Странные дни. Лиза

Алексеем Романовым овладели тем вечером довольно противоречивые чувства. Он ощущал волнующее возбуждение, которое разливалось по всему его телу и даже заставляло его беспричинно ухмыляться. Но и ощущение чего-то неискреннего не покидало его. Леша, как и всякий представитель мужского пола, был большим любителем поанализировать всласть прошедшие события своей жизни, но то, что произошло тем вечером, вогнало его в тупик.

Алексей прожил в этом состоянии почти 2 дня. Окружающий мир в те дни не казался ему таким уж интересным. Родители, с которыми он жил в небольшой квартире в центре Санкт-Петербурга, безусловно, почувствовали некоторую перемену в сыне, но в ответ на вопросы получали лишь неточные или неадекватные обрывки фраз, которые 17-летний подросток ухитрялся из себя выдавить. Отец мальчика махнул как-то с насмешкой в те дни:

- Все играет…

Патологический цинизм ко многим вещам, особенно личного характера, наверное, и соединял пару родителей Леши Романова. По крайней мере, отец всегда был для него как приятель, с которым не грех повеселиться или посмеяться над чем-нибудь вечерком. Но чтобы сын рассказал ему что-нибудь личное – никогда такого не было. Мама же не всегда была в фаворе для Алексея. Его всегда тяготила мысль о том, что он любит отца больше чем мать. От этих мыслей ему становилось стыдно за себя, но отрицать это он не мог. С матерью тоже не было у мальчика никаких исповедей. Но и формальности в их общении тоже не было видно.

На самом деле история совсем не про отцов и детей.

Агония странных ощущений продолжалась 2 дня, как писалось выше. То были вторые сентябрьские выходные. Наступило чуть морозное утро понедельника.  Леша Романов спускался по лестнице, чтобы выйти на полупустую улицу Чайковского. На его ушах громоздились старые наушники, в которых гудела музыка из его любимых фильмов. 

Алексей перешел улицу. Он был одет в черную клетчатую рубашку, поверх которой была бежевая куртка. Куртка была ему немного велика, но придавала небрежности, которая ему самому казалась безумно привлекательной. Ноги облегали синие джинсы.  На часах было около 8 утра.

Вообще в тот день ему следовало бы идти в школу в это время. Но он уже понимал, что сегодня ни за что не осчастливит её своим присутствием. Леша шел по Соляному переулку. Он, лихорадочно вздыхая, взъерошил свои волосы, которые были не очень коротко пострижены буквально неделю назад. Он встал на углу Пестеля и набережной Фонтанки. Даже закурил от волнения. И как только он вдохнул дым в свои легкие, он увидел того, ради кого и поднялся в 7 утра в то раннее утро понедельника.

«…я пошел в школу первого сентября. Мои одноклассники не особо изменились за каникулы. Нет, нельзя сказать, что и я очнулся после лета другим человеком, но как-то для меня было привычно после 3 месяцев разлуки находить в своих сверстниках что-то новое. В этот год не нашел. Более того я осознал, что с некоторыми ребятами, которых я раньше считал приятелями, мне стало неинтересно.

