Два шага ненависти

Два шага ненависти.

Человек удивительное существо, и говорит это он сам.
Со временем большинство «почему?» мутируют, да именно, что мутируют в «не знаю». Сдаться легче, чем принять бой. Это лучшее решение слабых, беспомощных людей.
Куда там воздвигать крепость собственной мечты, камень за камнем, лучше следовать чужой мечте; пристроившись тихонько  у стен высокого замка чужих грёз, и ждать, пока кинут остатки пира, которые в момент касания руки превращаются в «трофей», который «завоёвывался упорным трудом». Стыдно всё равно только в душе.
Время стыда наступает вместе с «взрослением», когда появляются слова «нет», вместо «ещё бы». Но, увы, уже не детство, надо уметь «обманывать себя». И получишь уважение среди других «себелгунов».
Будь весь мир населен сумасшедшими, нормальное состояние считалось бы чем-то из ряда вон выходящим. Так, что лучше пристроится где-нибудь, и всё! Тише воды, ниже травы. Пусть кто-нибудь другой катит этот мир, а мы удивлённо будем восклицать «Куда катиться этот мир?!».
А осколки, летящие в лицо, будут встречать слова сожаления за не лучшую судьбу, плохое прошлое, и мрачное будущее, заканчиваясь вопросом «почему я?»
А кто же ещё? Не стоило падать, что бы по тебе прошлись.
Итог?
Ненависть: шаг  1.
Не смог. Не могу. Невозможно. Тяжело (внушает хоть какую-то надежду). Не надо.
Самые распространенные выражения и слова всех времен. Они и вызывают ненависть к себе самому. Всё не так как хотелось бы, но не получилось, потому-то … никто и ничто не виновато в наших бедах. Только мы сами. Стоит попрекать себя, следить за своими ошибками. Говорить себе «ты не прав», «ты ошибся», и самого же себя учить.
Шаг  2.
Виновны все! Всеобщая, всемирная ненависть. Вокруг одни неудачники и на их основе не везёт и мне!
Вокруг одни неудачники и на их основе не везёт и мне? Разве так? Спросите себя. Тяжело говорить с собой без обмана? Просто попытайтесь поставить себя на место других людей и понять их.
Проститутка. А как она ей стала? Неужели окончила университет по профессии?
Наркоман. Стал колоться от безделья?
Вор? Бездомный? Алкоголик?
Мы не знаем их, но каждый из нас судья. Мы линчуем во всех направлениях, коронуя себя чистыми и праведными, сравнивая материальные состояния тех или иных людей, социальный уровень, мировоззрение, моральные принципы при этом ставя себя в идеал.
Летя над обрывом, чувствуешь надобность земли под тобой, хоть и не собираешься по ней пройтись.
Мы часто забываем, что мы одной крови, одной плоти, одной воды, огня, воздуха и земли. Одни и те же глаза блещут во тьме.
***
Для меня свет в конце туннеля – это свет мерцающих любимых глаз. Опора в них, и я опора для них.
Наверное, не многие четырнадцатилетние мальчики думают, так же как и я. Но в моём возрасте видя жизнь, изнутри осознаешь должным образом.
Я чистил обувь, зарабатывая в день до шести долларов. Этого хватало на булочку с кремом в пекарне за углом, остальное я отдавал домой.
Хотя в моем понятии дом – это место где уютно, где тебя ждут, а не приют для «чёрных». Наши родители погибли во время «резни в чёрном квартале». Так что, говоря дом, я представлял себе Чалис.  Она была ещё совсем малышкой, примерно 8 лет, свой возраст я тоже точно не знал, и поэтому выбрал свой день рождения сам. Я «Родился» в один день с Луи Армстронгом. В один день с великим музыкантом, я очень любил слушать его, за углом, где я работал, часто ставили его пластинки пытаясь развеселить народ. Когда-нибудь мы переедем с Чалис жить к нашей тёте во Флориду, просто сейчас у меня нет денег, но я обязательно их заработаю. После смерти родителей, я уверен тётя нас искала, но не могла найти, нас всех расселили по приютам.
Сегодня 4 августа, мой и Луи день рождения. Его пластинка играла весь день. Я мысленно говорил себе, что это подарок мне, и благодарил. С самого утра чувствовал, что сегодня что-то изменится.
Как всегда «мешок» был уже на моём месте раньше меня:
 - Деньги.
 - Доброе утро, - сказал я.
«Мешок» - это местный полицейский, он заправлял всем, вся улица платила ему, и я не был исключением. Доллар в день и делай что хочешь, но за безопасность он не отвечал, поэтому приходилось порой делать ноги от шайки ирландцев.
Но жизнь была прекрасна, над головой небо, под ногами земля. Тёплая, живая, немного грубая, но все, же земля.
Я достал из кармана доллар и отдал «мешку». Он взглянул на меня снизу вверх:
 - И как ты ещё живёшь? Лучше подохнуть, чем так жить.
Я промолчал. Молчание не делает ошибок, не ошибается, не болтает лишнего.
 - Сынок, я спешу, давай быстрее.
О! Мистер Джонс. Человек с самой распространённой фамилией во всех штатах, высокий как фонарный столб, голубоглазый, в дорогом костюме светло-коричневого цвета, и всегда от него хорошо пахло. Самый что не есть стойкий. Запах бил в ноздри, поэтому, когда он приходил, я всегда сильно растирал мазут, что бы сбить запах.
 - Эта война, удивительная штука. – Сказал он, разворачивая газету.
 - Да, сэр. – Я мог говорить со всеми, есть особые профессии, где персонал ближе, чем друг или брат. Нам рассказывают, что им изменяют жены, не хватает денег, дети бездари, государство не обеспечивает их должным образом и многое другое. Люди любят жаловаться на жизнь. Но это глупо, от этого жизнь лучше не станет.
 - Дела идут в гору.
 - Люди гибнут, а за что?
 - Да, ладно тебе. Ну и пусть, каждый сам выбирает, как ему жить, кому-то везёт больше, кому-то меньше. Мне повезло, я по ту сторону океана. Фашистам никогда сюда не добраться. Говорят, они захватят Москву. Вот будет радость. Никогда не любил этих русских. Они держат у себя дома медведя и у них всегда зима. Как так можно жить?! Социализм! Нет демократии и свободы слова. Стадо баранов разгуливающих под красным флагом с серпом и молотом. А глава государства вообще бывший бандит. Вот у нас в стране…
