Виктория-значит победа Глава 8 Последний день лета

Увидев Вику, Юра, нахмурившись, спросил:

- За что тебя так?

- Не хотела отдавать зарплату, - сказала Вика, не желая вдаваться в подробности.

Юра больше ничего не спросил. Наверное подумал, что бесстрашная девушка отбивалась от грабителей. Вика была рада, что он не расспрашивает ее и решила так же отвечать любопытствующим, мол, грабители напали, я отбивалась.

В обед был долгий неприятный разговор с Виктором Николаевичем. Он отчитывал Вику за то, что она ходит ночами в опасных районах одна. На что Вика возразила, что вторая и третья смена часто заканчивается в такие часы, когда порядочные люди спят в своих постелях, а ходит по улицам разный уголовный сброд. Дядя Витя долго читал ей нотации, а Вика терпеливо покорно слушала. Она видела, что добрый дядя Витя разрывается между сочувствием и возмущением и думала, как хорошо, что он не знает всей правды. Под конец разговора он удивил Вику:

- Сказала бы мне раньше – я выхлопотал бы тебе служебную квартиру – здесь, совсем недалеко.

- Спасибо, дядя Витя, но мне сделали шикарный подарок на День Рождения – теперь я буду жить недалеко отсюда в квартире, хозяева которой сейчас за границей.

- Вот и замечательно, девочка. Я очень рад. Да, кстати, позволь тебя поздравить с совершеннолетием и преподнести… - он достал из-под письменного стола большую коробку с иностранными буквами. У Вики радостно заискрились глаза.

- Что это?

- Это магнитофон. Модный. Японский, - гордо поглаживая глянцевую коробку сказал дядя Витя.

- Это же страшно дорого! Не надо…

- Надо. Возьми, не обижай. Ты мне как дочка. Росла на моих глазах. Мне было стыдно, что я не появлялся у вас после смерти твоего папы и ничем не помог семье моего лучшего друга. Прими это как подарок на все дни рождения, когда тебе было грустно и одиноко. Теперь ты сможешь слушать музыку. Надеюсь, не такую ужасную, как слушает моя дочь, - поморщился от воспоминаний дядя Витя.

Вика радостно поблагодарила Виктора Николаевича и вернулась к работе.

Пока Вика хлопотала в новой квартире, пока праздновала День Рождения с друзьями, ее травмы тревожили ее не слишком сильно. Было больно, но вполне терпимо. Когда боль было трудно терпеть, она принимала таблетку анальгина. Но на заводе нужно было работать. И работа эта была тяжелая.

Первую смену Вика отработала относительно легко - на анальгине. Когда было тяжело - просила помочь. Днем народу на заводе всегда много, легко можно было найти кого-то, кто загрузит сырье или отнесет на склад тяжелые лотки с продукцией. К тому же, в Викиной душе жили противоречивые чувства: с одной стороны – приятное воспоминание о подарке, дожидавшемся ее в коробке в запертой комнате, с другой стороны, злое упрямство, от того, что все на нее глазели, и все злорадно ждали, что она не выдержит, запросится домой. Это помогло ей выстоять первую смену.

Она действительно собиралась идти домой после первой смены. Но к ней подошел Юра и сказал, что сегодня Вика ему позарез нужна. Они с ребятами в слесарке сделали новые формы, которые надо будет сегодня поставить, отладить и успеть отлить к утру партию особого товара (он заговорщицки подмигнул Вике) за особые деньги.

Особым товаром оказались корпуса, коробочки и другие деталюшки для магнитофонных кассет, подозрительно похожие на знаменитые дорогущие SONY.

Коробочки для кассет лили из прозрачного сополимера – очень капризного и чуткого к температуре материала. Он мутнел от переохлаждения и желтел от перегрева, а нужно было, чтобы он был как чистое стекло. До конца отладить режим охлаждения не получилось и приходилось еще горячие корпуса осторожно вынимать руками из формы сразу же после того, как она открылась, и класть охлаждаться на ровную твердую поверхность. Юра притащил для этого большой стол. Но места на нем все равно не хватало. Нужно было успевать остывшие корпуса бережно укладывать в коробку, оборачивая бумагой (свежеотлитый сополимер легко царапался). Вика выработала и высчитала по секундомеру последовательность своих движений. Это было похоже на танец. Она вошла в ритм, и ей стало немного легче, но скоро начали ныть не только треснувшие ребра под тугой повязкой, но и плечи, руки, шея, тяжестью налились ноги.

Тане поручили более простые прессформы – мелкие детали для кассет. Но потом Таня под руководством Вики так отладила процесс, что он уже не требовал вмешательства человека: детальки послушно сыпались в коробку, оставалось только освободить их от литничков, что можно было сделать и позже.

