Пришествие дьявола. Глава 32

Глава 32.

Эти дождливые осенние дни для тех травниц, что боролись за жизнь свя-щенника, показались хмурыми и долгими. Они пришли на рассвете, немые и истощенные, чтобы вылечить пастыря, и через один рассвет он пришел в сознание. Они дали ему ту крепь, за которую он ухватился, как за соломинку, и оживал, витая между жизнью и смертью.
 Цветы его сада, что накануне, казалось, завяли навсегда, снова расцвели. И ярко, и вожделенно пахли.
 Что привело травниц в трудный час? Кто бы знал. Откуда они прослыша-ли о его беде? Только молитвы могли им подсказать это. Знали ли они, что свя-щенник стал таким же, как они – он никогда не заговорит, его объединила с ними общая беда. Когда-то в молодости они были изнасилованы при нашествии варваров в их городок, что за озерами Йыкси горной гряды Раадъярв. Магистр выжил и чтобы никто в округе не узнал, каким издевательствам подверглись горожане, он отправил своих палачей отрезать языки тем, кто много может рассказать. И ушли те женщины в скитания, и стали колдуньями, лекарками и травницами.
Старухи были встревожены, и постоянно своими жестами указывали Кристине на Коден, откуда идет угроза.
Инквизитор, как безумный, вершил свой суд, в жернова его судилища по-падали все новые и новые невинные люди, кричавшие под пытками, что они еретики, колдуны, ведьмы, отступники, и в лесах крестьяне с окрестностей стали находили истерзанных беглецов и беглянок из Кодена. Либо их настигала стража на лошадях, либо волки, отбившиеся от стай, покинувших эти места. На кладбищах, наподобие горок кротов, росли могильные холмы с неопознанными останками людей.
Несчастные жертвы Инквизитора доносили на всех, даже на своих мате-рей, отцов, братьев и сестер. Доносы на священника сыпались, как осенние ли-стья, его имя называли в свои последние мгновения жизни те мученики, которым крошили кости на допросах. Но Инквизитор никого не присылал… Священник, бредивший от жара, кричал его имя - обращался к нему. И знахаркам казалось, что Господь заберет его, но больной снова и снова опускаясь в неисчерпаемые глубины тьмы - выкарабкивался наружу, и после выпитых ведер воды, он, наконец поел наваристой ячменной похлебки на лосятине.
Когда донеслись дурные вести, когда нашлись те, кто  подтвердил из пер-вых уст, что после закрытого суда Инквизитор ведет смертельные пытки над Мартой  - Кристина впала в отчаяние. Один из крестьян проезжавшего обоза сказал, что Марта сама отдалась в руки Инквизиции. И Кристине показалось,  что Марта это сделала с умыслом, чтобы утянуть за собой священника. Именно об этом шептали непрекращающиеся осенние ветры. Ветрам не было ни до кого дела, они гнули деревья как гибкие прутья, ворошили сухие листья и словно доносили топот копыт стреноженных лошадей. Инквизитор упорно молчал и не вызывал священника, но было ощущение, что вот-вот заскрежещет ржавым железом инквизиторская клетка, заскрипит колесами и проглотит очередную жертву. И каждый ночной звук, и даже утренний стук дятла воспринимались как приближение зловещего кортежа. Поздними вечерами, в лесу уже не слышалось волчьего воя, звери перестали выть, будто дождались господина, притихли совы, и лишь ветер скрипел и скрипел.
Отец Марк начал медленно передвигаться, и жестом попросил сопровож-дать его в сад - было видно по его горящим, грустным глазам, что теперь, в отмеренный Богом остаток жизни, он не намерен сдаваться, пусть он не скажет ни слова, не проведет ни одной проповеди, ему суждено будет молчать, но свершится то, что должно свершиться. Новым неуловимым блеском засветились его глаза.
Весть о случившемся с ним долетела до Кодена довольно поздно, но потрясла всех настолько, что люди вдруг понесли вино, хорошо перебродивший квас и пищу. Еще не успевала рассеяться тьма, как на пороге стояли кувшины, накрытые полотенцами лепешки из желудевой муки, яблоки и вяленое мясо. И делалось это незаметно – недремлющее око Инквизитора могло обнаружить пособников отлученного от церкви викария, который все передавал записки, где подтверждал, что будет с каждым в эти тяжелые времена (несмотря на их просьбы уезжать), наставлял молиться о благодати для приезжающего священника, писал, что  прощает тех, кто замышлял зло и молится о спасении их души.
