Гл. 2 Чемпионы

                Мелочи жизни  глава 2

. . .
Комбинат располагался в Шахтах, назывался «Ростовуголь», а Министерство угольной промышленности находилось в Москве. Таковы особенности ведомственных вертикалей. Как выглядят терриконы москвичи знали по картинкам да из окон поезда «Москва-Сочи». В черте города Шахты и прилегающих районах было около тридцати шахт - комбинат был богатой организацией и городу кое-что перепадало от его щедрот. Наиболее наглядно это сказывалось на развитии спорта.
В стране развитого социализма не было профессионального спорта. Любители занимались спортом в нерабочее время, а на жизнь зарабатывали в цехах и на стройках. Именитые «любители» получали заплату на шахтах, а трудились с полной отдачей в тренировочных залах Дворца спорта. Комбинат мог себе позволить такое небольшое нарушение финансовой дисциплины.
 Нет ничего удивительного в том, что город Шахты стал кузницей чемпионов и столицей тяжелоатлетов страны. Имена штангистов В. Алексеева, Д. Ригерта, А.Вахонина и Р. Плюкфельдера образовывали стройную гамму во всех диапазонах весовых категорий и ладно звучали на всех языках мира.

Сразу приношу извинения землякам великих спортсменов, за то, что безоговорочно причисляю спортсменов к шахтинцам. Все они, как и мы, дети великой страны, где бы мы не родились. Кстати, за всю спортивную карьеру знаменитых спортсменов центральная пресса ни разу не упомянула город Шахты, как место их жительства и спортивную базу.

Век звонкой славы спортсмена короток, известность долговечнее. Давид Ригерт перебрался в Таганрог на тренерскую работу Рудольф Плюкфельдер уехал в Германию, Алексей Вахонин спился и рано умер; Василий Иванович Алексеев жив и здравствует поныне и нет, наверно, шахтинца, который не встречал бы его, хоть однажды, на улицах города.
В настоящее время Давид Ригерт главный тренер сборной России по тяжёлой атлетике, он заступил на эту должность после Василия Алексеева.
----
Василий Иванович Алексеев ушёл из жизни в декабре 2011года.
Давид Ригерт после окончания тренерской работы занялся предпринимательством.
-----
 
Давид Ригерт лежал в моей палате (1971 г). На вечерней прогулке в центре города Давид с товарищем на минуту оставили своих спутниц. К ним тут же «приклеились» три кавалера с уголовным прошлым. Вернувшиеся с мороженым спортсмены заявили права на своих невест, на что им посоветовали поискать других… – далее последовало оскорбительное для девушек слово.

От пинка Ригерта все трое повалились друг на друга. Двое смирились, третий обежал дом и встретил Ригерта с ножом. Давиду повезло – удар в область сердца пришёлся на ребро, три других раны были поверхностными. Затем уголовник ударил ножом в ногу схватившего его милиционера и скрылся.

Отморозка задержали через двадцать минут. В благоустроенном туалете напротив универмага он умывал руки, не потрудившись избавиться от ножа. Его «сдала» милиции уборщица, увидев кровь на рубахе преступника.

На общем врачебном обходе в солнечной палате Ригерт лежал обнажённый по пояс, поигрывал надплечьями, поглаживал бицепсы и радовался жизни. Бицепсы у него были, как у меня бёдра.
-  Что же ты, чемпион?! – проскрипел бесцеремонный Валентин Иванович Ламакин, врач по лечебной физкультуре.
-  Так я, разве, ожидал?! – нисколько не умерил радостного мироощущения Ригерт.
-  Скучаешь? – заведующий отделением Наум Абрамович Симановский помял кожу вокруг ран, - снять швы и сегодня домой!
Через час были готовы выписные документы.
-  Ну, я погнал! – попрощался со мной Давид.
Судьба любителя скорой расправы интересовала нас только в плане «сколько дадут?»
-  Раскрутят его, - сказал Симановский, - по полной программе. Подрезать члена сборной страны, накануне Олимпиады!

