Бубен, барабан. 2009

Бубен, барабан… Или – «сено, солома», как когда-то для безграмотных крестьян наспех формируемой Первой конной обозначали «лево-право» во исполнение строевой службы, привязывая оные компоненты сельскохозяйственной деятельности, соответственно, к той и другой руке нерадивого новобранца. То, что Мизгирев держит часть зрителей за таких дурачков, становится понятно не сразу. Проходит минут двенадцать, прежде чем появляются какие-то первые оценочные ориентиры. То есть, фильм с самого начала не попадает в свою колею и начинает жевать резину. Дальше следуют сплошное бездорожье, расхлябанность, не стыкуемость и рваность сюжетных линий, нереальность мотивировок и дешёвый эпатаж. Мизгирев один в один применяет поведенческое лекало дуэта Юппер-Ханеке и их «Пианистки» к своей главной героине. Персонаж Негоды тоже имеет отношение к возвышенному, к искусству, только вместо музыки читает стихи и работает библиотекарем, с ней тоже происходит эмоциональный эпатирующий сдвиг, который делается сценаристом на контрасте высокой духовности чтицы стихотворения Киплинга и того, что она проворачивает с книгами, якобы по нашей российской нужде, хотя социальные подтексты в этом фильме отсутствуют вообще и все споры по этому поводу для зрителей, которые «сено-солома».

Ещё из разряда осколочной самоцельности и односложного шокирования «Пианистки» Ханеке – рисунок роли «морячка», при том, что в психиатрическую картину такая модель поведения весьма вписывается и вполне реальна в жизни (людей не без греха, но не терпящих грех в других полно), которому героиня Негоды делает мазохистский (по отношению к себе) минет со словами: «Ну, пожалей же меня». ( Для чего вообще нужен оральный секс в кино? В жизни понятно – для получения партнёрами-гедонистами удовольствия. В кино – что бы показать распущенность героя, степень его отчаяния, если в негативном контексте. Или же силу любви, расширяющую границы страсти и сексуального диапазона приемлемости - если в позитивном. У Мизгирёва минет, вернее даже жалкий намёк на него должен стать ещё одной ступенью падения героини, что совершенно не клеится и противоречит её предыдущему и последующему поведению и чертам и без того плохо выписанного мутноватого характера). Этот узор образа «морячка» и плотский «душевный» порыв библиотэкарки, что сходятся в одну линию и должны стать эмоциональным пиком их отношений, превращаются в тупик, эпатажную самоцель не несущую ни информативной, ни художественной нагрузки, недоразумение - ну полный бред для этой повествовательной ситуации, жиденькой некомпактной и ни куда не ведущей, как, впрочем, и весь фильм, который не то, что показать, даже рассказать свою историю не в состоянии. Ещё один из таких пшиков – стандарт ни во что не выросшего конфликта между «морячком» и местными шерифами-паханами. Морячка посадили в машину, вывезли за город и о(т)пустили, не набив даже морды, что полагается в таких случаях, и, выбросив паспорт ему же под ноги – Джон Рембо, когда повернул обратно, устроил хотя бы разборку. Вместо этого авторы пичкают зрителя новой дозой сюжетной вычурности – морячок оказывается БОГом и в связи с этой с двойным дном (стандартами) двойной морали не имеет права бить, насиловать и учить-поучать жизни-житухе «маленькую Веру» - по логике, но выводы мудрый зритель должен сделать сам… Ну и незграбный финал. Как уже было сказано кем-то выше – персонажи не вызывают никакого сочувствия (у зрителей склонных к потреблению более качественного продукта, надо полагать), сопереживания, и им (зрителям таким переборчивым) глубоко плевать на то, что произошло с ними (персонажами такими никакими) в финале. А для поверхностного глаза все эти несуразности объясняются противоречивостью русской души – меркантильный брат «маленькой Веры»: «Так что нужно делать, что нужно делать?!» «Маленькая Вера»: « Ничего не нужно делать – нужно просто жить!» То бишь - пососать, дать дуба и оставить по себе философское кредо о простоте жития. И всё – понимай, как хочешь, а я своё режиссёрское дело якобы сделал…

Вот такие мы загадочные славяне и тут ничего не попишешь… Кстати, о писателях.

Достоевский, гений больших литературных форм и Чехов – титан форм литературных малых к сей возне никакого отношения не имеют, но при желании натянуть можно что угодно, на что угодно… Пустое кино, и началось всё ещё при написании вымученного сценария. Натура только шикарная, остальное - ересь и халтура. Спосибо за сэкономленные восемь баксов, если бы смотрел се шедевро в кинотеатре, плевался бы дня два.