Синь и Янь

День не задался с утра. Прежде голосистая кукушка, то ли забыла время, то ли ночью пока хозяева спали, летала на кукушкины именины, и вернувшись под утро, увалилась спать.   
Ванька Кузин вскочил, как ошпаренный. Часы виновато показывали ровно восемь. Он вылетел из дома, на ходу застёгивая рубаху через две пуговки. Со стороны  это выглядело бегством любовника с поля боя, застигнутого врасплох. Пробежав пол-улицы, Ванька вспомнил, что сегодня суббота…
Подойдя к своим воротам, он в сердцах пнул калитку ногой. Скворечник, висевший на шестке, на хозяйском «сойдёт и так» отвалился и грохнулся Ваньке на голову.

Во дворе, оседлав скамейку, сидела раскрасневшаяся Манька в ночной рубашке и яростно крутила ручку рушки, перемалывая зерно.
Увидев Ваньку в одном носке и застёгнутой кое-как рубахе, свалилась от смеха с деревянной коняги.
– Могла бы разбудить мужа! – Ванька разозлился не на шутку, закипая всё сильнее, казалось, вставь ему в рот свистульку – шумнёт на всю станицу.
 
Поссорился Ванька с Манькой и ушёл от неё… в кукурузу. Там он прятал бутыль горилки, настоянной на синих грушах. Выдернув затычку, жадно вдохнул в себя адское пламя. Занюхав початком кукурузы, Ванька  уселся  на свой брошенный пиджак. Глядя  в небо он дивился какое оно синее, ведь раньше он не замечал этого.
Поглаживая округлый бок бутыли с синегрушевкой, Ванька вспомнил, что недели, как две, его конь борозды не пахавший.
 
В синем небе появилась баба, слепленная из облаков, сразу было видно, что лепил её кто-то щедрой рукой. Бессовестно раскинув ноги в разные стороны, она поплыла низко над землёй в сторону церквушки. Зацепившись грудями  за луковку купола, обмякла, растворившись над крестом.

Ванька хохотнул, и причастился синими грушами ещё. Тепло разлилось по телу. Сладко потянувшись, вдавил пятки в тёплую рыхлую землю.
– Пусть Манька меня теперь ищет. Не выйду отсюда и всё! Пусть хоть кричит, хоть слёзы дождём льёт!
И так стало ему хорошо от этих думок, что если бы можно было начать жить заново, то вот здесь в кукурузе он бы и родился, рос и женился…

– Вааань! Ваааняяя!..  – прошелестел кто-то за его спиной. Ванька обернулся и увидел её – тощую, как Манькина швабра; рыжая растрепанная коса болталась коровьим хвостом. Бантик её губ развязался и барышня улыбнулась жёлтыми крупными зубами:
– Женись на мне, Ваня!
– Дык, я уже женат! – Ванька опешил от такого предложения незнакомки.
Сдвинув брови орлиными крыльями, он смотрел в её улыбающееся простенькое лицо, силясь вспомнить, где он её видел.
– А чем я не султан? – проснулся внутренний голос Кузина-завоевателя. Вон всё при мне, парень я – хоть куда. А я согласен!
И закружили  в хороводе подружки невесты Ваньку. Хохочут, в ладоши хлопают. Пыль столбом стоит. Ванька солнышку  лыбится, чуб его козацкий по ветру развивается.
Только Ванька подумал, что надо бы хоть имя спросить у новенькой жены, как тут же услышал:
– Початкой звать меня.
– Роду-то  казацкого?! – Ванька пригладил свой вихор и расправил усы.
– Не знаю, нашли меня в кукурузе, – Початка обняла Ваньку: – Теперича и я буду Кузиной!

