Притча о слепых зрителях

Если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму
Новый завет

Сюжетно эту картину Брегеля-старшего можно считать примером Mortis Saltatio (Пляска смерти) – идущим от античной традиции аллегорическим жанром: персонифицированная смерть ведет в могилу цепочку людей. Евангельская подоплека иная: у Матфея притча говорит о духовной нищете, слепцам, претендующим на роль вожаков, Христос уподобляет фарисеев. «Люди погрязли в грехах и потому скатываются в болото» - такова стандартная трактовка этой картины сеньора (senior – старший в семье) Брейгеля. Что же, попробуем, как водится у нас в рубрике, по-новому прочитать это полотно и разобрать, с чем же обращается к нам Питер. А он, конечно, обращается, ибо большой мастер никогда не станет расточать свой талант на обличение и сатиру, но будет искать в себе силы, чтобы наставить на путь истинный и повести за собой.

Собственно, я проговорился. Ведь именно в наставничестве и лидерстве заключен мессидж Брейгеля.. Если отвлечься от фигур слепцов, можно увидеть что мы, подобно васнецовскому витязю, находимся на перепутье: направо пойдешь – в пруд упадешь, налево пойдешь – в храм попадешь. Вот она – суть обращения.

А теперь ответьте на вопрос, кто единственный зрячий участник описываемого действа? Именно для этого вопроса, а точнее ответа, а не сатиры ради, создавал Брейгель свой шедевр, ибо ответ на этот вопрос – ты. Ты, зритель. Ты один не ослеплен лживыми посулами, ты один видишь, что происходит вокруг, и только ты можешь спасти заблудшую паству. Этой милости ждет от тебя Автор, этой милостыни ждет от тебя всякий слепец. Взгляните на левую руку четвертого путника – вот куда нужно вложить свой дар зрителю. Группа слепых не зря разделена надвое: между четвертым и пятым расстояние во всю длину палки. А ровно посередине ее, над ладонью молящего – шпиль церкви, вознесенный к Богу. Это точка баланса, весы, на одной чаши которых двое падших, по другую – четверо идущих к обрыву.

Эти четверо разные: первый слева только прислушивается, ему почудилось, что впереди что-то произошло. Второй уже знает, что случилось что-то недоброе, он озабочен. Третий уже слышит шум падения, он напуган, но в оцепенении готов положиться на плечо соседа. Наконец, четвертый, знает, что впереди – обрыв, он уже чувствует пропасть под ногами, он почти прозрел, но еще не может, не умеет отпустить палку, которой привык доверять. Он боится остаться без точки опоры, без указующего перста. Он не знает, что стоит ему сделать лишь шаг, как он обретет истинный путь и совсем скоро сможет быть под сенью могучего и всевидящего покровителя. Он ждет лишь слова, в конце концов, он не глухой. Больше того, он не слепой от рождения – а ослепленный (медики не дадут соврать), попутанный бесом. Одним словом, читатель, ты можешь обратить четверых страждущих. Произнесешь ли ты его, укажешь ли путь?

Но и этого мало. Указать путь – полдела. Если ты зряч, то можешь спасти и падших. Тот первый, что уже в болоте, посмотрите – он тянется своей палкой к суше, к твердыне. Да, он упал, но ноги его на берегу, чулки его сухи и чисты, даже музыка его не вся ушла в пучину неверия. Да и слепой ли он? Ведь мы не видим его глаз. Быть может, его пихнули в спину, толкнув в яму. Он еще может быть спасен и он должен быть спасен. Тобой, мой зрячий зритель.

Единственный персонаж, сочувствия к которому не требует Брейгель – пятый. Центральная фигура. Он уже толкнул одного и тянет за собой остальных. Вот он - истинный поводырь, лжепророк, олицетворение греха, та самая Mortis Saltatio. Его борода желта, как желта борода Иуды. Над его головой высится осина – иудино дерево. Его взор – да, взор, - устремлен и осмыслен. Его руки сильны, а челюсти безжалостны, как безжалостно любое зло. Но и он будет прощен, но уже не нами, зритель. Он тоже одной ногой сух и бел. Его белая шапочка повторена в ветвях дерева, ибо в другой жизни он все равно вернется в лоно церкви, к которой тянутся ветви осины. Все могут быть спасены, все должны быть спасены – вот смысл нового, брейгельского, завета.