Весьегонская рысь

В самом начале мая я получил письмо из Весьегонья. Кратко оно означало следующее:
«В соседней деревне в погребе бабка нашла еле живую рысь. Скорее всего, кошку сбила машина. К кому можно обратиться, чтобы животное обследовали и вылечили»?.

С автором письма я был заочно знаком на форумах guns.ru, и представлялся он мне надёжным и ответственным человеком руководителем весьма и весьма незаурядного охотничьего хозяйства, весьма радеющим за природу и за своё дело.

Вообще, рысь – один из наименее известных и наиболее «залегендированных» обитателей северной тайги. Это – довольно крупная кошка, весом до сорока килограммов (официально зарегистрированный максимум – шестьдесят кэгэ, чучело этого кота выставлено в Стокгольмском музее). В большинстве регионов рысь весьма немногочисленна, и судьба каждой такой кошки – это отдельная история. История ежесекундной борьбы с весьма негостеприимной северной природой, волками, голодом и человеком.

А ещё – рысь – зверь весьма и весьма склонный к приручению.

Здесь ещё надо сказать, что редко какое животное (за исключением, наверное,  росомахи) удостоилось столь мрачной и незаслуженной славы. Вообще, городские и слободские жители весьма склонны населять окрестные леса злобными и кровожадными существами. Бурый медведь выступает в роли Терминатора, немедленно набрасывающегося на людей, все следы их жизнедеятельности и уничтожающего их с фанатичной жестокостью, кабан атакует безвинных грибников и ягодников, разрывая их в клочья своими страшными клыками. Рысь же, общеизвестно, взбирается на сучья, нависающие над тропой, кидается сверху на ничего не подозревающего человека, разрывает ему когтями шею, выпивает кровь и оглашает после этого лес дикими торжествующими воплями.

На деле же рысь – зверь исключительно толерантный к человеку. Прежде всего, этот хищник имеет довольно узкую специализацию.  Вообще, в популярной литературе её называют типичным зайцеедом, однако верхний размер жертвы рыси приближается к косуле. Все достоверные случаи нападения рыси на человека ограничиваются некоторым количеством случаев с сельскими детьми, которые вполне вписываются в типоразмерный ряд добычи этой кошки. Кроме того, рысь практически никогда не охотится, спрыгивая на добычу с дерева.

Но в целом эта кошка известна множеством случаев, когда, будучи пойманной даже взрослой, она привыкает к человеку и живёт с ним как домашнее животное.

В этом-то и была проблема.

Владимир оценивал рысь (а к тому времени он уже перевёз её в свой дом) как подростка – зверя семи-девяти месяцев от рода, только недавно ушедшего из выводка.

На следующий день к Владимиру приехал ветеринар, прописавший рыси стандартные рецепты для лечения домашних кошек – снотворное и обезболивающее.

Как и положено по закону, Владимир сообщил о рыси районному охотоведу, а тот передал по команде вверх – в Тверской охотдепартамент. Там сразу предложили передать зверя в частный зоопарк.

Однако, я, по примеру юга Дальнего Востока, знал, что существует некоторое количество реабилитационных центров, которые содержатся энтузиастами на общественные средства; и средства, выделяемые международными экологическими корпорациями, типа IFAW, WCS и WWF. Одна из таких организаций – реабилитационный центр «Ромашка» - располагался непосредственно в Тверской области, и нам посоветовали обратиться к нему.

Надо сказать, что уже через три дня рыси стало значительно лучше, она стала покидать убежище, которое нашла под кроватью, разбила зеркало, распустила на клочки матрас ну и «навела» в комнате «порядок».

Одновременно с этим зверь стал принимать пищу у Владимира из рук. Стало очевидно, что зверь идёт на поправку, но при этом – что было едва ли не самым тревожным – приучается к людям. И судьбу зверя надо решать в ближайшее время…

Я позвонил Михаилу Вайсфельду – ведущему специалисту по рыси у нас в стране – и спросил что можно ещё предпринять? Главным вопросом оставалось – насколько серьёзные повреждения получила кошка, и нужно ли ей лечение или реабилитация?

Михаил Арнольдович  был категоричен.

- Ест? Пьёт? Агрессию проявляет? Значит пришла в себя, выпускайте.
- А если какие-то переломы, которых мы не видим?
- Я не знаю что будет хуже – переломы, которые потихоньку заживут на воле или иммобилизация при переломах. Но вообще-то позвоните ещё в реабилитационный центр, а ещё лучше – съездите туда. Оцените обстановку, так сказать.

Мы с Владимиром направились в реабилитационный центр, располагающийся в Торопецком районе Тверской области, к Алексею и Яне Мурашовым.

Надо сказать, что Центр (а по сути – это обломок одной из многочисленных биостанций Института экологии и морфологии животных им.Северцева (ныне ИЭЭП им.Северцева) находится в бесконечно печальном положении. Живёт он лишь усилиями двух своих содержальцев, которые сами по себе лишь перебиваются с хлеба на воду, но при этом изо всех сил стараются поддержать своих питомцев – среди которых две рыси, несколько волков, лисица, енотовидная собака, канюк, филин и ёжики.

Алексей и Яна рассказывали нам о судьбах каждого животного, и от некоторых рассказов (как, например, о рыси, потерявшей в петле лапу) буквально пробегали мурашки по коже.
Вольеры животных непосредственно примыкают к жилому строению, растительность внутри – отсутствует, звери видят человека ежедневно и постоянно. Конечно, рассчитывать на полноценную реабилитацию после содержания зверя в таких условиях – нельзя. Наблюдая за жуткой бедностью центра «Ромашка» мне в который раз подумалось, что человек, посвящающий свою жизнь защите природы, в России обречён на вечную нищету и побирушничество. И Владимир, и журнал «Основной инстинкт» пожертвовали некоторые суммы на содержание животных в этом месте. Однако, рысь решили ему не доверять.

Вечером Владимир оценивал размеры ущерба, нанесённого рысью его жилью, я же пытался рассмотреть укрывшуюся под кроватью кошку со светящимися зелёными глазами. Кошка фыркала и шипела, однако куриную ногу взяла прямо из рук Владимира.

Вечером мы с Володей много говорили и думали о судьбах диких животных, которые так или иначе попадают в руки человека. Возможно, гуманнее даже просто усыпить животное, нежели обрекать его на вечную жизнь в клетке два на два метра, с металлическим полом и потолком из неструганых досок.

В итоге пришли к выводу. Рысь – хищник, а жизнь хищника в природе – так или иначе – постоянный риск. Да, может случиться так, что она в ближайшие дни умрёт от внутреннего кровотечения. А может, снова попадёт под колёса какого-нибудь самодвижущегося агрегата. А может быть, не рассчитав свои силы, бросится на небольшого кабана, и тот располосует её насмерть. Но сегодня зверь сам выберет себе судьбу.

Володя спустился вниз и открыл окно в жилой комнате.

Наутро рысь в ней мы не обнаружили. Как и ожидалось, зверь предпочёл опасную свободу гарантированному безбедному существованию…

Каждый из нас делает свой выбор. Ежедневно, ежечасно, ежесекундно.

P.S. Когда мы с Владимиром обсуждали выпуск рыси в природу, то возникла идея снабдить её радиоошейником, наподобие тех, которыми снабжаются амурсктие тигры и дальневосточные леопарды. Я связался с организацией, которая занимается радиослежением этих кошек, и, как и ожидалось, получил категорический отказ. Ошейники эти чрезвычайно дороги, тяжелы, работают нестабильно, да и на основные объекты исследований их категорически не хватает.
Ну и слава Богу что не хватает…