Джонс любил говорить, это было его любимое занятие, он мог говорить часами, на одну и ту же тему, рассуждая и расхваливая себя.
Через несколько минут я закончил, а Джонс даже не заметил этого и продолжал говорить о том, что если бы, не Америка, «да храни её Господь», то последствия войны предугадать было бы невозможно, а так мы знаем что победим.
 - Ты уже закончил?
 - Да, сэр. Вы просто интересно говорили, вот я и заслушался.
Ложь, я его не слушал. Я очень редко слушаю субъективные мнения, они всегда основаны на собственных интересах и амбициях.
 Он улыбнулся.
 - Это моя работа, говорить интересно и занимательно. Держи свои деньги.
«Десять центов – и ваша обувь блестит ярче солнца». Это был бы отличный рекламный слоган.
Утренний голод. Самый злейший враг. Пока ещё семь часов от нового дня, а я уже хочу есть. Лучший способ утолить этот голод – это горячая вода. Я почти каждое утро выпиваю стакан горячей воды, обманывая желудок до полудня.
 - Мистер Фрайд, Мистер Фрайд! Вы про меня не забыли?
Старик открыл дверь бара, раскрыв рот, изо всех сил зевнул, потянув руки вверх со сжатыми кулаками.
 - А ты?
 Я указал щёткой для обуви на стул:
 - Прошу Вас.
 Фрайд был достаточно стар, но очень уважаем. Темнокожий открывший бар на этой улице? Было как-то диковинно и одновременно приятно. Что кто-то из «нас» смог пробиться в люди.
 - Только осторожно, это дорогие ботинки, вытирай …
 - Я знаю, - перебил его я, - «Вытирай так, будто ласкаешь женщину, нежно, с душой, но показывая, кто здесь хозяин».
  - Война идёт, а люди пьют без остановки. Каждый вечер. За своих погибших друзей, родных. За тех, кто туда даже не попал. Представить тяжело, что у людей уже нет повода, что бы пить. Хотя какая мне разница, денежки плывут ко мне в карман.
Я хочу купить себе автомобиль. Форд. Тридцать лошадок под капотом. Это не машина, а зверь.
 - Поздравляю мистер Фрайд.
 - Рано ещё. Когда куплю поздравишь. Буду на нём катать своих девочек.
Фрайд любил похвастаться тем, что уже давно вышло из строя. Но никто не хотел его обижать. Пускай на старости лет порадуется.
… - вот подрасти ещё немного, и я тебя научу, как надо обращаться с женщинами, их надо чувствовать, как ветер, но смотри, что бы этот ветер, не превратился в ураган.
Он смеялся кашляя. Половины зубов не хватало; говорят, ему их выбили моряки во время драки в баре. Но он сам говорит, что это было в молодости, когда он был боксёром.
 - Всё готово.
 - Через пятнадцать минут заглянешь за горячей водой.  Держи свои десять центов.
Он никогда не платил, у нас был уговор. Он мне горячую воду, а я ему чистую обувь.
 - Мистер Фрайд, но …
Я взглянул на деньги, с обеих сторон был изображён орёл, это была бракованная монета. Её нигде не приняли бы, да же в булочной эта старуха Стейси.
Я было уныл, но увидев небо над головой, и почувствовал землю под ногами, улыбнулся и бросил десятку в карман.
 - Паренёк!
Странный просевший голос, незнакомый совсем.
Я не поднимал головы секунд десять. Отличная чистая обувь, из крокодильей кожи. Даже у Джонса не было таких, хоть он почти каждый день приходил в новой паре обуви. Глаза не могли оторваться от его ног.
Тогда незнакомец нагнулся, снял шляпу. Итальянец, это было видно сразу. Уложенные назад волосы, сильный подбородок, и улыбка мафиози выдавали его происхождение.
 - Ты свободен? Мне бы обувь почистить, а то она запылилась.
 - Хорошо, присаживайтесь.
 - Жарко сегодня, - он раскрыл несколько пуговиц пиджака. – ты так не считаешь?
 - Относительно, да. Но лучше чем в России, там всегда холодно. Даже летом.
 - Хм, а откуда такая информация? – поинтересовался итальянец.
 - Ну как бы тогда жили медведи, им же нужна зима, холод и снег.
 - Медведи? Ты тоже как эти англичане считаешь, что каждый русский держит дома медведя?
Он засмеялся, закидывая голову назад 
 - Я, Тоддео торжественно клянусь, что за эти 32 дня пребывания в России я не увидел ни единого медведя, который бы жил у русского дома.
Он снова засмеялся.
Мне не было смешно, скорее интересно. Вы думаете, я раньше не видел итальянцев? Их полным полно в городе.
Но многие люди нашей страны неправильно рассуждали. Им казалось, что каждый «Тоддео»  был хотя бы членом маленькой, но итальянской мафии.
 - Поставьте ногу сэр…
 - Мне не нужна чистая обувь, мне нужен чистый путь. Сколько ты зарабатываешь за день?
 - Если Вы не хотите что бы я почистил вам обувь, тогда нам с вами не о чем говорить.
Лицо итальянца резко сменилось. Брови изогнулись, подбородок напрягся, а в глазах будто загорелся некий огонёк. Но я не боялся его.
Я чувствовал, он не причинит мне вреда. Тоддео просто был взбешен моему отказу, наверное, он был из тех, кому не принято было отказывать. 
 - Умеешь читать?
 - Немного сэр, мне научил священник.
 - А слушать умеешь? Или этому тоже тебя кто-то учил?
Он схватил меня за руку, крепко сжал её и заставил посмотреть ему в глаза.
Я вспомнил, те слова, которые говорил Фрайд. Старик любил это стихотворение:
 - «Я должен говорить:
"Да, сэр!" —
Вам всегда, всегда.
Да, сэр!
Да, сэр!
Вся моя жизнь-
Беганье по огромной лестнице
Этих "да, сэр!"
Белые богачи
Забрали весь мир.
Позвольте почистить
Ботинки?
Да, сэр!»
И я сказал:
 - Я не должен говорить «Да, сэр!»
 - Я дам тебе двадцать долларов, и пока я тебя не отпущу, ты будешь со мной!
Двадцать американских зелёных долларов. Конечно, я согласен! Но! Вы забыли? Нельзя выдавать собственных чувств, искренность – это слишком большой подарок окружающим.
 - Согласен. Сказал я, не меняя тон.
В этот момент в голове проплывали изделия старушки Стейси, и хлеб, душистый хлеб для Чалис.

