Постфестивальный синдром. Как это было в 2011

ОМФК 2011, или Фестивалим, часть I

День первый. 16.07.2011, или поговорите кто-то с Малковичем!

Я думала-думала и придумала: я иду на гонконгское кино, а потом остаюсь на «Бес Пор No». И не только потому, что они шли подряд в одном и том же зале, просто потому, что стало интересно, что же такое там они сняли. А про Дуню Смирнову я знала, что там все умно снято, поэтому спокойно ее «Два дня» не смотрела. Оставила на потом.
Оказалось, русское кино мы ценим больше азиатского. И это приятно, даже не смотря на то, что такое, или почти такое русское кино нам давным-давно сняла Гай-Германика. У подростков все плохо: обшарпанная школа, нервная училка, беспорядочный секс и «Я не пошел в армию. Потому что умер. Умер и не пошел – это лучше, чем пошел и умер…» (Надо отдать Германике должное, она оставила шанс главному герою: «Все умрут, а я останусь», в данном же случае, умерли все, даже «я») В кино порадовало одно, что все элементарно, даже без скрипки Холмса: снимать порнографию и подкупать милицию – это плохо. Очень плохо. За это ты не пойдешь в армию, потому что умрешь. И не просто умрешь, а как у Гоголя: «Я тебя породил – я тебя и убью!» Что я имела в виду последним, читайте у классика и смотрите сами. Главное, как человек, который уже пять лет учит подростков, могу сказать: им посмотреть будет интересно и поучительно.
Фильму я поставила твердую «четверку»: не думайте, я так иронична не потому, что мне не понравилось. Всякое показанное первым кино принимает на себя основной удар: удар недоверия. Нам кажется, что все, что после может быть лучше, а эмоции я уже на это потрачу, не хватит до следующей субботы, не хватит…
Но на «Любовь в затяжку» я эмоций не пожалела и от души надорвала «пятерку». Красиво, по-азиатски точено и изящно и хэппи-энд. А хэппи-энда хотелось с самого открытия, то есть – как раз до утра! Что делать? Смотреть и любоваться. Любоваться на красивых актеров и на то, как красиво, хоть и вредно для здоровья, они курят и ухаживают.
А вот Малкович… Малкович удивил. Удивил тем, что ему хотелось, чтобы с ним хоть кто-нибудь поговорил, а все фотографировались и задавали глупые вопросы. Да, я такая вредная! Вопросы были действительно глупыми по большей части. Но и на них он сказал ровно столько, чтобы я четко поняла для себя, в раздирающем меня сейчас сомнении, что мне делать и куда идти. Нет, кино смотреть – однозначно! А дальше… А дальше – отрабатывать все то, что я должна своему таланту.
Фраза дня: «Мне очень повезло: я родился в Америке после войны, и у меня белая кожа». (Молодец, сказала моя мама, мы с ним одинаково мыслим!)


