Записки курсанта 6

Отпуск после второго курса.

Чем он был интересен? Честно говоря, вспоминается с трудом. Конечно поездка через Москву из Казани. Москва, ВДНХ, Третьяковка. Умудрился не напороться на патруль. И то хорошо. Сел на родной поезд. В купе с двумя какими-то мужиками из Гродно, с которыми пили всю дорогу. Парень помоложе предложил мне поехать в Гродно к нему домой, еще посидеть, выпить. Но я не согласился. В первую очередь к маме, домой. Она ждет. До Гродно я уже отрезвел. Не ехать же к маме пьяным. Утром умился, привел себя в порядок, как всего, сначала в комендатуру, потом домой. По дороге к дому ко мне бегут две мои племянницы, виснут на руках, обнимаются. Малышки еще лет 7. Родные мои. Как же я рад всех видеть. Так и понес их домой.

Обнялись с мамой. Обед, брат пришел. Надо было приниматся за работу над папиным памятником. Выбрали камень, заплатили художнику, строителям, в общем, все как надо сделали. Художник золотом вытеснил фамилию, имя, отчество. Есть такое сусальное золото. До сих пор так и стоит. Сделали оградку, как бы клеточками, в каждой звезда золотистого цвета. Кстати, эту оградку потом для многих людей хотели псотавить и спрашивалои у нас разрешения срисовать ее. Но первая была наша. Мама придумала.

Так за работой кажется неделя прошла. Потом к ребятам. Как видите, я уже изменился. В первую очередь к семье, а потом - друзья. Наконец начал становится мужчиной. Ну а где друзья, там конечно пьянки, водка, девчонки. Она, моя первая любовь уже была замужем и у нас в кампании не появлялась. Да и ребенок у нее. Для меня тогда это уже было табу. Я не должен был ей мешать, раз она нашла свое счастье (что в последствии оказалось совсем не так).
Каких-то особых интересных случаев у меня в отпуске и не было. Прошел он быстро. К концу отпуска, примерно, за неделю до окончания, я почувствовал, что хочу обратно, в училище, к ребятам. С ними я провел уже два года в одной казарме, ели из одного бачка. Если говорят, что чтобы человека узнать, надо пуд соли сьест, так это как раз два года, проведенные вместе. И знали мы, на кого можно надеятся, на кого нельзя,  кто подвести может, кто в науках горазд, а кто нет. Кому можно в самоход ходить, а кто всякий раз попадается.

Вернулся в училище, опять был в Москве, в Казани еще денек у родных. А потом училище.
- Здорово, Наумыч.
- Привет Славочка, Юрик, ребята, как же я соскучился.
Снова улыбки, рассказы, кто, где, когда , с кем, сколько выпили и так далее. На следующий день строевой смотр и начало занятий. И тут мы узнаем, что наш начальник училища уходит на пенсию. До слез было жалко Ивана Григорьевича. Он поднял это училище. Приехав из Германии в те голодные послевоенные, он мназначил своего командира танка начальником столовой. Тот выдавал курсантам ложки из-под полы. НО отстроил столовую в два этажа, где 2 тысячи курсантов питались в одну смену. Каша гречневая была такая рассыпчатая. Зимой котлеты, что было невиданной роскошью. И вот он уходит. До ухода, уже зимой, в декабре, училище решил посетить МО СССР маршал Советского Союза Гречко Андрей Антонович. Мы ждали его  весь день. Стояли в строю, мерзли. Тренировались, снова мерзли. Обедать и снова в строй. И только около 7 вечера он приехал, поздоровался с нами, прошел вдоль строя, остановился возле нашей роты и спросил у кого-то из нас;
- А чего пошли в танлкисты? Почему не в авиацию.
- Танки любим, товарищ маршал
Повернулся и пошел от нас. А в свите у него Кутахов, главком авиации, повернулся, улыбаясь погрозил кулаком. Вот и вся встреча.