Он  изменился неузнаваемо: хотя старые шрамы зажили, побелел как лунь, лицо по лошадиному вытянулось, его изрезали рытвины и морщины; тень от черных кругов, что пролегли под глазами запала, казалось, глубоко внутрь, в самый взгляд. Манера ходьбы его стала намного тверже, несмотря на обнаружившуюся хромоту. Но одно новое свойство все очевиднее себя проявляло. Священник стал сентиментальным. Кристина не раз замечала, как от слез мокнут его глаза. Вот и теперь, встречая  ее с завтраком на подносе, он заволновался, протянул руку, и ... заметив, как дрожит ладонь, спрятал ее. Кристина поспешила, вышла и долго не возвращалась. А он подбрасывал в камин дровишек и разговаривал с огнем, пока не обнаружил на своей шее ее сплетенные руки, так бесшумно она вернулась. Она прикоснулась подушками пальцев к его глазам и пролепетала на одном дыхании:
-Мне кажется, нынешней ночью я повидаюсь с мертвыми...
Он отмахнулся как от назойливой мухи, поднял вверх руки, попутно задев сложенную утром поленницу у камина, и торопливо снял ее пальцы, которыми она закрыла  лицо. На бумаге он написал ей: «Давай оставим мертвых в покое».
-Но они не оставляют нас...
Он заходил по комнате взад-вперед, покачивая головой, как неваляшка. Потом опять сел перед камином и долго, и сосредоточенно смотрел на нее. Кристина тоже изменилась за период его болезни. Стала худой как щепка, в глазах больше страха, но как повзрослела. За каждым ее словом скрывался какой-то затаенный смысл. Она еще долго щебетала о своих фантазиях и вдруг умолкла, бросилась ему на шею, сжавшись котенком на его коленях, и спросила, почему он не притронулся к еде. Он погладил ее с нежностью, на какую был способен в эти минуты. И почернели ее глаза, нечаянно раскрылся ротик. Значит, она что-то придумала и немедленно сообщит.
-...Я расскажу им о тебе. Они поверят мне.
Она увидела в его глазах недоверие, но продолжала:
-Они честнее живых людей. Они узнают про твою любовь к ним и изба-вятся от  мучений! И Бог дарует им блаженство на небесах. Ты ведь выпрашивал у Бога блаженство для них. Я слышала это на твоих проповедях, да-да, когда бывала в храме. Ты слышишь меня?! Я приходила, пока там не появился какой-то странный человек. Весь в черном, он не сводил с меня глаз, безжизненных как у мертвяка, он явился будто с того света, и от взгляда его несло как из холодной пещеры. И когда ты призывал пожать друг другу руки, он оказался рядом со мной, и мои руки были схвачены его ледяными мокрыми ладонями. Я пыталась заглянуть ему в лицо, но никак не могла его увидеть... От него веяло смертью. Мне было жутко, и больше я не смогла приходить в храм, я не чувствовала себя защищенной. Я даже боялась тебе рассказать об этом раньше.
Она замолчала, но вот глаза ее снова загорелись.
Еще я расскажу всем о Марте. Она была красивой, но несчастной. Она ис-кала счастье у тебя. За что она пострадала? У нее был муж, и ты хотел, чтобы они не разлучались. Почему Марта сошла с ума после смерти мужа, ведь она его не любила. Она любила тебя. Я это знаю.
Его глаза увлажнились, как он не пытался это скрыть, отводил их в сторо-ну, и безропотно смотрел на Кристину, как смотрит верный пес на свою хозяйку. Но это еще и мудрый пес, знающий обо всем больше и не могущий никого огорчать.
-А еще я расскажу им о цветах. Ты же молился за этих людей, за Янека, и поэтому так назвал цветы их именами. Если бы ты видел, как они распустились! И самая веселая среди них Олинка!
Он заметил - Кристина стремится разговаривать с ним так, чтобы не по-требовалось  с его стороны никаких ответов.
-Ты не слушаешь меня, -она наигранно изобразила обиду. - А я так хотела...
И снова зашуршало перо на бумаге. И она прочла: «Тебе надо уходить, нас могут схватить», и тут же написала: «Нет, без тебя никуда».