День второй, 17.07.2001, Или как я продолжала упражняться в прекрасном

Я глупая! Окинув утром взглядом целую полку босоножек на каблуках, я запаниковала: лето заканчивается, а я их не сносила! И приковыляла с растертыми ногами и мешком пластырей как раз к 9.45, когда «Пять невест» уже начинались. Нельзя, расстроилась я. В правилах написано, что за пять минут до начала пускать уже не будут. Ну не могу же я ныть, что стерла ноги? (Оказалось, что пускали, оказалось, что правила написаны для таких, как я?) И я пошла на Tomboy, на него у меня еще десять минут запаса было. На него мне не хотелось. Я почитала аннотацию, в которых (увы, и с этим все согласны) Артхаус трафик не силен, и выбрала комедию с гарантированным хэппи-эндом. Мои босоножки решили по-другому. Они решили, что французский арт-хаус – их тема. Ну, вспомнила я Карнеги, раз жизнь дала мне лимон – пьем лимонад! Лимонад оказался вкусным. Ради кудрявой шестилетней актрисы, которая играла младшую сестру главной героини, стоило не попасть на «Невест». Ребенок, очаровательно взмахивающий длиннющими ресницами, переиграл всех! Невольно вспомнился безупречный кастинг советских времен: тогда все дети на экране играли, как жили. Вот и эта бесподобная француженка играла так, что я мигом вспомнила французский и захотела такую же дочку, чтобы была с длинными кудряшками, ресничками и отчаянно картавила: «C’est quoi qu’est-ce que tu fait?» (И что это ты там делаешь?) Четыре балла из пяти Мелонн Левана честно принесла в копилку своей команды, и со мной были согласны все, кто с хохотом ей аплодировал.
«Упражнения в прекрасном»? Ждите ноября и завидуйте нам! Больше всего мне понравились титры! Титрами они меня приковали к креслу и с первых же секунд были обречены на успех! Это один из лучших российских фильмов, которые я видела за последнее время.
Если вы все еще завидуете актерам и имеете в голове крамольное: «Хорошо им, они известные актеры!» - выбросьте из головы все эти глупости. «Мы хотели показать не трудности актерской профессии, а правду, жизнь, как она есть. Сейчас в России снимают не правду – сказку. А об актерах мы писали пьесу не ради пьесы об актерах, а просто потому, что в этом мы отлично разбираемся. Правдивое кино – это когда после фильма хочется повеситься. Вот «Все умрут, а я останусь» - честный. Но хочется после него повеситься. Кино еще должно показывать, что выход есть, есть надежда. В этом фильме я не сумел надежду дать. В следующем сценарии я обязательно это сделаю» - говорил во время пресс-конференции Виктор Шамиров, написавший сначала пьесу для театра, а потом снявший по ней фильм. (Не ждите от меня точных цитат, к сожалению, когда выходишь после пресс-конференции, остается идея, а слова, в которые она была одета и обута, рассыпаются.) А еще нам, присутствующим на прессухе (так на журналистском жаргоне называют пресс-конференции), повезло услышать «Заповіт» Шевченко, от первой и до последней строчки, в исполнении Гоши Куценко, который был весел, остроумен, сыпал шутками и отбивал молоденькую актрису Ксению Радченко, сыгравшую главную женскую роль, от вопросов журналистов.
Ну вот, глянула я на часы после пресс-конференции, я «отбыла» привычные пять часов в кинотеатре Родина, времени остается ровнехонько на выбросить босоножки и что-нибудь съесть. В 17.00 мастер-класс Александра Митты.
Мастер-класс Александра Митты начался с отчаянной давки в холле кинотеатра. К пяти часам, на которые был заявлен мастер-класс, туда как раз стеклись все те, кто намеревался хотя бы стоя послушать великого режиссера. Впустили всех, уже квелых от духоты, в 17.20. Митта удивленно развел руками: «Я-то думал, меня тут ждут человек двадцать-тридцать, потому и задержался, давая интервью. Если бы я знал, что вас столько, я бы, честное слово, не опоздал!» Четыреста слушателей дружно ему аплодировали.
«Писать сценарии должны не режиссеры! Поверьте, они делают это от безысходности. Профессия сценариста по-прежнему актуальна. Режиссер должен лишь работать с уже готовым сценарием».
«Вы должны поставить героя в драматическую ситуацию, создав проблему. Драматическая ситуация – это ситуация, которая оказывается сильнее, нежели личные качества героя, и герой не может ее преодолеть».
«Почему бывает так: вы смотрите кино двадцать минут, почти засыпаете, а вдруг ловите себя на мысли, что не можете оторваться? Потому что вас заставили сопереживать герою и ему симпатизировать. Как сценарист вы этого должны добиться: симпатии и сопереживания. А сопереживать зритель будет только тому герою, с которым он себя персонализирует. Пусть ваш герой отстаивает те же идеалы, которые отстаивает в обычной жизни человек. Пусть ваш герой найдет те выходы, которые обычный человек не нашел».
«Антагонист – то есть зло, противостоящее герою, должно быть сильным, мощным и непобедимым. Тогда вы заставите зрителя с интересом дожидаться развязки. Пусть в развязке добро не побеждает зло, главное, чтобы очевидной и непобедимой оставалась идея».
«Кино с открытым концом, которое так любят фестивальные режиссеры, не очень любит зритель. Зритель любит завершенность, а не открытый конец. Зритель хочет решения проблемы».
«90 % сценариев – плохие». Ох, обнадежили! Может, ничего я своему таланту и не должна? Может, и нет его у меня?


