1989 г 16 января. Христос был йогом

    Сказал Лёне о своем недовольстве Валей, что она присвоила себе функции цензора: если ей рассказ не нравится, то она считает вправе отклонить его. И доказать ничего не могу, потому что она всегда может сказать, что плохо написано: её не устраивает уровень, и это может оказаться правдой, поэтому приходиться молча сносить несправедливость. А зачем ты ей даешь? Посылай в журналы, — он показал на, лежащие на столе, толстые журналы.

— Эти не напечатают.
— Напиши лучше — напечатают.
— Ты можешь написать лучше?

Но он не хотел меня слышать и снова повторил:
— Напиши лучше — напечатают.
— Покажи мне, что ты написал лучше, — вынужден был сказать я.

— Я не уверен, что могу написать лучше, — вяло сказал он, понимая, что он не вправе сказать или заявить, что — да, он может лучше. А я потребую доказательств, которых у него нет. — Но надо стараться.

 Этого признания я и добивался.  Мне претит его самоуверенность. Он все время разглагольствует о своих литературных способностях, я прошу дать почитать, и он сразу сникает — нечего дать. Он не понимает или не хочет понять, что ему уже сорок лет и наивно говорить о каком-то литературном поприще. Если до сих пор не написал ничего стоящего, то мало надежды, что это вообще когда-либо удастся.

— Валя стала членом СП.
— Что ж, одним писателем стало больше, — спокойно отреагировал я. И он тоже не стал возмущаться этим фактом, добавив:
— По одной книжке приняли.
— А тебе, откуда это известно?
— Тришкин сказал, недавно разговаривал с ним. Заставлял слушать свои стихи.

Я поразился, что после моего предупреждения о Тришкине, Лёня продолжает, как ни в чем, ни бывало, разговаривать с ним.

— Хорошо бы иметь демократичного руководителя. Но я не вижу, кто мог бы ее заменить.
— Её не сбросишь, у них своя мафия.
— Сбросить можно,  достаточно всем поставить подписи.
— Она может принять меры, перехватить.
— Ерунда. Было бы желание да кандидатура.
— А Сергей Дьячков?
— Ему ли до нас? Своих забот по горло. Между прочим, Валя говорила, что он умеет обаять женщин.  Про мужчин — не знаю.

Почти весь январь теплая погода, температура не уходит далеко от нуля, а 17 января была нулевой, снег таял на дорогах.

Федотов, наш начальник участка сказал мне:

— Вот тебе хорошая тема: мне нужны автодетали, а я не могу купить, хотя работаю на заводе, пошел к магазину, а там спекулянты предлагают закупить нужную мне деталь партией, а по одной не хотят торговать.

— Об этом много раз писалось, — ответил я.

Через несколько дней он подошел с новой темой.

— Вчера на участке вертелся представитель из Набережных Челнов, смотрел. Они собираются три месяца выпускать диски на ЧПУ — 20 тысяч. Каждый диск обойдется им в 17 рублей. У нас он — 2-70. За такие деньги я могу его позолотой покрыть, эмалью, и прибыль получить. Скажу Ваньке, он за месяц 20 тысяч сделает, а они на ЧПУ по 50 штук за смену три месяца ковырять. Министерство им заказ спустило, как нам ширпотреб. Мы же сделали двести штук швейных машинок и отказались. Невыгодно. Чтобы не было убыточно, машинка должна приносить три цены, а мы получали одну. Например, себестоимость сто рублей, мы продавали за двести, то есть получали стоимость лишь одной машинки, на которую можно выпустить лишь одну машинку.

Я пораженный молчал. Это говорил инженер ВАЗа. Какие же у него знания, если он способен говорить такую чушь? Я соображал, как же тактично убедить его об этом заблуждении, у меня же нет образования, и мои слова для него не авторитет,  и я сказал:

— Я прочитал, что в Японии рабочему выплачивают 12% стоимости автомобиля, но не понял: от продажной стоимости или от себестоимости?
— За границей счет всегда от продажной стоимости, — сказал он веско и уверенно.
— Хорошо. Тогда как же в ФРГ выплачивают рабочим 48%?
— Он замолчал, обдумывая. Через некоторое время сказал:
— Наверное, от себестоимости.

