Филя. Часть первая

Вот и всё. Это случилось. Это всегда случается. И это всегда случается неожиданно и всегда намного раньше, чем ожидаешь…

…Назавтра было Рождество. «Хорошо, - подумала я, - все дома, поспим подольше». Ага, сейчас! В семь утра позвонила свекровь:

- Володя, у меня дверь не открывается и не закрывается, ничего с ней сделать не могу. Приезжай, сделай, а то мне и не выйти никуда.

Муж собрал инструмент и начал одеваться.

- Пап, и я с тобой! – запросилась дочь.

- Одевайтесь теплее, а то на улице тридцать пять сегодня, - подсказала я, и они уехали к Катиной бабушке.

Кирпичный пятиэтажный дом, в котором живёт свекровь, старый – лет 50 ему, не меньше. Дверная коробка, видимо, чуть покосилась, и замок заклинило. Пока муж мучился с ним, прошло полдня. Домой они с Катей приехали в три часа, когда на улице уже начинались голубые сумерки, а воздух от мороза казался густым. Папа с дочей ввалились в квартиру, принеся с собой холод и запах снега.

- Не замёрзли? – спросила я.

- Да нет, мам, мы-то не замёрзли. А вот там, на остановке, под лавкой, собачка маленькая лежит, - вот она замёрзла.

- И? – спросила я, с тоской понимая, что, кажется, начинает мне светить очередная заковыка.

- Мам, она, знаешь, такая маленькая, лежит под лавкой и трясётся. Ей кто-то туда картоночку постелил, и вот она лежит на этой картонке, а лапочки у неё трясутся и стучат по картону.

Я молчала.
- Мам? – просящее проговорила Катя, стоя у меня за спиной.
- Что?
- А может, мы возьмём её к себе? На время. Просто погреться.
- Что значит «на время»?
- Ну, пока морозы не ослабеют. Покормим пока, а потом выпустим, когда оттепель будет.
- Что значит «выпустим»? Морозы, может, ещё недели две простоят. За это время собачка к нам привыкнет, а мы её потом выпустим. И получится, что мы её не выпустили, а выгнали, а это – предательство!
- Мам, она же замёрзнет к утру, там так холодно!
Аргумент был весомым.

Я стояла на кухне и смотрела в окно: на улице всё было розово-голубым. Длинные синие тени от берёз протянулись по снегу. За проходящими машинами клубился пар. Пассажиры, сойдя с транспорта, торопливо шли с поднятыми воротниками по домам. Никому не пожелаешь в такой мороз ночевать под лавкой…

- А ты понимаешь, что собачку надо не только кормить, но ей ещё и в туалет захочется, а для этого на улицу надо выходить?
- Я буду, буду! – закивала головой дочь.
- А выходить с ней надо раза два, а то и три в день.
- Ну и что? Сколько надо, столько и буду!
- Кать, это ведь надо будет делать в любую погоду. А потом ещё и помыть, чтобы она грязными лапами в квартире не нашлёпала.
- Я помою, честное слово! Мам, давай возьмём, а?

Я думала. Сложно было принять решение: я прекрасно понимала, что заботы о животинке медленно, но верно перелягут на меня. Отказать? Собачка, конечно, действительно может замёрзнуть. С другой стороны, а сколько таких собачек? Разве всех их подберёшь? Но ведь когда-то может наступить такой момент, когда я состарюсь, и моя взрослая уже дочь мне скажет: «Мам, а вот помнишь, ты мне не разрешила маленькую собачку взять? Она, навер-ное, замёрзла. Мама, ты – жестокая женщина!»

- Мам, ну, что? – уже без особой надежды спросила Катя.
- Как хочешь, решай сама, - ответила я.

Шуба, шапка, сапоги – и ребёнка уже не было дома!

