Дяни

      Эта история  жизни и мытарства нганасанина Купчик Дяни  и его жены  Гаяму  врезалась мне в памяти с юности.  Оставалась для меня загадкой , как можно было  выжить  одному в тундре , без упряжки, без еды, на протяжении  двадцати дней.  Какая стойкость, какое мужество! Я знала его с юности.  Нганасане для меня были загадочной  народностью, совсем непохожей  на нас, долган.  У них была причудливая одежда, необычная обстановка в чумах. Мы, дети,  все время, когда они приезжали на оленях, бегали смотреть.  Дяни был улыбчивым и добрым, жена его Гаяму была тихая и  незаметная.
   В те времена они жили на Большой Балахне вместе с семьями долган:  Тумса-Огонёр, Кирик-Огонер, Анисим  Антонов, Команда - Алексей.
    В 70-е годы в совхозах   охотники- промысловики и оленеводческие бригады жили отдельно.  Оленеводческие бригады держались  запланированных  маршрутов; зимой уходили в лес, летом в тундру до оз. Портнягино. 
    Охотники- промысловики держались всегда тундры . С середины ноября начинался промысел песца. Зверьки уже опушены. Шкурки, добытые в это время, считались наиболее крепкими. Да и охотилось легче — снега еще немного, а морозы пока не сильные.
    Прежде охотники совершали ряд магических действий, чтобы обеспечить удачную охоту на протяжении всей зимы. В представлении долган песцам после смерти приписывали способность продолжать сознательно действовать и понимать обращенные к ним слова. Когда добытых зверьков везли домой, то на нарты их укладывали мордами вперед, чтобы они якобы думали, будто едут по своей воле. Когда же добычу вносили в чум, то самый старший из присутствующих клал на угли очага кусочек костного мозга дикого оленя и, держа песца носом над пахучим дымом, приговаривал: «С разных речек собирайтесь по четырем углам четыре пузыря с жиром есть». (Раньше долганы хранили жир в мочевом пузыре оленя.) Это делалось для того, чтобы приманить других зверьков.
    На ноябрьские праздники все бригадиры выезжали в поселок. Там был большой праздник, и состоялось большое собрание. Говорили долго и торжественно. Бригадиры  брали план на пушнину.
    После  загрузились комбикормом и продуктами, и  все вместе  выехали в тундру. Зимой  дорога в тундру очень длинная. Олени устало фыркали на каждой остановке. Приходилось смахивать с оленей иней вокруг рта. Дорогу определяли только по звездам.
    Наконец- то олени почувствовали  близость стойбища и уже не шли, а летели, разбрасывая снег от копыт. Снег больно бил по глазам, но близость тепла  согревало сердце. Вот  слышно, как  залаяли  собаки, значит уже дома. Вышел навстречу  Тумса-огонер с радостным возгласом:
   «Вот и приехали! А мы вас вчера еще ждали» .  Он помогал распрягать оленей и отправлял их  в стадо. Зимой олени находились  недалеко от балков. Их нельзя держать далеко: волки рыскали, могли  забрести и белые медведи.
   У  них в стойбище хорошие оленегонные  лайки нганасанской  породы. Они далеко чуют чужака.  Маленькие лайки, с умными раскосыми  глазами, нос у них крючком, головка аккуратная, с особым рисунком,  хвост закручивается удивительным веером,  шерсть на них мягкая и немного с пушинкой. Нганасанские лайки очень хорошие собаки и ценились  у долган- оленеводов спросом. Хорошо  бегают, знают все повадки оленей и слушаются пастуха, понимают хозяина и ловят его каждый звук или  взмах руки. При совместной работе с человеком лайка часто принимает решение раньше человека, работает наравне с ним. И это равенство, пусть и временное, лишь на период работы, очень сильно влияет на их отношения.  Конечно, все лайки очень разные, индивидуальность характеров у них выражена ярко, но при этом есть и общие черты — всем лайкам свойственно светлое и жизнерадостное отношение к миру.
   Начался охотничий сезон, охотники уходят на несколько дней далеко; открывают пасти, проверяют капканы. У каждого свой путик, никто не имеет права даже останавливаться или осматривать чужие капканы или пасти. Считалось, что если кто-нибудь заглядывал в чужую ловушку, куда попадала добыча, то «путь песца раскрывался», и зверьки на этом участке гибли. И охотничья удача переходила к тому, кто вынул песца из пасти.
