Тот, кто меня бережёт

Ты водишь очень хорошо – лучше меня – уверенно и расслабленно. Сидишь ровно, всегда плавно отпускаешь сцепление и притормаживаешь. Иногда, правда, бросаешь руль влево, но со временем  это пройдёт. В машине тихо играет музыка – ломаный перестук с атмосферными мотивами – твой выбор для ночной езды по городу. Ты поворачиваешь голову и смотришь на меня несколько секунд – раз, другой. Наконец говоришь:
- Вот ты его и увидел.
Я улыбаюсь и смотрю на тебя:
- Да, увидел… Хороший парень, мне понравился.
Ты так странно хмыкаешь мне в ответ – никто так не умеет хмыкать: без насмешки, но в то же время с претензией, но претензией ни к чему не обязывающей. Красивая, как всегда, волосы собраны в хвост, руки не толстые, но и не худые – сильные женские руки, плечи круглые, большие, с чистой кожей, переходят в длинную шею.
Я отворачиваюсь, потому что, глядя на твою шею, я начинаю возбуждаться.
Я отворачиваюсь и вспоминаю того, кого увидел. Мужчина, метр девяносто пять, слегка полноватый, но сложён хорошо, с сильными руками и крепким торсом. Голова большая, с прямыми тёмно-каштановыми волосами. Высокий открытый лоб. Крупный прямой нос и блестящие глаза - посажены на идеальном расстоянии от носа. На лице едва заметная щетина. Большие ноздри. Густые брови. Улыбка одними губами. Слегка хищное выражение лица, когда улыбается широко, показывая зубы. Выглядит не спортивным, но сильным, по-мужски сильным, уверенным – не самцом, но, скорее, молодым отцом.
- Да, хороший парень, - повторяю я. – Сколько ему лет?
- Тридцать два, - ты отвечаешь сразу, без паузы. Ты перестраиваешься в правый ряд и сбавляешь скорость до семидесяти – так тебе будет удобнее вести беседу.
- Он выглядит очень хорошо. Красивый мужчина, а сегодня ещё и в костюме был – ему очень идёт, - ты говоришь спокойно, размеренно, глядя прямо перед собой, на дорогу. – Я всегда любила, когда он надевал костюм – заставляла чаще это делать. И пахнет от него всегда хорошо. Знаешь, так, по-мужски. Мне нравилось, когда он целовал меня, а от него пахло чем-то крепким – виски или коньяком. Или даже если пивом и сигаретами… Он всегда всё делает в меру. Контролирует себя. Сильный, красивый и умный…
Мне кажется, или ты начинаешь заговариваться. Но это не важно. Я слушаю тебя и киваю. Потому что действительно считаю так же, как и ты.
- И, кстати, характер у него замечательный, кто бы что ни говорил. Немного вспыльчивый, иногда безответственный, флегматичный, да, но, знаешь, с обострённым чувством справедливости.  Он добрый, но не глупый, и слово держит, и кишка не тонка, - ты задумчиво киваешь сама себе. – Он смешной очень бывает, и бывает растерянный, как ребёнок, но чаще всё-таки смешной...
Я произношу что-то вроде «М-м-м» и смотрю на тебя заинтересованным взглядом. Потому что мне действительно интересно. Но тебе уже не нужно моё одобрение – ты входишь в раж, начинаешь говорить быстрее и даже сбавляешь скорость, чуть ли не до пятидесяти, чтобы чувствовать себя уверенней на дороге.
- Мы с ним любили путешествовать, - говоришь ты и так странно поджимаешь нижнюю челюсть, как будто готовишься нанести кому-то удар. – У него много друзей. Мы с ними ездили в горы и на море, в Европу, в Россию, в Грузию. Мне нравилось сидеть на пассажирском сидении спереди и смотреть, как он ведёт машину по ночной дороге: я дотрагивалась до его руки и смотрела на его лицо – как по нему проплывает свет дорожного освещения. У него очень красивый профиль. И когда он поворачивался ко мне на секунду и улыбался одними губами, я переставала дышать от восторга. Я любила его. И сейчас люблю.
Я сижу вразвалочку – моя голова ниже твоей, - поэтому я смотрю на тебя снизу вверх. Там, где твоя рука переходит в спину, где начинается подмышка – там начинается темнота, и я хочу погрузить руки в эту темноту, сначала в левую, а потом в правую, почувствовать лёгкий, едва заметный запах твоего пота, поднять тебя и усадить на себя, чтобы темнота между твоих ног окутала мой пах и мой живот, и мне стало жарко, потому что когда ты на мне, ты пахнешь жарой.
Но ты не думаешь об этом  – продолжаешь смотреть на дорогу и говорить.
- Да, я и сейчас его люблю. А он любит меня. Меня, и своего сына. Ты знал, что у него есть сын?
- Нет, - отвечаю я с искренним удивлением. – А ему сколько лет?
- Шесть. Осенью пойдёт в первый класс, - отвечаешь ты.
Мы заезжаем на мост. Ты щёлкаешь поворотниками: сначала правым, потом левым; переходишь с четвёртой на третью, а потом снова на четвёртую; перестраиваешься в средний ряд и, когда манёвр заканчивается, продолжаешь свой рассказ.
- Он занимался когда-то плаваньем и борьбой.  Сейчас немного располнел, да, но ему это к лицу – придаёт солидности. Хотя уверенна, что в постели он такой же, - ты смотришь меня, а я на тебя. – В постели он хорош, - уточняешь ты своё предыдущее замечание. – Умеет возбудить, хорошая эрекция, так что я обычно кончала несколько раз за первые минут пятнадцать. Партнёра чувствует замечательно. И импровизирует, постоянно импровизирует: крутит тебя, как куклу, то так, то этак, но всё делает нежно и осторожно, хотя иногда и звериное накатывает. Не поверишь: с ним я всегда была удовлетворёна.