Я заболел в первых числах сентября. Всегда обожал болеть. Мама давала мне удивительное лекарство, после которого я ощущал воздушность во всем теле и желание творить. Болел я недолго. Вернувшись в школу, со мной произошел довольно занятный случай. Я сидел на информатике и играл в телефон со своим другом. Учитель что-то рассказывал примерно двум-трем преданным ученикам, а остальные занимались чем угодно. Одна девочка тупо глазела в монитор невидящим взглядом, две другие о чем-то перешептывались между собой, поминутно хихикая,  мальчик с темными сальными волосами с невероятно умным видом изучал парту, за которой сидел. У окна кабинета полукругом сидели несколько мальчиков. Они разговаривали с девочкой. Я медленно придвинулся к ним поближе, чтобы услышать разговор. Я не смогу описать содержание той болтовни, но я запомнил небольшую картину. Мальчики разговаривали с девочкой, словно она была на допросе. Каждый из них, чуть ли не по очереди, спрашивал у неё что-нибудь. Если её ответ хоть как-нибудь отдаленно был связан с сексом, то после короткого переглядывания между собой мальчики разражались хохотом. Хотя конечно дело совсем не в сексе. Я тогда заметил, что почти на любой её ответ они смеются или просто скалят свои зубы. Причем смеются как-то не совсем приятно, даже немного зло, даже кое-где преувеличивая свой смех. Что больше всего меня поразило так это то, что девочке это нравилось. Чувствовалось, что мальчики разговаривают (если конечно это можно было так назвать) с ней исключительно, чтобы поднять себя в глазах товарищей. Мне это было видно даже очень четко. Я сам так делал. Девочка, видя, как недобро с ней заигрывает эта компания, ловко раскусывала их попытки понравиться ей. Меня это удивило. Обычно девочки как-то немного смущаются, кокетничают, хлопают ресничками, а тут… Так прямо, без лицемерия и какого-либо кокетства она реагировала на шуточки ребят. Я невольно улыбнулся.

 Её звали Лиза. Она была невысокой блондинкой. В её глазах я тоже чувствовал что-то. Я был влюблен в неё почти всю начальную школу. Хранил это в секрете, боялся, что если об этом кто-нибудь узнает, то все будут смеяться. Примерно после третьего класса я как-то перестал о ней думать. Встретил других девочек в различных кружках, куда меня водили родители. Странно, но почти все они отдаленно напоминали Лизу. Но лишь внешне. Я убедил себя, что не люблю её, где-то к средней школе. Хорошо помню, правда, один сон, приснившийся мне в то время. Вроде бы я шел по некой спирали вниз и вокруг меня летал черный паук. Я испытывал и испытываю сейчас неимоверный страх к этим насекомым. Вдруг я разглядел, что вместо паучьей головы у него голова Лизы. И страх исчез. Я тут же проснулся и проходил потом весь день с ощущением влюбленности. Странно, но был счастлив.

Я всегда вел себя с ней также насмешливо, как и мои приятели на информатике.  Но помню после девятого класса наш класс ездил на некую экскурсию за город. Я не так отчетливо помню, что там было особенного, но, когда мы возвращались оттуда, я кое-что хорошо запомнил. В автобусе, на котором мы возвращались, почти все спали. Лиза тоже спала. Я смотрел на неё и в какой-то момент осознал, что уже несколько раз повторил вполголоса «Ты очень красивая». Я испугался, вдруг кто-нибудь из моих друзей услышал бы это. Но никто ничего не услышал. Лучи солнца обрамляли её длинные волосы, переливались на её лицо, руки. Я тогда даже заулыбался.

Однако я ударился в меланхолию…»

Леша Романов кинул только что раскуренную сигарету и направился навстречу к девушке, которую он заметил вдалеке. Он заметил, что она завернула в магазин, где он и покупал сигареты. Леша перешел улицу Пестеля как раз тогда, когда девушка выходила из этого магазина.

«…это случилось в пятницу. Я уже день как выздоровел и после школы решил прогуляться по городу, чтобы снова познакомиться с девушкой. Мне захотелось снова встретить что-нибудь интересное, чтобы чувствовать то же самое, что было в конце августа. Я проходил по улицам целый час, но не встретил никого, кто бы заинтересовал меня. Из головы никак не вылезала Лиза. Я пришел домой совершенно сбитый с толку. Я давно так много не думал об одной девушке. Почему-то снова я вспоминал свои детские порывы, и мне становилось горько от того, что она никогда этого не узнает. И вдруг в мой разум прокралась идея, тут же ставшая навязчивой. Я захотел позвонить ей. И встретиться с ней, чтобы сказать, что она мне нравиться. Я сразу же вспомнил, что так никто не делает. Мерзкое ощущение страха снова захватило меня. Я вспомнил лица своих одноклассников и представил, как они будут хохотать надо мной.