                ***

 - Оборванец! Погляди-ка на себя! Ты похож на проходимца, или еврея проповедника, - итальянец засмеялся. Он поднёс сигару ко рту, клуб серого дыма медленно поднимался, вверх заслоняя его лицо, но блеск глаз потерявших надежду было видно. Точно так же на меня смотрела Стейси, она каждый раз даёт мне самый большой хлеб для Чалис. Она жалеет меня, хотя так делать нельзя.
Нельзя никого жалеть.  Мы всё получаем по заслугам, и только слабые люди задают вопрос «за что?», а за что же делать вас счастливыми? Не за что! Только борясь можно победить, зрителям не дают наград.
Моя награда сегодняшний день. Двадцать грязных, прогнивших, дьявольских, зелёных, американских долларов. Кусок бумаги с буквами, цифрами, и рисунками президентов и общественных деятелей.
Да! Деньги – Бог времен, удовольствия, спокойствия, любви, почёта, уважения, сытости, тепла, уюта, улыбки, смеха, радости, уверенности, силы, власти, и непринуждённости. Имея деньги, имеешь весь мир, в обоих значениях этого слова.
Тоддео повернулся лицом к дороге:
 - Такси!
Жёлтая машина остановилась в метрах пяти он нас.
 - До Бронкса! - Тоддео повернулся ко мне. С легка заметной улыбкой, указывая на дверь автомобиля.
 - Садись, будем тебя лепить заново.
Я молча сел. Некий страх окутал сознание. Ещё есть шанс выйти, убежать, вернуться на свою улицу и зарабатывать по несколько долларов в день. Покупать булочки у Стейси, и хлеб для Чалис, но двадцати долларовая купюра не выходила у меня с головы.
 - Вези в магазин англичан. Они умеют делать своё дело достойным образом.
Машина тронулась.
Тоддео, я будто знал его всю жизнь. Он рассказывал про войну, про Италию, про СССР где он был всего несколько недель, про своё ранение в  левую руку, про то что мы обязательно победим эту войну.
Я не любил войну. Это ничто иное как,  разрешенное убийство. Когда власти выгодно, то ты убиваешь и имя тебе «воин», а когда не выгодно, то -  «убийца».
Странные у нас, у людей, стандарты. Ничто не имеет одного значения, имени или вида. Когда-то все меняется.
Глупые мы, люди.
 - Доехали, - сказал Тоддео, и указал на выход, что бы я шёл за ним.
Мы вышли из автомобиля, и прошли за угол.  Там был небольшой магазин, то есть ателье. На витринах стояли «пластиковые люди», порой мне кажется, что они живые.
 - Здравствуйте сэр. Как Вам костюм, который …
Продавец растерялся при виде Тоддео, он сразу полез здороваться, расспрашивая про какие-то костюмы. Наверное, Тоддео здесь частый гость.
 - Я бы хотел, что бы ты подобрал для моего друга хороший костюм.
 Тоддео шлепал англичанина по щеке.
 - Хорошо, пройдёмте со мной. Мы зашли в заднюю комнату, где меня почти догола раздели.
 - Молодой человек, вам следовало бы помыться.
 - Я в курсе! - злобно ответил я.
 - Пройдёмте за мной, в душевую.
Дальше происходил сущий ад. Эти примерки, измерения, осмотры. Через час я был готов сдаться и упасть прямо в ателье. Но Тоддео упорно настаивал на том, что «полосатый костюм не мой стиль».
Интересно, а что если у нас не было плоти. Были бы только души. Тогда было бы видно каждого насквозь.
 - Сто сорок долларов за костюм? Господи!
 - Запомни слова, которые говори мне отец «я не настолько богат, что бы покупать дешёвые вещи».
 - Но сто сорок долларов это безумие! – говорил я.
 - Я плачу, а ты, молча, принимаешь подарок, - Тоддео улыбнулся, затянулся ещё раз. Густой дым быстро растворялся в воздухе. В ателье было уже слишком накурено.
Ну, всё. Костюм выбран. Чёрный как сама ночь, или как я.
 - Пойдём кое-куда. – поторопил Тоддео.
 - Ладно.
 - И сделай лицо более серьёзное!
 - А что с моим лицом?
 - Ты похож на чистильщика обуви.
Мы шли медленно и неразмеренно. Люди, проходящие мимо, странно смотрели на меня. Искоса и с подозрением. Но Тоддео был знаменитостью в этих краях. С ним все здоровались, снимая шляпы. Девушки игриво смотрели, а он даже взглядом не давал им ни единого повода.
 - Куда мы идём? - спросил я, пытаясь всё ещё сделать другое выражение лица.
 - К грязным людям. Тем, кто захлёбывается в чужой крови, не признавая семью.
 - Какую семью?
 - Нашу семью!

