Цвета лета

Громкоговоритель, умолкающий разве что на минуту, безучастным голосом преуспевающей бизнес-леди, объявил об отправлении очередного поезда и, сделав судорожный вдох, произнес это же объявление на английском языке. Слова прилипали к нагретому динамику, не желая срываться и улетать в липкую духоту Ленинградского вокзала.
- Кто последний? – спросила я, подойдя к длинной очереди одной из касс предварительной продажи билетов, и, ещё не получив ответа, услышала за спиной точно такой же вопрос.
В хвосте очереди что-то булькнуло, смешалось с объявлением и повисло в густом воздухе. Я догадалась, что это был ответ ещё не пожилого, но уже отчаянно лысеющего мужчины в черной спортивной майке, неохотно повернувшегося ко мне (Рембо на его майке улыбался гораздо приветливее).
-Я, - ответила в свою очередь я, полуобернувшись к тому, кто ждал ответа, и, помня о Рембо, улыбнулась.
Мой голос тоже прилип к губам, смешался с объявлением на английском, и прозвучал таким же нелепым бульканьем.
- Бесперспективно? – спросил крайний в очереди. Его голос почему-то прозвучал приятным баритоном. Он не был заглушен ни очередным объявлением, ни вязким воздухом с критически мизерным содержанием кислорода.
- Что?
Я не поняла вопроса, потому что бесцеремонно рассматривала мужчину с приятным голосом, и думала: «Что в нём не так?  … Или, наоборот, слишком так?»
- Я говорю, что билетов нет –  второй день не могу уехать из Москвы.
- Такая же история, - отзываюсь я, и театрально вздыхаю. – Остаётся только надеяться, что где-то снимут бронь, или кто-то сдаст билет.
- Звучит не слишком обнадёживающе!
 Незнакомый мужчина почему-то улыбается мне по-приятельски, и мне, не смотря ни на что, хочется ему ответить хотя бы улыбкой Рембо.
- Просто домой очень хочется, - бормочу в ответ я, и украдкой, пряча во взгляде восторженно положительную оценку, смотрю на незнакомца.
- А где ваш дом, если не секрет?
- Не секрет: в северной столице.
- Вот как?! Мне тоже в Санкт-Петербург …
«Конкурент, значит, - думаю я, но вслух ничего не говорю. И чему так радуется, ведь я   в очереди - первая! Или двадцать первая … Неважно, он-то двадцать второй!»
Наш разговор ненадолго прерывается, но мой, неожиданно взбодрившийся попутчик почти сразу  его возобновляет.
- В следующий раз поеду на машине.
 Он говорит так, будто делает вызов вокзальной духоте. Мне хочется сделать то же самое, но получается как-то нерешительно:
- Я, пожалуй, тоже.
- Часто бываете в Москве?
- Бываю, - неопределённо отвечаю я.
- По рабочим вопросам?
- По ним.
В конец очереди подъехал огромный чемодан на колёсиках – мечта курортника. Его хозяин тщетно пытался перевести дыхание (в конце концов, для этого нужен воздух!). Это был плотный, лет пятидесяти пяти мужчина, с завидной, хотя и седеющей  шевелюрой. Завидной для того отчаянно лысеющего Рембо, который стоял  передо мной.
Договорившись  об очерёдности, незнакомец, а теперь ещё и попутчик, снова поворачивается ко мне. Снова ненароком я заглядываю в его глаза.
«Oh, my god!»
- Между прочим, это очень удобно …
- Что? – откровенно не понимаю я.
- В Москву – на машине, - поясняет он. – Я обычно еду до Клина,  там её оставляю и дальше еду на электричке. Кстати, там и автостоянка имеется рядом с ж/д вокзалом …
- Действительно удобно, - зачем-то поддакиваю я.
- Эх, жаль, что у меня нет машины, - вмешивается в разговор лысеющий Рембо. – Это же какие удобства: ни чемоданы таскать, ни на вокзалах ночевать: сел, и кати себе!
Очередь  снова ненадолго умолкает, не умолкает только громкоговоритель? вещающий женским голосом.
Духота угнетает. В новостях только и говорят об аномально жарком лете в Москве и о возгорании торфяников вокруг неё. Попробуй тут не возгорись, когда, кажется, вся влага испарилась с поверхности земли, а сама она раскалилась как сковородка! Асфальт стал мягким и податливым, как пластилин, размятый в горячих детских ладошках.
Украдкой поглядываю на попутчика, его взгляд освежает и успокаивает.
«Глаза! Всё дело - в них! – наконец соображаю я.
 Мне кажется, я начинаю рассматривать его совершенно бесцеремонно.
- Значит, вы домой? - спрашивает он.
Я киваю в ответ и снова улыбаюсь. Улыбаюсь, улыбаюсь … улыбаюсь … Теперь моей улыбке может позавидовать нарисованный на майке Рембо. Но Рембо не смотрит. Рембо отвернулся.
- Выходит, мы – земляки?