Но было и что-то во мне, что уверяло меня сделать это. Будто бы какой-то внутренний голос, говоривший мне, что все чего я боюсь, я сам себе придумываю, чтобы было легче жить.

Папа тоже заболел. Рисовал картины, чем он почти не занимался в последние годы, хотя мечтал уже давно. Он накормил меня обедом. Ел я не глядя, не чувствуя даже вкуса. Просто глотал пищу, запивая её безвкусной водой.

После обеда я вернулся в свою комнату. Я не знал, что мне говорить Лизе. Посмотрев на часы, я пообещал себе, что позвоню ей в половину шестого. Принялся ходить взад вперед по комнате. Осознал, что у меня стучат зубы, словно от холода. Я был невероятно возбужден. Я впал в какой-то транс. Глупо осознавать то, что по большому счету нету ничего особенного в том, чтобы позвать кого-то погулять. Это ведь естественно.

- Алло?
- Алло, Лиза, привет, это Леша. Ты можешь сейчас говорить?
- Да, привет, Леша, конечно.
- Я хочу встретиться с тобой сегодня. Я хочу тебе кое-что сказать. Не хочу делать это по телефону.
- Ну, давай, хорошо.
- Давай через полчаса у почты…
- Слушай, Леш, я на танцы сегодня иду. Давай где-нибудь в восемь вечера.
- Ага, ну давай в полдевятого, хорошо.
- Хорошо, а что что-нибудь случилось?
- Да что-то случилось. – это прозвучало из моих уст чересчур загадочно, но, наверное, мне просто хочется в это верить.
- Ну, тогда пока!
- Счастливо – я повесил трубку.

Стоит ли говорить, что в те минуты я не верил, что это был я. Только вчера я бы не смог даже и вообразить в голове себе такую ситуацию, а сегодня неожиданно срываюсь и иду вечером гулять с довольно интересной девушкой. После этого телефонного разговора я с усмешкой обернулся на те страхи, которые обуревали меня до звонка. Теперь я твердо знал, что скажу Лизе, что она мне нравится. Но волнение не ушло.

В восемь вечера я вышел из дома. Лиза жила на Литейном проспекте неподалеку от моей ненавистной бабушки. Я специально решил прогуляться по городу. Было еще довольно светло, когда я вышел на набережную Фонтанки. Небо было почти чистым, а редкие облака зачарованно освещались оранжевыми лучами заходящего солнца. Было довольно тепло. В воздухе чувствовалось эхо прошедшего лета. Немалое настроение мне создавала и музыка, дребезжащая в моих наушниках. На улицы постепенно спускались сумерки. Я уже огибал улицу Белинского и выходил на проспект. Посмотрев на часы, я понял, что приду вовремя.

И вот я оказался у входа во двор, где жила Лиза. Я заволновался. Чувствовал, как старые страхи собираются захлестнуть меня новой волной сомнений.

Однако не прошло и нескольких секунд, как она появилась. Я увидел её и двинулся ей навстречу. Удивительно, но все мои треволнения буквально сразу улетучились, как только я взглянул на Лизу. Почему-то мне стало спокойно. Я улыбнулся:
- Привет, Лиза.
- Привет – она была немного растеряна, смотрела на меня с интересом, смешанным с недоумением. – А что случилось?
- Слушай – мой голос не дрожал, однако мои карие глазки тревожно забегали в тот момент – Я хочу тебе сказать, что ты мне нравишься.
Она посмотрела на меня с удивлением.
- Да ладно тебе, Леша. – она будто не верила – ты издеваешься что ли?
Такого поворота я не ожидал.
- Может, и издеваюсь – уклончиво протянул я.
- Правда?
- Да, нет, я шучу  –  в чем заключалась моя шутка, не было понятно даже мне, и я погнал речи, которые очень любят в такие моменты вставлять в мелодраматические фильмы – Я не могу больше врать себе в глаза и хочу, чтобы ты это знала.
Лиза рассмеялась.
- Ладно, Леша, вообще меня за булочкой послали, пойдем – она приобняла меня, и мы пошли в магазин.