Бар «Парадизо».
Место прокуренное, грязное, как отметил Тоддео, и со странными людьми вызывало недоверие.
Бармен толстенный мужик, в красной рубашке с засученными рукавами вытирал бокалы и стаканы. Было ощущение, что он только этим и занимается.
 В дальнем углу за столом сидели шестеро мужчин. Один из сидящих сильно выделялся золотыми кольцами, цепочкой и браслетом. Он как ёлка на Рождество был обвешан, только вот чувства восторга не вызывал. Старик с седыми волосами. В костюме, который был не дороже моего.
 Тоддео всё ещё держал рукой дверь, спустя несколько секунд он ей хлопнул, и сидящие за столиком обернулись.
 - Тоддео! Мальчик мой!
 - Карлос! Какая встреча?!
Карлос лживый ублюдок. Это я прочитал в его глазах. Наверное, единственный правдивый звук, вырвавшийся, из его уст был, первый плачь в день своего рождения.
 - А кто этот? – с нескрываемым презрением спросил Карлос.
 - Это моя семья, Карлос, имей уважение. Мы же не обижаем членов семьи?!
 - Конечно, Тоддео!
Мне было смешно, он всё это время держал Тоддео за плечо, и часто называл его по имени. Но не смотрел в глаза. Боялся.
 - А как его зовут? – Карлос хотел сам завести тему, что бы затерять следы какого-то другого разговора, который Тоддео чуть не начал.
 - Меня зовут Мартин, - сказал я смотря прямо Карлосу  в глаза.
 - А ты смерти боишься, Мартин?
 - Глупо бояться того, что произойдёт в любом случае.
 - Правильно, но глупо.
Остальные пятеро встали из-за стола, и вышли на улицу. Карлос пригласил нас за стол. Я сел рядом с Тоддео, напротив Карлоса.
 - Семья. Семья, Карлос! Это самое святое. Семья это наш очаг, наш уют и защита. Это наша душа, и наше сердце. И если кто-то обижает члена моей семьи, то я буду биться до последнего. – Тоддео говорил тихо и размеренно, тем самым, накаливая ситуацию. Карлос приоткрыл рот, что бы сказать что-то, но молча, смотрел в пол, - знаешь кто это парень? Он с сегодняшнего дня стал членом моей семьи. Просто так. Я его выбрал. Он занимается тем, что чистит обувь. Да! Именно что счищает всю грязь с вашей обуви, которой вы прошлись по крови Антонио и глухого Леонардо.
Тоддео достал из кармана чёрный прямоугольный предмет, вскоре положа его на стол, я увидел, что это был нож. Карлос не отрывал глаз с ножа с того момента как только Тоддео его достал.
 - Открой нож, Мартин!
Мой новый член семьи протянул мне нож.
Я открыл его.
Тоддео рисовал что-то на столе ножом, Свет, отбрасываемый на стол, не давал возможности прочитать мне эту надпись с такого расстояния.
 - Тоддео, уже достаточно крови. Глухой сам был виноват, он украл у своих же. На встрече уже это обсудили.
Тоддео протянул руку, затем он аккуратно положил нож на стол между собой и Карлосом.
 - Ты не имел права, Карлос! А кто же тогда пытался убить сегодня меня?
Карлос нервничал, потел, и много жестикулировал.
 - Я не знаю… мы…это…
 - Но я знаю! - Тоддео улыбнулся, схватил нож и всадил его Карлосу в горло, а затем оттолкнул  издыхающее тело от себя. Кровь хлыстала во все стороны. Карлос пытался кричать, двигался к выходу, но не мог, - это ты Карлос, Эдди и «Король». Я достану всех вас. Вы убили моих братьев, хотели убить меня.
Я не испугался. В чёрном квартале такое бывает. Жизнь и смерть - между ними проходит тонкая нить.
 - Вставай! – крикнул мне Тоддео. Затем, он  ринулся к бармену, который был ошарашен и не мог пошевелиться.
 - Где чёрный выход?
Дверь распахнулась, зазвенел колокольчик, предупреждающий, будто нас о том, что пора уходить.
 - Отец! – крикнул, вбегая один из стоящих на улице.
 - Бежим, - сказал Тоддео, и схватил меня за запястье. Я повернулся к уже мёртвому Карлосу и вырвав нож кинул его себе в карман. Не оставляй следов способных уничтожить тебя в один момент.
Мы выбежали, на улицу. Как мы нашли чёрный выход, не помню, но помню лёгкость, свободу. Тоддео подсадил меня, и я перелез через забор в своём шикарном костюме. Мы бежали дворами, Но за нами не гнались.
Я с одним из самых опасных убийц в Бронксе убегаю от бандитов Итальянской мафии в костюме за сто сорок долларов, при мне убили «грязного человека». Кто мне поверит, что это со мной происходит? Меня посадят? Это так круто! Я был полон энергии! Я готов был свернуть горы! Счастье – вот оказывается, какого ты цвета! Цвета крови грязных людей!

 Чалис! Чалис! Я думал о ней! Она ещё маленькая и глупенькая и не поймёт что её брат теперь гангстер. Вот бы Тоддео дал мне пистолет! Одно выражение: «Поздоровайся со смертью» чего стоит. Я бы уже не стал чистить грязь с ботинок всяких богачей, уже настало бы другое время!
Мы резко остановились. В каком-то переулке. Тоддео осмотрелся и схватил меня за плечи.
 - Не забыл про ручей? – спросил итальянец. Глаза его горели.
 - Нет,…не забыл.
 - Услышишь журчанье ручья, то сразу уходи, беги как можно дальше! Понял, малец?
 - Да! Да! Понял!