День третий, 18.07.2011, Или недоверие к уткам – это уже странно

С утра я получила еще два лимона на лимонад: вся работа, которую я запланировала, «накрылась медным тазом», и я, позлившись для порядка, с чистой совестью ушла смотреть «Гавр», на который вчера не попала потому, что силы просто кончились, как хлеб в булочной: взяли и кончились.
Начался показ с неприятного: мы все, у кого были аккредитационные бейджи «пресса» и «летняя киношкола», прочли правила пресс-показов неправильно. В правилах значилось, что пресс-показ – показ закрытый, исключительно для прессы, которая посмотрит кино и потом пойдет пытать съемочные группы на пресс-конференциях, ну, и для студентов летней киношколы. Оказалось, правила кинопоказа не работают. Или их перепечатали, а всем не сообщили. В результате очень громко и нервно задний ряд и распорядитель в зале переругались. В конце концов, кто-то робко предложил: «А, может, мы все-таки кино посмотрим, а?»
Посмотрели. Я плакала. И не одна я. Какой-то мужчина средних лет сидящий прямо передо мной тоже украдкой поднимал очки и что-то под ними вытирал. Было не жарко, значит, и его растрогали до слез…
Я не могу сказать, что это был арт-хаус, как нас пугали. Это было привычное и трогательное французское кино о том, как хорошо быть добрым и сострадательным. Как хорошо помогать тем, кто нуждается, даже если теоретически ты не в силах помочь сам себе. Неудачник Марсель, который чистит обувь на вокзале, любит свою жену и зарабатывает очень мало: у него астрономические долги во всех окрестных лавках, а жена попадает в больницу. У нее рак, надежды почти нет, но она ему об этом не говорит.
Однажды портовый сторож понимает, что в одном из контейнеров есть люди. Контейнер вскрывают и обнаруживают беженцев из Алжира. Идрисса, вежливый чернокожий подросток, убегает. Его ищет полиция, но пареньку нельзя обратно в Алжир, в Лондоне его ждет мать. Марсель обнаруживает Идриссу и делится с ним всем, что у него есть, а есть у него немного. Собрав немалые деньги, Марсель умудряется отправить Идриссу в Лондон «контрабандой», растрогав полицейского-мизантропа и всех окрестных лавочников. За это его жена, которая искренне верила, что “On n’y a pas des miracles dans mon cartier!” ( На моей улице чудес не бывает), выздоравливает и готовит ему ужин.
Да, все незатейливо и больше похоже на сказку. Это не архиправдивое кино, после которого хочется повеситься, это кино, после которого хочется жить. Не знаю, как вам, а мне все же более симпатичен этот вариант.
Потом я рискнула мастер-классом с Наной Джорджадзе и отправилась послушать еще французский. Я переместилась из красного кинозала в синий и с удовольствием посмотрела «Имена любви». С любовью переводчики слукавили, фильм называется «Имена людей» (Les noms des gens), и вокруг этих самых имен много чего крутится: у нее самое редкое во Франции имя, у него – самое распространенное. Надо сказать, кино очаровательное. Со сложными и малопонятными русскоязычным людям отношениями между полами, но во французском кино о любви всегда так: у них все сложно, и только ради этого мы сидим прикованные к креслу. Что бы понять, на чем это они умудрились на полтора-два часа зациклиться? Выдержали, честно скажу, не все. Но фильм весьма забавный и занимательный: «Понимаешь, с тобой все по-другому. Я сплю с тобой, потому что ты мне нравишься. Хотя обычно я сплю с «правыми». Я их так перевоспитываю». Это девушка говорит парню. Он растроган. Она перевоспитывает «правых» в постели, он отлавливает мертвых уток и ищет птичий грипп. Фраза фильма: «Недоверие к уткам – это уже странно!» Конец фильма: хэппи-энд. Они женятся и рожают ребенка по имени Чанг. Мило.