Монодиалог

 - Не узнаю себя…В молодости смотрелась в тебя и думала про отражение, что   личико там  -   собственная  фантазия, мечта, потому что только чужие  называли  меня куколкой, а родные-то  никогда;   а теперь ты,  мое отражение,  кажешься мне  плодом начинающейся старческой депрессии.
 - То есть  у тебя почти никогда  не было адекватного восприятия реальности, даже своей внешности. И  всегда-то  в жизни ты   утыкалась в это несоответствие действительности и своих представлений о ней, - так тихо, сама с собою, вернее, безмолвно, со своим отражением в маленьком зеркальце вела негласную беседу немолодая дама, обретаясь ныне  в одиночестве,  в чужой стране,  после насыщенной событиями и людьми жизни. Времени для таких бесед у нее теперь  в избытке: с голоду не помирает, работать уже не надо, - знай перебирай  вехи и колдобины  своей жизни и делай выводы, которые ей самой уже не пригодятся, ну хоть какому случайному читателю-любителю будет интересно! Что ее внуки будут читать – мучиться, это вряд ли, - очень сомневалось  в этом двойственное действующее лицо  этой пьесы-монодиалога, дама со своим  отражением в зеркале.
 - Да. Первая и главная колдобина – нереальная идеология в родной стране, упование на некие бескорыстные мотивы в поведении людей, на победу добра над злом в человеческой природе, филантропа над эгоистом, то есть идеи победы коммунизма над капитализмом. Из-за нее все неправильное развитие общества,  личная судьба  людей и  моя исковерканная судьба. Оставшись из-за войны без родного отца,  с матерью, морально истощенной и не сумевшей мне дать уверенности в своих возможностях, я могла только полагаться на собственную хилую интуицию в выборе  пути, такого неуверенного, такого непрямого! Помню, по окончании школы, под влиянием общественной пропаганды о необходимости  трудового стажа для поступления в вуз, я потеряла целый  год на его приобретение, работая в своей школе идеологом, пока не поняла, что лично мне такой опыт ни в чем не поможет. Потеряв год, уверенности в своих силах не обрела, и устремилась поступать  не туда, куда летела душой, - на исторический факультет, отделение искусствоведения, а избрала отделение с меньшим проходным баллом, -  истории КПСС.  В  период  поступления я  встретила около вуза  мужчину старше себя, который учтиво предложил свою помощь и консультацию для поступления, дал свою визитную карточку, просил звонить, но я, воспитанная советской пропагандой, выбросила визитку, чтобы не пойти  предполагаемым неправедным путем поступления и вообще не попасть в тенета симпатичного соблазнителя, наверняка, женатого!
 - Жаль, не изменить историю! – беззвучно вопиет отражение в маленьком круглом зеркале на столе и отворачивается.
  Оставив   похожее на увеличительное стекло  зеркальце, дама раздевается, собираясь в душ, и не минует  в прихожей  большого зеркала, которое к лицу ее относится  снисходительнее, зато  фигуру демонстрирует беспощадно:
- Глянь, что делается! Что живот, что талия, что ляжки!
 - Ладно! Скажи  спасибо, что жива! Могло быть и хуже! Да, как не вспомнить поэта: «… но строк постыдных не стираю!»
 - И хотела бы стереть, да уж вот они, эти строки – шрамы от операций, складки жира от излишеств в еде и питье, потускневшая и поредевшая  от всех невзгод личной жизни шевелюра, -   смотри и кайся!
- Да, только перед Господом и тобой, холодное и беспощадное, я и могу покаяться. И пожаловаться только вам, - на все несоответствие  представлений о себе и  своих достижений.
- Ну, как дошла ты до жизни такой:  разведена, одна, дети далеко, живешь на милостивое пособие  чужой страны?..
-  Дошла! И не только своими усилиями! Помогли, - те же силы, что устраивают войны, революции, перестройки.
- Кто такие? Уж не масоны  или еще какие международные всемогущие группировки?
-  И они тоже, но вернее всего  дело не столько в них, сколько в несовершенной человеческой природе! Все эти войны и перестройки – от корысти и ненасытных желаний.
- Ну да:  а я, мол,  не такая, я до трамвая, да?
- Хочется думать, что «не такая», хоть и не ангел тоже!