Следующим в списке Тоддео по-видимому был Эдди.
Я устал идти, но какая-то сила двигала мной, ноги несли меня по инерции, небо было медного цвета, наверное, мы долго шли.
 - Когда мне было восемь лет, один ублюдок зарезал моего папашу в магазине в Бронксе за десятку. Мы с мамой не знали, что делать, но жить на что-то надо было. Первое время мы жили на то, что смогли получить от продажи папиного магазинчика, потом становилось все тяжелее и тяжелее. Я выходил рано утром с Виллом, тогда он ещё не был «Глухим», кличку он получил позже, во время разборки с ирландцами наша семья попала в перестрелку в ресторане на углу седьмой и девятой. Там-то сквозная пуля отстрелила ему часть уха, после чего он оглох.
С самого детства я воровал, сколько себя помню, часто делая это их безвыходности, когда хотел, есть, пить, или же одеваться не хуже других. Делал это я, конечно же, не один. Время шло, и в мыслях созревали всё новые и новее планы. Однажды мы с Глухим скинулись и купили револьвер, красивое оружие. Русский с легкостью продал нам его, для него не было правил.
Время шло, когда мне было шестнадцать лет, то я узнал, что через полгода после смерти папы мама стала проституткой, а я думал, что она поёт в баре, что бы прокормить меня.
Представь такое услышать о единственном дорогом тебе человеке. В порыве ярости я отправился в бар, вот тут-то и пригодился револьвер.
Мамы не было на сцене, я поднялся наверх, почему-то никто не обращал на меня внимания, пистолет постоянно выпадал с кармана.
Когда я увидел маму, то не смог направить оружие на неё. Она сидела на коленях у какого-то седого мужика, он ласкал её, а она смеялась.
Было очень накурено в помещении. Я закашлял, но она меня всё равно не заметила.
Было больно, на душе. Лицо у меня было каменное, и внушало хладнокровие. Я не могу совладать собой. Я достал револьвер и несколько раз выстрелил закрытыми глазами в сторону собственной матери.
Когда я услышал крики, то открыл глаза.
Два мертвых тела лежали, изливаясь кровью у меня на глазах. Да Мартин! Отвечу заранее на твой вопрос! Я убил собственную мать.
Все были в замешательстве, я спрятал пистолет и просто тихо ушёл. Выйдя на улицу, я не знал куда идти.
Некоторое время я побирался, но «Глухой» всегда был со мной. Он помогал мне всегда и во всём.
Через некоторое время, меня на улице схватили и засунули в дорогой автомобиль. Я думал, что это люди того мужика, которого я убил.
Передо мной сидел мужчина, седовласый, в очках. Почти на каждом из пальцев было кольцо с большим и блестящим камнем. Он держал в руках трость с красивыми узорами и золотой короной на конце.
Как ты понял – это был «Король». Сам того не зная, я убил одного из его предателей. «Король» предложил мне работать на него, ехать в Канаду за виски и вином.
Выбора у меня не было, про «Короля» ходило много слухов, ему никто не отказывал из ныне живущих.
Я согласился, но попросил ещё с собой «Глухого».
Через пару лет, я проезжал мимо своего района в дорогом автомобиле, с револьвером за пазухой, и девушками на заднем сиденье.
Я мог позволить себе всё. Каждый вечер я отдыхал в самых дорогих ресторанах города, пил самые дорогие напитки, спал с самыми красивыми девушками.
Время шло. Беспощадный старец, никогда не останавливается.
Я полюбил Мари. В ту самую секунду, когда она сказала мне: «Вы будете что-то брать, или мне вызвать полицию?».
Она была прекрасна, кудрявые волосы нежно лежали на её хрупких плечах, а светло-карие глаза манили словно омут, растворяясь в жемчужной улыбке.
Счастье мимолетно, и я это знал. Вот и улетучился тот самый момент, в тот день, когда полиция, разгоняя «чёрных» открыла огонь. Шальная пуля попала в Мари. Бог сжалился надо мной, и её быстро доставили в больницу.
Я крепко держал её руку сидя рядом с её постелью. Молился каждый миг, что бы вместо неё погиб я. Порой хочется отдать себя взамен, что бы жили те люди, которые достойны жизни больше тебя.  Через несколько дней врачи сказали, что она будет жить. Я был счастлив, и поехал отмечать это событие.
Шеф полиции, чёртов англичанин в тот же день, что-то отмечал со своими друзьями, увидев их форму, я вспомнил, что из-за этих ублюдков чуть не потерял свою Мари.
После того как убьешь однажды, во второй раз сделать тоже самое, не составляет труда. Ощущение будто никого рядом нет, и ты стоишь один на один со своим противником. Стоит только лишь нажать на курок.
Весь вечер! Запах пороха!