Я не запомнил, о чем мы говорили с ней по пути в магазин. Но когда мы пришли туда с Лизой, на меня вдруг напала меланхолическая мина.  Вообще-то, вступив в юность, я начал часто замечать, что полюбил иногда впадать в это состояние. Мне даже казалось, что это привлекательно. Конечно, это ни разу не привлекательно! Но это была одна из моих отличительных черт, с которой я не спешил расставаться. Она имела очень тонкую грань с высокомерием, которое я приобрел, когда мне было одиннадцать. Но я прост как две копейки! И дураку понятно, что я напускал на себя все это, чтобы это служило мне защитным механизмом. Ведь имея под рукой высокомерие можно из любой ситуации выходить победителем. 
Лиза вела себя беззаботно и легко чем конечно и нравилась мне. Я всегда видел в ней легкость, мне казалось, что она лишена инертности. Самое странное было то, что мы познакомились 10 лет назад, а узнал я её лишь в тот вечер. Но я забегаю вперед.

Выйдя из магазина, Лиза предложила пойти в какое-нибудь кафе.
- Нет, давай лучше погуляем по городу – сказал я. Она немного удивилась, но охотно согласилась.  Я всегда любил гулять по городу. Особенно, если прогулка была беспричинной. Мы шли по улице Пестеля. Она рассказывала мне о том, как к ней недружелюбно относятся многие одноклассники. К слову, мне летом тоже рассказывали какие-то истории о Лизе. Я их, к сожалению, плохо запомнил. Помнится, один мальчик уверял меня, что она грязная проститутка или что-то в этом роде. С проститутками у меня были тем летом сложные отношения, поэтому я снисходительно промолчал и спросил у мальчика, что он имеет в виду. Он с удовольствием насплетничал мне целый ворох слухов, приправленных его собственными невероятно рациональными домыслами, и был таков.  Я сказал Лизе, что за почти всеми «серьезными» обвинениями кроется лишь зависть. Так мне говорили мои знакомые.
Мне было приятно осознавать, что мы можем так просто и без каких-либо условий разговаривать с ней. Я почти не думал о том, что говорю, и мне казалось, что Лиза тоже не волнуется.

У перехода на углу Фонтанки и Пестеля на другой стороне набережной я неожиданно увидел маму, которая, по всей видимости, возвращалась домой. Когда мы переходили улицу, я окликнул её. Обернувшись, она с удивлением спросила, когда я вернусь. Я сказал, что не знаю.

Я и Лиза приближались к Марсовому полю. Некое внутренне нутро терзало меня сомнениями. Отчего-то я начал сомневаться, что девушка мне нравится. Мне нравился её легкий цинизм ко многому, она действительно была мне очень интересна, она веселая, но не из тех глупеньких хохотушек, от которых я всю жизнь убегал, она красивая. Однако я совсем её не знаю, даже сейчас, когда пишу об этом, понимаю, что не знаю. Это понятно хотя бы по тому, сколько качеств я ей дал в своем описании. Мы действительно познакомились в первый раз именно в тот день. Я очень боялся того, что сейчас начну преувеличивать свою заинтересованность, а выясниться, что она совершенно обычная девушка. Год назад мое главенствующее составляющее в девушках было то, чтобы они имели красивую мордашку и не были старше меня. По сути, мне девушки не были интересны как люди. Я хотел с их помощью повысить свою самооценку в своих глазах и, конечно же, в глазах своих друзей. То есть они являлись тогда для меня тем инструментом, который я хотел получить в свою собственность. Причем мне не казалась эта мысль мерзкой, что самое интересное. Я считал, что так и надо. И что же из этого вышло, спросите вы? Я познакомился с первой попавшейся на улице красивой девушкой. Она положительно на меня отреагировала. Я встретился с ней и понял, что так скучно мне не было никогда в жизни. Однако я вел себя совсем не так негативно, как думал. Более того я, желая заполучить её окончательно, вовсю прыгал вокруг неё, вымучивая интерес. Придя домой, мне стало стыдно за себя. Я осознал, что все то, что пишут о любви и влюбленности может пройти мимо меня, если я буду так относиться к себе. Какая, к черту, самооценка?
Какой еще образ в глазах моих товарищей? Я ведь влюблялся еще с детского сада в девочек. И тогда я понял, что с некоторыми мне даже было интересно. Что же это я буду так над собой издеваться ради каких-то вымыслов, которые я сам себе выдумал. Я никогда не говорил, что влюблен, ни одной девушке, к которой что-то испытывал. Летом прочитал прозу о любви Тургенева и начал задумываться о том, как бы мне в итоге не оказаться в старости в горьких угрызениях совести от собственной нерешительности. А когда встретил Алену, я был поражен тем, как мне интересно. Причем я абсолютно ничего не делал для того, чтобы её заинтересовать. Просто шел рядом. И с того дня я начал интересоваться девушками по настоящему и перестал задумываться над тем как бы мне начать классно выглядеть во взглядах своих приятелей.