Это было ближе к его трактовке. Он, наверное, не читал очерки Горького об Америке, где писалось, на что способен капиталист при определенном проценте барыша. По Федотову получалось, что капиталисту при стопроцентной прибыли нужно закрывать предприятие, чтобы не разориться, тогда как и 5% уже приносят ощутимый доход.

В эти дни Харьковенко в отпуске и Пихтовникову приходится работать вместе со мной на точке. При его тщательности и опыте, он чаще меня выявляет брак и начинает выяснять, при этом начинает горячиться, в ответ, выслушивая резкости, и ещё больше воспламеняясь. За неделю он  написал две браковки на шесть барабанов, каждый стоимостью в пять рублей. Наладчики обругали его, и он написал докладную на имя своего начцеха и производственников.

В обед бригадное собрание. Линчук тщательно подготовился и потребовал убрать Пихтовникова, потому что он не дает им спокойно работать, мол, так спокойно было, когда его не было. Я заступился и сказал:

— Почему вам было спокойно? Потому что мне приходилось терпеть, молча сносить от вас оскорбления.  Васильев сколько раз грозился убить меня. Но я тебя не боюсь, — припомнил всё, подколки Линчука.  На это они промолчали.  Я подколол: — Линчук сказал, что он всех контролеров ****. Ты что, гомосексуалист? Если это так, то надо скрывать свои дурные наклонности, а не хвастаться ими.  Пихтовников настоящий коммунист, добросовестно относится к работе, все бы так работали, давно бы коммунизм настал.

Я старался не обострять конфликт, потому что нам вместе работать не один день, да и меня они уважали, хотя и обижались, когда я начинал придираться, по их мнению.

Пихтовникову понравились мои слова в его защиту. Через какое-то время, когда я забыл об этом собрании, он, без всякого повода с моей стороны, глядя на меня, как-то задумчиво сказал:

— Нет, тебя я не смогу ударить.

Я смотрел на него и не мог понять, почему это он сказал? Много позже, сопоставив со своей речью в его защиту, он давно не слышал таких слов в свой адрес, и решил, что не будет меня бить, как других. Он по натуре драчун. В раздевалке подрался с соседом по шкафчику, тот не слишком уважительно отозвался о нем. И, вероятно, впервые получил достойный отпор, парень был моложе и сильнее. Пришлось ему переходить с седьмой вставки к нам на шестую. Я изредка невольно вспоминал эту его фразу, что он не станет меня бить, и смеялся в душе: надо же, обезопасил себя от драки.

В соседней бригаде, где работает Лада, девчонки восстали против Ериной, полтора часа доказывали Осташову, что не могут работать с ней, плакали, губы дрожали, и не смогли привести убедительных доказательств вины бригадира, у которой талант унижать человека, подчиненного ей, или хотя бы в чем-то зависящему от нее.  А это мало кому нравится. Поэтому,  не нашлось ни одного человека во всем БТК, который бы заступился за нее, даже Муза, которая ходила у нее в «шестерках», переметнулась на сторону бригады.
Осташов сказал:

— Не вижу необходимости смещать старшего контролера, а уволить не имею права, не за что. Поэтому считаю, что конфликт на этом исчерпан, девочки выговорились,  на душе полегчало, и пусть теперь работают.

Ерина же заявила, что она будет писать распоряжения. Из-за нее Лена Бычкова перевелась в другой БТК. Жизнь идет, без тревог и волнений невозможно.

Лёня подсказал, что "Бесы" есть в прессовом производстве, и то, что ранее было невозможным, решилось в считанные дни. На следующий же день, как я сказал библиотекарям, я уже держал книгу, и начал читать,  недоумевая, где здесь страшные слова для советской власти? Может быть, дальше, пока лишь прочитал четверть? Временами, при чтении, возникала мысль, как неинтересны эти люди, не хочется о них читать, и страсти их мелки, и всё так далеко от сегодняшнего, лишь иногда чтение захватывает. Достоевский тяжел для чтения, нужно заставлять себя.

В США 60% от бюджета уходит на зарплату, у нас же 35%. И больше нельзя,  потому что у нас деньги не подкреплены товарами, то есть мы съедаем больше, чем производим. Может быть, наше правительство больше тратит на помощь другим государствам, обделяя свой народ? Трудно представить, что мы не можем прокормить себя. 