- Да что ты! Неужто  не ангел? А и правда:  чо-то крылышков не видать! Помнишь, когда    в зеркале отражался  твой   вполне  ангельский лик, то  делишки твои, ангелоподобного ребенка, не всегда были безгрешными: вспомни, с каким удовольствием ты у кошек ноги связывала, или у жуков крылышки отрывала!
- Было дело. Но, пожалуй, это самый большой грех в моем детстве. Потом еще в юности маленько  грешила, когда с радостью отказывала во взаимности некоторым своим поклонникам. Такой садизм! Давно раскаялась в этом. И, конечно, садистскими наклонностями отдавали те сладострастные ощущения, которые я испытывала в давние времена от лицезрения толстых, немолодых мужчин, или от  киносцен с их умиранием… С тех пор  не испытываю таких извращенных чувств. И еще: ведь странное противоречие: чем меньше я грешила, чем невиннее была, тем грешнее меня считали, и наоборот: когда уже в зрелом возрасте было меня в чем упрекнуть, в злоупотреблении, например, горячительными  напитками, тем как будто понятнее  и ближе я становилась  своим родным и знакомым! А в юности -  что  только не приписываловало  мне общественное мнение,  в лице моих родных, соседей по квартире, одноклассников, - и преждевременную  потерю девичьей невинности, и  воровство фотографии нашего школьного красавца с доски почета, и пропажи из школьного гардероба и еще неизвестно что! 
- А   я тебе демонстрирую   такой еще  эффект:  ангельский облик ребенка не совсем соответствовал твоему внутреннему содержанию (вспомним хотя бы про кошек и жуков), а нынешние  твои  помятости  и потертости не отражают твое нынешнее  явно прогрессирующее духовное просветление.
-  А ведь лицо должно быть зеркалом души!  Несправедливо это! Вот если бы,  как у деревьев: чем старее, тем красивее!
- Что гневить Господа: тебе было отпущено немало: хорошая внешность, здоровье такое, что школьная врачиха, помнишь, восторгалась: «Не часто встретишь у девочек такое  правильное сложение  и  безупречное здоровье!».
- Да,  один костоправ тоже восхищался сочетанием у меня широких развернутых плеч с узкими запястьями и щиколотками, что почитал за признак здоровой крестьянской генетики.
- В стройности тебе было не отказать! И кисти  твои хвалил ортопед за правильность суставов, и суживающиеся к концам пальчики, и развитые   ладошки, и маленькую ножку с высоким подъемом... Таперича не то что давеча. И ножки, вон, хоть и маленькие, а косточками искорежены, в жилках!
- Теперь-то что спрашивать, в такие-то  годы!
- Да кто спрашивает? Просто, как говорит твоя дочь, можно было умнее распорядиться всем этим богатством.
- Как умнее-то? Не на базаре ведь! При перечисленных достоинствах и книжном самовоспитании мне  в молодости катастрофически не хватало  любви, не плотской, а  в человеческом смысле, - веры в меня, поддержки.  В погоне за ней я и настряпала в своей жизни  делов, а  теперь вот  сижу, как сыч, одна. Если я встречала достойного человека, то мне могло не хватить в нем самой малости, - любви или  убедительного проявления ее. Поэтому, когда я познакомилась с самым первым  мужчиной в своей жизни, то польстилась, конечно, прежде всего на сверхбурные проявления его  чувств, которые потом  вылились в такую непомерную ревность, что пришлось от него бежать.
- Тогда еще внешность твоя не пострадала. Обошлось «всего» двумя абортами. Слава тебе, Господи, что без последствий для здоровья, если не считать небольшого невроза.
- Не помню, а в чем невроз выразился?
- В том, что он еще более снизил твою самооценку, и ты не была уверена в своих амбициях - и  в учебе, и  в притязаниях на благоустройство в личной жизни!  Следующий  роман состоялся с  человеком, явно тебя  не стоящим, и в этом ты убеждаешься до сих пор. Но этот брак   дал тебе ребенка, что, конечно, явилось несомненным  благом, и за это можно было бы простить многие  грехи героя-папаши…
- Да прощаю! И только за это. Все остальное, - непомерные амбиции, глупость, безвкусие, дурной характер, пьянство особенно, - не могу простить!
 -Он и не нуждается! У него есть на это жена. А ты-то вот при всех своих достоинствах  одна кукуешь!
- Какие уж теперь достоинства?