Я проводил Мари в одиннадцатом часу. У дверей её дома мы целовались, она не хотела меня отпускать. Но я был в гневе. Месть, не должна заставлять себя ждать.
Через несколько часов, «Король» послал ко мне «Глухого», что бы тот помог мне пересечь границу Канады, оттуда я отправился добровольцем на войну. А «Король» в городе всё подстроил так, будто я разбился и сгорел заживо в машине.
Через некоторое время я вернулся с войны, и как видишь, узнал много нового.
Мари вышла замуж, и она беременна. Ребёнок в её утробе единственное, что остановило меня от безумной идеи вернуть её. Порой надо уметь отпускать людей ради их же блага.
Лучшее что меня могло ждать в Штатах, так это выпивка, девушки и «Глухой».
Но «Глухой» мёртв, его больше нет, и поэтому те, кто виноваты в его смерти, должны отправиться в Ад, и я им помогу в этом.
Знал бы ты, малец, как я сильно ненавижу окружающий мир. Чертовы недовольные физиономии, эти взгляды с высока, тщеславие, лесть, ложь, недоверие, сомнение. Поэтому я и выбрал тебя, ты не похож на остальных. Не такой как я. Все мы ненавидим или себя, или окружающий мир.
Тоддео нервно мял шляпу в руках, потом провёл большим пальцем по внутренней части бархатного убора и одним движением руки надел шляпу.
 - Пора двигаться дальше. Нас ждёт Эдди.
Я вышел первым из переулка, огляделся по сторонам. Странная тишина.
 - Ну, все! Можно идти, - шепнул я.
 - Идти опасно, надо ехать. Поймай такси и подъезжай сюда.
И чем он думал, когда просил меня поймать такси? Какой водитель пустит чернокожему мальцу сесть одному в такси, даже в этих обновках?!
 - У меня не получиться. – сказал уверенно я.
 - Ладно, - Тоддео засунул два пальца в рот, и пронзающе свистнул. Подъехало такси, и мы отправились к Эдди.
Мы все хотим попасть в рай, но умирать никто не хочет. Я смерти не боялся, Боялся одного, оставлять Чалис на участь этого бренного не отстающего от современности людьми.
 - Останови здесь.
Мы вышли в каком-то непонятном месте, названий улиц я не увидел. По углам шарили ирландские шайки. Как же я их ненавидел. Боялся, наверное, поэтому и испытывал ненависть.
Мы прошли несколько метров вперёд, потом такси на котором мы приехали, проскочило мимо нас и Тоддео как бешенный вдруг схватив меня за руку развернулся и побежал в другую сторону.
 Мы забежали в одну из дверей.
Внутри было довольно-таки темно, Пахло дохлыми крысами, и паутина в углах говорила о том, что давно здесь не было женщины.
 - У тебя есть ровно 3 секунды, пока я буду целиться в твою рожу, что бы убрать свою задницу из моего дома.
 - Заткнись Галлахер!
 - Ты жив, чёртов макаронник?
Тоддео повернулся ко мне с улыбкой на лице, и произнёс:
 - Вот так и разговаривают настоящие друзья, мужчины.
Из темного угла прихрамывая и с ружьем в руках, к нам направлялся высокий ирландец.
То, что он был ирландцем, я как и в случае с Тоддео понял сразу. Высокий, широкоплечий, рыжий, вооруженный, с презренным взглядом, и немного пьяный.
Они обнялись, так что Галлахер немного даже приподнял Тоддео.
 - А мелкий кто? – спросил здоровяк, указывая ружьём на меня.
 - Моя семья.
 - Ясно. Значит свой человек.
Галлахер присел на корточки, рассматривая моё лицо:
 - А из тебя ещё может получиться мужчина.
 - Я и так уже мужчина – гордо ответил я.
На что он только громко засмеялся.
 - Слишком смелые слова, я убивал и за меньшее.
Тоддео снял шляпу и расстегнул пуговицы пиджака:
 - Садись Мартин. Мы тут немного задержимся.
Я сел на грязный стул. Сколько жидкости может вместиться в одного человека?! Этот ирландец, наверное, пил от рассвета до заката. Везде в доме валялись пустые бутылки, которые он проверял, пока мы с Тоддео рассматривали комнату.
 - Что тебя привело ко мне, Тоддео?
 - Нужно кое-что.
 - А ты так уверен, что это кое-что есть у меня?
 - Ты же знаешь. Я никогда не делаю того в чём не уверен.
 Наконец-то Галлахер отстал от пустых бутылок и направился к нам. Он оперся руками на стол перед Тоддео, рассматривая его чисто выбритое лицо.
 - У меня остался твой «Орёл», и ещё парочка ружей. Всё остальное пришлось продать. Мне не на что было жить, - сказал Галлахер.
 - Всё нормально, этого вполне хватает! – ответил Тоддео улыбаясь.

Через некоторое время, Тоддео попросил меня выйти и подождать его на улице, на что я не хотел соглашаться. Ирландцам порой не нужен повод, что бы набить человеку морду.

***

Через час мы стояли с Тоддео в двадцати метрах от какого-то странного дома. Свет горел только снаружи, внутри было темно, будто плохая хозяйка, уходя, забыла выключить свет.
 - Извини малец, но в этот раз мне понадобиться твоя помощь. Дело в том, что …
 - Я понял! Я это понял сразу же, когда ты отвёз меня в магазин одежды.
Эдди любил молоденьких мальчиков и девочек, ну как молоденьких, совсем молоденьких.
Тоддео хотел использовать меня как приманку.
 - Через полчаса подойдём вместе к дверям. Я буду говорить, а ты только кивай, Хорошо?
 Я кивнул.
 - А дальше, я скажу тебе что делать.
Выйдя из-за угла мы двинулись в сторону дома. Тоддео громко постучал кулаком по двери.
Дверь открыл двухметровый мужчина в солнцезащитных очках. Голову он держал довольно-таки высоко от уровня наших глаз.
 - Вам кого?
 - Это я, «зоркие глаза», - сказав эти слова, Тоддео прошёл в дом, таща меня за руку.
 Дом был очень красивым.  Картины с непонятными рисунками, головы зверей с разинутыми пастями, и древние мечи со щитами говорили, наверное, о попытке показать себя аристократом. Эдди вышел к нам в халате, с сигарой во рту.
Халат был блестящего сиреневого цвета, на руках Эдди красовались несколько золотых колец, с разноцветными драгоценными камнями.
Источником ощущения, будто я хожу по облакам, был пушистый белоснежный ковёр.
Но сам дом вызывал недоверие. Запылившаяся книжная стойка, говорила сама за себя. Этот человек делает всё для вида. Хочет выдать себя тем, кем не является вовсе.
 Тоддео широко улыбался и вёл себя как-то странно.
 - Эдди! Знакомься со своим новым другом. Мартин?! – сказал, Тоддео обернувшись ко мне.
Волна страха пробежалась по мне, когда я взглянул в глаза Эдди. Сколько душ он погубил, скольким же людям он испортил жизнь, доведя их до самоубийства. Десятки душ промелькнули как во мне перед моими глазами. Эдди нагнулся ко мне:
 - Привет шоколадка моя, - он широко улыбался. В нём не было ничего человеческого, про таких говорят «Мёртв, даже когда жив».
Тоддео, что-то шепнул ему на ухо, и удалился в другую комнату.
А Эдди схватив меня за руку, повёл в другую комнату.
Я, обернувшись, смотрел на Тоддео. Он уверенно смотрел мне в глаза, и когда захлопывалась дверь спальни Эдди, Тоддео подмигнул мне.

