Петербург

- Лечись тишиной, глотай пустоту, пей небо.
- Небо я нюхаю через тысячную купюру. Несколько раз в сутки.
- ?
- Потому что я и есть небо. А ты что так не делаешь?
- Зачем? Первопричина?
- Потому что пока я здесь, мне себя не хватает.


Январь 2009

МУСЯ


Снег усыплял нас с Мусей, смотрящих на Петропавловскую крепость, чесал нам за ушком.

Петропавловская крепость застряла в голове.

Ведь куда-нибудь же приплывут корабли… Куда– нибудь уже приплывут…

Я больше не могу, Муся. В меня наркотики не помещаются – таблетки больше моего желудка.

- Девушка, зимний Петербург вам к лицу.

Портрет женщины, зашитой в синий плащ, у которой застряло здание адмиралтейства в голове. Она плачет от головной боли над серыми тоннами Невы. Тоска, бьющая из-под петербургского асфальта. Питер проступил в провалившихся щеках и тёмных кругах под глазами.
Тебе бы в голову дом вкололи.

Август 2008
МЕТРО

Добро пожаловать - [в мир наркотиков] - уходил последний вагон метро.
Входил в голову младенца, лежащую на рельсах через ухо, а выходил через рот. Заклепки вагона - винтами в потолок.

Мои черные портреты в рыжих рамах окон выпали туннелями из ушей.

Я знаю, спуски в метро перебегают с места на место.


Октябрь 2008
КОГДА СНЕГ НАЧНЕТСЯ

Сегодня начинается снег. Ты идёшь?

Приходи ко мне на крышу. Будем жалеть твои швы.

Оле Лукойе месит с чернилами молоко. Луну повесили на антенну. А звёзды – они на каком клее? Их, наверное, большими кисточками…

 Улицы утонули в кошачьих глазах. Тени разбегаются по стенам подтёками акварели. Балконы влюблены. Колыбельная аллей.
Из окон начали вылетать корабли первых сновидений.

Шумы сердца в аритмии ветра. Сентябрь посыпал тротуары битым стеклом, а все думали, драгоценности. Небо в ночном окне перевёрнуто вниз головой. Распухшее мокрое небо – смесь Питера с Парижем. А кого сердце пытается догнать?

Тушите звезды. Бессонница на деревьях развешивает сердца.  Тишина гладит уши. В ожидании снега превратились в одно большое ухо.

Ты родилась, чтобы потерять моё сердце.

Когда снег начнется?
Когда снег начнется?

КАБЕРНЭ

Мы уселись на крыше смотреть спектакль чужих окон. Жёлтая люкарна свернулась слуховой болью. Или тысячной купюрой?  Теплота красно-жёлтых комнат ночью  - пуговицами в синем плаще. Открылись шторы - кулисы, и за витражами засмеялся арлекин, стоящий на полу в шашку.

-Мат! - кричит королева, обхватив ногами шею коня.

Смеющиеся фрейлины пересекли шахматное поле и выбежали из дворца в аллею смотреть на феерию горящих деревьев.

Герои Гейдельберга на маскараде в парке смеялись, играя в карты и распивая вино под пение птиц сидящих в клетках, развешанных на деревьях. Пили вино с кровью петербургских поэтов из бокала Анастасии Филипповны.


Ноябрь 2008
УЛЬТРАМАРИН

В ту ночь, когда папе вырезали желудок, я держала твою мокрую голову у себя на животе. Мы двигались в конец туннеля на ультрамариновый свет. Чувствуешь волны в своих венах? Это море.
Питер дал попробовать себя на вкус.
Лёжа на мокрых простынях в одном из дворцов Петербурга, мы смешали нашу завинченную кровь, соединив порезанные ладони. А потом я поехала на экзамен.

Июль 2008
ЖИЗНЬ ДО НАРКОТИКОВ

Жёлтый июль. История без наркотиков. Мы никогда не умрём.

