Неисповедимы тропки божьи. Глава 5

     Вот уж ситуация так ситуация. Что называется – из огня да в полымя. Поди разберись теперь, куда нас вместе с Мычами занесло. Ну, что с Мычами-то, это как раз хорошо, пристанище искать не надо. Переместились, можно сказать, со всеми удобствами. Но всё равно определённое потрясение мы все испытали, уж больно неожиданно всё случилось. Правда, реагировать на происходящее со мной и вокруг меня я стал куда спокойнее, но сказать, что совсем уж лишился эмоций, будет неправильно. Акцент разве что немного сместился. Практически исчезло такое чувство, как страх, меньше стало тревожности, а вот уверенности пока что особо не прибавилось, сказывается гигантский провал в памяти. Особенно не хватает мне уверенности глобальной, масштабной, так сказать, а горы, там, какие-нибудь свернуть или море вскипятить – это пожалуйста, это сколько угодно. Только на фига мне это нужно?

     Пробудившееся ощущение протекающей через меня чудовищной силы, которой я управляю буквально мановением мысли, кардинальным образом изменило моё восприятие самого себя. Вернувшиеся ко мне магические инстинкты, с которыми я словно бы и не расставался на триста лет, полностью активизировались и теперь с нетерпением ждут, когда я выпущу их на волю. Выпущу, конечно, но не бездумно, а только если возникнет необходимость. Начавшееся позавчера с прокола трёх колёс приключение теперь казалось просто забавным. Мои вновь обретённые сподвижники и друзья в одночасье успели стать родными, коими, впрочем, являлись и прежде, как они утверждают, а милая Илана заставила всерьёз задуматься – всё ли с моей головой было в прошлые времена в порядке? Сравнивать с ней Викторию по меньшей мере несерьёзно. Последняя даже в воспоминаниях не вызывала у меня тёплых чувств, в то время как преданность и безграничное терпение Илы, триста лет самоотверженно прождавшей моего возвращения и прекрасно знавшей при этом, что я живу с ненавистной ей соперницей, заставляли чувствовать себя тем ещё засранцем.

     Кстати, о воспоминаниях. Восстановление способностей управлять магическими потоками ничуть не приблизило меня к регенерации изъятой по неведомой причине самим собой у самого себя памяти. То есть, причина-то, безусловно, какая-то была, её просто не могло не быть, только как теперь о ней узнаешь, если ничего не помнишь? Замкнутый круг, одним словом.
 
     Злополучный инцидент со взрывом ядерных боеголовок в открытом Горыней портале отбросил всех нас от хранимого доселе неведомым мне Иваном Игнатьевичем кристалла с моей памятью на неопределённое пространственно-временное расстояние. И ладно бы только на пространственно-временное. Похоже, что нас либо через этот же самый, либо через какой-то другой по недоразумению открывшийся портал зашвырнуло на вообще никому неведомый слой реальности, а капсул для межуровневых переходов, о которых я как-то читал в одной фантастической книжке, у нас, к великому сожалению, нет. И даже тот факт, что и я, и Горыня умеем открывать порталы без всяких дурацких капсул, помочь нам пока что никак не может. Для этого необходимо не только представлять, куда конкретно вы намереваетесь попасть, но и точно знать – откуда именно, иначе точка сопряжения может открыться в абсолютно произвольном месте и доставить массу нежелательных проблем. Мало ли, какая непредсказуемая и малоприятная пакость, пострашнее ядерных ракет, вам навстречу выпрыгнет и возжелает вас немедленно прикончить или просто сожрать. Но если выбора не останется, придётся работать именно так, методом тыка.

     Но это всё теория, а ежели по факту, то, когда сегодня утром все мы благополучно пробудились и столь же благополучно стряхнули с себя похмельные следы вчерашнего гулянья, состоявшегося на радостях и ко всеобщему удовольствию, ощущение некой неправильности вокруг Мычей неявно и ненавязчиво, но всё же дало о себе знать. Поголовно дежуривший всю ночь драконокомплекс (две головы спят, третья бодрствует) отметил эту неправильность раньше всех, но до принятия решений счёл нужным дождаться кворума.

     Отсутствие в округе лесной живности нас особо не встревожило и не насторожило, так как, почуяв приближение Горыни, любых тварей, обладающих хотя бы минимальными зачатками спинного мозга, не говоря уже о головном, ещё вчера в момент буквально ветром сдуло. Вполне нормальный и предсказуемый рефлекс. Меня бы и самого сдуло, появись друг-Горыня буквально на день раньше. Но, кроме исчезновения живности, проявились и другие признаки чужеродности. Сам воздух стал каким-то другим. Не хуже, не ядовитее, нет, с этим всё оставалось в полном порядке, мне он даже ещё чище показался, но он стал именно другим.

     Посовещавшись, мы решили некоторое время активно ничего не предпринимать, а тихо понаблюдать, подозревая, что подручные Велеса могли полностью не отступиться, а просто откатиться на дальние позиции, готовя нам какую-нибудь очередную пакость, от которой и веет этой чужеродностью. Прикинемся шлангами и немного подождём, пока они сами себя не выдадут. Лезть непосредственно в пасти к Горыне они однозначно не рискнут, поэтому прямого нападения можно не опасаться, а вот начать расставлять нам неприятные сюрпризы по периметру могут вполне. Тут-то мы их и сцапаем. В этих суждениях я целиком и полностью полагался на своих сподвижников, так как собственный опыт ещё только-только начинал воссоздаваться и нарабатываться заново. А чтобы диверсантов ненароком не проворонить, Чернух на добровольных началах вызвался патрулировать окружающий хутор лес, но пока ничего подозрительного не выявил, периодически возобновляя дозорные рейды.

     Полдня прошли в относительном ничегонеделанье. Я лишь потихоньку отрабатывал и оттачивал давно не применявшиеся навыки, попутно слушая всякие познавательные истории про себя самого, которые мне поочерёдно излагал, то один, то другой, то третий член нашей команды, а иногда и сразу всем скопом, когда мнения об одном и том же эпизоде вдруг начинали разниться и расходиться. Почти каждый раз это довольно быстро перерастало в вульгарную склоку, и тогда я давал команду «брейк». Вы знаете, работало безотказно. Выходит, я действительно пользуюсь тут авторитетом.  А потом, стоило нам с Иланой на некоторое время уединиться под нашим подземным балдахином, в самый ответственный момент без стука вломился Макак и доложил, чуть ли не запрыгнув к нам на лежанку, что Чернух обнаружил не то лазутчика, не то парламентёра, не то просто сбежавшего из какой-то психушки пациента, который ошивается в непосредственной близости от частокола и лазает по деревьям.