***
 - Мартин! Мартин! Ты где?
Тоддео кричал на весь дом, я слышал его голос, но не мог ответить.
Я сидел в углу комнаты, прижав колени к груди. Передо мной лежал окровавленный нож, на совести которого за сегодняшний день уже было два человека.
За несколько минут до этого, зайдя в комнату, Эдди посадил меня на кровать, а сам сел на стул напротив и начал гладить мои руки. А я смотрел ему в глаза, я не мог оторваться, загубленные души не давали мне покоя. Через несколько минут прозвучал выстрел. Но Эдди не шевельнулся, он будто застыл и, не отрываясь от моих глаз продолжал сидеть на месте. Я медленно достал нож, которым Тоддео убил Карлоса, и поднёс к глазам Эдди. Но делал это кто-то другой, я не мог совладать собой. Я провёл ножом по лицу Эдди, не надавливая, пару капель крови упали на его дорогой халат. Тут Эдди «очнулся» и откинул меня от себя. Прозвучало ещё несколько выстрелов и звук падающего тела.
Эдди обернулся к двери, в этот момент я бросился ему на шею. Нож с лёгкостью вошёл в тело. Будто там ему и было место.
Да я убил, но не жалею. Я убил тварь, того кто погубил десятки душ, того кто не имеет право носить звание «человек». Я убил тварь! И в глубине души даже рад этому. Пускай мне гореть в Аду за грех – убийство, но буду рад, что не дал погибнуть имени «человек».
 - Вот ты где?! – Тоддео смотрел на меня, с яро-красными глазами. В руках у него крепко держался пистолет, взятый у ирландца.
 - Я убил его, - мой голос не дрожал. Я даже улыбнулся. Может, я схожу сума, но даже это меня не огорчает.
 - Ты всё правильно сделал. Я не опоздал? Он … ничего…
 - Нет! Идём! И давай сожжем дом, пускай души успокоятся.
 - Хорошо, пожар будет нам только на руку.
Через полчаса, мы с Тоддео стояли неподалёку, от горящего синим пламенем дома.
Приехали пожарные, люди начались собираться, а я был счастлив.
«Чалис, твой брат убийца!»

«Король  - главная фигура в шахматах, но и его и пешку кладут в один ящик после игры».

 - Сто убийств. Немного больше, немного больше. И ты герой на войне. А что если эти люди с оружием в руках, так же как и я были посланы воевать под тяжестью звёзд чьих-то пагонов и лживой псевдоморали патриотизма? А знаешь, как тебя будут «величать» убей ты сто насильников, наркоманов, ублюдков, сутенеров и всякой другой твари здесь! На Воле! Убийца! И тебя осудят. Все…и тот самый суд присяжных вынесет приговор … «Виновен» … Справедливость как монета.
 - Она есть не у каждого? – спросил я, пытаясь вникнуть в глубокую философию Тоддео.
Он улыбнулся и провёл рукой по моей голове.
 - Нет, Мартин, потому что она тоже двуличная.
«Я всегда любил ночь. Почти не различить мелких деталей, которые так напрягаю днём, есть что скрыть. Ночь как воровка, а Солнце - разоблачитель».
 - Скоро всё решится, малец. Сегодня Король устраивает «пир». В честь пятилетия своего внука.
 - Слишком много крови на руках Тоддео … мне кажется я не смогу …
 - Тебе кажется или ты точно не сможешь? Сомнение – это неуверенность в собственных силах.
 - Нет, - сказал я, - смогу. По сути моя работа не изменилась, я по прежнему счищаю грязь.
 - Хорошо, тогда слушай меня внимательно …

***
 - Я могу позволить себе купить любого полицейского в этом городе, любого судью, адвоката или мэра. Я даже могу купить эту луну, а на сдачу взять звёзды – говорил самодовольно Король.
Около пятидесяти круглых столов с белой скатертью стояли по всему залу. И около двухсот итальянцев в дорогих костюмах, с не менее самодовольной улыбкой слушали «речь» Короля, пуская клубы серого дыма. Дамы в вечерних платьях изредка поглядывали на себя в маленьких зеркалах, с мыслью «не стёрлась ли помада».
Король продолжал.
 - … в этом зале сидят те, кто не был удостоен чести сейчас лежать в деревянном гробу со свинцовой пулей в голове.
Все засмеялись.
 - … Я рад вас всех здесь видеть на дне рождения моего внука Бруно. Дай Бог тебе Бруно быть таким же, как твой отец, потому, что стань ты, таким как твой дедушка, у меня появился бы серьезный конкурент. Я пью этот бокал за тебя.
Красное вино влилось в горло старика, словно кровь убитых им людей.
Король спустился со сцены. И медленно прошёл через зал в свой кабинет.
Следом за ним вошли мы с Тоддео …
 - Тоддео, чего тебе надо?
 - Ты сам прекрасно знаешь!
 - Что за обезьянка с тобой? – «Король» взял меня за щеку.
 - Убери руку, грязный ублюдок!
Эти слова вырвались из моего сердца. Тоддео не смотрел на меня, он смотрел на двух охранников, стоящих в нескольких шагах позади от «Короля». Но к моему удивлению «Король», будто не услышал моих слов.
 - Говорят этого мальца никто не может обыграть в игру, которую он называет игра в жизнь.
- А что это у тебя зажато в руке? – спросил толстяк поднимая мою, зажатую в кулак руку.
 - Это монета, сыграем в игру на жизнь? Это была та самая монета, которую утром дал мне Фрайд.
«Король» засмеялся.
 - Что несёт этот малыш?
А ты что испугался?  Я думал ты более азартный – Сказал Тоддео, указывая на вспотевший лоб «Короля».
 Я раскрыл ладонь левой руки, в ней была монета. Если будет решка, то я буду жить, а ты умрешь, если орёл, то с точностью до наоборот.
За стеной слышались громкие звуки танца и музыки, народ веселился. Мы еле-еле слышали друг-друга. Король сел за свой стол, я присел, на кресло перед ним. Тоддео и двое охранников не стали садиться.
Я смотрел «Королю» прямо в глаза.
 - Подкидывай! – Сказал он.
Орел!
 - Ещё раз!
Орел!
 - Давай ещё!
Орел!
 - Хм… в чём подвох, Тоддео?
Тоддео улыбнулся, достал со спины два пистолета, и выстрелил точно в лоб каждому из охранников.
«Король» будто увидел привидение.
 - Как ты смеешь? Ты же мне как сын, Тоддео. – У «Короля» был удивлённый вид, он опустил руки и голову.
Я смотрел на Тоддео, он не мог решиться выстрелить. Сжимая все сильнее пистолет в руке, он не мог нажать на курок.  И вдруг резкий хлопок, Тоддео упал, У этого ублюдка был приделан пистолет под столом, наверное, именно на такие случаи. После выстрела, будто бы время остановилось. Все застыли.
Я ждал этого, именно это мне и говорил Тоддео. Я достал тот самый нож из клуба «Парадизо» , я всадил нож в сердце «Короля». Я не боялся Я был счастлив. Тоддео рассказал мне, что это по приказу «Короля» несколько лет назад была устроена перестрелка в «чёрном квартале». Он Рассказал мне всё, про то, сколько крови на руках у «Короля».
 - Отправляйся прямиком в Ад!
 «Король» держал мою руку, и яростно смотрел мне в глаза. Мои слова прозвучали для него как последний приговор.

