Данаида

«Данаида»
Сельская зарисовка
   В прошлое воскресенье,  поздним утречком мы вместе с женой выдвинулись в сторону дачно-фазендных угодий.  Я решил помахать бензопилой на раскряжевке липы, а моя благоверная просто поработать на свежем воздухе,  обновить запасы зелени в холодильнике и копнуть молодой картошечки. День обещался быть приятным во всех отношениях. По небу ползли тучки, было комфортно, да и комары перекочевали ближе к речке, насладится кровушкой пловцов и пловчих.
   Блямзнув калиткой мы увидели непривычную картину. Куры нервно толпились у кормушки, кошачий пансион всем коллективом мяукал и колосил хвостами, а пёс Дружок тявкал и гремел цепью, требуя свой супчик из куриных лапок. Сам хозяин фазенды топтался возле сарая, куда-то поглядывая из-за приоткрытой двери. Увидев нас, молча, поманил рукой.
   - Глянь-ка, это муляж, аль человек? Может яблоком кинуть?– он показывал в сторону соседского забора. Под забором лежал мой фронт работ в виде липовых брёвнышек привезенных прошлой осенью. Над забором возвышалась невысокая крыша соседской баньки. Я подошёл ближе. На крыше лежало нечто «цвета бедра испуганной нимфы». Нечто было голым.  Мелькнула мысль, «резиновая Зина сбежала с магазина». Но что-то подсказывало, нет, это не розыгрыш. Ну, кто в здравом уме выложит продукт из специального магазина на крышу бани для просушки. Детальное изучение ступней, тонких пальчиков с педикюром и грязные пятки вопияли о нечто другом.
   - Срамота, стыдобища, - за нашими спинами едко фыркнула подошедшая ближе жена. Старцы, изучавшие Сусанну, нервно засуетились и, спотыкаясь, занялись насущными делами. Прародитель стал кормить хозяйство, а потом, озираясь, скрылся в теплице. Я, скинув рубашку, прокрался к забору обхватил бревно потолще,  поволок его к верстаку. Супруга стала с остервенением выкапывать чеснок. Что-то, шипя себе под нос о падении нравов в сельской местности.
   О «штиле» пришлось забыть. Шуметь было нельзя. В ход пошла ножовка. Я пилил бревно как Пигмалион Галатею, нежно, но с риском получить косоглазие. Редко можно увидеть такой ракурс. Если только наблюдая из окопа за ползущим в атаку женским батальоном смерти. Работа спорилась как в старом итальянском фильме. Я вновь и вновь устремлялся к заветному забору, наслаждаясь крем-брюле плоти.  Тело парило над серой крышей обыденности как озаряемое солнцем облачко.  Как Даная под золотым дождём. Каждое новое бревно давало возможность более глубокого изучения выпуклостей и трещинок Данаиды. Где-то скрипела дверца теплицы, шёл густой дух молодого чеснока. От прилива сил раскалилась ножовка. Но тут «манекен» пошевелился, не спеша, томно надел халатик и исчез. Последнее бревно давалось очень тяжело. Появилась астматическая одышка. Огнём загорелся локоть. Настроение испортилось как старый «пинотекс», которым замазывались торцы брёвен. А жена, повеселевшим голосом  командовала, кому таскать чеснок, кому копать картошку. И что-то, мурлыча себе под нос,  стала рвать укроп.
   Шествуя домой под грузом плодов лета, поддакивая супруге об общем падении морали и нравов. Я задумчиво изучал июльское  небо. По расплескавшейся лазури пышно кучерявились бегущие облачка. И в каждом вспоминалось, вспоминалось, вспоминалось…..