Дальше разговор идёт  как-то сам собой: не мешает ни духота, ни частые вокзальные объявления. Оказывается, мы живем в соседних районах и часто бываем  в одном и том же парке. Парк больше похож на лесной массив, в нём даже грибы растут! По утрам я гуляю там с Челсиком, он – занимается спортом на стадионе. Мы с Челсиком всякий раз проходим мимо стадиона ни на кого не обращая внимания, потому что за стадионом, у небольшого ручья, у нас встреча с Барби. Челсик тянет меня так, что я едва успеваю переставлять ноги.
Наши соседи по очереди,  лысеющий, и тот, что с шевелюрой, с завистью прислушиваются к разговору. Незнакомец непринуждённо шутит, я непринуждённо смеюсь, а новые темы  для разговора находятся сами собой. Мне кажется, лысеющий уже  посматривает  на нас, как на потенциальных любовников.
А ведь мы действительно были бы красивой парой! Между прочим, я ещё очень даже ничего, не смотря на возраст, к которому у многих мох подружек народилось уже по парочке ребятишек. А я всё жду чего-то …
Мало-помалу очередь всё же движется. Она неповоротлива, как выползшая из норы после зимней спячки змея.
Вот  уже Рембо склоняется к кассовому окошку, а, значит, скоро нашему разговору  конец.
- Один до Санкт-Петербурга, - наконец-то произношу я давно заготовленную фразу. - … На любой поезд …
- До Санкт-Петербурга билетов нет, - почти сразу сообщает кассирша  будничным тоном  - ей-то что?!
- А на перекладных? – с умирающей надеждой в голосе спрашиваю я. – Через Псков … Осташков?  Всё равно, через какой город …
Кассирша пробегает  быстрыми пальцами по клавишам и без энтузиазма смотрит на экран монитора.
- Через Махачкалу устроит? – безэмоционально спрашивает она, и я не понимаю, это шутка такая, или выгодное (в моём-то положении!) предложение.
- Сами слышали, - с обидой говорю я  моему безымянному попутчику и немного отодвигаюсь в сторону. -  Через Махачкалу не хотите?
- Мдаааа, - тянет он и нерешительно топчется у окошка, не решаясь задать кассирше  вопрос, после которого последует такой  же ответ.
- Девушка, подождите! – раздаётся вдруг голос кассирши. – Есть три билета с Курского, и … только что появился один билет с Ленинградского. Видно, сдал кто-то … А я поймала (звучит не без гордости)…   Будете брать?
- Да! Да, конечно! – поспешно отвечаю я и начинаю лихорадочно рыться в сумочке в поисках убранного паспорта.
- Девушка, берите с Курского! - слышу    голос и невольно поворачиваю голову. В  глазах попутчика вспыхивают два зелёных огонька. Огоньки не просят, огоньки умоляют.
На меня вдруг всей своей мощью наваливается вокзальная  духота. Она утяжеляет моё сознание и мешает принять решение.
- Я не знаю … Мне с Ленинградского удобнее …
- Берите с Курского! – не говорит – просто настаивает мужчина с седой шевелюрой!
- С Курского! Даже не думайте! – вмешивается отчаянно лысеющий Рембо (и он ещё здесь!).
Очередь напряженно замирает. Кассирша не смотрит на монитор, она смотрит на меня.
- Девушка, думайте быстрее …
Зелёные звёздочки замирают в ожидании. Стоит мне сказать «с Курского», и они вспыхнут ещё ярче. Они готовы освещать весь мой путь, но только с Курского!
Вот, и, казалось бы: чего мне это стоит  взять билет с этого самого Курского? Но духота заполонила каждый миллиметр пространства и уже вершит своё черное дело. Всё уже сминается в безвольный комок напитанной влагой бумаги, всё обрывается одной фразой:
- С Ленинградского …
Кажется, даже кассирша разочарована!
Я ни на кого не смотрю, зато отчётливо ощущаю взгляды в спину. Кассирша что-то говорит, а я только киваю головой.
«Зачем?»
Откуда я знаю! Да, я хотела купить билет с Курского! Я хотела! Хотела! Хотела …
Поспешно убираю билет в сумочку и отхожу от кассы. Даже не поворачиваю головы! Пробормотала что-то типа «счастливо добраться», и убегаю как последняя трусиха. Тащу за собой как-то разом вдруг отяжелевший чемодан и стараюсь ни о чем не думать.
Кстати, о чемодане! Надо бы сдать его в багажное отделение – не таскать же за собой до полуночи!
В багажном отделении та же духота. Радует только то, что очередь здесь меньше, и свободные ячейки есть. Мой чемодан занимает одну из них, а я поднимаюсь в зал ожидания.
«Наверное, он уже купил билет, и топает к метро», - думаю я, и ещё несколько минут бесцельно брожу  там, где, по моему разумению,  точно его не встречу!
Впереди ещё целый день, который надо чем-то заполнить. Коротать его на вокзале я точно не намерена.