Алексей Вахонин жил на Соцгородке, в районе Почтовой. Он был типичным рубаха-парнем, с открытой душой и полной неспособностью заглянуть вперёд дальше сегодняшнего дня. Рекорды давались ему, в основном, за счёт взрывной энергии и сиюминутной настроенности на подвиг. Судьба его чем-то была сродни судьбе лесковского Левши, подковавшего блоху.
Поучив «чемпионские деньги» он богато (по тем временам) обставлял квартиру, организовывал чуть ли не ежедневные застолья, вино лилось рекой, хвалебные речи услаждали слух радушного хозяина. Когда кончались деньги, друзья забывали благодетеля и похмелялись в одиночку. Для хлебосольного хозяина наступали скромные дни. Спортивная ставка члена сборной, вне рекордов и  достижений, была не выше ставки рядового служащего.

Я сразу приношу извинения читателю за информацию, основанную на сплетнях и слухах. Тем не менее, у меня нет повода сомневаться в ней – уж больно однотипны рассказы совершенно разных людей полученные в разное время.
Говорили, что жена чемпиона не уступала мужчинам в пристрастии к алкоголю и однажды, будучи в сильном подпитии, забыла на трамвайной остановке коляску с ребёнком. Когда Алексей возвращался со сборов и соревнований, дома его ждали голые стены – не желавшая менять привычки жена распродавала обстановку.
 На облагораживающее женское влияние и сдерживающее начало семьи нашему герою рассчитывать не приходилось.

Спортивная карьера закончилась, семья распалась, Алексей жил теперь на Донском и работал на шахте. Записаться в клуб трезвенников всё было недосуг. Иногда он лечился у травматологов – у него «просел» от непосильных спортивных нагрузок поясничный позвонок.

На больничном дворе мой спутник поздоровался с молодым мужчиной, лицом несколько напоминающим киноактёра Савелия Крамерова.
-  Это Вахонин, - сказал мне попутчик.
Я оглянулся. Покатые плечи, могучий торс и стройная талия. На удивление пропорциональная фигура. Пожалуй, формула красоты в идеальной физической приспособленности к внешней среде. Вы видели, когда-нибудь, олимпийца с уродливой фигурой?

В середине семидесятых главная медсестра больницы Раиса Ивановна Кравцова обменивала квартиру на Артёме на жилплощадь в центре, чтобы быть поближе к работе.
Подходящая квартира нашлась, но хозяин запросил слишком высокую доплату. Хозяином оказался наш Алексей. Как и у всякого одинокого мужчины, квартира была в ужасном состоянии. В двери зияла выбитая ногой дыра, через которую нетрезвый хозяин, потерявший ключи, проникал в жильё.
Обмен, в конце концов, состоялся на взаимоприемлемых условиях.
-  Это было в1975 году, - вспоминала медсестра, - он был тогда ещё в силе - мой двухсекционный сервант в два приёма легко внёс на пятый этаж. Он потом обменял мою трёхкомнатную на меньшую, потом на однокомнатную - поправлял свои финансовые дела (вернее, сводил к нулю). В конце концов, оказался в какой-то халупе.

Когда, к началу восьмидесятых, я вернулся из Макеевки,  бывший чемпион был совсем плох. Он не работал, по слухам, подворовывал картошку на соседних огородах и, однажды, сердитая бабушка подстерегла его и побила веником.
Тем не менее, он оставался для всех олимпийским героем и гордостью города. Случайные люди жалели «Лёшу», иногда подкармливали и наливали сто грамм.
В своё время знаменитого Стаханова подолгу лечили от алкоголизма, а когда он стал совсем беспомощен, опекали по линии Собеса. Потом непотопляемые чиновники настолько бюрократизировали заботу о народе, что забыли о человеке.