    Ануфрий увидел на пастях Дяни  песцов.  По приезду домой  сообщил ему об этом.  Дяни поехал  проверять свои капканы и заехал к своим пастям и обнаружил тех  песцов,  которых  видел Ануфрий.  Проехав по ручью Бёрёлёх, он взял несколько песцов, убил дикого оленя. Он положил тушу дикого оленя на санку, привязал и поехал домой. Сезон обещал  урожайный год на песца   Они только недавно  аргишили на новое место.  Казалось, ничто не предвещало беды.
    По  прибытии на новое место  Гаяму,  согласно нганасанскому обычаю, хоть они и жили среди долган, они с мужем  придерживались своих обычаев, стала разводить особый огонь. Огонь, по обычаю нганасан, является связывающим звеном между видимым и невидимым миром. Он шипением, потрескиванием  может предупредить  о каких-то  надвигающихся  событиях, чаще  всего нежелательных и неприятных. Нехорошее потрескивание огня встревожило Гаяму.   Но Дяни вернулся с удачной охоты, и это успокоило ее,  и она начала хлопотать по хозяйству.   
    Тундровики живут по особому,  ими  установленному времени.  Встают в шесть утра и только вечером, когда все дела сделаны, успокаиваются  и устраивают себе сытный ужин. Обычно же режим питания в зимнее время строится так. Утром перед выходом на пасти мужчины пьют чай с мясом, оставшимся от ужина. По возвращению, особенно в морозы, обязательно строганина — кыспыт с горячим чаем. Вечером перед сном подается горячее отварное мясо, иногда со свежим бульоном. 
Вечерами ходят друг к  другу в гости и обмениваются  новостями об охоте.  Ужин продолжается до  позднего вечера.
    С каждым днем крепчают морозы. Все ярче играют на небе сполохи северного сияния. В это время в тундре по тысячелетней традиции стараются не шуметь, нельзя также забивать колья, другие острые предметы, чтобы не тревожить землю перед тем, как она погрузится в долгий зимний сон.
    Я немного отступила,  уделив большое внимание  быту оленеводов- охотников. Без этого не понять их кочевую  жизнь, полную забот и тревог.
    Эти трагические события произошли в начале  января 1969 года.            Январь — разгар пушного сезона, наступает  глубокая полярная ночь. В конце месяца   новая луна. Охотники торопятся по луне объехать все пасти и капканы. В темное время это приходится делать за короткий срок полнолуния — за несколько дней проверить несколько сотен ловушек.
    Дяни выехал с  Анисимом  вместе, чтоб  ехать по реке. На разливе  двух небольших  рек Бугли и Рыбная их пути разошлись. Анисим поехал по речке Рыбная,  оттуда выехал на речку Кырса- Юрях, где  находились его путики.  Дяни  поехал по своим путикам в  Малый Бидей. Проверив пасти,  выехал  на Большой Бидей  и  поехал домой.
    (В тундре не принято спрашивать, когда он вернется.  Охотник не располагает определенным временем  возвращения. Поэтому жены никогда не спрашивают, когда он вернется.  И ещё в тундре не принято спрашивать, сколько  песцов он поймал. Охотник ответит однозначно;  «хорошо» или «плохо»).
    Он должен был уже возвращаться, но началась  промерзлая  низовая пурга.  Погода не обещала ничего хорошего.  Надо спешить. Но Дяни решил еще проверить пасти по  Большому Бидею,  давно их не проверял. Пурга с каждым разом увеличивалась. Все следы  замело. Он ехал вслепую, надеясь, что олени сами выведут к жилью. По времени он понял, что ехал долго. Олени ехали тяжело. И наконец,  они сами остановились. Снег набивался в одежду. Ему чудился  в вое пурги вой волков и что- то страшное: как будто духи Земли были против  него.
    Ему  было страшно от мысли, что он заблудился и не сможет приехать домой вовремя. Он не знал,  сколько времени придется ему так ехать. Уставшие олени   уже не копытили  промерзлую землю. Наст был твердый.  Дяни кормил оленей остатками накрохи,   приготовленных  для капканов. Было так темно, что и  застругов не видать. Пурга то стихала, то снова поднималась с неистовой силой. Казалось, земля и небо соединились в едином хороводе, согласные погубить его и  упряжку. От голода и холода его тело не слушалось. Рукавицы примерзли, парка стала дубеть от мороза. Одежда  не грела, а ,наоборот, казалась,  существовала отдельно от его тела. Спина ныла от  усталости.  В упряжке  было два оленя. Нганасане никогда не впрягали в нарты три или четыре оленя, как делали их соседи, долгане.  Один олень  не смог в очередной раз  встать. Он понял, что олень ушел  к небесным Духам. Голод  и холод заставили его вспороть брюхо оленя и сунуть руки в теплое еще брюхо  и напиться теплой крови.  Теплая кровь дала ему силы. Оленя он разделал и положил в нарты. Он знал, что должен сохранить  себя и последнего оленя.  Если его не будет, придет к нему Злой Дух и заберет его с собой. Несмотря на усталость, он не мог заснуть и повторял все заклинания, которые помнил с детства, те заклинания, которыми пользовались в трудную минуту  весь его род.