За то время, пока дочь  бежала к остановке, мимо собачки прошла женщина. Из её сумки торчал длиннющий батон. Он так восхитительно пах, что собачка встала на одеревеневшие от мороза лапки и поплелась за батоном. Женщина перешла на другую сторону улицы и вошла в подъезд, а собачка осталась у закрытой двери.
 
Катя подошла к остановке – собачки нет.

- Собачку не видели маленькую? – начала она спрашивать у людей, ожидавших транспорт. Кто-то ей подсказал, куда ушла собачка, и она побежала на её поиски.

Когда я взглянула в окно, то увидела, как Катя моя шагает решительными широкими шагами в сторону дома. «Ну, похоже, не нашла», - подумала я. Не тут-то было! В прихожку ввалилась доча, таща под мышкой маленькое чёрное существо. Вот почему мне показалось, что собаки не было: шуба-то тоже была чёрная.

Посадив дрожащую собачонку у входной двери, Катя заторопилась в ванную: открыла горячую воду и начала искать шампунь от блох, который остался ещё от нашей кошки.

Собачка смотрела из тёмной прихожки на меня, и глаза её горели густым красным светом.
 
«Ничего себе, - подумала я, - обычно ведь зелёным глаза-то у них отсвечивают, а у этой – красные. Злая, наверное…»

Тут Катюшка подхватила собачку совершенно бесцеремонным образом под пузо, потащила её в ванную и аккуратно посадила в воду.

- Ты что, это ж кипяток!? – возмутилась я, пощупав воду. – Сварится ведь!
- Не сварится, - уверенно заявила новоиспечённая собачница. – Пусть погреется, а то вон как трясётся.

Она плескала воду на собачку, стараясь как следует намочить шерсть. «Господи, как бы не укусила, чужая ведь!» - подумала я, но собака только моргала и жмурилась, а потом положила голову Кате на руку и закрыла глаза.

- Чего это она? Уж не околевать ли собралась? – испугалась я.
- Неее, это её от тепла разморило! – успокоила меня доча.

На помывку собачки ушёл целый пузырёк шампуня, околевшие блохи дружными рядами утекали в слив. Заодно обнаружили, что собачка – совсем даже не она, а он, и на его шее был ошейник, сделанный из обрезка брезентового ремня. Концы ошейника были накрепко сшиты суровыми нитками, и это было сделано так давно, что ошейник врос в шею в буквальном смысле слова: кожа над и под ошейником бугрилась, и дышать собачке было уже нелегко. Острыми ножницами мы еле разрезали эту удавку.

Большое полотенце впитало воду из густющей, с шикарными колтунами, шерсти.

- Всё равно сырой, зябнуть будет. Давай феном посушим, - предложила Катя.

Это предложение новоявленному питомцу категорически не понравилось: он  вырывался, рычал на шумящий фен, старался укусить его и, наконец, сбежал под Катину кровать.

- Обиделся, - заключила Катя.
- Конечно, то в кипяток макаешь, то мозги проветриваешь! – сказала я. – Накорми лучше.

Предложенная еда – тюря из чёрного хлеба и тёплого молока, - была принята  благожелательно. Затем пёсик улёгся на кухне под стол, прижавшись к нестерпимо горячей батарее, и заснул.

Вечером Катя собралась выгуливать пса. Поскольку ошейников в нашем доме не водилось, то пришлось идти так.

- Пошли гулять! – скомандовала доча, и пёс послушно выскочил за порог и смело вошёл в открывшуюся дверь лифта, как будто давно с ним был знаком.

Прогулка оказалась занимательной: кроме того, что пёс управлялся со своими собачьими делами, он ни на минуту не выпускал из виду свою новую хозяйку, и как только на горизонте появлялся прохожий, то сейчас же ему псом предъявлялись требования ходить куда подальше или не ходить тут совсем. Мытьё лап после прогулки было воспринято как само собой разумеющееся дело.

На ночь у входной двери был постелен коврик, связанный ещё моей бабушкой, и собак улёгся на него, как только ему сказали «место!».

Продолжение следует...