Клубничный гондон

Это история о том, как один клубничный гондон проторил дорогу Жантику и Fridays.

1988 год. Однажды мы с Сураевым сидим за партой на истории. Мы всегда сидели за партой, которая по схеме является хулиганствующей.
Историчка мне нравилась как интересная женщина и хорошо подготовленный и уверенный учитель, но ничего особого я не фантазировал. На том уроке она рассказывала увлеченно про что-то там не помню что по программе. Увлеченно. Носик ее шевелился, когда ее верхняя губа вытягивалась или выгибалась для гласных. Она смотрит на нас с Сураевым, выбирая нас как точку ориентира в партере, перескакивая взглядом с него на меня.
Сураев, не обращая на нее внимания, достает из кармана костюма пакетик, несмотря на пристальный взгляд исторички: "Смотри Рафа что я достал - гондон ароматизированный, с клубничным запахом".
Я краем глаза вижу как историчка краснеет. Но пока не ведется на провокацию. Я понимая картину, видя всех действующих лиц перед собой, начинаю щериться, пока не громко.
Сзади нас, на парте, где по схеме обычно сидят дауны, сидел Кошляк. Он увидев и услышав "презентацию" Сураева вытянулся руками к гондону. А Сураев дразнит его, обводя гондоном хапающие руки. В конце концов он сжалился над Кошляком и дал ему это средство контрацепции.
Кошляк поднес пакетик к носу и затянулся всею грудью, прикрывая от получаемого арома-удовольствия глаза, хлопая веками. Все это время за происходящим смотрит историчка и глаза ее округляются с каждым разом все больше и больше, придавая ей некое ситуативное очарование. Она не прекращает вещать свой предмет. Весь класс смотрит уже не на нее, а руководствуясь направлением ее взгляда на втягиваемый острым носом Кошляка аромат не распакованного еще гондона. Девки класса не понимая еще что происходят тоже краснеют за компанию с историчкой. Я ржу уже во всю свою подростковую силу. Пацаны с соседних рядов - Путил, Рус, Валера и другие тоже подключаются, потому что вникают. Остальные либо воздерживаются, либо смеются потому, что все смеются.
Что-то переклинивает в голове исторички. Она заострила свое внимание на втягиваемых гримасах Кошляка и поняла, что на эту кульминационную ситуацию смотрит весь класс. 1988 год. Секса в СССР тогда еще вовсе нет. А тут Сураев достает средство для взрослых, Кошляк унюхивается им, а Балгин, чересчур все понимая, настраивает своим смехом весь класс на срыв урока...
И она швыряет рабочую тетрадь на свой стол и выбегает к директору, крича: "Балгин, Сураев, Кошляк - к директору!". Мы все ж таки остались на своих местах, полагая, что все обойдется. Потом пришел завуч по воспитательной части Улан Еркасымович и вызвал нас из класса и отвел в свой кабинет. Там он провел с нами спокойную беседу, где спрашивал: "А может вам сексопатолога привести, чтобы лекцию провел? А чем вы в свободное время хотели бы заниматься?".
Мне интересующемуся тогда гитарой удалось выдавить из себя что-то: "Вот бы инструменты для ансамбля и комнату для репетиций!"
"Хорошо, мы подумаем. У нас есть шефы и у них был ансамбль. Потом можно попросить Наталию Ивановну, чтобы подняла вопрос о ставке музрука", - сказал Улан Еркасымович. На этом разговор с завучем закончился в тот день, но нас ожидало развитие ситуации.
Вечером ко мне домой завалились - сураевский отчим с его матерью и старшей сестрой. Дядя Олег - трезводумающий технический интеллигент по наущению сураевской матери должен был квалифицированно изложить ситуацию моей маме. Сураевская мать кивала головой. А старшая сестра Сураева пришла, чтобы посмотреть по-случаю на мою сестру, которая волею судеб была на тот момент в начале отношений с сыном дяди Олега. Однако моей сестры не было дома и интерес Альбинки не был удовлетворен.
Потом после дежурного чаепития сураевские "предки" пошли с визитом обеспокоенности к родителям Кошляка.