     С выражением помянув в качестве признанных авторитетов чёртовых маму и бабушку, в полной мере используя приёмы изящной словесности, мы постарались доходчиво донести до рогатого недомерка, что и лазутчик, и парламентёр, и уж тем более псих могут ещё некоторое время подождать вместе с ним самим по другую стороны двери, и послали чёрта к чёрту.

     Псих в итоге оказался местным следопытом, а мы полными кретинами, так как версия о переносе в другую реальность никому из нас вообще в голову не приходила. Наука на будущее.

     С другой стороны, в случившемся можно было усмотреть и положительный момент. От своих недругов мы оторвались практически недосягаемо, а учитывая слабую развитость местной цивилизации, можем пока без спешки и с комфортом осмотреться и определиться с планами на будущее. В том, что рано или поздно мы сможем к себе вернуться, никто из нас практически не сомневался. Время, как выяснилось, понятие для нас достаточно условное. Кроме графини Олонецкой, то бишь Иланы, о дате и месте своего рождения ни один из нас даже приблизительно не помнил. Прописанную у меня в паспорте дату во внимание можно было вообще не принимать. Тот же Макак, несмотря на свой обманчиво детский внешний облик, хорошо помнил, с каким недоумением таращился на строительство египетских пирамид, не понимая, зачем кому-то ещё при жизни городить такие идиотские надгробья для себя. Не всё ли равно, куда после смерти тебя запихнут. Могут и в пирамиду, а могут в ближайшей канаве закопать, ты-то этого всё равно уже не узнаешь. Он же, кстати, просветил, что каменные блоки для строительства этих громоздких склепов ниоткуда не привозили и ни в каких каменоломнях не вырубали и не вырезали. Отливали их прямо по месту примерно таким же способом, как сейчас бетонные конструкции льют. При помощи опалубки. Про состав раствора сказать ничего не может, так как этим вопросом за ненадобностью абсолютно не интересовался.

     Теперь касаемо завернувшего к нам на огонёк Габриэля. Что сказать: приятный вежливый парень, отнюдь не трус, раз сам к нам заявился, вполне себе разговорчивый, даже странно, что его Молчуном прозвали. Хотя, конечно, он мог и от волнения разговориться, да и алкоголь этому в определённой степени способствует, а мы, что уж греха таить, гостя чуток попотчевали. Зато много полезного от него узнали. Можно сказать, что нам сказочно повезло очутиться в недосягаемой для местного люда зоне. Не придётся волноваться, что к нам толпами повалят гости или туристы. Скрывающий же от других свою уникальность следопыт, как правильно сориентировался Кизюк, может стать для нас тем мостиком, через который мы быстрее освоимся в новом мире. Человеком он выглядит смышлёным, разумным, а его стойкость и мужество заслуживают отдельной похвалы. Другой бы на его месте давно обделался от страха и без оглядки мчался отсюда со всех ног. Горыня на любого производит неизгладимое впечатление.

     Прямо сейчас, сопровождаемый Кизюком, любознательным Макаком и самоваром, Габриэль, отдохнув, подкрепившись и заметно успокоившись, возвращается в город. Прикрытие с воздуха осуществляет Чернух. Почётный эскорт следопыта, за исключением разве что самовара, попадаться кому-либо на глаза не планирует, но ознакомление с новой обстановкой всегда лучше производить, используя местного гида. Кроме того, нам полезно будет выяснить, где заканчивается Квакающий Лес и начинается обычный. Так мы будем знать, в каких пределах можно не опасаться наткнуться на людей и себя не обнаружить, а заодно можем попытаться разгадать, чем обусловлено наличие этой странной границы, коли желание будет.

     На хуторе остались лишь мы впятером. Я с Иланой, а также Гера, Гора и Жора.

     – Что дальше предпримем? – ни к кому конкретно не обращаясь, поинтересовалась Илана.

     – Думаю, слетать на запад, – прогудел Гора. – Поглядим-разведаем, что там, да как.

     – Я тогда на юг, – заявил Гера, – на горы погляжу, если Гора в горы лететь не хочет.

     – Ну а я к морю сразу рвану, на север, – с горящими от предвкушения глазами, громыхнул Жора.

     – Крылов случайно не про вас басню о лебеде раке и щуке написал? – скептически покосилась Илана на драконьи головы. – Как вы собираетесь решить проблему очерёдности с приоритетным направлением, жребий будете бросать?

     – Ты удивишься, – ответил я вместо Горыни, уже догадываясь, что сейчас произойдёт.

     Полностью подтверждая мою догадку, со стороны могучего драконьего туловища раздался оглушительный треск, и через несколько секунд вокруг нас разминали крылья и ноги сразу три, но уже одноголовых дракона.

     – Ты знал?! – Илана ошарашено переводила глаза с одного монстра на другого.

     – Откуда? – отверг я её подозрения. – Хотя раньше, вполне возможно, знал, но сейчас просто догадался. Мне сразу показалось странным, что три самостоятельные личности, каждая из которых сама по себе обладает огромной магической мощью, держат себя запертыми в общем теле. По меньшей мере это неудобно.

     – Браво, Перун! – восхищённо воскликнул Гора. – Даже с отсутствующей памятью зришь в корень. Позвольте представиться, графиня, – обратился он уже к Илане, – Велигор, к вашим услугам.

     – Геракл, – склонил в поклоне голову Гера.

     – Тот самый? – изумилась Ила.

     – Развлекался, – скромно ответил герой эллинской мифологии. – Правда, в мифах моё происхождение и подвиги жутко переврали, но в их основу действительно моё баловство легло.

     – А кто же тогда ты? – повернулась Илана к Жоре.

     – Георгий. Только прошу не отождествлять меня со Святым Георгием Победоносцем. Кстати, его изрядно нашумевший в своё время подвиг, когда он якобы поверг дракона, приписывают ему ошибочно. На самом деле тот спектакль был поставлен и разыгран лично мною со своим собственным фантомом. Я лишь позволил Победоносцу пожать славу. А что, мне не жалко. Подобных постановок было множество и до, и после, но остальные не так известны. Думаете, откуда такая куча всяких легенд о победах рыцарей над драконами?

     – Интересный поворот сюжета, – пробормотала златовласая графиня. – А зачем, скажите на милость, вы себя в одном теле заперли?

     – Для большего устрашения, – ответил за всех троих Гора – Как-то раз во время одной знатной пирушки, будучи уже в изрядном подпитии, попробовали, а после не захотели удачный имидж разрушать.

     – Но в Лох-Нессе мы порознь плескались, – донеслось от Жоры. – Только внешность под плезиозавров подогнали. С позиций гидродинамики она для водной среды намного лучше приспособлена.

