Астрачи Саша Отъезд

               

      Я полагал, что все, положенные на этот лагерный сезон неприятности произошли. Ан, нет. Проходя мимо кухонного сектора я увидел, что Саша Борисик, дежуривший там, приготовился разрубить толстый и длинный сосновый сук, положив его не наискось, как положено, чтобы он не спружинил и обрубок не отлетел в лицо, а прямо под прямым углом. Остановившись, я указал ему на это. Надо было видеть только, каким снисходительно-ироническим взглядом он меня одарил. В нём читалось: - Сами знаем, не маленькие, что вы всё подсказываете? Что постоянно опекаете, как детишек неразумных? Причём последнюю фразу он мне высказал подчёркнуто вежливо. Вместо того, чтобы отнять у него топор, я пожал плечами и пошёл по лагерю дальше, о чём через миг пожалел, т.к. именно его хватило, чтобы услышать сзади удар и вопль. В один прыжок я вернулся к Саше, прыгающему на одной ноге и зажимающему вторую в месте, по которому ударил спружинивший топор. Из под пальцев сочилась кровь. Пока я перевязывал ему повреждённое место принесённым вафельным полотенцем,- как они нас выручали,- Саша шумно втягивал сквозь зубы воздух, делая вид перед сбежавшимися ребятами, что ему не больно, но на меня смотрел виновато. После примитивной перевязки, с помощью ребят, подставивших ему плечи для опоры, чтобы Саша мог прыгать на одной ноге, мы добрались до дороги, поймали машину попутную до медпункта в д. Галично. Там нас уже хорошо знали после истории с Галей, и встретили саркастически.
   - Что опять  случилось?! – выделив слово «опять». Здесь Саша заступился за меня. – Я сам виноват. – Фельдшерица взяла его на перевязку, а ребята, приехавшие с нами стали дружно ругать его, по-моему, вполне искренне. – Во, дурак! Ему же говорили! – Я остановил:- Да он не дурак, просто решил, что обойдётся без подсказки. Тем более, что дома, в Ленинградской квартире, он не каждый день рубит дрова на кухне. Ну, вы-то запомните как надо правильно это делать?  Ребята рассмеялись. – Вы всё время шутите, а ему больно. Рана оказалась несерьёзной и быстро зажила за те дни, что нам оставалось прожить до отъезда домой. Но это событие нашло отражение отдельным сюжетом в песне, которую я написал ребятам на мотив «Как хорошо быть генералом» - её тогда очень часто пел Эдуард Хиль – а слова были мои: «А тот в  работе лют и скор,/  Огромный раздобыл топор / И размахнулся до небес./ Замах такой на страх врагам,/ Как вдарит... по своим ногам / И вопль оглашает лес!/ Бегу с носилками скорей / И у медпунктовских дверей / Машина наша тормозит./ Медсёстры стали хохотать,/  Что, привезли? Кого? Опять?! / А у меня смущённый вид.../ Как хорошо, что помощь рядом,/ Я бы иначе с детским садом / Просто пропал бы. Просто вот взял бы, да и пропал! / Как прекратить мне эти размахи, / Я целый месяц в вечном страхе./ Даже не помню, когда я ночью немножко поспал./   В этой песне я зацепил многие события в нашей жизни в Астрачи. Целиком я её выложил на своей страничке «Стихи.ру»          Ребятам она очень понравилась. Потом стало традицией, что в конце всех КМЛ, а их было больше десяти, я писал ребятам песни, которые пел им  в последний вечер пребывания в лагере. В тот раз больше никаких происшествий не было.
   В день отъезда кто-то из ребят разбудил всех на заре радостным криком: - Виталий приехал! –Это был тот самый молодой водитель с автобазы шефов, который месяц назад на КАМАЗе с прицепом-шаландой привёз нас сюда с вещами, Он приехал ночью и, не желая нас будить остановился в стороне. Ребята, возбуждённые предстоящим возвращением домой, стали наскоро собирать свои вещи и носить их к грузовику для погрузки. Опустевшие палатки, очаг, кирпичи, из которых он был сложен, кухонный инвентарь, полученный мною в школе у нашей Валентины Ивановны – шеф-повара милостью Божьей, всё это выглядело сиротливо, брошенное людьми за ненадобностью. Виталий удивлённо посмотрел на меня. Мы поняли друг друга без слов. Наш острослов Юра, которого порой приходилось останавливать, чтобы не все его познания делались достоянием ребят, громко вопросил: - А чё не грузимся? Кого ждём?! Я обвёл взглядом «брошенный» лагерь, сопроводив его жестом руки: - Нам, вернее ВАМ, это всё больше не нужно?! Бросим здесь?!
   Ребята как будто проснулись. – Говорите, что делать? –Всё сами, но вот это,- я ещё раз показал на школьное имущество,- должно быть соответствующим образом, то-есть так, как мы привезли сюда, увязано, упаковано и погружено в первую очередь.  – Закипела работа. Всем хотелось быстрее двинуться в путь. Как раз подошли учителя, присланный Галиной Болеславовной, сопровождать детей домой на поезде, т.к. я мог взять с собой в кузове машины всего четыре мальчика для разгрузки вещей в Ленинграде. Виталий согласился на такое нарушение правил дорожного движения, запрещающих перевозку людей в железном кузове, при условии, что они залягут под брезент и не будут «светиться» в дороге.Юра и Саша залезли в кузов, двое другие, грузчики-экспедиторы, принимали вещи, подносимые им ребятами, и подавали Юре и Саше, а те аккуратно укладывали их в кузове, устраивая себе "лежбище" к предстоящей многочасовой дороге. Подошли девочки, мывшие и чистившие котлы и кастрюли с вопросом куда деть молоко из большой двадцатилитровой емкости. Его там было литров 10. Настоящего коровьего, с фермы, полученное накануне и, к сожалению, не употреблённое в пищу. Одна предложила вылить на землю. Память о моём голодном детдомовском детстве воспротивилась даже мысли о уничтожении молока. Я подозвал ребят к кастрюле и велел пить в дорогу кто сколько сможет. С шутками-прибаутками выпили половину. На месте, где раньше был очаг, я увидел бутылки из-под лимонада, которых скопилось много – ребята покупали питьё в придорожной лавчонке, когда мы возвращались с дороги в лагерь – велел помыть их в ручье и оставшееся молоко налить туда. Мальчишки с неохотой сделали это. Получилось около 10 бутылок,  Виталий показал куда и как их разместить в кузове, в вещах, чтобы не упали и содержимое не разлилось.Мои коллеги, приехавшие за ребятами для сопровождения, посчитали их, напутствовали как следует вести себя в дороге - дикая, лесная жизнь закончилась - и предположив, что они нас встретят в городе, отправились в последний раз через луг к шоссе, откуда на автобусе должны были добраться до железной дороги. Я осмотрел, с сожалением, оставляемую поляну,- всё-таки, неплохо мы прожили здесь месяц,- всё ли взяли, хорошо ли убрали за собой, проверил как ребята подготовились к поездке. Они залегли в кузове, уютно устроились на упакованных палатках, накрылись брезентом, я сел в кабину и Виталий включил скорость.