Таня посмотрела на побледневшее лицо Вики и на ее упрямо сжаты губы и предложила сменить подругу. Но Вика не соглашалась пойти поспать, пока не убедилась, что у Тани все получается, как надо. Поспать Вике удалось всего 4 часа, после чего ее разбудил Юра и попросил сменить Татьяну.

Ранним утром, до прихода начальства, они втроем загружали коробками уазик «буханку». Вика была похожа на живого мертвеца. На бледной коже ярко проступали недавние синяки, на прокушенных губах запеклась кровь, заплывшие глаза смотрели устало. Юра отправил Вику поспать еще часочек до начала новой смены.

Что было дальше, Вика помнила смутно. Она понимала, что уехать отдыхать домой было бы предательством друзей, которые не справились бы с работой без нее. С другой стороны, она рассчитывала неплохо заработать, понимая, что их новая ночная продукция дорого стоит и быстро раскупается. Наверняка, они были только первыми звенышками длинной цепи, наверняка, кассеты не продавали пустыми, на них что-то записывали, но в итоге стоили такие подпольные записи весьма немало.

Ее новая шикарная квартира казалась Вике далеким миражом. За последующие три недели она ни разу не смогла туда наведаться. Спала Вика в своей тайной комнатке на раскладушке. И даже этот сон считала большой удачей. Усталость была сильнее боли. Она проваливалась в сон, не чувствуя своего тела. Мучительная ноющая боль, нечеловеческая усталость и жара совершенно отбили аппетит. От одного запаха съестного начинало тошнить. Вика пила только газированную воду из бесплатного автомата. Юра, заметив это, приносил ей из столовой еду, но она не могла заставить себя проглотить хоть ложечку. Однажды он чуть не силой заставил ее выпить молока с булочкой, но после этого Вика ели добежала до уборной, и ее вырвало всем, что она съела.

Постепенно, как-то незаметно для Вики, ей становилось все легче. Ребра срастались, синяки зеленели, желтели и сходили на нет, заплывшие глаза открывались. Молодое сильное тело выздоравливало и входило в привычный ритм работы.

В последний день лета Вика и Таня потребовали себе отгул и отправились к Вике в ее новую квартиру. Заодно захватили с собой грязные халаты и полотенца – стирать в чуде техники – автоматической стиральной машине. По пути девушки купили у бабули, торговавшей у железнодорожной станции большой пакет яблок, Таня загорелась желанием опробовать Викину духовку и испечь яблочную шарлотку. Вспомнив о еде, Вика предложила зайти в магазин и купить чего-нибудь посущественнее яблок, да и всего, что нужно для шарлотки. Таня предложила купить еще бутылку вина и Вика не стала возражать.

На закате дня они сидели на белоснежном балкончике, ужинали и пили вино. Может быть от вина, а может быть, так подействовал прекрасный августовский закат, но наступил момент откровенных разговоров.

Раньше Таня почти ничего о себе не рассказывала, а Вика и не спрашивала. У Вики было правило: не лезь в душу, захочет человек – сам обо всем расскажет. Вот теперь этот момент наступил. Таня рассказала свою историю.

Оказалось, что работает на заводе Таня тоже недавно.

В 17 лет она выскочила замуж за своего любимого Лешку. Выскочила по залету (а как же еще – иначе и не расписали бы). Но государство решило отправить ее Лешу выполнять интернациональный долг в Афганистан, откуда, спустя полгода, как раз, когда Тане был срок родить, пришел цинковый гроб с останками того, кого Таня считала самым дорогим человеком.

От горя у нее начались роды. Она родила двоих мальчишек. Роды были тяжелыми и неблагополучными. Молодая мама провалялась в больнице еще месяц, прежде чем ее выписали. Из роддома ее встречали две рано состарившиеся женщины в одинаковых черных платках: ее мама и молодая свекровь, лишившаяся единственного сына. Они, словно подружки одноклассницы, держались друг за дружку, боясь отпустить. Их сблизило общее горе, общие пролитые слезы и общая радость – два внука.

Молоко у Тани перегорело, пока ее лечили в больнице. Денег в семье не было вовсе: мама получала крохи по инвалидности и не работала, свекровь потеряла работу и пока не собиралась искать новую, а Таня не смела настаивать. Побегав по военкоматам и собесам, так ничего не добившись, Таня поняла, что ей нужно самой зарабатывать деньги для ее сыночков. Так она и приехала работать в Москву на завод. Близнецов растили бабушки, а Таня высылала им деньги в свой родной город Егорьевск.