     – Кстати говоря, идею трёхглавого дракона нам именно Перун во время той пирушки подкинул, – добавил небезынтересную деталь Гера.

     – Не помню, – покачал я головой.

     – Ясное дело, – поддакнул Жора.

     – А троица, которая отправилась Габриэля провожать, про ваш секрет тоже знает? – полюбопытствовала Илана.

     – Нет, – ответил Гора. – И не вздумай им проболтаться. Сюрприз испортишь.

     – Не проболтаюсь, обещаю. Ладно, летите. Только постарайтесь надолго не пропадать, а то волноваться начнём.

     – Не надо попусту волноваться, – поспешил успокоить её Геракл, – мы будем с Перуном на постоянной волне.

     Ила вопросительно посмотрела на меня.

     – Ну да, – подтвердил я, – умею, как оказалось. Без всякой сотовой связи.

     – А меня можешь научить?

     – Да прямо сейчас этим и займёмся, – ответил я, – только ребят в дорогу проводим и займёмся.

     Мы немного понаблюдали, как три гигантских крылатых монстра синхронно поднимаются в небо, расходясь в разные стороны, но долго наслаждаться красивым зрелищем, к сожалению, не получилось, так как они очень быстро скрылись за кромкой лесных крон.

     Усадив к себе на колени мою ненаглядную графиню, я принялся синхронизировать наши с ней магические каналы. Достигнув резонанса, передать ей навыки дистанционной связи труда не составило.

     – А почему же мы раньше этим не пользовались? – с недоумением спросила она.

     – Это ты мне скажи. Уже забыла, что до вчерашнего дня я триста лет прозябал самым обычным человеком, из которых худо-бедно помню меньше одной шестой? Владение магией на меня свалилось как снег на голову. Другое дело, что на уровне рефлексов оно, как оказалось, во мне было просто запрограммировано, как умение дышать, но не жди от меня разумных объяснений. Пока, по крайней мере. И даже знание того, что в прошлом я был не просто каким-то колдуном, а аж целым богом языческим, ничуть не приближает меня к пониманию того – как, отчего и почему всё это работает. Хотя иногда, самопроизвольно, кое-какие соображения проскальзывают. Но ты эту колдовскую кухню лучше меня знать должна, по крайней мере, на данном этапе. Твоя-то память, слава богу, на месте.

     – Сказал бог.

     – Бывший бог. И вовсе не уверен, что когда-нибудь захочу снова им становиться. В открытую, во всяком случае. Публичность меня ни капельки не прельщает.

     – Она нам и не к чему пока. Может, мы напрасно здесь остались? Могли бы отправиться вместе с Габриэлем, город бы посмотрели.

     – Что, не успела попасть на новое место, как уже не терпится ноги размять, как нашим дракошам крылья? Хочешь совершить туристический круиз?

     – Вроде того. Только пока не представляю, во что одеться. Со здешней модой ещё разобраться предстоит. Как вспомню, какие глаза были у Габриэля, когда он меня увидел…

     – У меня, наверное, были такие же, если не хуже, когда рядом с тобой проснулся.

     – А я именно того и добивалась. Должна же я была тебе хоть как-то тебе отомстить, пока ты ничего не соображал. Хоть какое-то удовлетворение от твоего беспомощного вида получила за триста лет ожидания. Стоило подольше тебя помучить, да только сама растерялась и заладила сразу – мэтр, мэтр. Умеешь ты одним своим присутствием страху нагнать.

     Чтобы прямо сейчас страха осталось меньше, я закрыл её рот поцелуем. Получился он долгим и страстным. Вполне возможно, что он плавно перетёк бы во что-нибудь ещё более страстное, но наша идиллия была неожиданно прервана самым варварским способом. Вокруг нас захлопнулся магический капкан, и мы оказались внутри силового мешка.

     – Погоди-погоди, не суетись, – прошептал я Илане тихонько на ухо. – Может, нам как раз сейчас и повезёт выяснить наконец, что за зло такое людей в этом Квакающем Лесу губит. Предлагаю устроить небольшое развлечение.

     Ила лишь нежно улыбнулась и вернулась к моим губам.

     Видимо, подобное показное пренебрежение несказанно оскорбило того, кто нас пленил, так как поблизости тотчас заскрежетал противный старушечий голос:

     – На том свете, голубочки, помилуетесь, а сейчас извольте ответ держать. Что это за крылатые образины в моём лесу только что были?

     – Очень невежливо вы себя, бабуля, ведёте, – нежным голоском прощебетала моя девочка. – Зашли без приглашения, нагло и по-хамски лишили хозяев свободы передвижения, да ещё дерзите непомерно. И прячетесь от нас зачем-то. Культурные люди так не поступают.

     – Это вы, что ль, культурные? Срамота одна! Лижутся у всех на виду!

     – И где же эти все? – поинтересовался я. – Я никого не вижу.

     – Неважно. Я вас вижу, и этого достаточно. Жду ответа на свой вопрос.

     – А если не скажем? – полюбопытствовал я.

     – Скажете, голубки, скажете. У меня все перед смертью разговаривают. Не по-хорошему, так по-плохому.

     – Угрожаете?

     – Просто рассказываю, что вас ждёт. Станете говорить – убью вас быстро и без мучений, а нет – ещё умалять будете, чтобы поскорее прикончила.

     Бабка боевиков насмотрелась, что ли? Хотя какие тут боевики, опомнился я. Видать, подобные высказывания всегда в ходу были.

     – А если наоборот? – предложил я.

     – Что наоборот? – непонимающе переспросила невидимая бабка.

     – Ну, например, мы подвесим тебя за ноги, сделаем аккуратный надрез на твоём брюхе, а твои кишки красиво растянем серпантином по всему двору. Подыхать долго будешь и мучительно, гарантирую.

     От неожиданности бабка притихла. Видимо, с подобной реакцией на свою агрессию ей сталкиваться ещё не доводилось. Должен сказать, что выглядела она препротивно. Прямо-таки натуральная Баба Яга. Кожа на лице серо-коричневая и сморщенная, как на гнилом яблоке, спина колесом. Нос у неё, правда, был не крючком, как в сказках описывают, а картошкой, зато украшен отвратительными бородавками. На верхней губе и подбородке пробивались редкие жёсткие волоски. Одежда больше всего походила на несколько одетых друг на друга драных мешков, из которых наружу торчали обёрнутые какими-то тряпками костлявые руки, а отросшие и загнутые ногти на скрюченных пальцах больше подошли бы какой-нибудь ожившей мумии. Венчавшая всю эту местную достопримечательность голова была обёрнута в нечто наподобие чалмы, с выбивающимися из-под неё грязными сальными космами неопределённого цвета. Клюки разве что для полноты картины не доставало.