Ветер играл кардиограммами аккордеонов. Солнце ласкало аллеи алым. В глазах – закат. Наши тени между колоннами играли драму. Слезы грели.

Город, загримированный гуашью. Дома как корабли. Корабли как дома. Дворцы взмывают в небо. Розовые облака цепляются за шпили.  Бьются бокалы моряков с женскими соками.

Трамвай несёт меня в мой май.
Роза ветров. Мелодия линий ладоней.

Берег безбрежной бережности. Волны вишневого омута вдоль города.
 
Рук плен. С нами случилось море. Дельфины уплыли по венам.
Море лижет уши: Юля, только ты.



УТРЕННИЙ ВОЗДУХ 

Я надела шляпу и старое пальто. Я предстала перед тобой в образе волшебницы, а ты сказал, что закончился наш жёлтый июль, и у тебя теперь другая женщина.

И вот я, волшебница, стою в дожде на пороге твоей квартиры с коричневыми обоями в полоску, тяну к тебе руки, а на пальто появляется красное пятно - сердце разбилось.

И я поняла, что единственный выход из ситуации - уехать в Петербург учиться.

Август 2008
СКОРОСТЬ

Волшебница едет в Петербург.
Волшебница всегда улыбается – у нее в кармане пузырек со скоростью.

Луна в чашке в поезде. Луна разглядывала себя в моем кофе и вытесняла оттуда отражение лампы. Лампа не выдержала и стекла в стакан. 

Фонарь выскочил из-за угла, накинув на голову театр теней.
Ускоряем время.
Холодный фонарь заглядывал мне в глаза, придерживая голову синими ладонями.
Провинциальная станция - кровавыми прожилками беременных сук.
Белая дорога от моего дома.
Приступы скорости.
Растворяться в употреблённых другими людьми наркотиках.

Поезда, в которых я сидела, разбегались по моим венам, пытались догнать себя - догнаться.

Когда я была маленькой, я смотрела на голубое небо, и от того глаза мои стали голубыми. Папа звал меня волшебницей.


ПЕТЕРБУРГ

Понимаешь, ведь не просто так говорят «петербуржец». У них другой состав крови – у них маленькие зимние дворцы в кровяных тельцах.
Волшебница была красивая как Петербург – в её глазах была сизая свежесть северо-запада.
 
Монархия монохрома. Совокупность петербургских патефонов синтезирует грусть. Петербург вытянул гранитными набережными здоровье из моих костей. Они всегда в моих внутренностях – мощные повороты твоего метро.
Роман про Петербург. Роман с Петербургом.
Санкт-Петербург, значит между нами всё-таки что-то есть?


ПЕТЕРБУРГСКИЙ ПОЭТ

У настоящего петербургского поэта органы из внутреннего мрамора. Если распахнуть серый плащ настоящего поэта, там веют время, смерть и одиночество. Он делает производит своё чистое искусство из самого невинного первого снега. В его глазах – мокрое набухшее санкт-петербургское небо инкрустированное алмазами.


Октябрь 2008
РЕКВИЕМ ПО МЕЧТЕ

В ванную сочится ржавчина с общажных стен, тусклый свет лампочки Ильича, трубы, выплясывая, размножаются.
В осколке зеркала – зеленый глаз. От снега в радужную оболочку затекют ядовитые краски.
В мой внутренний мир уходит последнее метро.
Мысль согнулась чёрной фигуркой в метро с надписью: «Помогите. Умерла мама». У нее открыт рот, она потеряла свои глаза.
Метро догнало меня.
По моим венам вся ваниль винила ревом метро. Мои портреты в рамах окон поезда. Младенец открывает голову, лежащую на рельсах, и глотает поезда, выпуская их через ухо.


ВОДНЫЙ ДЕНЬ

Я шла сквозь дождь, чтобы добраться до телефонной будки, заболевшей звонками.
В глазах собаки чёрнотой плескалась достоевская тоска.