Ты делаешь глубокий вдох, носом. Твоя грудь поднимается – большая, чувственная, и я думаю о том, как она нависает надо мной, когда мы вместе – две громадные капли, пытающиеся оторваться от твоего тела и влиться в моё.
Улицы пустые. После лёгкого летнего дождя всё вокруг окутывает невидимая, но ощущаемая свежесть, растворённая в ночном воздухе. Прекрасный поздний вечер предпоследнего рабочего дня. Когда мы останавливаемся на светофоре, ты открываешь окно со своей стороны, и в машину проникает прохлада с улицы. Мы почти приехали, мы почти дома. Долго горит красный свет.
- С ним я была счастлива, - говоришь ты и начинаешь движение, когда загорается зелёный. – С ним я была бы счастлива и сейчас, - в твоём голосе нет ни печали, ни сожаления, в нём простая констатация факта. – Просто однажды я почувствовала… - ты подбираешь слова, пока делаешь левый поворот, сворачивая на нашу улицу. – Почувствовала, что стою где-то сбоку и смотрю на всё со стороны, и вижу… и вижу, что и он, и я, и все вокруг как будто пьяные.
- Пьяные? – переспрашиваю я.
- Да, пьяные, охмелевшие, хмельные. И в тот момент мне так захотелось трезвости! – твой голос дрожит. – Так захотелось почувствовать себя абсолютно, полностью, кристально трезвой! - ты смотришь на мне, и я не могу отвести от тебя глаз. – Я не знала ещё тогда, чего она стоит, эта чёртова трезвость, что она с собой несёт. Я не знала, что за неё приходиться каждую секунду бороться, за неё приходиться каждую секунду платить!
- Чем платить? – спрашиваю я.
- Например, счастьем с ним. С тем человеком, который, по общему мнению, идеально мне подходил, с которым мы были прекрасной парой – прекрасной парой даже по всем возможным гороскопам, - она улыбается, но улыбка эта грустная.
- А со мной ты несчастна? – спрашиваю я.
Она молчит. Но через полминуты отвечает:
- Счастлива. Но это совсем другое, не женское счастье. Не такое счастье, какое должно быть у женщины.  С тобой я никогда не бываю пьяная от счастья. Даже когда ты ласкаешь, когда целуешь меня там, внизу, когда входишь меня, когда обнимаешь меня, сжимаешь своими костлявыми пальцами запястья, тянешь за волосы, чтобы я быстрее кончила, кусаешь соски, трёшься щетиной о живот – в эти моменты я не чувствую, что занимаюсь сексом с мужчиной. Я представляю, что твой язык – это трава, которая щекочет меня между ног, что твой член – ветка дерева, что твои руки – лианы, опутавшие меня. Я как будто трахаюсь не с мужиком, а с лесом, с горами, с морем, с песком – с чёрт знает, чем ещё. И потом, когда всё заканчивается, я открываю глаза, хотя всё ещё не могу разжать ноги, и вижу, как ты смотришь на меня…
- Как?
- Так, словно мы и не любили друг друга только что. Так, словно всё, что тебе только и надо в жизни – это вот так лежать, и смотреть на меня. В такие моменты я забываю обо всех своих желаниях и мечтах – я чувствую себя, солдатиком, на которого несётся вражеская конница, помнишь, как в «Храбром сердце», и мне безумно страшно, но невидимый голос, голос того, кто меня бережёт, шепчет мне… твои глаза шепчут мне держать строй.
Ты включаешь правый поворот – скоро въезд в наш двор.
- Я даже не знаю, как я могу хотеть ребёнка от тебя, хотя я его хочу. Мне сложно представить, каким будет мой сын. Или моя дочь. Каждый раз, когда ты кончаешь на меня… Мне нравится видеть твою сперму на своей коже, втирать её в живот, – она плавно заезжает во двор. – Ты замечал, что я ещё делаю каждый раз, когда ты кончаешь на меня?
Я замечал, да, я киваю, не способный произнести ни звука.
- Конечно замечал, к чему я спрашиваю, - смеёшься ты. – Ты всё замечаешь – ты же мной одержим. Это единственный изъян в твоей трезвости. Или, может, именно твоя трезвость делает тебя одержимым? Она делает тебя чем-то ещё, чем-то, чего я не могу понять. И поэтому каждый раз я не могу удержаться от того, чтобы понюхать твою сперму и попробовать её на вкус. А иногда я растираю её по лобку и дотрагиваюсь липкими пальцами к клитору – мне кажется, что это может помочь мне почувствовать, чем ты есть на самом деле.
Ты выключаешь зажигание, и мы выходим из машины. Мои ноги с трудом слушаются меня. Твои слова окутывают меня непреодолимой вязкой пеленой, горло сводит какая-то странная судорога, и я не способен говорить.
Ты останавливаешься у двери подъезда и ждёшь, пока я подойду. Я подхожу и обнимаю тебя, прижимаю к двери – наконец-то я смотрю на тебя сверху вниз. Твои глаза опущены; я вижу едва заметный пушок над твоей верхней губой.
- Я хочу стать прежней – счастливой и весёлой, любить, и быть любимой, - тихо произносишь ты. – Но я не могу. Я выбираю тебя. Я выбираю ветер. Я выбираю сражение. Я выбираю силу. Пока ты остаёшься трезвым. Пока ты смотришь на меня. Пока ты тот, кто меня бережёт.