     Пряталась старуха от наших взглядов довольно грамотно. Поставленный ею магический занавес от простых человеческих глаз скрывать её должен был надёжно. Но только не от наших. Для повышения уровня конспирации ей следовало бы взять парочку уроков у Макака.

     Дабы не оставаться голословным и подкрепить свои слова действием, я в мгновение ока перебросил на неё её же собственный силовой мешок, предварительно его усилив, и резко перевернул его вместе с содержимым вверх ногами. Прикрывавшие бабкины ноги лохмотья свалились ей на голову, а я между тем неспешным шагом к ней приблизился, небрежно поигрывая специально сотворённым для её устрашения большим ножом для разделки мяса.

     Бабке наконец удалось кое-как высвободить из-под свалившихся вниз лохмотьев глаза, и я поймал устремлённый на меня пылающий жгучий взгляд, наполненный одновременно ненавистью и ужасом.

     – Поговорим немного о культуре? – предложил я, приблизившись вплотную.

     – Что ты хочешь? – злобно прошипела она, тщетно пытаясь скрыть за показной злобой овладевший ею животный страх.

     – Вопрос не в том, чего хочу я, вопрос в том, что нам с тобой делать. Самым разумным выглядит то, о чём я тебе уже сказал – выпустить из тебя кишки. Но, возможно, у тебя найдутся какие-нибудь достаточно убедительные аргументы, чтобы я этого не делал. Подумай, даю тебе минуту.

     – Без меня лес погибнет, – просипела бабка.

     – Ой ли? С чего бы ему без такой живописной красавицы погибать? По-моему, без тебя лесу только лучше станет. И люди перестанут бояться в него заходить. Ведь это, как я теперь догадываюсь, именно по твоей милости всяк сюда зашедший назад уже не возвращается?

     – Нечего людишкам в моём лесу делать, – твёрдо сказала старуха.

     Бабка хоть внутри и тряслась от страха, но пыталась держаться уверенно.

     – Это кто же так решил? – спросил я.

     – Я решила. А ты кто такой, чтобы я перед тобой ответ держала?

     – Ну, хотя бы тот, кто намного тебя сильнее и не станет с тобой церемониться, это во-первых, а во-вторых, ты мне категорически не нравишься. Кровожадная. Такой ответ устраивает?

     Бабка промолчала. Я ощутил, как она силится разорвать сковавшие её невидимые путы, но после нескольких неудачных попыток она, похоже, окончательно осознала своё поражение. Огонь в её горящих глазах заметно потускнел и поутратил уверенность. Она даже попыталась, без особого успеха, правда, заискивающе улыбнуться.

     – Слышь, мил человек, а может, мы с тобой полюбовно договоримся? – заговорила она уже более дружелюбным, как ей, наверное, казалось, тоном.

     – Опоздала, бабуля. Полюбовно нужно было с самого начала себя вести, а теперь работает исключительно право сильного. Но ты можешь несколько облегчить ожидающую тебя учесть, если согласишься добровольно сотрудничать.

     – Кишки не станешь тогда выпускать?

     – До тех пор, пока ты будешь вести себя смирно и лояльно к новому режиму, не стану, а дальше видно будет. Посмотрим, на что ты можешь сгодиться.

     – Странные ты каки-то, мил человек, слова речёшь. То ргументы не пойми какие придумал, теперь ещё лояльню непонятную.

     – Всё ты, бабуля, отлично понимаешь. Если и не сами слова, то уж смысл сказанного точно.

     – Да поняла я тебя, касатик, поняла. Может, перевернёшь старуху ногами вниз, а то неудобно в моём-то возрасте так вот висеть. Кровь к голове приливает и вообще…

     Что именно «и вообще», бабка не уточнила. Чтобы показать, кто тут главный, я с полминутки её ещё подержал в том же положении, а затем вернул к общепринятой относительно земли ориентации и даже позволил силовому мешку немного раздаться в стороны. Совсем его убирать я пока что не стал, опасаясь, что бабулька может попытаться слинять, а гоняться за ней потом по всему лесу мне совершенно не хотелось.

     Бабуля кое-как расправила на себе сбившиеся в кучу мешки и, отвернувшись от меня, обратилась к Илане:

     – Ты, девочка, похоже, как и я, тоже ведьма, потому с тобой, как женщине с женщиной, мне разговаривать будет сподручнее.

     – Не стоит даже пытаться нас разделить, бабуля, – сразу уловила направление мыслей старухи Ила. – Я не на вашей стороне. Учитывая обстоятельства вашего появления, мне даже странно, что вы пытаетесь на это рассчитывать.

     – Должна же я была попробовать, – пробурчала старуха. – Теперь вижу, что понапрасну.

     – Давайте начнём всё сначала, – предложил я, переходя для видимости любезной речи на «вы». – Представим, не забывая, разумеется, случившегося, что вы, бабушка, как добрая соседка, зашли познакомиться с новосёлами. В этом случае вам прежде всего следовало вежливо постучать в дверь, в нашем случае в ворота, но, поскольку вы уже здесь, эту часть знакомства мы опустим. Затем, когда вам открыли, в первую очередь вы должны были представиться. При этом, кстати, хорошим тоном считается принести с собой какое-нибудь угощение. Пирог, к примеру, или торт какой. Некоторые даже тушёную утку с капустой приносят или другое фирменное блюдо. На худой конец можно обойтись простым печеньем. Но это лишь атрибуты вежливости, а вы с ней не очень-то в ладу, как мы заметили. Поэтому хотя бы просто представьтесь.

     Было видно, как трудно бабке заставить себя вслух признать своё поражение и начать играть по нашим правилам. Она явно уже много десятилетий, если не столетий, чувствовала себя здесь полной хозяйкой, а сейчас парочка пришлых юнцов, по её мнению, навязывают ей свои условия. Есть от чего расстроиться. Но не мы её звали, сама пришла, да ещё руки сразу распустила. В смысле магию.

     – Когда меня последний раз по имени называли, – начала она наконец, решившись то ли покаяться, то ли просто о своей жизни хоть кому-нибудь рассказать, – то звали тогда Елавушкой. Елавой. Много годочков с тех пор утекло, ох, как много. Была я тогда молода и красива, покрасивше тебя, девонька, – глядя на старуху, в это довольно трудно было поверить, – и мужики за мной табунами бегали. Да только имелась у меня тайна тайная, о которой говорить я под страхом смерти боялась. Случилось, что дар у меня ведьминский проснулся вместе с данью первой месячной. Но не жаловали людишки в те времена ведьм, как, впрочем, и сейчас не жалуют. Коль прознают об этом, так сперва всем миром снасильничают, потом запытают почти до смерти, хотя и первое уже пытка, а после всего этого на костёр, на огонь малый, чтоб мучилась дольше как можно.
 