Взрывная энергия Вахонина была настолько непредсказуемой, что никто не мог спрогнозировать возможные достижения спортсмена на ближайшее время.
На Олимпиаде 1964 года в Токио мало кто верил в победу Вахонина. После жима венгр Имре Фёльди опережал Вахонина на 5 кг. В рывке Вахонин отыграл 2,5 кг, в толчке показал 140 кг - отыграл ещё 2,5 кг и таким образом устранил разрыв. Когда венгр в последней попытке показал в толчке 137,500, многие сочли вопрос с чемпионством в легчайшем весе решённым. По сумме троеборья у обоих было по 355 кг, оба превышали мировой рекорд на 0,5 кг, однако Вахонин был тяжелее соперника и чемпионство, таким образом, доставалось венгру.
У Вахонина оставалась последняя попытка и полная неизвестность за пределами 140 килограммов на штанге.

-  А что это его качают и поздравляют? – спросил Вахонин у главного тренера сборной Аркадия Воробьёва.
-  Всё, он чемпион, - ответил Воробьёв.
-  А как же я, Аркадий Никитич?
-   Ну что ты, Лёня – слишком большой вес… он тебя на 142,500 загнал.
По правилам спортивной игры Вахонину надо было превысить показания Фёльди на 2,500 кг. Там, где счёт идёт по полкило, два с половиной очень большой вес.
Вполне вероятно, что главный тренер сознательно высказал сомнение, чтобы подзадорить Алексея. Вахонин и без этого был боец по характеру – надо, значит надо! Он заказал необходимые 142,500.
-  Лёша, остынь, это не твой вес. Серебро и так твоё!
Но Вахонин завёлся. Он вышел на помост, символически поплевал на руки и посмотрел в сторону торжествующих венгров:
-  Плохо они знают шахтёров! - произнёс он во всеуслышание, причём слово «плохо» произнёс так, что буква «ха» оказалась в начале слова.
Он уверенно справился с заказанным весом, превысив мировой рекорд на три килограмма.
Вскинув победную штангу над головой, Вахонин зафиксировал вес, затем перенёс тяжесть тела на правую ногу и поджал левую.
Снимок Алексея Вахонина, стоящего на одной ноге со штангой над головой обошёл все газеты мира.

Рудольф Плюкфельдер приходил к нам в рентгенкабинет делать снимок лёгких. Его сопровождала заведующая хирургией Нина Филипповна Лорей. С Рудольфом Владимировичем они были добрые знакомые и земляки по этническим корням. Было это незадолго до отъезда обоих в Германию. Шестидесятилетний Рудольф был великолепно сложен, только кожа его уже не сияла глянцем юности, а приобрела возрастную матовость.
Рудольф Плюкфельдер стал чемпионом мира в 38 лет - тоже своеобразный рекорд - это «пенсионный» для спортсменов возраст.
В спортивных кругах он имел отфамильную кличку «Плюк».

-  Если бы не было Плюкфельдера и первого секретаря горкома партии Казанцева Юрия Семёновича, - говорит заслуженный тренер СССР и России, старший тренер отделения тяжелой атлетики г. Шахты Виктор Калистратович Дорохин, - не было бы тяжелой атлетики в городе Шахты. Когда в 1961 году Плюкфельдер приехал в наш город, Казанцев собрал всех начальников шахт (директорами их станут называть позже) и представил им Рудольфа:
-  Если к вам обратится этот человек, его просьбы и предложения выполнять, как мои.
Буквально через год город стал регулярно «поставлять» стране чемпионов - СССР, России, Европы, Мира и Олимпийских игр.
Через руки Плюкфельдера прошло более двухсот спотсменов-тяжелоатлетов. Многие отсеялись, многие не состоялись, некоторые сменили место жительства. Из самых достойных сформировалась команда мастеров с мировыми именами – команда прошлого, настоящего и будущего.