Если такое происходит, значит, это говорит о нежизнеспособности всей системы, она просто не имеет право на существование. Но это никак не доходит до нашего правительства. Кажется, всем должно быть ясно, что при таком нищем существовании народа надо не повышать цены, а снижать себестоимость и избавляться от бесхозяйственности,  но нет, продолжают дискутировать, и предлагают свои   меры. Упрямо продолжают держаться за груз, тянущий на дно, потому что им этот груз дает власть, а без него они превратятся в изгоев.

В "Московских новостях" Рой Медведев написал, что за годы сталинизма было репрессировано 30 миллионов. На Западе утверждают, что эта цифра занижена в два раза, и половина из них погибла. В лагерях находилось одновременно 5-15 миллионов, смертность составляла 10-30%. Одних крестьян 15 миллионов репрессировано. Стыдно за свой народ, что позволили такое вытворять кучке мерзавцев, борющихся за личную власть, И просвета не видно, сколько ещё горя предстоит нашей стране.

Ник. Ник. Крючков  — сын народного киноартиста, его мать вышла замуж за М. Ульянова, просит выпустить из Союза, и в 76 году помещен в психбольницу, где подвергался пыткам. До сих пор не выпускают.

На Западе уровень бедности равен нашему среднему уровню. Гена рассказывает, что у них на вахтовке некто купил японский видеомагнитофон и показывает порнуху своим товарищам по-дешевке, за 3 рубля. Другой делец берет по пять за черно-белое. В один заезд выручает четыреста рублей. Показывает с предосторожностями. Хотели было отправить их отряд в Ирак, но послали украинских. Через год им все равно придется заканчивать работы на этом месте и перебраться на Ямал.

И каждый раз Гена сетует, что надоело летать и жить в общежитии среди грубых мужиков. Но в последний раз получил 650 рублей чистыми, и это перевешивает. Каждый раз, когда они встречается с нами, то есть он и Нина, то ли приходят или мы к ним, он начинает ей выговаривать, что она не отпускает его, не разрешает уходить с Севера, мол, привыкла к большим деньгам и не понимает, что ему это осточертело. Нине не нравится выслушивать такое, но и возражать она не может, иначе он может поймать ее на слове: значит, ты тоже хочешь, чтобы я перестал летать? А что же я тогда летаю, если наши желания совпадает?
Этот его мелкий шантаж меня коробит, и я стараюсь перевести разговор в другую плоскость. Это удается без труда.

Фирма Мак Дональдс, с бешеным успехом торгующая в Москве, вынуждена уехать в Финляндию из-за нашей неорганизованности, которая введена в систему, а для них такие условия дики, и они говорят, что им мешает нормально торговать наша мафия. На самом деле — это просто наша безалаберность. Москвичам придется обойтись без пиццы, или самим научиться ее выпекать.

23 января в Таджикистане сильное землетрясение.

"Бесы" — должна быть настольной книгой настоящего и будущего революционера, после чтений которой, человек, если он честен, забудет о претворении революции в жизнь, потому что в результате верх берут проходимцы и пройдохи. Честный человек не может удержаться наверху власти без применения интриг и насилия.

— Что же, по-твоему, не надо было делать революцию? – спросил Лёня. — Терпеть Николая и Распутина?

— Не надо было делать Октябрьскую. Революция после революции — это уже контрреволюция. Дело уже было сделано. Царь сброшен,  режим уничтожен. Зачем же истреблять свой народ? Никто из нас сейчас не в силах представить, какой ужас, сколько горя и бед принесла эта революция. Если это представить, то можно сойти с ума. Страна потеряла сотни миллионов жизней, безжалостно растоптанных во имя призрачной идеи. Вот уж, действительно, отняли веру в бога, а взамен подсунули веру в коммунизм, никого не спрашивая, хочет ли он жить в таком обществе, в их представлении сильно смахивающей на пресловутый рай: все сыты и никаких проблем, живи и радуйся. "Мы заставим человека быть счастливым!" — кричали они в 20-х годах, потеряв способность мыслить от крови и бесчинств, творящихся вокруг. Нужно ли такое общество, построенное на костях предков? Поэтому мы и продолжаем расплачиваться своим нищенским и бескультурным образом жизни.