     Но была я ещё и женщиной, а дар свой на показ не выставляла, ото всех его хороня. И случилось со мной то, что должно. Полюбила я. Полюбила сына старосты села нашего, и он меня полюбил. Обручились мы. Прочили нам тогда жизнь долгую и счастливую, и сами мы в то верили, что так и будет. А когда понесла я, радость наша была безмерна. И вот тут-то и случилось то, самое страшное, что навсегда отвратило меня от рода человеческого. Попал муж мой на охоте под кабана свирепого. Порвал его вепрь во клочья почти. А когда домой принесли его, жизнь ещё теплилась в нём, хотя видно было, что оставалось её ничего совсем. Вот-вот оборвётся. Не смогла я устоять, глядя, как муж мой нас покидает, а дитя его, не успевшее ещё света белого узреть, обречено сиротой остаться. Призвала я на помощь всё ведьминское умение своё и вытащила мужа из лап смерти.

     Знаете, как он меня отблагодарил за спасение? Как только разум к нему после лихорадки долгой вернулся и понял он, как я его с того света к жизни вернула, велел посадить меня под замок, а потом, после того, как рожу я, дитя отдать ему, а со мной поступить, как со всеми ведьмами поступают. И так в точности всё и случилось, только не по зубам я им оказалась. После того, как тело моё, испоганив насилием и пытками, поволокли на костёр, сумела я воззвать к силам диким и вызволить себя из рук палачей. Ворвались в село звери лесные, а тот самый вепрь, что мужа моего порвал, на своей спине в лес меня вынес.

     С той поры и живу здесь, а звери и птицы – единственные твари живые, которым я доверяю. Людям у меня веры больше нет, сами её у меня отняли, потому и ходу им сюда нет.

     Старуха умолкла, да и мы некоторое время молчали по инерции. Что сказать, даже такое краткое повествование Елавы о собственной судьбе сумело произвести на нас впечатление. Её ненависть к роду человеческому имела под собой вполне реальную основу. Разумеется, если всё рассказанное ею было правдой. Но мне показалось, что она была с нами откровенна. Возможно, впервые за все годы её лесного существования у неё появилась возможность хоть кому-то излить своё горе и обиды. Разве что непонятным пока оставалось – каким образом ей удавалось на протяжении многих лет непрерывно поддерживать магический барьер на рубеже Квакающего Леса. Она не казалась мне достаточно сильной для этого. Это всё-таки не разовое действие, а непрерывно действующий масштабный заслон, для которого требуется такой же непрерывный приток силы, которой у неё самой точно нет.

     Но прежде чем продолжить расспросы, я решил попытаться немного снизить её ненависть к другим двуногим. Для начала хотя бы к нам двоим.

     – Елава, – начал я, – вы сказали, что в дни вашей молодости были очень красивы. Это правда? Потому что, если пытаетесь нас одурачить, сделаете хуже только себе.

     – Так обо мне говорили. Да и то, что мне самой виделось в водяном отражении, зело красно было.

     По бегающему взгляду старухи было видно, что она не понимает, к чему я задаю ей подобные вопросы. Судя по физиономии Иланы, та тоже пока не представляла, к чему я клоню.

     – А с понятием зеркала вы знакомы? – снова спросил я.

     – Кусок железа аль меди до блеска тёртый? Видала. Только в нём видно не сильно лучше, нежели в спокойной воде.

     – Поверьте, в настоящем зеркале сильно лучше, – заверил я бабусю. – Посмотрите-ка вот сюда.

     Шевельнув в воздухе пальцами, я создал прямо перед бабкой прямоугольное зеркало во весь её рост. Щёлкал я чисто для визуального эффекта, для творения такой мелочи мне было достаточно просто о зеркале подумать. От неожиданности и от того, что предстало перед ней в отражении, старуха резко отшатнулась и отвернула голову. Она бы ещё дальше отскочила, но мешал силовой мешок. Я всё ещё не торопился его убирать. Через десяток секунд бабка не удержалась и повернула голову обратно. Взгляд, которым она смотрелась в зеркало, был очень красноречив. В нём попеременно чередовались любопытство, гнев, презрение, отвращение и прочие оттенки самых разных эмоций.

     – Это вот и есть настоящее зеркало? – спросила она, оторвавшись наконец от визави в отражении.

     – Оно, – ответил я коротко. – Вам понравилось то, что вы в нём увидели?

     – Нет, – сказала она честно и со злобой. – Вот уж не думала, что выгляжу настолько… настолько омерзительной и жалкой. Зачем вы мне это показали? Захотелось ещё больше меня унизить? Вам мало, что вздёрнули старуху за ноги, словно мешок с дерьмом?.. Вам…

     – Спокойно, – перебил её я. – Хочу, чтобы вы ещё раз в него посмотрели, а потом постарались максимально точно вспомнить, как выглядели в день вашей свадьбы.

     Несколько секунд старуха пристально всматривалась в мои глаза, а затем, едва слышно пробормотав: «Такое ни одному колдуну не под силу…», вновь обратилась к зеркалу.

    Я выждал несколько секунд, а затем её отражение начало стремительно меняться. Одновременно с отражением менялась и сама старуха. Спина её распрямилась, кожа начала разглаживаться и приобретать живые краски, уродовавший её картофелеобразный нос тоже преображался, приобретая очень даже изящную форму и теряя попутно все не слишком украшавшие его дополнения, вроде бородавок. Волоски с лица бесследно исчезли, а выбивающиеся из-под чалмы волосы окрасились в тёмно-русый цвет и рассыпались по плечам густым покрывалом. Тряпку с её головы я аккуратно испарил без нагрева, чтобы впечатление не портила.

     – Ила, – обратился я к вытаращившей глаза графине Олонецкой, – подходящей одёжкой вы уж сам займитесь, пожалуйста, тут я пас. По этой части не силён. Раздевать женщин хорошо умею, а вот одевать не очень.

     Убедившись, что настроение нашей «гостьи» кардинально поменялось и теперь она вряд ли так уж сильно стремится от нас избавиться или сбежать, ещё больше ослабил хватку силового мешка. Сама же Елава принялась спешно срывать с себя все украшавшие её лохмотья, ничуть не смущаясь моим присутствием, словно меня рядом вообще не было. Я даже слегка удивился, вспоминая, как остро отреагировал Габриэль на одетую вполне прилично по нашим земным меркам Илану. Потом подумалось, что во времена Елавиной молодости нравы могли быть совсем другими, а знакомиться с новыми моделями поведения ей попросту было негде. Интересно, а сколько ей сейчас лет?