После этого Начальника училища сменил другой генерал. Его мы не любили так, как Ивана Григорьевича. К слову, Иван Григорьевич получил Героя Советского Союза за случай, вошедший, если не ошибаюсь во все учебники истории советского военного искусства. Его батальону надо было захватить мост. Он погасил огни и пристроился в хвост немецкому танковому батальону, прошел мост и остановился на другой стороне. Снял караулы и уже не отдал мост никому. Вот такой у нас был генерал. Сейчас он уже умер, прах его покоится в Казани. Каждый раз на встрече ребята кладут цветы к его могиле.

Ну а тогда приход нового начальника училища совпал с появлением новых армейских уставов. различие небольшое. Но оно больно ударило по нашему личному времени. "В увольнение одновременно может быть уволено до 30% личного состава роты." А чтобы сходили все, роту разделили. 30% - в субботу после обеда до вечера, 30% в воскресенье до обеда, 30% - после обеда до вечера. Если раньше мы уходили на два выходных дня, то сейчас - фиг вам. Что делать? Мы боролись, как могли. И к замполиту ходили и выше писали. Результата не было. Как сказал однажды замполит,
-Видите, написано "может быть уволено". А что это значит? Значит, может выть, а может и не быть.

Сейчас смешно. а тогда не до смеха, многие женаты, хотят к семьям. Долго мы боролись за свои права, пока не доказали начальнику училища, что 3-4 курс - более самостоятельный, может ходить в увольнение согласно приказу начальника училищса на субботу-воскресенье. Первая победа достигнута. Много таких мелких побед будет еще впереди. Мы не боролись за свои права, как дициденты или противники власти. Просто хотели быть как все люди в стране. Мы были молоды, хотели отдыхать, ходить на танцы, любить. А нас просто ограничивали во всем. Да еще в столовой в компот подливали бром, чтобы мы не слишком нервничали, а точнее не слишком хотели бегать в самоволки к девочкам.

Зимой на третьем курсе состоялся наш первый 500-километровый марш. Возглавлял марш преподаватель тактики подполковник Громыко. Мы прозвали его Громыхало. У него была качающаяся походка, руки он держал, как крылья, в стороны, и шагал так, как будто ноги его летали в разные стороны, в такую развалку. Странноватый мужик, он попадал под все подколки, которые были только возможны. Однажды я стоял в карауле у знамени училища. И вот слышу шаги по лестнице. напрягся. Слышу скрип двери, а она в стороне. Кричу "Стой, кто идет". В ответ 
- Да уже никто не идет.
- Стой стрелят буду, - заорал я, передернув затвор, сделал выстрел вверх. представляете, учебный корпус, учебный потдел на втором этаже, потолок прошила очеред. Грохот, выскакиваю в коридор, там этот Громныхало лежит на полу, распластавшись и орет;
- Ты что ж это делаешь.
А я ему - лежать.
И  нажимаю кнопку вызова начальника караула. Пока они проснулись, пока прибежали, я его на полу и держал. Ох он ругался потом. Пока не появился начальник учебного отдела, вызвал его к себе. Потом меня, поблагодарил за службу. Устав есть устав. Часовой подчинаэтся начальнику карау;ла, а не дежурному.

Вот такой мужик возглавил наш марш. Но дело не в нем. За трое суток каждый из нас сидел за рычагами танка около 200 километров. После марша я мог сказать, что машиной овладел хорошо. Чувствовал в ней себя нормально, удобно.