Она посмотрела на него, затаив улыбку и прыснула со смеха, уткнувшись лицом в его ладони, ей вспомнилась недавняя история, произошедшая еще до его болезни. Как-то на закате солнца, у озера, она повернулась к нему, заглянула в его глаза и разревелась. Он усадил ее на берег и бросился с головой в воду, не снимая одежд. Вынырнув, он долго фыркал и неуклюже выходил из воды, напоминая  медведя, загнанного в воду беззастенчивой пчелкой. Кристина, все еще плача, пошла по колено в воде ему навстречу, пугливо задирая подол юбки над водой. Наконец она стянула с себя одежду, швырнула на берег и поплыла.
-О - а - а - ай! - закричала Кристина, и эхо отозвалось в ближайших горах.
Ей почудилось, что под водой кто-то прикоснулся к ее ногам. - А  - а - а! Мамочки! - она схватилась за шею своего спутника. Тот весь ушел под воду. И опять смешно фыркал, когда вынырнул.
Теперь им одновременно вспомнился тот случай.
-Мы должны пойти на озеро! – вдруг заявила она.

...Они купались в объятиях воды и ночи, не замечая, что купаются в объя-тиях друг друга. Вокруг, над водой, в ее парах, еще летали мятежные сны, стре-мящиеся разорвать его раненую душу, которую пытались склонить молиться не-ведомым богам. И в глухом мире этих снов все мучились разные существа под ногами демонов и пилигримов в масках и бальных платьях.
Вода их приняла радушно, теплая как парное молоко, и такая непривычная для осени. И только подводный ил стойко удерживал холод, и ноги в нем увязали. Раздвигая пласты застоявшейся воды, они выбрасывали себя на поверхность. Он вышел из воды, шатаясь как медведь, сдернул с себя налипшие водоросли. Оглянулся, но Кристина набросилась на него с другой стороны. Как она оказалась на берегу? Его бросало в дрожь от ее вездесущих волос, так щекочущих лицо и шею. Она играла с ним, и непритворными в ее заносчивой игре оставались лишь ее дрожащие от холода плечи.
И сомнения уже не жгли его сознание, они лопались как мыльные пузыри, едва он ощущал на себе её прикосновение, ее горячее дыхание, ее, такую еще короткую жизнь....
...О! Как она соблазнительна!!!  Волосы благоухают как утренняя трава. Разве волосы могут так благоухать?! Она - ангел, желающий казаться демоном и потому ему не подвластный. И ОН владел ею через меня, значит, я владел ею. Но ОН не отступится. Роковая игра будет продолжена на глазах невидимого Беса. И напрасен клекот ночной птицы.
«Наши игры так упоительны!!! И ОН не выдержит. Я отниму  у НЕГО его грехи! ОН станет безоружным».
...Они замерли, вдруг услышав тишину. Влюбленные всегда слышат тишину не так, как остальные. Кто-то из них двоих, может быть, считал, что иной любви, кроме божественной ему не суждено познать. И был прав. Кто иной, кроме Бога дарует любовь? Значит, любовь к человеку божественна.
Теплая, пахнущая парным молоком ночь начала таять, унося с собой тайны мрака и причудливых очертаний, тайны шепота Кристины. Посинело кругом. Деревья и кустарники, особенно ивы, погрустнели и стояли, полные холодных слез, готовые расплакаться. Озеро укуталось  в туманное покрывало, чтобы не видеть этих утренних капризов.
-Бедненькое. Тебе холодно утром, - разговаривала с озером  Кристина, после того, как согрелась.
Она не отрывала завороженных глаз от движущихся клубов пара. Казалось, сейчас выглянет из небытия мокрый, как у собаки, черный нос парусника, и уже ей чудился силуэт растущего в тумане корабля и плеск волн под веслами гребцов.
В тумане, стелящемся под ногами, они возвращались домой. Они возвра-щались, и уже не так одинока была их дорога. Им стали грезиться какие-то про-светы, но как далеки они были, как чересчур далеки.
Он стал поживее, чем прежде, и показал подбородком на ее шею.
-Что я сняла с шеи, когда купалась? – расшифровала она его вопрос и он радостно закивал.
Она поспешила ответить:
-А! Это в мешочке ревенка-трава. Мне дали знахарки… чтоб носила на груди… Когда ее из земли тянут, она издает звук, похожий на плач. Сколько я ее собира¬ла, столько не переставала удивляться этому жуткому звуку. Тот, кто ее хоть раз наденет на шею и доносит ее до захода солнца, никогда не потонет… а я боюсь потонуть после истории с Олинкой.