От завода ей выделили комнату в общежитии. Ничего, нормально, жить можно. Надоедали только сильно пьющие соседки. Но она почти не бывала дома, поэтому раздражаться на пьянчужек ей было некогда.

Вроде, жизнь наладилась. Есть работа, есть деньги, за детьми присмотр. Мама и свекровь, вроде, ожили, отдавая всю свою любовь двум ненаглядным внучатам. Но в ее жизнь вмешалась новая напасть - любовь.

Таня рассказала, что своего покойного Лешу знала недолго. Она не сомневалась, что по-настоящему любит его и после его смерти думала, что никогда никого не сможет полюбить, но тут встретила на заводе Юру. И влюбилась.

Вика смутно припоминала, что, действительно, ее друзья бросали друг на друга нежные взгляды и иногда вдруг замолкали на полуслове, но она так была занята своими мыслями и работой, что не придала значения этому.

- И что же тут такого?! Это же здорово! – воскликнула уже захмелевшая Вика, - или он не любит тебя?

- Любит, - ответила Таня, - но он тоже живет в общежитии. Хороша семья! Жена в женской общаге, муж – в мужской, дети вообще в другом городе! И как ему сказать про моих детей? Он не знает ничего.

- Хочешь, я поговорю с ним? – спросила Вика.

- Ой, что ты! Не надо! – испуганно замахала на нее руками Таня, - он меня возненавидит, если узнает.

- Если любит – поймет. Ты же не под забором нагуляла детей. Ты вдова. И тебе нечего стесняться.

- Да уж, вдова соломенная…

- Да какая разница! – взорвалась импульсивная Вика, - не ты виновата, что мужа у тебя государство отняло и послало умирать. Не твоя вина, что ты осталась без мужа с близнецами на руках. Думаешь, Юрка испугается?! Ты не знаешь Юру. Он не такой. Он хороший!

- Хорошая – ты. И храбрая. Ты всех людей по себе судишь. Думаешь, легко, молодому мужику взять и принять любимую с двумя чужими детьми?

- Нет, не легко. Но любовь как раз и проверяется в трудностях.

- Знаешь, Вик, по-моему, любовь лучше не испытывать на прочность. Надо наслаждаться ею, пока она не завяла. А от трудностей любовь вянет.

Тут Вика не удержалась и рассказала Тане о своем Сашке и о том, как Вика боролась за его счастье. Таня сидела, глядя на Вику широко раскрытыми сияющими глазами, а после того, как Вика договорила и замолчала, восхищенно сказала:

- Ну ты прям как героиня романа… Я бы так не смогла.

- Ты – смогла бы. Я знаю. Тебя судьба тоже вон как поломала. Многие вдовы после смерти мужа и вовсе либо никогда на мужчин не смотрят либо… - Вика тяжело вздохнула, вспомнив загулы своей матери после смерти папы, - вовсе по рукам идут.

Подруги надолго замолчали. Каждая думала о своем.

- Вика, я у тебя здесь видела вроде гитару.

- Тут семья музыкальная жила. Есть и гитара, есть даже белый рояль.

- Да… шикарная квартирка. Слушай, притащи гитарку. Что-то меня на лирику потянуло. Хочешь, я для тебя спою?

Таня взяла в руки гитару, легко пробежалась пальчиками, слегка подкрутила колки и запела красивым контральто:

Старый клен, старый клен,
Старый клен стучит в стекло,
Приглашая нас с друзьями на прогулку.
Отчего, отчего,
Отчего мне так светло?
Оттого, что ты идешь по переулку.

Вика подпевала знакомую с детства песню звучным сопрано.

Спев несколько старых песен под гитару, Вика предложила:

- Хочешь, я тебе спою. Только на гитаре я не умею. А на фортепиано училась. И очень люблю старинные русские романсы. Их мой папа любил петь.
 
- Хочу, - обрадовалась Таня, - я тоже романсы люблю.

Белый рояль запел под сильными пальчиками Вики и она запела:

На заре ты ее не буди,
На заре она сладко так спит;
Утро дышит у ней на груди,
Ярко пышет на ямках ланит.
И подушка ее горяча,
И горяч утомительный сон,
И, чернеясь, бегут на плеча
Косы лентой с обеих сторон.

Этого романса Таня не знала, сидела и слушала, затаив дыхание. Зато следующий узнала с первых аккордов, и девушки запели дуэтом:

Я встретил вас - и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое -
И сердцу стало так тепло...

Догорал последний день лета. Белоснежные занавески трепетали на теплом ветерке, летели вдаль чарующие звуки музыки…