Карабин и Топор -

      

       – Карабин и Топор –


* * * * * * *
В одном из тёмных, грязных от хлопьев копоти и чёрных развесистых паутин, углов невысокой сельской кузницы, лежали в куче покорёженного металла, лишённый затвора, кавалерийский Карабин старорежимных времён с расщеплённым прикладом и треснувший вдоль лезвия, в крупных зазубринах, ржавый Топор без топорища.
Их сотоварищами по скорбному приюту отслуживших и выброшенных, некогда весьма важных и необходимых для людей орудий труда, быта и, к несчастию, войны, пребывали: сточенная луговым травостоем до узкой полоски Коса и сработанная глинозёмом, а паче многочисленными булыжниками Лопата; сбитый шляпками гвоздей до скособочености Молоток и погнутый порывами злых ветров Засов без ручки; обеззубленная до неприличия карагачёвой древесиной двуручная Пила и увесистый Осколок разорвавшегося снаряда гаубицы канувшей в прошлое войны; а так же массивный амбарный Замок и немалое количество всевозможных кусков и обломков, бывших прежде необходимыми частями чего-то целого. Все они были принесены или своими прежними сердобольными хозяевами, желавшими продлить жизнь вещам, ставшим за долгие годы дорогими и даже в чём-то близкими, или вездесущей ребятнёй в обмен на сладкий леденец, или подобра-ны самим кузнецом, непривыкшим проходить мимо всякого куска даже сильно заржавелого металла, и брошены в кучу до времени. Большинство из них, смирившись с незавидной долей отверженных, безропотно дожидались своей участи, немотствуя, вспоминали ту счастливую пору, когда без них и поля не рожали, и дома не стояли, и сады не росли, и войну не вели…
Тягостная обстановка привычной полуденной безотрадной тишины и всеобщего унылого молчания была нарушена Карабином, безрадостно выдохнувшим:
– Эх, судьба, моя судьба!.. Пуля дурнем стрелянная!.. Как же так вышло-то, что я до такового дожил…
– Не расслышал, о чём это ты старик так тяжко вздыхаешь? – хрипло поинтересовался Топор.
– Что? О чём это Вы? – недоумённо отозвался тот.
– О чём?! О вздохах твоих поминальных да стонах заупокойных! О чём же ещё?!– язвительно прохрипел Топор, изрядно подуставший от гнетущей тишины и весьма даже обрадованный появившейся возможности перекинуться хотя бы с кем-нибудь парой слов.
– Ах, Вы об этом, дорогой мой? – грустно вздохнул Карабин. – Вы совершенно правы! Я действительно вспоминал свою прежнюю жизнь и сокрушался по поводу абсолютно мной незаслуженного унизительного конца, которым меня отблагодарила судьба…
– Да перестань ты, старик, напрасно убиваться! – снисходительно попытался его утешить, державшийся бодро, если не сказать развязно, Топор. – Вот увидишь, всё ещё наладится! Даю тебе честное мастеровое слово, что не пройдёт и пары недель, как ты окажешься в пекле. Где тебя хорошенечко разогреют на жарком огне углей, а потом…
– Кто Вам дал право грубить и насмехаться?! – несдержавшись, вспылил старый Карабин. – Я по-глупости стариковской понадеялся, что найду в Вас сочувствие и поддержку в трудный час.… А, Вы, решили поглумиться над…
– Фу ты нуты, стулья гнуты! – издевательски „взорвался" Топор. – Мало того, что мне приходится смотреть на всю эту кучу безмолвно жалеющих себя и тужащих попусту о давно минувшем без возврата недоумков, так ещё ты тут вырисовываешься со своими погребальными стенаниями…
– Вы слишком юны, чтобы в подобном тоне со мной разговаривать, любезный! – не сдержался пожилой Карабин. – Вы ни пороху не нюхали, ни жизни не видали, чтобы позволять себе обращаться ко мне, как к равному! К месту сказать, Ваше вопиюще безобразное поведение весьма недвусмысленно и показывает, что Вы мало пожили и мало видели! Многое испытавший и повидавший на своём веку никогда не дозволит себе подобного! Да и ко всему прочему, Ваши манеры прямо таки вопиют о милосердии и сострадании к Вам, голубчик! Видимо у Вас было чрезвычайно унылое и безрадостно тяжёлое детство, и крайне недалёкие родители, не сумевшие, а, возможно и вовсе не захотевшие привить Вам необходимые в жизни общепринятые добродетели!..
