Семейный альбом. Глава II. Раскулачивание
В 1922 году была первая волна «охоты на ведьм» – раскулачивания. Середняки, как тогда называли зажиточных хозяев, не применявших частный наемный труд, были объявлены вне закона и раскулачены вместе с кулаками – богатыми хозяевами, державшими батраков – наемных рабочих. Раскулачивание описано в романе Б. Можаева «Мужики и бабы». И хотя у Можаева действие происходило на Рязанщине, но я, читая, удивлялась тому, как все было похоже на папины рассказы, вплоть до некоторых эпизодов. Невольно возникала мысль о глобальном масштабе режиссера, спланировавшего и воплотившего этот жуткий сценарий.
Раскулачивали их в зиму – в начале сентября, взяли все подчистую, не считаясь с тем, что были и маленькие дети в семье, ведь папины братья были уже женаты, но не отделялись от семьи, жили все вместе.На момент раскулачивания в семье было 18 человек. Только старшая дочь Полина в это время уже вышла замуж и жила с семьей в городе. Младшая - Татьяна - жила в семье отца вместе со своей дочкой, была она "солдатка" - вдова: муж ее ушел на фронт в первую Мировую Войну, и не вернулся.
Семью выгнали из дома на улицу в буквальном смысле этого слова «в чем были». Те, кто в это время был дома, хоть одеться успели, а папа, самый младший в семье, ему было 11 лет, со своим двоюродным братом находились в это время в тайге на заимке. Их отправили туда с лошадьми на лето: должны были жеребиться кобылы. Раз в неделю к ним приезжал кто-нибудь из старших проведать, и продукты привозили. «А тут, – вспоминал папа, – прошло три недели, продукты все кончились, кобылы ожеребились, да и холодно стало, мы в одних рубашках и босиком. Опять же в школу пора. Собрались мы, сели на кобыл, жеребята сзади трусят, и поехали в село, это километров восемь. Въезжаем, а на окраине села, жил наш двоюродный дядька, он-то нас первым и увидел, кротькама зазвал к себе, и все рассказал».
Однако здесь надо уточнить, что раскулачивали семью Качановых одними из первых, ведь, если заглянуть в учебник истории, настоящая охота на кулаков и середняков разгорелась куда позже. И причина была в следующем. Не только богатство этой семьи было бельмом на глазу у тех, кто не умел и не хотел "в поте труда добывать свой хлеб», но и их вера в Бога. Дед Николай Петрович был к тому времени пресвитером в баптисткой общине. Его посадили в ледник (холодный погреб), чтобы одумался, а семью выгнали на улицу. Дед просидел несколько дней, сколько – не знаю, но успел поседеть и застудить на всю жизнь ноги. Когда в очередной раз его стал допрашивать затянутый в кожанку активист, и требовать отречения от веры, он поднял палец и, как Галилео Галилей, сказал: «И все-таки она вертится». Его мучители-невежды не поняли этого намека и решили, что он сошел с ума, а значит, больше не опасен, и отпустили его.
Пережить зиму помогли следующие обстоятельства. Во-первых, у Татьяны была ножная зингеровская швейная машинка. При раскулачивании, когда за машинку ухватились активисты погрома, Татьяна вцепилась в нее, что, мол, это подарок мужа, погибшего в войну. Татьяна с дочерью ушли жить в семью мужа, и машинка спасла семью от голодной смерти: Татьяна шила, а расплачивались за шитье все больше продуктами. Помогло и то, что дед Николай Петрович был очень добропорядочный человек. Жил зажиточно, легко давал в долг, часто без отдачи, многим помогал «стать на ноги», и когда случилась беда, большинство односельчан ему сочувствовали и помогали. Зачастую скрытно, опасаясь вслух выразить сочувствие потерпевшим или показать недовольство власть предержащими, приходили и отдавали долги, о которых Николай Петрович давно забыл. Но папа в эту зиму не ходил в школу, морозы в Сибири известно какие, а у него не было соответствующей одежды (как говорил папа «не было у меня ни пимов, ни полушубка»). Зима и весна выдались тяжелейшими: одна за другой, заболев тифом, умерли Анастасия Назаровна и Татьяна.
Весной из Москвы пришла депеша о перегибах на местах. Семье отца, признав, что они не кулаки, а середняки, кое-что, что не успели разграбить, вернули. Но дом стал народным достоянием – в нем уже разместили школу. Вот так, собственно, и кончается сибирский период жизни моего папы.
На фотографии: Николай Петрович Качанов, 1932 год
Свидетельство о публикации №212080200100
Владимир Байков 23.07.2017 18:46 Заявить о нарушении
Спасибо за интерес и отклик.
С уважением,
Ольга Безуглова 10.08.2017 14:16 Заявить о нарушении