Догнать призрак. ч. 3 джельсомина продолжение

     Лежа на соломе в сарае, куда их пустили переночевать, она
прислушивалась к дыханию юноши. Впервые они ночевали одни.
Юноша не  надоедал ей ухаживаниями,  признавая ее старшинство,
слушался во всем.  Сейчас он не спит,  хотя  старается  дышать
ровно. Бедняга, не может решиться... Она невесело усмехнулась.
  Они очень сблизились за это время,  и он вправе  рассчитывать
на ее расположение.
     Он такой же мужчина,  как и тот,  другой. Все мужчины, по
сути, одинаковы. Какая разница?
     Нет, видимо, разница есть.  Никто не может понять судорож-
ный протест плоти. Почему даже самая мысль о прикосновении од-
ного вселяет ужас, другой безразличен, а третий желанен? И при
всем этом не играет роли ни красота, ни положение, ни возраст.
Зов плоти,  древний,  как мир. Или полное отсутствие этого зо-
ва... Ну  почему  прикосновения короля Франции были ей омерзи-
тельны, а о руках этого нищего оборванца  она думает с неж-
ностью?.. Кто поймет? Кто не осудит?..
     Она гоняется за недосягаемой мечтой.  Она совсем од-
на. И так будет все двадцать лет.  Лучшие годы...  И еще неизвестно,
что ждет впереди.
     Он тихо приподнялся на локте и коснулся ее груди.  Она не
шелохнулась. Не все ли равно? Их будет много на пути. И сможет
ли она дойти до того, единственного?..
     Его губы сухи и горячи. Этот любит ее. Этого не нужно за-
воевывать. Этого  не страшно потерять.  Он чист и юн,  и в его
объятиях нет грязи. Он - просто большое дитя природы.
     - Ты плачешь?
     Она не ответила. Закрыть глаза и думать о других губах...

Рим встретил их шумом и грязными улицами.
Деньги почти кончились, нужно было что-то делать, чтобы заработать на ночлег.
Рене, для удобства одетая в мужские штаны, спрятала пышные волосы под шляпой.
- Дай гитару и будь по близости. Может понадобиться твоя помощь.
Перебирая струны, она пошла навстречу прохожим.

- Я парнишка беспризорный,
 Босиком брожу по свету.
В лавках есть товаров горы,
А в кармане денег нету…
Если б только толстый дядя
Подарил мне миллионы –
Я бы отдал их, не глядя,
За горячие макароны…

Она, смеясь, протянула руку за подаянием прилично одетому горожанину. Тот сначала отшатнулся, но потом, приняв за шутку, остановился послушать.

- Макароны – это чудо,
Вроде песни, вроде танца,
Нет на свете лучше блюда
Для любого итальянца.
Я бы в море плавал смело,
И зерна грузил бы тонны,
Я бы все на свете сделал
За горячие макароны!

Ее голос возымел свое обычное действие на слушателей. Стала собираться толпа, и в центре круга Рене такое вытворяла с гитарой, что ноги у слушателей сами собой начали пускаться в пляс.

- Я пропел вам тарантеллу
Здесь, у мраморной колоны.
Дайте ж мне за это дело
Вы горячие макароны!

Она сорвала шляпу с головы, и волосы рассыпались по плечам.
- Да это девчонка! – зашумела толпа. – А  нам казалось…
Она со шляпой в руках обошла круг, и мелкие монеты посыпались туда. Мужчины  пытались схватить ее за руки, коснуться, обнять, но она ускользала, смеясь, грозя пальчиком и протягивая шляпу.
- Как зовут тебя? – кричали ей.
- Джельсомина Вальсерра.  Приходите завтра снова сюда, если хотите послушать пение.
Какому-то нахалу  удалось обнять ее, но она вертко вырвалась, и тот час же рядом с ней оказался Джованни. Его широкие плечи отбили охоту у желающих обниматься…

Монет хватило, чтобы поесть самим и покормить ослика.

     Едва она начинала петь, неизменно собирлись толпы народа. Они разыгрывали сценки, пели дуэты, и их выступления все больше напоминали театр.
     Ее стали узнавать на улице. Все чаще останавливались пыш-
ные кареты знати у помоста,  на котором отплясывала Джельсоми-
на, все чаще и чаще среди монет,  брошенных в бубен,  оказыва-
лись золотые.
     Их выступления  так и называли:  театр Джельсомины Валь-
серра.
     - Тебе надо учиться, - все чаще и чаще говорила она ему.
Он и сам понимал, что ему далеко до нее, и сам он не смог бы  заработать и медной монетки.
От нее исходили магические токи, едва она касалась гитары. И с первым же звуком ее голоса затихал говор на площади, люди подтягивались, словно попадая в паутину, из которой нельзя было выбраться.
А голос, то тоскующий, то ликующий, звенел и переворачивал душу. Толстые матроны, выглядывая из окон карет, утирали слезы, когда она пела об утраченной  любви.
И Джованни подумал, что все ее песни об утраченной любви – даже веселые…   

                *   *   *

     Вирджилио Мадзокки,  Руководитель  капеллы Святого Петра,
был знаменитым музыкальным педагогом. Вместе с братом Доменико
они основали  оперную  школу.  Ее  выпускники были способны не
только петь,  но и сочинять музыкальные драмы, быть критиками,
иногда даже  писать комедии и драмы без музыки.  Утром ученики
посвящали один час пению трудных пассажей,  и час  -  изучению
литературы. Час  -  упражнению  перед зеркалом,  чтобы не было
гримас, вечером - по часу теории, контрапункту, игре на клаве-
сине, сочинению.  Кроме этого они были обязаны посещать театры
и концерты, и делиться своими впечатлениями с учителем.