Тоддео лежал на полу, истекая кровью.
 - Малец… ты уходи, в толпе тебя не заметят.
 - Я тебя не брошу!
 - Слушай, вдвоём мы не сможем уйти! Нас пристрелят. Видишь, стоит шкатулка? Возьми её, и уходи.
 - Тоддео … ты мой единственный и лучший друг, я не могу тебя бросить.
 - Мы ещё обязательно увидимся. Я тебе обещаю.
Левая нога Тоддео была в крови, лицо бледнело.
 - Но …
 - Уходи! Быстро!
Я быстро выбежал из кабинета «Короля», пробежал сквозь кучу смеющихся людей. Меня и в правду никто не заметил. Я бежал без остановки, слезы текли по моей щеке, я обрёл и потерял лучшего друга в один день.
***
  - Чалис, - я тихо шептал, - Чалис, ты спишь, она крепко спала. Сегодня я не принёс ей хлеба, но она была сытая, голодная она бы не уснула. Я лёг на свою кровать. Через час был бы рассвет, а я в дорогом костюме, правда окровавленном, но я гордился этой кровью. Шкатулка! Я её открыл, играла музыка, похожая на журчанье ручья. Она проиграла до конца, и потом шкатулка открылась! Но она была пустая.
«Не всё так, как мы это видим». Я вытащил потайную полочку шкатулки, под ней была закреплена бичёвкой, какая-та записная книжка.
В ней были имена, цифры и города.
Я знал, что это. Тоддео мне рассказал, про «чёрную бухгалтерию». На следующий день ко мне подошли двое, и попросили сесть в их машину. Один из этих людей достал удостоверение.
Полиция.
Я вас ждал!
Они  были вчера у «Короля», нашли три трупа. Значит, Тоддео не был найден, или же пытался уйти, и умер где-то по дороге от потери крови. Но самое интересное, что до этого времени у полиции, а точнее у детектива МакРоллана, не было разрешения суда, на обыск собственности «Короля». А убийство «Короля» стало отличным повода, для поиска  красной записной книжки.
 - Ну ты случайно не знаешь где она может быть?
Они не могли предъявить мне обвинения. Тоддео написал и отправил им письмо, где сказал к кому обратится за книжкой. Но не указал моего имени, он просто написал «чистильщик обуви».
Лицо детектива пыталось сиять любезностью.
 - Я знаю у кого она, но у меня есть условия…

***

В этот день 7 лет назад я уехал из города со своей маленькой сестрой к нашей тёте, во Флориду. Тётя нас оказывается и в правду долго искала, и была рада нашему приезду. Полицейские в точности выполнили все мои указания, на сколько же они были удивлены, когда увидели в самом конце списка, корявыми буквами имя «мешка» в красной книжечке «Короля». Все эти люди были арестованы.
Я вернулся с надеждой, что бы найти хоть могилу Тоддео. Но так ничего и не нашел, возможно он даже жив.
 - Стаканчик виски.
 - В такой жаркий денёк, лучше бы Бренди.
 - Мистер Фрайд, вы никогда не разбирались в напитках. Хотя горячую воду мне всегда давали именно по градусу.
 -  Чёртов чистильщик обуви. Как же ты изменился. На тебе итальянский Костюм. Ты вырос на 4, нет на 6 голов.
Я немного поболтал с Фрайдом, о том как открыл способ , как улучшить блеск обуви, способом смешивания несколько других ингредиентов, продал идею, заработал деньги и вложил их в другое дело, таким образом заработав ещё.
Через час я вышел из бара и направился, что бы посмотреть на свое старое рабочее место, вдруг к моей ноге прикатилась монетка, я нагнулся, что бы поднять её. Это была та самая монета, которую мне дал Фрейд, с помощью которой я выиграл жизнь у «Короля», но я не помню, куда она делась в этот самый день семь лет назад.
Странный просевший, но настолько родной голос окликнул меня.
 - Паренёк! Ты уже не выглядишь как чистильщик обуви. Взрослый уже какой. Тебя искал какой-то итальянец.
Он хромал, но шёл, шёл что бы обнять меня.