 « - Вы подземные и земные духи - шептал он дрожащими зубами- я вас не вижу и не знаю,  вы, ходящие кругом ,слушайте, я - Дяни,  сын Нгаматурку – не подходите ко мне близко. Я не боюсь вас, дайте мне выйти к людям, заклинаю!» После этих заклинаний ему стало легче. Страх ушел от него.
    Он вспомнил о своей жене, о Гаяму и о сыне, который жил в Новорыбном, в интернате. Его единственный сын Слава  был его радостью и  надеждой. Когда он приезжал в поселок, всегда  заходил в школу. Учителя хвалили  сына, тот учился  хорошо. Считался одним из первых учеников. У него было все лицо в веснушках, за это  доставалось  ему от сверстников. Они его дразнили,  но он  был очень добрым и улыбчивым мальчиком, это подкупало даже самых   недобрых детей.
     Мысли о сыне согрели его. Пурга утихла. На небе появились звезды. Теперь можно было ориентироваться по звездам.  Он вел  единственного оленя по застругам. Он, казалось, ехал в бесконечность, Один раз ему показалось, что он приехал к каким – то чудовищным силуэтам.  А это были большие льдины.
Они стояли плотным кольцом, как всемогущие демоны, пожирающие  человеческую плоть, и он попал в их окружение. А как выйти? Он был в отчаянии. Олень от усталости остановился и не мог даже пошевелиться. И сам он уже не  мог идти дальше, не было силы. Хотелось спать. Но он понимал, что если уснет, то уже не сможет проснуться. Трещали  морозы. В январе    особенно резкие скачки температур; в течение нескольких суток разница может составлять несколько десятков градусов.
В тундре свирепствовали  ветры, уплотняя снег и взрезая его поверхность причудливыми застругами — единственным убежищем всего живого на открытых пространствах во время разгула пург.
   Тем временем   в бригаде  все всполошились, когда   поняли, что Дяни  заблудился в пургу. Пурга   прошла только  на пятые сутки. На поиски поехали Анисим и Алексей. На следующий день вернулись.  Так на протяжении двух недель ездили на поиски по очереди. Нигде не видно даже следов. Женщины ходили  в балок к Гаяму.  Гаяму вот уже несколько дней не топила  печку, в балке холодно. Жена Анисима,  Дьебген, и все женщины в стойбище   приходили , и каждая   старалась  помочь  ей справиться с горем, топили  печь, растапливали лед, готовили еду. Но вот уже несколько дней она не прикасалась  к еде, но горя в ее глазах нет. Она говорила  Дьебгену: « Я видела сон.  Дяне жив. У него нет оленя, нет хорея. Я видела  большие льдины. Я видела большого  ама. Его глаза  хотели пожирать его, но  Дяни жив, жив». Это слово она повторяла изо дня день. После этого  она брала  своего нгоу, это был идол-койку.  Покормив его, стала обращаться к нему, и говорила  судорожно заклинания.  Нганасаны  к нгоу не обращались, не тревожили  без серьезной причины. А у неё были серьезные причины.   Её сильно тревожило, Дяни уже не было две недели.
    От этого еще больше женщины боялись, как бы она не сошла с ума от горя. Вот уже третий день, как Кирик и Тумса- Огонер уехали в Новорыбная. От них тоже нет вестей.
    Однажды, пятого декабря, прилетел вертолет, оказалось выборный.  Он взял курс на север и пролетал все три  часа и вернулся в  стойбище. Проводником был Анисим.   Летчики сказали, что  темно и ничего не видать.  С поселка приехали старики.  Новостей привезли много.  У всех  на устах судьба бедного Дяни.
