Он

                Я знаю он есть, я где-то видел его. Или читал о нем в какой-то обгрызанной книжке. Мне кажется, я почти вспомнил его имя. Он немного выше меня. Он хорошо одет и знает много языков. По-моему он даже промелькнул на той неделе в телевизоре. О нем не могли не снять кино. Он должен был где-то засветиться. Я знаю точно он есть, этот человек с ясным взглядом и легким умом. Иногда я вижу его во снах, но его лицо всегда скрыто в ослепительном сиянии солнца. Я должен его найти. Должен. Пусть он промелькнет в толпе из тысячи лиц и я узнаю его с первого дубля. Из миллиона  звуков я различу его голос. Но сейчас мои руки….Мои руки дрожат и костюм от армани за шесть тысяч долларов пропитывается вонью мочи и жидких фикалий. Я обнимаю унитаз уже второй час. Меня выворачивает наизнанку. Я выблевал все, что мог и теперь блюю желудочным соком. Ещё чуть-чуть и из меня вылезут кишки. Меня трясет от рвотной судороги и я обнимаю унитаз сильнее, будто это тот самый человек, которого я не могу вспомнить.  Мой голос в голове иногда вырывается наружу….
- Я найду тебя – произношу я вслух и мой желудок вновь прилипает к позвоночнику. Из меня исторгается двадцать грамм мутноватой жидкости. 
               Я отпускаю одну руку от унитаза и начинаю слепо шарить позади себя в поисках литровой бутылки виски. Я нахожу её и опрокидываю в себя этот напиток богов. Алкоголь смывает блевотину с моих десен и веселой волной проникает в мой желудок…Меня  снова выворачивает. В этот раз я блюю виски. Оно даже не успело впитаться в стенки желудка. У меня почти нет сил. Я откидываюсь назад. Моя ладонь проскальзывает в луже мочи и я падаю лицом в пол. Этот пол покрыт тонким слоем от мужских подошв. Мои губы расплющиваются об черную грязь неизвестных мне людей.
                Я знаю, он есть. Я видел его в черно-белой фотографии местной газеты. О нем говорили по радио. Я должен найти его, чтобы жить дальше.
                Мне всегда казалось, что он ждет меня за каждым поворотом. Этот человек, который скажет как правильно. Этот человек, который станет для меня примером. Он- воплощение благородного духа. Этот человек, который лучше меня.
- А ты уверен, что он человек? – спрашивает меня мой собственный голос.
                Конечно, я уверен. Как я могу в этом сомневаться. Я выползаю из общественного туалета ночного клуба в сумрачный коридор, на стенах которого переливается свет. Мои уши тут же закладывает от тинейджерской музыки. Кто-то хочет подогнать для меня машину. Я киваю.
               Через секунду я оказываюсь на свежем воздухе. Меня сажают в такси и называют адрес. Они думают, что я пьян в смерть. Но это не так. За то время, что я провел в туалете из меня вышла вся дурь. Ну, или почти вся. Моя голова еще тяжелая, но я четко определяю пространство и знаю, что делаю.
              Я нащупываю во внутреннем кармане пиджака шестизарядный револьвер. Я не хочу ехать домой. Я снесу себе полчерепа прямо в этом уютном желтом такси. Интересно, как отреагирует водитель? От резкого грохота он может на пару секунд потерять контроль над управлением и тогда машина вылетит на встречную полосу. Или врежется в столб. Он может умереть вместе со мной. Если такси загорится при аварии, то он умрет гораздо мучительнее меня. Он будет лежать с переломленным позвоночником и медленно плавится в жару горящей обшивки. Но я уже не увижу этого. В моей снесенной наполовину голове будет сквозить приятный ветерок. Но тут я снова вспоминаю о нём. О том человеке, которого я должен найти. Вряд ли бы он позволил сгореть заживо невинному таксисту. Я не заметил, как вытащил пистолет из пиджака наружу. Но это заметил водитель. Он испугался и от испуга начал говорить всякую чушь. Он думает, что я его собираюсь убить. Тупой идиот. Я не могу убрать револьвер назад. Если я это сделаю, то он постарается выпрыгнуть из машины. Я направляю ствол на водителя и говорю ему выехать из города.
                Мы проезжаем несколько перекрестков и выезжаем на федеральное шоссе. Город остается позади. Я смотрю в зеркало заднего вида и сравниваю свой город с огромным прозрачным светлячком, приютившимся между двумя холмами. Как сильно я ненавидел этот город, как сильно его любил. Прочь отсюда! Прочь!
                Через полчаса таксист сказал, что ему нужно заправить машину. Мы останавливаемся у бензоколонки с придорожным кафе. Кажется, водитель проникся ко мне. Ну, разумеется, ведь у меня в руках шестизарядный револьвер. Он спрашивает меня, куда мы едем дальше. Я говорю, что он может ехать домой. Я не хочу обременять себя чужими людьми. Я устал от них. Я должен найти только одного человека. Того, который постоянно маячит за поворотом новой тропы. Того, кто будет моим маяком в этом мире порока. Я выбираюсь из такси и решаю поискать его в придорожной закусочной. Над входом мне улыбается малиновым неоном развратная девка. Одна её нога поминутно поднимается, показывая прохожим, что она доступна. Я останавливаюсь посреди асфальтной стоянки, не доходя до прозрачных дверей входа. Эта тупая неоновая девка снова вызвала во мне рвотный рефлекс. Как же я ненавижу этот мир. Сколько яда во мне он отложил. Он просочился в мою печень, отравил мое сердце, он хочет высосать из меня душу. Эта тупая неоновая девка вызвала во мне обонятельную галлюцинацию. Я почувствовал запах простыни на ложе шлюхи. Простыни, которую она не меняла очень давно. Эта шлюха не человек. У неё нет легких или сердца. У неё есть красивая задница и бессмертная ловушка между ног. В моем больном воображении мелькают извращенные картинки совокуплений разногабаритных людей. Меня выворачивает двадцатью граммами желудочного сока на черный асфальт.