Ну а в марте 1976 мы отравились в Тоцкие лагеря на производство стрельб штатным снарядом. Это первый наш большой выезд. О лагерях под Тоцком следует сказать, что там была испытана первая ядерная бомба СССР. Я был в эпицентре ядерного взрыва. Там в тот момент была черная обугленная земля.
Вот туда, в Тоцкие лагеря мы и поехали. Остановка в Куйбышеве и пересадка. Свалили вещи на вокзале, назначили ответственных дежурных и свалили гулять по городу и соответственно по питейным заведениям. Вернулись на вокзал и поехали дальше. ОСтановка в Ульяновске, меня встретил мой брат, поговорили, и дальше. ОСтановка в Тоцком. Печальное местечко, небольшой поселок, весь занесен снегом. Дальше пешком до лагеря. Наши предшественники очистили место, вывезя несколько пульманов снега, огромное пространство. Мы только приняли несколько вагонов со снарядами, разгрусили, отвезли на место, разгрузили. Жили в палатках, холодрыга. Спали, не снимая зимних комбинезонов. Я те стрельбы почти не запомнил. Холодно. Днем провели занятия подготовительные. Потом ночьные стрельбы, потом дневные. Трудно было? Не заметил. Отстрелял и все. Правда, было несколько приколов. НОчью стрельба - только мишени на подсветке, как бы стреляют. Стрельба закончена, танки на рубеже прекращения огня. Проверили пушки, разрядили, пулеметы тоже. НО как всегда, кто-то забыл. Пушки вверх, разворачиваются назад. Преподаватель включает свет на вышке. Кто-то из курсантов в танке увидел свет и шарахнул туда очередь из пулемета. Вся толпа рухнула вниз с вышки. Никто не пострадал.

После этих приключений вернулись в Казань, в училище. Там еще зима, хоть и март. Едем на вожддение танков. Преподаватель майор Костя Ям-в. Курсант залезает в танк, завел, поехал. Едет едет, ничего не видит, начинает рыскать носном , но едет ночью, ни фига не видно. Вдруг улавливает в прибор ночного видения человека, похожего на нашего преподавателя в комбезе. Едет на него. Тот пятится от танка задом, доходит до вышки, упирается спиной в стену. Все, бледнеет. Тут танк останавливается, открывается люк механика, появляется радостная голова курсанта с вопросом:
- Тов. майор, а дальше куда ехать?
В ответ дикая нецензурная брань. С этого момента наш Костя (преподаватель) всегда сидел наверху кургана 0.2 и командовал по громкоговорителю (матюгальник) что-то типа:
- Эй ты, х.. с горы, к машине.
И так далее.
Так весело проходил третий курс. У нас сменился комбат, потом замполит. Комбат был высокого роста, замполит маленького, как Пат и Паташонок. Так они и ходили по училищу. На третьем курсе нам перевели курсанта по фамилии Бородавка. Ну ничего, нормальный курсант. Только одна проблема, попадался в самоволках. А как только попадался, на построении батальона комбат вызывал его перед строем и говорил:
- Товарищи курсанты. Вот эта бородавка на здоровом теле нашего батальона, мешает нам хорошо жить.

Мы уже привыкли к этим перлам, даже не смеялись. Забегая вперед скажу, что курсант этот, поехав после третьего курса в отпуск, поменял фамилию на мамину и стал Степанов. Но комбат, найдя выход, всегда говорил:
- Вот этот курсант Степанов, бывшая бородавка на здоровом теле нашего батальона, мешает нам хорошо жить.

Подошли экзамены, зачеты. Многие зачеты сдавали автоматом, если в течение года хорошо учились. Впереди шли я и мой друг Славик. По электродинамике были задачки. И вот преподаватель сказал, если кто хочет, пусть приходит сдавать досрочно. Мы со Славкой пришли. Получили задачки. Тот сдал, я пролетел. Подошел и попросил еще. Снова пролетел, подошел и попросил еще.
- надоел ты мне, Наумов. Иди, зачет.
Бывало и такое. Ну экзамен с воза , кобыле легче. Один за однимпосдавали все экзамены. Снова отпуск. Снова дикая радость. Сразу договариваемся с ребятами, чтго приедем в Москву, встретимся, гуднем пару дней, а потом поедем в Казань. А сейчас - домой.