– Мои родители?! Да мои  родители, нечета вашим!.. Эта вот старая печь и вон тот увесистый молот, вот кто мои родители! И попрошу наперёд быть более опасливым в разговорах. Потому как с моим очень крутым батей и крайне разгорячённой матушкой, Вы, уважаемый нравоучитель, поверьте мне, ещё познакомитесь очень даже близко! – еле сдерживаясь от искреннего возмущения и праведного гнева, „прорычал„ Топор. – Манеры, видите ли, ему мои не нравятся! А мне не по-нутру ваш скулёж!.. Сборище дураков и нытиков, не понимающих простых вещей!..
Взбешенный Топор был не просто зол, он был готов разрубить в щепки, в стружку этого армейского хлыща, если бы конечно только мог, несмотря даже на то, что Карабин был в  почтенных летах. Но, увы, у Топора не было самого главного – топорища. А что такое Топор без топорища?! Это кусок бесполезного металла, который только и годится лишь на то, чтобы валяться в груде хлама. „ Эх, скорей бы в печь да под молот! Да чтобы закалили добела! Да чтоб отточили до бритвы! Вот тогда можно и разговоры поразговаривать. И с этим служакой, да и со всеми ему подобными „фруктами"!" – так разгорячившись от возмущения помышлял, не привыкший ни к какому отпору, Ржавый Топор. Даже испариной покрылся. Но так как старый Карабин был тоже не робкого десятка, хотя и взяли годы своё, не стал отмалчиваться зелёным новобранцем (Да и к слову сказать, в
новобранцах он не больно-то и помалкивал – бил всегда от души и точно в цель!), а набросился на соперника, что было мочи:
– Как ты смеешь, сопляк желторотый, мне угрожать?! Как ты осмеливаешься меня, бывалого воина, обвинять в том, что я скулю и ною, как последний трус?! Да я…. Да если б ты только попался мне, хотя бы годков с пяток тому назад… Я бы из тебя решето сделал и даже б не осёкся!..
– Что?!.. Кто?!.. – захохоча захрипел, удивившись, Топор. – Ты что ли рухлядь доисторическая из меня собрался решето делать?! Да, я…. Да, тебя…
– Прекратите немедленно вопли! – закричал на орущих, довольно увесистый, Осколок от снаряда гаубицы и, увидев, что спорщики умолкли, продолжил уже спокойно, без крика. – Вы что, совсем ополоумели?.. Дерёте горло, будто силитесь грохотание пушек перекричать. Имейте хоть какое-то уважение к находящимся рядом с Вами… 
– Действительно, братцы! – заскрипел погнутый амбарный Замок. – Угомонились бы вы и не мешали бы  другим. Вы ж не одни здесь…
– А им видать скучно стало? – поддержал старого друга дверной Засов. – Надоело знать тихо-смирно дожидаться своей очереди. Вот и решили устроить перепалку…
–  Ну, ладно Топор, увалень неотёсанный – что с него взять! – обратился участливо к Карабину Осколок снаряда. – Но, Вы, дружище, старый вояка.… Воспитанный в лучших традициях армейской школы…. Прошедший не одну войну…. Какого лешего решили бучу устроить?..
– Да к тому же, – проскрипела ржавая дверная Петля, – нам ли, в наших летах преклонных и с нашим давно не юношеским здоровьем, нервничать да ссоры затевать?..
  – А я согласен с Топором! – негромко, но с явно не прикрытым нажимом, вступил в разговор видавший виды Молоток, с малолетства не привыкший к безделью и потому обрадовавшийся хотя бы такому, пусть и словесному, но всё же занятию. – Что это мы тут кряхтим да нюни пускаем, будто и жизнь уж кончилась?!..
– Верно, Молоток! – поддержала его, сточенная долгими годами работы, Коса. – Не пристало нам сопли размазывать и кручиниться об ушедшем! Всю жизнь вкалывали без отдыха, не жалели ни себя ни других. А теперь что же, как отработали своё положенное, так и превратились сразу в хлюпиков? Мы ж, в конце концов, все здесь не мягкотелого или хрупкого семейства, что при первых же ударах судьбы или в лепёшку размазываются, или на куски рассыпаются?..
– Да какие ж тут первые удары?! – перебила Косу беззубая двуручная Пила. – Это конец! Понимаете Вы или нет?! Больше уже ни чего в нашей жизни не будет! Ничего!!!..
– Вот, пожалуйста, посмотрите на неё! – довольно громко прохрипел Топор. – Все посмотрите! Это то, что я и имел ввиду! Жалеете себя, ноете, кряхтите и не понимаете, что это не конец пути, а лишь его продолжение! Не желаете понять, что нам всем предстоит вскорости оказаться в пламени огня, а после между молотом и наковальней для того, чтоб проснуться в новой жизни кем-то иными! А быть может опять теми же самыми, но уже молодыми, сильными и, главное, вновь такими же нужными и необходимыми, что были прежде! То, что нас всех ожидает в недальнем будущем это не уход в небытие, в ничто, а,.. Как бы проще сказать,.. Перерождение что ли!..