     – Елава, сколько вам лет? – произнёс я вслух, с удовольствием разглядывая стройную длинноногую красавицу, которая стояла рядом с нами уже не в лохмотьях и не нагишом, а в простеньком, но очень изящном сарафане. Даже не понял, кто из них успел его наколдовать, наверное, всё-таки Ила, Елава ещё не до конца в себя пришла. Не скажу, что она действительно показалась мне красивее Иланы, но и назвать её менее красивой язык не поворачивался. Между ними даже просматривалось некоторое сходство, только Елава была немного выше, смуглее и цветом волос отличалась. И куда та жуткая старуха подевалась?

     – Не представляю, что я должна сейчас для вас сделать, – проговорила она вместо ответа мягким, даже каким-то ласковыми голосом, который и близко не напоминал старухино карканье. – Я должна целовать вам руки? Ноги? Или вы потребуете от меня другой платы?

     – Для начала ответьте хотя бы на мой вопрос, – напомнил я и улыбнулся, чтобы не так напрягалась.

     – В точности не скажу, больно давно это было, – она на несколько секунд призадумалась. – Помню только, что родилась незадолго до того, как заложили Станаупель.

     Мы с Илой переглянулись. Из слов Габриэля следовало, что городу порядка трёхсот лет. Выходит, что моя графиня и обитательница здешнего леса примерно одного возраста. Тогда она по-настоящему сильная ведьма. С малым даром ведьмы живут ненамного дольше обычных людей.

     – Давайте-ка мы теперь окончательно разберёмся с характером наших взаимоотношений, – предложил я. – Хочется надеяться, что враждовать мы не станем. Я могу быть в этом уверен, Елава?

     – После того, что вы со мной сделали, это было бы просто глупо. Не думайте, что я не осознаю своего ничтожества перед вами. Повернуть вспять время – я даже подумать не могла, что такое возможно.

     – Ну, не надо преувеличивать. Я повернул вспять не время, а всего лишь метаболизм вашего организма. Очень ускоренно, правда. Но вам же так больше нравится, я надеюсь?

     – Вы надо мной издеваетесь? Мне не нравится, у меня даже слов нет, чтобы описать моё состояние. Счастье? Восторг? Блаженство? Вот всё это вместе смешайте, другого не подберу. Только, простите, не поняла сути произнесённого вами слова – метализм?.. Не запомнила в точности, но волшебство за ним, чую, стоит великое. Я преклоняю голову пред такой силой и умением. Можете мною располагать по своему усмотрению. Отныне и на век – я не враг вам, в том клянусь, а вечная ваша должница.

     – Вот и славно. Не люблю, знаете ли, враждовать. Про долг вообще забудьте. Просто не будем в будущем ссориться, и хорошо.

     Поколебавшись ещё несколько секунд, я полностью снял с Елавы силовой мешок. Не то чтобы я окончательно и бесповоротно ей поверил, но и особых неприятностей от неё больше не ждал. Ответом мне был очередной благодарный взгляд.

     – Простите, если это будет невежливым, – заговорила Елава немного увереннее, – но мне бы тоже хотелось узнать, как мне следует к вам обращаться?

     – Друзья зовут меня Ильёй, старые друзья, как выяснилось, иногда называют Перуном, а ещё некоторым почему-то нравится называть меня – мэтр. Последнее – это не имя, это уважительное обращение за заслуги, о которых я, к сожалению, ничего не помню. Выбирайте на своё усмотрение и вкус. А имя моей подруги – Илана, графиня Олонецкая. Ну вот, теперь мы окончательно познакомились. За это, пожалуй, стоит выпить.

     Сотворив три бокала с шампанским, пару шоколадок и большую вазу с клубникой, я указал на них дамам.

     – За знакомство! – провозгласил я тост и первым приложился к бокалу.

     Елава пригубила содержимое с осторожностью, но, как и следопыт до неё, оценила вкус напитка. Теперь, по-моему, вполне можно было переходить к той части вопросов, о которой Габриэль представления имел либо очень смутные, либо не их имел вообще. Ила меня опередила:

     – Елава, а как так получилось, что один из местных следопытов по имени Габриэль получил дозволение беспрепятственно бывать в вашему лесу? Ведь это же вы ему разрешили, верно?

     – Кто ж ещё, как не я, всё верно, и тому целых две причины. Первая – он самоотверженно бросился спасать пострадавшее от людского варварства семейство медведей, не убоявшись последовать за ними в Квакающий лес, вторая, сколь ни невероятным это вам покажется, он… он мой пра-пра-пра-… какой-то там внук. Теперь уж не возьмусь в точности вспомнить и сосчитать все колена от меня до него. Да и не знаю я их все-то. Откуда, если из лесу последний раз я ой как давненько выходила, а сами они ко мне в гости не ходят, лес никого не пускает. Как думаете, это сильно плохо, что я до сих пор пытаюсь цепляться за родство?

     – Как раз наоборот, – ответил я. – Сильно плохо было бы, если бы вы этого не делали. Что до Габриэля, так он у нас прямо перед вами побывал, и мы с ним почти уже подружились.

     – Он хороший мальчик, – с нежностью в голосе проговорила Елава.

     Я про себя усмехнулся. Сидящая сейчас рядом со мной его пра-пра-пра-… какая-то там бабка выглядела заметно моложе своего потомка. Внучка;-то, чего доброго, в неё ещё и влюбиться угораздит, коли встретиться доведётся. И что тогда будет? Инцест? Бред. При таком дальнем родстве почитай все люди меж собой родственники. Будто подслушав мои мысли, Елава попросила:

     – Умоляю, только не говорите ему, кто я такая.

     – Да мы, в общем-то, и не собирались как бы, – успокоила её Илана. – Кстати, Пер, может, не станем посвящать в эту маленькую тайну наших отсутствующих друзей?

     – От Горыни утаить никак не получится, сама знаешь, а остальным… Можно, конечно, и не говорить, но мне кажется, что по отношению к ним это будет нечестно. Достаточно опустить некоторые детали и тоже попросить их молчать, вот и всё. А для Габриэля придумаем какую-нибудь правдоподобную легенду. Если, конечно, Елава не предпочтёт вообще на глаза ему не попадаться.

     – Намеренно прятаться от него я уж точно не стану, а в остальном – как сложится. Благодаря вам, Илья, мне теперь нет нужды чужих глаз стыдиться. И навряд ли кто-нибудь сможет увязать меня с древним злом Квакающего Леса.

     – Кстати, – поинтересовался я, – а почему он Квакающий? Габриэль, когда мы его об этом спросили, сказал, что представления не имеет. Может, вам, Елава, об этом что-нибудь известно?