                Все голые люди похожи на безволосых обезьян. Все одетые люди похожи на одетых обезьян. Все говорящие люди похожи на говорящих обезьян. О Боже, наша планета в руках безволосых обезьян. Они строят закусочные с неоновыми ловушками над входом. Господи, если я не найду тебя, то снесу себе череп. Я прячу револьвер в карман, толкаю двери и вхожу внутрь закусочной. В нос бьет запах жаренного мяса.  Я сажусь на высокий табурет и заказываю стейк. Рядом со мной усталый страховой агент. Из сорока лет своей жизни 18 он провел в дороге, зарабатывая себе на хлеб тем, что страховал людей на случай серьезных повреждений или смерти. По его словам жизнь безволосой обезьяны можно продать за приличные деньги. Этот чувак вылез тут как никогда кстати. У этих проныр, словно стоит какой-то невидимый датчик в мозгу. Они всегда знают, кому предложить свои услуги.
                Я говорю ему, что уже застрахован. Пару лет назад я завещал свою безволосую жизнь центру передовых медицинских исследований, пытающихся найти средство борьбы против рака и СПИДа. Я завещал им все свои миллионы и несколько особняков на балеарских островах. Наверное, они не знают об этом, иначе давно бы наняли киллера. Но  я не мог поступить иначе после того, как увидел передачу про безволосых детей, которые умирали по разным причинам до полового созревания. Наверное, вместе с похотью Бог изобрел какое-то устройство, которое выжимает из тебя слезы, когда ты смотришь, как маленькие безволосые дети собираются в кучу перед телевизором и смотрят на зеленый остров, окруженный голубым океаном. Они никогда не увидят этот остров в реальности. Их реальность это белые стены и безволосые обезьяны в белых халатах, которые нагло врут им  лицо, что им становится лучше. 
                Я не слышу, что мне говорит этот страховой агент потому, что меня переполняет ненависть к миру безволосых обезьян. Я не прислушиваюсь к его речи потому, что в ней нет ничего нового. Все, что будет у этого агента в будущем, не представляет интереса ни для кого. Этот страховой агент просто личинка, вынужденная ползти из области холодных температур в область тепла. Он представляет интерес только для себя самого. Он жертва бессмертной ловушки между ног неоновой девки. Он жалок и знает об этом. Но он не знает насколько он жалок. Это знаю только я. И это знание проходит сквозь тот прибор Бога, что выжимает слезы. Я улыбаюсь этому торговцу и притворяюсь, что мне интересно. Он улыбается мне. Он думает, что я ему друг. Тупой идиот.
                Я откусываю жареный стейк и мой желудок ликует. Если бы он был маленькой безволосой обезьяной, то он бы сказал мне спасибо. Мой желудок набросился на стейк, как голодный африканский ребенок. Я ненавижу свой желудок потому, что завишу от его слез. Когда он умрет, умру и я. А я не хочу умирать из-за куска стейка..
                Я ем стейк и слышу, как за спиной бородатые безволосые обезьяны с задором рассказывают о бессмертных ловушках, в которые они попадали много раз. Их это веселит потому, что если не смеятся , то лучше застрелиться. Мне противно от их слов. Я иду в уборную, чтобы выгрузить свой стейк.
                Этот сортир гораздо хуже того, где я так чудно обнимался с унитазом. Здесь только одна лампочка, а на полу кто-то наложил кучу. Из двух кабинок одна открыта. Я останавливаюсь, как вкопанный. Я вижу голый волосатый зад безволосой обезьяны. Эта обезьяна, применяя свое физическое преимущество пытается проникнуть в бессмертную ловушку какой-то малолетки. Она плачет и сопротивляется. Она царапает его и просит отпустить, а он смеется. Она кричит, что ей только 15.….  Я не увижу эту картину больше нигде среди миров. Только безволосые обезьяны могут вытворять что-то подобное. Я достаю свой шестизарядный револьвер и прицельно выстреливаю в район волосатого зада. Этот грохот, как шик Бога, заставляет все остальные звуки исчезнуть. Пуля входит глубоко в ягодицу, вырывая кусок кожи и мяса. Взрослая безволосая обезьяна орет, как резанная свинья. Она отпускает малолетку и я вижу девушку лишь мельком, когда она пробегает мимо меня. Раненная безволосая обезьяна больше не попадет в бессмертную ловушку. Я избавлю её от этого. Она просит меня о пощаде, но я лишь улыбаюсь. Тупой идиот, думаю я, я же спасаю тебя. Я всаживаю в его лицо две пули и избавляю  от бесконечно-нудных дней и тоски по женским причиндалам. Я убиваю целую ветвь безволосых обезьян, которые больше никогда не родятся от этой обезьяны.
               Я присаживаюсь на корточки перед мертвецом. Его лицо теперь кровавая каша с кусочками кости и мозга. Таким он нравится мне гораздо больше. Я наблюдаю, как густая красная кровь продолжает стекать с подбородка на пол. Она похожа на вишневый сироп. Боже, я снесу себе череп, если не найду тебя.
- Он здесь – слышу я голос в своей голове.
                Я резко оборачиваюсь и никого не вижу.
- Встань – говорит мне голос.
                Я встаю и смотрю прямо перед собой. И я вижу его. Я вижу его в грязном треснутом зеркале этого, богом забытого, сортира.  Он немного выше меня. На нем костюм от армани за шесть тысяч долларов, а в руке шестизарядный револьвер.