- Как же! Вон какое благообразие в облике! Сейчас душ примешь, еще благообразнее будешь, -  «первые две недели после бани», как раньше у вас шутили.
- На благообразии далеко не уедешь! Да и не надо уже ничего. Если только денег, - для дочки с детьми. Да и то:  от немилого и денег не надо. Был возможен и такой вариант, но я не пошла на этот эксперимент. А теперь уже трудно, да и нет большой необходимости вписать в свою жизнь вообще  кого-либо. Если бы третий брак был бы заключен  не с сумасшедшим, а с чуть более нормальным человеком, именно с ним  я бы дотянула  лямку супружества до конца. Но других уже в этой  роли я не представляю.
 - А ведь  когда ты с папашей своего дитяти разошлась, у тебя  выбор был:  долго кавалеры не переводились!
- Ага! И остановилась тогда   на этом  чуде-юде! Любооовь, ты что! А и правда,  этот чудик умел любить! Он потом и говорил, что если бы не его клиническая ненормальность, он бы не смог меня завоевать!  У него было прямо звериное чутье на мои настроения и какие-то провидческие способности. Однажды, к примеру, он вечером  меня встречает дома и с ходу начинает рассказывать про мою только что произошедшую по дороге с работы  встречу с одним моим  давним поклонником! Но  ведь  он не мог видеть нас и слышать! Иногда он  просто был  опасен, мог  и побить, и еще не дай, Господь, чего! После такого накала чувств  трудно было  переходить к спокойным или даже  пресным отношениям. Вот и не перехожу, хотя и бывают еще предложения, типа, вместе огород вскопать, или в гостях на даче прийти разбудить ночью, - то есть ухаживаний уже  ноль. « А ты еще, я смотрю, на что-то  претендуешь?» - спросил тут  меня недавно один  знакомый. Он имел в виду, конечно, мой уже «элегантный» возраст да и внешность соответствующую, - мол, какие тут могут быть с моей стороны претензии на ухаживания?
- Одна твоя знакомая стареющая красавица сказала, что раньше мы украшали мир, а теперь пусть мир украшает нас, - она имела в виду наряды и украшения. А у тебя и с этим нет порядка, - ни особенных нарядов, ни ценных украшений. Так, немного: что сама нафантазируешь, что подарят… Хотя вот в этом у тебя претензии были, да еще и не сплыли совсем.
- Сейчас обсохну после душа,  и посмотрим мое новое платье – в духе нынешней тенденции к восточным ярким краскам. Не хочу этим летом ограничиваться своей гаммой в серо- бежево-хаки тонах.
-  Добавь еще турецких безделушек на запястья и щиколотки, и вперед – на танцы под девизом «Еще не вечер» под «живую» музыку, -  в основном, с такими же, как ты,  «девушками», а  в лучшем случае, с пожилыми кавалерами, ищущими развлечений  на ночь с разбитными бабульками!
- А чего, нельзя? Танцевать-то я еще могу!
- Твои танцы несколько вызывающи. Во-во: такие  движения твоего раздавшегося корпуса и  вводят в заблуждения потенциальных кавалеров, с их точки зрения – это приглашение к движению  от  танца к койке! А если такого не происходит, у них это называется «динамо».
- Почему «динамо», я ведь заранее не знаю, насколько мне понравится партнер по танцу? А если попадется «хороший человек»?
- Вряд ли на такие вечера ходят «хорошие»… Ну, и  какие же они по-твоему, эти хорошие?
- Так хорошие они потому и  хорошие, что непонятно, чем они так уж хороши: не обязательно,  чтобы красавцы или гении:  их замечательные черты  не сразу и определишь, а вот комфорт душевный сразу от них  исходит. Впрочем, как показывает богатый личный опыт, это  комфортное состояние может быстро испариться  при малейшем дуновении в ауре встречи, -  от перемены настроения нового знакомца, от проявления некоторых порочных его качеств, например, склонности к пьянству или к жадности, да мало ли от чего, на что не успела обратить внимания при некоторых простимулированных, например, алкоголем обстоятельствах.  Да не грех это, - не задаваясь такими  трудными вопросами,  пойти иногда  просто  потанцевать!
- Да  лишь бы на здоровье ! В этом новом платье – вперед!
- Аминь!  - диамонолог  прерывается на некоторое время. Темы  для него  не исчерпаемы, пока  женщина обращает  внимание на свое отражение.

Лахти. 2012.
    
-