Наконец-то взялись критиковать Брежнева. То были мелкие прорывы намеков, критика застоя, но только не главы партии.

25 января — Татьянин день. Радиостанция "Маяк" передала: «Если товары, приобретаемые американцем, принять за 100%, то советский человек может купить лишь на 34%, а товаров длительного пользования на 20%, и это при том, что наши товары гораздо худшего качества».

Снова во сне взбираюсь по крутой, почти отвесной горе и вижу, как вдали срываются в пропасть люди. Мне не страшно, но тоже опасаюсь сорваться. Вот ещё один сорвался, но на полпути падение затормозилось. Ясно, он спускается на страховке, но упавшие продолжает лежать. Взбираюсь с грузом на пароход  по узким проходам. Голые парни занимаются на тренажерах с отягощением. Обхожу их.

В газете "Труд" новая версия Христа — был йогом в Индии, научился чудесам. Оторопь берет, когда ученые мужи заявляют по телевизору и в печати о своей вере, подразумевая религиозную, мол, безверие и привело нас к плачевному результату. Мракобесие какое-то. Не могу понять, оправдать, представить, что умный человек может всерьёз рассуждать о вере в бога. Значат, лжет. С какой целью? Показать себя лучше, чем он есть. Подразумевается, что верующий не способен совершить подлость. Иначе такое понять невозможно.

Худяков рассказал о вакуумной бомбе, примененной нашими в Семипалатинске против китайцев, которые втянулись в ущелье, создав идеальные условия для применения такой бомбы: сначала пускается снаряд, распыляющий аэрозоль определенного состава, второй снаряд поджигает эту аэрозоль. Выжигается весь воздух, создавая вакуум, в котором все живые организмы, как бы взрываются.  Мы первые придумали такую бомбу. После нас американцы, а потом уже и Израиль.

26 января в первую смену на главном конвейере русский сделал вьетнамцу замечание по работе, а тот в ответ плюнул в лицо, и на последующий после этого удар, гайковертом пробил живот. Русского увезли на скорой.
Пожалуй, добром такое состояние не кончится. И это всё при попустительстве властей и милиции. Вьетнамцы скупают всё, что можно купить, а потом втридорога перепродают. Бутылка пива у них стоит полтора рубля. И  покупают! Что значит, у нас неразвита коммерция, любая торговля приносит доход, у нас колоссально неудовлетворенный спрос, а предложения совсем нет.

Летом видел вьетнамцев, несущих переполнение сетки с бутылками пива настолько, что некоторые бутылки вываливались на тротуар, они останавливались, поправляли, всовывали туда, куда казалось, невозможно всунуть, и снова несли свои неподъемные сетки. Я ещё пожалел их, подумал: какие любители пива, взяли бы вдвое меньше бутылок, и то, трудно было бы нести, а они вон сколько.

Вполне возможно, что их недоброжелательное отношение возникло на негативной нашей почве, они озлобились и тоже начали так же поступать. Нельзя, не зная всего, осуждать всю нацию, как сейчас делают многие из нас. Они видят, что вьетнамцы спекулянты, другой, позитивной информации к ним не поступает.
Читая и видя всё негативное, народ становится всё более апатичным.  Не пробить бюрократа. Кому-то всё это на руку, милиция всё знает, но и ей это всё на руку, самим хочется погреть руки.

Приняли к нам на работу 18-летнего юношу инвалида 3-й группы, с месячным испытательным сроком, левая рука не действует. Жаль смотреть на него, как он работает. Никонов сказал, чтобы Коблову не помогали работать, чтобы он почувствовал настоящую работу и сам принял решение, сможет ли он и дальше работать, не надеясь на чужую помощи и снисхождение. И это справедливо, но все равно, так и тянет помочь ему, и помогаешь.

А вдруг ему гордость не позволит признаться, что ему трудно работать, будет терпеть, и ради чего? Ведь у нас есть работы полегче, где и ему хватило бы места, зачем пробовать на излом? Но никто, кроме него, не знает, где порог его прочности, решать ему самому. Я предупредил, чтобы он спрашивал побольше, но он почти ничего не спрашивает, то ли стесняется, то ли равнодушен к работе, дальнейшее покажет.