Виктор Калистратович Дорохин продолжил славные традиции Шахтинской школы тяжелоатлетов. Он воспитал 57 мастеров спорта, 7 мастеров международного класса и двух заслуженных мастеров спорта (Геннадий Бессонов и Виктор Трегубов), принесших славу стране и честь городу.
В 2009 году В.К. Дорохину присвоено звание почётного гражданина города Шахты.

С Василием Алексеевым я встречался (нечаянно) столько раз, что, наверно, успел примелькаться ему. Моего автографа Василий Иванович не спрашивал, да у меня его и не было.
Как-то на рынке я подошёл к своему земляку и однокашнику Паше Приемченко, торговавшему всякими железками. Поздороваться и обменяться парой фраз о житье-бытье. Кивнул и стал ждать, когда он освободится. Через пол минуты я обнаружил, что стою плечом к плечу с Василием Алексеевым, которого Паша называет Васей и даёт ему рекомендации по каким-то сифонам и прочим сантехническим премудростям. Я не стал встревать в разговор, стушевался и решил подойти попозже.
 Жители нашего города тактичны, они не лезут на глаза знаменитостям и не отравляют им жизнь своей признательностью. 

Когда молодой Василий Алексеев появился в Шахтах, он отказался от тренера, которым ему назначили заслуженного Плюкфельдера и тренировался, запершись на ключ. Пресса осудила позицию молодого чемпиона страны.
Василий Алексеев отказался вовсе не от Плюкфельдера – он отказался от тренера, как такового. Он был высокоорганизованным человеком и мог строить свою спортивную судьбу по собственному усмотрению. К тому же, как всякий мастер, он имел свои профессиональные секреты, а секрет, известный двоим – уже не секрет.

Тренера назначает спорткомитет. Твой вчерашний тренер может стать тренером твоего соперника. Сходная ситуация стоила «золота» Юрию Власову, легендарному тяжелоатлету начала шестидесятых, превысившему мировой рекорд американца Андерсона на 25 килограммов.
Я позволю себе пересказать вкратце этот, почти трагический эпизод спортивной борьбы, основываясь на небольшой повести самого Юрия Власова «Справедливость силы». Впоследствии повесть стала книгой, но приобрести её сейчас вряд ли реально.

Аркадий Воробьёв был главным тренером сборной страны по тяжелой атлетике, он готовил команду к Олимпийским играм 1964 года в Токио. У Воробьёва был весьма негибкий характер. Юрий Власов к тому времени уже был чемпион со стажем и имел право на собственное мнение. Отношения у них не сложились. Власов стал тренироваться отдельно и этим окончательно вбил клин между собой и тренером.
 
Леонид Жеботинский, восходящая звезда тяжелой атлетики значительно отставал от действующего чемпиона в толчке и ни по каким раскладам не мог победить Власова на грядущей Олимпиаде.
Власов хотел покинуть спортивную арену непобеждённым и ничто, казалось, не могло помешать ему в этом.
По глубокому убеждению Власова, именно главный тренер посоветовал Жеботинскому пойти на хитрость - разыграть «сломавшегося противника». Воробьёв хорошо знал Юрия Власова, знал все его сильные и слабые стороны. Он сделал ставку на  интеллигентность Юрия Васильевича, на его неспособность к сомнительным приёмам в спортивной борьбе.
Так это было или не совсем, но Жеботинский  и сам от природы не был наделён излишней щепетильностью в выборе способов  достижения цели.

На Олимпиаде он начал планомерно изображать спортсмена, потерявшего веру в себя. Перед решающей попыткой Жеботинский подошёл к Власову и, напустив на лицо уныние, предложил:
-  Давай, по последнему подходу, ты и я, и пусть будет, как есть. Ты «первый», я «второй». Меня вполне устраивает «серебро».
Он вышел на помост, поднял вес до колен и, деланно скрившись, уронил штангу. Спортивный комментатор Ян Спаре засомневался:
-  Что это, неудачная попытка или тактический приём?!
Из-за кулис Власов не видел лица Жеботинского, да и не присматривался. Он не мог допустить, что его хотят обмануть (раз не получается победить).
Жеботинский ушёл в раздевалку. Фактически, он отказался от попытки, но за кулисами, неофициально.