Я много раз видела как, постепенно приучая к блюдцу, особо непонятливых котят легонько тычут мордочкой в молоко. Котёнок сначала  начинает чихать, мотать головой, а потом ничего -  втягивается в процесс. И у людей случается нечто похожее: кто-то невидимый сталкивает тебя лоб в лоб с твоим же счастьем, а ты как слепой котёнок – ничего по сторонам не видишь! Казалось бы, прислушайся к вкусовым ощущениям, так ведь нет – слаще хочется! Или просто чего-то другого …

У «Комсомольской» людно. Из духоты вокзальной, через духоту уличную, плавно перемещаюсь в духоту подземную. Эскалаторы лениво тянут на себе пассажиров с увесистой поклажей. Несколько ступенек вниз и я – на платформе.
«Осторожно, двери закрываются! Следующая станция …»
Впрочем, всё равно, какая станция, лишь бы время в той части Москвы было  ко мне благосклонно и стрелки часов не вязли в жарком густом мареве.
Стою на краю платформы и гадаю: налево, или направо?
«Налево!» - командую я сама себе и устремляюсь в заданном направлении.
Зачем, спрашивается, так бежать, когда у тебя в запасе целый день? Я не знаю зачем, я просто бегу.
 Двери начинают съезжаться, я  едва  успеваю заскочить в вагон. Успеваю, но  тут же врезаюсь в чью-то широкую грудь. Грудь, под моим натиском, слегка отшатывается назад, а за моей спиной по инерции  встречаются две  руки. Я что-то бормочу в оправдание и поднимаю глаза.
- Вы?!
Его руки неохотно меня отпускают, но вагон конвульсионно дергается, и теперь уже я хватаю его за локоть. Нечаянно, разумеется. Вместо извинения просто смотрю на него.
Поезд набирает скорость, а мы так и стоим, не разжимая рук.
Снова убеждаюсь, как тесен мир. Ещё теснее – подземный московский мир.
- Я могу задать вам вопрос? – Два зелёных огонька буравят меня насквозь.
- Не стоит, - вяло отвечаю я, и поворачиваюсь  к нему вполоборота.
- Почему?
Поезд продолжает набирать скорость, и стук колёс становится невыносимым. Я привстаю на цыпочки и говорю ему в самое ухо:
- Потому что … потому что я не знаю на него ответа!
Мой безымянный попутчик  даже не улыбается. Мы молчим те оставшиеся две минуты, которые поезд едет до следующей станции. Вообще-то, мне дальше, но я выйду, потому  что это становится уже невыносимым.
Поезд останавливается у платформы. Двери открываются и выхожу. Он смотрит мне вслед непонимающим взглядом, пока я окончательно не сливаюсь с толпой.

Вот и всё. Моя поездка подходит к концу.  Состав медленно ползёт по мокрым  рельсам вдоль высокого серого забора. Дружище Питер встречает   моросящим дождиком.
Меня никто не встречает. Мой друг, любовник, бой-френд, сожитель  – даже не знаю, как его назвать – очень  не любит вставать рано. У него после ранних подъёмов весь день насмарку и я, зная это, предпочитаю добираться на метро. Мне-то что: я – птичка ранняя.
В динамике слышаться несколько щелчков и продолжительный шорох, неприятный уху. Наконец он откашливается и изливается наилучшими пожеланиями в связи с прибытием в город на Неве. За окном медленно проплывает перрон с встречающими.
«Город над вольной Невой ...», - мысленно начинаю напевать я – обычно эта песня звучит по прибытии. Но сегодня, в порядке исключения, или ещё по какой причине, из динамика  вырывается ритмичная современная мелодия.
«Странно», - думаю я, и выхожу в узкий коридор.
В коридоре звучит та же мелодия. Я прислушиваюсь и отчётливо слышу слова:

                Твои зелёные глаза
                Цвета лета
                Помни это …

Вот и всё. Я вяло бреду по вагону, путаясь в собственных ногах.