Оказывается, мы собирали по три рубля на свадьбу Наташи Лезгиевой. Вот уж никогда не думал, что она выйдет замуж:  ей 25 лет, а выглядят намного старше, толстая, ярко накрашенная, пока ещё сохранились миловидные черты лица. Рядом с ней старшая сестра, тоже такая же толстая, но не крашенная. Про них говорят, что они обе любят выпить, а Наташа ещё и курит, и обе легкого поведения.

Пихтовник хвастался, что они его приглашали к себе, но он отказался. И вот недавно она поехала куда-то на курорт, познакомилась и полюбилась, вот уж действительно, под лежачий камень вода не течет, надо двигаться, искать. На собранные деньги она пожелала, чтобы ей купили хрустальную вазу. Купили и вручили перед началом смены, пожелав ей счастливой семейной жизни. Может и будет. Только страдавший, знает цену счастью.

30 января. Утром +2. 2 февраля -11.   3 февраля. -5    4 февраля +4. Такой зимы не помню. Неужели сказывается парниковый эффект?

Коротич попросил членов ЦК разрешения опубликовать о них какие-нибудь сведения. Не разрешили, мол, после 26 марта, посмотрим.
Горбачев получает в месяц 1500 рублей, и ещё кое-что. За свою книгу, переведенную за границей,  получил 600 тысяч долларов, которые пожертвовал в партийную кассу.  Военные руководители получают две тысячи рублей.

Ельцин принимал у себя членов общества "Память".

Бондарев сказал:
"Писатель должен быть душеприказчиком народа".

Такое можно сказать в полном маразме. Душеприказчиком становятся после смерти. В порядочном обществе за такое бьют канделябром по роже. Зря говорят, что у перестройки нет альтернативы.  Она есть — это диктатура.

В эти дни выводятся последние войска из Афганистана,  а в Кабуле отчаянное положение — блокада в двухмиллионном городе городе. Наджибула продолжает уверять, что правительственные войска в силах контролировать положение,  но народ в это не верит:  если за десять лет с чужой помощью ничего не могли сделать, то как это можно сделать без помощи?

Мы стоим в начале пути к открытому, демократическом обществу. Многие  боятся, что на выборах прокатят Горбачева и к власти придет новый Брежнев, в лучшем случае, а может и Сталин. И снова народ будет терпеливо сносить оскорбления, потому что у нас недовольных уничтожают.

Почему наша молодежь проникается симпатией к фашизму? Не потому ли, что мало знает о нем? Знает лишь поверхностное: о сильной личности, чистоте избранной нации.  И ничего не знают о геноциде. Почему считается необходимым сохранение жизни дебилам, увечным, и в то же время, не моргнув, уничтожают умных,  здоровых,  не забывая рассуждать о высокой гуманности и нравственности? Когда мы поймем, что человечество должно прогрессировать, а не вырождаться? Но, похоже, до этого далеко.

Недавно какой-то доморощенный португальский эконом сделал открытие, мол, чтобы сделать экономику страны процветающей, надо легализовать теневую экономику и получать с нее налог, который до этого оставался в частных руках.  Довольно непривычное заявление. Все страны борются с преступностью, а этот предлагает не считать это преступление. Мол, обычная работа. Открыто торговать наркотиками, женским телом. Настолько необычно, что трудно согласиться. Воспитание не позволяет, нас приучили, что это безнравственно, хотя учителя этим занимались. Для них законы не писаны.  Может быть, и в самом деле, разрешить?

Тененбаум тоже пришел к такому же выводу.  А я спросил:

— И проституцию легализовать?

Он замялся, этого ему не хотелось.

— А в их руках огромные суммы инвалюты, — смеялся я. – Надо разрешить.

5 февраля принес ему его журнал "Нева". Наташа была не в настроении, отчитывала его, что за два месяца он не смог отладить кульман, купленный в некондиции по-дешевке за 30 рублей. Новый стоит 300 рублей. А этот неукомплектован.  Нечем.  Вот она и сердилась, мол, ей нужно чертить штамп, за чертеж получит 85 рублей, а он пальцем не пошевельнет.