Он вопросительно посмотрел и по его жесту она поняла: «Никому не говори ничего. Люди все истолкуют иначе».
-Я боюсь быть утопленницей… - она резко остановилась и поставила на него свои удивленные глаза. Но он сосредоточенно смотрел в сторону. Она оглянулась  - в пяти шагах от них замер зверь. Без движения и без готовности к прыжку - волк замер, будто заснул с открытыми глазами и застывшим оскалом, и не вздыбилась его шерсть на холке, и был опущен хвост.
Священник подошел к нему, потрепал его как старого знакомого между навостренных ушей, и дальше, волк и человек вдруг разошлись в разные сторо-ны.
Они прошли ручей,  Кристина выбросила в воду свой амулет и брызгалась как ребенок. Он жмурился, то ли от брызг, то ли от солнца. Она уже кружилась вокруг него, и уже не кружилась, а убегала в лес... И кричала что-то о волосах.
Они оказались у чернеющего из земли колодца. Опершись ладонями о верхнее бревно, Кристина рассматривала свое отражение на зеркале застоявшейся воды. Она потянулась к мелкой зелени, густо поросшей внутри, и гладила ковровую траву, как встречая с пастбища, гладят любимую корову...
Но не худшее из блаженств этой ночи блаженство сна наступило в доме, когда они согрелись, напившись меда и липового отвара, забрались под шерстя-ные одеяла и уснули как младенцы.
Они совсем забыли про маленькую Инессу. Полоумная девочка нарядилась во все белое и безмолвно бродила по комнатам, раскачивая своим маленьким горбиком, пока не потеряла равновесие, и не стала парить под потолком.

Кристина проснулась и увидела цветы вокруг и на постели. Она была укрыта цветками как покрывалом. «Он перенес меня в сад», - подумалось ей. Но оказалось, когда она увидела над собой потолок -  он принес ей частицу сада.
Она выбралась осторожно из-под одеяла и подняла листок, сложенный пополам. На одной его стороне рукой священника была начертана Молитва к Пресвятой Богородице, а на другой - он обращался к Кристине в письме:
«Ты приходила ко мне по ночам, когда я корчился от невыносимых мук, чтобы разделить со мной мое страдание. Я выжил благодаря тебе. И в тебе я увидел смысл моей дальнейшей жизни на земле. Ты спасла меня, но я не хочу обременять тебя. Ты вольна делать все, что хочешь. Еще раз обращаюсь к тебе - соберись с силами, тебе лучше укрыться в надежном месте. Сюда могут явиться слуги Инквизитора. В любом случае мы не будем делить одну постель, если хочешь, чтобы я был рядом. Я люблю тебя, но для того, чтобы любить цветок совсем не обязательно мять его в руках. Не осуждай меня. Разве цветы принесут тебе меньше тепла?
P.S. Напиши свое согласие и я соберу тебя в дорогу».
Прочтя еще раз, она улыбнулась, укрыла его, но он притворно заморгал. Кристина с радостным визгом набросилась на него, села ему на живот и стала щипать ему лицо и шею своими цепкими пальчиками. Он пытался увернуться - это смешило и раззадоривало ее еще больше. Голенькая. Она носилась по комнате, бросаясь всякими вещами, пока он не схватил ее и не утопил в цветочной постели.
Они запыхались совсем. Священник прикрыл рот платком. Предчувствуя приступ кашля.
-Ты себя напрасно мучаешь. Я сама себя совратила. Хочешь, я расскажу тебе притчу о святом Франциске? Я когда-то услышала ее от одного священника. Его зовут отец Марк.
Однажды еретики подвели святого Франциска к священнику, жившему в сожительстве, и спросили его: «Как относиться к такому священнику?» Святой Франциск преклонил колени перед священником, поцеловал его руки и молвил: « Грешен ли ты, я не знаю, не знаю, что руки твои касаются слова Божьего». Значит важнее преклонить колени, чем осудить, так ты говорил.
Умолкнув, Кристина протянула священнику чистый лист бумаги, давая понять, что никуда без него не уйдет. Но он отвел ее руку, будто ожидал этого, покачал головой. По всему было видно - он будет искать любой повод, чтобы ее отправить.