Власов поверил.

Он решил, что противник «наелся железа» -  перетренировался, «потерял кураж», утратил волю к победе. Возьми Власов в очередном подходе «свой» вес, он не оставил бы сопернику ни малейшего шанса. Но он поверил, что Жеботинский «закончился» и не стал тратить силы на «уже не нужный» подход - пошёл на рекорд – добавил на штангу семь с половиной.

«Я закрепостил мышцы корпуса, - писал Юрий Власов, - чтобы не повредить позвоночник, максимально сконцентрировался и начал жим. Когда в глазах поплыли огненные круги от напряжения, резанула предательская мысль -  «зачем тебе это нужно, ты и так чемпион». Мышечный каркас дрогнул, я уронил вес.
И тут я не узнал Жеботинского: с сияющим лицом он вышел на помост и взял недостающие килограммы.

Я верил в «справедливость силы», - продолжал Власов, -  я плакал в номере гостиницы и швырнул в окно серебряную медаль.

После этого я долго не встречал Жеботинского и у меня не появлялось такого желания.
Лет через семь, он неожиданно зашёл ко мне. Кресло исчезло под его громадной фигурой.
-  Не обижайся, - положил он руку на моё колено, - это спорт, это игра!
Я пробормотал что-то невразумительное.
Потом я переборол неловкость и мы разговорились.

Я понял Жеботинского. На пятки ему наступал молодой Василий Алексеев, после олимпиады 1968 года у Леонида случилась операция на почках и спорт для него ограничился оздоровительной гимнастикой. У Жеботинского был единственный шанс и он его использовал.
Я понял его, но думать и говорить о прощении избегаю до сих пор».

Последний проигрыш нисколько не умалил славы Юрия Власова, а вот Леонид Жеботинский мог бы, просто, не состояться.

Прошло без малого полвека. О Жеботинском в спортивных кругах так и осталось двойственное мнение.
-  Алексей Иванович, - обратился я к Вишневецкому, который более сорока лет тренирует юных боксёров нашего города, - Вы ближе меня к вопросам спорта, что произошло между Власовым и Жеботинским на Олимпиаде в Токио?
-  Насколько я  знаю, Жеботинский отказался от попытки, а когда Власов «сорвался» на рекорде, Жеботинский вышел на помост. Но вопрос не ко мне, я боксёр. Обратитесь к Дорохину, он тренирует тяжелоатлетов.

Виктор Калистратович Дорохин вначале обругал Жеботинского:
-  Вышел на помост, так работай, нечего по раздевалкам интриги плести!
Затем он посмотрел на проблему с другой стороны:
-  Впрочем, как специалист, я могу сказать только одно - Власов виноват сам. Нечего было гордыню свою показывать, пренебрегать промежуточным подходом. Показывать, что Жеботинского он ни в грош не ставит.

Власов поплатился за веру в свою непобедимость. Как опытный спортсмен он прекрасно понимал, что спорт это психологическая борьба, а не только мышечные усилия. Он не мог не знать, что первые наши тяжелоатлеты выиграли Олимпиаду за счёт тонкой психологической игры – они «загнали» наших противников иранцев на такие веса, от которых путь к медалям был невозможен.
Второй ошибкой Власова было то, что он пошёл на рекорд на союзных соревнованиях накануне олимпиады. Рекорд это всегда психофизическая травма для спортсмена. Ещё никому не удавалось подтвердить (повторить) рекорд ранее, чем через три месяца. Но у Власова уже сформировался «синдром исключительности».

Вместо того, чтобы честно признать свой проигрыш, он начал искать виноватых, чем не добавил себе симпатий в спортивном окружении. Столкнувшись с непониманием товарищей, Юрий Власов замкнулся. Дошло до того, что он отказался принять стремительно взлетевшего на спортивный Олимп Василия Алексеева, который просто хотел пожать руку легенде отечественного спорта.