— Зачем ей эти деньги? Ну, не будет у меня лишних брюк. Я согласен.  Лучше бы детьми занялась. Кульман чехословацкий,  а головка германская, ушки на полтора сантиметра длиннее, нужны винты, а их нет нигде, все магазины оббегал. Ты представляешь, вот таких винтов и нет, пришлось вытачивать, выносить с завода. Всё сделал, а она недовольна.

Наташа подошла к кульману и снова стала выговаривать ему, что надо сделать лучше, так чертить невозможно.

— Вот сюда намотай изоленту, и будет нормально, — говорил Леня.
— Ничего не будет. Сделай, как положено.
— Вот посмотри. Видишь? — 0н оттягивал рейки от кульмана.
— Нет. Ты сделай, чтобы я могла работать, так нельзя.
И это пререкание продолжалось долго, раздраженным криком, меня не стеснялись. Я листал книгу об открытии Америки. Потом Наташа ушла в магазин, а я сказал:
— Ну, сделал бы сам,  намотал бы на это колесо.
— А почему я? Ей нужно — пусть сама мотает.
— Но ты же мужчина. Уступи ей.
Но он не понимал. Доказывал, что и так чертить можно, жена привередничает.
— Если можно, покажи примером,  начерти, чтобы она убедилась. Надо уступать друг другу.

— Почему женщины такие? На всё пойдут, лишь бы на своем настоять.  Однажды до развода дошло. И я сделал, что она хотела. Так она сразу переменилась, в одно мгновение, ласковой стала. Я спросил: как ты так можешь? А как же тебя иначе заставить? Они запрограммированы, как робот, пока не добьются своего,  в сторону не свернут. В дверях станут с тещей и в два голоса: Надо сделать кульман. Да, было бы хорошо, кульман нужен. Нужен кульман,  нужен.  Да,  он необходим.  Хорошо бы сделать кульман. И так без конца на все лады. Нет, чтобы сказать по-человечески, неужели я не пойму? А они вот таким манером по часу друг с другом разговаривают, меня не замечая.

Но я его не поддержал, то ли убедил, что нужно быть терпимей, когда Наташа вернулась и снова подошла к кульману, показывая, что так работать нельзя, он уже спокойней говорил, что работать можно, если прижимать линейки рукой, всё же лучше, чем чертить на столе.

Я встал и оделся. Меня не удерживали, шли к кому-то на вечер.  На следующий день он пришел ко мне. Недолго посидел,  но когда вышли в подъезд к лифту, то зашел разговор на больную для него тему,  о притеснениях евреев, он повторялся, говорил то же, что и в прошлый раз: 

— У всех наций есть место на земле, а у нас нет. Куда мне деваться? — вопрошал он.
— Кто тебя гонит?! — удивлялся я. — У тебя прекрасная работа, должность, квартира. Всё есть. Ну, может быть, жена не такая молодая,  как хочется.  Что тебе ещё надо?
— Нет, ты не понимаешь,  нас притесняют,  заставляют уезжать. Ты ничего не знаешь.
— Не идет ли это у тебя от мнительности? Есть такие люди, кто-то в стороне пошепчется, а им кажется, что говорят о них. Я не говорю, что ты болен шизофренией,  но эти симптомы очень похожи на маниакальное преследование.  Я читаю не меньше твоего и не вижу, чтобы где-то писали о евреях,  притесняли их.
—Ты не знаешь того, что я знаю.

— Хорошо. Согласен.  Пусть даже так,  как ты говоришь. Но и в этом случае, какой смысл травить себя, ведь ты не можешь изменить положение, и даже пальцем не пошевельнешь, чтобы его хоть немного улучшить. Вспомни выборы Каданникова, ты не встал и не сказал: Зачем нам этот баран, давайте выберем достойного. Ты промолчал, потому что так тебе спокойнее,  зачем же ты тогда зря языком болтаешь?

Он согласился со мной, что, да,  болтает зря,  и стал прощаться. Мы не понимали друг друга. Ему хотелось с кем-то излить душу. А я считал, что надо болтать лишь тогда, когда можешь что-то сделать,  а если не можешь, то лучше молчи в тряпочку,  не сотрясай попусту воздух.  Не люблю болтунов, которые хотят казаться лучше, чем они есть. Если ты трус, то имей мужество признать это.

Продолжение следует: http://proza.ru/2012/08/03/558