Если Питер вывернуть наизнанку, полезет достоевская гниль.

Мамины слёзы текли по проводам: возвращайся, у него рак…


Декабрь 2008
ОБЩАГА

Голодная студентка на студеном окне. Окно попалось зиме в оковы. Зима тянула общагу сетями из невской ржавчины. В студенческих глазах – дворы. Церкви в целлофане лукаво выглядывали из-за сугробов, прищуривая глаз-окно. Дома со сквозными ранениями. Окна присыпаны мукой, а из-за фикусов выглядывают старухи – белые смерти. В глазах собаки черной водой расплескалась достоевская тоска. Город разросся раковой опухолью. И Кронштадт – шприцем. Всем скепсисом скальпеля.
Мамины слезы застряли в телефонных проводах. Завязли в зиме.
Папа вернулся из больницы в корсете и совсем седой. В куче свитеров. Ему летом холодно теперь было. Он говорил медленно.

Мама, меня опять бросили, мне нечего есть и всё нутро болит. Он уже выпил всю мою кровь, взвинченную первентином, и я больше не нужна ему. Заплесневела питерскими дворами.

Существо из блоковых лабиринтов - пропитанный бытом сосед сросся кровеносной системой со своими спортивками. А мозги его омываемы общажным борщом.
- Питер, он знаешь, как будто тебя угостили наркотиками, а ты согнулся трамвайной дугой в подъезде и завяз в своих мыслях, как муха в моменте.

Агрессия туалетных стен.
Я не поеду домой на новый год. Я не ела три дня.
- Толик решил сделать всем подарки на праздники. Он приходит с пакетом под мышкой,  в котором прячется зима.

Распечатывая пакетик с гоголевской смесью смеха и смерти всем скепсисом скальпеля, мы думали о том, как приходит зима. Остаёмся зимовать.

- А если что-то случится, тебя здесь никто не услышит. Тебе только в окно. Зимние дворцы.


Февраль 2009

НОЧЬ НА ДВОРЦОВОЙ ПЛОЩАДИ


Давай играть в кино.

Ночь - она от слова одиночество.


Фиолетовый фельдшер февраль
Кутает рваные раны шалью
Небо кружит: чёрное кружево.
Фотографии в лужах,
Мокрые ноги, горло рвётся наружу.
Грим гуашью.
Птицы из туши.
Деревья стонут истощением.
Философия внутренних кровотечений.
Во мне - крики старых церквей.
Февраль хрипит фарфором.
Коридоры ветров…


Жители покинули свой город через форточки. Александрийский столп винтом вверх.


Северная Пальмира укуталась в снежность неба и ушла по своим изогнутым улицам. В высоких окнах видела себя. Сыплет сплином. Я, кажется, становлюсь небом.



СОН

Я смотрела на серый дом серым утром, окна которого смотрят друг на друга. Сонные квартиры на выходах, в которых я просыпалась потная. Возьмите меня кто-нибудь в свою постель.
В венах плещется музыка, дом с сыпью из окон устремляется в серое небо. Всё растёт и растёт. И я так люблю сейчас в постели на качелях. И все так любят. Что может быть лучше меня на диване.
Спальные районы высыпают. Опасность удвоения реальности.
Я посмотрела вверх серого дома, смотрящего окнами на самого себя. Дом, заболевший сыпью сонных квартир, разросся в небо и мешает падать самолётам в башни-близнецы последних утренних галлюцинаций.
Мёртвое утро. Самолёт застрял в моей голове.


РАССВЕТЫ

Студентки смотрели из гнилой общаги в питерское небо: боинг порет небо. Облака плачут в небо кровью. Небо бугрится багровой аортой. На борту в бокалах разносят кровь из облака.
Заберите меня. Туда, куда ветер уносит украденные голоса.
В щенячьих глазах питерских общаг – грусть улетающих самолётов.


Рецензии