****ый! Все вы ради своей жопы товарищей бросаете.
Снова удар в дверь. Шкаф немного отъезжает. Я налегаю на него, придвигаю к двери плотнее. Кидаю сверху ещё какую-то тумбочку, стул. Оборачиваюсь.
Передо мной стоит женщина, за ней та девушка, которую мы хотели изнасиловать. В руках у женщины огромный кухонный нож.
 - Я тебе яйца отрежу, поросёныш, убью гниду, - прорычала женщина. - Айшат, уходи.
Я хватаю стул и кидаю в женщину, та орёт, падает вместе с дочерью на пол. Подбегаю и бью женщину ногой по лицу. Один раз, два, три. Слышу проклятья из-за двери. Всё же шкаф плотно подпёр дверь. Смотрю на Айшат. В глазах испуг, лежит, даже не шевелится. Ни звука не проронила. Как то не к месту пришла в голову мысль трахнуть её. Но меня гонит страх, я перепрыгиваю через неё и ищу выход. Быстрее, быстрее, быстрее. Сердце бешенно колотится, грозится проломить грудь. Вот и дверь на улицу. Выскакиваю в ночь, и бегу что есть сил.

---

Отцу я так ничего и не сказал, так как боялся получить от него серьёзный нагоняй. Свой синяк я оправдал обычной уличной дракой.
Митяй пропал. Его больше никто не видел. Возможно, что его зарезали. Когда шло следствие - я всячески отнекивался, и говорил что в последний раз его видел во время драки на рынке. Страх. Страх, что меня найдут и тоже прирежут, как свинью. Я бросил товарища на растерзание, чтобы спастись самому. Я всегда себя оправдывал тем, что Митяй поступил бы так же. Но в голову постоянно лезла мысль о том, что Ахмат не бросил бы Аслана, например.
На рынок я больше никогда не ходил.