Когда мы были на Марсовом поле я начал понимать, что мне приятно все то, что происходит. Однако сомнения даже не думали покидать. Что-то подсказывало мне, что все как-то не так. Я спрашивал в те минуты себя, а что такое «так»? На этот вопрос мое эго упрямо не желало отвечать и лишь уклончиво морщилось. Чего же я делаю, неужели опять требую что-то взамен, как это было год назад? Впрочем…

И вот наши ноги зашагали по Миллионной улице, где располагалась наша школа. Было около девяти часов вечера. Помнится, когда-то я уже был в школе примерно в это же время. Тогда я и мой приятель встретили удивительную женщину, лет пятидесяти, работавшую при каком-то танцевальном кружке. Сначала мы отнеслись к ней с насмешкой, но как-то получилось, что мы с ней разговорились, и она рассказывала нам какие-то полусумасшедшие факты из своей биографии, чем неожиданно очень сильно зацепила меня.

В школе женщины не оказалось. Там было темно, и Лиза бегала вместе со мной по этажам, на которых мы веселились, хотя по тону моего рассказа довольно трудно поверить, что такие эмоции как смех и веселье имели место быть в тот вечер.

А на улице тем временем начался дождь. Мы сидели в этот момент в гардеробе, который находился в подвале, и поедали, купленную Лизой, булочку с большим аппетитом. С набитым ртом мы что-то обсуждали насчет наших общих знакомых. Тут у нас появилось опасение того, что нас могут закрыть в школе одних, ведь никто не знал о том, что внутри кто-то есть.
Накрывшись моей мешковатой бежевой курткой, мы покинули школу навстречу дальнейшим событиям.  Лиза обнимала меня. В тот момент я почувствовал сексуальное возбуждение.  Самое странное, что я в тот момент осознал, что в первый раз чувствую эротическую любовь, а не платоническую как раньше. Для меня это было неожиданно. Раньше я не мог даже думать о сексе, если рядом со мной была девушка, в которую я был влюблен. Видимо я изменился. Не могу сказать, что эта мысль могла меня отталкивать и тогда. Наоборот это было приятно и как-то по-новому.

Под курткой мы двигались крайне неуклюже, и скоро я снял её с наших голов. Мы пошли вдоль набережной Мойки. Меня кольнула мысль о том, что скоро прогулка закончится. Дождь постепенно утихал. На улице уже было темновато, оранжевые фонари освещали полупустые улицы Санкт-Петербурга. Мы все разговаривали. Я рассказывал ей про свои попытки влюбиться в некоторых зимних роз, которые не завершались ничем интересным. Я рассказывал, как летом был влюблен в киноактера по фамилии Спейдер. Рассказывал об Алене. Лиза довольно скептически отнеслась к этому факту, однако, может быть, тогда я его не совсем правильно подал, и, может быть, это выглядело как хвастовство.