    Снова откуда-то навалился снег. Воздух превратился  снова  в какую-то  стихию. Он подсознательно понял, что оказался где-то в заливе. Льдины занесены большими сугробами, тяжело идти.  Он боялся  попасть в полынью. Однажды он увидел в темноте глаза, которые  светились. Он  понял, что это медведь. Сердце  бедного Дяни оборвалось от страха, и этот  страх мгновенно сковал его сознание  от близости смерти . Но откуда-то  пришла к нему решимость распрячь  своего последнего умирающего оленя и оставить  его медведю.  В олене еще боролась и теплилась жизнь.
    «Духи, помогите ! - вскричал он – Духи .  Я жив!…» и решительно зашагал вперед,  не оглядываясь. Идти было тяжело. Страх снова встретить медведя гнал его вес дальше и дальше. Видимо медведь оставил его в покое. Ему надо было выходить из ледяного плена. Сил уже не было идти.  За пазухой у него была мерзлая рыба, которую он  потихоньку строгал ножом. Отдышавшись, он  остановился и ,построгав рыбу, двинулся дальше от этих мест. Вся одежда  обледенела. Он шел, уже не зная куда, и сколько прошло времени. Тело его одеревенело, и странное равнодушие овладело его мыслями. Он шел вперед по инерции, подгоняемый ветром и готовый при  первой остановке или препятствии  упасть на землю и замерзнуть. Он падал на четвереньки и полз вперед, опираясь руками о голые льды, потом с усилием поднимался как пьяный, шатаясь из стороны в сторону.
    Однажды  ветер донес до него запах дыма. Он интуитивно шел на этот спасительный запах. Вдруг услышал лай собак.  На  лай собак вышел хозяин зимовья. Это было зимовье промысловика Иванова  Трифона– якута  (местные его звали Тэрэпэн). Жил он без никакой связи с внешним миром. До  поселка было далеко.  Место, куда дошел Дяни,  называлась Кара-Тумус. Неудивительно, что ,увидев  Дяни, испугался не только он, но и его собаки. Он был похож на  бесформенное существо, покрытое  корою обледенелого снега. Несчастный был  почти без сознания, и смутно поводил глазами, ресницы которых были  залеплены  ледяными сосульками от продолжительной стужи.
   Тэрэпэн  перетащил его к избушке и   втащил в  коридор, положил его на шкуру и распорол ножом   его обледенелую одежду. От боли он  застонал. Освободив его от его одежды, он стал растирать его несчастное тело снегом, чтоб восстановить  кровообращение в пораженных  местах. Немного оттаявшего Дяни Трифон  завел   в теплый балок. По глоточку он лил ему в рот теплый рыбный бульон. У него даже не было сил приподнять голову. Прошло три дня. В балке  Трифона было тепло, чугунная печь ласкала теплом. Дяни уже мог вставать с постели.  Он  с благодарностью смотрел на своего спасителя.  Ему суждено было спастись.  Трифон сказал ему, что  с того времени, как он  его нашел, прошло две недели. Дяни не мог ориентироваться  во времени. Он не знал, сколько длилось его одиночное путешествие по голой тундре. По ночам снились  кошмарные сны: его погибшие олени, Гаяму, сын Слава, старики. Ему снился , что тот страшный медведь гонится за ним. И по ночам он стонал и кричал. Хозяин  иногда просыпался от его крика.
    Только через месяц на  собачьих упряжках  Трифон увез бедного Дяни в Сындасско, а  оттуда  на оленьих упряжках увезли его в бригаду.  Радостная новость, что Дяни нашелся, облетела всю тундру.
     Такова история спасения охотника Дяни. Но судьба была к нему неблагосклонна.  Летом  1972 года утонул  его единственный сын Слава со своим близким другом Алешей. Алешу похоронили на Большой Балахне. Его могилу видно издалека.
    Через десять лет он решил уехать в Новую, чтоб соединиться с родственниками. Выехал он вместе с женой из   бригады весной, оленей у него было  мало. Долго о нем никто не слышал, только летом поисковая группа обнаружила его след. Нашли его место нахождения в тундре, напротив  Старо_- Рыбная. Олени его разбрелись по тундре. Часть перешла Малую Балахню, часть ушла на правый берег, на Луконское. Нашли остатки чума  и продукты, занесенные уже песком.  Возле небольшого, но глубокого  озера, обнаружили  пустые гильзы. Ни Дяни, ни его жену Гаяму так и не нашли. Поиски на этом закончились.  Так завершилась несчастная и трагическая  судьба хорошего и веселого человека по имени Дяни.