– О чём это ты тут говоришь, Топор?! – недоумённо произнесла садовая Лопата, откровенно не понимающая суть спора и мечтавшая лишь об одном, чтобы вновь почувствовать твёрдость вскапываемой ею весенней почвы, и ощутить радость от усталости проделанной, хоть и с огромным трудом, но с полной отдачей и любовью работы. – О какой такой новой молодости?!
– О какой? О такой! Об обыкновенной, Лопата! О той, что нас всех ждёт, не дождётся! – ответил спокойно, уверенный в своей правоте, Топор. – О той новой молодости, что будет нам дарована после того, как нас швырнуть в печь. А после хорошенечко помнут молотом, да и бросят для закалки в холод…
– Что ты чушь мелешь, темнота неучёная?! Сам бестолочь необразованная и таких же невежественных болванов ищешь! – возмутился словам Топора разломанный надвое врезной Замок от двери главы администрации и словно на митинге обратился ко всем. – Нет, и не может быть, никакой иной жизни, кроме той, что есть! Это я вам друзья заявляю совершенно ответственно! И дружески предупреждаю, как лицо имеющее, хоть конечно и в прошлом, непосредственное отношение к власти, что подобные разговоры таких вот проходимцев, пытающихся запудрить мозги всяческим мракобесием, до добра не доводят! Им бы вас только заморочить, запутать, обнадёжить, чтобы вы, поверив в их бредни, стали их послушными рабами, безропотно верящими в якобы светлое райское счастье новой жизни после того, как нас бросят в печь. От таких вот субъектов можно ожидать чего угодно! Да знаете вы, что…
– Заглохни тля!… Умолкни кровосос!… Захребетник!.. – закричали благим матом разом Топор, Молоток, Коса, Пила, Осколок от снаряда и Карабин.  – Кукиш руководящий!.. Трутень!.. Ты уже не в начальственных апартаментах, а, как и все, можно сказать, на свалке!.. Вот дерьмо! Вышвырнули его за ненадобностью, а он и здесь учить да руководить пытается!..
– Что-о-о?! – рассвирепел задетый за живое врезной Замок. – Быдло! Хамы! Им помочь хотят,.. открыть правду пытаются,.. а они твари безмозглые ещё хайло разевают!..
– Ах, ты сволочь… Да мы тебя сейчас…
– Прекратите немедля же! – во всё своё массивное амбарное нутро громогласно вскричал Замок и так, как он всегда имел вес и ненадуманное уважение, все утихли. – Прошу вас перестаньте утраивать базарную бузу и орать, будто вас обокрали… Что попусту горланить… Вот приспеет наш час, тогда и узнаем, что с нами со всеми станется… В иной обстановке и в другом месте надлежало бы устроить суд над смутьянами, и испросить ответа за бузотёрство… Но ныне, я мыслю, стоит нам всем забыть распрю и с достоинством дожидаться своей участи, каковой бы она ни была…
Непримиримые спорщики утихли: одни понимая, что не стоит идти поперёк таково уважаемого и имеющего весьма значимый вес члена общества, как Замок, а другие и их, конечно же, было большинство, обрадованные наступившей тишиной и возможностью вновь окунуться в размеренную реку лиловых воспоминаний об ушедшем пряничном времени деятельной необходимости их существования…
Казалось бы, все смирились, и всё вернулось на круги своя.…
Но не тут- то было,  кое-кому всё же не терпелось, будто его жалили тысячи злобных жал, если уж не закончить жаркий спор то, хотя бы, высказать своё недосказанное слово…
– Глубокочтимый и всеми нами уважаемый амбарный Замок! – хрипя, обратился с почтением Топор. – Я начал этот „базар" и мне ответствовать, и, наверное, по-возможности, прекратить его миром…
– Опять! Ну, сколько можно?.. – вздохнули тяжело, не желавшие ни напрасных споров, ни пустых дискуссий пасынки и падчерицы злосчастной судьбы.
– Да,… опять и сызнова! – с нажимом прохрипел Топор. – Мне не по нраву, что Вы ноете и ропщете на судьбу, не понимая, что эта самая судьба даёт всем нам шанс начать жизнь по-новой… Вот если бы нас выбросили на свалку или в помойную яму, тогда другое дело. Тогда б и я, не стану скрывать, запричитал бы в голос. Да что там запричитал, завыл бы!.. Но мы же все здесь, а вы ноете и скулите. Меня просто выводит из себя ваше жалобное нытьё и о героической и ударной, оставшейся в прошлом, прекрасной жизни и ваш утробный страх перед предстоящим… Нет, не может быть, ни какой причины роптать на долю за то, что ждёт нас всех спереди! Нас ждёт новая жизнь! Нужно всего лишь немного подождать… и принять предопределённое свыше.