До чего мне все-таки было приятно гулять с ней в тот вечер. Ближе к одиннадцати вечера Элли сообщила мне, что мама зовет её домой. Я проводил её. Прощаясь, она неожиданно подалась вперед и поцеловала меня. У меня в тот момент уши запылали, и я снова почувствовал сексуальное возбуждение. Лиза ушла…»

Девушка была одета в серую куртку и узкие джинсы. У неё были красивые черты лица, да и в целом она имела очень привлекательный вид. У Леши Романова при виде её в горле застрял комок, но, кашлянув разок, он его изгнал.
- Привет, Леша – удивленно протянула девушка, когда они встретились.
- Привет, Лиза. Слушай, я хотел сказать, что ты мне очень нравишься…
- Но ты же уже говорил – рассмеялась Лиза.
- Да… - Леша запнулся. Он неуклюже приобнял её. – Давай будем с тобой… Вместе.
Алексей Романов совершенно не готовился к тому, что будет говорить, поэтому выпалил то, о чем думал все эти последние три дня.
- В смысле как парень с девушкой? – выражение лица девушки очень сильно изменилось, и Леша почувствовал, что, кажется, все его фантазии разрушаются в один момент.

«…последующие два дня прошли для меня в довольно странных ощущениях. Встретившись с Лизой в школе, я не понимал, как мне стоит относиться ко всему тому, что произошло. За ночь я так и не понял, что это было и влюблен ли я. Не знал, что чувствую. Таких ощущений я раньше никогда не испытывал. Я ничего не понимал, и в то же время все мои мысли занимала эта девушка. Со мной творилась какая-то чушь. Однако такой острой влюбленности мое сознание еще не подвергалось. Хотя я вру, когда-то в тринадцать лет я чувствовал влечение к девушке столь же сильное, но абсолютно другое по степени ощущений. Тогда я как будто мог потрогать свои эмоции. Я даже тогда заболел, когда наши пути разошлись.
С Лизой было по-другому. Все воскресенье я продумал о ней. Вечером я придумал, что на следующий день я с утра скажу ей, что хочу быть вместе с ней. Сейчас я понимаю, что всего лишь хотел таким путем избавиться от неожиданной агонии, которая настигла меня. Дурацкий способ точно не являлся выходом. Что-то мне подсказывало о том, что я боюсь всего того, что происходит…»

- Я ненавижу такие отношения – отрезала девушка.

Нельзя сказать, что Алексея Романова в тот момент поразил гром с горы Олимп.

- Да? – потупив взор, произнес он – Ну значит, мне придется это принять…

Они дошли до Марсового поля, где и распрощались. Леша с изумлением осознал, что не знает, что ему делать. Школа была уже давно забыта. И он пошел снова гулять по городу, что он так любил делать. Пил в каком-то заведении сладкий мятный чай, потом выковыривал листок мяты и со скучающим видом, морщась, жевал его.

«…я силился забыть Лизу. Я пытался снова искать на улице девушек, которые бы мне внешне понравились, и я снова бы познакомился. Но на меня напал некоторый ступор. Я начал подозревать, не из-за Лизы ли это? Но, знаете что самое главное? Я был оглушен тем фактом, что первая девушка, в которую я влюбился как раньше и сказал ей об этом, ответила мне, что я ей не нравлюсь. Я же не хотел выпендриваться ею перед своими приятелями, не хотел повышать свою самооценку. Я просто искал влюбленности. Я уже год её ищу и вроде бы знакомился с девушками, но почти все они либо не заинтересовывали меня, либо просто отказывали мне. Мне нравилось смотреть, как Лиза улыбалась мне, мне было приятно, что это из-за меня. Кажется, это называется «делать счастливым людей, не требуя ничего взамен», как я писал раньше?

А что если я действительно вернулся на тропинку «требования взамен» снова? Нет, эта мысль мне неприятна. Если уж говорить о себе, чем, собственно, я и занимаюсь всю эту главу, то я меняю как-то свою жизнь, свою личную жизнь, причем несказанно радуюсь, что это делаю. Раньше я палец о палец не мог ударить, чтобы хоть что-нибудь изменить. При всех моих взлетах и падениях мне интересно и так как сейчас не было интересно никогда в моей коротенькой жизни.»

Сентябрь 2011.