На следующий день Улан Еркасымович встретив меня у пионерской комнаты спросил: "Вы не забыли про свой ансамбль? Ты набрал уже группу?".
Я не ожидал, что все будет так серьезно. Но, побежал в класс и обратился к сокласникам. Подписались на группу помимо меня другие мальчиши, бывшие лишь свидетелями, а не участниками сюжета с гондоном - Путил, Наильбас, Валёра, Пак.
С кем-то вдвоем-втроем + Улан Еркасымович мы добрались до Площадь им. Бежнева 13 в шефскую организацию. Там нас встретил некий худрук-завхоз того проектно-исследовательского института и провел нас в пыльный подвал, где хранилась аппаратура с инструментами. Мне бросилась в глаза сразу красная лакированная соло-гитара в идеальном состоянии. Но, вместе с худруком-завхоз шефов увязались какие-то двадцатипяти-тридцатилетние переростки-комсомольцы, которые, посмотрев на пыльные инструменты и загоревшись презентабельным видом гитар подняли вопрос о том, чтобы инструменты оставили. Но, завхоз отчеканил: "Руководство решило так! Да и не по 14-15 лет вам!". Переростки вроде бы устыдились. Один из них держал в руках ту самую вожделенную гитару, на которую я положил глаз.
"Может хотя бы одну эту гитару оставим? Будет на чем на Новый Год играть!", - заканючил он завхозу.
"Хватит, а!", - отрезал худрук.
И это меня очень порадовало.
Шефы нам выделили автобус-коробочку, пердящий гарью и мы привезли все в школу - два убитых усилителя на диодах, один полуживой ламповый усилитель, две видавшие  виды колонки, комбик, барабанную установку, монолит-музиму, одну бас-гитару, шнуры, стойки с микрофонами, и что-то там еще.
Играть мы не умели вовсе кроме трех блатных аккордов, которые еще не зажимались, и от которых болели пальцы. Поэтому в назначенное время к нам стал приходить почасовик-музрук.
Научил он нас играть шейк, артиста эстрады и вечерний звон. Выступать с таким набором, конечно же, было глупо. Т.к. наших умений было катастрофически недостаточно. Однако в прочие дни без музрука, имея ключи от музкоморки, мы собирались внутрь тесной комнатушки и что-то там пытались бринькать. Дома, имея свою гитару и перед этим некоторое время посещав курсы гитары в службе быта рядом со спортивным магазином, мне удавалось помечтать о своих музыках и даже нацарапать ряд бравых как топор, но аутентичных текстов. Слушал я тогда Нину Хаген, Led Zeppelin, что-то из Jesus Christ Super Star, Наутилус, Браво, Странные Игры, Авиа и все что было альтернативного в эфире.
Какой-то микс мелодий и ритмов этот венегрет порождал в моей голове и некие будущие концепции. Но, в целом, по части ансамбля все выглядело как в так называемой басне Крылова о квартете из школьной программы, ноги которой, как оказалось растут из Древней Греции.
В последний год к нам повадился приходить Жантик с паралельного класса, который демонстрировал свои умения говорить голосом Горбачева на публичных мероприятиях в актовом зале школы, что заметно смущало нашего завуча по воспитательной работе. Кроме этого, по-началу невпопад Жантик, приходивший со своей потертой аккустической гитарой демонстрировал что-то нечленораздельное из Элвиса.
Отучившись в школе, мне какое-то время можно было пользоваться ключом от каморки, имея его в своем распоряжении. Но потом, устроившись куда-то на работу я перестал ходить в каморку и кто-то из приемной директора позвонил мне и попросил меня принести ключ в школу, т.к. заполнить образовавшуюся пустоту решили ребята из следующих потоков - Мура, Арнур, Войцех с содружестве с Жантимиром.
У них это дело пошло более организованно и слаженно.
В итоге, Кошляк в бегах за садистские расправы и расстрелы банкиров и других по приказу своего шефа Рахата Алиева, Сураев - инвалид, передвигающийся на коляске, Балгин - эпатажный журналист, проходивший по двум статьям, Жантик - шоумен и кинематографист, Мура - фронтмен the Fridays.