Василий Алексеев превысил мировой рекорд на сорок килограммов, тем самым на долгие годы лишив претендентов всякой надежды на мировые достижения.
Потом из троеборья исключили жим и прежние рекорды стали принадлежностью истории.
Жим исключили как крайне тяжелый и вредный для здоровья элемент троеборья. Разрывы мышц и связок,  воспаления надкостницы, боли в позвоночнике были рядовым явлением в самочувствии спортсмена-тяжелоатлета. Четверо из пяти подающих надежды юношей покидали спорт из-за различных травм. От запредельных нагрузок рвались нити сердечных клапанов – возникали пороки сердца; случались компрессионные (от сдавления) переломы тел позвонков.
Естественный отбор весьма жёстко проявлял себя в спортивной жизни.

В.К. Дорохин уточнил:
-  Жим исключили, в основном, из-за проблем с судейством - чуть-чуть «сыграл» коленкой и это уже не жим, а толчок. А травмы бывают у недисциплинированных спортсменов – ради бахвальства некоторые идут на нагрузки, к которым ещё не готовы.

У Василия Алексеева был весьма независимый характер, что делало его неудобным в плане «аппаратных» взаимоотношений.
 В дни Олимпиады в Мюнхене 1972 года мы не отходили от экрана телевизора. В то время было принято посвящать рекорды и достижения знаменательным политическим событиям.
Не успел Василий Алексеев опустить на помост штангу с рекордным весом, к нему подступился с микрофоном спортивный комментатор Ян Спаре:
-  Чему вы посвящаете свой рекорд? – спросил он победителя, надеясь получить немедленный и восторженный ответ.
Василий Алексеев промолчал. В висках ещё стучала кровь пережитого напряжения, однако волнение момента  никак не отражалось на его лице.
Ян Спаре повторил вопрос.
«Ноль эмоций».
После третьего раза чемпион «пожалел» не в меру подобострастного комментатора:
-  Свой рекорд я посвящаю двадцать шестому съезду Коммунистической Партии.
Было ли промедление с ответом сознательным или комментатор обратился с вопросом не ко времени, осталось неясным, но телевизор бесстрастно донёс этот, не совсем корректный в идеологическом плане эпизод до миллионов зрителей.
Впрочем, вряд ли Василий Алексеев стал бы «подставлять» комментатора – с Яном Спаре они были друзья.

В 1985 году из двух кандидатов (Давида Ригерта и Василия Алексеева) на должность главного тренера сборной страны по тяжелой атлетике Госкомспорт предпочёл более «управляемого» Давида.
Через два года Ригерт со скандалом ушёл, поскольку начальство всех уровней и рангов постоянными ценными указаниями сверху вязало его по рукам и по ногам.

В 1991 году на эту должность заступил Василий Алексеев. Первым делом он послал советчиков и указчиков «подальше» и за три года вывел сборную на небывалый  уровень – три  чемпионата Европы, два Мира и одна олимпиада выиграны без единого «нуля» (т.е. все спортсмены брали первичный заказанный вес).
     Единственный тренер в мире, не получивший ни одного нуля.
     Василий Алексеев – уникальный спортсмен, уникальный тренер и уникальная личность.

. . .

Я резко затормозил перед самой «зеброй». Полноватый мужчина с ленинской лысиной, укоризненно покачал головой и  указал  на светофор.
-  Знаешь, кто это был? – спросил меня мой пассажир, сосед Юрий, - это Вибе, шахтинский композитор. Пишет музыку для нашего театра, написал песню о нашем городе.

Когда осознаёшь значимость окружающих тебя людей, чувствуешь, что и ты не последняя спица в колесе.

. . . Далее гл.3 Общага  http://www.proza.ru/2011/02/20/2330