     - Синьор Вирджилио, к вам пришли!
     Вирджилио Мадзокки с неохотой оторвался от клавесина. Вот
только блеснуло завершение фразы,  какое он искал все утро,  а
тут отвлекают!  Сердитый возглас уже трепетал на губах,  когда
вошли юноша и девушка.
     - Маэстро, прошу вас, послушайте моего брата! Надеюсь, он
понравиться вам - ведь он мечтает учиться у вас!
     Что-то в  ней было такое,  что ему расхотелось возражать.
Учтивая властность,  исходящая от нее,  заставила его встать и
уступить ей место за клавесином.
     У юноши был звучный тенор, но разве голосами в Италии ко-
го-то удивишь?  Пел он  посредственно, но не это пора-
зило маэстро.  Какая легкость, какое изящество и законченность
в том,  что он пел!  Какая совершенная гармония и ясность! Вот
он все утро бился над этой фразой,  но она у него груба, неук-
люжа и безлика в сравнении с тем,  что поет юноша! Это та вер-
шина, которой ему не достигнуть!
     - Что это было? – изумился он.
     - Эти песни поет моя сестра, - простодушно ответил юноша.
     - Вы поете?  О,  спойте еще, спойте сами! Я хочу услышать
ваш голос!
     Она улыбнулась и запела. Маэстро застыл с раскрытым ртом.
     Как ему объяснить, что он в начале пути? Что пройдет нес-
колько столетий,  прежде чем эта музыка сможет появиться?  Что
силы и вдохновение не одного десятка музыкантов сможет сделать
возможным возникновение этой музыки?  Чудо,  что он еще оценил
Верди, бедный, бедный знаменитый Мадзокки!
     Он оценил.
 Джованни был забыт.
     Послали за  братом Доменико, автором нашумевшей оперы " Цепь Адо-
Ниса”. Он примчался и на несколько часов потерял дар речи.
     Она смеялась и пела,  демонстрируя возможности своего го-
лоса. Они были неисчерпаемы.
     Через несколько недель она уже царила во дворце Барберини.
     Джованни навсегда ушел из ее жизни.
     Правда, она настояла,  чтобы его приняли в школу  Мадзок-
ки...

     Братья Барберини,  Франческо  и Антонио,  сидели в темном
зале и следили за женщиной на сцене.
     - Она великолепна, это нужно признать, - сказал Антонио.
     - София Корнелли готова ей глаза выцарапать.  Ланди отдал
ей главную партию в своей новой опере.  Думаю, что все осталь-
ные главные женские партии тоже будет петь она, - смеясь, сказал Франческо.
     - Разве София может с ней сравниться?
     - И этот подлец Мадзокки прятал ее!  Бедняга хотел, чтобы
она считалась его ученицей! Как будто ее надо учить! Я случай-
но подслушал ее пение.  А то бы он хранил этот алмаз еще год в
своих классах!
     - Зато Ланди не дает ей ни минуты покоя! Милейший Стефано
забавляется! Что он только не заставлял ее петь! Хочет найти пре-
дел ее возможностей. А его не существует.
     - Право,  если  бы  он не был кастратом,  я бы заподозрил
пылкую страсть.
Братья весело переглянулись.
     - Откуда она вообще взялась?
     - Джулио говорит, что она пела на улицах. Ты слышал о те-
атре Джельсомины?
     - Так это она?  Господи, да вся чернь Рима только о ней и
говорила! Уличная плясунья!- удивился Франческо.
     - Однако у этой уличной плясуньи осанка королевы.
     Джулио Роспильози поднял бархатную портьеру и вошел в ло-
жу. Братья обернулись к нему.
     - Вы уже говорили с нашей новой примадонной?  И как она в
разговоре?
     - Остра.  Я спросил,  как понравилось ей мое либретто для
новой оперы Ланди. Надо было видеть,  как надменно она  подняла
на меня свои глаза:
     «- Не понравилось.
     - Почему же?
     - Вы приглашаете три тысячи  человек  и  несколько  часов
подряд мучите  их  религиозным скучнейшим действом,  слов нет,
святым, но невообразимо нудным. А ведь они перед этим отсидели
обедню!
     - Что же вы предлагаете?
     Она сверкнула насмешливыми глазами:
     - Рассмешите их хоть изредка!».
     Барберини захохотали.
     - Вот чертовка!  А знаете,  Джулио, она права! Помните ту
оперу Ланди - " Смерть Орфея?" Какой обаятельный старый пьяница
вышел из Харона!  А его застольная песня!  Слов  нет,  "Святой
Алексей" -  высокий сюжет,  но рядом с земным еще выше кажется
небесное!
     - Вы же поэт, Джулио, а для поэтов нет ничего невозможно-
го! Как будущий кардинал - ведь вы мечтаете о красной шапочке,
не правда  ли?  - вы дали прекрасный образ благочестия.  А как
веселый изысканный человек - почему бы и  не  удовлетворить  и
это стремление?  Несколько  комических  ситуаций  - для вашего
острого пера разве проблема? – Смеясь, спросил Франческо.
     - А как она будет бесподобна в буффонаде!
     - Право, Джулио, над этим стоит подумать!