     На лицо лесной ведьмы набежала лёгкая тень, которая почти сразу сменилась грустной улыбкой.

     – Мне ли не знать, – заговорила она. – Первым, что я сделала, едва оправившись от учинённых надо мной зверств – возвела границы вокруг своего укрытия на полдня пути во все стороны. Большой страх на пришлых, подумалось мне, будут сильно нагонять огромные лягушки. Поколдовав над головастиками, у меня получилось увеличить взрослых ляг до размеров крупной собаки. А теперь представьте, какое оглушительное кваканье они издавали. И очень скоро я едва не поплатилась за свою самонадеянность. Перво-наперво, лягушки – хищники. При новых размерах жрать всяких жуков-червяков-комаров они не перестали, но к этому ещё принялись пожирать вообще всё, что шевелится и пролезает к ним в пасть. Они оказались куда страшнее волков и иных привычных хищников. Кроме того, я очень скоро уразумела, что управлять этими тварями намного труднее, нежели зверьём с тёплой кровью. Не раз они были очень близки к тому, чтобы пообедать мной самой. Пришлось спешно заниматься уборкой собственных опасных для жизни творений, но лес к тому времени местные уже успели наречь Квакающим, так с тех пор и повелось и по сей день остаётся.

     – Забавно и поучительно. Игры с генетикой всегда меня настораживали. Хорошо, Елава, теперь вопрос более сложный и более, я бы сказал, профессиональный, – продолжил я. – Как вам удалось распространить действие незримой границы в лесу на такие огромные расстояния и непрерывно поддерживать её на протяжении стольких лет? Со слов Габриэля мы поняли, что граница тянется вдоль всего леса от гор до самого моря. Или это не ваших рук дело?

     – От чего ж не моих, моих. После того, как не удалась затея с лягушками, я стала искать иные способы огородить себя от людских посягательств. Привлекать для этого лесных зверей мне больше не хотелось. Уроки из ошибок я умею извлекать. И мои усилия были в скором времени вознаграждены. Мне удалось выявить чистый источник силы, после чего осталось направить его в нужную сторону и поставить на него заклятье, вызывающее у людей чувства страха и ужаса. И то, и другое у меня получилось. Со временем я нашла ещё несколько источников, сцепила их вместе и сумела растянуть границу, как вы верно заметили, от самого моря до южных гор. Но я всё ж таки оставила людишкам в глубину пару вёрст доступного леса. Нынешние передо мной пока что не провинились, так что пусть себе ходят по грибы, по ягоды, за дровами, да на охоту, но только до той черты, до которой я дозволяю.

     Мы с Иланой с уважением посмотрели на нашу пленницу. Да нет, наверное, уже не на пленницу, теперь уже, скорее, на гостью. Чтобы проделать такое, требовался незаурядный талант.

     – А что с западной стороны леса? – спросила Ила.

     – Не знаю. Но точно что-то очень недоброе. Чем дальше на запад, тем сильнее ощущается присутствие какой-то тёмной силы. И с моей границей она уже никак не связана, она сама по себе и даже меня до жути пугает. Я туда не хожу.

     – Габриэль рассказал нам, что как-то раз шёл на запад аж целых шесть дней, но так ни до чего конкретного не дошёл, – поделился я информацией с Елавой. – Лес всё тянулся и тянулся, только совсем уж непролазным сделался.

     – Я знаю, я за ним приглядывала. И очень хорошо, что он повернул назад сам, иначе мне пришлось бы вмешаться. То недоброе, к чему он приближался, ощущала только я, а мне совсем не хотелось потерять единственного человека, к которому испытываю добрые чувства.

     – А что случилось с теми, кто посмел углубиться в Квакающий Лес и назад не вернулся? – спросил я.

     – Лучше не спрашивайте. Не хочу вспоминать о том, что с ними всеми сделала. Месть хоть и сладка, но, если ею пресытишься, с собственной совестью всё сложнее и сложнее становится уживаться.

     – Тем не менее нас с Ильёй, похоже, ожидала та же участь, – заметила Илана.
 
     Елава потупила взор и ненадолго замолчала. Наконец, вновь подняв глаза, в которых угадывались слёзы, она тихо заговорила:

     – Знали бы вы, как мне сейчас перед вами стыдно. Я давно уже не получаю никакого удовлетворения от истребления себе подобных. Да и раньше-то особо не получала, даже когда ненависть моя была ещё свежа. Но два соображения заставляют меня продолжать это делать. Во-первых, я опасаюсь за свою жизнь. Как только попадающие в мой лес люди поймут, что больше им ничего не грозит и начнут беспрепятственно из него возвращаться, сюда нагрянут полчища охотников и просто любопытных, и моему существованию, скорее всего, придёт конец. А во-вторых… во-вторых, я знаю, что в моём лесу зверьё может чувствовать себя в полной безопасности. По крайней мере от человека. С тех пор, как я бежала сюда, спасаясь от уготованной мне участи, они стали моей единственной семьёй.

     Что сказать. Повествующая о своей трагической судьбе Елава вызывала сочувствие. Но, тем не менее, оправдать уничтожение множества человеческих жизней мне было сложно.

     Да что я, в самом деле, продолжаю рассуждать, словно обычный человек?! Ведь, если верить тому, что рассказывают обо мне мои теперешние друзья, на моём счету столько чужих жизней, в первую очередь человеческих, что я просто не имею никакого морального права осуждать за убийства кого-то другого. И не нужно оправдываться перед собой тем фактом, что я ничего об этом не помню. Если немного перефразировать известную юридическую формулировку – отсутствие воспоминаний не освобождает от ответственности за содеянное, пусть и перед самим собой. Кто знает, может, я память свою для того и изъял, чтобы угрызениями совести не мучиться. А что, вполне рабочая гипотеза, кстати.

     Неожиданно Елава подтянулась, и её лицо приняло озабоченно-сосредоточенное выражение.

     – За всеми этими преображениями и переживаниями, – заговорила она, – я совсем позабыла, зачем пришла. Думаете, мне легко было решиться нанести сюда визит? Да у меня душа в пятки ушла, когда вместо части моего леса вдруг возникло непонятно что. А увидев тех крылатых чудовищ, сама чуть было не собралась спасаться бегством из собственного леса. Только, уж не знаю, на счастье или нет, но они сами улетели, а я здесь, с вами, помолодевшая и похорошевшая. Выходит, сама-то я сюда точно на счастье прийти отважилась. Но главная причина, заставившая меня побороть свой страх – бегство из лесу тварей живых. Тот ужас, который они испытали, непередаваем. Но в степи, куда он их погнал и выгнал, лесным жителям никак не выжить. Не могут они без леса. Я-то полагала, уж простите, что, расправившись с вами, уберу причину разразившегося несчастья, но вместо этого сама едва за свои намерения не поплатилась. Илья, Илана, помогите мне вернуть зверьё в лес, умоляю вас слёзно!