Солнце закатилось крашеным яичком в сад. Сверчки и цикады грянули новобрачным музы’ку:
– Ты, ж мене пидманула. Ты ж мене пидвела… – подпевал им  вконец разомлевший  Ванька…
Початка, сбросив  зелёную блузку, вытворяла с его телом невероятные вещи; Ванька, взлетая к звёздам тянулся  зачерпнуть их в подарочек Початке, но не дотягивался, отталкивался вновь от земли и летел с каждым толчком  всё выше и выше.
Наконец-то ему удалось изловить одну синюю звёздочку, зажав её, как  карася, с восторгом ухнул обратно. Пролетая над своим домом, он увидел у ворот Маньку с Николашкой-пастухом:
– У-у-у-у... любодейка! Не успел я исчезнуть, как Манька  подолом уже перед другими мужиками метёт! Щас я  разберусь!..
Ванька вдруг увидел, что он голый, как та баба, слепленная из облаков, и начал падать, зажав в руках самое ценное – синюю звёзду Початки. Упал он в её руки вместе с драгоценным подарком.

Крик петуха разбудил Ваньку. Наш разбышака, самый горластый! – Не открывая глаз, Ванька пошарил по привычке под одеялом,  ища тёплый и мягкий, как булка, Манькин зад,  но... вместо этого его руки провалились в пустоту.

Ванька открыл глаза и увидел, что качается на высоком, толстом стебле кукурузы зелёным початком. Мутило по-синему. Рядом с ним, распустив рыжую косу по ветру, сидела Початка. Ванька вспомнил, что накануне он женился, но не до такой же степени, чтобы превратиться в кочан кукурузы. Козацкий чуб приклеился ко лбу, в его голову как будто вбили колышек и привязали к нему козу. Блеяло и скакало Ванькино сердечко.
Початка по-прежнему улыбалась жёлтыми зубками:
– Дай  мне грошей, пойду в мага’зин!
– Грошей не-ма, –  Ванька вывернул пустые и длинные, как чулки, карманы шаровар.
– А ты в кармана'х «пинжака» поищи! – Початка распахнула  с хрустом полы Ванькиной одёжки  и выдернула из груди его с пяток зернышек. Ванька ойкнул, но смирился с небольшой потерей:
– Угораздило же меня так ожениться…  – он  с грустью глянул на свой  покосившийся забор, теряющий  рёбра. Но вспомнив о ночной сказке, приободрился.

– Дай, ещё денюжек, Ванька! На новую юбку, сапожки и серёжки! –  Початка раскрыла в ожидании свои ладошки. Ванька выдернул ещё пару штук зёрнышек и протянул Початке. Она расхохоталась. Расцарапав Ванькину грудь, вытянула из неё  ещё жменю драгоценных зёрнышек.
– Не кручинься, муженёк. Скоро возвернусь!
На соседний стебель села ворона. Ванька понял, что  сейчас его доклюёт вусмерть эта серая вечно голодная, нахальная тварь.
– Беги, Ванька отседова,  пока не поздно – останется от тебя одна кочерыжка! Хе-хе!
– Дык я… – Ванька замялся…
– Жанился! А-ха-ха-кхе! – ворона зашлась в кашле от смеха: – Ты когда горилку покупал, тебе бабка Груша говорила:   «Не пей с горя, Ванька – быть беде.» Воот!..

Ванька с ужасом увидел, как Манька зашла в огород; зажав края фартука, в кулачке, рвала молоденькие початки кукурузы, продвигаясь всё ближе и ближе к стеблю, на котором торчал Ванька. Превозмогая боль в груди, он  оторвался от кукурузины и шмякнулся плашмя рядом с бутылью синегрушевки. И тут его осенило!
Выдернув из последних сил пробку, он стал жадно глотать льющуюся водопадом горилку.
   
Початкины чары окончательно разрушила щедрая, как урожай, Манькина оплеуха.
– Ах, ты ж чёрт поганый! – с точностью скульптора влепила Ваньке с другой стороны, и заголосила по-бабьи:
– Ванечка, родненький ты мой! Нашёлся!
Ванька обнял свою жёнушку, уткнувшись носом в её духмянные чесноком и борщом груди:
– Нашёлся... прости меня Маня! Ванька вдруг вспомнил, что в ещё в пятницу он купил для своей Манечки большой мятный леденец в золотой обёртке.
Сунув руку в  карман пиджака, вытащил оттуда…  синюю звёздочку:
– Тьфу-ты, лихоманка! И втихаря забросил звёздочку далеко в высокие стебли кукурузы.