– Ты что ли знаешь, что нам предопределенно свыше?!.. Ты там был?!.. Оттудова ещё никто и никогда не возвертался!.. Ты что – пророк?!.. Выискался тут предсказатель доморощенный!..– зашумели гурьбой все разом.
– Да, был и знаю! – уверенно, пристально оглядев всех, произнёс Топор и добавил слегка стушевавшись. – Вернее,.. помню… А Вы что ни чего не помните?!..
– Что это мы должны помнить?.. – спросил за всех Замок.
– Как что?!.. – совершенно искренне удивился их непониманию Топор. – Печь… Молот… Ковку… Закаливание…
Недоумённое молчание было ему ответом.
– Вот ты, Коса! – он, силясь найти понимание, обратился к той, что, по его мнению, просто обязана была помнить. – Ты что ли забыла, как тебя из бруска металла выковали в кузне?!
– А почему это сразу я? – стала отнекиваться та. – Ни чего я не помню!
– Ты должна помнить! – наседал Топор. – Ну, вспомни, вспомни!.. Кузню… Жар печи… Наковальню… Удары молота… Обжигающий хлад закаливания… Ну, вспомни!..
– Вот пристал! – занервничала от всеобщего внимания Коса. – Не помню я ни чего, Топор! А что помнила, уж забыла…
– Прошу тебя, Коса! – не унимался тот. – Ну, хоть что-то.… Хоть какое-либо малое воспоминание… Самое первое, что ты помнишь?!..
– Ладно, уж! – сдалась Коса, видя, что настырный Топор не упокоится, пока она не ответит. – Первое, что помню это телегу, в которой меня вместе с сестрицами везли на ярмарку. Ярмарку хорошо помню, потому как долго и придирчиво меня выбирал и осматривал со всех сторон пасечник…
– А до того, что было?! – перебил её Топор.
– Ничего не было! – отрезала Коса.
– Как ничего?! – хитро сощурился Топор. – А сёструхи? Откудова ты знаешь, что это были твои сёстры?!..
– Точно, Топор! Помню! – удивилась радостно Коса. – Помню струганный стол в тёмном углу, на котором мы лежали рядком совсем ещё юные, незаточенные… Помню, мечтали да всё гадали, кому какая доля выпадет и кто в какие руки попадёт… А больше уж не обессудь, ни чего не помню…
– Ну, может, вспомнишь…
– Нет!.. – виновато потупилась Коса. – Не помню…
– Ну, а вы, Молоток, Лопата! Помните?! – никак не желая отступаться от своего,  обратился к ним с мольбой в голосе Топор. – Неужто совсем память-то растеряли?!
– Самое первое, что помню… – начал Скособоченный Молоток, – Это пасмурный день, когда в меня вбили тисовую ручку и расклинили. А после, дали отлежаться  недельку перед работой.… Это вот хорошо помню! А что другое, не помню…
– А у меня иначе всё было… – важно заявила Лопата. – Не успел меня плотник насадить на держак, как пришёл садовник и начал мной перекапывать грядки.… Так всю свою жизнь с весны до поздней осени и копалась в земле…
– А ещё! – хрипел, не успокаиваясь, упорный Топор. – Помните, что-то ещё до того?!
– Нет! Ни чего не помним!.. – одновременно ответили те.
– Но такого не может быть! – не угомоняясь, басил Топор. – Неужто только я и помню?! Ну, а остальные! Вы что-либо помните?!
– Да не помним мы ничего!.. И помнить не можем, потому что ничего и не было!..    Точно, ничего не было!.. Привиделось тебе, Топор, с усталости, а ты и поверил!.. Нет, не от усталости, а от переживаний!.. Что ж, со всеми случается!.. – наперебой зашумели, загалдели, жалеючи и сопереживая, волею судьбы заброшенные в кузню, отслужившие своё и бывшие, так необходимыми и важными прежде, орудия труда, быта и, к несчастью, войны…
Всех примирил жар печи и тяжёлый молот кузнеца, перековавший кого в серп, кого в мотыгу, кого в топор, кого в лопату, кого в молоток, а кого-то и  в кладбищенскую ограду. Всяк получил новую жизнь, никто не был обделён. Но почему одни получили радость деятельной необходимости, а иные скучную роль охранников скорбного покоя? Об этом лишь Кузнецу ведомо… Но всё же немного жаль тех, что стоят оградка к оградке, прутик к прутику, охраняя скорбные холмики навечно усопших…

= 17.03.2011г. – 29.04.2011г. – 05.05.2011года. =