     – Елава, – поспешил я успокоить нашу гостью, – у меня для вас хорошие новости. Они сами уже возвращаются активно, причём без всякой посторонней помощи. Думаю, что за сегодня-завтра вернутся все. За исключением тех, тут уж ничего не поделаешь, кого ошалевшие от азарта охотники успели подстрелить. Но такова уж природа человеческая – прибрать к рукам то, что само в них бежит. И не скоро ещё придёт к людям, хотя бы к некоторым, осознание того, что любая жизнь бесценна. Не скоро ещё заработают по этому миру ячейки Гринписа, которые...

     Я уловил, что и Елава, и Ила смотрят на меня как-то странно, и спохватился. Увлёкся, однако.

     – В общем, всё со зверюшками будет в порядке, – закончил я.

     – Я вот о чём сейчас подумала, – сменила тему Илана. – Что теперь на том месте, откуда исчез наш кусок Леса с Мычами? Кусок Квакающего?

     – Это тебе лучше с Горыней обсудить. Он у нас по хроно-квантовым переходам главный специалист. Елава, а что было на этом месте до нашего появления? Я имею в виду – кроме леса было что-нибудь ещё?

     – Тот самый источник силы, о котором я говорила. Самый первый. Я больше его не чувствую. А раз он иссяк, то и граница Квакающего леса на этом участке исчезла вместе с ним.

     – Вот оно что, источник. Тогда, возможно, это как раз и объясняет, почему мы оказались именно здесь. В любом месте интенсивного выхода силы ткань мироздания наименее устойчива. Портал в таком месте легче всего открывается. Да, по всей видимости, этот фактор и сыграл ключевую роль при нашем переносе.

     – Ты что, начал что-то вспоминать? – с надеждой в глазах спросила Ила.

     – Всплывает что-то на уровне подсознания. Не могу по-другому объяснить. Но источник силы переместиться не может. Он привязан к ткани мироздания, не к планете. Должен был здесь и остаться. Возможно, из-за нашего переноса он разрядился больше обычного, но, подкопив энергию, обязательно снова откроется, тогда и граница вернётся на место. Чернух, помнится, тоже что-то про него говорил.

     – Вы сказали к планете, Илья. Это что такое? – заинтересовалась Елава незнакомым понятием.

     Лучше б не говорил. Теперь либо лекцию о строении вселенной читать, либо придумывать какую-нибудь отмазку. С другой стороны, даже любопытно, как живущий на привычно-плоской земле человек, причём очень и очень почтенного возраста, что обычно способствует формированию устойчивого консерватизма, отреагирует на информацию о том, что земля эта круглая, и что она не более чем неразличимая песчинка на просторах вселенной. Для наглядной демонстрации я создал над столом, вокруг которого мы сидели, что-то наподобие голографической модели солнечной системы. С опозданием вспомнил, что мы вовсе не обязательно сейчас находимся именно в нашей системе, но по большому счёту для схематического объяснения это никакой роли не играет.

     – Вот это, – начал я лекцию, указывая на плюющееся для пущего эффекта протуберанцами светило, – наше солнце. По сути это такая же звезда, как и те, которые мы видим на небе по ночам, причём далеко не самая большая из них. Просто она ближе всех к нам находится. А вот эти маленькие шарики, которые вокруг него хоровод водят, и есть планеты. Наша, скорее всего, третья по счёту. На её поверхности мы и живём. Только в том масштабе, который ты видишь, нас на ней рассмотреть невозможно. Мы во много раз меньше самой крохотной пылинки. В такое трудно поверить, не правда ли?

     Я с интересом ожидал реакции Елавы, заодно прикидывая, знакома ли она с понятием масштаба. Но она, видимо, в первую очередь пыталась определить – всерьёз я ей это рассказываю, или же вздумал поиздеваться? Но обвинять меня в издевательстве напрямую она, похоже, пока ещё побаивалась.

     – Не бойся, говори всё, что думаешь, – решил облегчить я ей задачу, попутно отметив, что непроизвольно снова перешёл на «ты». Но она, кажется, не обратила на это внимания.

     Она ещё некоторое время сверлила меня подозрительным взглядом, а затем выдала, скорее, заключение, чем вопрос, которое, в общем-то, было абсолютно логичным, но на данном этапе я его никак не ожидал услышать.

     – Получается, – сказала она, – что, если идти долго и всё время прямо, то вернёшься на то же самое место, только с другой стороны?

     – Ну, если не принимать во внимание такие мелочи, как горы, моря, океаны и прочие препятствия, то да, именно так.

     – Но живём мы, наверное, на самом верху этой планеты? Или есть способы, чтобы с неё не упасть?

     – На самом верху очень холодно, как и в самом низу. Верх и низ по-другому ещё полюсами называют. А ощущаемый верх у нас всегда строго над головой, независимо от того, в каком месте планеты мы находимся. Есть такое постоянно действующее волшебство, называемое гравитацией, которое абсолютно всё находящееся на поверхности или поблизости от неё, заставляет падать к центру планеты.

     – И это никакая не шутка, Илья?

     – Я абсолютно серьёзен.

     – Если вы вздумаете рассказать такое в городе, вас сразу же отправят на костёр.

     – Так и будет, – подтвердила слова Елавы Илана. – Потому мы и не станем никому ничего рассказывать.

     – Елава, – обратился я к гостье, – если не секрет, где ты живёшь?

     Елава потупилась и негромко сказала:

     – Теперь нигде. Мой дом прямо на этом самом месте стоял, на источнике силы, чтобы всегда можно было её черпать на нужды. Мне просто повезло, что была отсюда далеко, когда мир вздрогнул, и появились вы. Иначе сгинула бы вместе с домом.

     Не знаю, как Илане, но мне стало как-то неловко. Пусть наше перемещение сюда и было нелепой случайностью, но в том, что Елава лишилась своего дома, косвенно мы всё равно оказались виновны. Мельком глянув на свою подругу и получив от неё в ответ едва уловимый кивок, я предложил:

     – Мы будем рады, если ты согласишься остаться у нас. По крайней мере, до тех пор, пока мы не возведём тебе новое жилище.

     – Несмотря на то, что я угрожала вам смертью?

     – Будем считать, что это было недоразумением, а лучше вообще сделаем вид, что ничего такого не было.

     – Я согласна, – ответила она кротко и совершенно не раздумывая.